Оллстон Аарон. В тылу врага-1: Мечта повстанца

   Ведж смешался и не смог сразу ответить. Остальные молчали.
   Наконец Ведж взглянул Маре в глаза, потом посмотрел на остальных.
   — Я думаю, мы стоим на краю аннигиляции. Не только правительство. Вся наша культура, наша история. Если йуужань-вонги победят, они не обязательно нас уничтожат… нет, они нас поглотят. Растворят нас в себе. Мы превратимся в йуужань-вонгов, и все, за что мы сражались, все, к чему стремились, исчезнет. Как будто мы — голограма, у которой вдруг отключили питание. Мы уйдем без следа, — его голос сделался хриплым. — Я не хочу, чтобы это случилось с моими дочерьми или с вашими детьми. Поэтому я предлагаю вот что.
   Он достал бластер и толкнул его в центр стола.
   — Кому-нибудь нужен бластер? Вот мой. Я хочу, чтобы он лежал там, потому что в этой комнате нет никого, кому бы я не решился его отдать или в чьи руки я бы не решился вложить свою жизнь. Вот так я и предлагаю организовать наше Сопротивление. Пока не посвящайте в это никого, кому вы не доверили бы свою жизнь и жизни своих детей. Мы будем устанавливать контакты, базы и ячейки, как делал старый повстанческий Альянс. В то время как Новая Республика бьет врага там, где он силен, мы подумаем, как поразить его в слабое место. И если Новая Республика падет — или когда она падет — мы останемся здесь и будем наносить удары по врагу, совмещая жесткий и гибкий стили.
   — Так мы договорились? — Ведж по очереди посмотрел каждому в глаза.
   Каждый кивнул или поднял руку — все, кроме Бустера, который прорычал: — Полагаю, да.
   Остальные засмеялись.
   — Отлично, — Ведж откинулся назад. — Отныне мы — Узкий круг. То, что будет здесь сказано, не должно выйти наружу. Народ будет думать, что вы — моя группа консультантов, а не начало движения сопротивления. Если вы думаете, что кто-то должен узнать о нашем заговоре, скажите остальным… и мы проголосуем, ввести его или ее в Узкий круг или нет. Другие, кому мы верим и в ком нуждаемся, такие как Соло, присоединятся к нам, когда прилетят сюда, если прилетят.
   — Теперь подумаем о гибком способе ведения войны. Йуужань-вонги придут на Борлейас, чтобы разбить нас. Нужно заманить их, дать им кое-какой незаслуженный успех, чтобы они стали зависеть от нашей тактики, которую они смогут предсказывать и от которой мы откажемся, когда сочтем нужным. Мне нужен "я", и мне нужны «они».
   Он повернулся к Тикхо.
   Тот сделал глубокий вдох: — Ладно, я могу быть «ими», возможно, с тем же успехом, что и «тобой». И, конечно, ты можешь быть собой лучше, чем я. Но если ты будешь за них, а я — за тебя, то каждый будет думать вне своей черепушки.
   Ведж кивнул: — Хорошая мысль.
   Лэндо сказал: — Я что-то потерялся…
   Ведж ухмыльнулся: — Тактическая игра, Лэндо. Когда они решат послать против нас серьезного полководца — произойдет ли это прямо сейчас или после нескольких боев — этот полководец будет анализировать нашу тактику, чтобы применить против нее наилучшую стратегию. Иными словами, чтобы иметь представление о том, что он будет делать, мы должны предугадать, насколько он сможет предсказывать наше мышление и нашу тактику. Тогда, если мы сумеем дать ему в точности то, что он будет от нас ожидать, есди сможем подкрепить его предубеждения о наших стратегических талантах…
   — То позже ты сможешь это прекратить и застать его врасплох, — сказал Лэндо.
   — Правильно. Поэтому на наших сеансах планирования Тикхо будет генералом Антиллесом, а я буду йуужань-вонгским командующим, кем бы он ни был, и мы посмотрем, как далеко мы сумеем его завести.
   — Я понял, — заявил Лэндо. — По сути, я понял даже лучше, чем ты. Ты играешь в сабакк.
   Ведж обмозговал это заявление с задумчивым лицом: — Наверно, да. И с самыми высокими ставками, которые я когда-либо видел.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Оккупация Борлейас. Дни 4-5

   Впервые за много лет Люк встретился с противником, сама сущность которого поколебала его отвагу и решимость: с бюрократией.
