Роми и Ален поселились в небольшом скромном отеле, где не было никаких удобств, но из окон открывался изумительный вид на Сену. Они были счастливы. Днем парочка каталась по Парижу на стареньком «Рено», но им казалось, что «за их плечами крылья».
   Роми забыла о себе, о своей карьере. Теперь актриса № 1 Германии стала безмолвной тенью Делона. Она повсюду сопровождала его, в качестве невесты ездила с ним на все съемки. Впервые в жизни Роми не играла перед камерой, а неподалеку от съемочной площадки терпеливо дожидалась Делона. И никому до нее не было дела. Правда, немецкие режиссеры все еще звонили ей иногда, ведь Роми по-прежнему оставалась самой кассовой актрисой на родине. Делон безжалостно смеялся над подобными звонками и приглашениями сыграть в очередном немецком фильме. По его мнению, немецкое кино вообще являлось самым бездарным.
   Конечно, Роми переживала, ведь она была такой деятельной и энергичной, импульсивной и эмоциональной. Она хотела играть, работать, но Делон с чисто мужским эгоизмом полагал, что ей достаточно его большой любви.
   Как-то раз во время съемок фильма «На ярком солнце» режиссер Рене Клеман заметил сидящую как всегда в стороне симпатичную молодую женщину. Он поинтересовался, кто это, и был поражен, узнав, что перед ним та самая знаменитая Сисси. Возможно, желая доставить ей хоть немного радости, он дал Роми небольшую роль. Актриса, привыкшая блистать на экране с 15 лет, исполнявшая совсем недавно с неизменным талантом лишь главные роли, была оскорблена до глубины души. Но ей пришлось подавить эти неприятные чувства, ведь рядом находился ее любимый, ради которого она была готова играть даже такие незначительные роли, лишь бы не подавлять его своей значимостью, которой так боялся Делон.
   Алена Делона пригласили сниматься в фильме «Рокко и его братья» у Лукино Висконти. Вместе они поехали в Италию. Этот фильм принес Делону всемирную славу, а Роми по-прежнему оставалась в тени. Но Висконти быстро понял, что мучает невесту Делона. Он, конечно, заметил ее талант и заставил ее учить французский язык. «Без этого, Ромина, ты пропадешь», – заявил великий режиссер. Роми всерьез занялась языком, она зубрила французский день и ночь, а потом Висконти пригласил ее играть в своем фильме «Бокаччо-70». Роми была счастлива: ведь она не просто вернулась на съемочную площадку, она теперь имела возможность работать с великим маэстро. Висконти помог Роми пройти настоящую школу актерского мастерства, кроме того, он занялся ее внешним обликом, познакомив с лучшими международными модельерами.
   Среди них была и Габриэль Шанель, которая, едва взглянув на Роми, бросила небрежно: «Худеть». Шанель создала для актрисы исключительные туалеты, которые превратили и без того очаровательную Роми в образец изящества и утонченности. Известный куафер Александр тоже взял Роми под свою опеку: он создавал для актрисы эксклюзивные прически. Отношения Роми и Висконти напоминали дружбу взрослой дочери и отца, ведь он сумел вдохнуть в нее новую жизнь, вытянул из водоворота однообразной парижской жизни. В фильме «Бокаччо-70» Роми впервые проявила себя как французская актриса. Правда, у нее были серьезные соперницы – Софи Лорен и Анита Экберг. Но, как ни удивительно, критика очень дружелюбно отнеслась к новой Шнайдер. Все в один голос хвалили ее, отметив, что французский экран заполучил нечто удивительное и бесподобное в лице Роми.
   Актриса вернула свою славу, но в то же время она потеряла любовь. Ален Делон весьма странно отреагировал на столь трудный дебют невесты во французском кино. Она не дождалась от него ни полезных советов, ни простой дружеской поддержки; не выказал он и прежней своей пылкой привязанности. «Мы плачем, приходя на свет, а все дальнейшее подтверждает, что плакали мы не напрасно…» В момент своего нового взлета Роми поняла, что теряет любимого. Она осознала это раньше, чем сам Делон. Они еще оставались вместе, но это была лишь формальная близость. Роми плакала по ночам, а он как будто не замечал, что с ней происходит. Все чаще Делон пропадал, говоря, что занят на съемках. Конечно, Роми догадывалась, что он изменяет. Его страсть прошла, как и молодость. Он превратился в зрелого мужчину, причем дьявольски красивого, которому поклонницы просто прохода не давали. Вряд ли Роми теперь могла надеяться на свадьбу, но все-таки она удержала бы его, если бы не была так горда.
