Ордубади Мамед. Подпольный Баку

   - Действительно. Скажи ему пару дружеских слов!
   - Я-то скажу, а ты, кажется, собираешься быть молчаливым свидетелем нашего объяснения? Неужто робеешь?
   - Робеть не робею, но упрекать его в том, что он встречается с Сусанной, не смогу.
   - Это почему же?
   - Сам не догадываешься?
   - Говори без обиняков.
   - Пойми, Аскер, ведь я тоже встречаюсь с девушкой, вер нее, встречался...
   - О ком это ты?
   - Все о ней, о Жене.
   - Послушай, какое отношение Женя имеет ко всей этой истории?
   - Имеет, Аскер. У меня нет права упрекать Василия за его чувство к Сусанне. Ведь я сам, будем говорить откровенно, люблю девушку, которая живет в доме миллионера.
   - Эх, голова садовая! Я с самого утра толкую тебе все то же, а ты не в состоянии уразуметь самых простых вещей. Ну как можно сравнивать Женю с сестрой Шендриковых?
   - Хорошо, поговорим об этом после, не то упустим Василия.
   Аскер крикнул:
   - Эй, Василий!
   Василий узнал голос Аскера, однако сделал вид, будто не слышит, и ускорил шаги. Аскер крикнул громче:
   - Тебя зовут, Василий, погоди! Дело есть.
   Василий обернулся. На лице его было написано деланное удивление.
   Аскер подошел к нему.
   - Ты куда направляешься?
   - Проведать Сергея Васильевича.
   - Брось шутки шутить. Неужели забыл? Ведь Сергей Васильевич живет в противоположной стороне?
   - Разве?! Действительно, черт побери! Как это я ошибся? Задумался... Проклятая рассеянность!..
   Аскер пристально посмотрел в глаза Василия.
   - Напрасно, Васек, прикидываешься задумчивой барышней. Ты отлично знаешь, куда идешь. Рассеянность тут ни при чем. И я хорошо знаю, о чем ты думаешь сейчас. Если тебя не затруднит, ступай, пожалуйста, за мной.
   Василий молча, последовал за Аскером. Их догнал Павел. Увидев его, Василий недовольно пробормотал:
   - А, и ты здесь?! Сговорились, значит?
   Они пошли по дороге, миновали большую группу нефтяных вышек и рабочих бараков, поднялись на пригорок. Остановились.
   - Садись, господин Вася, - с насмешкой проговорил Аскер.
   - К чему ты все это? Какой я тебе господин?! Давно ли произвел меня в благородные?
   - Можешь считать - с 6 февраля этого года.
   - Почему именно с шестого?
   - Сам догадайся. - Аскер взял Василия за плечи и энергично встряхнул. - Может, ты спишь? Так проснись. Я хочу спасти тебя из лап Шендриковых. Не думай, будто мы понесем невозместимую утрату, если ты очутишься в лагере меньшевиков. Я только потому здесь, что мне тебя жаль. Не хочу, чтобы твое имя было запятнано. Ты - наш товарищ, и мы обязаны предостеречь тебя от неверных шагов. У тебя своя голова на плечах, Василий, ты отлично понимаешь, что революционное движение - это мощная, полноводная река, которая не оскудеет, если какой-то крошечный ручеек свернет в сторону от главного русла. Мы, большевики, знаем, что в наших рядах могут оказаться предатели. Я говорю о тех, кто лишен твердых идейных убеждений. Во всех случаях нам не по пути с такими. В наших рядах немало колеблющихся элементов. Одних партия решительно убирает со своей дороги, другие покидают сами ее ряды. Уверяю тебя, уйдя из партии, ты не помешаешь нашему движению. Василий помрачнел.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Ты должен раз и навсегда избавиться от меньшевистских замашек, от влияния тех, с кем мы недавно решительно порвали...
   - О каких замашках ты говоришь?
   - Я имею в виду твое двуличие.
   - Ты считаешь меня двуличным?
