— Чарат Краал.
   — Ты пилот из домена Краал и его колонии на той планете, что более всего пригодна для обитания?
   — Да, военачальник.
   — Не называй меня военачальником. Военачальник — мой сын. И отвечай: для чего ты завладел кораблями флота Вирпуука Ча, склонив эти корабли к мятежу против его преемника?
   Чарат Краал посмотрел ему в глаза: — Моя и его цели расходились. Его цель была — спасти то, что осталось от его изувеченного флота. Моя — поправить положение йуужань-вонгов в этой системе. Я решил, что моей цели следует отдать предпочтение.
   — Значит, главное, чего ты добился с присвоенными ресурсами — это ощутимый урон воинам и машинам неверных?
   — Я бы сказал, что я нанес им ничтожный урон. Моим намерением было наносить им ничтожный урон.
   Чулканг Ла подавил улыбку. Чарат Краал маршировал на казнь со спокойствием и отвагой, приличествующими йуужань-вонгскому пилоту.
   — Объяснись.
   — И до, и после прибытия флота Вирпуука Ча я использовал свои силы, чтобы тревожить неверных — не потому, что воображал, будто могу их разбить с имеющимися ресурсами, но потому, что таким образом можно было добыть информацию, о них самих и об их намерениях.
   Чарат Краал подал знак сопровождавшему его пилоту — ни в чем не повинному пилоту, который, в случае чего, расскажет Краалам о его смерти. Пилот подал ему записывающий виллип — губчатое существо размером с голову йуужань-вонга.
   — Вы позволите?
   Чулканг Ла коротко кивнул головой.
   Чарат Краал положил записывающий виллип на пол командного помещения и стал его поглаживать, чтобы разбудить. Виллип сплющился в диск и начал светиться резким желтым светом. Свет поднимался все выше, пока не начал сиять весь воздух вокруг, затем начал складываться в трехмерные картинки.
   Чарат Краал продолжал гладить и тыкать зверушку, и картинки над ней менялись. Сперва появилось изображение жилища «грашал» — очевидно, главного дома Краалов на Борлейас, — затем пошли изображения кораблей неверных, атакующих планету, снимки ночных стартов кораблей, снимки главных кораблей неверных на орбите.
   Наконец прокрутка закончилась, и возникло изображение штаб-квартиры неверных, снятой с воздуха — высокое изогнутое здание с множеством пристроек окружала выжженая зона, которая ближе к зданию была битком набита космическими кораблями.
   — Это их обиталище, — сказал Чарат Краал. — Здесь живет их генерал со своим штабом. Он руководит всеми операциями отсюда, вместо того чтобы находиться в сравнительной безопасности на одном из своих треугольных кораблей. Здесь живет много джиидаи, они постоянно патрулируют джунгли вокруг базы.
   — Сколько джиидаи?
   — Неизвестно… где-то с десяток. Их число постепенно увеличивается. Двое из них — Люк Скайуокер и его жена Мара.
   — Что насчет Джайны Соло?
   — Она тоже здесь. Мне кажется, ее положение несколько изменилось. Прежде считалось, что самый выдающийся из джиидаи — это Люк Скайуокер. Теперь, похоже, титул перешел к ней.
   — Продолжай.
   — Интерес неверных к этому месту сначала ставил меня в тупик, но сейчас мне кажется, что я разгадал загадку. Когда Краалы заняли этот мир, его защитники, взятые в плен, на допросе показали, что здесь некогда проводились секретные медицинские эксперименты. Создавались новые формы жизни. Короче, это был их эквивалент формовочной лаборатории, и неверные защищают ее так яростно, что я подозреваю, что они проводят там какую-то формовку.
   — Формовку чего?
