Селия хотела было закрыть атлас и положить его на полку, но в последний момент передумала и раскрыла его на середине.
   Посередине в толще страниц было вырезано отверстие, в котором лежал ключ.
   Девушка оторопело захлопала ресницами. Должно быть, она видела ключ, но забыла. Да, это вполне возможно.
   Ключ как ключ – черный, с виньеткой в виде листика клевера.
   Селия перевела взгляд на сиденье у подоконника. А что, если попробовать?
   Подушки снялись легко, но потом пришлось порядком потрудиться, чтобы снять деревянное основание, которое сидело плотно и не имело никаких зацепок. В конце концов подалось и оно.
   Чешуйки белой краски посыпались из-под ее пальцев. Она боялась заглянуть внутрь – вдруг там ничего нет? Ей стало страшно.
   Мысленно прочитав молитву, Селия приподняла доску. Под ней в углублении, о существовании которого она и не подозревала, считая основание цельным куском дерева, лежала шкатулка.
   Ничего особенного. Вроде тех коробочек, в которых хранят все самое ценное на случай пожара. Она была сделана из металла, с крышкой в виде купола, но без орнамента и резьбы. Шкатулка, конечно же, была закрыта на замок.
   Селия взяла ключ, и он с легкостью вошел в замочную скважину. Щелчок – и шкатулка открылась.
   В ней оказались какие-то бумаги, плотно уложенные в пачки. Взяв шкатулку, она уселась в кресло за столом и положила ее к себе на колени.
   Самый верхний лист бумаги был исписан знакомым почерком дяди Джеймса.
   «Дорогая моя!
   Коль скоро ты читаешь это письмо, я уже покинул этот грешный мир. Не горюй обо мне – я прожил долгую и счастливую жизнь. И самое дорогое мое воспоминание – ты, моя любимая племянница.
   Но довольно сентиментальных излияний. Здесь лежит то, что твои родители сохранили для тебя на случай своей кончины. Естественно, я открыл эту шкатулку только после того, как до нас дошли вести об их трагической гибели. Но ты должна знать, что они очень любили тебя и продолжали заботиться о тебе и после смерти. Ты можешь спросить меня, почему я никогда раньше тебе об этом не рассказывал и не показывал твое законное наследство и, если хочешь, приданое. На это имелись три причины. Во-первых, твоя тетушка, моя ненаглядная Пруденс. Хотя я люблю ее всем сердцем, я не слепой и прекрасно вижу ее недостатки, главный из которых – тщеславие. Она бы наверняка посчитала твое наследство своей собственностью, поскольку мои доходы ее не устраивали. Поэтому я и скрыл эти деньги от нее, от тебя и от всех остальных.
   Вторая причина для тебя теперь, к сожалению, очевидна. Я по уши в долгах. Я надеюсь поправить положение, прежде чем перейду в мир иной, но может случиться так, что мне это не удастся. Это твое наследство, Селия, а не мое. И я прошу тебя не использовать его на выплату моих долгов. Поскольку я теперь в могиле, ты должна слушаться меня, мисси. Это моя последняя просьба, так будь добра, исполни ее!
   Третья причина представляется мне гораздо менее очевидной, но не менее важной. У меня сложилось впечатление, что ты не собираешься в скором времени замуж, если собираешься вообще. Я с пониманием отношусь к твоему решению. Твое приданое (во всяком случае, то, что осталось бы от него, если бы о нем прознала наша обожаемая Пруденс) сделало бы невозможным твое одиночество (мне не нравится выражение «старая дева»). Джентльмены с намерениями честными и не очень толпились бы у твоих дверей денно и нощно, и мысль об этом способна отравить мне существование даже на том свете.
   И последнее. Я не осуждаю тебя за то, что ты не торопишься замуж. Но союз с достойным человеком, дорогая моя, способен подарить нам рай на земле. Если ты встретишь свою любовь, Селия, береги ее – это слишком ценный дар, чтобы им можно было пренебречь. Не упусти свою любовь, моя Селия.
