Страница:
Он вспомнил, как разбил стекло и, смахивая с себя надоевшие до чертиков капли, забрался в один из брошенных автомобилей. Ключи болтались в замке зажигания, но стартер даже не фыркнул. Со второй, третьей и четвертой машиной повторилось то же самое – все они почему-то были не на ходу. Также напрочь отрубилась сотовая связь, не работали телефон, радио и телевидение. Творилось нечто мистическое…
Тем не менее время шло, и выживать в этом покинутом городе ливня было необходимо, несмотря на полный идиотизм положения. Поэтому Алексей нашел в одном из бутиков теплую сухую одежду, из куска полиэтилена смастерил себе подобие плаща с капюшоном, собрал запасы еды и не придумал ничего лучше, как обосноваться в спортзале. Из матов он сделал себе довольно удобную кровать в том углу, где с потолка не капало. В тренерской нашел довольно много железных блинов для штанги и подходящие доски и изготовил нечто вроде кострища. Каждый вечер Алексей разжигал огонь, чтобы не замерзнуть и приготовить пищу, потому что напряжения в электросети тоже не оказалось. Вентиляция в зале была приличная, поэтому отравиться угарным газом он не боялся…
Алексей вздохнул, покрепче закутался в плащ и спрыгнул с памятника на высокие ступеньки, которые вели на трибуну и не заливались бесконечными потоками воды. Он съежился и побежал к правому крылу оперного театра, где находился вход в спортзал.
– Как же ты надоел, – зло сказал он дождю, открывая тяжелую дверь на тугой пружине.
Поднявшись на второй этаж, Алексей сбросил накидку и развесил ее на брусьях. Подошел к еще тлевшему костру и, накидав свежих щепок и досок, принялся раздувать огонь. Пламя довольно быстро занялось от углей, и он с наслаждением вытянул над запрыгавшими оранжевыми лепестками озябшие ладони.
Сначала одна капля пшикнула, испаряясь в костре. Затем вторая. Третья…
Алексей в недоумении поднял голову наверх и заметил на потолке большое темное пятно.
– Твою мать! – выругался он, вставая. – Ведь еще утром сухо было!
В это время сверху раздался странный трескучий звук – словно кто-кто медленно ломал об колено веник. Алексей с омерзением почувствовал, как за шиворот ему потекла струйка воды. Он отпрыгнул в сторону и вновь глянул на потолок.
– Это… к-как это? – вслух спросил он у самого себя.
Почти по всей площади потолка растеклось влажное пятно, кое-где штукатурка уже покрылась трещинами. Местах в четырех серьезно текло.
– Авилинуа-куа…
Алексей даже подпрыгнул на месте. Обернулся к входу, ожидая там кого-нибудь увидеть. Позади него раздался громкий звон и мягкий удар, от которого пол вздрогнул. Он, неуверенно шагая к тренерской, с ужасом поглядел через плечо. Из разбитого окна в зал хлестал целый водопад.
– Авилинуа-куа, – донесся голос из низвергающихся потоков.
Сердце Алексея пропустило удар. Он часто задышал, не в силах сделать следующий шаг. Неужели – не почудилось?
– Авилинуа-куа!
– Что вам от меня надо?! – заорал он, срывая голос. – Что-о?!
Сверху басовито заурчало. Вода с хлопком прорвалась сквозь второе окно и ударила прямо в ноги Алексею, под колени. Он наконец вышел из ступора и безуспешно рванулся к выходу, чувствуя, как его подхватывает мощный поток.
И тут стены задрожали, пошли трещинами, и свод рухнул…
…Приходя в себя, Алексей сначала услышал какое-то невнятное бормотание. Потом он резко дернулся, взмахнул руками, пытаясь увернуться от падающих кусков бетона – память еще хранила страшную картину летящих на него глыб… Ушибив оба локтя о нечто сухое и твердое, он зашипел и наконец открыл глаза.
В неудобной позе, подогнув под себя ноги и вывернувшись винтом, Алексей лежал возле тренерской. Сквозь приоткрытую дверь был виден уютный желтый свет, и слышалось щебетание телевизора.
Он вскочил на ноги словно ужаленный. Почувствовал, как болит левое запястье – наверное, опять потянул во время падения… Стоп! Какого еще падения?! Он же должен быть погребен под тоннами камня и арматуры!
Алексей рывком открыл дверь в тренерскую и остановился на пороге. Здесь никого не было. Он, словно сомнамбула, подошел к телевизору, надавил на кнопку громкости и тупо уставился на экран. Оттуда на него прохладно смотрел незнакомый мужчина.
«Я обещал, что все устраненные на время игр спортсмены вернуться, – сказал мужчина. – Я не солгал. Они все – на месте. Можете найти их там же, где они исчезли несколько дней назад. Что касается условий, которые были поставлены – думаю, ни у кого не возникает сомнений, что люди проиграли. Поэтому завтра в два часа дня по московскому времени…»
– Вы кто такой? – резко спросили из-за спины. Алексей вздрогнул и обернулся. На пороге тренерской стояла женщина лет сорока в обтягивающем тряпичном костюме и кроссовках. Сразу было видно, что в прошлом она профессионально занималась спортом и теперь продолжала следить за собой.
– Кто вы? И что, собственно, здесь делаете? – строго повторила она.
– Я… – при виде живого человека у Алексея перехватило дыхание. – Потолок… обрушился…
– Где? Что вы несете! – Она вдруг прищурилась, как делают это все близорукие люди. – Боже мой! Да вы весь насквозь! Где ж вы умудрились промокнуть – на улице-то сухо уже неделю как. Целая лужа натекла!
Алексей с удивлением посмотрел на свою одежду и переступил с ноги на ногу, виновато и неуклюже пожав плечами.
– Ну-ка снимайте все! Я сейчас дам вам что-нибудь набросить.
И с уверенной деловитостью, свойственной в такие моменты только женщинам, она принялась хлопотать вокруг спортсмена, которого из-за двухнедельной щетины на лице даже не узнала.