   Возможно, в пику изменяющему Делону она уехала в Голливуд сниматься в очередном фильме. Таким образом Ален Делон был предоставлен самому себе и толпе обуреваемых страстью поклонниц. По сути, Роми сама сделала первый шаг к разрыву. Спустя какое-то время, а именно – в августе 1964 года от Делона пришло послание. Это было прощальное письмо, в котором он сообщал, что актриса Натали Бартелеми ожидает от него ребенка. Теперь он был совершенно потерян для Роми. И хотя она перед отъездом смутно понимала, что они расстаются, но в глубине души все-таки надеялась: он приедет к ней, будет просить ее любви или что-то в этом роде. Увы, реальность оказалась жестокой. Разрыв с Делоном поверг актрису в отчаяние.
   К этому добавились газетчики, которые безжалостно вторгались в их жизнь, вытаскивая порой на свет самые интимные детали. Роми с головой ушла в работу, она снималась как одержимая, меняя фильм за фильмом. Присутствовать на съемочной площадке порой приходилось по 18 часов. Чтобы снять усталость и взбодрить себя, Роми изредка прибегала к помощи шампанского. Это помогало, но лишь на какое-то время, а потом тоска наваливалась с новой силой, и она словно бы деревенела. «Ну, Ромина, надо быть мужественной», – утешал ее Висконти. Он помогал ей выйти из оцепенения, но она мучилась от сознания того, что ее бросили, предали. Роми надеялась, что сможет забыть Делона, заменив его новым мужчиной. «Пустоту надо заполнить, и тогда будет легче». Как она ошибалась тогда!
   Роми познакомилась с режиссером Харри Мейеном, а в июле 1966 года вышла за него замуж. Она была беременна, и Харри ради нее оставил жену, с которой прожил 12 лет в мире и согласии. Потом у Роми родился мальчик, ее первенец Давид. Супруги поселились в Гамбурге, и Роми была счастлива. Она хотела стать хорошей женой и матерью и так любила своего сына и мужа, хотя любовь к последнему скорее походила на благодарность. Харри помог ей вырваться из депрессии, утолить тоску и отчаяние. Роми была благодарна ему за сына. В дневнике она писала: «Харри дал мне уверенность. Я стала гораздо спокойнее, болезненное возбуждение, кажется, оставило меня. За это время я не сделала ни одного фильма, и тем не менее чувство пустоты больше не преследует меня. Мы стали семейной парой, и я охотно провожу время в нашей четырехкомнатной квартире».
   Это было так похоже на обман, на самовнушение. Она словно бы говорила себе: мне хорошо, мне очень хорошо… Со временем это заклинание начало терять свою силу. Все чаще в дневнике Роми стали звучать нотки недовольства и раздражения. Ей наскучила роль домохозяйки, она устала от криков сына, от мелочных забот и от всегда такого внимательного мужа. Теперь Роми чувствовала себя в четырехкомнатной квартире словно в клетке. Ей не хватало воздуха свободы, живого человеческого общения или… ей не хватало Делона?
   Она тосковала, и, возможно, это чувство долетело до адресата. Однажды в квартире раздался звонок, Роми сразу узнала голос. «Приезжай в Париж. Я снимаю фильм. Есть классная роль для тебя», – опять любимый голос нарушал ее покой, ломал ее жизнь, но она не могла не откликнуться.
   И снова Роми, как когда-то в забытой юности, в Париже, в городе своей самой сильной и, наверное, единственной любви. Она играла в фильме «Бассейн», который немного повторял печальную историю их романа с Делоном. Зрители еще помнили об их красивой любви, и едва фильм вышел на экраны, как публика буквально атаковала все европейские кинозалы. Потом начались интервью, Роми часто спрашивали, не помешали ли ей прежние отношения с Делоном играть эту роль. На что она отвечала: «Нисколько! Я работала с ним, как с любым другим партнером. Нет ничего холоднее мертвой любви…». У Делона тоже спрашивали о его чувствах к Роми, он говорил: «Когда мы с ней встретились впервые, она была девочкой, а сейчас я вижу перед собой зрелую прекрасную женщину».