   Я слышу, тетушка зовет всех пить чай, а Патрик пошел на свое тайное собрание. Бедняга не знает, что я в курсе всех его проделок. Я настороже! Спокойной ночи, моя мисси. Ты заслужила счастье, и я надеюсь – и твои родители надеются, – что ты найдешь его и будешь беречь как зеницу ока».
   Селия долго сидела неподвижно, глядя на письмо. Взгляд се выхватывал отдельные слова: «Наследство. Приданое».
   Она положила письмо на стол. Под письмом дяди оказалось другое, написанное незнакомой рукой.
   «Дорогая наша Селия!
   Мне жаль, что так вышло, ибо если ты читаешь это письмо, значит, мы с твоей мамой погибли. Прошу тебя, милое наше дитя, не сердись на нас за наше безрассудное путешествие. Нам очень хотелось вернуться к тебе, и если нам что-то помешало, в этом нет ничьей вины. На все воля Божья, и спорить с ней бесполезно. Ты вырастешь и станешь красавицей, Селия. Мы с мамой смотрим на тебя и гордимся тобой. Настанет день, и все мы воссоединимся в лучшем мире. А до тех пор пусть жизнь твоя будет долгой, радостной и счастливой, ибо ты всегда дарила нам свою любовь».
   Она никогда раньше не видела почерк отца.
   И снова она разглядывала письмо, каждую буковку. Это написал отец.
   К ее горлу подступил комок. Все эти годы Селия втайне считала, что родители не вернулись, потому что не хотели вернуться.
   Но сейчас, прочитав эту записку, она поняла, что все они любили ее – и мама, и папа, и дядя Джеймс. Ее детство вовсе не было лишено любви – напротив, она буквально купалась во всеобщем обожании. Родители любили ее, дядя Джеймс в ней души не чаял. Ну и тетя Пруденс тоже ее любила – по-своему, конечно.
   Селия невольно улыбнулась. Тетя Пруденс всегда останется тетей Пруденс, взбалмошной и слегка тщеславной.
   Она вынула из шкатулки остальные бумаги, уже ничего особенного не ожидая. Теперь ей все равно – после того как она прочла эти письма и обрела веру в любовь своих близких, деньги не имеют значения.
   Ну, почти не имеют.
   Под бумагами и рисунками, которые она сделала еще ребенком вместе с матерью (и она помнила каждый из этих рисунков), обнаружилась маленькая коробочка, обтянутая атласом. Она открыла ее, нажав маленькую золотую пуговку, и крышка откинулась. И Селия ахнула.
   Мамины бриллиантовые серьги! Да, она прекрасно помнит, как они сверкали, когда мама их надевала. Какое изящное исполнение: сверху большой бриллиант, а под ним – чуть поменьше. Но ведь все считали, что они остались в чемоданах, которые пропали после их гибели.
   Однако вот они – здесь. Селия нежно провела пальцем по гладкой прохладной поверхности бриллиантов, глядя, как играет солнечный луч, отражаясь от их граней.
   Мамины серьги. Царский подарок! Она вздохнула. Неожиданный и тем еще более прекрасный. Держа в одной руке коробочку с бриллиантами, она продолжала рыться в бумагах. Вот соболезнования от друзей и родственников. Все это свидетельства того, что ее родителей и саму Селию все любили.
   Дошла очередь и до другой шкатулки, продолговатой и обтянутой черным бархатом. Внутри оказались чеки Торгового банка на Уолл-стрит. Банк все еще на прежнем месте, и дела его идут прекрасно. Американская валюта – что может быть надежнее? Она небрежно перебирала их, теребя в руке серьги.
   И вдруг замерла, выдохнув:
   – Не может быть!
   Должно быть, она ошиблась в счете. Да, конечно, ошиблась.
   Селия снова пересчитала сумму и чуть не выронила серьги.
   – Тридцать восемь тысяч пятьсот восемьдесят семь долларов?
   Она застыла, словно громом пораженная, и так сидела неподвижно, пока снизу из холла не послышался шум.
