Анна посмотрела на сгорбившуюся в кресле фигуру и улыбнулась.
   - Как побитая собака. - Она вновь повернулась к Мэнди. - Вы поссорились?
   - Можно сказать и так, - Она еще раз посмотрела на Ника, но на этот раз не поймала его взгляд. В соседнем кресле какая-то девица задрала колени вровень с глазами Ника. - Ты только посмотри! - прошипела Мэнди. - В университете он будет вести себя точно так же!
   Анна обернулась, чтобы убедиться в преступлении Ника.
   - Он не виноват, Мэнд! - покачала головой она. - Эта Лайза - самая настоящая проститутка!
   - Ты еще будешь его защищать! - Мэнди глаз с Ника не сводила, мучаясь от ревности, которая овладела ею с той самой минуты, когда она впервые узнала о его планах учиться в университете. - И не надо отрицать, что сама не прочь познакомиться с ребятами из университета! - гневно воскликнула она, как будто Анна была в чем-то виновата.
   - Конечно, хочу! Но ведь у меня-то нет такого парня.
   Ты прекрасно знаешь, что Ник любит тебя до безумия!
   - Да уж! - презрительно фыркнула Мэнди и подвинулась поближе к Нику, чтобы, увидев ее, он понял, что она думает о нем.
   Танец кончился. Анна и Мэнди решили подождать, пока начнется новый. Вот послышался резкий звук, это иголка царапнула по пластинке, и в комнате раздался мягкий голос Джонни Нэша: "Теперь я ясно вижу, что дождь кончился. Я вижу все преграды на моем пути..."
   Под вкрадчивые звуки песни все устремились на кухню за выпивкой. Анна с Мэнди уже собрались было сделать то же самое, но тут к ним подошли парни и пригласили танцевать. Ребят этих Анна заметила давно, и один из них, с длинными светлыми волосами, который сейчас держал за руку Мэнди, ей очень даже понравился.
   С обычной во время танцев фамильярностью парень положил руки на талию Мэнди и притянул ее к себе. Положив руки ему на плечи, она в такт музыке начала покачивать бедрами и тут же почувствовала, как стал твердеть его пенис. А парень уже опустил руки ей на поясницу и прижался к ее грудям.
   Мэнди чувствовала на себе взгляд Ника, но по-прежнему дразнила незнакомца, хотя он ее отнюдь не интересовал. Танец кончился, и парень наклонился, чтобы поцеловать ее в губы - взять то, что, как он считал, ему уже принадлежит по праву. Однако Мэнди тут же резко отвернулась, так что его губы только скользнули по щеке, и коротким отработанным движением высвободилась из объятий парня под тем предлогом, что ей нужно в туалет.
   Она собиралась подойти к Нику, заглянуть ему в глаза, сказать: "Что хорошо для гуся..." Но Ника уже не было.
   Больше Мэнди его не видела. Она долго ждала его звонка, но он все не звонил и не звонил. Когда же наконец, признавшись себе, что была не права, Мэнди отважилась позвонить сама, то оказалось, что он уехал. Он решил поработать перед началом занятий.
   Это было двадцать лет назад. Двадцать лет...
   Мэнди вздохнула и, заметив, что уже почти приехала, подхватила покупки и двинулась вниз по ступенькам.
   Двадцать лет...
   "Обещай, что я буду первым", - проговорил он тогда в темном подъезде, и эта сцена навсегда запечатлелась в ее памяти. Но первым он не стал. Им так и не довелось заняться любовью.
   ***
   Подойдя к окну, Мэнди принялась задергивать шторы. За окном было сыро и противно, пелена дождя, словно пот, облепила здания и тротуары. В черноте ночи тускло светили уличные фонари.
   Через дорогу из машины высаживалась молодая пара.
   Подхватив с сиденья ребенка, женщина поцеловала его в лобик, натянула на голову капюшон. Ее муж, выгрузив из багажника покупки, повернулся и стал строить малышу рожицы, радуясь его смеху. Наконец, захлопнув дверцы машины, они в обнимку направились к дому.
