Пристайн вновь кивнул.
   — Разумеется, он знал профессора Танджи лучше меня. Похоже, перед нами всего три варианта. Официальное обращение нашего правительства к правительству Алжира о проведении расследования. Моя личная просьба к алжирскому правительству того же содержания. И наконец, сугубо частное расследование.
   Таррант хотел было что-то сказать, но Пристайн вежливо остановил его, приподняв руку.
   — Я считаю, что первый путь абсолютно невозможен. Оба правительства отнюдь не дружелюбно относятся друг к другу. Второй путь более реален. Перед тем, как заняться подготовкой экспедиции профессора Танджи, я заручился поддержкой министра культуры Алжира. Это стоило мне солидного денежного вклада в их новый музей, который министерство планирует построить. Поэтому там у меня есть некоторое влияние. Но я сильно сомневаюсь, что алжирские власти будут действовать быстро. Могут, наоборот, намеренно притормозить ход расследования. Если эта девушка, Дайна Пилгрим, вместе с Танджи и другими действительно в опасности, нам нужно соблюдать чрезвычайную осторожность, а официальное вмешательство может все испортить.
   Пристайн взглянул на Модести Блейз. Легкая улыбка коснулась его губ.
   — Я уже говорил, что знаю, где и кем работает Таррант. Мне известно кое-что и о вас, мисс Блейз. Благодаря вам Селби потерял пост министра — в результате, как мне помнится, кувейтского дела.
   Ответил Таррант:
   — Ошибка Селби состояла в том, что он отказался принять информацию, которую для него с риском для жизни добыла мисс Блейз. Он хотел вынудить ее одну таскать все каштаны из огня, чтобы потом воспользоваться этим.
   — Точно. — Пристайн не сводил с Модести глаз. — Я бы тоже сказал, что Селби сам виноват в том, что случилось. Он потерял чутье.
   — Чутье? — негромко переспросила Модести. Она впервые заговорила после нескольких обязательных фраз в начале знакомства.
   — Чутье, на кого делать ставку. И когда. Не думаю, что я тоже страдаю этим недостатком. Какая помощь вам нужна от меня, мисс Блейз?
   — Прикажите вашему пилоту, чтобы тот, в очередной раз отправляясь из Алжира, принял на борт двоих пассажиров. Простите, троих.
   — Вас, Гарвина и… как же его зовут? А, Колльер. Точно. — Пристайн открыл свой огромный блокнот. — Следующий по расписанию полет должен состояться в четверг, то есть послезавтра.
   — Значит, завтра мы вылетаем в Алжир. С кем нам там связаться?
   — С моим агентом. Вы передадите ему инструкции, которые я собственноручно напишу для него. Это касается вашей поездки в Мас. Кроме того, я и сам ему позвоню. Он предоставит пилота в ваше распоряжение.
   — Могут ли они сохранить дело в тайне?
   — Да. Я тщательно подбираю себе людей. Ну и в ином случае в Мас никто ничего не сможет сообщить раньше, чем вы прилетите туда, так как это будет ближайший рейс.
   Модести удовлетворенно кивнула.
   — Пилот у вас хороший?
   — Я считаю, что он входит в шестерку самых лучших в Европе и Штатах.
   — Звучит неплохо. Я бы хотела, чтобы он сделал посадку милях в десяти от Маса, а потом продолжил бы полет, будто нас и не было.
   Пристайн удивленно вскинул брови:
   — В песчаной пустыне?
   — Это вполне возможно. Только одна седьмая часть площади Сахары покрыта песчаными дюнами. Там достаточно ровных площадок с твердой поверхностью. Но это я уж предоставлю решать самому летчику, когда подойдет время. Если он будет сомневаться, мы просто выпрыгнем на парашютах. Нам надо приблизиться к Масу незамеченными, так, чтобы мы могли немного понаблюдать, что там происходит, перед тем как ворваться туда.
