Страница:
– Игорь Герасимов… Конечно же, я помню это имя. Кажется, слышал в новостях лет десять назад, – медленно проговорил Долгов, пристально всматриваясь в лицо Фрунзика. – А он молодо выглядит.
Юра так и стоял с отвисшей челюстью. Маринка крепко задумалась, выслушав рассказ полковника.
Через минуту Герасимов зашевелился, закашлялся, схаркнул тягучей слюной и сел. Обвел мутным взглядом всех по очереди, потер лицо руками и сказал:
– Значит, рассказали, господин полковник.
– А хер ли скрывать, – пожал плечами Пимкин. – Сколько можно людям голову морочить. Да и обратной дороги у нас теперь нет… Эй! Водила! Вруби свет, стемнело уже!
Фрунзик вздохнул и обратился к Торику:
– Эх ты, космонавт сраный! Псих ты натуральный. И трус.
Прожекторы САБМушки зажглись, высветив всю поляну и заставив людей зажмуриться.
Только Торик не закрыл глаза. Даже не моргнул. Он тихо проговорил:
– Здесь плохо. Хочу к доктору Звонкову. Или к доктору Дубровину. Они хорошие… А Прометей там остался, они его к скале приковали. Но он бессмертный, поэтому, наверное, до сих пор мучается. Он знает, как их победить. А я не знаю. Когда я слушал их разговоры во время обратного полета, они об этом не упоминали. Они сначала вообще говорили на непонятном языке, а потом русский выучили. На «Конкистадоре» программа специальная была, обучающая основным человеческим понятиям, языку, истории. На основе схематичных рисунков, математических выкладок и геометрических проекций. Это так… на случай, если бы мы встретили каких-нибудь инопланетян; чтобы сумели понять друг друга. А мы встретили богов. И они знали, что я на борту корабля, когда летели обратно. Но не убили меня почему-то. Только во сне какой-то блок поставили в мозги, чтобы я не говорил ничего людям о том, что они спустились на второй спасательной капсуле, прежде чем отправить «Конкистадор» к Солнцу. А недавно этот блок отчего-то слетел. Еремина они убили, а что стало с остальными, я не знаю. Они же на поверхности были, а мы с Ереминым на орбите болтались. Правда, все это бесполезно, Игорь. У нас все равно нет никакой возможности набрать первую космическую без процесса горения. Только Прометея жалко. Он ведь там до сих пор. Жив. В разреженной, холодной атмосфере из углекислоты. – Торик немного помолчал. – И я не трус, Игорь. Просто мы не богоборцы. Мы всего лишь люди… А здесь очень неуютно, плохо. Я был бы вам признателен, если б вы отвели меня к доктору Звонкову. Он хороший. Большой и в очках. Или к доктору Дубровину. Он тоже славный. Но без очков и не такой большой, как доктор Звонков. Доктор Дубровин взаправду славный, только бреется редко и иногда странновато усмехается.
Никто не смел издать ни звука, пока Торик говорил, сидя в ослепительном свете прожекторов. Длинная уродливая тень от него стелилась по хвое и мху.
Когда бывший астроном, последний из экипажа легендарного межпланетника «Конкистадор», умалишенный, указавший путь к разрешению загадки, которой человечество терзалось четыре долгих года, наконец замолчал, полковник подошел к нему, снял наручники и помог встать. Торик хотел было куда-то пойти своими семенящими шажками, но Пимкин аккуратно взял его под локоть и отвел в броневик. Выйдя из люка, он устало посмотрел на обескураженного Фрунзика и спросил:
– Ну что, получил ответы на вопросы? Стало легче?
Герасимов машинально потер горло и вдруг загадочно улыбнулся. В жестком свете прожекторов эта улыбочка получилась похожей на дикий оскал.
– Теперь мы знаем, что разгадка в виде прикованного к марсианской скале… э-э… Прометея… существует. Если, конечно, твой приятель не бредил, – сказал полковник. – Только вот хер мы до нее дотянемся. Самому застрелиться или подождать, пока нас окружат и перебьют, как думаешь?