   Глубоко вздохнув, она вернула шкатулку на место, под сиденье у подоконника, поскольку ничего другого придумать не могла. Ключик сунула за корсаж платья – того самого, темно-коричневого, которое носила уже четвертый год.
   И сколько же платьев она сможет теперь накупить? Подумать страшно!
   Потребуется время, чтобы все это осмыслить. Брендан! «Береги любовь», – говорилось в письме. А ведь она любит его! Она знала это с первой минуты, как увидела его на пороге своего дома. Они муж и жена. Значит, еще есть надежда.
   Ей необходимо его увидеть. Прямо сейчас. Теперь она не зависит от него финансово, и эта мысль только подстегнула ее. Надо увидеть О'Нила как можно скорее.
   Она должна рассказать ему о предостережении Аманды. Может быть-, он ей поверит и полюбит. Взглянув на обручальное кольцо на пальце, Селия пылко его поцеловала.
   Все их размолвки и ссоры какие-то детские, теперь она это понимает. Но все изменится.
   Она точно знает, что шанс у них есть. Конечно, наладить отношения непросто, но...
   Внизу поднялась суматоха, голоса становились все громче и взволнованнее. Господи, да что там стряслось перед завтраком? Наверное, у Ханны подгорели тосты, а для тети Пруденс нет худшего оскорбления.
   Селию любили родители, а теперь будет любить Брендан.
   Нет, это просто безобразие! Что они там расшумелись? Она спустилась вниз, предварительно убедившись, что в кабинете ничто не напоминает о ее присутствии.
   Из гостиной доносились всхлипывания – плакала тетя Пруденс. Селия не слышала таких рыданий с тех пор, как умер дядя Джеймс.
   – Тетя Пру? – Она вошла в гостиную, и навстречу ей поднялся Гаррик. Его бледное лицо было перепачкано сажей, одежда порвана.
   Он взглянул ей в глаза и произнес:
   – У меня для вас ужасная новость.

Глава 16

   Селия не верила своим ушам.
   Гаррик Стивенс что-то говорил, но его слова казались ей какой-то жуткой нелепицей.
   Стивенс рассеянно проводил рукой по редеющим каштановым волосам.
   – Я собирался в контору на Уотер-стрит, чтобы просмотреть книги счетов. Хотел сделать Брендану сюрприз. Впервые за много дней решил серьезно взяться за работу. Я ведь запустил все дела и записи забросил. Почему так получилось, не знаю. Наверное, потому, что у меня всегда было неважно с арифметикой. Да, именно поэтому. Путаница, совершенная чепуха. В университете мне все давалось легко, но ведь там мы изучали теорию. Практика – совсем другое дело. И даже простейшие вычисления...
   – Господи, да что случилось? Вы сказали, что в конторе был пожар! – воскликнула Селия, срываясь на крик.
   Тетя Пруденс рыдала, опустив голову, и ее пухлые плечики тряслись.
   – Ах да, пожар. Когда я пришел туда, огонь уже вырывался из окон. Я пытался спасти его, миссис О'Нил. Я проник в дом, но все заволокло дымом. Боже мой, я так хотел спасти его! Аманда и Брендан – оба погибли в огне. Один за другим...
   Селия смотрела на Стивенса, слушала, но смысл его слов до нес не доходил. Эйлин и Патрик застыли у дверей, за ними – Джин ни, младшая сестра Патрика, и Ханна, прижав ладонь ко рту, стояла рядом, белая как мел.
   – Он погиб, Селия! – воскликнула тетя Пруденс, горько всхлипывая. – Это так? – спросила она Гаррика. Нет, не может быть!
   Он сказал, что Аманда и Брендан погибли в пламени пожара. Но ведь она бы непременно почувствовала, что с ним стряслась беда, разве нет? Они муж и жена, а это что-нибудь да значит. Их связывают невидимые узы. Он целовал ее, они были близки, как только могут быть близки человеческие существа. Она бы знала, что он мертв – сердце бы сказало об этом.
