Ортолон Джулия. Слишком идеально

   Днем она по-прежнему занималась стряпней — ради удовольствия, а не ради платы. Но теперь у Эйми появилась новая обязанность, которая доставляла ей даже еще больше удовольствия, чем готовка. Во время второй ночи, проведенной с Гаем, она сказала, что пустые комнаты нагоняют на нее тоску. На следующее же утро Ланс объявил, что собирается покупать мебель, и спросил, не желает ли она пойти вместе с ним. Эйми подпрыгнула от радости.
   Вместе они обшарили все лавки на Сент-Бартсе, скупая плетеные диваны и кресла, чтобы потом обставить гостиную, а также приставные и журнальные столики, лампы и вазы. Каждый день Эйми с нетерпением ждала ночи, чтобы рассказать Гаю о своем дне и о том, что им с Лансом удалось приобрести.
   — Похоже, тебе нравится ходить по магазинам вместе с Лансом, — заметил Гай, когда подходила к концу вторая неделя Эйми на острове. Они, совсем голые, лежали на покрывале из сатина: Эйми на животе, опершись на локти, а Гай на боку, повернувшись к ней.
   — Нравится. — Эйми согнула колени и принялась болтать ногами. Подвеска на ножном браслете при каждом движении бряцала. — Было очень весело.
   — Он тебя больше не нервирует?
   — Нет, уже не нервирует, — ответила она и поняла, что это действительно так. — Может, я к нему просто привыкла. Со временем перестаешь замечать даже феноменальную красоту.
   Она задумалась. Тем временем Гай лениво водил пальцем по ее татуировке. Сейчас темное пятнышко на ее белоснежной ягодице было едва различимо, но оно, казалось, обладало способностью вводить Гая в транс. Эйми много раз твердила, что если включить свет, то он сможет разглядеть татуировку как следует. Гай, конечно же, не соглашался.
   — Но мне кажется, что дело не только в этом, — продолжила она. — Теперь я воспринимаю себя по-другому, и за это нужно сказать спасибо тебе. — Эйми склонилась над Гаем и поцеловала его в губы. — Ты заставил меня почувствовать себя сексапильной.
   — Ты и есть сексапильная.
   Байрон провел пальцем по ее позвоночнику, снова заставив Эйми затрепетать от желания. Совсем недавно они лихорадочно занимались любовью, катаясь по постели, смеясь и задыхаясь от удовольствия. Эйми никогда не надоедало прикасаться к Гаю и чувствовать его прикосновения. Он заставил ее позабыть о своей закрепощенности, из-за которой она прежде не могла получать удовольствие от занятий любовью. Весь последующий день она краснела, вспоминая о страстной ночи.
   Это была любовь. Даже когда они не говорили ни слова любовь чувствовалась в каждом их прикосновении. Они исследовали тела друг друга, пытаясь доставить другому как можно больше удовольствия. Эйми перевернулась на спину и Гай начал рисовать круги у нее на животе. Она по-прежнему не могла понять, чем ему нравится ее живот, но уже перестала его втягивать — иначе Гай ворчал.
   — Никогда не думала, что могу быть голой рядом с мужчиной и при этом совсем не стесняться.
   — Я рад, что ты не стесняешься. — Он поцеловал ее в пупок. — Я обожаю твое тело.
   — Я тоже учусь его любить. Он умолк.
   — Это означает… — Гай запнулся. Когда он продолжил, Эйми по голосу почувствовала, что он хмурится. — Это означает, что ты передумала никогда не выходить замуж? Теперь, когда поняла, что можешь получать удовольствие от близости с мужчиной? Когда ты вернешься домой, ты… найдешь мужчину, о котором когда-то мечтала? Такого, с кем можно путешествовать и заводить детей?
   Господи, что за вопрос! Он что, хочет, чтобы она ответила: «Да»?
   — Нет, — произнесла она наконец. — Я обещала Мим, что никогда ее не покину, а я не могу нарушить слово. Муж и дети просто не поместятся в мой крошечный вагон, переоборудованный под дом.