   Почувствовав, как ком подступает к горлу, Мэнди тяжело вздохнула. Глядя в темноту, она видела там себя - юную семнадцатилетнюю девушку - и отчаянно желала вернуться туда, в свою молодость, а не прозябать здесь.
   Шум хлопнувшей входной двери вернул Мэнди к действительности, и она быстро задернула шторы.
   - Ты? - громко спросила она.
   - А кто же еще?
   Вопрос не требовал ответа - от Пита прямо-таки веяло отчуждением. Выйдя в прихожую, Мэнди наткнулась на широкую спину мужа: он вешал на плечики свой пиджак. Как же она ненавидела эту спину, этот затылок с отвратительными завитками - чтобы скрыть растущую лысину, Пит делал перманент.
   - Что к чаю? - все еще не поворачиваясь, спросил он.
   - Сосиски с картошкой. Придется немного подождать, - словно официантка из дешевого кафе, ответила она и прошла мимо него на кухню.
   Пока Пит сидел в гостиной и читал вечернюю газету, Мэнди возилась с шипящими на сковородке сосисками; в соседней кастрюле варилась картошка. Брызнувшая с горячей сковородки капля жира обожгла Мэнди щеку, и она в отместку ткнула ножом одну из сосисок. Удовлетворенно скривив губы в улыбке, она взглянула на сморщившуюся сосиску, вспомнила о муже и снова в ярости ткнула ее ножом.
   - Во сколько это завтра будет? - крикнул Пит, щелкнув пультом дистанционного управления и переключившись на телетекст, чтобы посмотреть результаты скачек.
   - В полтретьего в церкви! - крикнула в ответ Мэнди.
   - Ничего себе! В церкви! Готов поспорить, она будет в белом. Проклятая лицемерка!
   - Ради Бога, перестань! Не хочешь - не ходи.
   - Нет уж приду, не беспокойся! - выпалил он. - Что ты собираешься ей подарить?
   - Набор бокалов из универмага. - Если бы Мэнди сегодня была в боевом настроении, она обязательно сказала бы ему о дорогом хрустальном графине, но сейчас ругаться ей не хотелось.
   Воцарилось молчание, затем Пит спросил:
   - Мой костюм в порядке?
   - Который?
   - От Армани. Коричневый.
   - Наверное. Не я же его ношу.
   Сняв с плиты сковородку, она переложила сосиски на тарелку и потянулась за картошкой.
   - Ужин готов! - крикнула Мэнди. И вполголоса добавила; - Чтоб ты подавился!
   Ужин прошел в полном молчании. По одну сторону стола была раскрыта "Ивнинг стандард", по другую - "Хаус энд гарден" <"Дом и сад" (англ.).>.
   Покончив с едой, Пит отодвинул тарелку, встал, сложил газету и сунул ее под мышку.
   - Я пошел.
   Молча взглянув на него, Мэнди вновь уткнулась в журнал.
   - А где мальчики?
   - Гуляют где-то. На футболе, может быть, - не отрывая глаз от страницы, ответила она.
   - Я верну Брайану инструменты и заскочу в паб, ладно?
   - Угу, - с полным безразличием отозвалась Мэнди.
   Она проводила его взглядом. Хлопнула входная дверь, ноги ей окатило волной холодного воздуха. Мэнди вздохнула с облегчением, хотя ее не отпускало привычное уже раскаяние в том, что она так сильно и так явно его презирает. Она взяла кружку с кофе и, разомлев от приятного тепла, покачала головой.
   ***
   Так было не всегда. Сначала она думала, что любит Пита.
   После летнего лагеря Мэнди больше с ним не встречалась, хотя, как оказалось, у них были общие знакомые и жили они в одной и той же части Северного Лондона.
   Просто Мэнди была влюблена в Ника. Когда же Ник уехал, Мэнди замкнулась в себе. Она не хотела никого видеть, не хотела никуда ходить. Не в состоянии смириться с потерей, она исходила от жалости к самой себе. Впрочем, подруги постепенно стали таскать ее по вечеринкам. Именно там она снова увидела Пита, который был таким внимательным, таким предупредительным, что, когда он предложил ей встречаться, она не смогла ему отказать.