Часть вторая
Глава первая
Тем не менее время шло, и выживать в этом покинутом городе ливня было необходимо, несмотря на полный идиотизм положения. Поэтому Алексей нашел в одном из бутиков теплую сухую одежду, из куска полиэтилена смастерил себе подобие плаща с капюшоном, собрал запасы еды и не придумал ничего лучше, как обосноваться в спортзале. Из матов он сделал себе довольно удобную кровать в том углу, где с потолка не капало. В тренерской нашел довольно много железных блинов для штанги и подходящие доски и изготовил нечто вроде кострища. Каждый вечер Алексей разжигал огонь, чтобы не замерзнуть и приготовить пищу, потому что напряжения в электросети тоже не оказалось. Вентиляция в зале была приличная, поэтому отравиться угарным газом он не боялся…
Алексей вздохнул, покрепче закутался в плащ и спрыгнул с памятника на высокие ступеньки, которые вели на трибуну и не заливались бесконечными потоками воды. Он съежился и побежал к правому крылу оперного театра, где находился вход в спортзал.
– Как же ты надоел, – зло сказал он дождю, открывая тяжелую дверь на тугой пружине.
Поднявшись на второй этаж, Алексей сбросил накидку и развесил ее на брусьях. Подошел к еще тлевшему костру и, накидав свежих щепок и досок, принялся раздувать огонь. Пламя довольно быстро занялось от углей, и он с наслаждением вытянул над запрыгавшими оранжевыми лепестками озябшие ладони.
Сначала одна капля пшикнула, испаряясь в костре. Затем вторая. Третья…
Алексей в недоумении поднял голову наверх и заметил на потолке большое темное пятно.
– Твою мать! – выругался он, вставая. – Ведь еще утром сухо было!
В это время сверху раздался странный трескучий звук – словно кто-кто медленно ломал об колено веник. Алексей с омерзением почувствовал, как за шиворот ему потекла струйка воды. Он отпрыгнул в сторону и вновь глянул на потолок.
– Это… к-как это? – вслух спросил он у самого себя.
Почти по всей площади потолка растеклось влажное пятно, кое-где штукатурка уже покрылась трещинами. Местах в четырех серьезно текло.
– Авилинуа-куа…
Алексей даже подпрыгнул на месте. Обернулся к входу, ожидая там кого-нибудь увидеть. Позади него раздался громкий звон и мягкий удар, от которого пол вздрогнул. Он, неуверенно шагая к тренерской, с ужасом поглядел через плечо. Из разбитого окна в зал хлестал целый водопад.
– Авилинуа-куа, – донесся голос из низвергающихся потоков.
Сердце Алексея пропустило удар. Он часто задышал, не в силах сделать следующий шаг. Неужели – не почудилось?
– Авилинуа-куа!
– Что вам от меня надо?! – заорал он, срывая голос. – Что-о?!
Сверху басовито заурчало. Вода с хлопком прорвалась сквозь второе окно и ударила прямо в ноги Алексею, под колени. Он наконец вышел из ступора и безуспешно рванулся к выходу, чувствуя, как его подхватывает мощный поток.
И тут стены задрожали, пошли трещинами, и свод рухнул…
…Приходя в себя, Алексей сначала услышал какое-то невнятное бормотание. Потом он резко дернулся, взмахнул руками, пытаясь увернуться от падающих кусков бетона – память еще хранила страшную картину летящих на него глыб… Ушибив оба локтя о нечто сухое и твердое, он зашипел и наконец открыл глаза.
В неудобной позе, подогнув под себя ноги и вывернувшись винтом, Алексей лежал возле тренерской. Сквозь приоткрытую дверь был виден уютный желтый свет, и слышалось щебетание телевизора.
Он вскочил на ноги словно ужаленный. Почувствовал, как болит левое запястье – наверное, опять потянул во время падения… Стоп! Какого еще падения?! Он же должен быть погребен под тоннами камня и арматуры!
Алексей рывком открыл дверь в тренерскую и остановился на пороге. Здесь никого не было. Он, словно сомнамбула, подошел к телевизору, надавил на кнопку громкости и тупо уставился на экран. Оттуда на него прохладно смотрел незнакомый мужчина.
«Я обещал, что все устраненные на время игр спортсмены вернуться, – сказал мужчина. – Я не солгал. Они все – на месте. Можете найти их там же, где они исчезли несколько дней назад. Что касается условий, которые были поставлены – думаю, ни у кого не возникает сомнений, что люди проиграли. Поэтому завтра в два часа дня по московскому времени…»
– Вы кто такой? – резко спросили из-за спины. Алексей вздрогнул и обернулся. На пороге тренерской стояла женщина лет сорока в обтягивающем тряпичном костюме и кроссовках. Сразу было видно, что в прошлом она профессионально занималась спортом и теперь продолжала следить за собой.
– Кто вы? И что, собственно, здесь делаете? – строго повторила она.
– Я… – при виде живого человека у Алексея перехватило дыхание. – Потолок… обрушился…
– Где? Что вы несете! – Она вдруг прищурилась, как делают это все близорукие люди. – Боже мой! Да вы весь насквозь! Где ж вы умудрились промокнуть – на улице-то сухо уже неделю как. Целая лужа натекла!
Алексей с удивлением посмотрел на свою одежду и переступил с ноги на ногу, виновато и неуклюже пожав плечами.
– Ну-ка снимайте все! Я сейчас дам вам что-нибудь набросить.
И с уверенной деловитостью, свойственной в такие моменты только женщинам, она принялась хлопотать вокруг спортсмена, которого из-за двухнедельной щетины на лице даже не узнала.
Часть вторая
Боги
Глава первая
На правой руке, между большим и указательным пальцем, было выведено число 328. Криво, размашисто, наспех. Чернила уже начали подтекать, и Максим старался держать руку в кармане куртки, чтобы дождь окончательно не смыл заветный номер. Из-под капюшона он наблюдал за извилистым телом очереди, которое упиралось раздувшейся головой в стену склада с крошечным окошком.
Сегодня в северо-восточных питачках давали хлеб и соевое мясо. На сойку у многих денег не хватало, но люди все равно толкались, давили на соседей локтями и упорно удерживали свои позиции, чтобы урвать хотя бы килограмм-другой спрессованной серой массы с отрубями под гордым названием «батон московский».
Долгов пришел к ближайшему пункту продажи питания – в просторечии «питачку» – часов в пять утра, но уже более трехсот человек успели записаться перед ним – видимо, караулили с вечера.
Он как-то читал, что в конце прошлого века уже существовала система номерков. Во времена застоя, когда были перебои с продуктами питания, люди занимали очередь и отмечали свою позицию порядковым номером, который записывался прямо на руке. Вот и теперь не придумали ничего лучше, чем вернуться к давно испытанному способу.