   И разве Аманда не предупредила бы ее о пожаре?
   Селия взглянула на тетю Пруденс, которая рыдала так, словно оплакивала собственную жизнь. Впрочем, для нее так оно и было. Брендан в ее глазах был защитой, символом достатка, живым воплощением безбедного будущего, поскольку богатый человек вряд ли допустит, чтобы единственная родственница жены голодала.
   Мысли вихрем кружились в голове. Нет, она бы обязательно догадалась, что Брендан попал в беду.
   Но ведь о смерти родителей она не знала. Извещение об их гибели явилось для нее неожиданным ударом, как и для остальных. И все эти годы она не могла прийти в себя. Не предчувствовала она и смерть дяди Джеймса, хотя он давно уже был болен.
   Аманда не предупреждала о пожаре. Подумав об этом, Селия похолодела.
   Нет, предупреждение было!
   Селии было сказано не оставлять Брендана одного, но этому совету она не смогла последовать. А видение Аманды в день свадьбы – искаженное ужасом лицо могло бы испугать кого угодно.
   И это тоже можно считать предупреждением.
   – Я пойду туда, – сказала Селия Гаррику, сбросив шаль и шагнув к вешалке с плащом и шляпкой.
   – Не стоит, – решительно заявил Стивенс. – Не терзайте себя – это ужасное зрелище.
   – Они что-нибудь нашли? А вдруг Брендан вообще там не был?
   – Когда я уходил, еще бушевал пожар, и никто не мог войти в офис. Прошу вас, миссис О'Нил, не ходите туда. Сейчас его, наверное, вытащили из-под обгоревших обломков и...
   – Я иду, сэр.
   Гаррик вышел за ней в холл, протянул руку, чтобы коснуться ее плеча.
   – Прошу вас, не надо. Позвольте это сделать мне и избавить вас от тяжелого испытания.
   – А вы были в меблированных комнатах на Кинг-стрит? – спросила Селия, завязывая ленточки старенькой шляпки, которую столько раз в течение многих лет надевала, не задумываясь. Сегодня же каждое движение давалось ей с трудом.
   – Да, конечно. Его там не было.
   – Что ему могло понадобиться в конторе в такой час? Странно.
   – Это я во всем виноват. Напутал со счетами, там теперь ничего понять невозможно. Ничего не помню – как я все это считал и когда... Он решил все это исправить, зная, что потребуется посидеть с конторскими книгами не один час.
   Трагическая гибель шурина, по-видимому, вовсе не шокировала Гаррика. Его больше тревожит плачевное состояние счетов в конторе «Торговые суда О'Нила». Какой смысл теперь говорить об этом? Ведь книги все равно сгорели дотла.
   Нет, здесь что-то не то.
   Селия твердо знала только одно, надо пойти в контору и все увидеть своими глазами.
   – Тогда я пойду с вами, миссис О'Нил, – заявил Гаррик.
   Девушка посмотрела на него в нерешительности – остекленевший взгляд, неестественная бледность, восковое лицо. С ним и в одной комнате находиться неуютно, не то что идти через весь город. Что-то неладное творится с человеком.
   А вдруг он убьет ее, как Аманду?
   – Благодарю вас, – холодно промолвила Селия. – Но я лучше пойду одна.
   – Хорошо. Тогда я останусь здесь – может потребоваться моя помощь. По дому, например.
   При мысли о Гаррике, который останется у нее дома, Селии стало совсем не по себе.
   – Сказать по правде, сэр, – промолвила она, постаравшись улыбнуться как можно более очаровательно, – я бы с удовольствием приняла ваше предложение.
   Похоже, он обрадовался. Да и вряд ли он нападет на нее среди бела дня, при том, что домашние знают, куда она отправилась и с кем.
   Тетя Пруденс, безутешная в своей скорби, уткнула лицо в платок, отделанный черным кружевом, – реликвия, оставшаяся у нее после похорон дяди Джеймса.