   Пристайн с любопытством посмотрел на Модести, потом взглянул на Тарранта и сказал:
   — Вы, наверное, уже привыкли к этому?
   Таррант усмехнулся:
   — Только до некоторой степени. Я до сих пор нахожу мисс Блейз несколько импульсивной.
   Пристайн снова взглянул на Модести.
   — Разумеется, я должен был этого ожидать. Простите меня.
   Открыв ящик стола, он вынул листок бумаги с водяными знаками и начал быстро писать на нем изящной золотой ручкой. Это отняло у него не более минуты.
   — Вот адрес моего агента в Алжире и необходимые рекомендации и наставления. — Встав и обойдя стол, он вручил листок Модести. — Подойдет?
   Модести быстро прочитала краткий и четкий текст.
   — Разумеется. Благодарю вас, сэр Говард.
   — Когда вы предполагаете выйти с нами на связь?
   — Как только сможем что-нибудь сообщить. Мы будем поддерживать радиосвязь с центром сэра Джеральда.
   — Боюсь, это вам не удастся, — извиняющимся тоном возразил Пристайн. — Мне говорили, что Мас находится в мертвой зоне, хотя я и сам толком не знаю, что это такое. Что-то связанное с горами, Тадемаитским плато. Именно поэтому у меня и нет прямой радиосвязи с профессором Танджи. Приходится рассчитывать только на почту.
   Он медленно подошел к окну.
   — Возможно, вы решите эту проблему, установив связь через три или четыре промежуточные станции? Сам я неважно во всем этом разбираюсь.
   — Нет. — Модести посмотрела на Тарранта. — Пожалуй, это слишком сложно.
   Таррант неохотно кивнул. Пристайн продолжал:
   — Скорее всего, это было бы нужно только для того, чтобы умерить наше беспокойство, позволив нам быть в курсе ваших дел. Если же, не дай Бог, вы на самом деле будете вынуждены подать сигнал тревоги, мы вряд ли сможем оказать вам действенную помощь. Вы же будете находиться на территории Алжира, и я даже вообразить не могу, как мы сумеем убедить местные власти предпринять даже в случае необходимости хоть что-нибудь.
   Таррант глубоко вздохнул. Конечно, Пристайн был прав. И все же возможность выйти на связь никогда не бывает лишней. А теперь, похоже, ситуация такова: он ничего не будет знать, пока все так или иначе не закончится.
   — Дайте мне три недели, — сказала Модести. — Знаю, это большой срок, но и Мас расположен неблизко. Я пока не знаю, с чем мы можем там встретиться и как справимся с этим. Пусть самолет совершает свои регулярные рейсы по расписанию, а нам дайте три недели.
   После короткой паузы Пристайн спросил:
   — А если и после этого от вас не будет известий?
   Модести встала.
   — Тогда вы можете считать, что нас постигла неудача. Вместе с сэром Джеральдом вы решите, что предпринять. Но, честно говоря, я не представляю себе, что реально вы сможете сделать в этой ситуации.
   — А я представляю, — тихо, но твердо произнес Пристайн. — Если через три недели от вас не поступит никаких известий, то я начну действовать открыто. Хуже уже не будет. Я вылечу туда сам в сопровождении двоих-троих алжирских министров и с солидным эскортом. Но, разумеется, я надеюсь, что до этого дело не дойдет. — Магнат взглянул на Модести и повторил еще раз: — Я искренне надеюсь.
 
   Наступила полночь. Дождь лил как из ведра. Модести уже легла, когда наконец услышала звук поднимающегося лифта. Она молча лежала, сдерживая охвативший ее гнев. Через минуту в дверь спальни тихонько постучали.
   — Я не сплю.
   Колльер открыл дверь. Модести включила торшер. Колльер стоял на месте, продолжая держаться за дверную ручку. Он уже снял плащ. Его волосы и нижняя часть брюк были совершенно мокрыми.
   — Надеюсь, не разбудил тебя, — виновато сказал Стив. — Подумал, лучше сразу сказать, что я уже вернулся.