   Приятно было ощущать себя нужной.
   После свадьбы они шесть месяцев жили с его родителями. Невозможно было ощущать себя женой, хозяйкой, и Мэнди все время чувствовала себя там незваной гостьей. Мать разве что задницу Питу не вытирала. Когда он приходил с работы, ужин уже ждал его на столе; стоило ему щелкнуть пальцами, как мать, оторвавшись от любимой телепередачи, мчалась гладить ему рубашку. Стрелками на джинсах после ее глаженья не мудрено было и порезаться. У ее драгоценного Пити не должно было быть никаких проблем. Каждый раз, когда Мэнди предлагала свою помощь, ей говорили "посиди, отдохни" - и она всегда оставалась в стороне.
   Мэнди приходилось извиняться, когда они удалялись в свою комнату. Довольные, что остались наконец одни, они валялись на односпальной кровати Пита, слушая музыку, или смотрели купленный по случаю старый черно-белый телевизор. Заниматься любовью в этом доме было совершенно невозможно. Когда они достигали оргазма, обоим приходилось сдерживать крики из страха, что через тонюсенькую стену их может услышать мать Пита или его брат Барри. Кончив, Пит утыкался в шею Мэнди, и она удовлетворенно улыбалась.
   По воскресеньям она стояла у бровки грязного футбольного поля в Хэкни-Маршиз и наблюдала, как взрослые парни двадцати с лишним лет воображают себя новыми Джорджами Бестами. После игры все - игроки, их жены и подружки - отправлялись в местный трактир и вместе с другими завсегдатаями сидели там до полудня - женщины болтали, а парни группировались возле бара.
   Она так радовалась, когда у них наконец появилось свое гнездо четырехкомнатная муниципальная квартира на верхнем этаже старого здания, сложенного из красного кирпича. По вечерам всю неделю оба были заняты - он ходил на футбольные тренировки или играл в дартс в пабе, она тоже старалась поддерживать форму - и часто встречались поздно вечером в пабе или дома уже перед сном. А вот по пятницам Мэнди после работы заходила в "Сэйнзбериз", делала закупки на неделю и обязательно покупала к чаю что-нибудь особенное, а потом пешком шла домой, предвкушая вечер вдвоем. Когда она звонила в дверь парадного, он спускался вниз, а потом тащил покупки наверх, в их маленькую квартиру на восьмом этаже.
   Вот и сейчас она, закрыв глаза, представила себе, как они, усталые, лежат на своей первой маленькой тахте. Он читает газету - всегда с конца, а она уткнула нос в журнал или книгу, довольная тем, что они вместе. А бывает, знакомый запах тостов и кофе нет-нет да и напомнит о тех счастливых субботах, когда по утрам они валялись в постели или что-то вместе делали по дому. Как счастливы они были тогда!
   Трудно сказать с точностью, когда все переменилось.
   Может быть, когда появились дети? Правда, когда она сообщила ему, что беременна, он стал таким ласковым, таким заботливым. Мэнди вспомнила, как лежала в постели, а он, тыкаясь носом в ее шею и спину, нежно гладил округлившийся живот и восхищался чудом, которое они создали. Он ничего не говорил, но она знала, что он гордится этим, знала, что любит ее.
   Однако к родительским обязанностям оба оказались не готовы. Через два года после свадьбы они обнаружили, что живут в тесной квартире, что им вечно не хватает денег, а радость Пита по поводу рождения ребенка довольно скоро иссякла. Он стал задерживаться в пабе, поздно приходить домой, надеясь, что ребенок уже заснул и можно будет заняться любовью. Однако если ребенок спал, то спала и Мэнди: измученная постоянными криками младенца, она зачастую мечтала отнюдь не о сексе, а о том, чтобы просто выспаться. А если Мэнди еще не спала, то была занята ребенком, и потому недовольство Пита обрушивалось на нее сразу, едва он переступал порог.
   Вспоминая прошлое, она поняла: судьба давно уже посылала им тревожные сигналы. Например, когда они перестали целоваться. У Мэнди болело горло, и она боялась заразить мужа. Или по крайней мере так говорила.
