Страница:
— Вы бы только ее видели! После того, как ей исполнилось шесть, она все время приставала к нам, чтобы завести кошку или собаку или еще какую живность. Ясное дело, нам было не до того — я возился с фермой, а мамаша работала в городе, да только Фриде все было нипочем. — Он наклонился вперед, явно собираясь поразить собеседницу. — Она наклеила картинки в два здоровых альбома, повырезывала их из всех журналов — все котятки да щеночки. Страниц по пятьдесят каждый — взяла старые альбомы, которые мы купили для фотографий, да так и не использовали: не снимали так много, как намеревались. Один — для собак, другой — для кошек. — Он ухмыльнулся. — Теперь это, кажется, называют виртуальными зверюшками.
— Она и лошадей любит, — сказала Бидж. Фрида удивленно повернулась к ней. Олла казалась не менее удивленной.
— О да. Она занималась и выездкой, и даже немного стипль-чезом. Специально ездила в окрестности Мадисона ради этого. Какое-то время получала призы, но выступления оказались ей не по вкусу. Пауль думает, что ей не нравились толпы народу, но я-то знаю лучше:
Фрида любит лошадей, но боится их. — Она снисходительно улыбнулась дочери. — Она такая робкая. Фрида что-то неразборчиво пробормотала. Бидж, пытаясь сопоставить ту девушку, которую видела перед собой, и смелую наездницу, перескочившую с одного кентавра на другого, чтобы наложить турникет на кровоточащую руку подростка, прочистила горло.
— Мне приходилось работать вместе с Фридой в… полевых условиях. Она замечательный ветеринар, вполне уверенный в себе.
Олла печально посмотрела на нее.
— Очень мило с вашей стороны так говорить. — Без всякого предупреждения она вдруг спросила: — Скажите, вы замужем? — Бидж сморщилась. — Нареченный у вас есть? Или приятель? — Последние слова она выдавила из себя, словно преодолевая отвращение и стыд.
Бидж наконец ответила с улыбкой:
— У меня есть парень. — Вдаваться в подробности она не стала, и Олла, подняв брови и пристально посмотрев на нее, тоже переменила тему. Однако было ясно, что спускать незнакомке, посмевшей защищать Фриду, она ничего не намерена.
Когда обед закончился, произошел бессмысленный и в высшей степени неловкий спор из-за того, кому платить. Пауль схватил чек, но когда Бидж стала возражать, громогласно вмешалась Олла:
— Нет, нет, это наш долг. В конце концов вы должны подумать о будущем. — Она молча, но выразительно показала на живот Бидж.
Бидж спокойно поблагодарила родителей Фриды, потом извинилась и ушла. Ей было трудно сидеть, не меняя позы, за обедом, и она сочла, что вытерпела достаточно.
Выйдя из туалета, она опустилась в одно из кресел в вестибюле. Официантка, едва ли намного старше Бидж, пробегая мимо, бросила на нее любопытный взгляд.
— Спорю на что угодно, у тебя будет девочка, голубушка. У тебя вон как опустился живот, а срок ведь еще не подошел.
Действительно, ребенок сместился низко, неправдоподобно низко. И к тому же Бидж чувствовала неприятную тяжесть в желудке; с опозданием она пожалела о том, что слишком много ела за обедом — чтобы избежать участия в разговоре.
Кристоффы вышли из своего номера, и Олла с явным облегчением сказала:
— Вот вы где, милочка! Устали? — Она механически похлопала Бидж по руке. — Да, это утомительное дело.
— Спасибо за обед. Было очень приятно с вами познакомиться. — Бидж приподнялась в кресле, удивляясь тому, какой усталой себя чувствует.
— Не вставайте, не вставайте! — Олла в панике замахала руками. — Вы… э-э… что ж, желаю всего хорошего.
Пауль, к удивлению Бидж, чмокнул ее в щеку.
— Рад был с вами познакомиться. Вы уж присматривайте за нашей девочкой.
Олла и Пауль вышли из отеля. Фрида уныло тащилась следом за родителями.
Бидж через широкое окно наблюдала, как Фрида усаживает их в автомобиль. Хотя она была такого же роста, как ее отец и мать, она встала на цыпочки, целуя их на прощание.
Когда родители Фриды выезжали со стоянки, под их машину кинулся убежавший от хозяина пес. Фрида метнулась вперед, ухватила собаку за ошейник и оттащила на тротуар, почти не обращая внимания на движение по мостовой. Она отчитала беглеца, поцеловала в нос и передала перепуганному хозяину, растерянному первокурснику, оидж смотрела, как она что-то сказала ему — наверное, о необходимости водить собаку на поводке, — а потом повернулась ко входу в отель. Перемена была разительной.
Энергично шагая, она вошла в вестибюль, села в кресло рядом с Бидж и сделала долгий выдох, словно задерживала дыхание во все время обеда.
— Ну вот ты и познакомилась с ними, — сказала она, поворачиваясь к Бидж.
Бидж искала подходящие слова.
— Я рада, что познакомилась.
— Мне очень жаль, что вопросы мамы смутили тебя.
— Да нет. — Бидж почувствовала, что в это никто не поверит. — Просто мне было трудно на них ответить. Фрида сказала с неожиданной злостью:
— Она здорово умеет такие вопросы задавать. — Бидж на это нечего было ответить.
То, что случилось в следующий момент, было для Бидж совершенно неожиданным: внезапная острая боль, длившаяся, казалось, вечность, пронзила ее живот.
Она со свистом втянула воздух и зажмурилась. Когда она открыла глаза, боль исчезла.
Фрида смотрела на часы.
— У тебя раньше бывали такие боли?
— Я никогда ничего подобного не испытывала, — ответила Бидж. Она задыхалась, все еще в напряжении от перенесенной боли.
— Похоже, тебя основательно прихватило. Встать сможешь? — Фрида помогла Бидж подняться с кресла. — Скажи мне сразу же, если это повторится. Она внимательно смотрела на Бидж. — Есть ведь такая вещь, как ложные схватки. Еще рано чему-то начинаться всерьез…
Фрида еле успела подхватить Бидж, когда та упала. Бидж пришла в себя, снова сидя в кресле. Фрида рылась в сумке в поисках мелочи, нетерпеливо выбрасывая вещи.
— Теперь понятно, почему я сразу возненавидела эту сумку… Бидж, тебе нужно в больницу.