   — Не знаю. Как по мне — что бы они не делали, оно было бы в большей безопасности на каком-нибудь из их треугольных кораблей, поэтому, очевидно, проект должен выполняться здесь. Это наводит на мысль, что либо оборудование, с которым они работают, слишком тонкое, чтобы его можно было перемещать, либо существо, которое они проектируют, должно быть создано в живом мире. И, поскольку они мастера создавать оборудование и работать на нем, последний вариант кажется мне более вероятным.
   Чарат Краал снова пустил изображение над виллипом, прокрутив серию из множества стартов, и остановился на снимке чудесатого аппарата, взлетающего с биостанции. Аппарат не имел гладких обводов, как у большинства машин неверных. Он напоминал сегмент металлической трубы высотой в человеческий рост и длиной в двадцать метров, согнутый посредине под прямым углом. Угол рассекала другая труба, имевшая метр в диаметре и пять в длину. В точке перегиба был приделан двухместный кокпит — похоже, снятый с истребителя; пилоты сидели спиной к меньшей трубе. На обеих половинах большей трубы были установлены двигатели, ориентированные в том же направлении, что и меньшая труба. Концы труб были закрыты заглушками, которые, по всей видимости, могли расходиться в стороны.
   — Существует три таких, — сказал Чарат Краал. — И есть еще четвертый с тремя выступами, расходящимися под одинаковыми углами, а четвертый выступ образует с тремя остальными прямой угол; я видел его, но не смог заснять. Мои шпионы, которые подслушивают разговоры неверных, когда получается подкрасться достаточно близко, называют их «труболетами»; они — часть операции под названием «Звездный копьем»т". Все три летают очень плохо. Они поднимаются в космос и занимают строго определенные позиции по отношению к друг другу, на довольно большом расстоянии, так что все три аппарата становятся углами треугольника, а четвертый — его центром масс. Затем они несколько минут обмениваются сигналами. Что это значит — неизвестно.
   — Твои предположения?
   Чарат Краал заколебался.
   — Я всего лишь пилот, а не формовщик и не один из их безбожных ученых. Но у меня есть консультант, которая разбирается в их математике лучше меня, и она проанализировала их деятельность. Она говорит, что если перпендикулярный выступ центрального аппарата расположить строго под прямым углом к треугольнику, образованного тремя другими аппаратами, то он будет смотреть точно в направлении системы Корусканта. Это может быть устройство слежения, устройство связи или оружие, нацеленное на их бывшую столицу.
   — Любопытно. — Чулканг Ла оценивающе посмотрел на пилота.
   — Великий, если мне позволено… если вы собираетесь отдать приказ убить меня за мое нахальство, я прошу вас — не отдавайте меня на казнь, а повелите, чтобы я убил себя сам, Тогда я удостоюсь великой чести: послужить, хоть бы краткое мгновение, самому Чулкангу Ла.
   На лице старого йуужань-вонга проступило раздражение.
   — Молчи. Чарат Краал, я произвожу тебя в звание командира авиакрыла. Твой отряд будет доукомплектован и станет полноценным авиакрылом. Ты будешь выполнять мои специальные задания, часто совместно с другими боевыми крыльями. Одной из твоих задач будет изловить Джайну Соло; я буду отдавать тебе и другие приказы. Отчитываться будешь непосредственно передо мной. Ты все понял?
   — Я понял, о Великий. — Лицо Чарата Краала подергивалось, хотя он пытался сохранить бесстрастное выражение.
   — Ступай.
Оккупация Борлейас. День 39
   Пилоты эскадрильи Двойных Солнц вылезли из своих «иксокрылов», «Е-крылов» и одного «когтелета». Обмениваясь шутками и впечатлениями, они двинулись через ангар для спецопераций к главному зданию, счастливые, что вернулись с задания без потерь. Сегодня они отконвоировали в космос топорные «труболеты» операции «Звездный копьем»т", сопроводили их на строго выверенные позиции, их пилоты выполнили несколько тестов, и все целые и невредимые вернулись домой. Рядом крутились кораллы-прыгуны, пытаясь разглядеть, что они делают, но не атаковали… похоже, они наблюдали за маневрами кораблей «Звездного копьем»та", но были пока не готовы на них напасть. Можно было поспорить, что, каким бы медлительным и осторожным ни был новый йуужань-вонгский командующий, он скоро что-нибудь предпримет против «Копьем»та".
