Лучше уж сейчас вырвать ее из сердца. Нужно придумать, как заставить ее уехать. Но как же Байрон хотел, чтобы она осталась!
 
   Если бы Эйми не передумала раньше, то она непременно решила бы остаться, прочитав письмо. Гай написал его от руки. У него был крупный почерк с наклоном, который Эйми сочла одновременно и элегантным, и агрессивным. В письме он говорил, как много для него значили их беседы за ужином, что он всегда будет вспоминать ее с любовью и ему очень жаль, что все так сложилось. Но Гай по-прежнему думал, что ему не стоит ей показываться.
   Еще он умолял ее не смущаться того, что произошло прошлой ночью. Да, он прочитал ее сочинение, хотя она и просила не делать этого, но извинений приносить не стал. Вместо этого он рассыпался в похвалах ее писательскому таланту. Единственное, чего он хочет, так это воплотить сцену в жизнь вместе с Эйми, но этому не суждено случиться. В конце письма Гай пожелал Эйми всяческих благ в жизни и добавил, что он никогда еще не встречал такого прекрасного человека.
   Эйми прижала письмо к груди. На глаза ей навернулись слезы. Мэдди и Кристин правы: нужно сражаться за свое счастье.
   Закончив готовить, она переоделась. Новое платье, которое украшал романтический узор в цветочек, было немного длиннее предыдущего — оно доходило Эйми почти ро лодыжек и подчеркивало ее округлости. Она наложила макияж и собрала волосы в высокую прическу, между делом молясь, чтобы солнце зашло поскорее. Когда за окнами спустились сумерки, Эйми взяла поднос с двумя порциями ужина и бутылкой вина. Слава Богу, похмелье уже прошло, и она могла снова позволить себе выпить — умеренно, разумеется.
   Волнение ее усиливалось по мере того, как она шагала сквозь темные комнаты, освещаемые лишь лунным светом, пробивавшимся через жалюзи. Последние несколько дней Ланс реставрировал эти комнаты. Он вооружился книгами из серии «Сделай сам», инструментами и довел дело до конца. Эйми всегда забавляло, что он любит плотничать.
   Теперь пустые комнаты ждали, когда их обставят мебелью. Если, конечно, Гай этого захочет. Может, по ночам, когда Эйми спит, он выходит из башни и блуждает по этим пустым комнатам? Интересно, станет он их меблировать или нет? Он все равно бродит здесь один…
   Жаль, что Гай не хочет, чтобы эти комнаты наполнились людьми, жизнью, смехом… Эйми с каждым мигом все больше укреплялась в своем решении заставить этого отшельника покинуть башню.
   Пройдя библиотеку, она увидела, что дверь в кабинет Ланса приоткрыта. Кабинет был погружен во тьму. Это ее не удивило: обычно Ланс оставляет включенным свет, но сегодня он не ждал, что она понесет Гаю ужин. Эйми взяла поднос в одну руку и, стараясь его не уронить, нажала на выключатель. Ничего не произошло.
   Только тогда она заметила, что дверь, ведущая в башню, открыта. В дверном проеме было черным-черно.
   Эйми так и застыла.
   По ней пробежал легкий холодок страха. В комнате кто-то был. Дрожа, она сделала вдох.
   — Гай?
   — Я здесь, — отозвался из глубины комнаты приятный мужской голос.
   Эйми объяла дрожь. Чтобы не уронить поднос, она вцепилась в него обеими руками. Когда глаза привыкли к темноте, она различила очертания человека. Он стоял между двух окон, в самой темной части комнаты. От радости и страха у Эйми перехватило дыхание. Ей почему-то захотелось убежать, хотя она так долго ждала этого момента. Теперь, когда он настал, Эйми не знала, что делать.
   — Не подходите ко мне, — сказал он. — Пожалуйста. Она кивнула: он видел ее, так как она стояла спиной к библиотеке, откуда в комнату проникал слабый свет.
   — Хорошо.
   — Ланс сказал мне, что вы передумали и решили не уезжать.