— Нет. — Бидж представила себе, что произойдет, если она попадет в больницу и родит там. Она совершенно не собиралась производить ребенка на свет вне Перекрестка. — Я поеду обратно…
Но Фрида решительно помотала головой. Бидж только в этот момент ощутила, что кресло, в котором она сидит, совершенно мокрое. У нее отошли воды.
Она поспешно поднялась и оглянулась на темное блестящее пятно, смущенная почти так же, как когда в возрасте четырех лет оскандалилась в автомобиле, не дотерпев до туалета.
— Бидж! — резко окликнула ее Фрида. Бидж проследила за ее взглядом. Фрида показывала на ее ногу, по которой текла струйка водянистой крови. — Что-то пошло не так…
Бидж судорожно вздохнула и показала Фриде на телефонный справочник.
— Позвони доктору Люсилле Бодрэ. Скорее.
Глава 16
— Она и лошадей любит, — сказала Бидж. Фрида удивленно повернулась к ней. Олла казалась не менее удивленной.
— О да. Она занималась и выездкой, и даже немного стипль-чезом. Специально ездила в окрестности Мадисона ради этого. Какое-то время получала призы, но выступления оказались ей не по вкусу. Пауль думает, что ей не нравились толпы народу, но я-то знаю лучше:
Фрида любит лошадей, но боится их. — Она снисходительно улыбнулась дочери. — Она такая робкая. Фрида что-то неразборчиво пробормотала. Бидж, пытаясь сопоставить ту девушку, которую видела перед собой, и смелую наездницу, перескочившую с одного кентавра на другого, чтобы наложить турникет на кровоточащую руку подростка, прочистила горло.
— Мне приходилось работать вместе с Фридой в… полевых условиях. Она замечательный ветеринар, вполне уверенный в себе.
Олла печально посмотрела на нее.
— Очень мило с вашей стороны так говорить. — Без всякого предупреждения она вдруг спросила: — Скажите, вы замужем? — Бидж сморщилась. — Нареченный у вас есть? Или приятель? — Последние слова она выдавила из себя, словно преодолевая отвращение и стыд.
Бидж наконец ответила с улыбкой:
— У меня есть парень. — Вдаваться в подробности она не стала, и Олла, подняв брови и пристально посмотрев на нее, тоже переменила тему. Однако было ясно, что спускать незнакомке, посмевшей защищать Фриду, она ничего не намерена.
Когда обед закончился, произошел бессмысленный и в высшей степени неловкий спор из-за того, кому платить. Пауль схватил чек, но когда Бидж стала возражать, громогласно вмешалась Олла:
— Нет, нет, это наш долг. В конце концов вы должны подумать о будущем. — Она молча, но выразительно показала на живот Бидж.
Бидж спокойно поблагодарила родителей Фриды, потом извинилась и ушла. Ей было трудно сидеть, не меняя позы, за обедом, и она сочла, что вытерпела достаточно.
Выйдя из туалета, она опустилась в одно из кресел в вестибюле. Официантка, едва ли намного старше Бидж, пробегая мимо, бросила на нее любопытный взгляд.
— Спорю на что угодно, у тебя будет девочка, голубушка. У тебя вон как опустился живот, а срок ведь еще не подошел.
Действительно, ребенок сместился низко, неправдоподобно низко. И к тому же Бидж чувствовала неприятную тяжесть в желудке; с опозданием она пожалела о том, что слишком много ела за обедом — чтобы избежать участия в разговоре.
Кристоффы вышли из своего номера, и Олла с явным облегчением сказала:
— Вот вы где, милочка! Устали? — Она механически похлопала Бидж по руке. — Да, это утомительное дело.
— Спасибо за обед. Было очень приятно с вами познакомиться. — Бидж приподнялась в кресле, удивляясь тому, какой усталой себя чувствует.
— Не вставайте, не вставайте! — Олла в панике замахала руками. — Вы… э-э… что ж, желаю всего хорошего.
Пауль, к удивлению Бидж, чмокнул ее в щеку.
— Рад был с вами познакомиться. Вы уж присматривайте за нашей девочкой.
Олла и Пауль вышли из отеля. Фрида уныло тащилась следом за родителями.
Бидж через широкое окно наблюдала, как Фрида усаживает их в автомобиль. Хотя она была такого же роста, как ее отец и мать, она встала на цыпочки, целуя их на прощание.
Когда родители Фриды выезжали со стоянки, под их машину кинулся убежавший от хозяина пес. Фрида метнулась вперед, ухватила собаку за ошейник и оттащила на тротуар, почти не обращая внимания на движение по мостовой. Она отчитала беглеца, поцеловала в нос и передала перепуганному хозяину, растерянному первокурснику, оидж смотрела, как она что-то сказала ему — наверное, о необходимости водить собаку на поводке, — а потом повернулась ко входу в отель. Перемена была разительной.
Энергично шагая, она вошла в вестибюль, села в кресло рядом с Бидж и сделала долгий выдох, словно задерживала дыхание во все время обеда.
— Ну вот ты и познакомилась с ними, — сказала она, поворачиваясь к Бидж.
Бидж искала подходящие слова.
— Я рада, что познакомилась.
— Мне очень жаль, что вопросы мамы смутили тебя.
— Да нет. — Бидж почувствовала, что в это никто не поверит. — Просто мне было трудно на них ответить. Фрида сказала с неожиданной злостью:
— Она здорово умеет такие вопросы задавать. — Бидж на это нечего было ответить.
То, что случилось в следующий момент, было для Бидж совершенно неожиданным: внезапная острая боль, длившаяся, казалось, вечность, пронзила ее живот.
Она со свистом втянула воздух и зажмурилась. Когда она открыла глаза, боль исчезла.
Фрида смотрела на часы.
— У тебя раньше бывали такие боли?
— Я никогда ничего подобного не испытывала, — ответила Бидж. Она задыхалась, все еще в напряжении от перенесенной боли.
— Похоже, тебя основательно прихватило. Встать сможешь? — Фрида помогла Бидж подняться с кресла. — Скажи мне сразу же, если это повторится. Она внимательно смотрела на Бидж. — Есть ведь такая вещь, как ложные схватки. Еще рано чему-то начинаться всерьез…
Фрида еле успела подхватить Бидж, когда та упала. Бидж пришла в себя, снова сидя в кресле. Фрида рылась в сумке в поисках мелочи, нетерпеливо выбрасывая вещи.
— Теперь понятно, почему я сразу возненавидела эту сумку… Бидж, тебе нужно в больницу.