   Едва ли не самым страшным оружием этого противника были совещания. Люк проводил час, два, три, обсуждая с полковником Селчу и группой военных консультантов анти-вонгскую тактику истребителей, затем шел на такие же долгие, нудные и утомительные собрания с учеными, размышляющими над причиной, по которой йуужань-вонги и их твари невидимы в Силе. Люк научился смягчать свое расстройство, сам проводя встречи и совмещая их с другими занятиями — с упражнениями, учетом припасов и сеансами обучения юных джедаев на борту «Искателя приключений».
   Меж тем разрабатывался план — «узкий круг» определил структуру Сопротивления, которое должно было притаиться при приходе йуужань-вонгов, а затем, когда придет время, развернуться и уничтожить захватчиков изнутри.
   Сходное по структуре с джедайским подпольем, организацией которго занимались Лея и Хан, Сопротивление должно было быть шире и многочисленнее. Внутренний круг должен был высадить одного или больше доверенных членов на каждой планете, где это было возможно. Эти члены должны были подобрать бойцов и организовать ячейки Сопротивления. Каждая ячейка должна была приступить к организации других ячеек. Ни один член ячейки не должен был знать больше двух членов Сопротивления за пределами своей ячейки — так лучше локализовать ущерб, если ячейка будет раскрыта. Каждая ячейка должна была попытаться организовать базу, которую не смогли бы найти йуужань-вонги — место для хранения машин, оружия, инструментов, дроидов, вообще всего, что могло понадобиться Сопротивлению, когда настанет время снова сражаться с йуужань-вонгами.
   О существовании «узкого круга» стало известно в группе флотов Веджа; их назвали Инсайдерами, но все полагали, что это группа военных консультантов. Их истинная цель оставалась в секрете.
   Люк предложил все свои знания и тактические навыки, какие только мог, и это оказалось больше, чем он думал.
   Многие годы после того, как он стал мастером-джедаем — и в течение многих лет, когда он оставался единственным известным мастером-джедаем в галактике — он без устали искал сведения о джедаях, какими они были до прихода к власти Палпатина. Палпатин и его правая рука, родной отец Люка Дарт Вейдер, систематически уничтожали джедаев и пытались искоренить всякую память об их существовании. Чтобы восстановить эту память, потребовались долгие поиски. Люк отслеживал остаточные следы джедаев, находя обрывки здесь и слухи там, и таким образом научился распутывать эти клубки. Большая часть их вела в никуда; джедаи, которых он разыскивал, либо благополучно исчезли, либо на время затаились — лишь для того, чтобы их в конце концов обнаружили и уничтожили прихвостни Палпатина.
   Исследуя способы, благодаря которым джедаи, пережившие перые Императорские Чистки, сумели это сделать — как они забивались в норы, стирали свои официальные личности, скрывали свою Силу, прятали светомечи и избавлялись от охотников — Люк, сам того не осознавая, накопил громадные, хотя и чисто теоретические, знания этих приемов. Теперь, на собраниях и сеансах записи, эта информация изливалась из него и, добавленная к разведтренировкам Мары и других, становилась частью Руководства по основанию ячеек Сопротивления — так же, как тогда, когда он и его друзья начали формировать джедайское подполье по всей галактике.
   В конце концов, осознав, какую пользу могут принести эти заседания делу Сопротивления, Люк примирился с ними и даже стал получать от них удовольствие. И они отвлекали его мысли от беспокойства и боли, которые росли в нем.
   Более двадцати пяти лет назад, когда его дядя Оуэн и тетя Беру умерли на далеком, никому не нужном Татуине, Люк остался один — окруженный новыми друзьями, но без семьи. Потом, с течением времени, он собрал вокруг себя эту семью. Среди этих людей не было его отца; Энакин Скайуокер умер через несколько месяцев после раскрытия своей истинной личности. Однако в Лее Люк нашел родную сестру; затем его друг Хан Соло стал его зятем. У них появились дети — Джесин, Джайна и Энакин Соло. Дальше отношения Люка с Марой, которые эволюционировали от смертельной ненависти с ее стороны к обоюдной любви — к любви и связи, выражавшейся через Силу, которая размывала границы между ними, объединяла их мысли и надежды — достигли кульминации в форме брака. Наконец, появился Бен, который родился всего несколько месяцев назад; семья Люка стала насчитывать восемь членов, и все они называли своим домом Корускант.