   — Да. Я хочу остаться. Я поняла, что если я сбегу от смущения, то поступлю как трусиха. А я не трусиха, Гай.
   — Зато я трус. Вы сами сказали так вчера вечером. — Она услышала, как он глубоко вдохнул, словно хотел набраться храбрости. — Я хочу, чтобы вы уехали, Эйми. Я подумал, может, вы поверите, если я скажу вам это лично. У нас нет будущего. И быть не может. Когда я пригласил вас поужинать, я никак не ожидал такого развития событий. До сих пор не понимаю, как это произошло. Ну почему вы вдруг решили, что хотите быть со мной?
   Он произнес это таким жалобным, полным смущения голосом, что сердце Эйми сразу же растаяло.
   — Я уже сказала вам почему. Вы умный и заботливый, еще ни с одним мужчиной мне не было так интересно, как с вами. Благодаря вам я полюбила себя. И хочу, чтобы вы тоже себя полюбили.
   — Я не тот, за кого вы меня принимаете.
   — Понимаю, вам страшно. Мне тоже страшно. — При этих словах она набралась смелости и, шагнув вперед, поставила поднос на стол. — Но не нужно позволять страху порабощать себя.
   — Эйми, не надо, — произнес Гай, когда она обогнула стол и направилась к нему. — Остановись!
   — Нет. — Несмотря на бешеный стук сердца, она подходила все ближе и ближе, пока не остановилась в нескольких футах от Гая. При тусклом свете, пробивавшемся сквозь окно, были различимы только очертания его фигуры. — Здесь так темно, что не видно твоего лица. Но я хочу прикоснуться к тебе, просто чтобы удостовериться, что ты настоящий.
   — Я не…
   — Позволь мне… — Она подняла руку, и он прижался к стене, слившись с темнотой ночи. — Пожалуйста. — Эйми поднесла руку еще ближе, и ее пальцы прикоснулись к его ладони. Она охнула и едва не отдернула руку, но, набравшись смелости, прижала ладонь к его ладони. Некоторое время они так и стояли, не двигаясь. Их ладони соприкасались друг с другом. Эйми улыбнулась: — Ты настоящий.
   — Нет.
   — Я так боялась, что выдумала тебя. Выдумала мужчину, который находит меня красивой. Того, кто заставил меня почувствовать себя красивой. — Эйми провела рукой по пальцам Гая: они были длинными и мозолистыми. Последнего она совсем не ожидала. Она погладила его ладонь. — Ты мужчина, который заставил меня почувствовать себя привлекательной. И смелой.
   — Эйми… — В его голосе прозвучало напряжение. — Ты сама не представляешь, что со мной делаешь.
   — Скажи. — Она, напрягая зрение, вглядывалась в темноту, но могла различить только блеск его глаз.
   Рука, к которой она прикасалась, крепко сжала ее руку.
   — Еще ни разу в жизни я никого так не хотел.
   — Тогда зажги свет. Я хочу тебя видеть.
   — Нет.
   — Ладно. Не надо света. Только это. — Она прикоснулась кончиками пальцев свободной руки к его щеке. Он не стал отстраняться — просто стоял, прислонившись к стене, и прерывисто дышал, пока она осторожно трогала пальцами его лицо.
   С каждой минутой Эйми понимала все меньше и меньше. Она ожидала нащупать шрамы, какое-нибудь врожденное уродство, но вместо этого ощущала гладкую кожу, ровные щеки и челюсть, изогнутые брови, прямой нос. Ее пальцы прикоснулись к его губам и задрожали: она ощутила на коже его теплое дыхание.
   — Ох, Гай… Но ты же… Ты такой красивый!
   — Нет. — Послышался его надломленный голос, и она поняла, что он едва сдерживает слезы. — Я не красивый, Эйми.
   — Мне все равно. — Инстинктивно она шагнула вперед и положила руки ему на плечи. Гай был высоким и крепким, как она себе и представляла. Эйми приникла головой к его груди и крепко его обняла. Теперь, когда их тела крепко прижались друг к другу, она заметила, что на нем рубашка с коротким рукавом и длинные брюки. Гай оказался более худощавым, чем она ожидала, но у него были хорошо развитые мускулы. — Мне все равно, как ты выглядишь.