Фрунзик рассеянно посмотрел на него и обронил:
– Дотянемся. Обязательно дотянемся. Будет вам и первая космическая, и вторая.
– Доигрался? – яростно прошипел Зевс в микрофончик hands free.
– Не паникуй, – раздался в наушнике резкий голос Ареса. – Квадрат, в котором они находятся, уже практически взяли в мешок.
– Я тебе дам «не паникуй»! Я те дам «мешок»! Кто мне утверждал, что русские вояки надежные? Спелись с этой настырной компанией, разогнали всю охрану психушки. С федералами зачем-то поцапались… Почему, кстати, придурочного космонавта не хлопнули, как договаривались, еще сутки назад?!
– Слушай, ты, перестань на меня все валить! Это твоя, между прочим, была идея – позволить ему приземлиться и жить все это время!»
– Он заблокирован! Риск минимален!
– Ага. Его Афина блокировала, когда ее Аид раком жарил с недотраха.
Зевс свернул на Новый Арбат и размашисто зашагал по тротуару, расталкивая зазевавшихся прохожих широкими плечами.
– Так. Крайнего найдем потом, – решительно сказал он, скрипнув зубами. – Сейчас надо самим отправляться туда, никаким воякам я больше не доверяю! Нужен Гефест, чтобы поднять в воздух самолет.
– Я звонил ему. Недоступен старый пердун.
– Я сам сейчас попробую. Ты собирай пока наших и свяжись с кем следует, чтобы этих говенных самоделкиных не выпускали из оцепления.
Зевс дал отбой и набрал номер Гефеста. Автомат сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
– Ах ты древняя погань! – выругался громовержец вслух. – Ведь сто раз повторял, чтоб ни при каких условиях мобилу не отключали!
Из казино вышли несколько дорого одетых пьяных мужчин в сопровождении двух проституток и направились к богатым каретам, ожидающим их на обочине дороги. Одна из шлюх вдруг узнала Зевса и подбежала к нему, восторженно улыбаясь.
– Никогда не видела вас вживую! – воскликнула она, нагло беря громовержца под руку. – Какой вы симпатичный! И сильный! Не хотите подарить мне хотя бы час любви!
– Уйди, мразь, – тихо произнес Зевс.
– Любишь называть своих девочек мразью? Я тоже люблю так! Зови меня мразью!
Зевс мощным толчком отбросил девку от себя метров на пять.
Его прохладный обычно взгляд сделался шальным. Внутри затрепыхалось то странное ощущение, которое не могло ужиться с его сущностью, которое все быстрее росло в последнее время, от которого он хотел избавиться, но не мог. Ощущение, чуждое его изначальной природе. Страшное, тяжелое, необъяснимое… человеческое.
Ощущение падения в бездну.
– Диа вел ранша! Диа! – хрипло крикнул громовержец, вскидывая обе руки вверх.
И все стекла в 25-этажном здании разом лопнули. Звон разнесся по всему проспекту, и острый дождь из осколков обрушился вниз, на крышу пристройки.
Зевс хотел вырвать с корнем из себя это мерзкое, невыносимое ощущение. Он взмахнул рукой в сторону витражных окон казино и бутиков.
– Диа вел ранша!
И они с оглушительным хлопком разлетелись в стеклянную пыль.
Люди в ужасе метнулись врассыпную, прикрывая лица от смертоносных осколков. Отброшенная шлюха с диким визгом пыталась отползти в сторону от осыпающейся витрины. Вся левая половина ее лица превратилась в кровавое месиво.
Кучера стеганули кнутами лошадей, погнав кареты и экипажи во весь опор. Но Зевс с неоправданной жестокостью безумца снова и снова выбрасывал вперед руку, повторяя лишь ему понятные слова, и повозки взрывались, заставляя лошадей вставать на дыбы, неистово ржать, давить подковами бегущих в разные стороны прохожих.
