Страница:
– Хм, – Монахова задумалась. – То есть… Ты хочешь попробовать втроем? Ну не знаю, не знаю… Я могла бы сама подобрать девочку для такого случая… Поприличнее.
– Стас, а кто это? – пискнула Алена.
– Старая знакомая, – ответил Стасик и пошел открывать гараж.
Монахова сделала паузу и посмотрела на Настю, ожидая адекватной реакции. Та пожала плечами:
– Что тебе сказать? Что он сволочь? Ты это и без меня знаешь.
– Старая знакомая, – повторила Монахова. – Да, мне двадцать, а ей семнадцать, и у нее больше тут и тут и меньше тут… Но ведь это не главное, правда?! Разве из-за такой ерунды можно вот так повернуться и уйти?!
– Ты знаешь, что можно. Ты освободила его, и он воспользовался свободой по своему усмотрению, а не так, как ты хотела.
– У меня все равно болит вот здесь. Может быть, еще сходить к врачу?
– Я думаю, это пройдет. Это у тебя выпал осколок зеркала.
– Какого еще зеркала?
– Как у Снежной королевы.
– Ты совсем спятила, подруга. Какие еще королевы? Какие зеркала? Мне за квартиру платить нечем, я снова живу в общежитии, как последняя…
– Студентка? – предложила вариант Настя.
– Ненавижу, – ответила со вздохом Монахова. – Тебя ненавижу. Его ненавижу. Общагу эту. Всех ненавижу. Но его больше. Давай его убьем, что ли?
Видимо, Настя как-то изменилась в лице, потому что Монахова отставила пиво в сторону:
– А у тебя-то как? Ходили слухи, что ты вышла замуж за грузинского миллионера, а еще, я помню, был какой-то иностранец, Денис, да?
– Было, – согласилась Настя.
– Ну и…
– Грузинский миллионер погиб, а Денис… Он в больнице.
– Bay, – сказала Монахова. – Ты умеешь обращаться с мужчинами. А поподробнее? Сначала ведь был Денис, да?
– Сначала был Денис, но в сентябре мы… потеряли друг друга. Потом был этот грузин, хороший человек, но там всплыла какая-то старая история, и он погиб. Потом я познакомилась с семьей Дениса, пожила у них какое-то время. Отец ко мне хорошо относился, а сестра – не очень. А Денис… Мы снова встретились, и сначала я думала, что у нас все будет как прежде… Но потом оказалось, что у него есть другая девушка. Не то чтобы он ее сильно любил, просто… Просто он не мог ее взять и бросить. Потому что она беременна.
– Да, – вздохнула Монахова. – Что тебе сказать? Одна и та же старая история. Только ты думаешь, что все начинает налаживаться, как – бац! И ты снова по уши в дерьме.
– Насчет «бац!» – это точно, – сказала Настя. А насчет старой истории… Интересно, стала бы эта история новой, если добавить, что грузинский миллионер происходил из древнего рода магов, Денис был наследником Лионейского престола, а его беременная под-рута – новообращенной Горгоной? И если уточнить, что в больнице Денис оказался после удара тесаком в исполнении вампира по имени Марат, который от имени всего ночного народа мстил Андерсонам за смерть графа Валенте? Будет это чем-то новым или же…
«Только ты думаешь, что все начинает налаживаться, как…»
– Пойдем сходим за сигаретами, – сказала Монахова. – Я еще недорассказала тебе про Стасика.
Она встала с кровати, потянулась и вдруг обняла Настю за талию, притянула к себе и чмокнула в щеку. Это было неожиданно, но в то же время знакомо, словно любимая детская игрушка, считавшаяся потерянной и вдруг обнаруженная под шкафом. Это было словно кодовое послание, сообщавшее, что Монахова более или менее пришла в себя, что она рада снова видеть Настю, снова делиться с ней печалями и радостями, пусть даже печали пока имели явное численное превосходство…
Затем Монахова вышла в коридор, и на несколько секунд Настя осталась в комнате одна, словно никакой Монаховой не было и в помине, словно не было никаких кодовых посланий…
А если и были, то другие послания, другие мимолетные касания с совершенно другими последствиями. Одним прекрасным вечером в Лионее, ее последним вечером в Лионее…
– Извините, – прошептал посол Детей ночи и разжал пальцы. – Не знал, что вы так спешите. Не буду мешать…
За минуту до этого он настойчиво просил уделить ему время для какой-то важной беседы, а потом ему вдруг стало это не нужно. Вытянутое бледное лицо вампирского посла пропало из виду, и Настя самозабвенно бросилась вниз по лестнице, к лимузину и дальше, навстречу приключениям…
А посол, видимо, тоже отправился по своим делам, очень срочным делам, ибо только что послу стало понятно, что эта глупая девочка по имени Настя рано или поздно приведет его к Денису Андерсону. То есть не самого посла, а отправленных им мстителей, которые должны будут сквитаться за смерть графа Артура Валенте. Настя привела их сначала в Прагу, а потом и в российские леса, где собрались в ожидании новой эры Горгоны…
Теперь можно было не ломать голову над вопросом – кто перерезал глотки охранникам Альфредовой могилы, теперь все становилось проще и в то же время гораздо сложнее, теперь…
– Ты что, заснула, что ли?!