   Он крепко обнял ее.
   — Ты для меня слишком хороша. Ты достойна лучшего человека.
   Эйми вскинула голову и уставилась в его блестящие глаза. Ее сердце стучало так сильно, что она не могла говорить.
   — Но мне нужен ты.
   — Тогда да помогут тебе небеса.
   Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй, который сначала удивил Эйми, а потом возбудил в ней страсть. Это был не робкий, неумелый мальчишеский поцелуй, каких она .всегда стеснялась, а поцелуй мужчины, который жаждал ее. Она обвила шею Гая руками и с радостью отдалась прикосновению его жадных губ и языка. Почувствовав, что тает, она еще крепче прижалась к нему.
   Земля ушла у Эйми из-под ног, когда Гай оторвался от ее рта и прижался лбом к ее лбу.
   — Эйми, Эйми, я так тебя хочу, что весь дрожу.
   — Я тоже тебя хочу, — прошептала Эйми и, поняв, что это действительно так, ощутила радостное волнение — подумать только, она с нетерпением ждет того, чего всегда боялась! — В первый раз в жизни я по-настоящему кого-то хочу.
   — Сперва послушай меня. — Он сжал ее лицо в ладонях. Лицо Эйми освещал лунный свет, и Гай видел неподдельную страсть, горящую в ее взгляде. — Удовольствие в темноте — это все, что я могу тебе дать. Больше между нами ничего быть не может. Но я обещаю, что доставлю тебе удовольствие.
   Она прикусила губу: по идее, ей следовало бы отказаться. Ради самого же Гая. Отказать, пока он не согласится показать свое лицо. Если он овладеет ею в темноте, это ничуть не поможет его самоутверждению. Но он хочет ее. До этого ни один мужчина ее так не желал. От этого по всему ее телу разлились жар и страсть вместо обычной мучительной неуверенности, испытываемой ею в таких случаях.
   Эйми поднесла руку к его губам.
   — Да. Я понимаю.
   — Тогда пойдем. — Гай отошел от стены и повел ее за руку к запретной двери, ведущей в башню.
   Это ее удивило. Хотя чего еще она ожидала? Что он займется с ней любовью в кабинете Ланса? Интересно, каким окажется его логово? При этой мысли она испытала трепет.
   Теперь Эйми смогла разглядеть Гая чуть лучше. Он был одет в черное. Черными были и его волосы. На секунду он обернулся через плечо, и луч лунного света осветил часть его лица, столь же совершенного на вид, как и на ощупь. Но в полутьме все, что угодно, может почудиться.
   Затем он провел Эйми сквозь дверь, и их поглотила темнота.
   — Осторожно, ступеньки, — прошептал он.
   Ощупав пол ногой, обутой в сандалию, Эйми обнаружила первую ступеньку. Гай провел ее наверх по витой лестнице. Они прошли арку, за которой можно было различить комнату. При тусклом свете огоньков от домашнего кинотеатра Эйми разглядела, что комната эта очень хорошо обставлена. Значит, вот где он проводит дни. Обставлено его жилище было мужественно и элегантно.
   Они поднимались все выше в непроглядной тьме. Наконец достигли еще одной арки и вошли в нее. Эйми напрягла все свои чувства. Комната была большой и просторной. В трех стенах были проделаны окна, через которые проникал лунный свет. Можно было различить комод, стул…
   И постель.
   Огромная кровать с пологом на четырех столбах имела такие же элегантные очертания, как кровать Эйми, но была большего размера. Белый полог слегка отливал голубоватым цветом.
   Эйми молча взирала на этот полог. В груди у нее боролись противоречивые чувства.
   Гай обернулся к Эйми и взял ее лицо в ладони. Погладил уголки ее рта.
   — Ты мне так часто снилась, что я боюсь, что сейчас проснусь, и ты исчезнешь.