   — Но это же просто смешно! Для того чтобы заботиться о бабушке, вовсе не обязательно жить вместе с ней!
   — Я же тебе рассказывала, какая она, — вздохнула Эйми. — Стоит мне только заикнуться о том, что я хочу жить отдельно, как ее самочувствие резко ухудшается.
   — Потому что она боится тебя потерять.
   — Ну и что же! Ведь у нее действительно проблемы с сердцем, артрит и куча других вполне реальных заболеваний. Если я уеду, а она умрет, как я потом смогу жить?
   — Это говорит твой страх, — подколол ее Гай. — А я-то думал, ты решила от него избавиться. Не стоит позволять страху определять свою жизнь.
   Она не нашла, что ответить.
   — Эйми… — Судя по всему, он тщательно обдумывал слова. — Если у тебя хватило смелости преодолеть свои страхи, почему бы твоей бабушке не преодолеть свои и дать тебе наконец пожить нормальной жизнью?
   — Я никогда не рассматривала этот вопрос с такой точки зрения. Честно говоря, — она погладила его по щеке, — я думаю, ни с одним мужчиной мне не будет так хорошо, как с тобой.
   Гай перевернулся на спину и уставился в потолок. — А ты все же попробуй. Она удивленно захлопала глазами:
   — Ты что, хочешь, чтобы я нашла себе другого мужчину?
   — Нет. Когда я думаю, что к тебе будет прикасаться другой мужчина, мне хочется его убить. Но… — Он шумно вздохнул. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. — Гай взял ее лицо в ладони. — Мне бы очень хотелось заставить тебя поверить, что ты можешь быть счастлива, пусть даже с другим мужчиной.
   — Знаешь, я ведь тоже хочу помочь тебе принять и полюбить самого себя, прежде чем вернусь домой. Если у меня хватило храбрости полностью открыться тебе, почему же ты не можешь набраться смелости и дать мне себя увидеть?
   — Нет.
   — Гай! — Она готова была ущипнуть его от злости. — Я не хочу, чтобы после моего отъезда ты так и остался запертым в этой башне и коротал остаток жизни в одиночестве.
   — Я вовсе не заперт. Ведь у меня есть ключ.
   — Нет, заперт: ведь ты никогда не воспользуешься этим ключом и не выйдешь наружу.
   — А ты? Ты ведь тоже пленница своего вагона, переоборудованного под дом!
   — Вот и нет! Я начала путешествовать.
   — Одна.
   — Ну почему мы всегда спорим? — спросила она.
   — Потому, что ты ужасно упрямая. — В его голосе прозвучала улыбка. — Впрочем, как и всегда.
   — Ах я упрямая? — спросила Эйми с притворным возмущением. — А сам-то?
   — Я — совсем другое дело. У меня есть причина.
   — Которую ты не хочешь мне открыть. — Эйми сразу расхотелось шутить. — Знаешь, как это обидно?
   — Эйми… через две недели ты уедешь. Давай просто радоваться обществу друг друга, пока есть время.
   Некоторое время она молчала.
   — Можно спросить?
   — О Господи!
   — Если бы я не была привязана к Мим, ты бы… Ты бы хотел, чтобы я снова вернулась? Помнишь, ты когда-то просил меня об этом?
   — Я бы отдал все на свете, чтобы прожить жизнь вместе с тобой. Но этому не суждено осуществиться.
   — Знаю, — беспечно ответила она. — Ты мог бы переехать ко мне домой. Я заперла бы тебя в вагоне, выключила свет и поступала бы с тобой, как мне вздумается.
   — Соблазнительно. Но этому тоже не суждено осуществиться. А ты? Если бы могло исполниться твое самое сокровенное желание, что бы ты загадала?
   — Кроме того, чтобы быть с тобой? Дай-ка подумать. Я бы хотела стать детской писательницей и не просто сочинять истории для собственного удовольствия, а писать книжки.
   — Почему бы тебе не воплотить это в реальность?