Кто-то скажет, что за туфта! Возьми да и перепиши номерок, чтоб продвинуться вперед! Но на самом деле – не так все оказывается просто.
Вообще очередь – штука чрезвычайно хитрая. Ведь, как известно любому русскому человеку, кроме самого фактора последовательности, существует очень сильный психологический момент. Тебя запоминают соседи. И не приведи господь попытаться пролезть раньше положенного! Разорвут! Так и здесь – человека запоминают стоящие впереди и позади. Соответственно, фокус с переписыванием номерка заранее обречен на провал, а иногда – опасен для здоровья.
До сокровенного окошка оставалось еще метров двадцать, а значит – человек семьдесят.
Около полутора часов ожидания.
Максим смахнул с капюшона капли и оглянулся. Хвост очереди терялся в пелене бесконечного дождя.
В этом году октябрь выдался сопливый, что затрудняло перемещение по открытой местности без химзащитной куртки. Ближний Восток с неделю назад снова засыпал европейские страны Северного Кольца каким-то ядовитым дерьмом, которое до сих пор выпадало с осадками. До Москвы, конечно, доходило не так много, но облысеть можно было махом. А вот югу и юго-востоку России досталось по полной программе. Накануне по радио передавали, что химатака выкосила чуть ли не четверть населения Краснодарского края. Правда, в ответ Россия, Объединенная Европа и США ввели в Ирак очередную порцию миротворческих сил, которые зачищали города и деревушки с завидной скрупулезностью и рвением…
– Эй, есть посмолить?
Максим глянул на прыщавого парня лет двадцати, который неизвестно когда успел очутиться рядом и теперь таращился на него в упор немигающим, голодным взглядом шакала. Химзащиты на нем не было, поэтому лысина и красные пятна на лице удивления не вызывали.
– Не курю.
Парень шмыгнул носом и улыбнулся, отчего его уродливое рыло сделалось еще страшнее. Обнаружилось, что половина зубов отсутствует, а вторая половина – догнивает.
– Пустишь вперед? – не прекращая скалиться, поинтересовался парень. – А то номерок смыло, а в хибарке баба с пацаненком ждут.
– Не пущу.
Дикий оскал медленно сполз с его лица. Он еще некоторое время постоял рядом, а потом поднял левую руку, выставил два пальца и сделал движение возле головы Максима, будто сканировал его.
Долгов не шевельнулся, но на всякий случай сжал в кармане кисть в кулак.
– Ну смотри, сука. Я тебя запомнил. Больше в этот питачок лучше не ходи, – посоветовал прыщавый, отваливая в сторону и поднимая с асфальта свой старенький велосипед.
Максим разжал кулак и посмотрел, как тарабанят по удаляющейся лысине капли.
– Совсем обнаглели, – вздохнул стоящий сзади него мужичок. – За МКАД их гнать надо, чтобы допуск второго уровня – ни-ни.
– Коренные москвичи, – пожал плечами Долгов. – За штамп в паспорте прячутся, сволочи. И никогда не было ни баб постоянных, ни тем более детей у этих упырей.
– Ты смотри, сегодня аккуратней будь, когда домой пойдешь. Порешат ведь. Дом-то есть? Или хибарничаешь?
– Хибарничаю, – ответил Долгов, приподнимаясь на цыпочки и глядя поверх голов. Осталось человек шестьдесят – если кто-нибудь не решит устроить драку, то в течение часа подойдет и его очередь.
Максим соврал. Дом у него был.
На последнем этаже старой панельной двенадцатиэтажки на улице Цандера у Долгова имелась двухкомнатная квартира с маленькой кухонькой и крошечным раздельным санузлом.
Два года назад, когда началась вся катавасия с огнем, ему пришлось продать свою однокомнатную в центре, чтобы хоть как-то прожить в первое время. Электроэнергия тогда подорожала так, что даже не каждый обеспеченный москвич мог себе позволить расходовать ее почем зря. Тем более что в первые месяцы кризиса остановились практически все заводы, стали банкротиться предприятия и частные фирмы, а это, в свою очередь, привело к невиданному росту безработицы.
Нефть, уголь, газ обесценились. Транспорт был парализован, а регулярное сообщение между материками и вовсе прекратилось, ведь ни самолеты, ни пароходы не могли сдвинуться с места. Везде был необходим процесс горения, которого бездушные боги лишили всю планету в один момент. Редкие рейсы совершались атомными подлодками и ледоколами, но на них можно было попасть, лишь выложив баснословную сумму. Многие страны принялись снимать с прикола древние парусные суда, больше походившие на музейные экспонаты, чем на реальные корабли.
По суше на дальние расстояния передвижение было возможно лишь по железным дорогам, и только на тех участках, которые были снабжены контактными проводами. Билеты на поезда стоили огромных денег. В городах перемещались в основном на велосипедах. Вскоре дошло даже до того, что в обиход вернулись экипажи, запряженные лошадьми, ведь двигатели внутреннего сгорания стали бесполезной грудой железа, и люди без сожаления выбрасывали свои дорогие авто на свалку. Хотя некоторые переделывали машины так, чтобы их могли тащить лошади, – вынимали двигатель, облегчали кузов, отвинчивали ненужные детали.
Остановились теплоэлектростанции. И магнитогидродинамические, и дизельные, и газопоршневые. Из ТЭЦ продолжили функционировать лишь геотермальные, коих насчитывался всего-то десяток-другой во всем мире. Внутреннего тепла Земли аномалия исчезновения огня, к счастью, не коснулась, иначе наша планета в считанные недели превратилась бы в кусок льда, а еще вероятнее – развалилась бы на части из-за перепада давления. Серьезных тектонических катаклизмов не возникло, хотя все действующие вулканы уснули и более не проявляли активности.
Энергию пришлось добывать не тепловыми способами. На полную мощность работали ГЭС, возводились все новые и новые плотины на могучих реках, совершенствовались уже существующие. Турбины вращались неустанно, давая крохи тепла людям и мизер электроэнергии бытовым приборам и механизмам. На равнинах все чаще можно было увидеть огромные лопасти ветряков, а в горах гигантские плоскости солнечных батарей. Возле крупных населенных пунктов воздвигались мощные АЭС, но темпы строительства оставляли желать лучшего, потому что многое из технологии монтажа пришлось менять хотя бы по причине невозможности сварки. Ни электрической, ибо плазма – тот же огонь, ни уж тем более газовой.