   Потом они больше никогда уже не целовались, даже когда занимались любовью. Поцелуй почему-то казался чересчур интимным актом. А еще Мэнди попыталась вспомнить, когда они в последний раз разговаривали. Нет, вначале они, конечно, беседовали друг с другом, но, по правде говоря, все сводилось лишь к вежливому обмену фразами. Теперь же не было даже и этого. Им нечего сказать. По крайней мере - друг другу.
   В полном отчаянии Мэнди закрыла лицо руками. Горло сдавило, она едва могла дышать. Какой кошмар! Думая о Пите, она не испытывала ничего, кроме печали.
   Вспоминая Джонатана, она испытывала желание, но было ли в этом что-то еще? Что там вообще было, кроме секса, не считая сладости мести? Она вытерла ладонью глаза и сунула руку в карман пальто, висевшего на спинке стула.
   Положив смятый листок бумаги на стол, она разгладила его кулаком, цифры то и дело расплывались в ее переполненных слезами глазах.
   Оставался еще Ник. Ей не хотелось думать о своих чувствах к Нику.
   ***
   Хлопнула входная дверь, и в коридоре послышались тяжелые шаги.
   - Ма-ам! Ты не видела мою спортивную рубашку?
   Вернулся ее старший, Джейсон.
   Мэнди быстро смахнула слезы и высморкалась.
   - В твоей комнате! - крикнула она. - Висит на двери!
   Топ-топ-топ - послышалось наверху, затем пауза и затем вновь: топ-топ-топ. Джейсон направлялся в ванную.
   - Хочешь чаю? - крикнула Мэнди. - Есть сосиски!
   - Нет! - последовал ответ. - Я сейчас ухожу. Вернусь поздно.
   Хлопнула дверь ванной, щелкнула задвижка.
   "Десять слов..." - подумала она, возвращаясь к раковине с грязной посудой. Это гораздо больше обычного.
   Джейсон молчун, как и его отец. Когда с ним разговариваешь, он только хмыкает в ответ.
   Мэнди представила себе их типичный разговор.
   - Хороший был день, милый? - спрашивает она.
   В ответ он кривится, пожимает плечами и хмыкает.
   Или:
   - Что нового в прессе, дорогой? Есть что-нибудь интересное? приветливо улыбаясь, спрашивает она.
   В ответ дебильное выражение лица и вновь хмыканье.
   И так изо дня в день. Неудивительно, что она разучилась разговаривать. Впрочем, нельзя сказать, что она когда-нибудь владела искусством беседы. Например, так, как ,Анна. Беседовать у нее получается только с девчонками.
   Только им она может сказать то, что думает.
   Снова хлопнула входная дверь. Теперь это Люк. Долговязый и длинноволосый шестнадцатилетний юнец ворвался в кухню, бросил спортивную сумку в угол к посудомоечной машине и прямиком направился к холодильнику.
   - Что, нельзя подождать? - Мэнди замахнулась на сына кухонным полотенцем.
   - Нельзя, - буркнул он, схватил что-то съестное. - Убегаю.
   - Где был? - спросила она, желая удержать сына хоть на минуту.
   - На тренировке, - улыбнулся он и поцеловал ее в лоб. - И через минуту опять убегаю. Вот только переоденусь.
   - Это не дом, а просто гостиница какая-то! - крикнула она ему вдогонку. - Никакого общения!
   - Оно умерло! - крикнул Люк с лестничной площадки. - Арнольд Шварценеггер его изничтожил!
   - Это точно, - пробормотала она себе под нос. Хотя вряд ли его, это самое общение, когда-нибудь ценили в их доме. Пит служит прекрасным примером для своих сыновей. Правда, им удается выудить из него гораздо больше, чем ей, - пусть даже это всего лишь разговор о футболе, гольфе или, к ужасу Мэнди, обмен информацией о скачках между Джейсоном и его отцом.
   Опершись руками о край раковины, она посмотрела на раскинувшийся за окном сад и снова подумала о Джонатане - о его мускулистом теле и о том, что они творили с ним в то утро. При мысли об этом она вся затрепетала, внизу сразу все повлажнело. Да, он прекрасно знает, как ее ублажить. По правде говоря, ей не раз приходило в голову, что если бы она до встречи с Питом занималась любовью с кем-то вроде Джонатана, то все могло бы сложиться по-другому.
