Остапенко Юлия Владимировна. Жажда снящих (Сборник)

   Анька вдруг уставилась на свои руки, будто впервые их увидела. Прерывисто вздохнула и умоляюще протянула к Ромке грязные ладони.
   – Ром, я столько этих ромашек оборвала, – жалобно сказала она. – Ты мне их носил и носил, а я... столько их оборвала! Что же я наделала, Рома? Что я наделала?
   Он медленно подошёл к ней. Опустился на колени. Сухие губы Аньки дрожали, и немытые космы волос, и ресницы – дрожало всё. Ромке захотелось обнять её, прижать к себе, крепко, яростно. «Ты же мой последний лепесток, – подумал он, – ты осталась последняя, и если эта глупенькая, испуганная Другаятебя оторвёт, я останусь таким маленьким и убогим... Но пока что ты есть. Пока что ты есть. Ты, последний лепесток...»
   И та девочка, племя которой выкорчёвывает человечество – она уже знает ответ на свой вопрос.
   И мы знаем тоже, да?
   – Не страшно, Ань, – сказал Ромка. – Это ничего. Ничего... Смотри.
   Он поднял вялый общипанный стебелёк, с третьей попытки подцепил ногтем лепесток с обугленной земли. Приставил почерневшее основание лепестка к желтой сердцевине ромашки, аккуратно вставил между свалявшимися тычинками и чашечкой.
   Убрал пальцы.
   Анька подалась вперёд всем телом, упёрла руки в колени. Её дыхание было шумным и частым, и надрывным, будто она хотела что-то сказать и не могла.
   И они сидели вот так вдвоем посреди сожженного мира, смотрели на одинокий лепесток, и верили, правда верили, что он не упадёт.

Мраколюд

   ...И был дым, и было пламя, и был грохот, и разверзлась земля, и небо изрыгало молнии, и понял Егор, что последний литр вчера был лишним. В этой мысли он укрепился, когда обнаружил себя стоящим в неком не поддающемся внятному описанию помещении, в центре нарисованного мелом знака, подозрительно напоминающего огромное сердечко. Это если встать к двери спиной, а если лицом, как стоял сейчас Егор, то картинка напоминала не сердечко, а... перевёрнутое сердечко! А не то, на что оно похоже.
   Но это ещё полбеды, потому что перед сердечком на коленях стояло некое странное существо, подозрительно напоминающее чёрта, и истово било земные поклоны. Не сердечку, как запоздало понял Егор, а ему. Егору то есть.
   – Изыди, – неуверенно сказал Егор, не очень хорошо понимая, что происходит, но уже заинтересовавшись. Таких глюков с бодуна у него ещё не случалось.
   Существо немедленно вскинуло клиновидную голову и усиленно задрожало, всем своим видом демонстрируя религиозный ужас. Оно и правда было похоже на чёрта куда больше, чем Егору хотелось бы – как есть, рогатое, хвостатое и парнокопытное. Только почему-то в зелёном медицинском халате – вроде как в американских сериалах бывает.
   – О Человек! – вскричал чёрт хорошо поставленным баритоном. – Урони свой Высокий Взгляд на ничтожного червя и выслушай, ибо для того ты призван!
   – Не понял, – слегка обалдев, деликатно встрял Егор. – Ничего не понял, простите великодушно... Вы чёрт?
   Бесовское отродье озадаченно моргнуло. Затем на его продолговатой мордочке обозначилось понимание.
   – С банкета выдернул... – пробормотал он и с грохотом впечатал лоб в чёрный пол, аккурат у основания сердечка. – Не погуби, Твоё Благородие!
   – Погублю и зверски, если сейчас же не объяснишь, в чём дело! – пригрозил Егор, сильно боясь, но не менее любопытствуя. В конце концов, глюк – он всего лишь глюк, вреда не причинит.
   – Двести лет я изучал тайные книги Человеков, – забубнил чёрт, мерно отбивая ритм башкой об пол.
   «Почти рэп», – удовлетворенно подумал Егор.