Зевс рвал и метал, разнося на мелкие кусочки все, что попадалось ему на глаза. Лопались стекла, ломались деревья, трескались бордюры, взрывались рекламные щиты, кричали раненые люди – центральная часть Нового Арбата превратилась в настоящий ад…
Зевс рушил, ломал, разбивал! Но щемящее чувство падения с обрыва так и не покидало его…
Закончив беседовать с громовержцем, Apec созвонился с остальными богами и назначил им встречу в одной из московских гостиниц. После этого он набрал прямой номер начальника Генерального штаба.
– Apec говорит. Что твои архаровцы в тайге устроили?
– Я сейчас работаю над этим вопросом, – быстро ответил генерал-полковник. – Ближайшие боевые атомные машины были в Забайкалье и в предгорьях Алтая. Как только мы получили сигнал о нападении на клинику, я сразу отдал приказ, чтобы они со штурмовыми отрядами на борту выдвигались к Томску. Алтайская будет на месте через семь-восемь часов. Также были мобилизованы оперативные группы в двух ближайших гарнизонах для перехвата преступников. К операции подключены местные подразделения МВД…
– Да мне плевать на все твои подразделения и гарнизоны. Почему преступники до сих пор не уничтожены? – спокойно проговорил Apec. – Что, надоело быть в составе Северного Кольца? Так я в два счета вышвырну Россию из него и натравлю на вашу поганую страну весь мир. А тебя лично кастрирую.
– Я приложу все усилия… Бог войны оборвал связь…
Генерал-полковник послушал короткие гудки еще несколько секунд и сорвал трубку с другого аппарата.
– Бонаха мне! Живо! – рявкнул он, разглядывая перевернутое отражение знамени в полированной поверхности гигантского стола. – Бонах? Слушай меня сюда, товарищ генерал-майор… Нет-нет, теперь уже генерал-майор, одну звезду можешь смело закрасить! Почему не докладываешь о ходе операции по перехвату и уничтожению дезертиров?! Что?! Пока нет хороших новостей?… Ты, дерьмо подколодное! Я тебя под трибунал отдам! Никакой суд чести не спасет! Поднимай, если надо, по тревоге весь свой драный в жопу округ, но дезертиров прибей! Ясно?! Со спутника их отслеживаете? Хорошо. Куда они движутся? В какой квадрат? 85–60? А что им там нужно?… Что-о-о? – У начальника штаба внезапно все внутренности будто опустились на десять сантиметров. – Да откуда они могут знать об этом объекте, сволочи… Подключай ВКС! Звони в «Роскосмос», пусть всё отрубают! Полностью автономный?! Никакой связи? Ни проводной, ни радио? А охрана? Коды доступа?… Откуда они могут знать?… Бля… Никак не успеваем? Сколько нужно для активации всех систем?… Бля-а… А если электромагнитным импульсом? Защита стоит, говоришь… Ну хоть чем-то можно остановить это мракобесие?! Да если они, не приведи господь, сумеют стартовать – с нас головы снимут по самые яйца, понимаешь ты это, Бонах?!
САБМушка уже семь или восемь часов неслась по ночной тайге на север, к шестидесятой параллели. Ухабистые, полные грязи колеи, по которым мог проехать вездеход и, при удачном стечении обстоятельств, «Урал», негостеприимно ложились под тяжелые гусеницы. Коварные повороты подстерегали машину там и тут, толстые стволы кедров внезапно выскакивали в свете прожекторов, и Фитилеву приходилось совершать такие маневры, о которых он и не мечтал в предыдущих разведрейдах.
Бойцов и пассажиров болтало в салоне так, что некоторые уже заработали себе внушительные синяки и ссадины. Но полковник приказал не сбавлять темпа – по его прикидкам, скоро должны были подойти ближайшие САБМушки, одна или даже две. И тогда у них не оставалось никаких шансов. Что могла сделать наполовину парализованная машина против двух полностью здоровых? Ничего.