   С этого фильма началось триумфальное шествие Роми Шнайдер по киноэкранам всего мира. Фильмы с ее участием следовали один за другим. В «Людвиге», режиссером которого был Висконти, она сыграла главную роль, принесшую ей награду на фестивале. В журнале «Пари матч» ее, иностранку, назвали звездой французского кино. А потом начались съемки в фильме «Поезд». В этой картине рассказывалась история о любви, которая оказалась даже выше смерти. Но, увы, счастье, отпущенное ей Богом, касалось только ее творческой карьеры. В личной жизни блистательной актрисе не хватало таланта. Она не умела быть мудрой и терпеливой женщиной, она делала ошибку за ошибкой, даже и не подозревая об этом, лишь с годами осознав, что же она наделала. Правда, ей хватало мужества признаться: «Знаю, что у меня плохой характер, часто я бываю невыносимой».
   Отношения с Харри окончательно разладились, и через два года после свадьбы они расстались. Харри был мягким и добрым человеком, его жизненный опыт (ведь он был много старше жены) позволял ему многое прощать Роми и удерживать ее от непродуманных шагов. Но когда Роми стала «великой», все советы мужа казались ей глупыми нападками, нелепыми колкостями. Она отвергала его мнение. Ссоры супругов теперь часто сопровождались ее истериками и бранью мужа. Не выдержав, Роми бросила Харри, забрав с собой сына. Она вновь поселилась в Париже. А спустя какое-то время у нее начался роман с Даниэлем Бьязини – ее личным секретарем.
   Бьязини был выходцем из интеллигентной и богатой семьи, и хотя он был вполне уравновешенным молодым человеком, но отличался некоторым легкомыслием. Это смущало и расстраивало Роми, желавшую видеть в своем партнере абсолютную верность и преданность. Правда, Даниэль очень сблизился с ее сыном, что было важно для Роми. Для Давида ее новый спутник жизни был старшим товарищем, другом и в то же время мудрым наставником. С ним Давид мог и погонять мяч, и подраться, и поговорить о серьезных мужских делах. Родители Даниэля с радостью приняли Давида и очень привязались к нему, это чувство стало взаимным. Давид относился к старикам Бьязини как к родным дедушке и бабушке. Их вилла стала для него родным домом, где он чувствовал себя вполне уютно. Его мама много снималась, постоянно была в разъездах, он так редко видел ее. Так что новая семья давала ему полное ощущение домашнего тепла.
   Роми тоже была довольна, ей казалось, что в ее жизни наконец достигнуто полное равновесие. Даниэль ее обожал, сын был доволен и обласкан его родителями, возвращаясь домой, Роми всегда встречала лишь доброту и любовь. Все было так похоже на настоящую большую семью. Роми начала бракоразводный процесс с Харри. Она выплатила ему почти полтора миллиона марок, чтобы добиться своего. Наконец в декабре 1975 года Шнайдер вышла замуж за Даниэля. Тогда она говорила: «Всю жизнь я пыталась собрать под одной крышей мужчин, детей, профессию, успех, деньги, свободу, уверенность, счастье. В первый раз все рухнуло. С Даниэлем я делаю новую попытку».
   Вскоре у них родилась дочка Сара – это было чудесное событие в семье Бьязини. Роми, казалось, забыла все свои прежние горести и разочарования. Теперь у нее была семья, двое детей, заботливый муж и любимая работа. Роми продолжала сниматься, и это по-прежнему приносило ей не только удовольствие, но и бешеный успех. Роми получила второй «Сезар», ее талант вновь был высоко оценен. В этот момент пришла телеграмма из Гамбурга: ее бывший муж Харри, не выдержав разлуки с Роми, повесился. Она вылетела в Гамбург. Толпа жадных до сенсаций журналистов набросилась на нее уже в аэропорту: «Не считаете ли вы себя виноватой в гибели этого человека? Вы отняли у него хорошую, добрую жену, а что дали взамен?».
   Да, смерть Харри тяжким грузом легла на ее совесть, после этого несчастья она вновь потеряла едва обретенное душевное равновесие. В обвинениях звучала такая горькая правда, она и сама это понимала, но, увы, изменить уже ничего не могла. Ее новый муж, Даниэль, был еще слишком молод и совсем не обладал теми качествами, которые помогли бы Роми выдержать этот удар. Он требовал от нее выдержки. Кроме того, в силу своего возраста или характера Даниэль был вовсе не из числа домоседов и примерных семьянинов, как Харри. Роми опять мучилась от ревности.