— Нет. — Бидж представила себе, что произойдет, если она попадет в больницу и родит там. Она совершенно не собиралась производить ребенка на свет вне Перекрестка. — Я поеду обратно…
Но Фрида решительно помотала головой. Бидж только в этот момент ощутила, что кресло, в котором она сидит, совершенно мокрое. У нее отошли воды.
Она поспешно поднялась и оглянулась на темное блестящее пятно, смущенная почти так же, как когда в возрасте четырех лет оскандалилась в автомобиле, не дотерпев до туалета.
— Бидж! — резко окликнула ее Фрида. Бидж проследила за ее взглядом. Фрида показывала на ее ногу, по которой текла струйка водянистой крови. — Что-то пошло не так…
Бидж судорожно вздохнула и показала Фриде на телефонный справочник.
— Позвони доктору Люсилле Бодрэ. Скорее.
Глава 16
Поездка в автомобиле Фриды для Бидж проходила как бы вне реальности, словно во сне; лишь периодически она отвлекалась от резкой боли в животе, чтобы смутно удивиться, как много они успели проехать. В один из моментов просветления она поняла, что они остановились у ветеринарного колледжа, и перед ней возникла яркая и устрашающая картина: ее оперируют на грязном металлическом столе рядом с конюшней. Это просто смешно, твердила она себе, — никто не будет делать операцию в нестерильных условиях, — но прогнать видение никак не удавалось.
Конфетка Доббс и Лори Клейнман сломя голову выбежали из здания; Конфетка рывком открыл дверцу для Лори, которая прыгнула внутрь с разбегу. Потом они заехали на сельскохозяйственную испытательную станцию за Люсиллой Бодрэ, которая втиснулась в машину рядом с Лори и скомандовала:
— В Мемориальный госпиталь Джошуа Кэди. И побыстрее. За Эдди, который там работает, есть должок.
— Как ему удастся скрыть прием родов? — нахмурился Конфетка.
— Ну, при том, как в этом заведении поставлена регистрация пациентов, потерявшийся новорожденный — еще не самое страшное, — последовал не слишком обнадеживающий ответ.
Несмотря на ее протесты, Фриду оставили в вестибюле. У Бидж возникло твердое убеждение, что там же оставили бы и Конфетку, не пропусти он мимо ушей все возражения.
Бидж не выпускала из рук свой рюкзак со всем его содержимым — книгами, ловилкой и прочим, — даже когда ее отвели в операционную. Сначала доктор Бодрэ, потом Конфетка и, наконец, Лори пытались отобрать его; но Бидж вцепилась в рюкзак и сквозь стиснутые зубы выдавила:
— Он тут не будет мешать.
Лампы давали яркое бестеневое освещение, их можно было поднимать или опускать на любую высоту, поворачивать под любым углом. Даже несмотря на боль, Бидж не могла не ощутить зависти к оборудованию этой операционной.
Конфетка подал Люсилле Бодрэ белый халат так, словно помогал ей накинуть пальто, отправляясь на концерт. Она надела стерильную одежду, забыв даже поблагодарить его.
Приготовления были удивительно знакомы: стерильные простыни и салфетки, подносы с хирургическими инструментами, бутылки антисептика, иглы и хирургическая нить. Если бы не боль, Бидж почувствовала бы себя виноватой — с какой это стати она лежит в операционной…
— Тут присутствуют все, кто тебе нужен, Бидж, — сказал Конфетка. — Хирург, — он кивнул на Люсиллу Бодрэ, — анестезиолог, — Лори бросила на него неуверенный взгляд, — и педиатр, — показал он на себя.
Доктор Бодрэ строго посмотрела на него.
— По словам пациентки, вы можете присутствовать, доктор Доббс. — Она подчеркнула слово «доктор» как-то слишком уж демонстративно. — Только, пожалуйста, не путайтесь под ногами, если только я сама не попрошу вас оказать помощь.
Конфетка даже не ответил ей на это сердитым взглядом, и Бидж поняла, насколько он встревожен.
— Сначала основные показатели. — Доктор Бодрэ сунула в рот Бидж градусник и стала считать пульс, внимательно глядя на часы. Бидж с замиранием сердца поняла: врач пользуется моментом, чтобы собраться с мыслями.
Лори затянула на руке Бидж манжету тонометра.
— Ты знаешь, как работать с этим оборудованием? — спросил ее Конфетка.
— Мне приходилось делать переливание крови. — Лори взглянула на показания тонометра. — Сто пятьдесят на девяносто два.
— Ну, если учесть, как все началось, не так и плохо. — Доктор Бодрэ вынула термометр изо рта Бидж и спросила:
— Какая у вас обычно температура?
— Я теперь уже и не знаю. Конфетка вытаращил на нее глаза, доктор Бодрэ просто недовольно покачала головой.
— Вам следовало регулярно мерить температуру с самого начала беременности. И посещали ли вы врача в последнее время? Наблюдались ли у акушера?
Бидж покачала головой. Новый приступ боли помешал ей ощутить стыд.
— Она была за границей, — рявкнул Конфетка. — Что теперь?
— Нужно задернуть занавес, отделяющий операционное поле.
— В этом нет необходимости, — возразила Бидж.
— Это решать мне как лечащему врачу.
— Но я не хочу.
Люсилла Бодрэ в отчаянии воскликнула:
— Послушайте, Бидж, я знаю, что вы сами оперируете, знаю, что вы опытны не менее меня. Это ведь будут не нормальные роды; все будет… иначе. Наблюдать, как это происходит с вами, странно. Я знаю по себе, — добавила она. — Мне делали биопсию родинки, и я смотрела, какой отвратительный шов накладывает безмозглый интерн… А это в общем-то ерунда по сравнению с тем, что предстоит делать мне. — Она ласково похлопала Бидж по руке. — Если хотите, мы отдернем занавес, когда малыш появится на свет.
— Конечно, хочу. — Бидж поморщилась от новой болезненной схватки. — И нельзя ли поторопиться?
Как только занавес был задернут, доктор Бодрэ скомандовала:
— Лори, ассистируйте.
— Вы хотите, чтобы я ее побрила? — откликнулась Лори.
— На несколько дюймов. — Люсилла наклонилась к Бидж. — Я собираюсь сделать разрез «бикини». Шрам получится меньше, да и мне манипулировать будет легко. Большого разреза на самом деле не требуется. Вы ведь понимаете, — добавила она, — что речь идет о кесаревом сечении?
Бидж кивнула; ей было очень неприятно, что она так мало знает обо всем этом. Такое развитие событий было для нее неожиданным.
Закончив выбривание, Лори стала протирать кожу антисептиком.