   - Да, двуличным. С нами ты разговариваешь как большевик, а с господами Шендриковыми, я уверен, ведешь себя как их последователь. Но заруби себе на носу: партию обмануть нельзя. Большевики не торгуют своими убеждениями, как это делают меньшевики. Мне кажется, ты уже откалываешься от нас. Смотри, Василий. Еще не поздно одуматься, Я всегда замечал шаткость, неустойчивость твоих взглядов. Вспомни дни, когда мы спорили с меньшевиками по вопросам стратегии и тактики. Очень часто твоя точка зрения совпадала с позицией братьев Шендриковых, И вот ты стал поклонником их сестры. Ухаживаешь за ней, ходишь под ручку. А как ты донимал Павла упреками, ставя ему в вину, что Женя работает в доме миллионера Тагиева!..
   - Говори короче, Аскер, что тебе от меня надо? - перебил Василий. Вечно ты такой - шумишь, обвиняешь! Надо быть хладнокровнее, да и объективнее.
   - Не учи меня хладнокровию. Разве не тебя товарищи прозвали Васькой-порохом?!.
   - Похоже, Аскер, ты говоришь не своим языком. Кажется, Павел основательно проинструктировал тебя. Однако было бы лучше, если бы он сам высказался. Пусть выскажется. Я сумею ответить ему. Используя тебя, Аскер, он хочет как бы возвратить мне все то, что я говорил ему о Жене. Но Сусанна не Женя. Она не заслуживает обвинений. Не завидую твоему характеру, Аскер. Он вредит тебе и нашей работе. Критиканство - вещь неприглядная, особенно, если оно порождено личными мотивами. Твои утверждения ни на чем не основаны. Твои с Павлом нападки на меня - это ваш ответ на мое отношение к Жене. Да, да! Павел толкнул тебя на это критиканство. Он хочет отвлечь наше внимание от своих ошибок. Вот как он благодарит меня за мою дружбу, за все хорошее что я сделал для него. Я всегда предостерегал его - не ходи путем, по которому пошла Женя. Напрасно, Аскер, ты хочешь запугать меня. Я не из пугливых. Говори прямо, что тебе надо от меня? Можете обсудить мое поведение на партийной ячейке! Я не боюсь.
   - Напрасно ты кичишься, Вася, - вмешался Павел. - Аскер говорит разумные вещи. Тебе совсем не мешает послушать его. Мы все хорошо знаем Аскера, он человек беспристрастный, чистый. Он прав. Я слепо верил тебе, а сейчас вижу: ты заблуждался. Сейчас я жалею, что не возражал тебе, когда ты наговаривал на Женю. Я столько раз оскорблял ее из-за тебя! Почему у тебя нет мужества признать свою ошибку?! Ты имеешь привычку, - вынося суждение о ком-нибудь или о чем-нибудь, рубить сплеча. Давай же хоть раз поговорим спокойно, по-товарищески, без необоснованных обвинений...
   - Смешно! Он призывает меня говорить по-товарищески. А зачем вы затащили меня сюда, в степь?! Это по-товарищески? У меня есть дом, вот и пришли бы ко мне. Так нет, завели меня в безлюдное место. Что? Желаете запугать?!
   - Разве тебя можно застать дома?!.
   - Вот именно, - подхватил Аскер. - Я несколько раз приходил к тебе, но куда там: Меджнун гоняется за Лейли!
   Василий, плохо знавший восточный фольклор, с недоумением посмотрел на Аскера.
   - Продолжай, продолжай! Тебе не впервые возводить напраслину на человека. До сих пор вы поносили меня за то, что я ухаживаю за Сусанной. Теперь, как видно, у меня появилась новая знакомая. Сами говорите, что сейчас я гоняюсь за какой-то Лейли. Но ведь это клевета. Постыдились бы! Ваша болтовня может хоть кого угодно вывести из себя. Никакой Лейли я не знаю. Это тоже по-товарищески - обвинить человека в том, чего нет на самом деле?!.
   Аскер рассмеялся:
   - Чудак! Да та Лейли существует только в сказке. Есть такая легенда "Лейли и Меджнун". Меджнун - возлюбленный Лейли.
   - Ну да, теперь вы решили перейти к сказкам! Но я не желаю слушать и ваших сказок. Меджнун влюбился в Лейли, а вы по этому поводу оскорбляете меня?!
   Павел тоже расхохотался.
