– Челькосер, замолчи! – Маршал хватил кулаком по старой выцветшей столешнице под мореный дуб. – Замолчи, тебе сказали! Потом обсудим… Вы, оба, – он повернулся к Саймону и Римме, – будете драить, бестолочи, седьмой отсек. Вручную, без роботов. И чтоб ни пятнышка не осталось, сам проверю! Пошли вон отсюда!
   Когда створки раздвижной двери захлопнулись за спиной с оглушительным стуком, словно выплюнули вслед ругательство, Саймон спросил у Кирч:
   – А что там, в седьмом отсеке?
   – Лаборатории Пергу, – буркнула Римма. – И склады с грузами, которые мы таскаем с собой для маскировки. На два месяца работы.
   – Дурдом… – прошептал Клисс. – Мы же не виноваты, от нас же ничего не зависело! Расстреливать за это – дикость, и это наказание – тоже дикость…
   – Не зуди. У нас тут казарма и порядки казарменные. Проштрафились – будем отвечать.
   Римма опять была патлатая, в засаленном комбинезоне с пузырями на коленях, на ее румяном лице отражалась сложная гамма чувств: пристыженность, покорность решению руководства, а заодно презрение и ехидное злорадство в адрес Клисса, который этим решением недоволен, но увильнуть от наказания не сможет.
   «Дурдом, – про себя повторил Саймон. – Если Маршал тебе прикажет, ты сама себе пустишь пулю в лоб. И все вы здесь такие, но я-то нормальный! Может, я в чем-то и псих, но среди вас я точно самый нормальный…»
   Вернувшись в каюту, он наугад взял с полки первую попавшуюся брошюру из библиотечки Хельги Раговски, плюхнулся на койку и начал листать, чтобы хоть немного успокоить нервы.
   Разноцветные пометки на полях, некоторые фразы и абзацы отмечены маркером. У Саймона от этой пестроты рябило в глазах, но он стал читать, вначале бездумно, потом с нарастающим интересом.
   Вот оно… Вот доказательство того, что он ни в чем не виноват и никогда не был виноват! И в тюрьму его посадили ни за что, и Лиргисо подвергал его пыткам без всяких на то оснований. Здесь все написано! Эту книжку бы издать квадриллионным тиражом и вручить каждому по экземпляру, чтобы никаких больше претензий к Саймону Клиссу.
   Ежели с человеком что-то случилось, он сам себе это подстроил; отсюда следует, что тот, кто пострадал от действий преступника, должен винить не преступника, а самого себя; отсюда следует, что нельзя проявлять жестокость к преступнику – тот был всего лишь твоим орудием, ибо твоя мысль материальна и это она вынудила преступника причинить тебе зло.
   За что же, спрашивается, Саймону всю жизнь доставалось? За что его посадили за решетку? Ведь все те, кто из-за него погиб или потерпел неудачу, сами заставляли его так поступать, воздействуя на него своими материальными мыслями, – почитай книжку, и все поймешь! А Хинар за что хотел ему отомстить? За то, что одурманенный мейцаном Саймон восемь лет назад летал над пляжами на Ниаре и стрелял по курортникам? А нечего было желтомордому валяться на том пляже, сам подставился!
   И Лиргисо тоже сам виноват: если Саймон взорвал его виллу, значит, отморозок с Лярна хотел от виллы избавиться. Может, страховку рассчитывал получить… Или за что-то себя наказывал: в книжке написано, что это одна из главных причин того, почему люди становятся жертвами преступлений. А Саймон Клисс всего лишь орудие высшей справедливости, бич божий, топор судьбы, и спросу с него никакого.
   Перед тем как уснуть, Саймон сунул книгу под подушку. Говорят, чистая совесть – лучшая подушка, а он только сейчас открыл, что его совесть девственно чиста и так было всегда.
   – Ради тебя я пожертвовал своей репутацией.
   Лиргисо сидел на подлокотнике кресла и смотрел на Поля с насмешливой полуулыбкой. На его правом запястье темнела затянутая прозрачной пленкой рана, и для Тины было загадкой, почему он до сих пор не регенерировал или не воспользовался медавтоматом. Похоже, ему просто понравилась роль безвинно пострадавшего: для него это было ново, обычно ему доставалось за дело.
   – Все за тебя просят, а я игнорирую, – он вздохнул, как показалось Тине, с долей досады. – Это невежливо. Что же обо мне теперь будут говорить?