   – Книги были заумные и разумению моему не всегда понятные: «О природе вещей», «Капитал», «Вероника решает умереть» и иные столь же премудрые. И было моей целью призвать Человека, и призвал я его! Так что теперь не изволь ерепениться, а делай, что попрошу, и требуй взамен, что там у вас в таких случаях полагается!
   – Погоди-ка! – осенило Егора. – Ты что, меня вызвал... ну, как мы чертей вызываем?!
   Чёрт поднял голову и всем своим видом изобразил предельное умственное напряжение.
   – Не ведаю, о чём глаголешь, – молвил он растерянно. – Но каждому чёрту известно, что, если нарисовать на полу Тайный Знак и произнести заклятья из Тайных Книг, можно призвать Человека, который...
   – Понятно, – кивнул Егор. – Круто! Не поверишь, а у нас некоторые призывают вот так чертей... Ну, и чего тебе от меня надо?
   Чёрт озадаченно заморгал.
   – Как обычно, Твоё Благородие... Прокляните, если не затруднит.
   – Чего?!
   – А чего? – в свою очередь испугался чёрт. – Нельзя? Ну, я же не прошу ничего особенного. Мне не надо Великой Напасти и Чудовищного Мора, так, маленькое рядовое проклятие... Всего лишь в лотерею проиграть, ну хоть разочек...
   – Проиграть в лотерею? Зачем это?
   – Да всё время выигрываю, ну не везёт, хоть тресни! – пожаловался чёрт горько. – То кирпич на башку, то с работы уволят, то жену с другой бабой застану...
   – Стой! – заорал Егор. – Ни черта... прости, ничего не понимаю уже! Что, у вас в лотерею несчастья выигрывают?
   – Ну... да, – кивнул чёрт. – А у вас разве нет?
   – Дык... а просто не играть не пробовал?
   – Как – не играть?! – обалдел в свою очередь чёрт; по странному блеску в его глазах Егор понял, что теряет авторитет. – А как же азарт! Риск! Адреналин!
   – Гм... – на это Егору нечего было возразить. – Так что ж, ты хочешь от меня проклятие, чтобы не выигрывать больше?
   – Ага! – закивал чёрт, радуясь, что его наконец поняли. – Совсем такое маленькое проклятие!
   – А почему от меня?
   – Так ведь всем известно, что никто лучше Человеков проклинать не умеет! Об этом и в книгах ваших написано.
   – Это в каких? – подозрительно спросил Антон.
   – Ну... – чёрт потупился, будто нерадивый студент на экзамене. – Ну вот, недавно совсем читал, как же её... «Дженерэйшн Пи»?
   – А, – промямлил Егор. – Ну, это да... если так... то это мы умеем... А мне что за это будет?
   – Что скажешь, – послушно ответствовал нечистый.
   Егор растерялся.
   – Ты ж небось душу потом потребуешь, – подозрительно сказал он.
   – Душу? – удивился чёрт. – А! Это ваши апокрифы... их я тоже читал. На всякий случай. Только их же еретики ваши писали. Это каждому чёрту известно. Среди рядовых Человеков эти мифы ещё сильны, но... – в голосе беса зазвенело подозрение, – ...чтобы Человек Призванный верил в такую чушь...
   – Я просто так спросил, – быстро сказал Егор. – М-м... а мне ты можешь организовать... удачу? Ну, как я тебе, только наоборот?
   – Не могу.
   – Э-э... а молодость там вечную? Бессмертие? Много-много денег? Вина красного и бабу рыжую?
   – Не могу, – монотонно ответствовал чёрт после каждого предложения.
   – Почему?!
   – Потому что на это тоже учиться надо. А я учился на вызовы.
   – Так что я, мальчик по вызову? – взъярился Егор.
   – Не мальчик. Человек, – дотошно поправил чёрт.
   Егор крякнул и проклял эту сволочь – от души и заковыристо. Чёрт слушал, уронив зубастенькую челюсть, а потом добавил к монологу Егора финальный аккорд, стукнувшись лбом в основание сердечка.