   — Не знаю. — Эйми пожала плечами. — Я никогда об этом серьезно не думала. Может, потому, что мне страшно. Ведь сказки — это то, что связывает меня с мамой. Я не вынесу, если издательство их раскритикует.
   Байрон присел. Было слышно, как зашуршало покрывало.
   — Но подумай, как будет здорово, если их опубликуют! Разве ты не хочешь поделиться с другими детьми тем удивительным миром, что придумали вы вместе с мамой? Я знаю, что это ужасно — принести свою работу на суд издательства. Ее могут отклонить. Но зато, если они примут твои сказки, ты будешь вознаграждена и сможешь гордиться собой.
   После некоторого размышления Эйми поняла, что он прав. Она не была уверена, сможет ли это сделать, но он был прав. Тут ей в голову пришла другая мысль, и она прикусила губу.
   — Ладно, я это сделаю, но только при одном условии: ты откроешь мне свое лицо.
   — Ты что, никогда не сдашься? — проворчал Гай.
   — Никогда, — усмехнулась она. — Я никогда от тебя не отстану, понимаешь?
   — Именно этого я и боюсь.
   — Бойся. У каждого зверя есть слабое место. — Она легонько погладила его по ребрам.
   К удивлению Эйми, Гай чуть не задохнулся и отшатнулся от нее.
   — О Господи! — рассмеялась она. — Ты боишься щекотки!
   — Не смей! — предупредил он, когда она предприняла попытку снова его пощекотать.
   Не обращая внимания на его предупреждение, Эйми продолжила его щекотать, и скоро он лежал на спине и извивался под ней. Она села на него сверху и прижала его руки к матрасу.
   — Видишь? Бесполезно сопротивляться. Сдавайся немедленно!
   — Я ни за что тебе не сдамся.
   — Это мы еще посмотрим.
   Она наклонилась и подарила ему медленный, глубокий поцелуй.

Глава 15

   Столкнувшись с неразрешимой проблемой, обдумайте все возможности.

«Как сделать свою жизнь идеальной»

   Эйми была зла. Зла не на шутку. Байрон знал, что в последнее время она частенько раздражалась, впадала в отчаяние и выходила из себя. И все из-за него. Но сегодня, когда у них оставалась всего одна ночь, она злилась особенно.
   Байрон не понимал, когда успело пролететь время. Куда подевались недели? Завтра Эйми улетает домой. Он думая, что они проведут последнюю ночь в постели — так, как проводили все ночи с тех пор, как в первый раз занялись любовью. Но нет, Эйми отправила ему ужин по «немому официанту», а затем сказала, что если он хочет быть с ней, то пусть приходит в ее комнату.
   Она будет ждать. При включенном свете.
   Байрон понял, что она не шутила. Он стоял во дворе, прислушиваясь к ночным звукам, и смотрел на прикрытые балконные двери ее комнаты. Внутри горел яркий свет, хотя было уже далеко за полночь. Эйми несколько раз выглядывала из комнаты. Интересно, видела ли она Байрона? Прошло уже много времени с тех пор, как она показывалась в последний раз.
   Он почувствовал, что сам начинает злиться на Эйми за то, что она такая упрямая.
   Это же их последняя ночь! А она решила провести ее таким образом.
   Байрону вспомнилось то время, что они провели вместе. Они ведь не только занимались любовью, но и многим делились друг с другом — Эйми даже не догадывается, как часто они бывали вместе. Она исходила с ним, то есть с Лансом, весь остров, выбирая мебель. Потом они обставляли комнаты. Они смеялись и болтали часами, и каждый такой час был для Байрона настоящей пыткой. Целый день быть рядом с Эйми и не сметь к ней прикоснуться, поцеловать ее, сказать ей, как он ее любит… Неудивительно, что Байрон был так страстен, когда Эйми приходила к нему по ночам.