— Насколько далеко вниз?
Доктор Бодрэ показала. Бидж почувствовала, как холод антисептика распространяется по животу — гораздо ниже пупка.
— Лори, дайте катетер. — Доктор Бодрэ обвела взглядом лица своих ассистентов. — Он должен быть на подносе: Эдди человек дотошный. Кстати, он предложил помочь, если будет нужно.
Лори произнесла уже своим нормальным голосом:
— Эдди хорошо о вас заботится. На лице Конфетки все еще была написана тревога, но в голосе его прозвучала нотка шутливого отчаяния:
— Вот видите, доктор, что мне приходится терпеть во время операций.
Доктор Бодрэ одарила их обоих взглядом, выражение которого Бидж даже в своем теперешнем состоянии оценила как явно не гиппократовское.
— Давайте-ка сосредоточимся на пациентке, — пробормотала доктор Бодрэ. — Лори хихикнула. — Вот что, дайте мне катетер. Ну, держитесь, Бидж. — Она смущенно моргнула. — Я хотела сказать: постарайтесь расслабиться.
Конфетка вынырнул из-за занавеса и заглянул в лицо Бидж.
— Держись, а я пока постараюсь тебя отвлечь. — Он положил ладонь ей на лоб.
Бидж поняла, что он намеренно перешел на эту сторону занавеса, и почувствовала к нему благодарность: во время операции не до соблюдения приличий.
Бидж изо всех сил старалась расслабиться, но, когда в тебя вставляют пластиковую трубочку, это не так легко сделать. Наконец доктор Бодрэ с облегчением сказала:
— Все в порядке.
Бидж многое бы дала, чтобы не слышать в ее голосе такого явного ликования: в конце концов она успешно осуществила всего лишь весьма второстепенную процедуру.
Доктор Бодрэ показала на сверкающую нержавеющей сталью стойку с капельницей.
— Пора начать вливание.
— Чего?
Реакция врача на вопрос была такой, словно кто-то посторонний явился в операционную и крикнул что-то на иностранном языке.
— Физиологический раствор и демерол…
Бидж, забыв о своей обычной вежливости, рявкнула:
— Зачем?
— Чтобы облегчить боль, — мягко ответила доктор Бодрэ. — И к тому же у вас кровотечение.
— Я думала, — тихо пробормотала Бидж, — это всего лишь воды.
— Ну, кровотечение не такое уж сильное — опасности для жизни не представляет. — Не успела Бидж немного успокоиться, как доктор Бодрэ добавила: — К тому же через минуту будет пора давать наркоз.
— Какого рода?
— Эпидуральныйnote 20.
— А как насчет ребенка?
— Плода? А в чем дело?
— Плода! Это, случайно, не о моем ребенке речь? — Бидж осознала, что говорит с интонациями грифона.
— Так оно и есть, только, пожалуйста, перестаньте спорить. Лори, займитесь наркозом.
Лори и всегда-то была бледна, теперь же она позеленела.
— Я никогда не работала с пациентом-человеком. Доктор Бодрэ натягивала хирургические перчатки; в раздражении она отпустила резину, от щелчка изнутри перчатки вырвалось облачко талька.
— Это самый обычный наркоз. Я буду давать указания по мере надобности.
— Только ты и можешь этим заняться, — обратился к Лори Конфетка. — Не хочешь же ты, чтобы доктор Бодрэ сама все делала.
— Нет, — решительно ответила Лори.
— Нет, — как эхо, раздался голос Бидж. Все вытаращили на нее глаза.
— Вы отказываетесь от наркоза?
— Я не могу себе его позволить.
— Ну, знаете ли, — жизнерадостно сообщила ей доктор Бодрэ, — вы не первая моя пациентка, которой я буду давать наркоз.
Бидж была достаточно опытна, чтобы уловить фальшивую уверенность в голосе врача.
— И которая же — двадцатая? Последовавшее молчание было вполне красноречиво. Наконец доктор Бодрэ деловито сказала:
— Да, конечно, я обычно занимаюсь научной работой, но все-таки интернатуру я проходила в родильном отделении: так что и принимать детей, и давать обезболивающее матерям мне случалось. И, хотите верьте, хотите — нет, кесаревы сечения я делала тоже. Все роженицы поправились без осложнений, а дети родились совершенно нормальными…
Доктор Бодрэ умолкла, наконец полностью осознав стоящую перед ними проблему.
Бидж сотрясла мучительная судорога. Лори марлевой салфеткой вытерла пот ей со лба. Где-то рядом Конфетка проговорил:
— Бидж, у нас нет выбора.
— Нет, — упрямо повторила она.
Все снова посмотрели на нее. В этой операционной под бестеневыми лампами ловилка в ее руке казалась неуместным анахронизмом.
Конфетка покачал головой.
— Бидж, ты просто испытываешь предоперационную панику. Так не годится.
Это были жестокие слова. Предоперационная паника — ее испытывают первокурсники…
— Дело не в этом, — покачала головой Бидж. — Причина — не страх.
— Это же кесарево сечение, а не какая-то царапина.
— Никакого наркоза, — твердо сказала Бидж. Она много размышляла, когда поняла, что кесарево сечение может оказаться неизбежным.
— Это безумие, — пробормотала доктор Бодрэ, но тут же прижала руку в перчатке к скрытому маской рту: это, конечно, соответствовало действительности, но говорить так было бестактно.
Бидж обратилась к ней одной:
— Никто не может гарантировать, что наркоз не повредит новорожденному.
— Не глупите. — Доктор Бодрэ перешла за занавес. — Эти анестетики применялись при миллионе кесаревых сечений, и почти всегда никаких нежелательных последствий для маленького человечка… — Она остановилась и так закусила губу, что капелька крови проступила сквозь маску.
— Ну вот, Люсилла, — вздохнул Конфетка, — теперь ты понимаешь, зачем я прорвался сюда? Хочешь провести консилиум?
— Что за младенец ожидается? — медленно спросила та.
— Наполовину фавн, наполовину человек. — Конфетка повернулся к Бидж: — Поправь меня, если я не прав. Бидж бессильно покачала головой; ей сейчас было не до обид.
— Но ведь есть эпидуральные анестетики, которые безопасны и для человека, и для козла. Какая должна бы быть дозировка, чтобы не повредить малышу-фавну?
Лори неожиданно сказала Бидж:
— Лапушка, я ненавижу делать что-то на глазок, но тут я справлюсь.
Бидж покачала головой.