Вопль Монаховой из коридора подействовал как петушиный крик на рассвете, распугивающий ночные кошмары. Настя тряхнула головой, загоняя непрошеные мысли в подвал, запирая их там на засов и оставляя на двери записку «Об этом я подумаю завтра».
Может быть.
Оказалось, что уже наступил вечер, обычный сиреневый летний вечер, несерьезный и безответственный. Монахова не стала переодеваться и отправилась в киоск за сигаретами как была – в халате и в шлепанцах, нечесаные волосы собраны на затылке резинкой.
– Я забыла деньги, – сказала она внизу.
– У меня есть, – успокоила ее Настя.
– Я потом тебе отдам, – мрачно добавила Монахова. – Блин, спрячь меня скорее… Нет, не успеем, – она натужно улыбнулась. – Оленька! Привет…
– Чмоки-чмоки, – радостно сказала Оленька и поцеловала Монахову в обе щеки. – А ты, наверное, Настя!
Настя вытерла помаду со щек и подумала, что можно было все-таки попробовать спрятаться. В Оленьке было не меньше метра восьмидесяти, к этому прилагались: очень короткая юбка и чисто символическая розовая маечка с нарисованным котенком, крохотная сумочка, невероятно ровные и белые зубы, кукольной красоты личико…
И еще она все время говорила.
– Куда-то собираетесь, да? Приятно провести время? – Говоря это, она почему-то трогала Настю за плечо.
– Ага, на дискотеку, – сказала Монахова.
– Шикарно! Я с вами, только вот сейчас посмотрю почту, я ведь жду письма…
– Что это было такое? – спросила Настя, отряхивая плечо и глядя, как Оленька роется в ячейке с письмами у столика вахтерши. – Что это за Оленька? Почему вообще она – Оленька?
– Потому что она так себя называет. Ах да, и еще она живет напротив твоей комнаты. Перевелась весной. Что еще сказать? Что она дура? Это значит незаслуженно оскорбить всех дур. Я думала, что такое бывает только в комедиях про глупых блондинок….
– Она блондинка, – констатировала Настя.
– И она идет обратно, – процедила Монахова.
– Если она еще полезет целоваться…
Целоваться Оленька не стала, она просто взяла Настю и Монахову под руки и буквально вытащила их на улицу. Не переставая улыбаться.
– Вообще-то мы за сигаретами, – проскрипела Монахова на ходу.
– Не на дискотеку?
– Нет…
На секунду Оленька загрустила, но потом мир снова засиял для нее во всем великолепии:
– Ничего, мы можем просто прогуляться, подышать свежим воздухом, сделать необходимые покупки… Настя, мне так много про тебя рассказывали! Так здорово, что мы наконец познакомились!
– Нет слов, – сказала Настя. – Так ты, значит, перевелась?
Последствия этого вопроса оказались сравнимы со взрывом речной плотины; Настя почувствовала, что ее уносит потоком абсолютно ненужной информации, которая лилась из перламутрового ротика Оленьки. Собственно, смысл всех этих слов сводился к тому, что Оленьке в университете все нравится и она тоже всем нравится, так что мир в целом и в частностях безоговорочно прекрасен…
На какое-то время Настя сумела абстрагироваться от нескончаемой Оленькиной болтовни, но потом защита была нарушена:
– …Антонина Эдуардовна – очень хороший преподаватель, и Николай Семенович тоже…
– Ага, – влезла Монахова. – Только ты на его занятиях не садись на первую парту.
– Это почему?
– Он когда говорит, слюной брызжется. Первые ряды обычно все по уши в слюнях сидят…
– Да? Спасибо, что сказала… – Оленька с озабоченным видом расстегнула сумочку, вынула маленькую записную книжку на замочке и принялась тщательно записывать туда полученные сведения. Настя наблюдала за этим раскрыв рот.
– И еще он голубой, – добавила Монахова.
– Это еще с чего? – изумилась Настя.
– Я на первом курсе предложила ему немного любви в обмен на экзамен. Он отказался. Голубой.
– Логично, – сказала Настя. Оленька, высунув от усердия кончик языка, продолжала записывать.
У киоска Монахова немедленно закурила, и оказалось, что это отличный способ держать Оленьку на расстоянии – видимо, у нее где-то в блокнотике было записано, что курение вредно для здоровья.
– Говорят, пчел тоже окуривают дымом, чтобы они не кусались, – сообщила Монахова, глядя, как Оленька шагает метрах в пятнадцати впереди.
– Пчелы хотя бы не разговаривают.
– Так что там с твоим парнем? Который в больнице? Все, конец?
– Не знаю.
– Тогда почему ты не в больнице, рядом с его постелью?
– Рядом с его постелью три ряда сидений, и все заняты. Аншлаг.
– Родственники…
– Ага.
– И они, конечно же, думают, что во всем виновата ты.
– Вслух они этого не говорят…
– Вслух они и не скажут, но всегда будут держать это на уме…
– Там все сложно, Ирка. Там все очень сложно.
– А эта, другая девка? Которая залетела… Она с ним?