   И хотя актриса могла часами себя утешать тем, что она великая, она звезда, но от ревности это не спасало. Ее самолюбие было задето, Роми чувствовала себя оскорбленной. Ведь ради Даниэля она рассталась с Харри. Кроме того, ей казалось, что Даниэль рядом с ней из-за глупого мужского тще? славия, ему льстит внимание и любовь звезды мирового кино. Роми не хватало мудрых советов Харри, поддержки, она опять была бесконечно одинокой. Актриса начала пить и теперь уже не скрывала этого. И все опять повторилось: алкоголь снимал стрессовое состояние на какое-то время, а потом наступала еще более тяжелая депрессия. Хорошее настроение как будто навсегда покинуло ее, уверенность таяла день ото дня, ведь от алкоголя страдала не только ее душа, но и внешность. Гримеры порой не знали, что им делать, когда Роми являлась на съемочную площадку вся опухшая, с мутными глазами и вялым взглядом, который уже не излучал былой чарующей загадочности.
   Конечно, быть звездой и при этом хорошей женой удавалось немногим женщинам. Всегда приходится чем-то жертвовать. Роми пыталась удержать в своих руках и то и другое и в конечном итоге надорвалась. Ее нервы были совершенно расшатаны. Она говорила Даниэлю глупые и обидные слова, часто намекала на разницу в возрасте. Он же считал, что эта самая возрастная разница сделалась для нее чем-то болезненно-маниакальным. Позже он говорил: «Мне на это было наплевать, но Роми, когда ей исполнилось 40, вдруг начала панически этого бояться. Она стала жуткой собственницей и ревновала меня без причины. Она постоянно говорила о нашем будущем – каково нам будет через 10 лет, когда ей стукнет 50, а мне лишь 39? Какие роли ей тогда еще будут предлагать? Эта тема занимала все наши разговоры, мы ругались как ненормальные».
   Роми стала принимать транквилизаторы, и чем дальше, тем больше. «У нее это добро всегда было в запасе, как спасательный круг», – печально констатировал Даниэль. Снотворные таблетки она запивала вином, чтобы они лучше усваивались. После одного такого приема ее едва откачали. А потом врачи обнаружили у Роми опухоль. Правда, она была доброкачественной, но тем не менее одну почку пришлось удалить. После операции Роми впала в еще большую депрессию: на спине остался безобразный шрам длиной в 20 см, а утолять горести с помощью вина и транквилизаторов с одной почкой вообще было немыслимо.
   Конечно, ее внешность сильно изменилась, под глазами появились мешки и черты лица стали размытыми, но она предприняла отчаянную попытку. Она решила сняться для «Плейбоя». Позже фотограф признавался, что ему было настолько неловко и даже отвратительно работать, ведь предстояло сделать что-то невозможное – воскресить былую красоту «невесты Европы». Роми же искала новые способы самоутверждения, теперь она решила найти нового мужа. Она развелась с Даниэлем, брак с которым продолжался уже 6 лет. Даниэль согласился только потому, что устал от ее истерик и безумных поступков. Но был один человек, который никак не хотел мириться с разводом, – Давид. Он так любил своего приемного отца, что не пожелал с ним расставаться. Увы, он был единственным, кто еще хотел сохранить семью.
   Позже Даниэль написал в своей книге «Моя Роми» по этому поводу: «Давиду нужна была семья, стабильность, защищенность – уютный покой, это он унаследовал от матери. Он был очень подавлен разводом своих родителей. Я помню, как он радовался, когда мы поженились и когда появилась на свет его младшая сестренка. Наше расставание было для него драмой, он боялся потерять все, что любил. Из-за этого он закатывал матери жуткие сцены. И когда у Роми появился новый спутник жизни, Лоран Петен, он-то в глазах Давида и стал главным виновником. И мальчик ушел в единственную семью, которая у него еще оставалась, – к моим родителям. Конечно, это причиняло Роми боль. Но она ничего не смогла бы с этим поделать. Давиду было уже 14, и он, скорее всего, просто сбежал бы из дому…».