Зато «зеленые» просто запищали от радости. Ведь тех 9 миллиардов тонн углекислоты и прочей гадости, которые ежегодно выбрасывались в атмосферу, не стало. Дышать в мегаполисах действительно стало легче уже через месяц после того, как Гефест забрал огонь. Но, как вскоре выяснилось, пищать от восторга гринписовцы поторопились. Через некоторое время они с удивлением стали замечать, что количество предприятий по обогащению урана неуклонно растет. А уже спустя полгода выяснилось, что перерабатывать то дикое количество ядерных отходов, которое оставалось в сомнительно герметичных резервуарах многочисленных АЭС, ни у кого нет ни возможности, ни желания. Девать тонны буйно фонящего шлака было некуда, поэтому его решили топить в океанах. «Зеленым» вновь пришлось начать голосить и ругаться на чем свет стоит.
В экономических и политических сферах тоже произошли серьезные изменения. Нефтяные бароны и державы рухнули в одночасье. Зато стали возникать олигополии, владеющие основными источниками альтернативных энергоресурсов. Россия, Канада, США и Европа объединились в Северное Кольцо, которое стало самым серьезным политическим флюгером в мире. Даже Совет Безопасности ООН уже не имел того влияния, что раньше, потому что все его шишки перебрались на ключевые посты Кольца. Оппозицией Северному Кольцу, естественно, выступил весь Ближний Восток. Китай тоже не радовался подобному положению дел и время от времени похлопывал по пузатым бокам своих ядерных боеголовок. Япония, к всеобщему удивлению, сохраняла относительный нейтралитет.
Вести войны в привычном для человечества смысле слова, как и предсказывал Apec, стало невозможно по причине невозгорания пороха и недетонации взрывчатки. Военная промышленность развитых стран резво переключилась на создание новых видов оружия. Наименее энергоемким оказалась пневматика, и уже спустя месяц на вооружение стали поступать различные образцы ружей и даже автоматов, принцип действия которых был основан на энергии сжатого воздуха или иных газов. Особой популярностью пользовался небезызвестный автомат Калашникова, который русские умельцы переделали под пневматику. Правда, у него слегка уменьшилась скорострельность и увеличилась масса, но новый АКП все же не намного уступал своему «порохозарядному дедушке».
Ближний Восток и страны Северного Кольца, однако, не преминули воспользоваться химическим оружием – руки-то давно чесались, и всякая болтовня об уничтожении этого дерьма на протяжении многих десятилетий оставалась лишь болтовней. В первые же недели кризиса последовало несколько атак как с одной, так и с другой стороны. После того, как зарином-зоманом и прочими «приправами» потравили несколько миллионов людей всех вероисповеданий, пришлось немного остепениться. И в дальнейшем завязалось вялотекущее противостояние между Востоком и Западом, которое и войной-то толком нельзя было назвать. Так, гадили друг другу, делили энергоресурсы, демонстрировали накачанные ягодицы. Хорошо, хоть хватило ума не схватиться за ядерные кувалды…
Уровень жизни упал во всем мире. Даже Америке не удалось устоять после сокрушительного удара олимпийских богов. Не хватало продовольствия, теплой одежды и, конечно же, электроэнергии. Те, кто не успел приобрести электрообогреватели и микроволновки, в первое время были вынуждены жить в холоде и голоде. Даже в развитых странах, даже в крупных городах с современной инфраструктурой люди скатывались к нищете и преступности. Что уж говорить о провинции и странах третьего мира. Там наступило настоящее средневековье.
Сами боги появлялись то тут, то там. Развлекались, кутили, предавались плотским утехам – благо денег им хватало. По всей видимости, они заручились финансовой поддержкой каких-то крупных воротил, хотя на власть не претендовали. Более того, боги даже сами не пользовались огнем, несмотря на то, что Гефест мог делать это беспрепятственно, и у остальных скорее всего была подобная возможность. Этакий политкорректный книксен в сторону людей. Лицемерный, как и все остальные их поступки.
Зевс жил где-то в пригороде Нью-Йорка – по слухам, ему понравился этот гигантский мегаполис, да и уровень жизни там был более-менее сносный.
Apec с Афродитой много путешествовали, впрочем, Артемиду с Посейдоном тоже частенько видели в разных уголках света.
С покровителем водной стихии однажды произошла неприятная история, последствия которой в очередной раз потрясли весь мир…
В Лондоне, где они с Артемидой проводили уикэнд, портье одного из местных отелей чуток нахамил богу после того, как тот велел выгнать всех докучливых постояльцев вон. Что поделать – консервативные английские служащие до сих пор не привыкли к столь наглым клиентам… К тому же Посейдон не назвал себя, желая остаться инкогнито.
На следующее утро сдвиг литосферных плит в Атлантическом океане породил серию мощнейших подводных землетрясений. Сначала в северной части Бискайского залива образовалось несколько волн, которые едва сумели достичь берегов Франции и Англии. А спустя сутки начал свой путь роковой солитон, высота которого возле мыса Лендс-Энд достигла 56 метров.
Благо основную часть населения прибрежных районов, руководствуясь настойчивыми предупреждениями сейсмологов и океанологов, все же начали эвакуировать…
Посейдон в интервью хихикал и отнекивался, говорил, что он, мол, в лучшем случае отвечает за канализацию, но никак не за тектонические процессы…
Гигантская волна налетела на полуостров Корнуолл, как на киль перевернутой лодки. Разбившись на два исполинских потока, цунами понеслось к Бристольскому заливу на севере и в глубь пролива Ла-Манш на юге. Города и поселения, находящиеся возле берегов, буквально сметало плотной серо-синей стеной воды. Пензанс, Фалмут, Падстоу были стерты с лица земли в считанные минуты. Эта же участь вскоре постигла Бьюод и крупный порт Плимут. Захлестнув южную оконечность мыса Старт, волна завихрилась и ударила по Пейтону и Торки.
Отголоски цунами добрались до Суонси, Портсмута, Нормандских островов и даже до Брайтона. Также порядочно досталось северу Франции, а на берегах Бельгии возле Остенде разыгрался страшный восьмибалльный шторм…
Трагедия Великобритании потрясла весь мир. За неучтивость одного заносчивого клерка поплатилась целая страна.
