Палий Сергей Викторович. Чужой огонь

   – Пусть тебя отребье скурвленное боится, сволочь, – прошипел Максим и со всей дури пнул его носком берца под коленную чашечку.
   Парень упал как подкошенный и утробно завыл от дикой боли. Теперь ему остаток жизни придется с огромным неудобством по ступенькам ходить.
   Прыщавый ударил Долгова справа.
   Хорошо поставленным боксерским хуком.
   Точно в то же место, в которое недавно попал ногой…
   Перед глазами Максима мелькнули ветки деревьев на фоне темнеющего неба, и он завалился навзничь, приложившись вдобавок затылком об асфальт. Последнее, что он успел почувствовать перед тем, как провалиться в тошнотворную бездну, был жесткий пинок по почке. И несколько противных плевков дождя в лицо…
 
   – Да если бы те двое мужиков мимо не проходили, тебе все кости б переколотили, – хмыкнул Юрка, подавая Максиму чашку с кипятком и маленький кусочек весового шоколада. – Пришлось им всю жрачку отдать, которую ты купил, в качестве вознаграждения за спасение тебя любимого.
   Долгов убрал от лица платок с колотым льдом и еще раз посмотрел на себя в осколок зеркала. Ну и разукрасили! Полморды – один сплошной фингал. Ладно хоть руки-ноги целы остались, да печенку не отбили. Правда, тупо болела левая почка, и на спине была неглубокая резаная рана, но это – ерунда.
   Больше всего ему было обидно за отданную еду, ради которой он целый день простоял в этой пресловутой очереди. Теперь придется до вторника питаться скудными заначками.
   Маринка вышла из ванной и остановилась перед Максимом, укоризненно покачивая головой. В тусклом свете единственной двадцативаттки она была похожа на ведьмочку – волосы не уложены, на худющем теле какой-то древний сарафанчик, руки в боки.
   – Ну, – вздохнув, произнесла она, – тебе трудно было пустить этого хама вперед? Спринципиальничал?
   – Вот это неологизм, – попытался сменить тему Долгов, улыбнувшись здоровой половиной лица. – Я даже не выговорю, наверное. Как там? Спринпици… Тьфу ты!
   – Ты не язви, не язви, – нахмурилась Маринка. – Теперь придется в другой питачок ходить, который аж на Рижской. И оглядываться все время – не пасут ли: эти шакалы обиду долго помнят, сам знаешь. Им-то терять нечего.
   – Да ладно тебе, как-нибудь переживем, – отмахнулся Долгов.
   – Пережуем, – вставил Юрка.
   – И пережуем, – согласился Максим. – А косточки выплюнем.
   – Вы невозможны! – всплеснула тонюсенькими руками Маринка. – Оба!
   В прихожей послышался лязг отпираемой двери, и уже через несколько секунд в квартиру ворвался Фрунзик. Его бледное лицо альбиноса, которое в полумраке казалось физией мертвяка, сияло, а красноватые глаза казались призрачно-серыми. Он постоял некоторое время, позволив всем остальным налюбоваться своим счастливым видом, и только потом заорал:
   – Нашел!!!
   Маринка вздрогнула от этого душераздирающего вопля. А когда до нее дошел смысл сказанных слов, бедная девчонка даже села от неожиданности – благо сзади был продавленный диван, а то бы так и шлепнулась попой на пол.
   – Представляете, – взахлеб начал рассказывать Фрунзик, параллельно снимая химзащитку, – я сумел пробраться внутрь Садового через перегон метро! Между «Смоленкой» и «Арбатской» какие-то умельцы расковыряли заваренные входы, ну и целых пять часов шныряли туда-сюда, пока менты им по жопам дубинками не накостыляли. И не зваться бы мне Фрун-зиком, если б я не использовал такой шанс! Я пробрался в архив ФСБ… Тихо! Молчать! Не спрашивайте меня – как? Это останется моей личной гомосексуальной тайной до могилы! Так вот, пробрался я в эту кротовью нору и проглядел материалы разработки по нему… Ого, Макс! Что это у тебя с хрюслом?