   – Благодарствую, Твоё Благородие! – завопил он. – Проси теперь, проси, бери что пожелаешь!
   – Что с тебя взять-то, если ты ничего дать не можешь? – досадливо сказал Егор и задумался. Возвращаться с пустыми руками страсть как не хотелось. Он попытался припомнить, что в таких случаях обычно требовали черти и демоны из известных ему сказок. Ничего толкового не придумывалось.
   – Ладно, – сказал Егор неприязненно. – Тогда так. Отдашь мне то, о чём не знаешь. Понял?
   Черт часто-часто заморгал, силясь постичь суть подковырки. По его осоловелой рожице Егор понял, что фольклор Человеков не входил в обязательную программу потусторонних мракобесов... то есть мраколюдов.
   – По рукам, – растерянно кивнул чёрт.
   – Ладно, теперь обратно меня отправляй.
   – А ты сам не можешь? – удивился чёрт. – А, тебя же Тайный Знак держит! Ты из него выйди, и всё. Только, погоди! Я уйду сначала. Боюсь я тебя...
   – Ну и зря, – дружелюбно сказал Егор и, подождав, пока чёрт выскочит за двери, переступил через меловую линию...
   ...Надрывно звонил будильник. Егор зевнул, потянулся и ткнулся рукой в ножку тумбочки. Заснул он, оказывается, на полу.
   Заковыристо прокляв и будильник, и тумбочку, Егор вскарабкался на незастеленную кровать. Надо было на работу, поэтому работу Егор тоже проклял, и тоже весьма заковыристо. К сожалению, в этом мире проклятия Человеков никакой сверхъестественной силой не обладали.
   «Чего-то он мне там отдал?» – лениво подумал Егор и усмехнулся, но тут же замер, услышав доносящийся из шкафа задушенный писк.
   Он напрягся, пытаясь вспомнить, что обычно следовало в русских сказках за требованием демона «отдать то, о чём не знаешь». Не вспоминалось просто из принципа.
   Чуя неладное, Егор прошлёпал к шкафу и распахнул дверцу.
   На полочке для обуви сидел чертёнок. Махонький, кажется, новорожденный, похожий на крохотную обезьянку. Он отчаянно пищал, неуклюже подпрыгивая, и казался напуганным до смерти.
   – Ах ты ж мать-перемать! – завопил Егор, и чертёнок, радостно заверещав, протянул к нему маленькие чёрненькие ручонки.
   ...А с другой стороны, это оказалось не так уж плохо – иметь ручного чёрта. Знакомым Егор сказал, что ему дядя из Зимбабве привёз редкую разновидность мартышки. Начальник даже продать просил экзотичную животинку, но Егор, подумав, отказался. «Ничего, – утешался он, теребя лохматого за рожком, – вот вырастешь ты, я тебе умных человеческих книг притащу, выучишься на исполнение людских желаний. Тогда посмотрим...»
   А пока он старался следить, чтобы чертёнок не называл его «папой» на людях.

Полтюбика жидкой удачи

   Мы знали, что идём умирать. Ну, не уверен насчёт других – а я знал совершенно точно. Понял это, уже когда увидел снимки поверхности этой проклятой планетки. У неё даже названия не было – только номер в общем реестре небесных тел, F-4191. Не знаю, было ли бы мне легче и приятнее подыхать на какой-нибудь Новой Терре или Сумеречном Сиянии, но в тот момент в голову лезли такие вот идиотские мысли.
   – Что о них известно? – спросила Марго. Она смотрела в панорамный иллюминатор, как и все мы, но, кажется, оставалась одной из немногих, кто ещё мог соображать. Не повезло – но ничего не поделаешь, ей по званию положено.
   – Мало хорошего, – ответил Стэйлс. – Их ещё не успели изучить. Они совсем недавно стали такое вытворять. Раньше изредка выходили на поверхность поодиночке, вели себя тихо. Местные пугались, конечно, но конвенция...