Никто не мог предположить, что катастрофа подобного масштаба произойдет в относительно спокойном сейсмическом поясе, поэтому, несмотря на поспешную эвакуацию, погибло более тридцати тысяч человек, около семидесяти тысяч получили ранения и увечья, десятки тысяч считались пропавшими без вести. Лишившимся крова не было числа. Ущерб, нанесенный небывалым в истории человечества стихийным бедствием, оценивался британскими властями в миллиарды фунтов стерлингов.
Безусловно, вся Англия, начиная от Лондона и заканчивая Сандерлендом, была переполнена эвакуированными людьми и беженцами. Королева объявила траур, и все Соединенное Королевство приспустило государственные флаги.
Но потерявшим в панике голову людям было все равно. Уже на второй день столицу охватили гражданские беспорядки, справиться с которыми полиция оказалась не в силах. Властям пришлось вводить в Лондон регулярную армию. Но и это не помогло – толпа будто обезумела. Степенные, уверенные в непоколебимости своей империи англичане просто-напросто не были готовы к столь ужасной трагедии. В очередной раз пошатнулась одна из важнейших человеческих потребностей – потребность в личной безопасности. А потеря уверенности в завтрашнем дне зачастую влечет за собой безрассудство в дне сегодняшнем.
Мародеры громили витрины на центральных улицах, сектанты засыпали штурмовые отряды полиции камнями и бутылками, беженцы протестовали против всего на свете и требовали вернуть им кров. Премьер-министр рвал на себе волосы размеренными и обстоятельными движениями, присущими настоящему эсквайру.
Гуманитарная помощь поступала не только из европейских держав, России, США и Японии, но и из других стран, даже из тех, которые считали Великобританию своим врагом…
А Гефест продолжал самозабвенно лузгать семечки подсолнухов, потешаясь над самобытной выходкой Посейдона.
Боги жили своей богемной жизнью среди хаоса и несчастья.
Гера с Дионисом периодически впадали в длительные запои и, натрескавшись спиртного, принимались громить бары и рестораны местности, в которой на тот момент находились. Про дела Аида толком никто не знал, но говаривали, будто бог мертвых всерьез увлекся буддизмом…
– Чего встал?! Сойку или хлеб брать будешь? Максим вздрогнул и посмотрел на продавца, высунувшего в окошко сытую харю.
– Сойку, граммов восемьсот. И три батона. – Он сунул руку за пазуху и достал несколько мятых купюр.
Продавец трижды хлопнул по маленькому прилавку хлебом и принялся взвешивать соевое мясо. Соседи зашушукались. Долгов прекрасно знал, что его покупка – для многих непозволительная роскошь, барство. Мужичок, который уже заводил с Максимом беседу насчет быдла, легонько толкнул его в бок и негромко сказал:
– Говоришь – хибарничаешь, а жратвы набрал на неделю вперед. На хер врать-то?
Максим промолчал. Сунул продавцу деньги, сгреб в охапку хлеб и пакетик с сойкой и отошел в сторону. Мужичок проводил его обиженным взглядом.
Поправив капюшон, Долгов упаковал драгоценные покупки в плотный пакет и, сунув его себе под мышку, пошел прочь. Целый день был потерян в этой дурацкой очереди, где вся человеческая злоба рвется наружу, обливая вонючими волнами близстоящих. Целый день под этим унылым, опасным дождем. Целый очередной долбаный день.
Звездный бульвар был по-осеннему пуст. Лишь редкие прохожие спешили домой, чтобы не быть застигнутыми нависшими над городом сумерками, да стучали вдалеке подковами лошади, таща по мостовым разносортные брички и кареты. Фонари не горели, и поэтому сквозь пелену дождя деревья, дома, брошенные машины, мокрые тротуары – все это казалось каким-то полуреальным. По левую сторону, за жилыми кварталами, хмурое небо насквозь протыкал шпиль Останкинской телебашни.
Максим шел, глядя, как носки его крепких армейских ботинок мелькают внизу, сбивая на лету капли. Два или три раза в неделю приходилось совершать подобные вылазки в питачок, чтобы не сдохнуть с голоду. Они жили вместе с миниатюрной Маринкой, с которой когда-то работали вместе в пресс-службе, с Юркой Егоровым и хитрым Фрунзиком Герасимовым – Юркиным приятелем. Было тесно в двух не особенно больших комнатах, но вчетвером шанс выжить в нынешней Москве был гораздо выше, чем в одиночку. К тому же у них было общее дело, которым, чтобы окончательно не скатиться к средневековым манерам, приходилось заниматься. Без расчета на успех…
Подножка была поставлена умело. Максим полетел вперед, еле успев выставить перед собой ладони, чтобы не разбить лицо об асфальт. Пакет с едой откатился в сторону, один батон вывалился наружу и остался лежать в мутной луже.
Быстро вскочив на карачки, Долгов обернулся и встретился взглядом с давешним – прыщавым. Рядом с ним стояли еще двое ублюдков, поигрывая ножами и придерживая за руль единственный велосипед.
Значит, от самого питачка пасли, гниды.
– Превед, – оскалился прыщавый, нарочно коверкая звуки.
Максим сделал попытку подняться на ноги, но получил оглушающий удар ботинком по скуле и завалился на бок.
Лежать ни в коем случае было нельзя, иначе искалечат! Нужно было сопротивляться, не влезать в шкуру беспомощной жертвы!
Перед глазами, кроме пелены дождя, дрожала еще одна пелена – зыбкая, бледно-розовая, как после полновесного нокдауна. Подташнивало. Скорее всего – сотрясение мозга обеспечено. Но необходимо подняться на ноги.
Обязательно! Во что бы то ни стало!
Максим сплюнул, набросил капюшон и встал. Порешат или просто изобьют?
– Что, сука, боишься? – сказал один из ублюдков с ножом в руке. – Ментов нет рядом. С утра твой трупак обнаружат здесь люди, если, бля, до этого не найдут собаки или вороны не выклюют твои наглые зенки. Боишься, сучонок доморощенный?
Сегодня в северо-восточных питачках давали хлеб и соевое мясо. На сойку у многих денег не хватало, но люди все равно толкались, давили на соседей локтями и упорно удерживали свои позиции, чтобы урвать хотя бы килограмм-другой спрессованной серой массы с отрубями под гордым названием «батон московский».