   – Не томи, зараза! – рявкнул Долгов. – Где? Фрунзик поиграл бровями, гнусно улыбнулся и до омерзения таинственным шепотом сообщил:
   – Под Томском. Там какая-то секретная «дурка» есть. Видно, Зевс и компашка туда его запихали еще до своего появления на играх, ведь до этого он в Кащенко был. Хотя по гэбэшным делам тоже проходит – что-то во всем этом странное имеется.
   – Это ж около двух с половиной тысяч кэмэ, – сказал Юрка Егоров упавшим голосом. – Как мы доберемся? Пешкодралом? На совдеповских великах?
   – Вот давайте и подумаем, как добраться, – фыркнул Фрунзик, почесав нечеловечески отвисшие мочки ушей. – Чего разнылся-то сразу? И, к слову… до Томска около трех тысяч километров.
   Егоров лишь обреченно махнул рукой. Он был самым пессимистичным балластом их маленькой компании.
   – О! Чуть не забыл! Я ж там в центре, возле Лубянки, еще кое-что выменял у местного барыги, который некоторых членов Правительства снабжает…
   Максим открыл рот, но Фрунзик протестующе выставил вперед белесые ладони:
   – Не спрашивай.
   Маринка хихикнула, забравшись на диван с ногами. За окном шарахнуло так, что у всех уши заложило. Начиналась гроза.
   – Это знак! – назидательно поднимая указательный палец, сказал Фрунзик. – Знак к свершениям! Оп-ля!
   Он извлек из-за пазухи бутылку арманьяка с кривоватым горлышком. Максиму показалось, что Юрка при виде такой роскоши даже пустил слюну из уголка рта.
 
   Старые кожаные кресла, диванчик, неверный свет, бокал с арманьяком и приятные собеседники – что еще нужно для счастья? Пожалуй, камин. Но этого ребята себе позволить не могли по двум причинам: во-первых, не было самого камина, во-вторых – огня.
   Зато был масляный электрообогреватель, стоявший возле наглухо заклеенной балконной двери, и работающий на четверть мощности по причине жесткой экономии энергии.
   – А что, если, пока мы отсутствуем, сюда кто-нибудь вселится? – предположил Егоров, вальяжно развалившись в кресле и катая в пальцах бокал с благородным напитком. Он уже порядком захмелел.
   – Как вселится, так и выселится, – сказал Максим. – Оставаться в квартире никому нельзя, нужно держаться вместе.
   – Да, – согласно кивнула Маринка. – Если все же решим добраться до Томска, то поедем все.
   – Фигли решать? – пожал плечами Фрунзик. – Сколько мы уже ищем его? Полгода? Больше?… И вот теперь, когда известно последнее местонахождение, осталось лишь подобраться к нему и все разузнать.
   – При условии, если он вменяем хотя бы на йоту, – уточнил Максим.
   – Будем надеяться.
   Юра внезапно поставил свой бокал на столик, чуть не расплескав остатки содержимого, и потер пальцами глаза, которые устали от вечно тусклого освещения.
   – Бред какой-то… – произнес он. – Вам не кажется, что все наши домыслы от недожора, недотраха и банального холода?
   Маринка, Фрунзик и Максим с удивлением уставились на него. Егоров отнял руки от лица, обвел всех по очереди хмурым взглядом и вдруг громко и с неожиданной злобой сказал:
   – Ну, чего таращитесь?! Сами подумайте, насколько вероятна та гипотеза, которую мы приняли за аксиому?
   Максим тоже отставил свой бокал и ответил:
   – Настолько же вероятна, насколько невероятна. И пока она не проверена, лучшего никто не предложит. Или у тебя есть другая гипотеза на роль аксиомы, а?
   – Есть одна, – огрызнулся Юрка. – Мы в дерьме. И никакой свихнувшийся астронавт нас из него не вытащит!