   Она словно застыла в трансе, погрузившись в воспоминания.
   - Ма-ам! - В комнату в расстегнутой рубашке вошел Джейсон, от него разило одеколоном. - Можешь дать десятку?
   - Что ты сделал со своими волосами? - спросила она, глядя на его зачесанные назад блестящие волосы.
   - Ой, мама, не заводись! - досадливо поморщился он, отстраняя ее руку.
   - Слушай, вид у тебя как у настоящего жулика! Как у Аль Пачино в "Крестном отце"!
   - Да перестань ты! - Он стал застегивать рубашку.
   - И не задерживайся!
   - Как тебе известно, мне восемнадцать лет. В моем возрасте ты уже вышла замуж.
   - И не вспоминай! - несколько смягчившись, отозвалась она.
   Достав из коробки десять фунтов, она протянула их сыну. Тот взял банкноту и радостно подмигнул матери.
   Она принялась считать про себя. На счете "семь" входная дверь хлопнула.
   Девушки...
   Когда-нибудь он приведет одну из них домой. Как бы она его ни любила, ей жаль бедную телку - кто бы она ни была. Джейсон воистину сын своего отца.
   Она огляделась по сторонам. "Вот царство, - подумала она, - которым я управляю.., мойка, плита, микроволновая печь, посудомоечная машина и холодильник".
   Может, и холодильника-то нет. Такое впечатление, что им владеет Люк.
   А что будет, когда мальчики уйдут?
   Она тряхнула головой, желая избавиться от страшной картины - они с Питом вдвоем в этом доме. "Пока нас не разлучит смерть..."
   - Дайте мне пистолет, - прошептала она. - Сейчас я разом со всем покончу.
   - Что, мама?
   Она обернулась. Из дверей на нее смотрел Люк.
   - Я просто подумала о тех чудесных временах для нас с папой, когда вы оба вылетите из гнезда.
   - Но я-то еще здесь, - пробасил он и обнял ее. Из-за великоватого, не по размеру, джемпера, надетого поверх мешковатой рубашки, мальчик неожиданно показался ей очень большим.
   - Нет. - Она на секунду прижалась к нему, радуясь, что он такой большой, а она может его обнять. - Все происходит так быстро!
   Люк поморщился.
   - Что такое? - встревожилась она.
   - Нет, ничего, - отстранившись, сказал он и схватился за живот. Просто немного болит, вот и все. Ладно, мне пора.
   Мэнди улыбнулась.
   - Не зря все время твержу - не ешь слишком быстро. Ладно. Веди себя хорошо. И не задерживайся.
   - Около одиннадцати буду, - бросил он и исчез в дверях кухни.
   Затем опять хлопнула входная дверь.
   Мэнди вздохнула и прошла в гостиную: посмотрела в окно - Люк вприпрыжку мчался по дороге.
   Пять минут. Это максимум того времени, что они ей уделяют. А когда возвращаются домой, то сразу расходятся по комнатам, закрывают за собой двери, и все. То же самое по утрам. Быстро спускаются в туалет, затем торопливо съедают по тарелке кукурузных хлопьев и прочь из дома. И так день за днем. Год за годом...
   Пит сейчас наверняка уже принялся за вторую пинту <Пинта - 0,57 литра.>. Она так и видит, как он перед очередным глотком долго всматривается в кружку, словно пытается на глаз определить качество напитка. Как будто его это волнует Она попыталась засмеяться, но вместо этого только вздохнула. Боже, что ей делать? Что делать?! Мысль о том, чтобы прожить вот так еще тридцать лет, была для нее совершенно невыносима. Да что там тридцать лет, провести с Питом тридцать минут - уже полнейший кошмар!
   Мэнди вернулась на кухню и поставила чайник.
   - Похоже, тут ничего не поделаешь, - заключила она, подойдя к холодильнику, чтобы достать оттуда упаковку "Диетического питания". - Таков уж мой крест.