   – Угу. Конвенция, – замогильно сказал Финч. Я довольно хмыкнул: мы с ним похоже мыслили. Я тоже подумал: «Угу, конвенция», только ещё мат между словами вставил. Не ставший привычным англоязычный эвфемизм, а родной ядрёный русский мат, ибо только им можно было охарактеризовать постановление о запрете любой агрессии по отношению к инопланетной фауне. Если бы не эта «угу, конвенция», может, инстинкт самосохранения поселенцев сработал бы при одном виде этих тварей, и сейчас здесь не было бы ни их, ни нас. Но нет, есть «угу, конвенция», и следовало дождаться, пока местная фауна попрёт из-под земли полчищами, уничтожая всё, что незнакомо пахнет. Видимо, эти зверушки умнее нас, раз у них нет никаких конвенций по защите инопланетных форм жизни.
   – Но хоть как-то с ними справиться можно? – спросила Марго. Стэйлс кивнул, и мне стало чуточку полегче, хотя зрелище полыхающей огнём долины на дополнительном мониторе по-прежнему не вселяло оптимизма.
   – Ничего особенного. Форма жизни, близкая к земным членистоногим, только в пару десятков раз побольше, панцирь легко пробивается пулями и прожигается огнём...
   – Жукеры, – сказал Финч.
   Марго обернулась к нему, вскинула тонкие рыжие бровки – небось, и сама-то была рада переключить внимание.
   – Был такой старый фильм. Фантастика, – пояснил Финч, и я кивнул, тоже что-то такое припоминая. – Мыслящие насекомые, матка в качестве мозгового центра расы...
   – Ерунда, – в голосе Стэйлса звучало раздражение. – Это не раса. Просто примитивная форма жизни.
   – Ты-то откуда знаешь?
   – Для всех нас будет лучше, если мы на этом порешим, – сказал Марго и снова взглянула на панораму. – Потому что не знаю как вам, ребята, а мне не хочется думать, что оно ещё и соображает.
   Ей никто не возразил. Впрочем, сложно было заметить в действиях тварей, которых Финч окрестил жукерами, хоть какую-то логику. Они просто копошились на поверхности ими же разрушенной нефтедобывающей станции, и больше всего эта картинка напоминала муравейник под микроскопом. Сложно было сказать, сколько их – они облепили всю видимую область, включая саму буровую установку. Счёт тут шёл как минимум на сотни. А нас было всего сорок человек. Вроде бы и не надо больше, чтобы эвакуировать уцелевшие остатки поселенцев – потому что осталось-то их, по последним данным, около ста... Но никто не говорил, что нам надо будет передавить всю эту дрянь, чтобы до них добраться. И неудивительно, что не говорил – мы бы тогда не прилетели. Наплевав на приказ. Уж я бы по крайней мере точно наплевал.
   Впрочем, что мне мешает сделать это сейчас?
   – Вы как хотите, а я туда не сунусь.
   На меня посмотрели все, кроме Марго. Она даже не обернулась.
   – Не сунусь, – упрямо повторил я. – И ребят своих не пущу. Что я, псих?
   – Все русские психи, – сказал Финч.
   – Значит, не все. У вас что, повылазило? Вы хоть примерно представляете, как с ними можно справиться?
   – Эх, выжечь бы всё это к чёртовой матери... – проговорил Финч. – Как в долине сделали...
   Долина полыхала до сих пор – термосканер показал, что людей там не осталось, и мы с лёгким сердцем залили покинутое поселение огнём. Мы уже тогда знали, что земляне – те, кто выжил после внезапной атаки этих тварей – укрылись в поземных ярусах буровой установки, находившейся неподалёку. В итоге они оказались в ловушке, причём имели гораздо больше шансов умереть не от голода, а от челюстей жуков – с поселенцами сохранялась связь, и время от времени связист истошно орал в микрофон, что со всех сторон доносятся звуки разгребаемой земли, и они всё ближе.
   Выжечь к чёртовой матери было, действительно, легче всего, но тогда поселенцы поджарились бы вместе с жуками. А нас прислали сюда их спасти.
   Кого б теперь ещё прислали спасти нас...
   На заманчивое, но неконструктивное замечание Финча Марго даже не отреагировала.