   Теперь «дом» был полем проигранной битвы. Семья, собранная ценой таких жертв и усилий за столько лет, рассыпалась. Юный Энакин Соло был мертв, и все надежды, которые возлагал на него Люк, рухнули. Джесин пропал; большинство людей были уверены, что он тоже мертв. Джайна не прилетела на Борлейас; она отправилась на поиски личного возмездия, а такие поиски зачастую вели к разрушению, к темной стороне Силы, к смерти… или ко всем трем. Хан залечивал рану на секретной базе джедаев, и Лея оставалась с ним. Единственные, кого Люк мог каждый день прижимать к себе, были Мара с Беном, и все трое жили в окружении врагов.
   Всякий раз, когда осознание этого настигало Люка, он мягко выталкивал его из своих мыслей и погружался в медитацию, концентрируясь на своих намерениях, своих задачах, на тех, кого он любил. Но эти приемы джедаев лишь ненадолго избавляли его от тревоги. Тревога оставалась, терпеливо выжидая момент, чтобы привлечь его внимание и размыть его уверенность. То были йуужань-вонги в его собственном сознании.
   Люк обнаружил себя окруженным листвой и на миг подумал, что он в пешем патруле в джунглях Борлейас. Однако в следующее мгновение он заметил, что воздух здесь еще более влажный, чем обычно на Борлейас, а сама природа окружающей его растительности и деревьев нетипична для этого мира. Деревья здесь были более мрачными и высокими, их ветви клонились к земле, а темные озерки грунтовых вод скрывали незаметные движения подводных жителей.
   Дагобах. То был мир, где его тренировал Йода — целую жизнь назад.
   Значит, это сон. Люк покачал головой. Нет, во снах у него обычно не было такой ясности мыслей. Если это видение — значит, видение в Силе.
   Люк повернулся и оказался перед входом в пещеру. В этом месте он столкнулся с видением Дарта Вейдера — или самого себя в отличительном одеянии Вейдера. Теперь уже не было Йоды, который бы предупредил его, чтобы не брал оружия в это место зла и противостояния, и Люк почувствовал досаду, что видение не дало ему даже мимолетного удовольствия снова увидеть старого мастера в ситуации, где его присутствие было бы уместным.
   Люк обнаружил, что одет в черное. На поясе висел светомеч. Люк снял его, спрятал в изгибе ветки и вошел в пещеру.
   Внутри его встретили лишь темень и молчание. Но Люк знал, что там что-то есть — в нескольких шагах впереди, где сгущался мрак. Он не видел его и не слышал, однако ощущал с помощью Силы. Люк шагнул к нему и почувствовал, что оно сместилось в сторону, обходя его.
   Затем оно метнулось мимо него — от прикосновения Люку стало дурно, в нем вновь проснулась каждая великая ненависть в его жизни — к Дарту Вейдеру, к Императору, к самому себе, когда он забрел слишком далеко по пути темной стороны — и затем тварь покинула пещеру. Люк последовал за ним.
   Он вышел на более яркий свет, чем мгновением раньше, и теперь его окружали вздымающиеся вверх здания, сооружения такой высоты, что небо казалось лишь слабой лучинкой света. Все вокруг — дюракритовые поверхности, разбитые лендспидеры и громадные глыбы неузнаваемых обломков — было покрыто зелеными водорослями и колышущимися травами более бледного оттенка. У его ног лежало человеческое тело, окутанное той же растительностью.
   Тьма, которую он преследовал, была впереди, дальше в узком ущелье между небоскребами — все так же невидимая невооруженным глазом, все так же тошнотворно осязаемая в Силе.
   Она взметнулась вверх и завертелась подобно торнадо. Увеличилась в размерах, задев дома с обеих сторон. От прикосновения водоросли и трава вдруг изменились, теперь они были усеяны большими уродливыми плодами, черными и лоснящимися, как старая нефть. Затем вся поверхность в поле зрения оказалась покрытой плодами, и на глазах у Люка они начали осыпаться, отрываясь от своих черенков. Они падали на землю, взгромождались на вдруг появившиеся ножки и разбредались во все стороны, неуклюже ковыляя, как маленькие дети.
   И каждый из них был переполнен страданием и темной жаждой разрушения.
   Один из плодов открыл рот и издал пронзительный вопль. То же самое сделал другой, затем третий. Воздух наполнился криками.
   Чья-то рука схватила Люка за плечо. Он открыл глаза. Мара трясла его, лицо ее побледнело. Воздух по-прежнему был полон крика, но это был крик Бена, и Мара держала малыша на расстоянии, словно защищая его от Люка.
   — Что это? — спросила она.