   – Тебе нельзя пить, – тихо сказала Маринка. – Юр, не надо больше, ладно?
   Егоров насупился, но возражать не стал. Лишь тягостно вздохнул.
   Их гипотеза, автором которой являлся Фрунзик, пожалуй, и впрямь была слишком смела. Но кроме нее, к сожалению, ничего в распоряжении не имелось…
   Фрунзик предположил, что боги не могли находиться на Земле все время, потому что в этом случае обнаруживалось слишком много нестыковок. И в общем-то они лежали на поверхности.
   Во-первых, Зевс сам обмолвился во время пафосного появления на Олимпиаде, что, мол, «мы изучили историю вашего общества и пришли к выводу…». Бла-бла-бла. Изучили! Зачем всеведущим богам изучать историю людей? Да затем, что они не всегда были в курсе событий, а значит, либо спали где-нибудь на планете, либо находились вне пределов Земли. Ученые и спецслужбы многих стран перекопали гору Олимп в Греции вдоль и поперек, также они по камушкам разобрали места древних захоронений, склепов, мемориалов, акрополей и прочего тлена. Никаких следов пребывания богов на планете не было обнаружено, а верить в их небесную сущность, магические составляющие и эфирное происхождение как-то не хотелось – это было бы совсем пошло, несмотря на крах многих научных воззрений.
   Во-вторых. На кой ляд громовержцу и его, так скажем, соратникам понадобились консультанты? Боги очень неплохо разбирались в каких-то общих теориях и глобальных понятиях, но они подчас оказывались интеллектуально беспомощны в незначительных детальках, в тонкостях быта и психологии. Это могло означать только одно – отсутствие опыта в частностях. А последнее, в свою очередь, подразумевало, что они не только не всегда были в курсе событий, но вообще лишь недавно стали познавать современную Землю. При этом, будучи в курсе социологических, экономических, политических и прочих теорий человечества в целом. Парадокс? Несомненно.
   И третье – совсем уж непонятное. Почему именно олимпийские боги? Почему, к примеру, не славянские языческие? Или, скажем, не скандинавские? Да мало ли религий, где процветает многобожие! Ан нет, именно Зевс и компания.
   Случайности? Совпадения?
   Возможно.
   Но тут вдруг всплывает очень интересный факт. За два года до появления богов произошла странная история с экипажем корабля «Конкистадор», который совершал экспедицию к Марсу. Непонятная история. Загадочная.
   Снова совпадение?
   Не исключено. Ведь наш мир настолько невероятен по своей сути, что совпадения тут случаются слишком часто.
   И снова – «но».
   Один из членов экипажа все же сумел спастись с межпланетника, на огромной скорости ушедшего в недра Солнца. Астроном Святослав Торик.
   По данным СМИ, сотрудников управления информации «Роскосмоса» и пресс-службы NASA, a также пресс-центров других организаций, имеющих отношение к этому полету, «Конкистадор» исчез с экранов следящих комплексов 16 апреля 2010 года. Некоторые специалисты предполагали, что на межпланетнике вышла из строя система навигации, он потерял управление и, сойдя с орбиты, упал на поверхность Марса.
   Молчание длилось долгие месяцы, гнетя всех людей. Пугая.
   И вдруг, спустя полгода тягостного неведения, корабль возникает в опасной близости от Земли. Событие само по себе очень странное, потому что ни одна из космических обсерваторий, ни МКС-2, ни орбитальные спутники слежения не фиксировали приближения «Конкистадора» до тех пор, пока он на огромной скорости не появился в нескольких световых секундах от нашей планеты. Но дальше начинается самое загадочное во всей этой истории! Межпланетник, не отвечая ни на какие позывные, неожиданно изменяет курс и направляется в сторону Солнца. Одновременно от корабля отстыковывается спасательная шлюпка и падает в Тихий океан, сойдя с орбиты на автоматике. На борту обнаруживают одного из членов экипажа – российского астронома Святослава Торика, который находится в состоянии сильнейшего умственного расстройства. У него наблюдается моторная афазия, то есть полная утрата речевых функций, и абсолютная дезориентация во времени и пространстве…
   После этого информация о местонахождении выжившего члена экипажа с запоминающейся фамилией строго засекречивается. По официальным данным, беднягу помещают в клинику имени Кащенко под неусыпный надзор спецслужб.