   Впрочем, не один он испытывал тогда ненасытный голод Эйми отдавалась ему радостно, переполняя все его чувства. Иногда они предавались такой бурной страсти, что после долго лежали, бездыханные. А иногда они катались по кровати и играли, почти как дети. Это забавляло Байрона. Он и не подозревал, что возможно такое счастье. Но экстаз вскоре сменяло отчаяние. Когда Эйми засыпала, он держал ее в объятиях и думал, что им недолго осталось быть вместе.
   Но еще хуже бывало, когда она просила его открыть свое лицо. Несколько раз он готов был сдаться. Думал, что, может быть, узнав, кто он на самом деле и как он ее обманывал, Эйми его простит и примет.
   Он стоял во дворе и смотрел на свет, горящий в ее комнате, и вдруг понял, насколько правдива история о ящике Пандоры. Самое последнее, что из него вылетело, было страшнее всего: надежда.
   Раньше он никогда об этом не задумывался.
   Надежда лишь усиливает страдания. Он не мог принять того, что Эйми никогда его не простит, если узнает правду; а все потому, что надежда продолжала нашептывать «может быть» и «а что, если?..».
   За дверью появился ее силуэт, и у него дрогнуло сердце. Она не спит! Как только промелькнула эта мысль, ему еще сильнее захотелось войти к Эйми. Сдаться. Признаться во всем. Он все равно ее потеряет, так почему бы не рискнуть? Вдруг она все поймет и примет его?
   А если нет? Вдруг, когда Эйми узнает правду, все то, что было между ними, будет омрачено и при воспоминании о проведенных с ним неделях она будет испытывать лишь злобу и унижение? Он не хотел причинять ей такую боль.
   «Встречаться с Байроном Парксом? Ни за какие деньги!»
   Дверь отворилась, и Эйми шагнула наружу. На ней были только короткая белая ночнушка и тонкий шелковый халат, тоже белый. Освещенная светом, падавшим из приоткрытой двери, она была похожа на ангела. Байрон почувствовал, что какая-то невидимая сила потянула его к ней. Но он поборол это стремление и укрылся в густой тени.
   Она смотрела прямо на него.
   — Ты что, собираешься там всю ночь торчать? Почему бы тебе не зайти?
   При звуке ее нежного, ласкового голоса Байрону стало еще труднее сопротивляться. Он изо всех сил вцепился в ствол ближайшего дерева.
   — А ты выключишь свет?
   — Нет.
   Это слово пронзило его сердце, как кинжал. Он прислонился к стволу, обхватил его рукой и уткнулся в него лбом.
   — Ну, тогда я не войду.
   — Прекрасно. — Она упрямо вздернула подбородок. — Тогда я сама к тебе спущусь.
   При виде того, как она идет по балкону, Байрона охватила паника. Ее халат и рубашка развевались на ветру. Она подошла к лестнице, спускавшейся во двор.
   Голубоватая подсветка бассейна была куда опаснее луны, скрывшейся за башней. Байрон отошел от бассейна и остановился в зарослях, где низкорослые пальмы скрывали пляжный диван, повернутый к заливу. Это было любимое место Эйми. Днем она часто сидела здесь, читала или любовалась видом. Тут она могла загорать в купальнике, подальше от глаз Ланса. Ступеньки вели прямо к этому месту.
   Байрон и Эйми подошли к дивану с противоположных сторон и замерли, увидев друг друга. Их разделяло всего несколько футов. Она стояла в луче света, падавшего из приоткрытой двери, а он скрывался в тени.
   — Хочу тебе кое-что сказать. — Волосы обрамляли ее лицо, на котором были написаны боль и решимость. — Я думала, что смогу дождаться того момента, когда ты мне покажешься. Но, похоже, пора признать свое поражение. Знаю, мы не можем быть вместе. Я обещала Мим, да и ты живешь в своем собственном мире… Но я просто не могу уехать, не сказав тебе, что… — Она прерывисто вдохнула и продолжила надорванным голосом: — Я люблю тебя.
   — Ах, Эйми! — Байрон судорожно сглотнул, увидев слезы у нее в глазах. Он даже не мог сделать шаг и обнять ее — тогда на него упадет свет. — О Господи! Не надо. Не надо меня любить, пожалуйста.