   Модести приподняла голову.
   — Тебя не было пять часов. Откуда вернулся, Стив?
   Он сделал неопределенный жест рукой.
   — Просто гулял. Не в состоянии был оставаться дома.
   — Ты мог сообщить об этом хотя бы Уенгу или Вилли.
   — Да. Прости меня.
   — Ладно, все в порядке. Ложись спать. Ты выглядишь усталым.
   — Я оставил свою сумку в свободной комнате. Думал… — Он вдруг замолчал.
   — Я заметила. Почему ты сделал это? — Она спокойно смотрела на него, без всякого упрека. — Злишься на меня?
   — Да нет, ну что ты! — в отчаянии воскликнул Стив. — Прости, Модести. Я не знаю, что делать. Все время думаю о Дайне. — Его лицо исказила гримаса, он передернул плечами, как от холода. — Меня мучает мысль, что я вот сейчас лежу в удобной постели, а Дайна тем временем… — Он опять замолк.
   — Что бы ты ни предпринял, пока ты ничем не можешь ей помочь, Стив. Смирись с этим. Прими снотворное и ложись спать.
   — Смириться? — эхом повторил Колльер. — О Боже! Да я представить себе не могу, как тебе это удается.
   Лицо Модести окаменело.
   — Я научилась этому.
   Она откинула одеяло, встала и подошла к нему. Укладываясь на ночь, она никогда ничего не надевала и теперь стояла перед ним совершенно нагая, что, впрочем, нисколько не уменьшало ее уверенности в себе. Она резко скинула его руку с дверной ручки и закрыла дверь. Отошла, села на край постели, откинулась назад и внимательно посмотрела на него.
   — Я научилась, — повторила девушка. — Это не так просто, но я научилась. И для Дайны это лучше.
   — Лучше для Дайны?! Да много ли ты о ней сейчас думаешь?
   — Нет. Я думаю о том, как сделать, чтобы Дайна осталась жива. Поэтому о ней самой я думаю мало.
   Неожиданно гнев Колльера угас.
   — Прости меня.
   — Нет, ты не чувствуешь себя виноватым. Просто не хочешь спорить, — жестко сказала Модести. Надо снова зажечь в нем гнев, разозлить его хорошенько, а потом взорваться. Это должно разрядить его нервное напряжение.
   — Что ты имеешь в виду? — непонимающе переспросил Колльер. — О чем нам с тобой спорить?
   — Вообще-то не о чем. Но прежде чем ты уйдешь, я скажу, почему ты оставил свои вещи в свободной комнате. Потому что ты иногда ненавидишь меня, Стив.
   Колльер снова вспыхнул:
   — Не говори глупостей!
   — Разве? Ты же боишься за Дайну. С ней случилось то, чему в обычных условиях нет места в твоем мире. Но все это постоянно существует в моем мире и всегда существовало. И какой-то частью сознания — или подсознания — ты считаешь меня виноватой в том, что произошло с Дайной.
   Колльер холодно взглянул на нее.
   — Очень странно. — Он помолчал, но вскоре продолжил, не в силах сдержать упреки: — Но, может, ты согласишься, что твоим друзьям и в самом деле не стоит забывать об осторожности. Похоже, сама твоя близость навлекает на них всевозможные несчастья, создает атмосферу насилия и опасности.
   Говоря это, он побледнел от противоречивых чувств, охвативших его. Слова Модести очень взволновали его, потому что она была права, утверждая, что он в какой-то мере обвиняет ее в случившемся. Правда заключалась и в том, что он всем существом отвергал эту мысль.
   — Ты, может быть, прав. Может, я как раз такой человек, от которого лучше держаться подальше, если не хочешь ввязываться в неприятности. — Голос ее стал ледяным. — Но ты только послушай, мой чувствительный и талантливый математик, и посмотрим, сможешь ли ты решить простую задачку. Не я Дайну вовлекла в это дело, верно? Ей пришлось столкнуться с насилием и убийством, и только благодаря Божьей милости в этот момент рядом оказался Вилли Гарвин. Да, да, именно он. И он ее тогда вытащил.