   Поль пожал плечами. Видно было, что ему трудно сохранять самообладание в обществе Лиргисо, мелкие штрихи выдавали скрытое напряжение.
   Они посмотрели вместе видеозапись с «Сиролла», и Лиргисо опознал в придурковатом «фермере» Саймона Клисса. Грим изменил лицо, но голос, пластика, характерные гримасы – все указывало на то, что это Клисс. Стив тогда сказал, что хочет проверить с помощью силарской логической игры ренгмари одно свое предположение, и исчез, а Тина осталась с Полем и Лиргисо. Они находились на все той же Ольгиной вилле на побережье моря Нихао – нейтральная территория, вполне подходящая для встреч с союзником-противником. И местность вокруг пустынная, маловероятно, чтобы их здесь кто-нибудь потревожил.
   – А для тебя имеет значение, что про тебя будут говорить? – спросила Тина.
   – Всегда имело. Сколько раз я должен объяснять, что я не презренный преступник, а Живущий-в-Прохладе? – Лиргисо с грустной усмешкой покачал головой, словно сокрушаясь по поводу ее непонятливости, и снова обратился к Полю: – С моей стороны это немалая жертва, так что было бы справедливо, если бы ты отблагодарил меня за это.
   Поль поднял на него взгляд, молча достал из кармана бумажник с полустершейся лазерной картинкой, вытащил оттуда несколько крупных купюр и бросил на столик, стоявший между их креслами:
   – Столько хватит?
   «Зря ты так. Этого типа лучше не дразнить, он ничего не забывает».
   Позолоченные веки Живущего-в-Прохладе дрогнули, но он мгновенно овладел собой и улыбнулся.
   – Не хватит. Не будь здесь великолепной Тины, ты бы расплатился со мной другой монетой и заодно убедился бы, что от этого не умирают… Кстати, одна забавная деталь инцидента на «Сиролле», – он сразу перескочил на другую тему, не оставляя Полю времени, чтобы взорваться. – Вы обратили внимание на фразу Клисса насчет колбасы из ушей? Он ведь собственное ухо съел, а в «Конторе» ему новое вырастили.
   – Зачем? – удивилась Тина. – В смысле, зачем съел?
   – О, это целая история! Когда Клисса привезли на Ниаре ко мне в офис, он вел себя неучтиво, отозвался уничижительно об одном из моих любимых лярнийских пейзажей – заявил, что это синтезированная фальшивка, да в таких выражениях, что это не могло меня не покоробить. Я тогда навязал ему пари: если я докажу, что пейзаж настоящий, Клисс должен съесть свое ухо. После того как он устроил пожар на вилле и разлучил нас с тобой, – Лиргисо опять улыбнулся Полю, тот слегка поморщился, – меня снедала тоска, инфернальное порождение так и не утоленной страсти, но я все же нашел себе развлечение. Мы с Хинаром изловили Клисса, я отправился с ним на Лярн, показал ему пейзаж и заставил его выполнить условие пари. Ухо было подано ему на блюдечке под соусом. Клисс давился и плакал, но съел все до последнего кусочка, а потом его начало рвать. Как я смеялся, наблюдая эту картинку!
   Тина выслушала эту историю с непроницаемым лицом: выходка вполне в духе Лиргисо; все это не вызывало у нее одобрения, но Саймона Клисса ей не было жалко. А Поль сидел бледный, словно застывший, потом произнес тихим чужим голосом:
   – Сволочь же ты…
   – Фласс, опять «сволочь»!.. – Лиргисо театрально закатил глаза к потолку. – Пусть это не самое отвратительное словечко из твоего полицейского лексикона, меня удручает то постоянство, с каким ты награждаешь меня этим эпитетом. Поль, тебе это не идет. Это все равно что прилепить обертку от жвачки на изысканно-нежную картину Тлемлелха. Разрушение стиля.
   Поль развернулся в кресле и смотрел на него в упор. Мышцы напряглись, глаза превратились в два бездонных темных провала, как на «Сиролле», когда ему засадили капсулу с отравой. Мысленно выругавшись, Тина переключилась в ускоренный режим: только драки сейчас не хватало!
   – По незийским законам ты получил бы за это пожизненный срок.
   – Как печально, что ты до сих пор мыслишь в этих убогих полицейских категориях. – Лиргисо выглядел расслабленным, но не сводил с Поля пристального взгляда. Возможно, приготовился телепортироваться, если тот на него бросится. Что ж, это самое лучшее, что он сейчас мог бы сделать. – Поль, что тебя так шокировало? Это же Саймон Клисс! Мы с тобой из-за него чуть не сгорели. Он хотел убить твою Ивену, ты бы послушал, как он меня уговаривал!