— Только не в этом случае.
— Тогда чего ты от нас хочешь? Бидж глубоко вздохнула и ответила так спокойно, как только могла:
— Как делали кесарево сечение до изобретения наркоза?
Доктор Бодрэ поежилась. Конфетка медленно произнес:
— На этот вопрос я могу ответить. Пациента привязывали к столу, и еще кто-нибудь его держал.
Перед Бидж промелькнуло воспоминание из детства: диорама поля сражения времен Гражданской войны — генералу Джексонуnote 21 ампутируют руку. Хирургу помогает здоровенный детина, готовый схватить Джексона и удерживать его.
— Меня может держать Лори. Я должна… Доктор Бодрэ спокойно ответила:
— Не пойдет. Бидж, вы знаете, каков был процент смертельных исходов при кесаревом сечении в те времена? Семьдесят пять процентов. Значительная часть, конечно, за счет инфекции, но и очень многие — от шока. Я не могу пойти на это, — заключила она честно, но тут же добавила: — Да и вы тоже. Обычно, если мать умирает, существуют способы выкормить малыша; в этом же случае это может оказаться затруднительным.
— Мы, конечно, можем попытаться, с помощью Стефана, — сказала Лори, — но, Бидж, этому просто нельзя дать случиться. Согласись на эпидуральный наркоз.
Бидж скрутила новая судорога. Наконец она кивнула.
— Только, пожалуйста, будьте осторожны. — Она понимала, что ее слова звучат глупо, но должна была их сказать.
— Обещаем, — ответила Лори. Доктор Бодрэ взглянула на Конфетку и холодно распорядилась:
— Приготовьте пациентку. Конфетка не колеблясь взялся за дело.
— Все готово, доктор. — Конфетка поколебался, что не часто с ним случалось, и добавил: — Просто делайте разрез, как обычно.
Люсилла Бодрэ бросила на него поверх маски взгляд, которого Бидж предпочла бы не заметить, и подняла скальпель.
Она легким движением рассекла мышцы, и Бидж испытала такую острую боль, что на мгновение ей показалось: лампы в операционной стали светить слабее. Почти тут же боль исчезла, и Бидж ощущала только присутствие скальпеля — как чего-то неприятного, чего не должно бы быть у нее в животе.
Конфетка протянул руку и вытер пот со лба Бидж. Лори крепко держала ее за плечи, и давление ее рук воспринималось как поддержка и обещание помощи.
— Ладно, — сказала доктор Бодрэ. — Раз уж вы хотите знать, что происходит, я собираюсь сделать два разреза: первый рассечет брюшину, второй — стенку матки. Пожалуйста, — добавила она устало, — не отбивайтесь своим клинком.
Она снова подняла скальпель, блеснувший в ярком свете хирургических ламп, и Бидж, которой никогда в жизни не приходилось переносить операций — даже миндалины ей не удаляли, — почувствовала непередаваемый ужас.
Снова возникла всепоглощающая боль, такая сильная, что Бидж даже не могла бы сказать, где именно ее источник. Она закрыла глаза, словно борясь с мигренью. Так же внезапно боль отступила, осталось только странное, непривычное ощущение: словно ее живот — тесто, и кто-то режет его на кусочки.
После первого разреза доктор Бодрэ, казалось, стала другим человеком.
— Ну, это было совсем легко. Как вы там, Бидж? В порядке?
Бидж, не доверяя собственному голосу и к тому же не в силах преодолеть внезапную сухость в горле, кивнула.
— Прекрасно. Теперь я использую крючки, чтобы расширить отверстие. Вы почувствуете, когда я наложу зажимы на сосуды, и может быть, холодок от воздуха там, где его раньше не было.
Бидж, увлеченная описанием, гадала, как это все выглядит. Одновременно она ощутила какое-то натяжение в животе. Конфетка снова вытер пот с ее лба.
Доктор Бодрэ сказала с полной уверенностью в своих действиях:
— Теперь очередь стенки матки. Я делаю сечение по Керру: низкий поперечный разрез. Мышцы здесь более тонкие, да и кровеносных сосудов меньше. И еще: при этом вы не лишитесь возможности в будущем рожать обычным путем, если захотите. Ну, начали.
На этот раз Бидж не почувствовала скальпеля. К тому же боль от перемещения плода вниз, которому препятствовали мышцы матки, прекратилась. Бидж подумала: а так ли уж необходимо было хирургическое вмешательство…
— Еще крючки… Ну вот и малыш. — Бидж ощутила сначала давление, потом что-то потянули из нее — это Люсилла взялась за головку новорожденного. Потом нахлынула тошнота; ощущение было такое, словно она оказалась в падающем лифте: все внутренние органы куда-то переместились…
Бидж смотрела на новорожденную девочку. У нее был такой же курносый носик, как на детских фотографиях у самой Бидж, по пять пухлых пальчиков на руках, гладкая кожа, изящное тельце. Стройные безволосые ножки заканчивались маленькими розовыми копытцами.
Новорожденная была вся мокрая, ее кожа имела синюшный оттенок.
— Отсасывающую грушу, — поспешно сказала доктор Бодрэ и чуть ли не воткнула ее в ротик малышки.
— Ужасно много жидкости, — резко сказала Лори.
— При кесаревых сечениях всегда так, — ответила доктор Бодрэ. — Для чего, по-вашему, родовые пути? По ним воды и выжимаются при схватках. — Она перевернула новорожденную вниз головой и пошлепала ее, чтобы помочь легким освободиться от околоплодной жидкости. Нескончаемо долгий момент девочка неподвижно висела в ее руках бездыханной.
Потом она резко втянула воздух и разразилась ужасно громким блеющим воплем. Через секунду она снова заблеяла, и Бидж, что редко с ней случалось, громко рассмеялась и потянулась к дочери рукой, вывернувшись из хватки Лори.
Но доктор Бодрэ отвела ее руку.
— Подождите. Нужно еще сделать апгаровскую оценкуnote 22… — Она умолкла, глядя на часы. — Через несколько секунд нужно будет оценить цвет кожи, мускульный тонус, рефлексы, а Конфетка… доктор Доббс проверит пульс и дыхательную систему. Каждый показатель — от одного до двух баллов… — Она кивнула Конфетке, и они начали обследование.
Через несколько минут, о чем-то вполголоса посовещавшись с Конфеткой, доктор Бодрэ сказала:
— Пять и пять десятых.
Бидж, все еще протягивавшая руки к малышке, спросила:
— Вы назвали пять категорий, каждая оценивается от одного до двух баллов. Значит, максимальный общий балл — десять?