   Сын решительно отказался жить с матерью и ее новым мужем, для Роми это был тяжелый период. Давид был ее первенцем, и она не могла потерять его, но даже это не образумило женщину, продолжавшую все делать по-своему. Актриса жила с дочкой, а Давид – у родителей Даниэля. Роми всегда не хватало сына, хотя они часто встречались в кафе, беседовали. Он тоже скучал по матери и по сестренке, но не желал признавать мсье Петена – нового спутника жизни Роми. Возможно, со временем трения между матерью и сыном как-нибудь уладились бы, но судьба распорядилась иначе.
   Давид возвращался поздним вечером домой, к старикам Бьязини. Их вилла была огорожена железной решеткой, обрамленной сверху острыми зубцами. Подросток всегда легко перелезал через эту преграду, не желая дожидаться, пока привратник отопрет калитку. И в этот раз он полез наверх, но в самый неподходящий момент его рука сорвалась, и он животом напоролся на острие. Он все-таки перелез через ограду и дошел до дома, прикрывая рану майкой. Дома были и старики, и Даниэль. Когда мальчик вошел в гостиную, зажимая рану руками, Даниэль подскочил к нему и чуть приподнял майку. Тут же на него брызнул целый фонтан крови, острие забора задело аорту. Уже в машине Давид, видя волнение Даниэля, спросил: «Ты думаешь, что я умру?».
   Операция продолжалась 6 часов, врачи и медсестры сновали по коридору, Роми выла, словно раненый зверь. Обстановка становилась все нервознее, наконец врачи сказали, что все кончено. Роми была вне себя. У больницы уже дежурила толпа репортеров, друзьям удалось провести актрису к машине, где она спряталась под сиденье, чтобы не видеть вспышек фотокамер. Начались самые страшные дни. К ней прилетел Ален Делон и все время был рядом. Он занялся похоронами, сделал все, чтобы облегчить страдания Роми. Но она погрузилась в себя и как будто уже не замечала ничего происходящего вокруг нее. Роми изредка приходила в себя, но близость Делона ее уже не радовала: та молодая любовь, когда-то крепко их связавшая, теперь давно была утрачена. И все-таки память о ней заставила Делона быть рядом с Роми.
   Делон и Шнайдер по-прежнему держались в когорте самых лучших актеров французского кино. Их постоянно называли самой красивой парой. Ален и Роми иногда появлялись перед теле– и фотокамерами. Делон говорил: «Смотри-ка, мы с тобой еще самые лучшие. А знаешь, я думаю, что и через 20 лет ничего не изменится». Пожалуй, можно заметить, что эти слова он говорил не для публики, а только для нее. Он как бы просил ее жить, ведь все видели, что Роми словно тает на глазах. Ален Делон решил спасти ее в очередной раз работой, как когда-то. Он начал снимать фильм, сюжет которого опять перекликался с их жизнью. Это была история о мучительном восхождении к славе, в жертву которой приходится приносить порой слишком многое.
   Роми ожила, работа всегда ее отвлекала от личных горестей. Потом она загорелась тоже снять фильм. В качестве сюжета актриса решила избрать роман, который так любил Давид. Этот фильм она хотела посвятить памяти сына и бывшего мужа Харри. Роми приложила все усилия, чтобы закончить работу, теперь время жизни для нее определялось сроком завершения съемок. В то время знавшие ее люди говорили, что, если бы не этот фильм, Роми умерла бы значительно раньше. На первых кадрах ее картины «Прохожая из Сан-Суси» стояло посвящение: «Давиду и его отцу».
   Через 9 месяцев (это мистическое число) после смерти сына скончалась и Роми Шнайдер. Все французские газеты поместили статьи, посвященные самоубийству великой актрисы. Ален Делон оставался с ней до конца и после смерти Роми позаботился о том, чтобы ее прах покоился под одной плитой с прахом Давида на тихом кладбище деревни Буасси под Парижем.
Кристина Онассис
   Кристина Онассис была одной из самых богатых женщин мира, ее состояние оценивалось в один миллиард долларов. Но, к сожалению, огромное наследство, оставленное греческим судовладельцем Аристотелем Онассисом своей дочери, не принесло той большого счастья. В ноябре 1988 года Кристина Онассис скончалась при загадочных обстоятельствах на вилле своей приятельницы неподалеку от Буэнос-Айреса. А наследницей сказочного состояния стала ее совсем юная дочь Афина. Что могло заставить Кристину Онассис отказаться от далеко не самой худшей жизни, тем более оставить одинокой совсем маленькую дочь, которую она так горячо любила? Пытливый психолог непременно отыскал бы первопричины ее депрессивного состояния, закончившегося суицидом, еще в далеком детстве.