   Джайна задержалась в посадочной зоне, чтобы немного дистанцироваться от своих пилотов. Богине не подобает болтать со своими слугами, сказала она себе. А голос глубоко в ее сознании — голос, к которому она прислушивалась, когда поблизости не было других джедаев, — прошептал: «И обреченная не должна слишком сближаться с людьми, которые будут горевать, когда ее не станет».
   Она прислонилась к «иксокрылу», не обращая внимания на голоса механиков, копошащихся вокруг.
   Было что-то у нее внутри, что-то чужеродное, от чего ей не суждено было избавиться. То была холодная ненависть к врагу. Возможно, она была с ней с самого начала йуужань-вонгского вторжения, после смерти Чубакки и после того, что случилось потом с ее отцом и ее семьей, но полностью Джайна осознала это, лишь когда погиб Энакин. Но вот появился два дня назад корабль-мир, была сделана попытка обрушить невинных в атмосферу Борлейас — и в Джайне снова начала расти ненависть.
   Но ненависть ни к чему не приведет. Она не для джедая. И она тем более бессмысленна для той, кто вряд ли долго проживет на этой войне, имея столько врагов; Джайне было некогда тратить время на ненависть, существовали дела поважнее.
   С другой стороны, ненависть могла оказаться полезной для летчикаистребителя; она позволяла оставаться собранной, придавала сил в бою.
   Но все равно это было чувство, причем болезненное. Джайна не хотела его. Ей оно было не нужно. Она загнала ненависть поглубже, придавив ее весом своей логики.
   Пока Джайна успокаивала саму себя, открываясь Силе, она почувствовала знакомое, утешающее присутствие. То есть оно, по идее, должно было быть утешающим; оно излучало вокруг себя ауру утешения.
   Джайна обернулась и увидела приближающуюся Тахирай. Джайна улыбнулась ей, хотя понимала, что улыбка получилась неуверенная.
   Когда-то Тахирай была очень близка с Энакином, она даже могла однажды сама стать Соло. Теперь этого уже не случится, и Джайне иногда казалось, что Тахирай скоро убредет куда-нибудь, словно планета, которая вдруг освободилась от гравитации своего солнца. Джайна знала, что она должна бы о ней заботиться, но это значило положить еще одно чувство поверх всего того, от чего она пыталась избавиться. Приходилось поддерживать отношения, хотя Джайна считала, что лучше бы их сразу обрубить.
   Одежда, руки и ноги Тахирай были заляпаны зеленым — следы от листьев и травы, решила Джайна.
   — Ты была в патруле?
   Тахирай кивнула: — Несколько часов играла в прятки с йуужань-вонгскими воинами. Правда, ни одного из них так и не увидела. Они-то, похоже, один раз меня заметили, потому что мне пришлось отбиваться от жука-пули. Когда я вернулась, то услышала, что твоя эскадрилья идет на посадку. Я подумала — может, ты захочешь поговорить.
   — Нет-нет.
   — Может, хочешь немного расслабиться? Тут ребята из Разбойного эскадрона переделали резервуар биореактора в горячую ванну. Они сейчас на патрулировании, так что ванна не охраняется…
   Джайна покачала головой: — У меня нет времени. Сейчас иду на встречу с разведгруппой, с Призраками то есть. Будем обсуждать психологическую войну и Йун-Харлу, йуужань-вонгскую богиню-обманщицу. А потом нужно будет сделать еще кое-что такое, чего мне делать совсем не хочется.
   — И что же?
   — Поговорить с Кипом Дэрроном. Хочу передать ему эскадрилью Двойных Солнц.