Долгов пришел к ближайшему пункту продажи питания – в просторечии «питачку» – часов в пять утра, но уже более трехсот человек успели записаться перед ним – видимо, караулили с вечера.
Он как-то читал, что в конце прошлого века уже существовала система номерков. Во времена застоя, когда были перебои с продуктами питания, люди занимали очередь и отмечали свою позицию порядковым номером, который записывался прямо на руке. Вот и теперь не придумали ничего лучше, чем вернуться к давно испытанному способу.
Кто-то скажет, что за туфта! Возьми да и перепиши номерок, чтоб продвинуться вперед! Но на самом деле – не так все оказывается просто.
Вообще очередь – штука чрезвычайно хитрая. Ведь, как известно любому русскому человеку, кроме самого фактора последовательности, существует очень сильный психологический момент. Тебя запоминают соседи. И не приведи господь попытаться пролезть раньше положенного! Разорвут! Так и здесь – человека запоминают стоящие впереди и позади. Соответственно, фокус с переписыванием номерка заранее обречен на провал, а иногда – опасен для здоровья.
До сокровенного окошка оставалось еще метров двадцать, а значит – человек семьдесят.
Около полутора часов ожидания.
Максим смахнул с капюшона капли и оглянулся. Хвост очереди терялся в пелене бесконечного дождя.
В этом году октябрь выдался сопливый, что затрудняло перемещение по открытой местности без химзащитной куртки. Ближний Восток с неделю назад снова засыпал европейские страны Северного Кольца каким-то ядовитым дерьмом, которое до сих пор выпадало с осадками. До Москвы, конечно, доходило не так много, но облысеть можно было махом. А вот югу и юго-востоку России досталось по полной программе. Накануне по радио передавали, что химатака выкосила чуть ли не четверть населения Краснодарского края. Правда, в ответ Россия, Объединенная Европа и США ввели в Ирак очередную порцию миротворческих сил, которые зачищали города и деревушки с завидной скрупулезностью и рвением…
– Эй, есть посмолить?
Максим глянул на прыщавого парня лет двадцати, который неизвестно когда успел очутиться рядом и теперь таращился на него в упор немигающим, голодным взглядом шакала. Химзащиты на нем не было, поэтому лысина и красные пятна на лице удивления не вызывали.
– Не курю.
Парень шмыгнул носом и улыбнулся, отчего его уродливое рыло сделалось еще страшнее. Обнаружилось, что половина зубов отсутствует, а вторая половина – догнивает.
– Пустишь вперед? – не прекращая скалиться, поинтересовался парень. – А то номерок смыло, а в хибарке баба с пацаненком ждут.
– Не пущу.
Дикий оскал медленно сполз с его лица. Он еще некоторое время постоял рядом, а потом поднял левую руку, выставил два пальца и сделал движение возле головы Максима, будто сканировал его.
Долгов не шевельнулся, но на всякий случай сжал в кармане кисть в кулак.
– Ну смотри, сука. Я тебя запомнил. Больше в этот питачок лучше не ходи, – посоветовал прыщавый, отваливая в сторону и поднимая с асфальта свой старенький велосипед.
Максим разжал кулак и посмотрел, как тарабанят по удаляющейся лысине капли.
– Совсем обнаглели, – вздохнул стоящий сзади него мужичок. – За МКАД их гнать надо, чтобы допуск второго уровня – ни-ни.
– Коренные москвичи, – пожал плечами Долгов. – За штамп в паспорте прячутся, сволочи. И никогда не было ни баб постоянных, ни тем более детей у этих упырей.
– Ты смотри, сегодня аккуратней будь, когда домой пойдешь. Порешат ведь. Дом-то есть? Или хибарничаешь?
– Хибарничаю, – ответил Долгов, приподнимаясь на цыпочки и глядя поверх голов. Осталось человек шестьдесят – если кто-нибудь не решит устроить драку, то в течение часа подойдет и его очередь.
Максим соврал. Дом у него был.
На последнем этаже старой панельной двенадцатиэтажки на улице Цандера у Долгова имелась двухкомнатная квартира с маленькой кухонькой и крошечным раздельным санузлом.
Два года назад, когда началась вся катавасия с огнем, ему пришлось продать свою однокомнатную в центре, чтобы хоть как-то прожить в первое время. Электроэнергия тогда подорожала так, что даже не каждый обеспеченный москвич мог себе позволить расходовать ее почем зря. Тем более что в первые месяцы кризиса остановились практически все заводы, стали банкротиться предприятия и частные фирмы, а это, в свою очередь, привело к невиданному росту безработицы.
Нефть, уголь, газ обесценились. Транспорт был парализован, а регулярное сообщение между материками и вовсе прекратилось, ведь ни самолеты, ни пароходы не могли сдвинуться с места. Везде был необходим процесс горения, которого бездушные боги лишили всю планету в один момент. Редкие рейсы совершались атомными подлодками и ледоколами, но на них можно было попасть, лишь выложив баснословную сумму. Многие страны принялись снимать с прикола древние парусные суда, больше походившие на музейные экспонаты, чем на реальные корабли.
По суше на дальние расстояния передвижение было возможно лишь по железным дорогам, и только на тех участках, которые были снабжены контактными проводами. Билеты на поезда стоили огромных денег. В городах перемещались в основном на велосипедах. Вскоре дошло даже до того, что в обиход вернулись экипажи, запряженные лошадьми, ведь двигатели внутреннего сгорания стали бесполезной грудой железа, и люди без сожаления выбрасывали свои дорогие авто на свалку. Хотя некоторые переделывали машины так, чтобы их могли тащить лошади, – вынимали двигатель, облегчали кузов, отвинчивали ненужные детали.
Остановились теплоэлектростанции. И магнитогидродинамические, и дизельные, и газопоршневые. Из ТЭЦ продолжили функционировать лишь геотермальные, коих насчитывался всего-то десяток-другой во всем мире. Внутреннего тепла Земли аномалия исчезновения огня, к счастью, не коснулась, иначе наша планета в считанные недели превратилась бы в кусок льда, а еще вероятнее – развалилась бы на части из-за перепада давления. Серьезных тектонических катаклизмов не возникло, хотя все действующие вулканы уснули и более не проявляли активности.