– Нет, она не с ним, она…
Тут следовало сказать: «Я вообще не уверена, что она еще жива. Видишь ли, Монахова, она не совсем человек. Насколько я понимаю, она была человеком, когда у них с Денисом это случилось. Два пленника Горгон, он – для обмена, она – чтобы заместить убитую Горгону. Два пленника, которые не были уверены, что доживут до завтрашнего дня… Нет ничего удивительного в том, что случилось. Когда над ней провели обряд перехода, она уже была беременной. Так что у короля Утера будут самые невероятные внуки за всю историю династии Андерсонов. Если они, конечно, будут, потому что наследник-полукровка – это совсем не то, что нужно Андерсонам для полного счастья. После того, что сделал Марат, им придется казнить его и тем самым рассориться с расой Детей ночи, и если пойдут хотя бы слухи о связи Дениса Андерсона с Горгоной, об их ребенке…»
– Там все очень сложно, – повторила Настя. – Но у Амбер теперь есть другой объект для ненависти, и это не я.
– Кто это – Амбер?
– Сестра Дениса.
– Которой ты не понравилась… Ясно, – Монахова вздохнула. – А как там вообще? Это ведь другая страна, другой мир… Как там?
– Там… – Настя невольно улыбнулась. – Там… Там сложно и странно, но мне кажется, к этому можно привыкнуть… Маленькая страна, которую на карте можно закрыть ногтем и которая в реальности похожа на небольшой музей под открытым небом; музей в выходной день, когда там нет посетителей, а есть только редкие тени служителей…
– Я забыла, как она называется?
Язык нежно касается нёба, губы вытягиваются, как для робкого первого поцелуя, и в вечернем воздухе раздается мягкий шепот:
– Ли-о-не-я…
Они стоят у крыльца общежития, Монахова докуривает сигарету, Настя смотрит вверх, на чередующиеся квадраты темных и освещенных окон. Где-то там и ее маленькая комната, ее убежище, хотя от чего можно убегать в этом мире? От несчастной любви, от безденежья, от болтливой соседки?
Или от белого лимузина, который сворачивает с дороги и медленно подъезжает к общежитию?
– Ух ты! – радостно восклицает Оленька. – Кто это приехал на такой красивой машине?
Монахова роняет окурок и оборачивается, на миг в ее глазах вспыхивает надежда, но затем гаснет и беззвучным нырком уходит в темноту, как разочарованная в сухопутной жизни субмарина…
Дверца лимузина открывается. Воздух становится холодным.
– Монахова, – говорит Настя. – И ты тоже… – Это адресовано Оленьке. – Зайдите внутрь. Быстро.
Никто не шевелится. Никто не напуган, потому что никто не боится дорогих белых автомобилей.
– Быстро! Ну!
– Это лишнее, – говорит приехавшая в лимузине рыжеволосая женщина в вечернем платье. Когда Настя видела ее в последний раз, она горела в бензиновом пламени, предварительно получив с десяток пуль от Филиппа Петровича.
– Я на минутку, – говорит Лиза.
Настя видит в ее руках продолговатый предмет и понимает, что минутки может оказаться вполне достаточно.
Но это не оружие. Вообще, Лиза выглядит так, словно возвращается со светского приема – черное вечернее платье с открытыми плечами, высокая прическа, золото на руках и не шее…
– Это твоя знакомая? – интересуется Монахова.
– Какая красавица! – восхищенно вздыхает Оленька.
Лиза улыбается.
– Не бойся, – говорит она Насте. – Во-первых, я больше не работаю с Леонардом. Во-вторых, я сегодня плотно поужинала.
– Это хорошо, – отвечает звонкий голос Оленьки. – Потому что столовая в общежитии уже закрылась, и буфет тоже…
– Смешная девочка, – говорит Лиза. – Ты тоже была такой, – она смотрит на Настю. – Теперь по глазам я вижу, что поводов для смеха осталось не очень много…
– Что тебе нужно?
– Леонард просил передать, – она протягивает Насте тот самый продолговатый предмет. Это оказывается цилиндрический пластиковый футляр, и Настя, помедлив, протягивает к нему руку.
В последний момент, прежде чем ее пальцы коснутся футляра, она спрашивает:
– Что это?
– Ничего особенного. Но Леонард, он просто помешан на таких штуках… – Она иронически улыбается, вспоминая что-то. – Да, помешан. Возьми, можешь потом выбросить. Хотя я бы не советовала.
Настя выдергивает футляр из Лизиных пальцев, осторожно снимает крышку.
– Бумага? – спрашивает она саму себя и вытаскивает свернутый лист, на котором что-то написано.
Чтобы прочитать, Настя отступает назад, поближе к фонарю у входа в общежитие.
– Какая-то грамота, – определяет Монахова. – Как на соревнованиях.
Это не грамота. Это сертификат. В две колонки, по-русски и по-английски, там напечатано: «Данным документом подтверждается, что Анастасия Колесникова (АК-609 по общему классификатору) в период с… по… оказала существенные услуги фонду «Новое будущее». Со всеми вытекающими отсюда последствиями». Печать. Подпись.
– Что это за…
У Насти даже нет слов.
– Что это за услуги? И что это за последствия?
– Услуги? Ну как же, Михаил Гарджели, Иннокентий, потом вся эта история с Денисом Андерсоном… Такое не забывается. У меня, кстати, тоже есть такая бумажка. Леонард, он…
– Какое отношение к Леонарду имеет Денис Андерсон? Мы познакомились с ним задолго….