   И вот тут возникает несколько чрезвычайно любопытных вопросов.
   Раз. Как смог человек в состоянии умопомешательства выжить в течение стольких месяцев в пространстве?
   Два. Куда исчезли остальные члены экипажа?
   Три. Торик ли изменил курс корабля в последний момент?
   Четыре. Как «Конкистадор» мог оставаться незамеченным для современных средств комической локации?
   И самый главный вопрос: что же все-таки произошло там, в холодном космосе, в миллионах километров от нас, на далекой планете Марс?…
   – Если б только знать наверняка насчет второй спасательной капсулы, – задумчиво проговорил Максим. – Ушла ли она вместе с кораблем к Солнцу или приземлилась где-нибудь в пустыне, неся на борту одиннадцать…
   Он запнулся, глядя на черно-фиолетовые тучи за окном.
   – Кого? – зябко пожала плечами Маринка. – Одиннадцать богов?
   – Не знаю, – ответил Максим после долгой паузы. – Не знаю.
   Оглушительно бахнуло.
   Фрунзик вздрогнул и тоже посмотрел за окно.
   – Гром без молнии. Уже столько времени прошло, а все никак не могу привыкнуть. Кошмар.
   – Феномен, – поправил Долгов.
   – А я все же не понимаю, почему молний не стало во время грозы. Это же электричество, а не огонь, – сказала Маринка. – И звук ведь от разряда рождаться должен, а не просто так. Верно?
   – Ну-у… Зевс же громовержец, а не молниеносец, – попытался пошутить Максим.
   Никто не улыбнулся.
   Снова бахнуло. И где-то далеко, внутри темных туч, покатилось неуклюжее эхо.

Глава вторая

   Бывает, что люди совершают поступки, вероятность успешного исхода которых очень низка. И участники той или иной авантюры прекрасно это понимают. Но тем не менее совершают такие поступки: ищут, идут, любят, крадут, стремятся, бьют, делают что-то еще… А ведь зачастую успешного итога не случается. Но люди – это единственные, пожалуй, существа во Вселенной, которые осмеливаются столько нахально выступать против теории вероятности.
   Квартиру пришлось сдать внаем двум добропорядочным на вид женщинам, которые утверждали, будто вернулись в родную Москву, но обнаружили, что их жилье уже занято чужими людьми. Дамы оказались щедрыми и уплатили аванс за три месяца – поэтому вырученных денег хватило, чтобы купить четыре билета на поезд до Екатеринбурга, и еще осталось на питание. С наемщицами заключили договор, заверив его у местного нотариуса, но Максима все равно не покидало ощущение, что он теряет жилище.
   На вокзале толпилось множество людей, жаждущих пробиться в поезд на халяву, – кому-то из них осточертела Москва, и они готовы были жить в средневековой глубинке, нежели в полной преступности столице, кто-то хотел попасть к родственникам в другие города, а некоторым просто некуда было больше податься, ведь даже хибарок на всех не хватало. Но перед перронами стояли заслоны милиции и тщательно проверяли проездные документы.
   Пока Маринка, Юра, Фрунзик и Максим продирались сквозь толпу, у них дважды пытались вырвать из рук скарб и стащить из карманов билеты.
   Первый раз Фрунзик поймал за запястье подростка лет четырнадцати с гигантской гематомой возле левого глаза. Пацан тут же состроил жалобную физиономию и заскулил:
   – Дядечка, родненький, не бейте! Матушка померла, бати отродясь не было – сироткой остался… Кушать хочется, аж пузо пухнет! Уже неделю воском свечным питаюсь…
   – А щель в заднице ты себе не замазываешь воском? – зло зашипел Фрунзик, зыркнув на воришку красными глазами.