   – Ну, так пристрелил бы его. Я бы пристрелил, и все. Зачем издеваться?
   – Поль, ты чувствителен, как девушка. Вообще-то меня это возбуждает… Неужели ты думаешь, что я мог бы поступить так с кем угодно, хотя бы даже с тобой? Клянусь тебе, это не так. Саймон Клисс – всего лишь грязь под нашими ногами, говорящее полуразумное животное.
   – Он человек, хотя и мерзавец. Таких надо убивать или держать за решеткой, а то, что делаешь ты, – это уже за гранью нормального.
   – Такая восхитительная игра эмоций по столь ничтожному поводу… – Лиргисо смотрел на Поля сверху вниз с задумчивой усмешкой. Тине пришло в голову, что он для того и устроился на подлокотнике, чтобы смотреть сверху вниз. – Вот интересно, если бы я у тебя на глазах начал пытать Клисса, ты бы согласился отдаться мне, чтобы спасти его от мучений? Хотел бы я поставить такой эксперимент, но Клисс, увы, недосягаем… А ты, Тина, что об этом думаешь?
   – Я бы Клисса со спокойной совестью убила, но мучить не стала бы. А в предложенной тобой гипотетической ситуации я бы вас с Клиссом обоих послала, потому что вы пара мерзавцев.
   – Представьте себе, именно такого ответа я и ожидал! – Лиргисо рассмеялся, потом взглянул на Поля, словно приглашая присоединиться. – Поль, да перестань же! Если бы я знал, что ты так разволнуешься из-за безделицы, я не стал бы об этом рассказывать. Я тебе должен штраф. В Могндоэфре принято, если кто-то из Живущих-в-Прохладе невзначай расстроит другого, искупать промахи подарками. Обычно в таких случаях дарят что-нибудь небольшое и красивое – застежку для плаща, бокал, украшение… Что я должен тебе подарить, чтобы мы помирились?
   – Дверь вот эту видишь?
   Дверь в комнате была одна, из желтого пластика, с бронзовой ручкой.
   – Вижу.
   – Подойди к ней, открой и потом закроешь со стороны коридора. Другого штрафа не надо.
   Тина с удовольствием отметила, что Живущий-в-Прохладе попался. Он же не человек и не знает этой древней как мир шутки – должно быть, у расы энбоно ничего похожего нет. По его треугольному лицу скользнуло озадаченное выражение, сменившееся снисходительным.
   – Фласс, до чего примитивный юмор… Поль, у тебя очаровательная внешность, ты отчасти магическое существо, твои пленительно-изысканные эмоции неизменно приводят меня в восторг. Если бы ты, в придачу ко всему этому, обладал развитым интеллектом, ты был бы живым воплощением совершенства – но природа, увы, не терпит совершенства!
   Он развел руками, изображая искреннее сожаление.
   – Если ты хотел обозвать меня дураком, это можно было сказать и покороче, – хладнокровно парировал Поль.
   Два-ноль, про себя усмехнулась Тина.
   – У нас на Лярне краткая и простая речь, лишенная красот, – удел низших слоев общества.
   – А у нас иначе, – заметила Тина.
   – Великолепная Тина, разве можно вмешиваться в чужой словесный поединок? Ты так привыкла заступаться за слабых, что иногда делаешь это без надобности. – Лиргисо встал и смерил Поля насмешливым взглядом. – Чтобы завтра был готов к интервью.
   – К какому интервью? – Поль смотрел на него, сбитый с толку.
   – К тому, которое мы с тобой дадим для незийского телевидения. Фласс, не могу же я оставить без внимания все эти обращения! Когда космополовцы потрясают кулаками и клянутся, что все равно меня поймают, над этим можно посмеяться, но когда представители бомонда, художники, артисты, общественные деятели взывают к моим лучшим чувствам – это проигнорировать нельзя. Доктор Суйме подала им дурной пример. Пусть я не удовлетворю их просьбу, я обязан столь же любезно ответить им, иначе сам себя сделаю парией. Найду какую-нибудь красивую тележурналистку и дам коротенькое интервью. Твое присутствие обязательно – пусть все увидят, что ты жив и здоров… и оба уха на месте. – Лиргисо подмигнул и тут же скорчил виноватую гримасу. – Завтра утром будь здесь, я тебя заберу, а потом верну обратно.