   Селия вдруг поняла, что не может оставаться больше в этом доме ни секунды – надо поскорее уйти, пока они не повесили на дверь траурный венок с черным бантом.
   На улице было пасмурно, туман навис над парком мягким облаком. Гаррик отправился за экипажем, а Селия безучастным взглядом скользила по железной ограде, окаймлявшей посыпанные гравием дорожки. В свое время здесь пытались устроить военный парад, забыв, что раньше площадь Вашингтона была пустырем, где хоронили бедняков и бродяг. А если и вспомнили, то не подумали, что будет, когда сотни солдат станут маршировать по могилам.
   В результате офицеры и солдаты в нарядной униформе провалились под землю – раздались крики ужаса, люди пытались выкарабкаться из ямы, меся грязь начищенными сапогами. Почему она вспомнила об этом случае именно сейчас?
   Гаррику никак не удавалось поймать экипаж. Странно, у Брендана это никогда не вызывало затруднений.
   Наконец из-за угла показался кеб, и Гаррик, рискуя попасть под колеса, бросился ему навстречу, размахивая руками.
   Он помог Селии сесть в экипаж, протянув ей худую, слабую руку.
   Неужели такой хилый, болезненный человек мог убить свою жену?
   Она устроилась у окна, а Гаррик сел с другой стороны. Впрочем, чтобы поджечь фитиль, большой силы не требуется.
   – Уотер-стрит, – полувопросительно промолвил он, обращаясь к кучеру, словно и сам не был уверен, точно ли это там.
   Кучер не слишком обрадовался, услышав адрес, – этот район пользовался дурной славой. Поколебавшись с минуту, он взмахнул хлыстом, и экипаж двинулся с места.
   Насколько решительнее ведет себя в подобных ситуациях Брендан! Ему невольно повинуются. Да и внутри экипажа теперь гораздо больше места – ведь с ней Гаррик, а не великан О'Нил.
   Селия улыбнулась, вспомнив, как прижималась к дверце, когда ехала с ним в первый раз. Но все ее попытки держаться от него подальше были бесполезны: его широкие плечи, жар его тела – куда от этого деться?
   Стивенс нервничал, постукивая каблуком о пол кареты. Он то выглядывал в окно, то теребил манжеты. Потом переключился на ниточку, выбившуюся на колене, а другая его нога при этом выстукивала дробь.
   Как только с ниточкой было покончено и ее удалось вытянуть, Гаррик принялся за невидимое глазу пятно на локте сюртука. Он даже вывернул руку так, чтобы получше его разглядеть.
   «Бедняжка Аманда! – подумала Селия. – Выйти замуж за молодого человека, который представлялся сказочным принцем, а превратился в какого-то безразличного тупицу. И погибнуть от его руки».
   Он с увлечением рассматривал локоть сюртука, а рука его безвольно моталась перед носом Селии.
   – Прошу вас, перестаньте! – не выдержала она наконец.
   Стивенс вскинул голову и вопросительно взглянул на Селию. Глаза у него были неестественно большие и испуганные.
   – Простите, – пробормотал он, опустив руку. И это лучший друг Брендана?
   Остаток пути он вел себя относительно спокойно. Селия могла собраться с мыслями и приготовиться к тому, что ее ожидало.
   Городской пейзаж за окном экипажа становился все более и более зловещим: узкие аллеи, деревянные здания, построенные еще во времена первых колонистов, – ветхие, с болтающимися ставнями и прогнившими ступеньками. Теперь в них располагаются таверны, и двери в них распахнуты даже в сырые зимние дни, а вонь из них идет такая, что поневоле радуешься холодному воздуху, который ее хоть немного выветрит.
   С улицы потянуло запахом гари, обуглившегося дерева и резким, удушливым дымом.
   Экипаж остановился. Селия вышла, не дожидаясь, пока Стивенс предложит ей свою помощь.
   Ее глазам предстал участок земли, заваленный мусором и обгоревшими обломками.
   – Вот что осталось от нашей конторы, – промолвил Стивенс, но и без его слов все было ясно.