– Целый год все силы Андерсонов были брошены на поиски бедного наследника престола. Они больше не могли ни о чем думать, кроме как о Денисе. Это было очень важно для Леонарда. И ты помогала в этом, ты подбрасывала дрова в эту печку.
– Что за последствия?
– Эта бумажка, она может тебе пригодиться, когда начнется финальная стадия…
– Финальная стадия чего?
– Создания нового будущего В сертификате написано, читай внимательно.
– То есть с этой бумажкой меня пропустят в новое будущее, которое пытается создать Леонард?
– Не совсем так. Скорее всего, тебя не сразу ликвидируют.
– И когда это все будет?
– Понятия не имею, я ведь уволилась. Работы у них много, а зарплата так себе, карьерные перспективы сомнительные, потому что Леонард считает себя богом, ну а подсиживать бога – неблагодарное занятие… К тому же мы с Покровским разбежались, а работать в одной конторе с бывшим – тоже маленькое удовольствие. Так что я свободна, словно птица в небесах и даже больше.
– И тебе не интересно, когда наступит это… Новое будущее?
– А что в этом интересного? Апокалипсисом больше, апокалипсисом меньше. Меня это вообще не касается, как ты понимаешь…
– Кто из нас двоих сошел с ума, я или она? – тихо спросила Монахова.
– Пока не знаю, – ответила Настя. – Но я очень рекомендую тебе зайти внутрь.
– Хочу посмотреть, чем дело кончится, – сказала Монахова и прислонилась к стене.
– Значит, с ума сошла ты…
– Все, девочки, – махнула рукой Лиза как старым подружкам. – Не буду надоедать, у самой времени нет, а у вас… У вас тем более. Так что – пока-пока! И если у Леонарда все получится, то больше мы с вами не увидимся. – Она взялась за дверцу лимузина и остановилась. – А мы раньше не встречались?
– Со мной? – недоуменно спросила Настя.
– Про тебя я помню больше, чем ты сама…
– Со мной, что ли? – недружелюбно подала голос Монахова.
– Нет, вот с этой смешной девочкой… Нет?
Оленька помотала головой.
– Ну и ладно, – рассмеялась Лиза. – Так даже интереснее… Между прочим, Настя, тебе привет от Иннокентия. Видела его недавно в Берлине… Ты ведь знаешь, что у нас с ним были отношения?
– Знаю. Ну и как… повидались?
– Нормально. Я его убила.
Настя смотрела на Лизу, а та все так же беззаботно улыбалась.
– Ну, это должно было случиться рано или поздно, – пояснила она. – Или он, или я. Повезло мне.
– Он бессмертен, – повторила Настя заученную истину из серии «Земля круглая, Волга впадает в Каспийское море…».
– Уже нет, – Лиза развела руками. – Наконец-то… И ко всем прочим его недостаткам он всегда напоминал мне о моем возрасте.
– Красивая машина, – сказала Оленька вслед отъезжающему лимузину. – И платье на ней было очень хорошее.
Она достала записную книжечку. Монахова сочувственно вздохнула:
– Вот уж радость родителям. – Она отлепилась от стены и подошла к замершей на ступенях Насте. – Так что, вот эта дама, она оттуда? Из Лионеи?
– Не совсем.
– Из той жизни?
– Да.
– Понятно, – Монахова взяла сертификат, посмотрела и вложила в негнущиеся Настины пальцы. – Я вот думаю…. Ты сказала, что там у них все сложно…
– Сказала.
– Мне кажется, сложно – это не совсем подходящее слово. И ведь это только мое самое поверхностное впечатление…
Настя аккуратно скрутила сертификат в трубочку и вставила его в футляр.
– Думаешь, пригодится? – спросила Монахова.
– Думаю показать это кое-кому.
– Кое-кому из этих… Из твоих новых знакомых? Которые в Лионее?
– Да.
– Думаешь вернуться туда?
Настя задумчиво похлопала цилиндром по ладони. Фонарь над входом в общежитие испускал дрожащий свет, словно собирался погаснуть, но никак не мог на это решиться. Выше, среди квадратов темных и освещенных окон, было темное окно комнаты 612, маленькое Настино убежище, где можно было пережить это лето, а потом год… Сделать вид, что в мире нет ничего другого, кроме протоптанного миллиардами ног пути школа – университет – работа – брак – старение – смерть. Получить захватывающую профессию экономиста и пережить полный набор головокружительных приключений, которые прилагаются к этому ремеслу. Как-нибудь между прочим родить ребенка и направить его по той же проторенной колее, отвешивая подзатыльник при каждой попытке свернуть в сторону. Жить, ни на что особенно не надеясь и потому ни в чем не разочаровываясь.
А если вдруг случится что-то невероятное, жуткое, стирающее весь этот устоявшийся порядок с лица земли…
Всегда можно будет прикинуться, что для тебя это полная неожиданность.
– Думаешь вернуться? – повторила Монахова.
Настя запустила руку в задний карман джинсов и нащупала пластиковую карточку с выдавленным на ней телефонным номером.