— Дорогая, я всегда говорил, что ты слишком сообразительна, — мягко ответил Конфетка.
После этого Бидж стало казаться, что новорожденная выглядит ужасно слабенькой.
— Какое имя вы для нее выбрали? — спросила доктор Бодрэ. Когда Бидж не ответила, она повторила дрожащим голосом: — Я хотела бы знать имя, и побыстрее. Такова традиция там, откуда я родом.
Доктор Бодрэ, вспомнила Бидж, выросла в Луизиане, где принято было придавать большое значение крещению новорожденных. Это не особенно обнадеживало.
Конфетка Доббс и Лори Клейнман сломя голову выбежали из здания; Конфетка рывком открыл дверцу для Лори, которая прыгнула внутрь с разбегу. Потом они заехали на сельскохозяйственную испытательную станцию за Люсиллой Бодрэ, которая втиснулась в машину рядом с Лори и скомандовала:
— В Мемориальный госпиталь Джошуа Кэди. И побыстрее. За Эдди, который там работает, есть должок.
— Как ему удастся скрыть прием родов? — нахмурился Конфетка.
— Ну, при том, как в этом заведении поставлена регистрация пациентов, потерявшийся новорожденный — еще не самое страшное, — последовал не слишком обнадеживающий ответ.
Несмотря на ее протесты, Фриду оставили в вестибюле. У Бидж возникло твердое убеждение, что там же оставили бы и Конфетку, не пропусти он мимо ушей все возражения.
Бидж не выпускала из рук свой рюкзак со всем его содержимым — книгами, ловилкой и прочим, — даже когда ее отвели в операционную. Сначала доктор Бодрэ, потом Конфетка и, наконец, Лори пытались отобрать его; но Бидж вцепилась в рюкзак и сквозь стиснутые зубы выдавила:
— Он тут не будет мешать.
Лампы давали яркое бестеневое освещение, их можно было поднимать или опускать на любую высоту, поворачивать под любым углом. Даже несмотря на боль, Бидж не могла не ощутить зависти к оборудованию этой операционной.
Конфетка подал Люсилле Бодрэ белый халат так, словно помогал ей накинуть пальто, отправляясь на концерт. Она надела стерильную одежду, забыв даже поблагодарить его.
Приготовления были удивительно знакомы: стерильные простыни и салфетки, подносы с хирургическими инструментами, бутылки антисептика, иглы и хирургическая нить. Если бы не боль, Бидж почувствовала бы себя виноватой — с какой это стати она лежит в операционной…
— Тут присутствуют все, кто тебе нужен, Бидж, — сказал Конфетка. — Хирург, — он кивнул на Люсиллу Бодрэ, — анестезиолог, — Лори бросила на него неуверенный взгляд, — и педиатр, — показал он на себя.
Доктор Бодрэ строго посмотрела на него.
— По словам пациентки, вы можете присутствовать, доктор Доббс. — Она подчеркнула слово «доктор» как-то слишком уж демонстративно. — Только, пожалуйста, не путайтесь под ногами, если только я сама не попрошу вас оказать помощь.
Конфетка даже не ответил ей на это сердитым взглядом, и Бидж поняла, насколько он встревожен.
— Сначала основные показатели. — Доктор Бодрэ сунула в рот Бидж градусник и стала считать пульс, внимательно глядя на часы. Бидж с замиранием сердца поняла: врач пользуется моментом, чтобы собраться с мыслями.
Лори затянула на руке Бидж манжету тонометра.
— Ты знаешь, как работать с этим оборудованием? — спросил ее Конфетка.
— Мне приходилось делать переливание крови. — Лори взглянула на показания тонометра. — Сто пятьдесят на девяносто два.
— Ну, если учесть, как все началось, не так и плохо. — Доктор Бодрэ вынула термометр изо рта Бидж и спросила:
— Какая у вас обычно температура?
— Я теперь уже и не знаю. Конфетка вытаращил на нее глаза, доктор Бодрэ просто недовольно покачала головой.
— Вам следовало регулярно мерить температуру с самого начала беременности. И посещали ли вы врача в последнее время? Наблюдались ли у акушера?
Бидж покачала головой. Новый приступ боли помешал ей ощутить стыд.
— Она была за границей, — рявкнул Конфетка. — Что теперь?
— Нужно задернуть занавес, отделяющий операционное поле.
— В этом нет необходимости, — возразила Бидж.
— Это решать мне как лечащему врачу.
— Но я не хочу.
Люсилла Бодрэ в отчаянии воскликнула:
— Послушайте, Бидж, я знаю, что вы сами оперируете, знаю, что вы опытны не менее меня. Это ведь будут не нормальные роды; все будет… иначе. Наблюдать, как это происходит с вами, странно. Я знаю по себе, — добавила она. — Мне делали биопсию родинки, и я смотрела, какой отвратительный шов накладывает безмозглый интерн… А это в общем-то ерунда по сравнению с тем, что предстоит делать мне. — Она ласково похлопала Бидж по руке. — Если хотите, мы отдернем занавес, когда малыш появится на свет.
— Конечно, хочу. — Бидж поморщилась от новой болезненной схватки. — И нельзя ли поторопиться?
Как только занавес был задернут, доктор Бодрэ скомандовала:
— Лори, ассистируйте.
— Вы хотите, чтобы я ее побрила? — откликнулась Лори.
— На несколько дюймов. — Люсилла наклонилась к Бидж. — Я собираюсь сделать разрез «бикини». Шрам получится меньше, да и мне манипулировать будет легко. Большого разреза на самом деле не требуется. Вы ведь понимаете, — добавила она, — что речь идет о кесаревом сечении?
Бидж кивнула; ей было очень неприятно, что она так мало знает обо всем этом. Такое развитие событий было для нее неожиданным.
Закончив выбривание, Лори стала протирать кожу антисептиком.
— Насколько далеко вниз?
Доктор Бодрэ показала. Бидж почувствовала, как холод антисептика распространяется по животу — гораздо ниже пупка.
— Лори, дайте катетер. — Доктор Бодрэ обвела взглядом лица своих ассистентов. — Он должен быть на подносе: Эдди человек дотошный. Кстати, он предложил помочь, если будет нужно.
Лори произнесла уже своим нормальным голосом:
— Эдди хорошо о вас заботится. На лице Конфетки все еще была написана тревога, но в голосе его прозвучала нотка шутливого отчаяния:
— Вот видите, доктор, что мне приходится терпеть во время операций.