Кристина Онассис
   Аристотель Онассис в 1946 году женился по большой любви на 17-летней Тине Ливанос. И первое время их брак действительно представлял идеальную картину счастливой супружеской жизни. Но вскоре эйфория прошла, и ее место заняла совершенно необъяснимая тоска, которая постепенно целиком завладела Тиной. Ей показалось, что муж подавляет ее и, не придумав ничего лучшего, она начала из протеста и как бы назло принимать наркотики. Даже дети – к этому времени в семье уже были сын Александр и дочь Кристина – не могли повлиять на настроение своей любимой мамы.
   Но семья все еще продолжала существовать. Правда, Тина, полностью поглощенная многочисленными проблемами личного характера, не уделяла детям должного внимания (что, кстати, еще более усиливало ее страдания), а Аристотель, или, как его называли близкие, Арис, был слишком загружен работой, поэтому времени на семейные радости оставалось не так уж и много. Но все-таки Онассисы предпринимали морские путешествия. Они отправлялись в плавание на громадной роскошной яхте, которую Аристотель подарил своей любимице Кристине еще в младенческом возрасте, или проводили по несколько дней вместе в каком-нибудь из европейских городов, останавливаясь в лучших гостиничных номерах, на квартирах или виллах.
   Кристина росла словно принцесса, даже ее куклы были одеты в наряды, сшитые по специальному заказу самим Кристианом Диором. Но, как известно, никакие замысловатые подарки и диковинки не в состоянии заменить родительской любви, ласки, внимания и теплоты. Чем старше становились дети, тем чаще между супругами Онассис происходили бурные ссоры, свидетелями которых нередко были и Александр с Кристиной. Наконец после очередного романа Аристотеля с известной греческой певицей Марией Каллас и без того непрочный брак распался. А в 1968 году Аристотель вторично женился, причем на знаменитой американской вдове Жаклин Кеннеди.
   Через три года 18-летняя Кристина сбежала из дому вместе с 48-летним Джозефом Болкером. Болкер работал продавцом недвижимости в Лос-Анджелесе, он был разведен и имел от первого брака четырех уже достаточно взрослых детей. Конечно, такие подробности вряд ли могли понравиться тестю, тем более что о браке дочери с этим подозрительным евреем (их Аристотель особенно недолюбливал) ему сообщили во время торжества, устроенного в честь 42-летия миссис Онассис. Неудивительно, что он пришел в ярость и тут же объявил, что лишает дочь наследства. Разговаривая с Кристиной по телефону, отец категорично заявил, что она не получит и цента, пока не разведется с Болкером. На решение Аристотеля не смогла повлиять даже Жаклин, которая всегда умолкала, видя мужа в гневе, поскольку возражать ему, особенно в такие моменты, было просто бесполезно.
   Кристина и Болкер прожили вместе только 9 месяцев, после чего последний под давлением Онассиса все-таки начал бракоразводный процесс. Кристина попыталась покончить жизнь самоубийством. Она была настолько расстроена гневом отца, что никак не могла смириться со сложившейся ситуацией. Нечто подобное уже приключалось в ее жизни, когда она была вынуждена расстаться с одним из своих первых возлюбленных Петросом Гуландрисом. Тогда она впервые встретила столь яростное сопротивление отца, который ей раньше ни в чем не отказывал, и ощутила в полной мере, каково это – спорить с сильной личностью. Кристина проиграла этот спор, так же как раньше всегда проигрывала ее мать Тина, пытавшаяся с помощью наркотиков хоть каким-то способом доказать свою независимость и самостоятельность.
   Позже Болкер вспоминал: «Мы жили в напряжении. Она еще слишком молода и не смогла перенести разлуки с отцом». Кристина же говорила: «Он перестает быть моим мужем, но навсегда останется моим лучшим другом».
   Каждый раз, когда Кристина выходила из депрессии, ею овладевала неимоверная жажда жизни. Она не пропускала ни одной вечеринки, ни одного торжества или приема, и всякий раз на газетных полосах появлялись снимки, свидетельствовавшие о ее довольно сомнительных развлечениях.