Монахова поняла ее молчание по-своему:
– В конце концов, у тебя есть выбор…
«Выбор? – подумала Настя. – Какое странное, нелепое слово…»
– Стас, а кто это? – пискнула Алена.
– Старая знакомая, – ответил Стасик и пошел открывать гараж.
Монахова сделала паузу и посмотрела на Настю, ожидая адекватной реакции. Та пожала плечами:
– Что тебе сказать? Что он сволочь? Ты это и без меня знаешь.
– Старая знакомая, – повторила Монахова. – Да, мне двадцать, а ей семнадцать, и у нее больше тут и тут и меньше тут… Но ведь это не главное, правда?! Разве из-за такой ерунды можно вот так повернуться и уйти?!
– Ты знаешь, что можно. Ты освободила его, и он воспользовался свободой по своему усмотрению, а не так, как ты хотела.
– У меня все равно болит вот здесь. Может быть, еще сходить к врачу?
– Я думаю, это пройдет. Это у тебя выпал осколок зеркала.
– Какого еще зеркала?
– Как у Снежной королевы.
– Ты совсем спятила, подруга. Какие еще королевы? Какие зеркала? Мне за квартиру платить нечем, я снова живу в общежитии, как последняя…
– Студентка? – предложила вариант Настя.
– Ненавижу, – ответила со вздохом Монахова. – Тебя ненавижу. Его ненавижу. Общагу эту. Всех ненавижу. Но его больше. Давай его убьем, что ли?
Видимо, Настя как-то изменилась в лице, потому что Монахова отставила пиво в сторону:
– А у тебя-то как? Ходили слухи, что ты вышла замуж за грузинского миллионера, а еще, я помню, был какой-то иностранец, Денис, да?
– Было, – согласилась Настя.
– Ну и…
– Грузинский миллионер погиб, а Денис… Он в больнице.
– Bay, – сказала Монахова. – Ты умеешь обращаться с мужчинами. А поподробнее? Сначала ведь был Денис, да?
– Сначала был Денис, но в сентябре мы… потеряли друг друга. Потом был этот грузин, хороший человек, но там всплыла какая-то старая история, и он погиб. Потом я познакомилась с семьей Дениса, пожила у них какое-то время. Отец ко мне хорошо относился, а сестра – не очень. А Денис… Мы снова встретились, и сначала я думала, что у нас все будет как прежде… Но потом оказалось, что у него есть другая девушка. Не то чтобы он ее сильно любил, просто… Просто он не мог ее взять и бросить. Потому что она беременна.
– Да, – вздохнула Монахова. – Что тебе сказать? Одна и та же старая история. Только ты думаешь, что все начинает налаживаться, как – бац! И ты снова по уши в дерьме.
– Насчет «бац!» – это точно, – сказала Настя. А насчет старой истории… Интересно, стала бы эта история новой, если добавить, что грузинский миллионер происходил из древнего рода магов, Денис был наследником Лионейского престола, а его беременная под-рута – новообращенной Горгоной? И если уточнить, что в больнице Денис оказался после удара тесаком в исполнении вампира по имени Марат, который от имени всего ночного народа мстил Андерсонам за смерть графа Валенте? Будет это чем-то новым или же…
«Только ты думаешь, что все начинает налаживаться, как…»
– Пойдем сходим за сигаретами, – сказала Монахова. – Я еще недорассказала тебе про Стасика.
Она встала с кровати, потянулась и вдруг обняла Настю за талию, притянула к себе и чмокнула в щеку. Это было неожиданно, но в то же время знакомо, словно любимая детская игрушка, считавшаяся потерянной и вдруг обнаруженная под шкафом. Это было словно кодовое послание, сообщавшее, что Монахова более или менее пришла в себя, что она рада снова видеть Настю, снова делиться с ней печалями и радостями, пусть даже печали пока имели явное численное превосходство…
Затем Монахова вышла в коридор, и на несколько секунд Настя осталась в комнате одна, словно никакой Монаховой не было и в помине, словно не было никаких кодовых посланий…
А если и были, то другие послания, другие мимолетные касания с совершенно другими последствиями. Одним прекрасным вечером в Лионее, ее последним вечером в Лионее…
– Извините, – прошептал посол Детей ночи и разжал пальцы. – Не знал, что вы так спешите. Не буду мешать…
За минуту до этого он настойчиво просил уделить ему время для какой-то важной беседы, а потом ему вдруг стало это не нужно. Вытянутое бледное лицо вампирского посла пропало из виду, и Настя самозабвенно бросилась вниз по лестнице, к лимузину и дальше, навстречу приключениям…
А посол, видимо, тоже отправился по своим делам, очень срочным делам, ибо только что послу стало понятно, что эта глупая девочка по имени Настя рано или поздно приведет его к Денису Андерсону. То есть не самого посла, а отправленных им мстителей, которые должны будут сквитаться за смерть графа Артура Валенте. Настя привела их сначала в Прагу, а потом и в российские леса, где собрались в ожидании новой эры Горгоны…
Теперь можно было не ломать голову над вопросом – кто перерезал глотки охранникам Альфредовой могилы, теперь все становилось проще и в то же время гораздо сложнее, теперь…
– Ты что, заснула, что ли?!