   - Эх, Вася, Вася! Мы не сказки тебе рассказываем, а Аскер назвал тебе героев двух известнейших произведении азербайджанских классиков - Низами и Физули "Лейли и Меджнун". Аскер хочет сказать, что ты, как влюбленный Меджнун, махнул рукой, на все остальное в жизни. Поддавшись чарам красивой девушки, ты отошел от нас, от нашего дела и сблизился с такими людьми, как Илья и Лев Шендриковы. Или тебе, Василий, неизвестно бесстыдство меньшевиков, этих предателей рабочего класса, буржуазных холуев?! Добиваясь своих целей, Шендриковы способны поступиться честью не то что сестер, но и своих дочерей. Змеиный яд менее страшен, чем руки этой красотки, когда она тебя обнимает. Ее ласки отравляют тебя ядом меньшевизма. Слов нет, Сусанна красивая девушка, из обеспеченной семьи. Но ее симпатии к тебе недолговечны. Разве ты ей пара?! Недолго она будет обнимать тебя. Сегодня обнимает тебя, завтра - ей прикажут - другого, послезавтра - третьего. Чем раньше ты поймешь это, тем лучше будет для тебя. Ты должен порвать с Сусанной.
   - Не вмешивайтесь в мои личные дела! - оборвал Василий Павла. - Не будьте бабами. Я не обязан отчитываться перед вами в том, что касается только меня одного. Я признаю: раньше я заблуждался в этих вопросах. Партийная дисциплина - это прежде всего верность нашему делу, верность товарищам. Что же касается глупого необоснованного критиканства, то его нельзя возводить в партийный закон. Встречаясь с сестрой Шендриковых, я не совершаю никакого преступления. Повторяю, это мое личное дело.
   - Но ты забываешь, что партия имеет право вмешиваться в личные дела коммунистов. Это во-первых, - строго сказал Павел. - Во-вторых, твои встречи с сестрой Шендриковых это не просто твое личное дело. Почему ты исключаешь возможность провокации? Что, если меньшевики решили воспользоваться случаем и поручили Сусанне специально завлечь, очаровать тебя? Допусти на минуту, что она вовсе не влюблена в тебя, а просто хочет узнать через тебя о некоторых наших партийных секретах. Вспомни, ведь ты всегда был противником моих встреч с Женей. Ты постоянно призывал меня к бдительности и осторожности. А ведь мы знаем Женю так же, как самих себя.
   - Вот и отлично! Ты считаешь возможным помириться с Женей, а я считаю возможным поддерживать знакомство с Сусанной. Твоя Женя живет в логове буржуазии, а моя Сусанна всего-навсего сестра меньшевиков. Мне кажется, ты и Аскер просто изнываете от безделья, вот и решили прицепиться ко мне. Стыдитесь! И это в момент, когда у нас столько ответственных дел!...
   - Словом, ты не собираешься порвать с сестрой Шендриковых? - спросил Аскер.
   - Да. Ты догадлив. Не собираюсь. Я хочу быть свободным в делах, которые касаются только меня. На этом считаю наш разговор исчерпанным.
   - Что ж, будь по-твоему, - тихо ответил Аскер. - Я тоже считаю: нам не о чем больше с тобой разговаривать. Пошли, Павел.
   В воскресный день, к вечеру, Женя, желая проведать родителей, приехала в Сабунчи. Когда она сошла с поезда, взору ее открылась такая картина: Василий помогал подняться в вагон нарядной, красивой девушке. Женя обратила внимание на костюм Василия - из недорогих, но опрятный и тщательно отглаженный. Его спутница была одета богаче, - настолько, что это сразу же бросалось в глаза.
   "Что их связывает? - подумала Женя. - Что эта шикарная особа нашла в таком простачке, в нашем Ваське-порохе?! Ведь он бедняк, пролетарий, перебивается, как говорят, с хлеба на квас..."
   Поезд тронулся, увозя Василия и Сусанну в Баку, а Женя еще долго смотрела им вслед.
   В гостях у Сергея Васильевича были Павел и Аскер. Женя приветливо поздоровалась с ними, сняла пальто, повесила на вешалку. Села, улыбаясь своим мыслям.