   — Видение. — Люк восстановил контроль над дыханием и обнаружил, что часть его сна не исчезла; энергия и угроза темной стороны по-прежнему окружали его. Бен, чувствительный к Силе, каким могло быть лишь дитя двух выдающихся джедаев, протестующе вопил.
   — Зло присутствует на Корусканте. Ужасное зло темной стороны.

Оккупация Борлейас. День 5

   Голограмма показывала знакомое зрелище: дневной пейзаж какой-то части Корусканта. Огромные, торчащие вверх здания и пестрые оранжевые облака в небе были характерны для этого мира, хотя видов, подобных этому, было такое бесчисленное множество, что никто из присутствующих не мог точно определить, какой участок Корусканта им показывают.
   Впрочем, кое-что было другим. Более далекие небоскребы казались аморфными фигурами зеленого цвета, и причина тому была видна на ближайших зданиях: они были покрыты материалом, выглядевшим как мох. Из мха торчали предметы, напоминавшие траву, ветви деревьев и грибы с зонтичными шляпками. Вблизи они были окрашены в разные цвета; лишь на расстоянии они сливались в одинаковый зеленоватый оттенок.
   Люк нашел голограмму тревожной. Мох и трава были идентичны тем, что присутствовали в его видении.
   В темноте конференц-зала к голопроекции подошел мужчина. Свет, отбрасываемый голопроекцией Корусканта, ярко осетил его лицо, зелень мха окрасила его бледную кожу, белые волосы, усы и бороду, придав ему нечеловеческий вид. Человек этот был согбен годами, хотя и не истощен. Одеяние его было черным и закрывало все, кроме головы и рук, оставляя зрителям впечатление, что части его тела свободно парят в воздухе.
   Но зрелище не было жутким. Многие из присутствующих знали его лицо уже много лет. Волам Тсер был политическим историком, в чьих документальных голофильмах был запечатлен каждый шаг становления Новой Республики с тех времен, когда она была всего лишь плохо финансируемым, хаотически организованным повстанческим Альянсом.
   — Я на секунду остановил изображение, — сказал Волам, и все присутствующие мгновенно узнали его мелодичный голос с аристократическим произношением, — чтобы вы могли увидеть, что творится на поверхности Корусканта. На планете началось нечто вроде обновления. Эта растительность покрывает большую часть поверхности Корусканта. Она распространяется с невероятной скоростью; все, что вы видите на этой картинке, всего за день до съемки было голым дюракритом. Темно-зеленое вещество, что-то наподобие пастообразной пены, выделяет кислоту, разрушающую химическую структуру дюракрита. Грибы, как я подозреваю, родственны врывчатым грибам с Явина Четыре; при ударе они детонируют. Более крепкая поросль пускает длинные корни. Короче говоря, они быстро разрушают сооружения на поверхности Корусканта — а сооружения, вы знаете, покрывают почти каждый квадратный сантиметр этой поверхности. Хотя на картинке этого не видно, воздух там становится все более ядовитым, и оставшееся население спускается на все более низкие уровни, собираясь вокруг газоочистителей, которые снабжают их пригодным для дыхания воздухом.
   Люк спросил: — Что с рейдами йуужань-вонгов?
   Волам посмотрел в его сторону, щуря глаза в тщетной попытке разглядеть детали в темноте.
   — Это знаменитый голос мастера Скайуокера, не так ли?
   — Так.
   — Йуужань-вонги действительно совершают рейды на нижние уровни. Некоторые из них как будто проводятся с определенной целью — например, для разрушения газоочистителей, — в то время как остальные, на мой взгляд, — просто охотничьи экспедиции. Но самые страшные их атаки — вовсе не рейды; это случается, когда йуужань-вонги покидают зону. Они эвакуируются на расстояние в много километров. А затем происходит вот это.
   Волам взял в руку маленькое портативное устройство и нажал на одну из кнопок.
   Замершее изображение ожило снова, хотя не появилось ничего нового, кроме колыхания на ветру ближайших плането-формовочных растений и короткой вспышки молнии в одной из туч.
   Затем что-то изменилось. Кусок этой тучи сделался ярче. Что-то изверглось оттуда — маленькая пылающая точка с длинным хвостом, падающая под углом на поверхность планеты.
   Точка исчезла за далекими домами. Какое-то мгновение не происходило ничего, лищь высоко в атмосфере рассасывался дымовой столб.
   Вспышка света вдалеке на миг перегрузила сенсоры голокамеры; изображение превратилось в яркое пятно. Затем картинка вернулась.