   Прошло всего пятнадцать минут, как в дверь позвонили.
   "Наверное, кто-то из мальчиков, - подумала она и, не доужинав, встала. - Они так когда-нибудь головы свои забудут!"
   Она с улыбкой открыла дверь, но улыбка тут же увяла.
   - Тебе-то что здесь нужно?
   На пороге стоял брат Пита, Барри. По-хозяйски прислонившись к косяку, он нагло улыбался.
   - На два слова.
   - Пита нет дома.
   - Знаю. Я как раз к тебе.
   - Я занята. - Она попыталась закрыть дверь, но он успел проскользнуть в дом.
   - Говорю же - заскочил немного поболтать, и все.
   Это ей не понравилось. Отношения у них были не те, чтобы он вот так, запросто, заскочил поболтать. Она терпеть не могла Барри, и он прекрасно знал об этом; собственно, они уже давно не разговаривали.
   Мэнди закрыла дверь.
   - Ладно, пойдем на кухню, - сказала она. - Но только быстро. У меня дела.
   - Я понимаю, - ответил он. И как бы между делом спросил:
   - Пит в пивнушке, что ли?
   - Ага, как обычно. Если поспешишь, то застанешь его там. - Она прислонилась к посудомоечной машине. - Ну, так в чем дело? У тебя неприятности? Деньги нужны или еще что-нибудь?
   - Еще что-нибудь, - ответил он и посмотрел на нее странным взглядом.
   - Тогда тебе лучше поговорить с Питом. - Непонятно почему, но этот взгляд ей не понравился.
   - Может, и поговорю.
   Она нахмурилась. Ерунда какая-то!
   - Слушай, - решила выяснить она, - чего ты хочешь?
   Приблизившись, он положил руки ей на бедра.
   - Поиметь тебя для начала.
   Стряхнув руки Барри, она зло оттолкнула его.
   - У тебя сегодня кобелиное настроение!
   - У меня? - Он засмеялся. - Я не трахаюсь со всеми подряд.
   Мэнди почувствовала, как внутри у нее все похолодело.
   - Что ты имеешь в виду?
   Наслаждаясь ее замешательством, он мерзко улыбнулся.
   - Я тут проследил за твоей машиной. Оказывается, ты часто бываешь в пустых домах...
   Он уже нагло ухмылялся, оскалив свои неровные зубы.
   Мэнди пристально смотрела на него - на его пробивающуюся лысину, на его пивное брюхо - и пыталась разобраться, что к чему. Он все знает. Раз он видел ее машину, то мог обнаружить неподалеку и машину Джонатана. Может, он даже видел их вместе. Что ж, все равно нужно по-наглому все отрицать.
   - Я не понимаю, о чем ты.
   - Не понимаешь? - Он снова сделал шаг вперед и положил руки ей на плечи. - Думаешь, Пит этому поверит?
   Она нервно сглотнула.
   - Так чего ты хочешь?
   Его руки скользнули вниз, обхватив ее груди.
   - Того, что получает агент по продаже недвижимости.
   Она встретилась с ним взглядом. В глазах Мэнди читалось такое отвращение, такая ненависть, что просто непонятно, как ему удавалось не замечать этого. Да он, по всей видимости, не замечал. Ну в точности как Пит - занят только собой. Сейчас он едва обращал внимание даже на Мэнди. Для него она была всего лишь куском плоти - вещью, которую можно использовать.
   Гнев придал ей силы. Не убирая его руки, Мэнди улыбнулась.
   - Ладно.., но для начала покажи мне, что там у тебя.
   Я хочу посмотреть.
   Барри торжествующе улыбнулся - грязной, отвратительной улыбкой. Он решил, что дело в шляпе. Самодовольно ухмыляясь, он расстегнул ширинку.
   - Дай потрогать, - сказала она. Тошнота подступала к горлу, хотелось пронзительно завизжать.
   - Вот хорошая девочка! - обрадовался он. - Я знал, что ты сделаешь по-моему.
   Мэнди больше не колебалась. Глядя на него в упор, она взяла его пенис в руку и улыбнулась.