   От Сергея Васильевича не укрылась эта загадочная улыбка дочери. Истолковав ее по-своему, он сказал ей:
   - Да, Женечка, такова жизнь. Меняется быт человека и его прежняя жизнь начинает казаться ему чужой и нелепой. Понимаю тебя, дочка, понимаю. Бедное убранство нашего дома уже вызывает у тебя улыбку.
   - Ошибаешься, отец, - ответила Женя. - Как может этот дом, мой родной дом, настраивать меня иронически?! Если что и достойно иронии и насмешки, так это жизнь богачей. Скучно они живут, папа, неинтересно, хотя и богато! Смешно спят, смешно едят, смешно одеваются, смешно раздеваются, смешно сидят, смешно разговаривают... Боже, как эти люди уродливы своей чванливостью и ограниченностью!..
   Их жизнь подчинена особому этикету, особым правилам. На первый взгляд может показаться, что богачи свободны в своей жизни. Это наивное заблуждение. Они рабы своих привычек, своего этикета. Нет, скучно они живут! Чем ограничиваются все их жизненные интересы?.. Есть, пить, наряжаться, ходить в гости, сплетничать. Вот и все... Особенно смешны их жены. От праздности и скуки глупеют, совершают одну нелепость за другой. Им хочется обязательно чего-то необычного. Но и в этом стремлении им мешает их ограниченность. Жизнь моей хозяйки - яркий пример этому. Ее не интересует, что происходит в городе, как живут другие люди. Сейчас Сона-ханум увлечена жизнью средневековых дворцов. Бредовая затея! Она не знает, куда ей тратить деньги мужа-миллионера. Ей надоело убранство богатого дворца, принадлежащего миллионеру двадцатого века. Стремясь к чему-то необычному, с единственной целью избавиться от скуки однообразной жизни, она хочет идти не вперед, а назад. Боже, как глупы жены богачей! Мечтая о новизне, Сона-ханум возвращается к эпохе средневековья. Ей хочется жить, как жили богачи в эпоху халифа Харуна-ар-Рашида. Дикая, нелепая выдумка! Молодая взбалмошная женщина ни в чем не видит отказа со стороны своего старого мужа. Ах, если бы вы побывали в ее "зеркальном зале"! Сколько там бархата, шелка, золота! И сколько человеческого пота и крови за всей этой роскошью! Портные шьют ей наряды, которые стоят десятки тысяч рублей. В таких нарядах когда-то ходили халиф Харун-ар-Рашнд и его жена Зюбейда-хатун. По приказу Соны-ханум светловолосые, белолицые русские девушки мажут свои лица сажей, красят свои волосы в черный цвет, чтобы походить на негритянок. Сапожники шьют Соне-ханум туфли, отделанные алмазами и подбитые золотыми подковками. Удивительно, как Сона-ханум не понимает, что она смешна в этом стремлении сыграть роль жены халифа?! А теперь, отец, я объясню тебе, почему я улыбнулась, когда зашла к нам в дом. Только что на станции я видела Василия, который помогал нарядной молодой женщине подняться в вагон. Я улыбнулась, вспомнив эту пару. Очевидно, желая понравиться своей знакомой, Василий приоделся. И все-таки рядом с ней он выглядел там, на станции, худенькой изголодавшейся дворняжкой рядом с выхоленной болонкой, которую купают дома в молоке и кормят шоколадными конфетами. Не понимаю, зачем Василий появляется с этой богатой выдрой? Что ей надо от него? И что ему от нее?!
   XXXI
   - Забери свой лоток и проваливай отсюда!
   - Куда?
   - На ту сторону Парапета.
   - Это почему же? Ты кто такой? Базарный староста?!
   - Никто.
   - Раз никто, катись своей дорогой!
   - Я говорю это в твоих же интересах. На той стороне и покупателей больше. Убирай свои манатки!
   - Чего привязался, проходимец! Или что-нибудь я должен тебе? Почему мешаешь зарабатывать на кусок хлеба?!
   - Подойди ко мне!... Слышишь?... Хочу сказать тебе что-то... Ну!
   - Что сказать?... Ты что, знакомый мой?
   - Разве только в этом дело? Я хочу дать тебе полезный совет. Ты же выгадаешь, глупец! Говорю, иди сюда.
   - Отстань от меня. Вот прилип, зараза... Почему мешаешь торговать?... Или не видишь, русские матушки расхваливают мой миндаль!.