   Пацан ощерился и попытался вырваться. Но Фрунзик крепче схватил его за руку и подтянул к себе.
   – Воровать – плохо! Понял, гаденыш? Понял, я спрашиваю?
   – И без тебя знал, бледномордый! – с неожиданной ненавистью в голосе огрызнулся пацан. – Пусти! А то царапну – я спидозный!
   Фрунзик быстро отдернул руку от мальчишки, и тот мигом нырнул в людской поток. Наверняка – в поисках очередной жертвы.
   – Бендер недобитый, – хмыкнул Юрка, хлопая Фрунзика по плечу. – Ты бы ему еще яблоком вдогонку засветил. Ладно, двинули.
   Но не успели друзья сделать и пары шагов, как произошла вторая попытка кражи. На этот раз вора обнаружила Маринка. Она отдернула сумку, попятилась назад и уперлась спиной в Максима. Долгов тут же схватил за шиворот мазурика и рывком развернул его к себе…
   На него смотрели пустые рыбьи глаза… женщины.
   На вид – лет пятьдесят. Бедно, но со вкусом одета, седые волосы собраны в тугой пучок, в руках исцарапанный диск с каким-то фильмом.
   – Зачем? – растерянно прошептал Максим, забывая, что его слова теряются в гуле толпы.
   Женщина промолчала. Ее кто-то толкнул, но она лишь пошатнулась, не пытаясь бежать. Продолжая смотреть на Долгова пустым взглядом.
   – Зачем вы хотели украсть сумку? – громко крикнул он. Несколько ближайших прохожих обернулись, но тут же снова пошли своим путем, не найдя ничего интересного.
   – Зачем?! – заорал Максим. – Ведь вы могли спросить!
   Маринка дернула его за рукав химзы и тихонько сказала:
   – Не надо, Макс…
   – Почему, почему вы не спросили? – еще громче крикнул Долгов. – Это ведь так просто! Сказать слово! Почему?
   И тут женщина улыбнулась, пуская лучики морщинок вокруг рыбьих глаз.
   Вместо языка виднелся темный обрубок давно зажившей плоти.
   Маринка махом потеряла сознание, и Юрка еле успел подхватить ее под мышки. А Максим еще несколько секунд смотрел на страшный оскал в упор – до тех пор, пока горячая влага не взорвалась в его глазах.
   Он так хотел, чтобы это были слезы.
   Но это были не они.
   Это был неуклюжий плевок.
 
   Сев в переполненный плацкартный вагон, друзья заняли свои полки и развернули бумажный пакет с провиантом. С соседних мест сразу стали поворачиваться любопытные носы, но Фрунзик встал, сдернул потертое одеяло из верблюжьей шерсти и занавесил проход, создав отдаленную иллюзию купе.
   – Максим, перестань молчать, – сказала Маринка, дотрагиваясь до плеча Долгова.
   Он вздрогнул и вдруг прижал девушку к себе. Крепко, отчаянно, будто кто-то сейчас мог отнять ее.
   Юрка Егоров и Фрунзик Герасимов принялись резать черствый хлеб и отщипывать равные кусочки сойки, они очень, очень старались не поднимать глаз. А Максим сжимал опешившую Маринку все сильнее, и сильнее, и еще сильнее – до тех пор, пока она не засипела от нехватки воздуха. Тогда он отпустил ее и отвернулся к окну.
   Поезд дернулся, и все вокруг сдвинулось чуточку назад. И еще чуточку, только быстрее. И еще немного. И еще.
 
   За МКАДом состав лязгнул сцепами и замер. Таможенники, выполняющие заодно и функции пограничников, громыхая сапогами, стали заходить в вагоны и проверять документы у всех пассажиров.