   - Доволен? - спросила она.
   - Еще буду, - усмехаясь, ответил он; его пенис заметно увеличился в размерах.
   "Черта с два будешь!" - подумала она и резко дернула член на себя, вложив в рывок все свое отвращение и ненависть.
   Барри пронзительно завизжал, лицо его исказилось от боли.
   - О черт! Что ты со мной сделала?
   Мэнди отступила назад. Барри повалился на пол и стал кататься, корчась от боли и держась за свой бессильный конец.
   - Ну, теперь-то ты доволен! - похолодев от ярости, спросила Мэнди. Она не испытывала к нему ни капли жалости.
   - Сука! Подлая корова! Ты мне все сломала!
   - Поделом тебе! - наклонившись над ним, сказала она. - Грязный подонок! Лезть к жене брата! Родного брата! Какая же ты скотина!
   Хныча, он на коленях попятился назад, и в его глазах Мэнди прочла то, о чем давно подозревала, - он бесхарактерная, ничтожная дрянь. По сравнению с ним Пит просто образец добродетели.
   - Можешь говорить Питу все, что захочешь, - угрожающе придвинулась к нему она, - но помни: если проболтаешься, я тут же расскажу ему про твои домогательства.
   И твоей старушке тоже. Пусть брат узнает, что тебе мало своего, он наверняка оторвет тебе яйца и вобьет в твою широкую, грязную глотку! Думаешь, я стала бы с тобой трахаться? - выпрямившись, с презрением бросила Мэнди. - Я скорее легла бы в постель с каким-нибудь извращенцем, чем стала бы трахаться с тобой, жалкая задница!
   Он отшатнулся. В глазах Барри застыл страх - он решил, что перед ним сумасшедшая.
   - Мэнди, я...
   - Да ты просто комок слизи! Со своей женой ты обращаешься как с последним дерьмом, а детей вообще не замечаешь. Сам ты толстый, лысый, а твой хрен... - Она покачала головой и, засмеявшись, согнула мизинец. - Если бы это был стручок, я бы вернула его обратно и потребовала деньги назад.
   Добравшись до двери, Барри поднялся и, держась за свое пострадавшее мужское достоинство, попятился к выходу.
   - Да, кстати! Парень, с которым я встречаюсь.., он просто класс! Три, четыре часа - для него это пустяки. И он очень большой. Понимаешь? Там, где надо.
   По правде говоря, ей на это было наплевать, но она знала: для Барри, как и для большинства мужчин, размеры имели огромное значение. Она задела его за живое.
   Любуясь собой, Мэнди придвинулась к нему поближе.
   - Да как ты мог подумать, - вновь наклонившись, сказала она, - что я позволю тебе хотя бы приблизиться?
   Тебе?
   Последнее слово она произнесла так выразительно, что Барри дернул головой, как боксер, уклоняющийся от удара. Внезапно Мэнди стало смешно. С трудом удерживаясь от смеха, она отвела взгляд в сторону.
   - Что, больно?
   - Больно? - Он вытаращил глаза. - Да ты его почти оторвала!
   Она захохотала. Мэнди смеялась и смеялась, ее презрительный смех жутким ливнем обрушился на Барри, добивая его и окончательно уничтожая.
   И он пополз прочь, пятясь, поджав хвост, словно нашкодившая собака.
   - Убирайся! - скомандовала она. - Давай, веселее!
   В эту минуту зазвонил телефон. Мэнди слышала звонки, но никак на них не реагировала, словно это ее не касалось. Сейчас она видела только Барри, державшего свой пострадавший член, видела его глаза, полные боли и страха. Через некоторое время звонки прекратились.
   - Ну, чего ждешь? - буркнула она, внезапно почувствовав усталость. Усталость от Барри, от Пита, от всей этой проклятой чехарды. - Убирайся и оставь меня в покое!
   Он кивнул, затем, отвернувшись, бросился к двери и исчез.
   Мэнди проводила его взглядом и, полностью опустошенная, тяжело опустилась на пол.
   - Да пошел ты! - чувствуя, как к глазам подступают слезы, выпалила она. - И надо же было все испортить!