   - Подойди ко мне, говорят тебе, глупец!... У меня есть товар для тебя, отдам по дешевке.
   - Какой товар?
   - Да ты подойди!.. Отдам, можно сказать, за бесценок.
   - Откуда я знаю, что ты продаешь. Говори прямо, что у тебя?
   - Чудные фисташки.
   - Откуда товар?
   - Из Дамгана. Фисташки - высший сорт!
   - Фисташки мне не нужны. У меня достаточно своих. Не нуждаюсь.
   - Это почему же не нуждаешься? Ты подойди, приценись, такая цена тебе и во сне не снилась.
   - Отстань от меня, не то позову городового.
   - Эх, пустой ты человек! Отчего ты такой бестолковый?.. Или жить не хочешь?..
   - Как это не хочу? Еще как хочу! Если бы не хотел жить, я бы не взялся за торговлю.
   Этот спор происходил перед гостиницей "Метрополь" между лотошником, торгующим сухими фруктами и орехами, и худощавым смуглолицым армянином средних лет.
   Худощавый то и дело поглядывал на часы и горячо уговаривал торговца-азербайджанца забрать, свой лоток и пойти торговать в другое место.
   Круглолицый торговец, переругиваясь с надоедливым прохожим, перебирал сушеные фрукты, очищал их от сора, сдувал с них пыль.
   Перед лотком остановились несколько женщин и куча ребятишек.
   Худощавый армянин раздраженно сказал им:
   - Это мошенник... У него неверные весы, я давно наблюдаю за ним. Обвешивает покупателей...
   Женщины поверили и отошли.
   - Клянусь аллахом, я сейчас позову городового! - вскипел торговец.
   - Зови кого угодно, болван! Убирайся прочь отсюда, пожалей свою жизнь!
   Круглолицый торговец и не думал уходить. Руки его бегали по лотку. Он наполнял ящички сушеными сливами, курагой, урюком.
   - Подходи, покупатель, подходи!... Мимо не проходи. Вот фисташки-дурашки, родина их Дамган, хочешь, попробовать дам?! Фисташки, фисташки, фисташки!... Привезены из райского места, слаще, чем губы невесты!... Есть изюм, черный изюм! Черней, чем глаза возлюбленной, слаще меда!... А вот миндаль, кому миндаль? Сгодится каждому, у кого жизнь несладка!... Сливы для плова!... Сливы для плова!... Слаще са хара, честное слово!... Подходи, покупатель, не стесняйся!... Не купишь - глазами наешься!...
   К гостинице подкатил роскошный фаэтон. Торговец закричал еще громче:
   - Вот он - мой покупатель!... Эй, кому надо?... Подходи, не стыдись, мадам, миндаль задаром отдам!.. Есть каленый горох!
   Неожиданно торговец узнал в человеке, подъехавшем на блиставшем новизной фаэтоне, бакинского губернатора Накашидзе. Подчиняясь обычаю предков, торгаш положил ладони на колени и склонил голову в низком поклоне.
   Но ему не суждено было вновь поднять ее. Страшной силы взрыв оглушил не только всех, кто оказался в этот момент у начала Ольгинской улицы у Парапета, но и всех, находившихся далеко вокруг. На месте взрыва на тротуар посыпались осколки оконных стекол. Прохожие в панике заметались по Парапету и близлежащим улицам. В их памяти были еще свежи впечатления от недавнего кровопролития в городе.
   Дым от взорвавшейся бомбы не успел рассеяться, как конные казаки, подскакавшие со стороны Набережной, уже оцепили место происшествия возле гостиницы "Метрополь".
   Губернатор был смертельно ранен в голову. Он лежал на сиденье осевшего на бок от взрыва бомбы фаэтона, жадно хватая ртом воздух, - это была агония.
   Майские забастовки 190-й года подтвердили, что большевикам удалось донести до сознания бакинского пролетариата несомненную истину: организатором армяно-мусульманской кровавой стычки в Баку был царизм, добивавшийся раскола в рядах сплоченного единством рабочего класса.
   Несмотря на подстроенную царизмом провокацию, рабочий класс Баку единодушно присоединил свой голос к голосу всероссийского пролетариата. В России начинался новый революционный подъем.