   Впереди и вдалеке по-преднему стояли здания, но теперь за ними было чточто еще: высокая колонна дыма, расширяющаяся у верха в отдаленное подобие гриба.
   И еще кое-что неслось на голокамеру — ударная волна. Здания, стоявшие ближе всего к дымовой колонне, расплылись и исчезли. Ударная волна отчетливым полукругом быстрее истребителя прошла многие километры, стирая все сооружения на своем пути. Когда ее передний край приблизился к объективу голокамеры, Люк услышал, как аудитория затаила дыхание и непроизвольно дернулась назад, словно пытаясь увеличить расстояние между собой и волной.
   Изображение Корусканта задрожало и померкло.
   Кто-то зажег в помещении свет, и оно опять из видения судьбы превратилось в уютный конференц-зал.
   Волам стоял во главе стола, по левую руку от Веджа; из всех присутствующих на ногах был только он.
   — Это происшествие едва не стоило жизни моему оператору голокамеры. Там, — он показал жестом на человека, сидевшего в глубине зала; малый, достаточно грузный, чтобы выглядеть неуклюже в кресле нормального размера, безразлично махнул рукой. — Там два дня пролежал без сознания, прежде чем отыскал путь ко мне, и еще четыре дня болел, потому что слишком надышался токсической атмосферы. Эффект все еще ощущается.
   Ведж спросил: — Какого типа оружие они использовали для достижения такого результата?
   Волам грустно улыбнулся: — Наше собственное. Это была оборонительная платформа «Голан». Несколькими днями раньше она защищала Корускант от йуужаньвонгов. Затем, когда она была разрушена, ее сбросили с орбиты на планету. Я не могу предположить… — он остановился, и на его лице не было видно никаких признаков того, что заставило его запнуться, но Люк почувствовал острую вспышку боли. — Я не могу предположить, сколько народа погибло, когда она ударилась о поверхность. Миллионы, десятки миллионов, сотни миллионов. Зона поражения лежит в паре сотен километров к юго-западу от императорского дворца. Они продолжают сбрасывать вниз спутники и подвески, один за другим. И, поскольку всего несколько миллионов жителей Корусканта сумели выбраться с планеты, подавляющее большинство находится в смертельной опасности: в краткосрочной перспективе — от падающих спутников, в долгосрочной — от обработки планеты.
   — Мы благодарны вам за информацию, которую вы привезли, — сказал Ведж. — Предоставленные вами образцы будут переданы нашей группе ученых, которые специализируются на йуужань-вонгских технологиях.
   Он сверился с декой.
   — Ваш челнок поврежден — это произошло при отправлении с Корусканта?
   Волам кивнул: — Одной из причин, почему мне понадобилось несколько дней, чтобы улететь, было то, что мы собрались в группу с целью массового исхода. Идея состояла вот в чем: так как их аналоги истребителей неминуемо погнались бы за нами, некоторые из нас смогли бы уцелеть, а вот одиночный корабль не смог бы.
   — Мой корабль был среди тех немногих, кому это удалось, — виновато добавил он.
   — Повреждения сейчас устраняются. Ваш челнок будет готов через день-два. Мы можем отослать вас со следующей партией беженцев; мы дадим вам эскорт истребителей.
   Волам огляделся вокруг. Люк видел, как он на кратчайшие доли секунды фиксирует внимание на лицах нескольких присутствующих, в том числе на лице самого Люка. Затем Волам снова повернулся к Веджу: — Если можно, я бы хотел остаться. Я — историк. История делается здесь. Мы не заберем у вас много ресурсов. Мы будем жить на моем челноке.
   — Очень хорошо. — Ведж встал. — А теперь за дело. Сожалею, что сегодня сплошь плохие новости, но мы должны обновлять свои данные.
   Пробираясь к двери, Там принимал поздравления он множества присутствующих — поздравления с тем, что доставил ценную информацию, поздравления с тем, что выжил. Он кивал и вздыхал, чувствуя себя не в своей тарелке среди такого множества людей — среди стольких знаменитостей — и двигался вперед так быстро, как только мог. Его размер — а он был достаточно высоким, чтобы смахнуть волосами пыль с дверного косяка, и достаточно грузным, чтобы вызвать улыбку на лице владельца смэшбольной команды — как обычно, играл против него; по пути к двери Там умудрился зацепиться ногой за ножку кресла и нечаянно отшвырнул с дороги несколько человек. Наконец он очутился в коридоре, где по крайней мере поток народа двигался туда, куда ему было нужно, и спустя несколько мгновений наконец выбрался на улицу, благодарно вдыхая влажный, теплый воздух Борлейас.