   — Ты только-только приняла командование, а уже хочешь от него отказаться?
   — Всего на несколько недель, я надеюсь. Я отправляюсь на… ну, ты знаешь об экспедиции дяди Люка?
   — Да.
   — Я хочу напроситься с ними.
   Несколько сикунд Тахирай молчала. Затем сказала: — Джайна, я не думаю, что это такая уж хорошая идея.
   — Я так и знала, что все будут это говорить. Но папа с мамой думают, что Джесин…
   У Джайны вдруг перехватило дыхание. Почему же так трудно произнести слово «жив»? Ответ пришел одновременно с вопросом: потому что она отчаянно хотела поверить в то, во что верила Лея, и не могла заставить себя сделать это. Она не могла позволить себе на что-то надеяться. У них с братом была связь через Силу, и эта связь давным-давно прервалась. Джесин умер, и тешить себя надеждами, что он спасся, значило обманывать саму себя, а в нынешнее время такой самообман мог оказаться роковым. Джайна сделала глубокий вдох и продолжила: — Они думают, что Джесин там. Я должна лететь туда… чтобы доказать, что он не там.
   — Не делай этого, — тихо, но настойчиво сказала Тахирай.
   — Я должна.
   — Нет, не должна. По сути, очень вероятно, что из-за тебя Люка с Марой могут убить.
   — Ты невысокого мнения о моем мастерстве.
   — Высокого. — В голосе Тахирай не было ни извинения, ни раскаяния. — Но если бы все зависело от одного мастерства или мощи, ты бы попыталась послать Кипа Дэррона, не так ли?
   — У Кипа не получилось бы. У них с Люком слишком много разногласий…
   — Вот именно. Это я и имела в виду. Одного мастерства будет недостаточно.
   — И что же еще нужно?
   — Ну, тут еще это дело с двойней. Йуужань-вонги хотят заполучить и тебя, и Джесина, и, что бы они не задумали для вас, оно вряд будет к добру. — Тахирай на секунду отвернулась. — Джайна, стоит мне всего лишь подумать определенным образом, и я превращаюсь в йуужань-вонга — на столько времени, сколько могу выдержать. Это дело с близнецами — не случайное любопытство. Это одержимость. Там, где близнецы, глаза богов смотрят вниз. Близнецы искажают реальность вокруг себя. Они священны.
   — Ну и что?
   — Допустим, Джесин жив. Я надеюсь, что это так. Скажем, ты прилетаешь с мастером Скайуокером на Корускант. Тебя замечают, но сразу не хватают. Йуужань-вонги вдруг узнают, что оба близнеца на Корусканте. Чтобы найти Джайну Соло, они выделят намного больше ресурсов, чем для обнаружения группы диверсантов, даже если эти диверсанты — джиидаи, то есть джедаи. Так или не так?
   — Ну… так. Но они могут меня и не узнать.
   — Могут. Так ты рискнешь жизнями Люка и Мары, потому что «могут не узнать»?
   В Джайне росло отчаяние. Это было похоже на один из тренировочных боев с дядей Люком, когда она только начинала учиться. Она теснила его, заставляла защищаться… а потом ей становилось ясно, что на самом деле его превосходящее мастерство превращало ее выпады в неуклюжие, неуравновешенные действия, ведущие к поражению.
   Она проигрывала спор. Побеждала Тахирай, которая была не только младше ее на несколько лет, но и сама терзалась болью утраты Энакина.
   — Люк и Мара не так близки к Джесину, как я. Я его близнец. — В глубине души Джайна знала, что это необоснованное утверждение, что Люк и Мара обладали достаточным мастерством, опытом и чувствительностью в Силе. Но именно это был ее главный аргумент, и она упрямо цеплялась за него.
   — Поэтому вместо тебя полечу я.
   — Ты?