   — Я здесь. — Эйми вскинула лицо. Она почти различала его черты. — И я тоже ужасно боюсь.
   Гай застыл. Эйми почувствовала это. Он не ослабил объятий, но весь словно бы ушел в себя.
   — Нам не обязательно это делать…
   — Нет. — Она схватила его за запястья и не дала отвести руки. — Я хотела сказать, что боюсь тебя разочаровать. Я же говорила, что у меня это очень плохо получается. Я хочу, чтобы с тобой все было по-другому, но я очень волнуюсь.
   Гай прижался губами к ее лбу, и она почувствовала, что он улыбается.
   — Я тоже волнуюсь. Думаю, в этот раз все будет по-другому, если, конечно, ты мне позволишь. Хоть я и не могу дать тебе того, что ты заслуживаешь, но доставить удовольствие могу.
   — Не знаю, что и делать.
   — Хочешь, я тебе скажу? — Он гладил пальцами ее губы. — Ты сказала, что тебе это раньше не доставляло радости потому, что тебе не давали покоя негативные мысли. Ты стеснялась своего тела и не могла просто расслабиться и получать удовольствие. На этот раз я займу твои мысли, и тебе будет просто некогда предаваться беспочвенным сомнениям.
   Эйми не успела ответить: он поцеловал ее. Это был страстный, но короткий поцелуй. Затем Гай наклонился к ее уху и прошептал:
   — Хватит ли у вас смелости позволить мне доставить вам удовольствие, моя отважная леди Эмилия?
   Эйми дрожала от волнения.
   — Не знаю. Но надеюсь, что да.
   — Ты позволишь мне прикасаться к тебе везде, где я хочу? Она с ужасом представила, как он будет трогать ее толстенький живот, жирную задницу и дряблые бедра.
   — Уже задумалась, да? — Он покрыл поцелуями ее подбородок. — Лучше подумай о другом.
   К ужасу Эйми, Гай взял ее руку и положил ее прямо на ширинку своих брюк. Под молнией нащупывалась весьма заметная выпуклость. Эйми была так ошеломлена, что не сумела даже отдернуть руку.
   — Чувствуешь? — Он водил ее рукой то вверх, то вниз. Она широко распахнула глаза — какой у него большой размер! — Я хочу, чтобы ты думала об этом. Представь себе это. Представь, что это — уже внутри тебя.
   Как только он произнес эти слова, мозг Эйми тут же нарисовал эту картину. За этими словами последовали другие. Восхитительные, откровенные, мучительные слова, которые заставили ее затрепетать. Его рубашка исчезла, и он положил свободную руку Эйми себе на грудь, говоря ей, где его трогать, целовать, прикасаться языком. Она послушно выполняла все его команды, а Гай шумно дышал сквозь стиснутые зубы. Ее пальцы и губы прикасались к жесткой поросли волос у него на груди, к его горячей коже и твердым мужским соскам. Эйми почти не замечала, как он раздевает ее.
   Она почувствовала только, что его руки прикасаются к ее обнаженной груди, а платье лежит на полу.
   Она не успела ни прикрыться, ни отстраниться. Гай наклонился и принялся ласкать ее грудь. Когда она почувствовала, как его рот приник к ее груди, у нее екнуло сердце. От удивления дыхание ее стало прерывистым.
   Он выпрямился, и Эйми поняла, что стоит перед ним почти голая, в одних трусиках и сандалиях. Вскоре и они исчезли. Легкое дуновение ветерка на обнаженной коже вывело ее из оцепенения, но только на секунду. Гай уже вел ее к постели и шептал ей на ухо, что хочет прикасаться к ней, доставить ей удовольствие, заставить ее трепетать. Он взял ее на руки и положил на темное шелковое покрывало. Эйми ощутила спиной прохладу. Полог над ними сомкнулся.
   На Гае, как и на ней, ничего не было. Он снова положил ее руку на свидетельство своего желания, только на этот раз она прикоснулась к его плоти.