   — Почему? — спросила она, смахивая слезы. — Потому, что ты меня не любишь?
   — О Боже! Нет! — Сердце его свело болью. Когда-то Байрон дал себе обещание, что не произнесет этих слов, не откроет ей своих чувств, не поведает о том, что она с ним сделала. Но теперь никакая сила на свете не заставила бы его сдержаться. — Я люблю тебя, — признался он хрипловатым голосом. — Люблю тебя больше жизни.
   Всхлипнув, Эйми бросилась ему в объятия. Потом прижалась лицом к его груди и заплакала. Байрон крепко обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы. Она пахла цветами и солнцем.
   — Но тогда почему?.. — спросила Эйми. — Почему ты не позволяешь мне тебя видеть?
   — Не могу. — У него разрывалось сердце. — Пожалуйста, поверь мне. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы все было иначе. Но этому не суждено сбыться.
   Она подняла голову, и он увидел, как блестят в ее глазах серебристые слезы.
   — Ты говорил, что не хочешь, чтобы я страдала. Но твое недоверие причиняет мне боль.
   — Правда причинит тебе еще большую боль.
   — Откуда ты знаешь?
   — Знаю.
   — Значит, мне остается только уехать, признав свое поражение?
   — Нет. — Он закрыл глаза и заставил себя произнести следующие слова: — Ты должна вернуться к настоящей жизни и найти себе достойного человека, который сможет сделать тебя счастливой.
   — Но мне, кроме тебя, никто не нужен!
   В этом-то и заключалась проблема. Ему хотелось закричать: «Я — это не я! Я — всего лишь фантом. Ты не можешь меня увидеть потому, что меня не существует».
   Он почувствовал, как Эйми гладит его по щеке.
   — Ты мне нужен. — Она прошептала это так жалобно, что он готов был расплакаться. — Ты мне нужен.
   Ее губы прикоснулись к его губам.
   Не в силах более сдерживаться, он взял ее лицо в ладони и принялся отчаянно целовать. Он припал к ее губам, зарылся пальцами в ее волосы. Эйми отвечала на его поцелуи столь же отчаянно, поглаживая его плечи и спину. Но этого было мало. Байрону хотелось почувствовать ее руки на своей обнаженной коже.
   Не переставая целовать Эйми, он скинул с нее халат, затем расстегнул пуговицы на своей рубашке. Ее руки тут же прикоснулись к его телу.
   — Да. Прикоснись ко мне, Эйми. Прикоснись ко мне. «Сделай меня настоящим. В последний раз».
   Сердце бешено колотилось у него в груди, в то время как она возвращала его к жизни. Он поднял ее ночную рубашку и, прервав поцелуй, стянул ее через голову Эйми. Затем положил руки на ее груди, ощутив мягкую кожу. Вместе они направились к диванчику.
   Он скинул одежду и надел презерватив. Затем сел и притянул Эйми к себе. Сбросив трусики, она забралась к нему на колени и наградила его долгим поцелуем. Затем изогнулась и позволила ему наслаждаться своими грудями. Когда Эйми почувствовала его руки на своем теле, ее охватила страсть. Сгорая от желания, как и он, она привстала и упала на него. Байрон так глубоко вошел в ее тело, что она чуть не задохнулась от удивления.
   Он уткнулся головой в ее грудь и крепко обнял. Она начала двигаться. Непередаваемое блаженство от того, что он обнимает ее, находится внутри ее, занимается с ней любовью, перемешивалось с болью. Прерывисто дыша, он двигался вместе с ней. Стремясь доставить ей удовольствие, погладил ее спину и, обняв ягодицы, вошел в нее еще глубже.
   «Да, милая Эйми, дай мне доставить тебе удовольствие».
   Припав ртом к ее груди, он принялся яростно сосать. 'Иногда Эйми это нравилось, и, похоже, сейчас был один из таких моментов. Она обняла его голову и прижала к себе. Ее ноготки слегка царапали ему макушку. Байрон почувствовал, как каскад волос ниспадает ему на бедра, и понял, что она подняла лицо к небу. Она прерывисто дышала, охваченная страстью.