   – Стэйлс, что нам понадобится?
   Наш биохимик вздохнул.
   – Удача, капитан. Много-много удачи. В индивидуальных пакетах. Стерильная. Не просроченная.
   – Смешно, – сухо констатировала Марго. – А ещё?
   – Ещё вера в Господа Бога. Пожалуй, всё.
   Марго яростно клацнула зубами. Темперамент у нашей девочки был тот ещё.
   – Ладно, – наконец сказала она. – Тянуть уже некуда. Попробуем расчистить коридор. Сержанты, готовьте отряды к десантированию.
   – Без меня, – сказал я. – Повторяю: я пас.
   Теперь она соизволила на меня глянуть – полоса пламени из огнемёта по сравнению с этим показалась бы лёгкой щекоткой.
   – В другое время, Погожин, я бы отправила тебя на гауптвахту за пререкания с офицером. Но у меня сейчас каждая голова на счету. Пойдёшь в авангарде.
   – Сама пойдёшь! – заорал я. – Давай, блин, хоть гауптвахта, хоть трибунал! Подыхать там я не намерен!
   – Тогда подохнешь здесь и сейчас, – сказала она и направила мне в лоб свой именной пистолет.
   – Так, ладно, хватит вам, – Стэйлс встал между нами, и дуло пистолета оказалось направлено не мне в лоб, а ему. Я сразу почувствовал себя уютнее. – Времени на это нет.
   Марго посмотрела на него, убрала оружие. Я почувствовал себя обманутым. Ну почему он всегда так легко с ней справляется? Да знаю, почему... и сам не прочь попробовать этот способ налаживания контакта с капитаном, но она что-то не особо жаждет.
   – Погожин и Финч, вы расчистите путь к станции. Когда проберётесь внутрь, соберёте людей и подведёте к выходу. Мы вам подготовим путь обратно. Если немного подфартит, уже через час мы уберёмся с этой планеты.
   Я витиевато обматерил её – на английском, чтобы точно поняла. Капитан снова изогнула рыжую бровку.
   – Закончил? Вернёшься, на гауптвахте таки отсидишь.
   – Вернёшься, ага, – огрызнулся я. – Поводом больше не вернуться.
   – Видишь, всё к лучшему. Разойтись.
   Мы вышли из капитанской рубки, и я обернулся к Финчу за поддержкой, но он сосредоточенно смотрел перед собой, видимо, продумывая тактику прорыва. Я понадеялся, что ему пришла или вот-вот придёт гениальная тактическая мысль, потому что у меня не было даже самой завалящей.
   – Повезло им, – проговорил вдруг Финч, и я понял, что думал он тоже совсем не о том, о чём надо.
   – Кому? Жукам?
   – Поселенцам. Вовремя мы пришли. Видел снимки – пару часов назад этих тварей тут вдвое больше было. Может, и справимся...
   – Да уж, повезло, – сказал я зло и сплюнул себе под ноги. – Редкая удача выпала. А нам за их удачу платить своими шкурами.
   – Будешь ныть, я тебе морду набью, – тоскливо пообещал Финч.
   – Когда вернёмся, ладно? Чтоб ещё одним поводом не возвращаться больше стало.
   – Как скажешь.
   Его спокойствие меня бесило. Что он, не понимает, что ли, что не пробьёмся мы туда? А если и да – то не пробьёмся обратно... Потому что два раза подряд не может так везти.
   Может, удача и входит в индивидуальный пакет десантника, но лишь в единственном экземпляре.
 
   – Мать, мать, мать, – монотонно твердил Финч, и мне очень хотелось попросить его заткнуться, потому что мой внутренний нецензурный монолог был куда более изощрённым, и это бормотание меня сбивало.
   – Сколько ж вас тут?! – наконец проревел Финч. У него была рассечена рука – до самой кости, и он пребывал не в лучшем расположении духа.