Доктор Бодрэ одарила их обоих взглядом, выражение которого Бидж даже в своем теперешнем состоянии оценила как явно не гиппократовское.
— Давайте-ка сосредоточимся на пациентке, — пробормотала доктор Бодрэ. — Лори хихикнула. — Вот что, дайте мне катетер. Ну, держитесь, Бидж. — Она смущенно моргнула. — Я хотела сказать: постарайтесь расслабиться.
Конфетка вынырнул из-за занавеса и заглянул в лицо Бидж.
— Держись, а я пока постараюсь тебя отвлечь. — Он положил ладонь ей на лоб.
Бидж поняла, что он намеренно перешел на эту сторону занавеса, и почувствовала к нему благодарность: во время операции не до соблюдения приличий.
Бидж изо всех сил старалась расслабиться, но, когда в тебя вставляют пластиковую трубочку, это не так легко сделать. Наконец доктор Бодрэ с облегчением сказала:
— Все в порядке.
Бидж многое бы дала, чтобы не слышать в ее голосе такого явного ликования: в конце концов она успешно осуществила всего лишь весьма второстепенную процедуру.
Доктор Бодрэ показала на сверкающую нержавеющей сталью стойку с капельницей.
— Пора начать вливание.
— Чего?
Реакция врача на вопрос была такой, словно кто-то посторонний явился в операционную и крикнул что-то на иностранном языке.
— Физиологический раствор и демерол…
Бидж, забыв о своей обычной вежливости, рявкнула:
— Зачем?
— Чтобы облегчить боль, — мягко ответила доктор Бодрэ. — И к тому же у вас кровотечение.
— Я думала, — тихо пробормотала Бидж, — это всего лишь воды.
— Ну, кровотечение не такое уж сильное — опасности для жизни не представляет. — Не успела Бидж немного успокоиться, как доктор Бодрэ добавила: — К тому же через минуту будет пора давать наркоз.
— Какого рода?
— Эпидуральныйnote 20.
— А как насчет ребенка?
— Плода? А в чем дело?
— Плода! Это, случайно, не о моем ребенке речь? — Бидж осознала, что говорит с интонациями грифона.
— Так оно и есть, только, пожалуйста, перестаньте спорить. Лори, займитесь наркозом.
Лори и всегда-то была бледна, теперь же она позеленела.
— Я никогда не работала с пациентом-человеком. Доктор Бодрэ натягивала хирургические перчатки; в раздражении она отпустила резину, от щелчка изнутри перчатки вырвалось облачко талька.
— Это самый обычный наркоз. Я буду давать указания по мере надобности.
— Только ты и можешь этим заняться, — обратился к Лори Конфетка. — Не хочешь же ты, чтобы доктор Бодрэ сама все делала.
— Нет, — решительно ответила Лори.
— Нет, — как эхо, раздался голос Бидж. Все вытаращили на нее глаза.
— Вы отказываетесь от наркоза?
— Я не могу себе его позволить.
— Ну, знаете ли, — жизнерадостно сообщила ей доктор Бодрэ, — вы не первая моя пациентка, которой я буду давать наркоз.
Бидж была достаточно опытна, чтобы уловить фальшивую уверенность в голосе врача.
— И которая же — двадцатая? Последовавшее молчание было вполне красноречиво. Наконец доктор Бодрэ деловито сказала:
— Да, конечно, я обычно занимаюсь научной работой, но все-таки интернатуру я проходила в родильном отделении: так что и принимать детей, и давать обезболивающее матерям мне случалось. И, хотите верьте, хотите — нет, кесаревы сечения я делала тоже. Все роженицы поправились без осложнений, а дети родились совершенно нормальными…
Доктор Бодрэ умолкла, наконец полностью осознав стоящую перед ними проблему.
Бидж сотрясла мучительная судорога. Лори марлевой салфеткой вытерла пот ей со лба. Где-то рядом Конфетка проговорил:
— Бидж, у нас нет выбора.
— Нет, — упрямо повторила она.
Все снова посмотрели на нее. В этой операционной под бестеневыми лампами ловилка в ее руке казалась неуместным анахронизмом.
Конфетка покачал головой.
— Бидж, ты просто испытываешь предоперационную панику. Так не годится.
Это были жестокие слова. Предоперационная паника — ее испытывают первокурсники…
— Дело не в этом, — покачала головой Бидж. — Причина — не страх.
— Это же кесарево сечение, а не какая-то царапина.
— Никакого наркоза, — твердо сказала Бидж. Она много размышляла, когда поняла, что кесарево сечение может оказаться неизбежным.
— Это безумие, — пробормотала доктор Бодрэ, но тут же прижала руку в перчатке к скрытому маской рту: это, конечно, соответствовало действительности, но говорить так было бестактно.
Бидж обратилась к ней одной:
— Никто не может гарантировать, что наркоз не повредит новорожденному.
— Не глупите. — Доктор Бодрэ перешла за занавес. — Эти анестетики применялись при миллионе кесаревых сечений, и почти всегда никаких нежелательных последствий для маленького человечка… — Она остановилась и так закусила губу, что капелька крови проступила сквозь маску.
— Ну вот, Люсилла, — вздохнул Конфетка, — теперь ты понимаешь, зачем я прорвался сюда? Хочешь провести консилиум?
— Что за младенец ожидается? — медленно спросила та.
— Наполовину фавн, наполовину человек. — Конфетка повернулся к Бидж: — Поправь меня, если я не прав. Бидж бессильно покачала головой; ей сейчас было не до обид.
— Но ведь есть эпидуральные анестетики, которые безопасны и для человека, и для козла. Какая должна бы быть дозировка, чтобы не повредить малышу-фавну?
Лори неожиданно сказала Бидж:
— Лапушка, я ненавижу делать что-то на глазок, но тут я справлюсь.
Бидж покачала головой.
— Только не в этом случае.
— Тогда чего ты от нас хочешь? Бидж глубоко вздохнула и ответила так спокойно, как только могла:
— Как делали кесарево сечение до изобретения наркоза?
Доктор Бодрэ поежилась. Конфетка медленно произнес:
— На этот вопрос я могу ответить. Пациента привязывали к столу, и еще кто-нибудь его держал.
Перед Бидж промелькнуло воспоминание из детства: диорама поля сражения времен Гражданской войны — генералу Джексонуnote 21 ампутируют руку. Хирургу помогает здоровенный детина, готовый схватить Джексона и удерживать его.