   Высокий пожарный в накидке и каске, раскидывая пинками угли и доски, указывал, где еще надо затушить тлеющие угли.
   – Сэр, – обратилась к нему девушка.
   Он взглянул на нее – настоящий великан! В нем вместе с каской почти шесть с половиной футов росту, и телосложение мощное, как у атлета.
   – Да, мэм? – ответил он, но тут же повернулся к своему напарнику. – Нет-нет, Макбрайд. Не так. Выливай полное ведро. – И вновь повернулся к Селии.
   На его каске красовалась надпись «Американская пожарная компания» и эмблема в виде свирепого бенгальского тигра, выпустившего когти.
   – Прошу прощения, сэр. – Она смотрела снизу вверх, пожарный и тигр оскалили зубы. – Это контора моего мужа и...
   – Имя! – рявкнул пожарный.
   – Селия, – пролепетала она.
   – Вашего мужа зовут Селия?
   – Нет, сэр. Это я Селия, миссис О'Нил. Вы не...
   Великан, не дослушав ее, двинулся прочь, на ходу отдавая приказания подчиненным. Он был примерно одного возраста с Селией, но напустил на себя страшно важный вид.
   Гаррик Стивенс наблюдал эту сцену, засунув руки в карманы и блуждая отсутствующим взором по развалинам и углям.
   – Послушайте! – окликнула она пожарного, следуя за ним по грудам мусора.
   К нему подошел еще один.
   – Начальник, смотрите-ка, что я нашел.
   Великан взял предмет и, не глядя, сунул его в карман.
   – Сэр, разве это принадлежит вам? – холодно спросила Селия.
   Пожарный спокойно обернулся к ней, нимало не смутившись.
   – Теперь – да.
   – Так что же с моим мужем? – продолжала она, чувствуя, как растет ее неприязнь к этому человеку. – Вы нашли тело?
   Тот нагло ухмылялся.
   – А, так вы не знаете, где он был этой ночью? Тела мы не нашли. В доме никого не было.
   Едва эти слова дошли до сознания Селии, как с груди свалилась неимоверная тяжесть. Он жив!
   Она зажала рукой рот и крепко зажмурилась, мысленно вознося благодарственные молитвы Всевышнему.
   – Для вас это хорошая новость, – заметил пожарный. Она кивнула этому человеку, которого только что уличила в мародерстве, как своему лучшему другу.
   Со своей стороны и он вгляделся повнимательнее в ее очаровательное личико с тонкими чертами: темные выразительные глаза, шелковистая кожа, нежная ямочка на подбородке.
   И волосы – густая копна волос, упрятанных под шляпку.
   – В следующим году я участвую в выборах членов городского управления, – заявил он.
   Селия уже повернулась, чтобы уйти – она узнала все, что ей было нужно, – и тем не менее остановилась.
   – Выставляю свою кандидатуру от седьмого округа, – добавил он, чрезвычайно довольный собой. – Скажите мужу, что мы потушили пожар почти сразу – пусть голосует за меня.
   Она кивнула.
   – Нас зовут «Большая шестерка». Пожарная команда номер шесть, известная также под именем «Американская пожарная компания». Эмблему с тигром придумал я.
   Странное у него лицо – узкое, но с одутловатыми щеками. Глубоко запавшие глаза, дряблые полные губы, нос картошкой. На подбородке редкая, словно побитая молью, бороденка.
   В этот момент Селия вдруг осознала, что ей нравятся далеко не все великаны. Только Брендан.
   Подумав так, она улыбнулась. Пожарный улыбнулся в ответ, решив, что улыбка предназначалась ему.
   – Благодарю вас, мэм! Не забудьте, меня зовут Твид. Уильям М. Твид. Скажите мужу, пусть голосует за меня.
   – Начальник! – окликнул его другой пожарный.
   И будущий член городского управления Твид из пожарной команды номер шесть вернулся к своим обязанностям, уверенный, что совершенно покорил своим обаянием прелестную миссис О'Нил.