   «Да, вот оно. Эйми, ангел Эйми, не улетай от меня».
   Достигнув вершины страсти, она охнула от удовольствия и застыла в его объятиях.
   Все мысли Байрона были только об Эйми, поэтому собственный оргазм застиг его врасплох. Как только Эйми застыла в его объятиях, Байрон взорвался внутри ее с такой силой, что у него перед глазами засверкали искры. Он уткнулся головой в ее грудь. Тело его сотрясала дрожь.
   Переведя дыхание, он поднял голову и различил очертания согнутой спины Эйми. Постепенно ее тело обмякло. Он откинулся назад, притянув ее к себе. Оба они дышали прерывисто.
   Эйми охотно отдалась его объятиям. Она лежала, прижав ухо к его груди, и слушала биение его сердца. Раньше они еще никогда не занимались любовью с такой животной страстью. Эйми испытала легкий шок, но ей больше не хотелось плакать, боль и обида ушли, осталось лишь ощущение ее опустошенности.
   Она чувствовала, как Гай нежно гладит ее спину и волосы. Всего минуту назад он прикасался к ней совсем иначе. Он поцеловал ее в лоб.
   — Что бы ни произошло, — прошептан он, — никогда не сомневайся в моей любви.
   Она подняла голову и взглянула в его лицо, скрытое тенью.
   Неожиданно за ее спиной вспыхнул свет.
   Гай выругался, схватил ее за голову и прижал лицом к своей груди. При следующей вспышке он разразился еще более страшными проклятиями.
   — Что это? — спросила Эйми приглушенным голосом, так как он продолжал прижимать ее к себе. — Что происходит?
   — Вы вторглись в частную собственность! — закричал он, прикрывая ее лицо рукой.
   Эйми застыла. Он кричал не на нее, а на кого-то еще. Последовала третья вспышка. О Господи! Их кто-то снимает! Она свернулась клубочком, пытаясь скрыть свою наготу.
   — Не поднимай головы, — приказал он ей и накинул на нее какую-то тряпку. Каким-то образом им удалось подняться. Он подтолкнул Эйми: — Беги внутрь! И не открывай лицо!
   Лицо? А как же ее обнаженное тело? Она поступила так, как он приказывал, и бросилась вверх по лестнице в свою комнату. Она только-только начинала понимать весь ужас произошедшего. Кто-то только что сфотографировал ее и Гая голыми после того, как они занимались любовью. Интересно, как долго за ними наблюдали? Теперь она уже начала бояться за Гая. Они, наверное, сняли его, если он не успел отвернуться.
   Наверно, не успел.
   Господи! Ну кому это было нужно?
   Она так сильно дрожала, что с трудом держалась на ногах. Гай все еще во дворе. Что он делает? Только тут она заметила, что он закрыл ей лицо ее же ночнушкой. Эйми натянула ее и принялась думать, что делать дальше. Может, выйти во двор, посмотреть, как там Гай?
   Нет, он ведь очень переживал, что ее лицо попадет в кадр. Если она сейчас выйдет из комнаты, то все его труды пойдут прахом. Эйми расхаживала по комнате, кусала ногти и ждала.
   Тут ее осенило: свет! Гай не войдет к ней, пока горит свет. Она выключила лампу и снова принялась расхаживать по комнате.
   Наконец скрипнула дверь, ведущая на балкон, и в комнату скользнул темный силуэт. Эйми испугалась: а вдруг это неон?
   — Гай?
   — Это я. Не бойся.
   — Ах, слава Богу! — Она бросилась к нему и ощупала его тело, чтобы убедиться, не ранен ли он. Он уже успел одеться. — Кто это был? Ты знаешь?
   — Чертовы папарацци! Похоже, он был один. Я не смог его поймать.
   — Что? — Эйми удивленно отпрянула от него. — Зачем папарацци нас фотографировать?
   На минуту воцарилась тишина. Затем он тяжело вздохнул.