   Тахирай торжественно кивнула: — Кроме тебя, кто справится лучше? Я не знаю Джесина так, как ты, и в Силе я его не чувствую лучше тебя. Но я знаю его лучше, чем любой джедай, который не был в ментальной связке на том йуужаньвонгском корабле-мире. И никто — никто — не знает йуужань-вонгов так, как я; по крайней мере я знаю, как они мыслят.
   Джайна смотрела на нее, не зная, чем парировать этот аргумент.
   — Я думаю… — она чувствовала, что накал спора покидает ее, и почти без усилий погрузилась в раздумья. Она была уверена, что Люк одобрит замену.
   — Сдается мне, тебя изрядно захватили эмоции.
   — То же самое я бы сказала о тебе. Это возвращает нас к нашему вопросу. Не летит никто из нас или лечу я?
   Джайна вздохнула, признав поражение. Странно, но она не испытывала ни гнева, ни досады. Просто она чувствовала себя более усталой, чем прежде.
   — Ты.
   Тахирай начала наклоняться в перед, чтобы обнять ее, но Джайна увернулась, прежде чем намерение переросло в действие. Она не хотела, чтобы Тахирай стала ей ближе. Тахирай будет страдать, когда Джайна умрет.
   — Спасибо за заботу.
   — Всегда пожалуйста… но ты, возможно, не захочешь меня благодарить, когда выслушаешь мое второе предложение.
   В словах Тахирай скрывалось какое-то неохотное предостережение, и Джайна повернулась, чтобы посмотреть на нее более внимательно. На лице Тахирай была странная смесь эмоций: забота, понимание, боязнь причинить боль.
   — Отлично, — нерешительно сказала Джайна. — Я слушаю.
   — Во-первых, поверь мне — я понимаю, что это не мое дело. Но все равно я должна это сказать. — Тахирай сделала глубокий вдох, собираясь с духом. — Я думаю, ты должна перестать скрываться от своей матери.
   — Скрываться? — Джайна адресовала Тахирай недоверчивый взгляд. — Да она же везде! Я натыкаюсь на нее по десять раз на дню.
   — Ты знаешь, о чем я. Ты избегаешь ее не как участницу обороны Борлейас. Ты избегаешь ее как свою мать.
   — Но это же смешно. Я же не называю ее «Лея» вместо «мама» и не говорю: «Эй, ты» или «Эй, как тебя там, жена Хана»!
   — Ты начала называть ее «мать» вместо «мама».
   — Разве? — нахмурилась Джайна, пытаясь вспомнить.
   Тахирай стояла и смотрела на нее, и у Джайны было нехорошее чувство, что девушка смотрит сквозь воздвигнутые ею защитные экраны логики, словно они были из отлично отполированного транспаристила.
   Джайна смягчилась.
   — Послушай, — сказала она. — Я люблю свою мать. Но у нас с ней нет такого контакта, как у большинства матерей с дочерьми. Мы так часто разлучались, когда я была маленькой… она пыталась вогнать в форму правительство Новой Республики, а Джесин, Энакин и я жили на маленьких уединенных планетках, с Чубаккой или Винтер, а потом мы отправились на Явин Четыре.
   — Это мешало тебе наладить контакт, или ты просто злилась на нее?
   — Глупый вопрос.
   — Как сказать. Но ты можешь в любое время связаться с ней, и — щелк! — вы снова в контакте. — Глаза Тахирай наполнились слезами, и она отвернулась. — Есть точка, когда ты осозна"шь, что это был последний разговор с тем, кого ты любишь. Что его больше нет. Ты решила это насчет мамы? Или она насчет тебя?
   Взор Джайны заволокло слезами. Ее решимость наконец пропала, она протянула руки к Тахирай и прижала ее к себе.
   — Это не так, — сказала она; из-за комка в горле ей было трудно говорить. — Не так.