   Сдернув одеяло, мужик в зеленой форме с гербом Москвы на рукаве бесцеремонно уселся на полку Маринки и окинул девушку заинтересованным взглядом. Второй остался стоять в проходе, придерживая холеную немецкую овчарку на коротком поводке.
   – Что вывозим? – участливо поинтересовался таможенник. – Ценности, произведения искусства, электроприборы?
   – Ничего, – хмуро ответил Юрка. – Жратву в дорогу и сменное белье.
   Таможенник нехотя оторвал взор от Маринкиных ножек и посмотрел на него.
   – А куда направляемся?
   – В Екатеринбург.
   – Что, в столице не понравилось?
   – Везде хреново.
   – Ну хорошо. А какова цель визита?
   – К друзьям. На похороны.
   – Сами – москвичи?
   – Да.
   – Паспорта давайте.
   Все достали из внутренних карманов химзащиток документы и положили на стол. Таможенник стал их скрупулезно изучать, бормоча себе под нос:
   – Сами понимаете, прут что ни попадя из Москвы. Нагло прут. Обогреватели, микроволновки, другие дефицитные приборы. Недавно вообще курьез приключился: умелец один пытался небольшой холодильник и электроплиту вывезти. В сортире вагонном умудрился спрятать на время прохождения контроля. Еле вытащили. Отнекивался потом – мол, как же я мог затащить… – Погранец пожевал губами, разглядывая фото Маринки. Продолжил: – А обратно – в столицу – люди едут. Без здешней прописки, а значит, и без допуска второго уровня. Ну и как мне их в пределы МКАДа пускать? Не положено. Тоже, юродивые, изгаляются. То на третьей полке одеялами забаррикадируются, то между вагонами раскорячатся, то на крыше распластаются. Один под вагоном ухитрился прицепиться за кронштейны какие-то – собаки учуяли, лай подняли. Он с испугу отвалился и лежит на шпалах, глазами лупает… Фрунзик?
   Таможенник удивленно поднял глаза и вперился в Герасимова.
   – Фрунзик, – с вызовом ответил тот.
   – И альбинос, – утвердительно кивнул таможенник.
   – И альбинос, – выдавил Герасимов.
   – То есть – альбинос Фрунзик? – еще раз уточнил таможенник.
   Герасимов злобно потер отвисшие мочки ушей и взорвался:
   – А вдруг я еще и педик?!
   Собака в коридоре на всякий случай гавкнула. Таможенник вздохнул и пожал плечами.
   – Тогда вас точно придется обыскать.
   Юрка не выдержал и хихикнул. Даже сумрачный последние полчаса Максим отвернулся от окна и посмотрел на бледно-зеленое от гнева лицо Фрунзика.
   – Давайте! Валяйте! – зафырчал Герасимов, извлекая свою сумку из-под полки. – И не зваться мне Фрунзиком, если хоть что-то найдете!
   – А вы не шумите, не шумите! – сказал из прохода второй таможенник. – Все, что нужно, мы обязательно найдем…
   В течение следующих пяти минут под возмущенные возгласы пассажиров из других концов вагона погранцы шерстили шмотки, вываливая их прямо на пол. После этого они обыскали всех четверых лично. С особым удовлетворением первый таможенник провел руками по исхудавшей фигурке Маринки. Максим дернулся было, но девушка просяще посмотрела на него, и Долгову пришлось сдержаться, чтобы не врезать наглецу по морде.
   – Странно, – резюмировал наконец таможенник. – Первый раз наблюдаю столь подозрительную картину – сидит передо мной альбинос Фрунзик, и нет у него никакой контрабанды.
   Соседние пассажиры заржали в голос.
   Герасимов вскинул на ухмыляющегося таможенника красные глаза, которые от злости приобрели и вовсе багряный оттенок, и выцедил сквозь зубы:
   – То есть обычно вы ловите альбиносов по имени Фрунзик с рюкзаком героина? По десять человек на дню?