   Гай тоже прикасался к Эйми, шепча, как она его возбуждает, как он любит ее тело. Что-то в ней начало раскрываться, какая-то тайная, дикая часть ее сознания все ширилась и ширилась, прогоняя застенчивость. Теперь она уже свободно ласкала его и со всевозрастающей страстью отвечала на его поцелуи. Когда рука Гая скользнула между ее ног, Эйми раскрылась ему навстречу, сгорая от желания.
   Он шептал ей на ухо, как приятно к ней прикасаться, как его возбуждает ее реакция и что он дождаться не может, когда окажется внутри ее.
   — Да, да, — задыхалась она. От желания у нее кружилась голова. — Сейчас! Пожалуйста! Я хочу тебя прямо сейчас.
   — Нет. Нет, пока ты не захочешь меня по-настоящему. Это напугало Эйми. Если она не изобразит страсть, он никогда не овладеет ею. Она уже чувствовала себя достаточно возбужденной, чтобы доставить ему удовольствие и самой испытать радость.
   Он прикасался к ней все смелее, все увереннее. Его большой палец свободно исследовал ее тело. Вдруг Эйми показалось, что ее пронзила стрела чувственности. Она была готова взорваться.
   Она задохнулась от удивления, почувствовав, что ее тело изогнулось дугой и застыло. Когда волна страсти ослабла, она выдохнула и снова упала на постель, тяжело дыша.
   — О Господи! — удалось выдохнуть ей. Потом она рассмеялась. Придя в чувство, Эйми увидела, что Гай лежит рядом с ней, опершись на локоть. Его рука, которая помогла ей сделать такое ошеломляющее открытие, лежала у нее на животе, словно для того, чтобы ослабить спазмы. Он прикасался к ее животу — той части тела, которую она обычно старалась скрыть, но ей было все равно. Поняв это, Эйми рассмеялась. Щеки ее загорелись румянцем, как и все тело, пылающее жаром желания. — Боже мой, — хихикнула она. — Значит, вот из-за чего весь сыр-бор.
   — Нуда, — промурлыкал он.
   Склонившись, Гай потерся носом о ее шею, а затем лег на нее и раздвинул ее бедра своими. Эйми обняла его и поцеловала в губы. Он уже надел презерватив, а она даже не заметила когда.
   Гай легко и гладко вошел в нее, словно всегда был там и всегда будет. Несказанное удивление наполняло ее сердце по мере того, как он заполнял собой ее тело. Когда он начал двигаться, ожили и затрепетали все ее нервные окончания. На этот раз Эйми испытала еще большее удовольствие. Они заключили друг друга в крепкие, страстные объятия.
   Когда все было кончено, Эйми повернулась к Гаю и поцеловала его в щеку. «Я люблю тебя», — подумала она, но у нее не хватило сил произнести эти слова вслух.

Глава 14

   Что же он наделал? Байрон лежал на спине, вглядываясь в темноту. Он был так ошеломлен, что все мысли у него путались. Байрон с Эйми скользнули под покрывало, и Эйми заснула, положив голову ему на плечо. Ее рука покоилась у него на груди, прямо над сердцем. Байрон играл с ее волосами — боялся, что ее разбудит, но не мог побороть искушения прикоснуться к ней. Эйми отдалась так доверчиво, так свободно… мужчине, которого не существовало.
   Как он посмел принять то, что она предложила? Почему не сумел остановиться? Нельзя сказать, что Байрон был ослеплен страстью и пришел в себя, только когда все закончилось. У него должна была проснуться совесть, еще когда он поднимался с Эйми по лестнице. Но совесть почему-то не проснулась. В его голове не промелькнуло ни единой разумной мысли, способной заставить его остановиться. А хоть бы даже и промелькнула, навряд ли он внял бы голосу рассудка. Он слишком сильно желал Эйми. Хотел обнять ее, прикоснуться к ней, доставить ей удовольствие. А может, хотел, чтобы она его обняла? Хотел, чтобы к нему прикоснулся кто-то хороший и милый? Хотел быть с кем-нибудь, кто ничего не ожидает взамен?