   Местные власти пребывали в растерянности. Итак, даже крайние меры провокации, разжигание национальной вражды - не принесли ожидаемых результатов.
   Майские выступления бакинского пролетариата нанесли новый удар по буржуазии и стоящему на ее защите царизму.
   Число бастующих в Баку предприятий росло с каждым часом. Бастовали все рабочие концессий братьев Нобель.
   Вскоре, благодаря агитации большевиков, забастовки перекинулись на бакинские предместья. Остановились заводы Хатисова, Шибаева, Левинсона. Перестала работать городская электростанция. Начали бастовать многие предприятия на Биби-Эйбате. Район Раманов также был охвачен забастовками. Прекратили работу нефтяники промыслов Манташева.
   Когда Гаджи Зейналабдин Тагиев узнал, что рабочие его текстильной фабрики не вышли на работу, он с досадой воскликнул:
   - Ах, был бы жив покойный Накашидзе! Как мне недостает его сейчас! До чего обнаглели рабочие!... Собираются передать мне письмо со своими требованиями, которых ни много ни мало - двадцать четыре!
   Власти начали принимать срочные меры. Прежде всего, по их мнению, следовало обезглавить рабочих, арестовать их вожаков.
   Искали Монтина. Но безуспешно. Петр вел активную деятельность, живя в Баку с поддельными документами. Теперь он был не Монтин, а Чупатов.
   Тем не менее и по следам Чупатова стали гоняться царские ищейки.
   В начале мая начальник бакинской полиции получил донесение от начальника полицейского участка, расположенного в Кишлах:
   "У нас имеются сведения о том, что Чупатов проживал во многих городах России, занимаясь почти исключительно революционной деятельностью. В настоящее время Чупатов ведет пропаганду зловредных большевистских идей среди рабочих Черного и Белого городов. Надо признать: любовь и уважение рабочих к Чупатову - безграничны. Они слепо верят ему и готовы выполнить все его требования".
   Полицейские власти Баку решили во что бы то ни стало выследить большевика Чупатова и арестовать. Одиннадцатого мая это едва не удалось им.
   Днем во дворе завода Шибаева состоялся митинг рабочих. Петр Монтин, выступив перед собравшимися, направился в кабинет управляющего заводом, чтобы заявить о требованиях рабочих. В этот момент во двор завода ворвались полицейские, которым было приказано арестовать Чупатова. Но сделать это было не так просто. Толпа в несколько сот рабочих осыпала полицейских градом камней. Через минуту те, придерживая шашки, трусливо бежали.
   Спустя час Монтин выступал уже на митинге рабочих нефтяных промыслов братьев Нобель.
   Через полчаса после взрыва бомбы на Парапете у гостиницы "Метрополь" Сона-ханум по приказу мужа велела всей прислуге и вообще всем обитателям дома собраться в большом зале.
   Пришел и сам хозяин.
   Личная портниха Соны-ханум развязала большой черный мешок, полный траурных повязок. Взяв одну из них, она подошла к Соне-ханум и повязала ей на правую руку. Затем траурная повязка украсила руку Гаджи. Через несколько минут все обитатели дома Гаджи имели на руках траурные повязки.
   Гаджи, твердо веривший в искренние, дружеские чувства губернатора Накашидзе к бакинским мусульманам, отдавал покойному свой последний долг.
   Траурные ленты появились также на руках обитателей многих домов бакинских богачей.
   Находились даже глупцы, которые утверждали: "Бедный губернатор пал жертвой в борьбе за права и интересы мусульман!"
   Простым, неискушенным в политике гражданам нетрудно было вбить в голову мысль, будто Накашидзе убили армяне, мстя мусульманам. Многие бакинцы еще не разобрались в истинной сути кровавых февральских событий. Сказалось в этом и вредное влияние на верующих армянского и мусульманского духовенства.
   Бакинский комитет РСДРП, революционный актив делали все возможное, чтобы открыть рабочим глаза на сущность февральских кровопролитий. На пути агитационной деятельности большевиков было немало преград, им приходилось бороться не только против царских властей, но и против меньшевиков, гнчакистов, федералистов и прочих мелкобуржуазных партий.