   Модести встала и медленно направилась к Колльеру. Она бросала слова ему в лицо, словно острые камешки.
   — Они схватили Вилли и едва не разорвали его на куски, помнишь? Один из них собирался и меня пристрелить. Но это все позади. Нам удалось выпутаться из той переделки. Увезти Дайну. А теперь перед нами противник раза в два сильнее, чем мы предполагали, и наши враги снова схватили Дайну.
   Она остановилась прямо перед ним, и, несмотря на весь свой гнев, Колльер, как всегда, поразился мягкой женственности ее прекрасного тела.
   — Дайна может умереть, — четко произнесла Модести. — Смирись с такой возможностью. Подумай об Вилли. Ему сейчас тяжелее, чем тебе. Если тебе не нравится то, что мы делаем, тогда вали-ка отсюда и найди кого-нибудь получше для такой работенки. Но никогда не смей обвинять меня! Все, иди спать.
   Его рука рванулась к ее лицу. В том нервном возбуждении, в котором он находился, он действовал автоматически, и Модести не сомневалась, что именно так оно и будет. Конечно, она могла бы парировать или увернуться от удара. Но она даже не пошевелилась. Звук звонкой пощечины эхом разнесся по комнате. Модести развернулась и пошла к постели.
   Колльер издал сдавленный крик. Она почувствовала его руки на своих плечах.
   — О, Модести… ну пожалуйста! Господи, прости меня. Я совсем потерял рассудок. Я не хотел… ну пожалуйста…
   Обернувшись, она очутилась в его объятиях, потом качнулась назад, и оба они рухнули на кровать.
   Дрожа всем телом, он еще пытался что-то сказать. Модести погладила его по щеке и поцелуем заставила замолчать.
   — Не надо, Стив, — прошептала она. — Все в порядке, милый. Я, конечно, скотина, но это был единственный способ. Тебе необходимо было разрядиться. Успокойся, дорогой. Вот так. Давай снимем туфли. Вот. Теперь это…
   Потом Модести обняла его. Его все еще трясло, и он не мог избавиться от напряжения, но чувствовал огромную благодарность к ней за эту неожиданную нежность. Потом пришла буря освобождения, и Стив наконец полностью расслабился. По телу разлился блаженный покой, все мысли куда-то исчезли. Он задышал глубоко и ровно, почти засыпая.
   Модести лежала рядом, подтянув одеяло, положив голову ему на грудь и все еще обнимая его.
   — Самое время заставить тебя дать мне письменные обязательства, что ты сделаешь из меня порядочную женщину, — прошептала она.
   Едва слышным сонным голосом Колльер пробормотал:
   — Тащи бумагу и ручку…
   Потом вздохнул и погрузился в сон.
 
   Когда Модести проснулась на следующее утро, Колльер сидел на краю постели, куря сигарету. Вид у него был виноватый, но от минувшего напряжения не осталось и следа. Модести подумала, не опасное ли это спокойствие полного отчаяния, но, когда Стив посмотрел на нее и улыбнулся, она с радостью поняла, что с ним произошло именно то, на что она надеялась. Он обрел душевное равновесие, пришел наконец-то в согласие с самим собой. Теперь он мог смотреть вперед без глупого и наивного оптимизма и без всепоглощающего пессимизма, а с ясным чувством действительности и спокойной уверенностью в своих силах. Именно это и является необходимым условием выживания.
   Без тени иронии Колльер заметил:
   — Я очень признателен тебе за этот благотворительный утренник, прошедший, правда, глубокой ночью. Я был на самом краю срыва.
   Модести улыбнулась ему в ответ, встала и накинула пушистый голубой халат.
   — А как ты теперь себя чувствуешь, Стив?
   Он задумался.