   — Ну, раз ты так говоришь, — Тахирай тоже обняла ее на несколько долгих секунд, потом оттолкнула Джайну от себя, не встречаясь с ней взглядом, — то мне надо пойти помыться.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Оккупация Борлейас. День 39
   — Меня, — сказал человек, — зовут Шарр Латт. Я Призрак.
   Он был чуть выше среднего роста; волосы, цвет которых всего на несколько оттенков отличался от белоснежного, были слегка разлохмачены. Глаза у него были голубые и веселые; он напоминал комика, который издевается над своей публикой и заставляет ее смеяться. Шарр носил красные штаны и жилет, небесноголубую рубашку с длинными рукавами и ботинки; широкая полоса ткани, более декоративная, чем функционалная, служила ему поясом, и такая же полоска обвивала его голову. Он говорил с акцентом, характерным для низших классов Корусканта, а улыбка на его лице могла быть истолкована как лицемерная или насмешливая — или то и другое одновременно.
   Джайна повернулась к спутнику Шарра. Этот был гаморреанцем — одним из толстых, тупорылых, клыкастых гуманоидов, которые воевали в битвах или выполняли работы низкого уровня сложности по всей галактике. Гаморреанец был одет в коричневую одежду человеческого покроя без каких-либо знаков различия.
   — А он тоже Призрак? — в шутку спросила Джайна.
   — Да, — ответил гаморреанец. Джайна подпрыгнула. Многие гаморреанцы понимали общегал, однако их голосовые связки не позволяли им разговаривать почеловечески. Гаморреанец продолжал: — Мое имя Вуурт саБинринг. Можешь называть меня Хрюком.
   В голосе Хрюка слышались определенные механические модуляции, и это навело Джайну на мысль, что его речь искусственно улучшена. Это обьясняло все. Чтобы загладить эффект от своего внезапного замешательства, Джайна пожала обоим руки и спросила: — Так чем же мы сегодня займемся?
   Шарр ткнул пальцем в голубоватое окно, показывая на джунгли, начинавшиеся за выжженой мертвой зоной: — Мы пойдем туда. Найдем озеро с холодной ключевой водой. Залезем туда и будем мыть друг другу спины, пока Хрюк постоит на шухере, а потом поглядим, во что это перерастет. — Он пожал плечами. — Или можно поговорить о психологической войне и о том, как ее вести против йуужаньвонгов.
   — Я выбираю психологическую войну.
   Шарр кивнул: — Именно это я и предполагал. И, поскольку Хрюку не нужно стоять на шухере, я рассчитываю, что он подучит тебя тактике малых соединений истребителей.
   Джайна прищурилась: — Он что, летчик-истребитель?
   Гаморреанец кивнул, отчего затряслись щеки и складки сала на животе: — Бывший. Я служил под началом твоего отца в одной из компаний.
   — Кажется, он рассказывал о тебе, когда я была совсем маленькой. Одна из историй типа: «Когда вырастешь, то сможешь стать, кем захочешь». Гаморреанец, Который Стал Летчиком-Истребителем. Я тогда решила, что он все выдумал.
   — Я в последнее время держался в тени. Летал мало.
   — В таком случае тебе вроде как не особо есть чему меня учить насчет тактики малых соединений.
   Гаморреанец растянул рот в улыбке, обнажив еще больше зубов — зубов, на взгляд Джайны, куда более чистых и ровных, чем у большинства гаморреанцев.
   — Я думаю, что сумею тебя удивить, — сказал Хрюк.
   — В Хэйпанском кластере ты сработала очень хорошо, — сказал Шарр. Они устроились на крыше биостанции. Внизу под ними находились посадочные площадки; за площадками начинались джунгли, простиравшиеся до горизонта. Полуденное солнце здорово припекало, но Джайна была рада теплу; во время утренней миссии она получила достаточную порцию космического холода.
   Они представляли собой отличные мишени для йуужань-вонгских наблюдателей, которые могли скрываться на краю джунглей, но йуужань-вонги традиционно не пользовались услугами снайперов.