   – С чего ты взял, что я соглашусь?
   – Раз уж я спасаю тех, к кому ты привязан, от участи заложников, ты тоже кое-что для меня сделаешь! – Лиргисо схватил его за волосы и встряхнул. Поль поморщился от боли, но Живущий-в-Прохладе уже отпустил его и оглянулся на привставшую Тину. – Не беспокойся, ему это нравится. Чтобы этот лицемер допустил то, что ему не нравится, – это нонсенс, на «Сиролле» ты могла в этом убедиться. Поль, ты поступишь бессовестно, если откажешь мне в такой малости, я об интервью. Тебе не придется ничего говорить, это моя забота, просто будешь сидеть с нами и пить кофе. Буду признателен, если хотя бы разок улыбнешься перед камерой. Это поддержит нашу легенду, иначе аналитики «Конторы» могут заинтересоваться тем, почему Ольга и твои родители не выглядят убитыми горем. Готовое объяснение: они видели тебя в телепередаче, поэтому надеются на лучшее, и все в этом роде.
   – Ладно, я согласен, – сказал Поль. – Только воздержись от замечаний в мой адрес, а то получишь по морде прямо перед камерой.
   – Я буду сама деликатность, – ухмыльнулся Лиргисо. – Это в моих интересах, я ведь должен показать, что я не чудовище. Заодно расскажу много занятного о «Конторе Игрек»… До завтра.
   Он отвесил преувеличенно почтительный поклон в сторону Тины и исчез.
   – Извини, что я так неловко вмешалась, – раздосадованно пробормотала Тина. – Давно его знаю, а все равно иногда сажусь в лужу.
   – Думаешь, для меня имеет значение его мнение? Меня его комплименты достали, пусть уж лучше оскорбляет.
   Как только они остались вдвоем, напряжение покинуло Поля. Словно он замерз, но старался этого не показывать, а теперь начал отогреваться.
   – Когда союзник хуже врага, это, конечно, та еще ситуация! – Кривая усмешка Поля напоминала трещину на тонкой ледяной поверхности, хрустнувшей от удара. – Я подозреваю, что ухо Саймона Клисса – это еще не самое худшее из того, на что он способен.
   – Это так, – хмуро согласилась Тина. – Но мы получили от него мьярлы, он соизволил научить нас, как заэкранироваться от «сканеров» «Конторы», и благодаря инсценировке похищения твои близкие могут жить спокойно. Я его не оправдываю, просто… будем его терпеть, пока не покончим с «Конторой», а потом пошлем подальше.
   «Поль намного цивилизованнее, чем я. И его реакция на рассказ об ухе Клисса – это, черт побери, нормальная человеческая реакция! Он ведь вырос на Незе… А во мне слишком много отвердевшего, нечувствительного, причем давным-давно, еще с Манокара».
   Поль подошел к окну, закрытому жалюзи, потянулся к настенному пульту, но спохватился и опустил руку: никто не должен знать, что он здесь.
   – Постараюсь завтра вытерпеть это интервью, раз оно будет коротенькое…
   – На полтора-два часа.
   – Думаешь?
   – Ага. Живущие-в-Прохладе поболтать любят. Тем более это его первое интервью. Могу представить, как он распустит павлиний хвост перед журналисткой с телевидения, да еще перед красивой журналисткой! Так что запасись терпением. Зато «Контору» он разделает так, что все они там будут плакать и локти кусать – когда одна умная сволочь начинает топить других сволочей, результат получается сокрушительный.
   – Ладно, ради этого можно согласиться на два часа. Если что, сменю личность и стану Томеком. Я еще не говорил, что мне удалось восстановить Томека?
   Шорох позади. Это вернулся Стив.
   – Я провел анализ, – сообщил он, улыбнувшись. – Нам повезло, ситуация сейчас благоприятная для того, чтобы уничтожить «Контору Игрек».
   – Потому что они засветились и оказались на виду? – предположила Тина.
   – Нет, потому что они взяли на работу Саймона Клисса. В их команду внедрился диверсант.
   – Но ведь он же на их стороне! – возразил Поль.