   — Кажется, так, как нужно. Немного трудно объяснить.
   — Понимаю. — Модести присела на краешек кровати, глядя на него.
   Колльер со смущением сказал:
   — Ну и печальное же зрелище я представлял из себя минувшей ночью. Ты сможешь это забыть?
   Модести покачала головой.
   — Не совсем. Это для меня важно. Тебе нужно было немного помочь, и я смогла это сделать. Для человека много значит, когда в нем нуждаются.
   Колльер нахмурился.
   — Да, но тогда в твоей памяти останется довольно жалкое воспоминание обо мне. Не очень-то красивый образ. Возможно, соответствующий действительности, но не симпатичный.
   Все еще улыбаясь, Модести взглянула на него слегка удивленно.
   — Да ты и сам толком не знаешь, каким являешься на самом деле, да, дорогой? Может, именно поэтому я и люблю тебя. И конечно, я представляю тебя совершенно иначе.
   — И как же?
   — Я вижу тебя в кухне коттеджа. Только что на твоих глазах Деликата без труда сорвал стальную решетку, которую едва могли бы поднять шестеро обыкновенных мужчин. Перед тобой хладнокровный убийца. Ты знаешь, что у тебя нет ни малейшего шанса на победу. Но под твоей защитой находится слепая девушка. Ты выталкиваешь ее из кухни, остаешься там наедине с Деликатой, захлопываешь дверь и бросаешься на него, вооруженный только лишь пол-литровой кастрюлей для подогревания молока.
   Модести наклонилась, поцеловала Колльера в щеку и выпрямилась.
   — Вот таким я тебя вижу.
   Колльер в недоумении проводил ее взглядом до двери ванной. Он пробормотал ей вслед:
   — Но я же безумно испугался. Я просто не могу передать, насколько мне было страшно.
   Обернувшись к нему, она устало вздохнула.
   — Да как же ты не поймешь, дурачок? В этом-то все и дело! — Модести открыла двери в ванную и добавила, скрываясь за ней: — Давай поторапливайся, Стив! Через три часа мы вылетаем в Алжир.

Глава 13

   Это была надежная машина. «Сессна скайвэгон» с высоким расположением крыльев и трехсотсильным двигателем «континенталь-520». По обе стороны фюзеляжа располагались два больших люка для удобства погрузки и разгрузки. Из кабины было убрано все лишнее, кроме двух сидений, чтобы освободить место для тридцатигаллонных контейнеров с водой, которая являлась основным грузом. Самолет совершал рейсы в Мас два раза в неделю.
   «Сессна» — хорошая рабочая лошадка, с удовлетворением отметил Вилли Гарвин, загружая в самолет два тюка их снаряжения. Там уже стояли четыре контейнера с водой и ящик с продуктами. Вес самолета с незапланированными тремя пассажирами, конечно, будет превышать приведенные в инструкциях параметры, но ненамного.
   Модести поднялась в самолет с горячего бетона взлетной полосы, за ней следовал Колльер. Он чувствовал себя как-то глуповато в пятнистом светло-сером маскировочном костюме. На ногах — высокие, до самых икр, ботинки на шнуровке. Модести и Вилли были одеты точно так же, но на них боевая форма выглядела естественно. И это, подумал Колльер, успокаивая сам себя, в сущности, нисколько не удивительно. Он расположился на сиденье рядом с Модести, а Гарвин устроился на ящике с продуктами прямо за ними.
   В самолет забрался еще один человек, с летным шлемом в руке. На нем были старые перепачканные джинсы и выгоревшая на солнце рубашка. Волосы, подернутые сединой, составляли странный контраст с молодым свежим лицом, гладким и без морщин. А на этом лице странно выглядели его глаза: спокойные и как будто старые.
   Модести удивленно вскинула брови.
   — Привет, Скит. Мы и не знали, что это будешь именно ты.
   — Салют, мэм. — Мягкий голос американца прозвучал спокойно, почти равнодушно. — Привет, Вилли. Давненько не виделись.