   — Эйми, зажги свет.
   Она застыла.
   — Я бы отдал все на свете, чтобы этого не делать, — произнес он. — Но у меня только что отняли выбор. Уже через несколько дней эти фотографии появятся в таблоидах. Как только ты их увидишь, то сразу же поймешь… кто я такой. Что? В таблоидах появятся фотографии, на которых она обнажена? В таблоидах напечатают фотографии ее толстого голого тела на коленях у мужчины?
   Уже потом до нее дошли остальные слова Гая. Он сказал зажечь свет, чтобы она могла его увидеть. Эйми несколько недель умоляла его об этом, но теперь ей стало страшно. Она вся тряслась, когда, обогнув кровать, подошла к тумбочке, на которой стояла лампа, и нажала выключатель. Теперь она видела Гая через москитную сетку, у двери стоял человек в черной рубашке с коротким рукавом и черных шортах. У него были короткие темные волосы. Но это она уже и так знала. Она обогнула постель, не сводя с Heго глаз, Затем набрала в легкие побольше воздуха и шагнула вперед. Теперь она его разглядела.
   Ошеломленному мозгу Эйми потребовалось время, чтобы осознать, что она увидела. Он стоял и смотрел на нее. Лицо его было лишено всякого выражения. Он не был страшным.
   И уродом он тоже не был.
   Он был красив. До того красив, что дыхание захватывало.
   Он был…
   — Байрон Паркс, — прошептала Эйми, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.
   Он ответил почему-то голосом Ланса, с французским акцентом:
   — Боюсь, все еще хуже.
   Она охнула и прикрыла рот ладонью.
   — Ланс?
   — Да. — Он вскинул брови, словно бы хотел извиниться.
   — О Боже! — Эйми отступила на шаг. В голове у нее все смешалось. — Ты и есть Гай?
   — Никакого Гая нет, — ответил он голосом Гая. Потом упер руки в бока и уставился в пол. — И Ланса тоже нет. Есть только… я.
   — О Господи!
   Она уставилась на него. Без парика и бородки он был еще красивее. Бороду он, должно быть, наклеивал. И как она не заметила? Теперь было понятно, откуда у него такие темные ресницы и брови. Это знаменитое лицо с безупречными скулами, идеальной кожей и ярко-синими глазами… Его губы были достойны того, чтобы их увековечили в камне. А эта точеная челюсть с ямочкой на подбородке!
   Она спала с Байроном Парксом, который назначал свидания самым красивым женщинам мира.
   Папарацци сфотографировали толстую Эйми Бейкер из Богом забытого городка в штате Техас вместе с Байроном Парксом, международным плейбоем и самым сексуальным миллиардером в мире.
   — О Боже!
   — Теперь понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты меня видела?
   — Понимаю? Ничего я не понимаю!
   — Ты считала меня страшным чудовищем, которое из-за своего уродства скрывается от мира. А я оказался всего лишь Байроном Парксом, у которого к тому же какой-то измученный вид. И прячусь я не от мира, а от таких вот, как недавний типчик. — При этих словах он указал во двор.
   — Почему ты мне не сказал? Как ты мог спать со мной, зная, что я думаю? Зачем ты мне лгал?
   Он бросил на нее умоляющий взор:
   — Я пытался тебе намекнуть.
   — Ах, этот таблоид! — вспомнила она. — Вот, значит, почему ты его купил.
   — Да. Ты честно сказала все, что обо мне думаешь, и я тебя не виню. Я действительно такой.
   — А я уже и не помню, что я сказала. — Эйми потерла виски.
   — Зато я помню. Ты назвала меня бесчувственным, расточительным, неглубоким, каким-то измученным и сказала, что ни за какие деньги не согласилась бы со мной встречаться. Вот почему я хотел отправить тебя домой. Но ты отказалась уехать.
   Эйми помнила тот день и дни, что за ним последовали. Она так старалась вытащить Гая на свет Божий, убедить его, что внешность не имеет значения, — оказывается, все это время она разговаривала с физически совершенным Байроном Парксом!