Вопль Монаховой из коридора подействовал как петушиный крик на рассвете, распугивающий ночные кошмары. Настя тряхнула головой, загоняя непрошеные мысли в подвал, запирая их там на засов и оставляя на двери записку «Об этом я подумаю завтра».
Может быть.
3
Оказалось, что уже наступил вечер, обычный сиреневый летний вечер, несерьезный и безответственный. Монахова не стала переодеваться и отправилась в киоск за сигаретами как была – в халате и в шлепанцах, нечесаные волосы собраны на затылке резинкой.
– Я забыла деньги, – сказала она внизу.
– У меня есть, – успокоила ее Настя.
– Я потом тебе отдам, – мрачно добавила Монахова. – Блин, спрячь меня скорее… Нет, не успеем, – она натужно улыбнулась. – Оленька! Привет…
– Чмоки-чмоки, – радостно сказала Оленька и поцеловала Монахову в обе щеки. – А ты, наверное, Настя!
Настя вытерла помаду со щек и подумала, что можно было все-таки попробовать спрятаться. В Оленьке было не меньше метра восьмидесяти, к этому прилагались: очень короткая юбка и чисто символическая розовая маечка с нарисованным котенком, крохотная сумочка, невероятно ровные и белые зубы, кукольной красоты личико…
И еще она все время говорила.
– Куда-то собираетесь, да? Приятно провести время? – Говоря это, она почему-то трогала Настю за плечо.
– Ага, на дискотеку, – сказала Монахова.
– Шикарно! Я с вами, только вот сейчас посмотрю почту, я ведь жду письма…
– Что это было такое? – спросила Настя, отряхивая плечо и глядя, как Оленька роется в ячейке с письмами у столика вахтерши. – Что это за Оленька? Почему вообще она – Оленька?
– Потому что она так себя называет. Ах да, и еще она живет напротив твоей комнаты. Перевелась весной. Что еще сказать? Что она дура? Это значит незаслуженно оскорбить всех дур. Я думала, что такое бывает только в комедиях про глупых блондинок….
– Она блондинка, – констатировала Настя.
– И она идет обратно, – процедила Монахова.
– Если она еще полезет целоваться…
Целоваться Оленька не стала, она просто взяла Настю и Монахову под руки и буквально вытащила их на улицу. Не переставая улыбаться.
– Вообще-то мы за сигаретами, – проскрипела Монахова на ходу.
– Не на дискотеку?
– Нет…
На секунду Оленька загрустила, но потом мир снова засиял для нее во всем великолепии:
– Ничего, мы можем просто прогуляться, подышать свежим воздухом, сделать необходимые покупки… Настя, мне так много про тебя рассказывали! Так здорово, что мы наконец познакомились!
– Нет слов, – сказала Настя. – Так ты, значит, перевелась?
Последствия этого вопроса оказались сравнимы со взрывом речной плотины; Настя почувствовала, что ее уносит потоком абсолютно ненужной информации, которая лилась из перламутрового ротика Оленьки. Собственно, смысл всех этих слов сводился к тому, что Оленьке в университете все нравится и она тоже всем нравится, так что мир в целом и в частностях безоговорочно прекрасен…
На какое-то время Настя сумела абстрагироваться от нескончаемой Оленькиной болтовни, но потом защита была нарушена:
– …Антонина Эдуардовна – очень хороший преподаватель, и Николай Семенович тоже…
– Ага, – влезла Монахова. – Только ты на его занятиях не садись на первую парту.
– Это почему?
– Он когда говорит, слюной брызжется. Первые ряды обычно все по уши в слюнях сидят…
– Да? Спасибо, что сказала… – Оленька с озабоченным видом расстегнула сумочку, вынула маленькую записную книжку на замочке и принялась тщательно записывать туда полученные сведения. Настя наблюдала за этим раскрыв рот.
– И еще он голубой, – добавила Монахова.
– Это еще с чего? – изумилась Настя.
– Я на первом курсе предложила ему немного любви в обмен на экзамен. Он отказался. Голубой.
– Логично, – сказала Настя. Оленька, высунув от усердия кончик языка, продолжала записывать.
У киоска Монахова немедленно закурила, и оказалось, что это отличный способ держать Оленьку на расстоянии – видимо, у нее где-то в блокнотике было записано, что курение вредно для здоровья.
– Говорят, пчел тоже окуривают дымом, чтобы они не кусались, – сообщила Монахова, глядя, как Оленька шагает метрах в пятнадцати впереди.
– Пчелы хотя бы не разговаривают.
– Так что там с твоим парнем? Который в больнице? Все, конец?
– Не знаю.
– Тогда почему ты не в больнице, рядом с его постелью?
– Рядом с его постелью три ряда сидений, и все заняты. Аншлаг.
– Родственники…
– Ага.
– И они, конечно же, думают, что во всем виновата ты.
– Вслух они этого не говорят…
– Вслух они и не скажут, но всегда будут держать это на уме…
– Там все сложно, Ирка. Там все очень сложно.
– А эта, другая девка? Которая залетела… Она с ним?