   — Очень давно, — согласилась Модести. — Как дела?
   — Нормально, мэм. — Летчик натянул свой шлем и закрыл люк. — Все готовы?
   — Да. Агент говорил, что ты знаешь, где можно безопасно приземлиться — милях в восьми от Маса.
   — Точно. Площадка там немного коротковата, но я сумею посадить самолет.
   Модести кивнула. Если Скит Лоури утверждает это, значит, так оно и есть. Называя его в числе шести лучших пилотов Европы и Америки, Пристайн ничуть не преувеличивал. Скит Лоури мог летать на самолетах любого типа, и притом в таких условиях, когда другие летчики предпочитают оставаться на земле. Но в нем, однако, не было и следа бесшабашной, слепой храбрости. Просто он действительно мог делать с самолетом все, что хотел, и хорошо знал, на что он способен.
   Раньше ему приходилось работать и в воздушных цирках, и на самолетах сельскохозяйственной авиации, опыляющих поля и огороды. Было время, когда он переправлял реактивные истребители русских и американцев обеим воюющим сторонам на Дальнем Востоке. Он летал на самолетах гражданских авиалиний. Перевозил по воздуху золото и наркотики, а иной раз помогал скрывающимся от правосудия уголовникам. Скит Лоури работал по найму, и ему было абсолютно все равно, на кого работать и ради каких целей. Он не был предан никому и ничему, кроме своего дела и того, кто платил ему в настоящее время.
   Модести трижды пользовалась его услугами в те годы, когда состояла на официальной службе. Он оказался абсолютно надежным партнером, хотя никогда не являлся членом ее организации. Он был свободным бродягой, всегда поступающим по собственному усмотрению.
   Вилли поинтересовался:
   — А где ты возьмешь топливо на обратный путь. Скит?
   — Раз в три недели я завожу туда топливо и воду. — Скит Лоури пробрался через загроможденную вещами кабину к креслу пилота. — Там сейчас имеется изрядный запас.
   Модести в свою очередь спросила:
   — Скит… Ты случайно не заметил чего-нибудь необычного в Масе? Следов какого-нибудь другого самолета? Танджи и его люди не ведут себя странновато?
   Лоури помолчал, глядя на нее. В какой-то миг по его неулыбчивому лицу скользнула легкая ироничная ухмылка, но тотчас же и исчезла.
   — Я, мэм? — вежливо переспросил он. — Да когда я что-нибудь где-нибудь замечал? Я просто летаю — туда и обратно.
   Скит добрался до своего кресла и сел. Бросив на Модести взгляд, Вилли буркнул:
   — Такой же, как всегда.
   Наконец двигатель взревел. Колльер пристегнул ремень безопасности.
   — Как я понял, он ваш старый друг? Еще один человек на нашей стороне?
   Модести качнула головой.
   — Скит просто летает. Он никогда не бывает на чьей-то стороне. Пристайн нанял его и платит ему за работу, поэтому Скит выполняет его приказы до мельчайшей запятой. Приказы по полетам. Кроме них, он и знать ничего не хочет.
 
   Атласские горы остались далеко на севере. «Сессна» пролетела над бесконечными дюнами Большого Западного эрга, и теперь со всех сторон до самого горизонта простирались безбрежные пески, то тут, то там перемежающиеся островками серых скальных пород.
   В самолете было не особенно жарко, но ослепительное сияние солнца, лучи которого били прямо в иллюминатор, в сочетании с видом бескрайнего безлюдного пространства внизу вызвало у Колльера ощущение пугающей ничтожности собственного существования.
   За три часа полета он только раз заметил внизу какое-то движение. Это был караван из десяти верблюдов, казавшийся с такой высоты вереницей муравьев. Дважды Модести и Вилли видели газель, но Колльер сколько ни напрягал глаза, так ее и не рассмотрел.