   Пассажиры чуть не свалились со своих полок. Юрка уронил голову на грудь в немом приступе хохота, а Маринка, хихикая, уткнулась в плечо Долгова.
   Самодовольная ухмылка сползла с лица таможенника, и он рявкнул:
   – А вот шуточки держи при себе, гражданин ф-ф-ф… Фрунзик.
   Он развернулся и вышел в проход, чуть не отдавив лапы служебной псине…
   Через десять минут поезд, поскрипывая на стрелках, выехал за пределы Москвы.
   Отопления, конечно же, не было, титан возле купе проводника давно пустовал, за окном бесновался промозглый октябрьский ветер, сующий тонкие пальцы сквозняков во все щели. А в одном из тамбуров – под магниевой табличкой с надписью «Не курить!» – был пририсован издевательский смайлик.

* * *

   Стемнело резко и неожиданно, как всегда бывает осенью. Свет в вагоне включили на треть мощности, поэтому стало вдвойне неуютно. Большинство пассажиров, укутавшись в одеяла, окуклились на своих полках и захрапели.
   – Мне вот что интересно, – негромко произнес Егоров, отхлебывая из термоса остывший чай, – что у них за язык такой. В основном-то они по-русски шпарят, но иногда проскальзывает какое-то словечко непонятное.
   – Я читал где-то, будто лингвисты даже какую-то ассамблею собирали или консилиум, как там это у них называется… – ответил Фрунзик. – Самое смешное – ученые умы не смогли определить, к какой языковой группе относятся высказывания богов. Не нашли аналогов в земных диалектах.
   Маринка повозилась на верхней полке и свесила голову. Предположила:
   – Неужели все же инопланетяне?
   – Но тогда абсолютно не ясны их мотивы. – Юрка поднял брови.
   – Но пипл же хавает… – привычно фыркнула Маринка.
   – Да кто, ёклмнпрст, хавает! Бабки в очереди в питачок, – отмахнулся Фрунзик. – Взгляните внимательнее на этих так называемых, богов. Они не стремятся к власти. Они не интервенты. И что прикажете думать? Дюжина пришельцев из космоса вступила в контакт лишь для того, чтоб посмеяться над нами?
   – Эксперимент. Помните, Зевс как-то сказал, что у людей стал атрофироваться инстинкт самосохранения. Воля к жизни. Вот они и меряют, где планка. Изучают.
   – Вам не надоело об одном и том же спорить? – вставил Максим. – Версию про эксперимент уже давно отбросили за явным отсутствием четкой цели. А присказки об измерении воли к жизни – вымысел. Слишком все логично получается, а меж тем они-то себя зачастую как раз нелогично ведут. Не там мы ищем. Совсем не там.
   – А вдруг это разведка? – оживившись, предположил Юрка. – Они исследуют нашу планету, анализируют, подходит ли она для экспансии, представляет ли ценность. Рассчитывают силу возможного сопротивления… Вдруг это – всего лишь авангард?
   – Авангард чего?
   – Основных сил.
   – Слушай, я тоже фантастику читал. Но твои предположения похожи даже не на выдумку, а на басню.
   – Потому что могут оказаться верными?
   – Потому что слишком попахивают морализмом! Ах вы, этакие-растакие людишки, пришло время показать, как вы можете отразить угрозу извне. Тру-ля-ля! Да если б цивилизации, рядовой представитель которой может целую планету огня лишить, потребовалось что-то – нас бы давно растоптали и не заметили. Без всякого предварительного изучения… Не то. Всё не то.
   Юрка фыркнул и не счел нужным продолжать дискуссию.
   – Какая же у тебя версия? – нахмурился Фрунзик. – Проснулись древние могучие силы и решили поиграть в песочнице, где вдруг обнаружились жучки и прочие бутявки?
   Долгов не ответил.
   – А может быть, это магия? – невпопад сказала Маринка. Она все так же свешивала головку, и поэтому от притока крови на побагровевшем лбу пульсировала жилка.