   — «Очень хорошо», — повторила Джайна. — В смысле, ты считаешь, что можно было лучще?
   Она лежала лицом вниз на массивном дюракритовом выступе, разглядывая причальный комплекс в мертвой зоне и наблюдая за механиками, хлопотавшими вокруг «Рекордного времени». Поверхность, на которой она лежала, вибрировала; внутри находилась система циркуляции воздуха.
   Шарр, который стоял, прислонившись спиной к меньшему выступу, содержавшему в себе насос, поглядел на свою деку и рассеянно кивнул. В пяти метрах от них лежал на крыше Хрюк — растянувшись на спине, он засунул руки под голову, закрыл глаза и наслаждался солнечным светом. Рубашку он снял, выставив наружу такое необъятное пузо, что Джайна задумалась, нельзя ли на него посадить лендспидер. Она рассмеялась, представив себе посадочные полосы, нарисованные на брюхе гаморреанца.
   — Так как? — еще раз спросила она.
   — Твои трюки были хороши, — сказал Шарр и посмотрел ей в глаза. — Но они не были многоуровневыми. Ты выдавала один трюк, сбивала их с толку и уничтожала, и на этом все. Ну, иногда было по два трюка. У тебя один трюк должен идти за другим, чтобы они никогда не кончались; вот чего они ожидают от своей богини-Обманщицы.
   — Вторая проблема в том, что йуужань-вонги в конце концов разгадали, как ты их дурачила. Эпизод с маячками, когда все йуужань-вонгские корабли начали излучать опознавательный сигнал твоего корабля и в итоге перестреляли друг друга — это было здорово придумано. Но если бы в каждом маячке было немного взрывчатки, чтобы их можно было взорвать, оставив оплавленные дыры, как от лазера — тогда они бы так и не поняли, как ты заставила их палить друг в друга. А ведь именно непонимание, неспособность разгадать фокус наполняет их — и нас, кстати, тоже — священным ужасом.
   — Мне нравится, как это звучит — «священный ужас», — призналась Джайна. Мысль была настолько приятная, что она даже не стала обижаться на Шарра за критику своих действий.
   — Мы хотим, чтобы они думали, что ты не просто как-то связана с ЙунХарлой, не просто жрица чего-то там, но что ты и есть ОНА. — Шарр закрыл деку и сунул ее в карман. — Все, что бы ты ни делала, должно подкреплять это впечатление, пусть даже и в крайне мелких деталях. По сути, ты уже этим занимаешься.
   Джайна недоуменно посмотрела на него: — Каким образом?
   — Богиня не должна работать. И вот ты возлежишь здесь и бьешь баклуши на глазах у всех пилотов и механиков на летном поле. Богиня ничего не боится. И вот ты беспечно сидишь на виду у йуужань-вонгов. Богиня превыше смертных. И вот ты покоишься выше двух своих спутников. Кстати, о спутниках — у богини должно быть странное окружение. Отсюда гаморреанец и некий идиот в тошнотворно-ярких шмотках. — Шарр поглядел на свой костюм и содрогнулся.
   — Я поняла, — сказала Джайна. — Поэтому Хрюк с нами, хотя и ничего не говорит о тактике истребителей.
   — Очень хорошо, — кивнул Шарр. — Отныне ты на сцене — каждую минуту и каждый день. Мы не говорим, что ты богиня. Мы просто будем обращаться с тобой, как с богиней, и ты должна вести себя соответственно.
   — Никогда не проси, если можешь приказать, — сказал Хрюк.
   — Не делай никакой работы — за исключением того, что делает Йун-Харла, — сказал Шарр. — А делает она всякие трюки. Не носи сама свои вещи. Приставим тебе носильщика, если тебе некому это поручить — Не будь скупой в движениях, — сказал Хрюк. — Большие, размашистые жесты, как будто ты всю жизнь дирижировала оркестром.