Энергию пришлось добывать не тепловыми способами. На полную мощность работали ГЭС, возводились все новые и новые плотины на могучих реках, совершенствовались уже существующие. Турбины вращались неустанно, давая крохи тепла людям и мизер электроэнергии бытовым приборам и механизмам. На равнинах все чаще можно было увидеть огромные лопасти ветряков, а в горах гигантские плоскости солнечных батарей. Возле крупных населенных пунктов воздвигались мощные АЭС, но темпы строительства оставляли желать лучшего, потому что многое из технологии монтажа пришлось менять хотя бы по причине невозможности сварки. Ни электрической, ибо плазма – тот же огонь, ни уж тем более газовой.
Зато «зеленые» просто запищали от радости. Ведь тех 9 миллиардов тонн углекислоты и прочей гадости, которые ежегодно выбрасывались в атмосферу, не стало. Дышать в мегаполисах действительно стало легче уже через месяц после того, как Гефест забрал огонь. Но, как вскоре выяснилось, пищать от восторга гринписовцы поторопились. Через некоторое время они с удивлением стали замечать, что количество предприятий по обогащению урана неуклонно растет. А уже спустя полгода выяснилось, что перерабатывать то дикое количество ядерных отходов, которое оставалось в сомнительно герметичных резервуарах многочисленных АЭС, ни у кого нет ни возможности, ни желания. Девать тонны буйно фонящего шлака было некуда, поэтому его решили топить в океанах. «Зеленым» вновь пришлось начать голосить и ругаться на чем свет стоит.
В экономических и политических сферах тоже произошли серьезные изменения. Нефтяные бароны и державы рухнули в одночасье. Зато стали возникать олигополии, владеющие основными источниками альтернативных энергоресурсов. Россия, Канада, США и Европа объединились в Северное Кольцо, которое стало самым серьезным политическим флюгером в мире. Даже Совет Безопасности ООН уже не имел того влияния, что раньше, потому что все его шишки перебрались на ключевые посты Кольца. Оппозицией Северному Кольцу, естественно, выступил весь Ближний Восток. Китай тоже не радовался подобному положению дел и время от времени похлопывал по пузатым бокам своих ядерных боеголовок. Япония, к всеобщему удивлению, сохраняла относительный нейтралитет.
Вести войны в привычном для человечества смысле слова, как и предсказывал Apec, стало невозможно по причине невозгорания пороха и недетонации взрывчатки. Военная промышленность развитых стран резво переключилась на создание новых видов оружия. Наименее энергоемким оказалась пневматика, и уже спустя месяц на вооружение стали поступать различные образцы ружей и даже автоматов, принцип действия которых был основан на энергии сжатого воздуха или иных газов. Особой популярностью пользовался небезызвестный автомат Калашникова, который русские умельцы переделали под пневматику. Правда, у него слегка уменьшилась скорострельность и увеличилась масса, но новый АКП все же не намного уступал своему «порохозарядному дедушке».
Ближний Восток и страны Северного Кольца, однако, не преминули воспользоваться химическим оружием – руки-то давно чесались, и всякая болтовня об уничтожении этого дерьма на протяжении многих десятилетий оставалась лишь болтовней. В первые же недели кризиса последовало несколько атак как с одной, так и с другой стороны. После того, как зарином-зоманом и прочими «приправами» потравили несколько миллионов людей всех вероисповеданий, пришлось немного остепениться. И в дальнейшем завязалось вялотекущее противостояние между Востоком и Западом, которое и войной-то толком нельзя было назвать. Так, гадили друг другу, делили энергоресурсы, демонстрировали накачанные ягодицы. Хорошо, хоть хватило ума не схватиться за ядерные кувалды…
Уровень жизни упал во всем мире. Даже Америке не удалось устоять после сокрушительного удара олимпийских богов. Не хватало продовольствия, теплой одежды и, конечно же, электроэнергии. Те, кто не успел приобрести электрообогреватели и микроволновки, в первое время были вынуждены жить в холоде и голоде. Даже в развитых странах, даже в крупных городах с современной инфраструктурой люди скатывались к нищете и преступности. Что уж говорить о провинции и странах третьего мира. Там наступило настоящее средневековье.
Сами боги появлялись то тут, то там. Развлекались, кутили, предавались плотским утехам – благо денег им хватало. По всей видимости, они заручились финансовой поддержкой каких-то крупных воротил, хотя на власть не претендовали. Более того, боги даже сами не пользовались огнем, несмотря на то, что Гефест мог делать это беспрепятственно, и у остальных скорее всего была подобная возможность. Этакий политкорректный книксен в сторону людей. Лицемерный, как и все остальные их поступки.
Зевс жил где-то в пригороде Нью-Йорка – по слухам, ему понравился этот гигантский мегаполис, да и уровень жизни там был более-менее сносный.
Apec с Афродитой много путешествовали, впрочем, Артемиду с Посейдоном тоже частенько видели в разных уголках света.
С покровителем водной стихии однажды произошла неприятная история, последствия которой в очередной раз потрясли весь мир…
В Лондоне, где они с Артемидой проводили уикэнд, портье одного из местных отелей чуток нахамил богу после того, как тот велел выгнать всех докучливых постояльцев вон. Что поделать – консервативные английские служащие до сих пор не привыкли к столь наглым клиентам… К тому же Посейдон не назвал себя, желая остаться инкогнито.
На следующее утро сдвиг литосферных плит в Атлантическом океане породил серию мощнейших подводных землетрясений. Сначала в северной части Бискайского залива образовалось несколько волн, которые едва сумели достичь берегов Франции и Англии. А спустя сутки начал свой путь роковой солитон, высота которого возле мыса Лендс-Энд достигла 56 метров.
Благо основную часть населения прибрежных районов, руководствуясь настойчивыми предупреждениями сейсмологов и океанологов, все же начали эвакуировать…
Посейдон в интервью хихикал и отнекивался, говорил, что он, мол, в лучшем случае отвечает за канализацию, но никак не за тектонические процессы…
Гигантская волна налетела на полуостров Корнуолл, как на киль перевернутой лодки. Разбившись на два исполинских потока, цунами понеслось к Бристольскому заливу на севере и в глубь пролива Ла-Манш на юге. Города и поселения, находящиеся возле берегов, буквально сметало плотной серо-синей стеной воды. Пензанс, Фалмут, Падстоу были стерты с лица земли в считанные минуты. Эта же участь вскоре постигла Бьюод и крупный порт Плимут. Захлестнув южную оконечность мыса Старт, волна завихрилась и ударила по Пейтону и Торки.