   Спустя два дня после убийства губернатора Накашидзе в газете "Каспий" появилось объявление, заключенное в траурную рамку:
   "С глубоким прискорбием и болью сообщаем всем друзьям и близким о трагической кончине нашего дорогого, незабвенного друга генерал-губернатора Баку господина Накашидзе.
   Желающие почтить память усопшего приглашаются в мой дом на Горчаковской улице.
   Гаджи Зейналабдин Тагиев"
   За день до появления этого траурного объявления в газете "Каспий" Гаджи известил по телефону общественность города о том, что "все честные, истинные мусульмане обязаны оказать последние почести своему покойному покровителю".
   В тот же день друзья и близкие знакомые Гаджи собрались в его доме. Было принято решение пригласить на траурную церемонию представителей бакинского духовенства.
   Алимардан-бек Топчибашев, исполнявший при особе Гаджи роль своего рода секретаря, начал составлять под диктовку хозяина дома список духовных лиц, чье присутствие на траурной церемонии было желательно.
   После обеда гостей обносили чаем. Неожиданно Гаджи доложили о приходе представителей забастовочного комитета рабочих его фабрики.
   - Мне известно, - сказал Гаджи, обращаясь к присутствующим, - зачем эти невежды пришли в мой дом. Они хотят подать мне петицию от имени рабочих. В петиции двадцать четыре требования... Пусть войдут. Послушаем забастовщиков.
   В комнату вошла группа рабочих.
   - Дети мои, - обратился к ним Гаджи, - ответьте мне, зачем вы покинули свои станки и пришли сюда?
   Один из рабочих выступил вперед:
   - Господин Гаджи, нас послали к вам наши товарищи.
   - Чего они хотят? Может, они послали вас выразить мне соболезнование по поводу безвременной трагической кончины моего друга губернатора Накашидзе? Если так, то горячо поблагодарите от моего имени ваших товарищей. Передайте, что Гаджи весьма доволен ими.
   - Наши товарищи не сказали нам ничего по поводу смерти бакинского губернатора.
   - Зачем же тогда они прислали вас ко мне?
   - Невозможно работать, господин Гаджи!... Трудно жить!...
   - В каком отношении трудно? Говорите точнее.
   - Трудно во всех отношениях.
   - Например?
   - Рабочие живут в грязных, тесных бараках. В каждом крохотном бараке ютятся шестьдесят душ. В комнатах вонь, духота. Некуда сливать нечистоты. Ежедневно болезни уносят человеческие жизни. Нет медицинской помощи. Хозяин, вам самому известно, что за короткое время рядом с фабрикой появилось огромное кладбище. Там - кости рабочих... Уже это одно доказывает, что жизнь рабочих ни во что не ставится. На всю массу людей, стоящих у фабричных станков, только один фельдшер, да и тот ничего не смыслит в болезнях, не может лечить. Заболевшие рабочие лишены возможности обращаться к городским врачам, так как у них нет на это средств. Оттого и смертность большая. Жены рабочих рожают без акушерок. Только за одну последнюю неделю во время родов умерло восемь женщин. Нашим роженицам помогают знахарки. При фабрике нет школ. Что ждет в будущем наших детей?.. Нищенство! Несчастные наши малыши мрут как мухи. Скудность заработной платы - вот первая причина многих бед рабочих. Во дворе фабрики открыта лавка, хозяин которой прямо-таки грабит нас, продает продукты вдвое дороже, чем на базаре в городе. Заработная плата выдается несвоевременно. Рабочие семьи вынуждены втридорога брать в долг продукты у лавочника. Пришел конец терпению рабочих, господин Гаджи! Люди не хотят подыхать с голоду. На вашей фабрике рабочий день на час длиннее, чем на многих других фабриках, а заработная плата рабочих на тридцать процентов ниже. Рабочие живут впроголодь. Тяжелые условия труда и жизни губят их. Господин Гаджи, наши товарищи просили нас сообщить вам обо всем этом. Мы уполномочены также вручить вам письменное обращение, в котором изложены наши требования. Рабочие верят, что вы, господин Гаджи, войдете в их положение и удовлетворите эти требования. В противном случае мы будем вынуждены прекратить работу. Мы не раз обращались к вашему управляющему, но это не дало никаких результатов. Поэтому мы решили обратиться к вам лично.