– Нет, она не с ним, она…
Тут следовало сказать: «Я вообще не уверена, что она еще жива. Видишь ли, Монахова, она не совсем человек. Насколько я понимаю, она была человеком, когда у них с Денисом это случилось. Два пленника Горгон, он – для обмена, она – чтобы заместить убитую Горгону. Два пленника, которые не были уверены, что доживут до завтрашнего дня… Нет ничего удивительного в том, что случилось. Когда над ней провели обряд перехода, она уже была беременной. Так что у короля Утера будут самые невероятные внуки за всю историю династии Андерсонов. Если они, конечно, будут, потому что наследник-полукровка – это совсем не то, что нужно Андерсонам для полного счастья. После того, что сделал Марат, им придется казнить его и тем самым рассориться с расой Детей ночи, и если пойдут хотя бы слухи о связи Дениса Андерсона с Горгоной, об их ребенке…»
– Там все очень сложно, – повторила Настя. – Но у Амбер теперь есть другой объект для ненависти, и это не я.
– Кто это – Амбер?
– Сестра Дениса.
– Которой ты не понравилась… Ясно, – Монахова вздохнула. – А как там вообще? Это ведь другая страна, другой мир… Как там?
– Там… – Настя невольно улыбнулась. – Там… Там сложно и странно, но мне кажется, к этому можно привыкнуть… Маленькая страна, которую на карте можно закрыть ногтем и которая в реальности похожа на небольшой музей под открытым небом; музей в выходной день, когда там нет посетителей, а есть только редкие тени служителей…
– Я забыла, как она называется?
Язык нежно касается нёба, губы вытягиваются, как для робкого первого поцелуя, и в вечернем воздухе раздается мягкий шепот:
– Ли-о-не-я…
Они стоят у крыльца общежития, Монахова докуривает сигарету, Настя смотрит вверх, на чередующиеся квадраты темных и освещенных окон. Где-то там и ее маленькая комната, ее убежище, хотя от чего можно убегать в этом мире? От несчастной любви, от безденежья, от болтливой соседки?
Или от белого лимузина, который сворачивает с дороги и медленно подъезжает к общежитию?
– Ух ты! – радостно восклицает Оленька. – Кто это приехал на такой красивой машине?
Монахова роняет окурок и оборачивается, на миг в ее глазах вспыхивает надежда, но затем гаснет и беззвучным нырком уходит в темноту, как разочарованная в сухопутной жизни субмарина…
Дверца лимузина открывается. Воздух становится холодным.
– Монахова, – говорит Настя. – И ты тоже… – Это адресовано Оленьке. – Зайдите внутрь. Быстро.
Никто не шевелится. Никто не напуган, потому что никто не боится дорогих белых автомобилей.
– Быстро! Ну!
– Это лишнее, – говорит приехавшая в лимузине рыжеволосая женщина в вечернем платье. Когда Настя видела ее в последний раз, она горела в бензиновом пламени, предварительно получив с десяток пуль от Филиппа Петровича.
– Я на минутку, – говорит Лиза.
Настя видит в ее руках продолговатый предмет и понимает, что минутки может оказаться вполне достаточно.
4
Но это не оружие. Вообще, Лиза выглядит так, словно возвращается со светского приема – черное вечернее платье с открытыми плечами, высокая прическа, золото на руках и не шее…
– Это твоя знакомая? – интересуется Монахова.
– Какая красавица! – восхищенно вздыхает Оленька.
Лиза улыбается.
– Не бойся, – говорит она Насте. – Во-первых, я больше не работаю с Леонардом. Во-вторых, я сегодня плотно поужинала.
– Это хорошо, – отвечает звонкий голос Оленьки. – Потому что столовая в общежитии уже закрылась, и буфет тоже…
– Смешная девочка, – говорит Лиза. – Ты тоже была такой, – она смотрит на Настю. – Теперь по глазам я вижу, что поводов для смеха осталось не очень много…
– Что тебе нужно?
– Леонард просил передать, – она протягивает Насте тот самый продолговатый предмет. Это оказывается цилиндрический пластиковый футляр, и Настя, помедлив, протягивает к нему руку.
В последний момент, прежде чем ее пальцы коснутся футляра, она спрашивает:
– Что это?
– Ничего особенного. Но Леонард, он просто помешан на таких штуках… – Она иронически улыбается, вспоминая что-то. – Да, помешан. Возьми, можешь потом выбросить. Хотя я бы не советовала.
Настя выдергивает футляр из Лизиных пальцев, осторожно снимает крышку.
– Бумага? – спрашивает она саму себя и вытаскивает свернутый лист, на котором что-то написано.
Чтобы прочитать, Настя отступает назад, поближе к фонарю у входа в общежитие.
– Какая-то грамота, – определяет Монахова. – Как на соревнованиях.
Это не грамота. Это сертификат. В две колонки, по-русски и по-английски, там напечатано: «Данным документом подтверждается, что Анастасия Колесникова (АК-609 по общему классификатору) в период с… по… оказала существенные услуги фонду «Новое будущее». Со всеми вытекающими отсюда последствиями». Печать. Подпись.
– Что это за…
У Насти даже нет слов.
– Что это за услуги? И что это за последствия?
– Услуги? Ну как же, Михаил Гарджели, Иннокентий, потом вся эта история с Денисом Андерсоном… Такое не забывается. У меня, кстати, тоже есть такая бумажка. Леонард, он…
– Какое отношение к Леонарду имеет Денис Андерсон? Мы познакомились с ним задолго….