   Байрон не был вправе принять этот дар.
   Но теперь он бы ни на что не обменял эту ночь, даже если бы речь шла о спасении его души.
   Когда он соединился с Эйми, когда она с такой непритворной радостью открылась ему навстречу, его словно прорвало. Откуда-то из тайников души выплеснулись необыкновенной силы эмоции, каких прежде он не испытывал. В первый раз он понял, какое чудо — жизнь.
   Какое чудо — любовь.
   Он любит Эйми. Это необыкновенное чувство ошеломило Байрона. Раньше он никогда не испытывал такого и не знал, что это чувство способно затмить все остальные. Он ее любит.
   И никогда не сможет ей открыть, кто он есть на самом деле.
   Особенно после того, что случилось. Ведь Эйми была поражена произошедшим не меньше его. Байрон вспомнил, как она смеялась, как обнимала его, как невинно поцеловала в щеку, когда все закончилось.
   Узнай Эйми, что занималась любовью с Байроном Парксом — поверхностным, каким-то измученным Байроном Парксом, с которым она ни за какие деньги не согласилась бы встречаться, — она почувствует себя смертельно обиженной. Если ей откроется правда, она будет сожалеть об этом до конца жизни. Лучше он умрет, чем нанесет ей такую рану.
   Нужно постараться, чтобы она никогда ни о чем не узнала.
   Неожиданно Байрону на глаза навернулись слезы. Он прижал руку к глазам, словно пытаясь затолкать внутрь накипевшую боль и страх. Раньше ему это удавалось играючи, но теперь, когда Эйми открыла в его сердце ящик Пандоры, скрывать чувства стало труднее. Неудивительно, что раньше Байрон шагал по жизни, не желая ничего чувствовать. Чувства причиняют боль. И какую боль!
   Он глубоко и прерывисто вдохнул.
   Вдруг Эйми проснулась и начала недоуменно осматриваться. Почувствовав ее страх, он сумел совладать с собственными эмоциями.
   — Тсс, Эйми, все хорошо. — Он слегка охрип: свело спазмом горло. — Все в порядке.
   — Гай? — Эйми облегченно обмякла. — Я забыла, где я.
   — Ты заснула. — Он прокашлялся. Хоть бы она подумала, что он охрип со сна!
   — Да. — Она удовлетворенно откинулась на подушки и снова прижалась к нему. Однако вскоре ее беспечное настроение сменилось озабоченным. — По-моему, мне что-то снилось.
   — Что-то плохое? — Байрон прижал ее к себе как можно крепче.
   — Не знаю. — На минуту Эйми умолкла. Он прижался губами к ее лбу и почувствовал, как она хмурится. — Подожди, вспомнила. Мне снилось, что я снова у себя дома. Как будто просыпаюсь в своей постели и понимаю, что все это — сон. — Она оперлась подбородком на ту руку, что лежала у него на груди. — Как же это приятно, когда оказывается, что реальность гораздо лучше снов.
   Он провел кончиками пальцев по ее губам и почувствовал, что она улыбается.
   — Может, ты все еще спишь? Откуда ты знаешь?
   — Ну, если так, то я никогда не хочу просыпаться. — Эйми приподнялась на локте и поцеловала его в губы. — А теперь признайся: ну разве ты не рад, что отпер эту дверь?
   — Очень рад, — ответил Байрон, сам не зная, лжет или говорит правду. Даже если и правду, все равно это ненадолго.
   — Теперь все стало по-другому, правда?
   — Да, — согласился он и подумал, что теперь непременно нужно будет отослать Эйми домой. При этой мысли у него сжалось сердце.
   — Знаешь, — сказала она, — мне еще час назад следовало бы подать заявление об отставке. И вообще нужно было это сделать еще вчера вечером. — Она провела пальцем по поросли волос у него на груди. — За эти два часа я натворила такого, чего никак не может себе позволить добропорядочная домработница. Боюсь, работать здесь еще три недели у меня совести не хватит.