— Меня может держать Лори. Я должна… Доктор Бодрэ спокойно ответила:
— Не пойдет. Бидж, вы знаете, каков был процент смертельных исходов при кесаревом сечении в те времена? Семьдесят пять процентов. Значительная часть, конечно, за счет инфекции, но и очень многие — от шока. Я не могу пойти на это, — заключила она честно, но тут же добавила: — Да и вы тоже. Обычно, если мать умирает, существуют способы выкормить малыша; в этом же случае это может оказаться затруднительным.
— Мы, конечно, можем попытаться, с помощью Стефана, — сказала Лори, — но, Бидж, этому просто нельзя дать случиться. Согласись на эпидуральный наркоз.
Бидж скрутила новая судорога. Наконец она кивнула.
— Только, пожалуйста, будьте осторожны. — Она понимала, что ее слова звучат глупо, но должна была их сказать.
— Обещаем, — ответила Лори. Доктор Бодрэ взглянула на Конфетку и холодно распорядилась:
— Приготовьте пациентку. Конфетка не колеблясь взялся за дело.
— Все готово, доктор. — Конфетка поколебался, что не часто с ним случалось, и добавил: — Просто делайте разрез, как обычно.
Люсилла Бодрэ бросила на него поверх маски взгляд, которого Бидж предпочла бы не заметить, и подняла скальпель.
Она легким движением рассекла мышцы, и Бидж испытала такую острую боль, что на мгновение ей показалось: лампы в операционной стали светить слабее. Почти тут же боль исчезла, и Бидж ощущала только присутствие скальпеля — как чего-то неприятного, чего не должно бы быть у нее в животе.
Конфетка протянул руку и вытер пот со лба Бидж. Лори крепко держала ее за плечи, и давление ее рук воспринималось как поддержка и обещание помощи.
— Ладно, — сказала доктор Бодрэ. — Раз уж вы хотите знать, что происходит, я собираюсь сделать два разреза: первый рассечет брюшину, второй — стенку матки. Пожалуйста, — добавила она устало, — не отбивайтесь своим клинком.
Она снова подняла скальпель, блеснувший в ярком свете хирургических ламп, и Бидж, которой никогда в жизни не приходилось переносить операций — даже миндалины ей не удаляли, — почувствовала непередаваемый ужас.
Снова возникла всепоглощающая боль, такая сильная, что Бидж даже не могла бы сказать, где именно ее источник. Она закрыла глаза, словно борясь с мигренью. Так же внезапно боль отступила, осталось только странное, непривычное ощущение: словно ее живот — тесто, и кто-то режет его на кусочки.
После первого разреза доктор Бодрэ, казалось, стала другим человеком.
— Ну, это было совсем легко. Как вы там, Бидж? В порядке?
Бидж, не доверяя собственному голосу и к тому же не в силах преодолеть внезапную сухость в горле, кивнула.
— Прекрасно. Теперь я использую крючки, чтобы расширить отверстие. Вы почувствуете, когда я наложу зажимы на сосуды, и может быть, холодок от воздуха там, где его раньше не было.
Бидж, увлеченная описанием, гадала, как это все выглядит. Одновременно она ощутила какое-то натяжение в животе. Конфетка снова вытер пот с ее лба.
Доктор Бодрэ сказала с полной уверенностью в своих действиях:
— Теперь очередь стенки матки. Я делаю сечение по Керру: низкий поперечный разрез. Мышцы здесь более тонкие, да и кровеносных сосудов меньше. И еще: при этом вы не лишитесь возможности в будущем рожать обычным путем, если захотите. Ну, начали.
На этот раз Бидж не почувствовала скальпеля. К тому же боль от перемещения плода вниз, которому препятствовали мышцы матки, прекратилась. Бидж подумала: а так ли уж необходимо было хирургическое вмешательство…
— Еще крючки… Ну вот и малыш. — Бидж ощутила сначала давление, потом что-то потянули из нее — это Люсилла взялась за головку новорожденного. Потом нахлынула тошнота; ощущение было такое, словно она оказалась в падающем лифте: все внутренние органы куда-то переместились…
Бидж смотрела на новорожденную девочку. У нее был такой же курносый носик, как на детских фотографиях у самой Бидж, по пять пухлых пальчиков на руках, гладкая кожа, изящное тельце. Стройные безволосые ножки заканчивались маленькими розовыми копытцами.
Новорожденная была вся мокрая, ее кожа имела синюшный оттенок.
— Отсасывающую грушу, — поспешно сказала доктор Бодрэ и чуть ли не воткнула ее в ротик малышки.
— Ужасно много жидкости, — резко сказала Лори.
— При кесаревых сечениях всегда так, — ответила доктор Бодрэ. — Для чего, по-вашему, родовые пути? По ним воды и выжимаются при схватках. — Она перевернула новорожденную вниз головой и пошлепала ее, чтобы помочь легким освободиться от околоплодной жидкости. Нескончаемо долгий момент девочка неподвижно висела в ее руках бездыханной.
Потом она резко втянула воздух и разразилась ужасно громким блеющим воплем. Через секунду она снова заблеяла, и Бидж, что редко с ней случалось, громко рассмеялась и потянулась к дочери рукой, вывернувшись из хватки Лори.
Но доктор Бодрэ отвела ее руку.
— Подождите. Нужно еще сделать апгаровскую оценкуnote 22… — Она умолкла, глядя на часы. — Через несколько секунд нужно будет оценить цвет кожи, мускульный тонус, рефлексы, а Конфетка… доктор Доббс проверит пульс и дыхательную систему. Каждый показатель — от одного до двух баллов… — Она кивнула Конфетке, и они начали обследование.
Через несколько минут, о чем-то вполголоса посовещавшись с Конфеткой, доктор Бодрэ сказала:
— Пять и пять десятых.
Бидж, все еще протягивавшая руки к малышке, спросила:
— Вы назвали пять категорий, каждая оценивается от одного до двух баллов. Значит, максимальный общий балл — десять?
— Дорогая, я всегда говорил, что ты слишком сообразительна, — мягко ответил Конфетка.
После этого Бидж стало казаться, что новорожденная выглядит ужасно слабенькой.
— Какое имя вы для нее выбрали? — спросила доктор Бодрэ. Когда Бидж не ответила, она повторила дрожащим голосом: — Я хотела бы знать имя, и побыстрее. Такова традиция там, откуда я родом.
Доктор Бодрэ, вспомнила Бидж, выросла в Луизиане, где принято было придавать большое значение крещению новорожденных. Это не особенно обнадеживало.