   Узнав, что Брендан жив, Гаррик удивился.
   – Пламя поглотило весь дом, – повторял он как заведенный. – Огонь выше крыши. Как он мог спастись?
   – Его попросту не было в конторе, – терпеливо объяснила Селия уже в третий раз. – Его, как и вас, там не было. Поэтому сейчас нам необходимо его найти. Может быть, Брендан и не знает, что контора сгорела. Мы отправляемся его искать. Он ведь тоже искал вас недавно.
   Она думала, что это заставит Гаррика признаться, где он пропадал, но ошиблась.
   Стивенс удивленно хлопал ресницами и качал головой, уставившись в окошко экипажа.
   – Уцелеть в таком пламени...
   – О Господи, – вздохнула девушка.
   Несколько раз он оборачивался к ней, и на лице его сияла до смешного счастливая улыбка.
   – Он искал меня? Вы с Бренданом беспокоились за меня? – спрашивал он, потом добавлял: – Уцелеть в таком огне...
   Селия не могла понять, то ли Гаррик разыгрывает ее, чтобы убедить в своей непричастности к пожару (хотя никто и ни в чем его не обвинял), то ли тронулся умом. Она бросала на него осторожные взгляды из-под полей шляпки, чтобы понять, не притворяется ли он, но Гаррик сидел все с тем же рассеянным немного странным выражением лица. Селия больше не боялась его: он слишком напуган, чтобы представлять для кого-то угрозу, кроме, может быть, самого себя.
   Они заехали в «Астор-Хаус», но Брендан там не появлялся. Портье ее узнал, это его она пыталась одурачить в тот вечер, когда искала Брендана. Он наверняка сказал ей сейчас неправду. Гаррик заявил, что устал, и Селия не стала его уговаривать продолжить поиски. Он остался в своем номере со всеми удобствами, включая и водопровод.
   День выдался погожий, и Селия решила отправиться в пансион на Кинг-стрит пешком. Дверь ей открыла сама миссис Харрис в платье из голубой тафты. Улыбка, слетела с ее лица, едва она увидела, кто перед ней.
   – Миссис О'Нил, – холодно промолвила она.
   – Миссис Харрис, мистер О'Нил у себя? – спросила Селия.
   – Нет, его сейчас нет.
   У Селии екнуло сердце. Что, если он был в конторе? А вдруг они просто не нашли его тело? Может, его придавило обуглившейся балкой – одной из тех, что раскидывал сапогом Твид.
   – Мистер О'Нил ушел сегодня утром сразу после завтрака, – с нескрываемым злорадством ответила хозяйка. – Всю ночь он провел в своей комнате, миссис О'Нил. Позавтракал с аппетитом... Миссис О'Нил!
   Селия бросилась к ней на шею так резво, что чуть не сбила женщину с ног.
   – Благодарю вас! – воскликнула она. Слезы текли по ее щекам, крупные, соленые. – Так он провел здесь всю ночь?
   – Ну да.
   – А вы не знаете, куда он пошел после завтрака?
   – Постойте-ка... Он взял с собой толстую тетрадь и карандаши. Больше я ничего не знаю.
   – Благодарю вас, миссис Харрис! – растроганно пролепетала Селия, вне себя от радости: Брендан жив!
   Брендан сидел на пригорке на берегу Гудзона.
   Удивительно, что почти совсем рядом находится уголок с чудесной нетронутой природой. Кажется, что город расположен за тысячи миль отсюда, и до него доносятся только блеяние овец и щебетанье птиц, да иногда лай собак.
   Он растянулся на траве – земля холодная, но на ней так хорошо. Солнце ласково пригревало, и он снял перчатки, расстегнул сюртук и подставил лицо его лучам. Чудо как хорошо!
   Его взгляд упал на тетрадь, которую он принес с собой. Брендан открыл ее и перечел то, что написал прошлой ночью. Лист был разделен на две колонки с уже знакомыми заголовками: «То, что я знаю» и «То, чего я не знаю».