   Горстка грязных и измождённых людей сбилась в кучку, похоже, больше испуганная видом и выражением лиц своих спасителей, чем испытаниями предыдущих дней. А мы и правда выглядели неважнецки – те, кто всё-таки сюда прорвались. Отряд Финча сократился вдвое, я потерял пятерых. И всё для того, чтобы, обшарив все закоулки ярусов, обнаружить это...
   – Сколько вас?! – снова заорал Финч, тряся автоматом. Спасённые затряслись с ним в унисон, не подозревая, что обойма разряжена подчистую. Наконец от кучки отделился тощий паренёк с громадными, в пол-лица, глазами. Ещё прежде, чем он заговорил, я понял, что это и есть связист – во всяком случае, с такой внешностью истеричный голосок, верещавший из динамиков, вполне согласовался.
   – Одиннадцать, господин солдат, – услужливо пробормотал он и, затравленно оглянувшись, тут же поправился: – То есть двенадцать.
   – Двенадцать?! – вопль Финча сотряс своды яруса сильнее, чем гудение, доносившееся со всех сторон – свидетельство того, что жуки роют свои норы, подбираясь к станции. Гудение было не очень громким, хотя, если верить перепуганным поселенцам, усиливалось с каждой минутой. «Интересно, сколько у нас времени», – подумал я, чтобы хоть о чём-то подумать, потому что мысль о том, что мы чуть не отдали души богу и потеряли едва ли не половину своих людей ради того, чтобы вытащить – и не факт ещё, что доволочь до звездолёта – дюжину человек, сводил меня с ума.
   – Вы же сказали, вас больше сотни! – надрывался Финч. Мальчишка-связник потупил взгляд.
   – Мы боялись, что вы иначе не прилетите... Всё-таки сотня – это не двенадцать...
   «Вот тут ты прав, сынок, – отрешённо размышлял я. – И если ещё можно полезть дьяволу в зубы, чтобы спасти сотню человек, то за двенадцатью лично я не полез бы... Чёрт, да и никто бы не полез. Нас уже погибло больше. Некоторые из ребят использовали свой боевой комплект „удача“ в предыдущей схватке, и на сегодня им ничего не осталось. Да и нам, выжившим, может не хватить на обратный путь».
   – Ладно, чёрт с вами, – сказал я. – Где тут связь?
   Пока местные занимались ранеными, я связался с Марго и обрисовал ей ситуацию. Капитан, кажется, тоже была взбешена, но попыталась это скрыть. Ну ещё бы, я её понимал. Ей ведь тоже несладко от мысли, что столько её людей погибли, может статься, ни за что. В наше время человеческая жизнь ценна только в массе. Точнее, в удельном весе относительно того, насколько она влияет на политику. Нас не направили бы сюда, если бы не скорые президентские выборы на Земле. Нынешний президент не захотел упускать шанс предстать перед избирателями спасителем, вернувшим с враждебной планеты остатки героических колонизаторов... Только вот он рассчитывал, что вернётся хотя бы одна десятая – это было бы трагично, но всё равно внушительно. А так... на «Титанике» спаслось больше, но кто помнит о героизме матросов «Карпатии»? Вообще, глупостью была вся эта затея с переселением. Подробностей я, правда, не знаю – только то, что известно всем: на планете обнаружили залежи нефти и климат, сходный с земным. Решили попробовать заселить... Кто ж знал, что всего через месяц подземные твари, чьё гнездо, видимо, потревожили земляне своими буровыми установками, полезут разбираться, кто это к ним пожаловал. И вполне правомерно заявят свои права на эту землю... убирайтесь, дескать, ребятки.
   Сейчас я бы много заплатил, чтобы так и сделать. Бешено мотающиеся лапы жуков и их приоткрытые в шипении пасти до сих пор стояли у меня перед глазами.
   – Ладно, – сказала Марго. – Вы их неплохо проредили, они сейчас беспокоятся, так что надо подождать.
   – Сколько ждать? Тут уже штукатурка на голову сыплется.
   – Постараюсь как можно скорее. Будь на связи, Димка.
   Она одна меня так называла – не «Дмитрий», как остальные мои англоязычные товарищи по оружию, а так, как, по её мнению, меня величали на родине. В её устах это звучало строго и даже немного торжественно. Я невольно ухмылялся всякий раз, когда слышал такое обращение.