Отголоски цунами добрались до Суонси, Портсмута, Нормандских островов и даже до Брайтона. Также порядочно досталось северу Франции, а на берегах Бельгии возле Остенде разыгрался страшный восьмибалльный шторм…
Трагедия Великобритании потрясла весь мир. За неучтивость одного заносчивого клерка поплатилась целая страна.
Никто не мог предположить, что катастрофа подобного масштаба произойдет в относительно спокойном сейсмическом поясе, поэтому, несмотря на поспешную эвакуацию, погибло более тридцати тысяч человек, около семидесяти тысяч получили ранения и увечья, десятки тысяч считались пропавшими без вести. Лишившимся крова не было числа. Ущерб, нанесенный небывалым в истории человечества стихийным бедствием, оценивался британскими властями в миллиарды фунтов стерлингов.
Безусловно, вся Англия, начиная от Лондона и заканчивая Сандерлендом, была переполнена эвакуированными людьми и беженцами. Королева объявила траур, и все Соединенное Королевство приспустило государственные флаги.
Но потерявшим в панике голову людям было все равно. Уже на второй день столицу охватили гражданские беспорядки, справиться с которыми полиция оказалась не в силах. Властям пришлось вводить в Лондон регулярную армию. Но и это не помогло – толпа будто обезумела. Степенные, уверенные в непоколебимости своей империи англичане просто-напросто не были готовы к столь ужасной трагедии. В очередной раз пошатнулась одна из важнейших человеческих потребностей – потребность в личной безопасности. А потеря уверенности в завтрашнем дне зачастую влечет за собой безрассудство в дне сегодняшнем.
Мародеры громили витрины на центральных улицах, сектанты засыпали штурмовые отряды полиции камнями и бутылками, беженцы протестовали против всего на свете и требовали вернуть им кров. Премьер-министр рвал на себе волосы размеренными и обстоятельными движениями, присущими настоящему эсквайру.
Гуманитарная помощь поступала не только из европейских держав, России, США и Японии, но и из других стран, даже из тех, которые считали Великобританию своим врагом…
А Гефест продолжал самозабвенно лузгать семечки подсолнухов, потешаясь над самобытной выходкой Посейдона.
Боги жили своей богемной жизнью среди хаоса и несчастья.
Гера с Дионисом периодически впадали в длительные запои и, натрескавшись спиртного, принимались громить бары и рестораны местности, в которой на тот момент находились. Про дела Аида толком никто не знал, но говаривали, будто бог мертвых всерьез увлекся буддизмом…
– Чего встал?! Сойку или хлеб брать будешь? Максим вздрогнул и посмотрел на продавца, высунувшего в окошко сытую харю.
– Сойку, граммов восемьсот. И три батона. – Он сунул руку за пазуху и достал несколько мятых купюр.
Продавец трижды хлопнул по маленькому прилавку хлебом и принялся взвешивать соевое мясо. Соседи зашушукались. Долгов прекрасно знал, что его покупка – для многих непозволительная роскошь, барство. Мужичок, который уже заводил с Максимом беседу насчет быдла, легонько толкнул его в бок и негромко сказал:
– Говоришь – хибарничаешь, а жратвы набрал на неделю вперед. На хер врать-то?
Максим промолчал. Сунул продавцу деньги, сгреб в охапку хлеб и пакетик с сойкой и отошел в сторону. Мужичок проводил его обиженным взглядом.
Поправив капюшон, Долгов упаковал драгоценные покупки в плотный пакет и, сунув его себе под мышку, пошел прочь. Целый день был потерян в этой дурацкой очереди, где вся человеческая злоба рвется наружу, обливая вонючими волнами близстоящих. Целый день под этим унылым, опасным дождем. Целый очередной долбаный день.
Звездный бульвар был по-осеннему пуст. Лишь редкие прохожие спешили домой, чтобы не быть застигнутыми нависшими над городом сумерками, да стучали вдалеке подковами лошади, таща по мостовым разносортные брички и кареты. Фонари не горели, и поэтому сквозь пелену дождя деревья, дома, брошенные машины, мокрые тротуары – все это казалось каким-то полуреальным. По левую сторону, за жилыми кварталами, хмурое небо насквозь протыкал шпиль Останкинской телебашни.
Максим шел, глядя, как носки его крепких армейских ботинок мелькают внизу, сбивая на лету капли. Два или три раза в неделю приходилось совершать подобные вылазки в питачок, чтобы не сдохнуть с голоду. Они жили вместе с миниатюрной Маринкой, с которой когда-то работали вместе в пресс-службе, с Юркой Егоровым и хитрым Фрунзиком Герасимовым – Юркиным приятелем. Было тесно в двух не особенно больших комнатах, но вчетвером шанс выжить в нынешней Москве был гораздо выше, чем в одиночку. К тому же у них было общее дело, которым, чтобы окончательно не скатиться к средневековым манерам, приходилось заниматься. Без расчета на успех…
Подножка была поставлена умело. Максим полетел вперед, еле успев выставить перед собой ладони, чтобы не разбить лицо об асфальт. Пакет с едой откатился в сторону, один батон вывалился наружу и остался лежать в мутной луже.
Быстро вскочив на карачки, Долгов обернулся и встретился взглядом с давешним – прыщавым. Рядом с ним стояли еще двое ублюдков, поигрывая ножами и придерживая за руль единственный велосипед.
Значит, от самого питачка пасли, гниды.
– Превед, – оскалился прыщавый, нарочно коверкая звуки.
Максим сделал попытку подняться на ноги, но получил оглушающий удар ботинком по скуле и завалился на бок.
Лежать ни в коем случае было нельзя, иначе искалечат! Нужно было сопротивляться, не влезать в шкуру беспомощной жертвы!
Перед глазами, кроме пелены дождя, дрожала еще одна пелена – зыбкая, бледно-розовая, как после полновесного нокдауна. Подташнивало. Скорее всего – сотрясение мозга обеспечено. Но необходимо подняться на ноги.
Обязательно! Во что бы то ни стало!
Максим сплюнул, набросил капюшон и встал. Порешат или просто изобьют?
– Что, сука, боишься? – сказал один из ублюдков с ножом в руке. – Ментов нет рядом. С утра твой трупак обнаружат здесь люди, если, бля, до этого не найдут собаки или вороны не выклюют твои наглые зенки. Боишься, сучонок доморощенный?