– Целый год все силы Андерсонов были брошены на поиски бедного наследника престола. Они больше не могли ни о чем думать, кроме как о Денисе. Это было очень важно для Леонарда. И ты помогала в этом, ты подбрасывала дрова в эту печку.
– Что за последствия?
– Эта бумажка, она может тебе пригодиться, когда начнется финальная стадия…
– Финальная стадия чего?
– Создания нового будущего В сертификате написано, читай внимательно.
– То есть с этой бумажкой меня пропустят в новое будущее, которое пытается создать Леонард?
– Не совсем так. Скорее всего, тебя не сразу ликвидируют.
– И когда это все будет?
– Понятия не имею, я ведь уволилась. Работы у них много, а зарплата так себе, карьерные перспективы сомнительные, потому что Леонард считает себя богом, ну а подсиживать бога – неблагодарное занятие… К тому же мы с Покровским разбежались, а работать в одной конторе с бывшим – тоже маленькое удовольствие. Так что я свободна, словно птица в небесах и даже больше.
– И тебе не интересно, когда наступит это… Новое будущее?
– А что в этом интересного? Апокалипсисом больше, апокалипсисом меньше. Меня это вообще не касается, как ты понимаешь…
– Кто из нас двоих сошел с ума, я или она? – тихо спросила Монахова.
– Пока не знаю, – ответила Настя. – Но я очень рекомендую тебе зайти внутрь.
– Хочу посмотреть, чем дело кончится, – сказала Монахова и прислонилась к стене.
– Значит, с ума сошла ты…
– Все, девочки, – махнула рукой Лиза как старым подружкам. – Не буду надоедать, у самой времени нет, а у вас… У вас тем более. Так что – пока-пока! И если у Леонарда все получится, то больше мы с вами не увидимся. – Она взялась за дверцу лимузина и остановилась. – А мы раньше не встречались?
– Со мной? – недоуменно спросила Настя.
– Про тебя я помню больше, чем ты сама…
– Со мной, что ли? – недружелюбно подала голос Монахова.
– Нет, вот с этой смешной девочкой… Нет?
Оленька помотала головой.
– Ну и ладно, – рассмеялась Лиза. – Так даже интереснее… Между прочим, Настя, тебе привет от Иннокентия. Видела его недавно в Берлине… Ты ведь знаешь, что у нас с ним были отношения?
– Знаю. Ну и как… повидались?
– Нормально. Я его убила.
Настя смотрела на Лизу, а та все так же беззаботно улыбалась.
– Ну, это должно было случиться рано или поздно, – пояснила она. – Или он, или я. Повезло мне.
– Он бессмертен, – повторила Настя заученную истину из серии «Земля круглая, Волга впадает в Каспийское море…».
– Уже нет, – Лиза развела руками. – Наконец-то… И ко всем прочим его недостаткам он всегда напоминал мне о моем возрасте.
– Красивая машина, – сказала Оленька вслед отъезжающему лимузину. – И платье на ней было очень хорошее.
Она достала записную книжечку. Монахова сочувственно вздохнула:
– Вот уж радость родителям. – Она отлепилась от стены и подошла к замершей на ступенях Насте. – Так что, вот эта дама, она оттуда? Из Лионеи?
– Не совсем.
– Из той жизни?
– Да.
– Понятно, – Монахова взяла сертификат, посмотрела и вложила в негнущиеся Настины пальцы. – Я вот думаю…. Ты сказала, что там у них все сложно…
– Сказала.
– Мне кажется, сложно – это не совсем подходящее слово. И ведь это только мое самое поверхностное впечатление…
Настя аккуратно скрутила сертификат в трубочку и вставила его в футляр.
– Думаешь, пригодится? – спросила Монахова.
– Думаю показать это кое-кому.
– Кое-кому из этих… Из твоих новых знакомых? Которые в Лионее?
– Да.
– Думаешь вернуться туда?
Настя задумчиво похлопала цилиндром по ладони. Фонарь над входом в общежитие испускал дрожащий свет, словно собирался погаснуть, но никак не мог на это решиться. Выше, среди квадратов темных и освещенных окон, было темное окно комнаты 612, маленькое Настино убежище, где можно было пережить это лето, а потом год… Сделать вид, что в мире нет ничего другого, кроме протоптанного миллиардами ног пути школа – университет – работа – брак – старение – смерть. Получить захватывающую профессию экономиста и пережить полный набор головокружительных приключений, которые прилагаются к этому ремеслу. Как-нибудь между прочим родить ребенка и направить его по той же проторенной колее, отвешивая подзатыльник при каждой попытке свернуть в сторону. Жить, ни на что особенно не надеясь и потому ни в чем не разочаровываясь.
А если вдруг случится что-то невероятное, жуткое, стирающее весь этот устоявшийся порядок с лица земли…
Всегда можно будет прикинуться, что для тебя это полная неожиданность.
– Думаешь вернуться? – повторила Монахова.
Настя запустила руку в задний карман джинсов и нащупала пластиковую карточку с выдавленным на ней телефонным номером.
Монахова поняла ее молчание по-своему:
– В конце концов, у тебя есть выбор…
«Выбор? – подумала Настя. – Какое странное, нелепое слово…»