   – Буду, только и ты пошевелись, Машенька, – сказал я и отключился.
   Теперь и правда оставалось только ждать. Вряд ли больше часа, судя по тому, что шум землероек вокруг и правда нарастал – медленно, но неотвратимо. Я развалился в кресле и вытянул ноги, чувствуя, как подрагивают от напряжения мускулы на голенях.
   – Эй, кто-нибудь!
   В комнату втиснулся тот самый мальчишка. Видимо, тут он был заправским храбрецом. Ну и народ нынче в переселенцы подбирают, блин. Хотя, вероятно, самые смелые погибли, едва жуки ворвались в колонию. Так всегда бывает – дураки умирают первыми.
   – Чай-то у вас тут есть? – спросил я.
   – Чай? – мальчишка растерялся. – Кофе есть, растворимый...
   – Тащи. – А что бы я только ни отдал за чашку крепкого чая с лимоном! Блин, таким русским становлюсь временами, аж самому противно. Это всё от избытка общения с американосами – перенимаю их стереотипы представлений о нашей психованной нации. Я иногда теперь даже думаю по-английски. Тут я вдруг снова вспомнил, как этот мальчишка нас наколол, и проворчал: – Блин, парень, ну ты сволочь вообще-то, если хочешь знать.
   – Простите, господин солдат, – пробормотал пацан. – Нам просто умирать очень не хотелось.
   В этом я мог его понять.
   Прежде чем пришёл Финч, я окончательно прояснил ситуацию. Рабочие, обслуживающие установку, и прикрывавшие их военные погибли, пытаясь остановить вторжение жуков в поселение, бывшее здесь, на F-4191, их домом. Только трое выжили, двое потом умерли от ран, один сейчас находился с поселенцами. Среди них было четыре женщины, все медсёстры – больница колонии находилась к станции ближе всех, и они успели до неё добраться. Что ж, медики нам сейчас и впрямь не помешают. Хорошо хоть детей тут не нашлось – с ними вечно возни не оберёшься. Зато было оружие – и при этом ни одного патрона.
   – Жив? – спросил я Финча, когда тот вошёл.
   Он энергично помахал забинтованной рукой.
   – Это ненадолго, – пообещал я. – Слышишь?
   Гул становился всё громче и громче, от него уже закладывало уши – слишком монотонно, слишком равномерно. Будто машина работает, а не живая тварь.
   – Марго к нам прорвётся, – сказал Финч.
   – А я бы на её месте разворачивался и улетал на хрен.
   – Вот поэтому в капитанах у нас Марго, а не ты. Чему я, уж прости, крайне рад.
   Я поднял голову, неожиданно задетый серьёзностью его тона.
   – Проклятье, Финч, какого чёрта? Я просто не хочу умирать за других!
   – Да? – вдруг резко сказал Финч. – А что, если другие тоже не захотят умирать за тебя? Не думал никогда об этом?
   – Не так-то уж часто за меня умирают...
   – Уверен? Много ты в этом понимаешь... Дмитрий, так жизнь устроена – мы все держим друг друга на плаву. Точно так же, как все друг друга топим. Тут чистая грамматика – смотря что ты назовёшь первым. Как это говорят... «казнить нельзя помиловать»?
   – Финч, избавь меня от этой доморощенной философии. Мы тут по уши в дерьме ради того, чтобы у горстки людей, на которых всем наплевать, появился шанс выжить. Только шанс, мать их, и то если очень повезёт.
   – И чего ты в армию попёрся... – протянул Финч. Я пожал плечами.
   – Дурак был.
   – Оно и видно.
   Повисло неловкое молчание, и я был рад, когда его прервал писк сигнала связи. Умница Марго, и правда времени не теряет.
   – Ребята, как вы там? Мне надо ещё минут двадцать. Держитесь?
   – Пока нету против чего держаться, – ответил я, стараясь не смотреть на Финча. – Но когда будет – не продержимся и минуты.