   — Что, не любишь толпы? — сказавшая это молодая женщина приблизилась к отдыхающему Таму.
   Он взглянул на нее, и ему снова свело живот. Она была права. Толпы были злом. Однако привлекательные женщины были не лучше. Из-за них тоже слова застревали у него в горле, а сердце начинало колотиться. Эта женщина была стройной, каскад ее вьющихся белокурых волос был стянут в хвост. Глаза — яркосиние; в общем, она была из тех, от чьего присутствия становится светло.
   Таму понадобилось некоторое время, чтобы припомнить, что же она сказала. Он даже сумел улыбнуться, что, как он надеялся, должно было свидетельствовать о его беззаботном настроении.
   — Это точно. Я ведь полевой оператор голокамеры, а не городской мальчишка. Как вообще Волам убедил меня вернуться на Корускант — ума не приложу.
   — Я подозреваю, он здорово умеет убеждать.
   — Умеет. — Там напряженно размышлял, стараясь вспомнить, что в таких ситуациях делают нормальные люди, затем протянул руку: — Там Элгрин.
   Она пожала ее: — Данни Куи.
   — Кажись, я знаю это имя. Ты почти знаменита.
   Он вдруг скривился: — Опять не то ляпнул.
   Ее улыбка говорила о том, что она скорее развеселилась, чем обиделась.
   — Послушай, Там, у меня к тебе вопрос. У тебя есть какие-нибудь записи, которые Волам нам не показал? Какие-нибудь кадры с йуужань-вонгами?
   — Я… — Там ощутил приступ головной боли, но проигнорировал его. Ему не говорили, что он ни с кем не должен делиться своими записями. Волам Тсер мог разозлиться, но опять же, в это военное время, когда делиться информацией с нужными людьми было жизненно необходимо, возможно, он не станет сердится.
   — Да, есть. У меня есть запись охотничьей партии йуужань-вонгов. На средних уровнях Корусканта. Я был там с несколькими людьми. Когда я перестал записывать и начал реально убегать, я выскочил прямо на эту шайку, и йуужаньвонги обрушились на тех, кто был позади меня, — он пожал плечами. — Так что я удрал.
   Там вытащил сумку, которую всегда носил с собой и в которой была его рабочая голокамера, миниатюрная запасная голокамера, записи и болванки для записей. Он нашел запись, которую искал, и вложил инфочип в руку Данни.
   — Вот она. Только, пожалуйста, верни потом обратно.
   — Я сделаю копию и скоро отдам. Прямо сегодня.
   — Спасибо.
   — Рада с тобой познакомиться. — Она подарила ему ослепительную улыбку и пошла обратно в здание.
   — Взаимно.
   Сумев наконец совладать со своим пульсом, Там двинулся прочь от здания — в мертвую зону.
   В полукилометре перед зданием выжженное пространство, бывшее когда-то джунглями, густо усеивали машины и корабли; здесь сооружались два больших порта, лился дюракрит, из готовых секций возводились металлические стены. Кругом стояли челноки и истребители, спидеры и ховеры, транспорты и один большой грузовик с обширной пробоиной в носу.
   Там достал свою голокамеру и несколько мгновений снимал эту сцену. Когданибудь, если Новая Республика уцелеет, люди захотят узнать, как все это было.
   Боль усилилась так резко, что Таму показалось, что его оглушили. Он вскрикнул, схватился за голову и едва не упал.
   Он знал, почему вернулась боль. Это случилось потому, что он не перестал повиноваться. Его инструкции были ясны. Он бросил голокамеру в сумку.
   Там стал пробираться между кораблями в мертвой зоне к своему — ну, на самом деле Воламову — челноку.
   Конечно, этот корабль лишь выполнял функции челнока, но сконструирован он был не как челнок. Он начал свою карьеру как бласт-бот «Скачущий Свет» фирмы Сейнара, четырехместная имперская канонерка. Неуклюжий на вид, он имел нос, похожий на какой-то химерный футляр для камеры, узкая часть его выпирала вперед и расширялась, срастаясь с парой крыльев, загибавшихся вниз под острым углом. Нос соединялся с кормой, которая представляла собой всего-навсего огромную балку. К балке крепились пластины стабилизаторов — загнутые вперед крылья, которые могли поворачиваться горизонтально при посадке и вертикально для стабилизации при полете в атмосфере.