   Когда она это сказала, у Байрона во второй раз екнуло в груди. Конечно, Эйми лучше всего уехать. Но ему так хотелось держать ее в объятиях и никогда не отпускать.
   — Да, конечно. Я все понимаю. — Он прочистил горло. — Завтра же скажу Лансу, чтобы он отвез тебя в аэропорт.
   — Что? — От удивления Эйми даже присела на кровати. Она не видела лица Гая, только его очертания. Неужели он и вправду думает, что она после всего от него сбежит? — Нет, глупенький! Я вовсе не собираюсь уезжать! Я просто сказала, что не могу больше служить у тебя домработницей. И вообще за прошлую неделю можешь мне не платить. Мне неловко брать у тебя деньги после того, что произошло между нами.
   Он провел пальцем по ее руке:
   — Но ты же на меня работала.
   — Но я получала от своей работы одно удовольствие! — Она схватила его за руку. — Мне просто безумно здесь нравится, если не считать того, что я тревожусь о Мим. А что касается нас, то с того самого момента, как я здесь появилась, мне почему-то казалось, что все этим и закончится.
   — Правда?
   — Да. — Эйми еще сильнее стиснула его руку. — Я чувствую, что все произошло так, как было предписано. Я заблудилась и попала сюда. Встретила тебя. Мне кажется — только не смейся, — мне кажется, что все было нарочно задумано, чтобы мы встретились. Время словно бы остановилось. — Она прижала ладонь к сердцу. — Гай, ты помог мне справиться с тем, что я безуспешно пыталась преодолеть долгие годы. Да, я сама решилась отправиться в это путешествие, но именно ты помог мне многое преодолеть.
   — Я рад. — Он поцеловал кончики пальцев Эйми, сжимавшие его руку. — Ты заслуживаешь того, чтобы увидеть себя в истинном свете: ведь ты поразительно красива.
   Ее сердце наполнилось благодарностью.
   — Значит, ты не будешь возражать, если я останусь до девичника перед свадьбами моих подруг? Знаю, потом мне придется вернуться в привычное русло жизни, но мне бы так хотелось провести эти три недели с тобой!
   Байрон резко сел и потер ладонью лоб.
   — Эйми, — вздохнул он. — Боюсь, что если ты останешься, то будешь страдать. Я об этом даже думать не хочу. Не хочу рисковать.
   Она прикусила губу, раздумывая, что делать.
   — Если я задам тебе один вопрос, обещаешь дать мне честный ответ?
   — Нет, — усмехнулся он.
   — Ну вот видишь: только что ответил вполне честно. — Эйми попыталась изобразить улыбку, но у нее это получилось весьма неубедительно. — Честнее некуда.
   — Это было легко. Единственное, что было легко во всей этой заварухе.
   «Заварухе»? Он считает это заварухой? Эйми поборола боль, закравшуюся в сердце.
   — Ты действительно хочешь, чтобы я уехала? Скажи честно. Не говори «да», если просто хочешь казаться благородным и считаешь, что, оставшись, я буду страдать. Я сильнее, чем ты думаешь. Я хочу остаться, хочу быть с тобой, пусть даже совсем недолго. Не важно, что будет потом, когда все кончится. Я ни в чем не буду тебя винить. Это мой выбор, я сама иду на риск. Я прошу тебя лишь набраться смелости и рискнуть вместе со мной. А теперь скажи: ты хочешь, чтобы я осталась, или мне уехать?
   Байрон повернулся к ней, прижался лицом к ее шее и всхлипнул.
   — Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.
   Она заключила его в объятия и поцеловала в макушку.
   — Тогда я остаюсь.
   Мир Эйми раскололся надвое: ночью она вела одну жизнь, а днем — другую. Эмоции она тоже испытывала двойственные: с одной стороны, она была влюблена, а с другой — знала, что это ненадолго.
   Она и Гай ужинали точно так же, как в течение первой недели, только теперь дверь в башню была открыта. Эйми нравилось есть при свете, поэтому она сидела за столом Ланса до конца ужина, а затем поднималась в спальню к Гаю, где они занимались любовью и болтали часами.