   — Тебе надо тренировать свое зрение в разных условиях, — объяснила Модести. — В джунглях, в пустыне, в городе — везде надо смотреть по-разному. С практикой это приходит.
   Солнце уже шло к закату, когда Скит Лоури включил автопилот и встал со своего места. «Сессна» не самый шумный самолет, но ему все же пришлось напрячь голос, чтобы быть услышанным.
   — Посадка через тридцать минут, мэм, — сообщил он Модести. Обращение «мэм» в его устах не имело никакого оттенка иронии: просто привычка быть вежливым в любых ситуациях.
   — Какая там местность, Скит? — спросила Модести.
   — Гравий и песок. Площадка находится у края извилистого и довольно низкого гребня. Воды нет. — Пилот пожал плечами. — Воды нет Бог знает на сколько миль. Но я взял для вас лишнюю канистру, как и говорил агент. О'кей?
   — Спасибо.
   Скит вернулся в свое кресло. Модести сказала Колльеру:
   — Лучше и быть не может. Этот извилистый гребень укроет нас от жары. Если повезет, мы даже сможем найти пещеру.
   Колльер кивнул. Он уже знал, что должен будет остаться на импровизированной базе в нескольких милях от Маса. Продуктов и воды у них на десять дней, а при экономном расходовании их хватит и на более долгое время. В первую же ночь Модести и Гарвин отправятся пешком в Мас. Сегодня ночью, вздрогнув, понял Колльер. Дальше этого они своих действий не планировали. Примут решение, исходя из результатов первой разведки.
   — Оружие мы оставим у тебя, Стив, — говорила Модести. — После разведки возьмем то, что будет нужно. Ты умеешь им пользоваться, и нам бы вовсе не помешал еще один стрелок, если у тебя вдруг возникнет такое желание.
   Колльер вспомнил тот случай, когда он был вынужден использовать автомат системы Кольта. Потом он подумал о Дайне Пилгрим.
   — Да. Желание у меня возникнет.
   Солнце стояло совсем низко прямо по их курсу. Скит Лоури сделал вираж для захода на посадку. Самолет начал снижаться, погружаясь в сумерки, опустившиеся на пустыню.
   Скалистый гребень чернел справа по борту. Шум двигателя изменился, стал тише и мягче.
   Ни толчка, ни рывка, только хруст гравия под колесами «сессны». Словно превратившись в единое целое со своей машиной, Скит Лоури коснулся самолетом земли так же мягко, как бабочка, садящаяся на цветок.
   Колльер судорожно сглотнул. Самолет быстро бежал по гравию, скалы вырастали буквально на глазах, становясь все ближе и ближе.
   Модести успокоила его:
   — Не волнуйся. За штурвалом Скит.
   В каких-нибудь двадцати ярдах от каменного гребня они остановились. Двигатель заглох, и вибрация прекратилась. Скит Лоури лениво вылез из кресла.
   Модести сказала:
   — Пять минут, Скит. Вилли, бери этот, не привязанный, контейнер с водой.
   Распахнув люк, она спрыгнула на землю. Колльер последовал за ней. Солнце скрылось за горизонтом, и сразу же стало совсем темно. Волны жара поднимались с раскаленной поверхности пустыни. Колльер решил не обращать на это внимания.
   — Днем будет страшно жарко, а ночью страшно холодно, — предупреждала Модести. — Лучше не заостряться на этом. На пятьдесят процентов человек в пустыне изматывается умственно.
   Сейчас она смотрела в проем между скалами гребня.
   — Заглянем туда после выгрузки снаряжения. Неплохое местечко.
   Неожиданно возникший луч света нанес Колльеру почти физически ощутимый удар. Это было что-то вроде прожектора, вспыхнувшего на склоне гребня и отбрасывающего на землю огромный круг. В центре круга, не более чем в двадцати шагах от них, стояла Дайна Пилгрим. Одна. Невидящими глазами она глядела в их сторону. У девушки был завязан рот, а руки стянуты за спиной.