   – Он ни на чьей стороне, он сам за себя и против всех. Саймон Клисс будет диверсантом всегда и везде, куда бы его ни занесло. Смотрите, начинал он как репортер «Всепланетных Ниарских Новостей», – не слишком выразительный, чуть глуховатый голос Стива звучал в полной тишине – Поль и Тина слушали, затаив дыхание. – Вскоре ВНН оказались под судом, им пришлось выплачивать по искам компенсации за моральный ущерб – после того как Клисс сделал репортаж о катастрофе в подземке, с остротами в адрес пострадавших. Из «Новостей» его выгнали, и тогда его подобрал Сефаргл, шеф «Перископа». Девять лет спустя «Перископа» не стало. Это была наша с тобой работа, – Стив взглянул на Тину, – но началось все, если помнишь, с Саймона Клисса. Потом Лиргисо попытался использовать его в своих интересах и в результате чуть не погиб. Теперь на очереди «Контора Игрек».
   – Значит, если мы столкнемся с Клиссом на улице, его не надо хватать за шиворот и тащить в ближайший филиал Космопола? – прищурилась Тина.
   – Не надо, пусть он и дальше остается сотрудником «Подразделения Игрек». Лишь бы там не поняли, кто им достался…
   Саймон тер шваброй пятнистый пол, залитый едким моющим раствором. Пятна оттираться не хотели. Седьмой отсек был не просто грязным местом, он был запущен так, словно «Гиппогриф» скитался по Галактике на протяжении тысячелетий, а генеральная уборка здесь ни разу не проводилась. Возможно, так оно и было.
   И теперь Саймон Клисс занимается сизифовым трудом, и конца этой каторге не видно… Теоретически рано или поздно все должно закончиться, но есть ведь такое словечко, всегда внушавшее Саймону необъяснимый ужас, – «вечность».
   Вдалеке стукнула дверь. Шлепанье шагов. Потом из-за штабеля ребристых ящиков, сросшихся друг с другом и вросших в пол (может, они там еще и корни пустили?), появилась Римма Кирч с ведром. Она выплеснула мыльную воду прямо под ноги Клиссу, едва не окатив его, – а то пол здесь недостаточно мокрый! – и угрюмо проворчала:
   – Эти два ублюдка дали интервью. Сейчас крутят по телевидению, в кают-компании смотрят.
   Ага, ушла за водой и по пути завернула в кают-компанию! Для Кирч делались поблажки, на какие Саймон рассчитывать не мог, и это укрепляло в нем враждебное чувство к Римме.
   – Какие ублюдки? – Он оперся на швабру: повод для передышки.
   – Лиргисо и Лагайм.
   – А кто взял интервью? – В нем проснулся интерес профессионала.
   – Девка с какого-то телеканала. Смазливая незийка с фальшивыми зелеными патлами, сидит почти голая – посмотришь, плеваться хочется. А на столике у них шампанское и всякие деликатесы… Лиргисо про тебя рассказывал и сказал, что тебя у него отбила «Контора» и что на «Сиролле» был ты. Он все понял насчет нашего плана и выложил в интервью! – Римма дернула швабру, и Саймон, потеряв равновесие, чуть не поскользнулся. – Ты понимаешь, что это значит?!
   «Понимаю. Новый удар по репутации „Конторы“. А той дуре, однако, повезло – дать такой эксклюзив!»
   – Он много чего про нас наговорил, – добавила Кирч. – Если ты такой умный, что тебя в помощники к Фешеду взяли, – придумай, что теперь делать!
   «Ты-то из-за чего суетишься и прыгаешь, как бойцовый воробей? Это забота руководства. Лучше бы о себе подумала… Тебе здесь даже денег не платят, хотя на воле киллеры за то же самое столько получают, что в золоте купаются!»
   – Ага, мне бы посмотреть, – сказал Саймон вслух. – По должности положено. Пожалуй, я схожу и быстренько погляжу, а потом будем дальше драить, и я подумаю, что делать, лады?
   Римма ехидно засопела и после этой прелюдии, длившейся с полминуты, процедила:
   – Быстренько!.. Сказали, интервью пятичасовое, так ты, что ли, пять часов будешь прохлаждаться? Потом поглядишь, когда отсек отмоем. Давай работай! – Она сунула ему в руки швабру, подобрала свою и принялась остервенело тереть пятна.
   Саймон тоже начал апатично возить шваброй по полу. Впереди вечность. Протекут миллиарды лет, цивилизации будут расцветать и бесследно исчезать, звезды будут рождаться, проходить через все стадии своего существования и превращаться в черные дыры, а Саймон Клисс так и будет уныло драить седьмой отсек, потому что пятна здесь принципиально неотмываемые. Разве что его спасет из этой ловушки преисподней какое-нибудь чудо… Если чудо произойдет, Саймон выберется отсюда живым – и снимет свой фильм о «Конторе Игрек».