Маринка вцепилась в Долгова, и они превратились в единую инерциальную систему отсчета, которую мотало на скамейке из стороны в сторону. Максим крепко стиснул зубы, чтобы ненароком не прикусить язык. Он снова и снова проворачивал в голове план, предложенный Фрунзиком.
По словам бывшего майора военно-космических сил, в глухой тайге, севернее Томска на триста километров, находился объект под необычным названием «Подснежник». Невероятный по размаху и технической оснащенности, этот шедевр инженерной мысли был построен на закате «холодной войны», когда мир впал в параноидальную истерию, а Штаты и Союз, наращивая свой ядерный потенциал, вконец потеряли чувство реальности. До сих пор оставалось величайшей загадкой, каким образом власти сумели незаметно построить такую махину, а потом на протяжении полувека скрывать ее от мира. Об объекте знали только президент России, начальник Генштаба, высшие офицеры Сибирского военного округа, в ведении которого он находился, командный состав ВКС и руководство «Роскосмоса». Вероятно, о нем также было известно внешним разведкам развитых стран, но никто не придавал особого значения этой «очередной великой глупости СССР». Проект был настолько же масштабен по размаху, насколько бесполезен. Вроде Великой Китайской стены.
«Подснежник» располагался на полукилометровой глубине. Кольцо диаметром около пятнадцати километров представляло собой колоссальную систему высокочастотных магнитных индукторов. Нечто, отдаленно напоминающее ускоритель элементарных частиц. Только в «Подснежнике» ускорялся 120-тонный шаттл. Ускорялся до такой расчетной скорости, на которой он вылетал из пусковой шахты, пробивал атмосферу и выходил на низкую орбиту Земли, не тратя при этом ни грамма топлива.
Для подобного старта требовалось количество энергии, которого хватило бы, чтоб обеспечивать пятнадцатимиллионный мегаполис в течение недели! Десятки, сотни, тысячи ги-гаватт! Каскад громадных конденсаторов занимал около кубического километра под землей, три атомные электростанции питали сложнейшую, полностью автономную систему, отделенную от внешнего мира тоннами земли и предварительно напряженного железобетона.
Разогнавшись до нужной скорости по кольцу, внутри которого создавался искусственный вакуум, шаттл в определенный момент менял траекторию и уносился в стартовую шахту, идущую по наклонной к поверхности. Там он получал последнее ускорение и вылетал под углом в семьдесят градусов, словно пуля из ружейного ствола.
Никакая обшивка, естественно, не выдержала бы трения о плотные слои атмосферы возле поверхности планеты на космических скоростях. Поэтому в течение первых нескольких секунд фронтальные блоки шаттла защищались высокоэнергетическими генераторами, ионизирующими воздух до состояния плазмы. При этих условиях начинало действовать свойство вмороженности силовых линий магнитного поля, и среда просто-напросто отталкивалась от обшивки на микронных расстояниях. Сам процесс, бесспорно, выглядел гораздо сложнее, но Герасимов постарался объяснить более-менее доступным языком.
– Но ни один человек не выдержит подобных перегрузок, – высказал сомнение Врочек, недоверчиво глядя на него. – Это, по самым скромным прикидкам, 15–20 g.
– Бесспорно, не выдержит, – кивнул Фрунзик. – Тем более, что на выходе из стартовой шахты они составляют около 30 g.В нормальных условиях при таких перегрузках человеку не помогли бы ни какие-либо амортизирующие кресла, ни что-то еще. Внутренние органы полопались бы, а мозги вытекли через уши, съехавшие к затылку. На время старта космонавт под наркозом помещается в специальную гелевую биосреду с точно рассчитанным коэффициентом упругости. Более того! Этой же средой заполняются носоглотка, легкие, желудок, кишечник и прочие полости, чтобы стабилизировать давление при разгоне. Жизнедеятельность поддерживается путем заблаговременного введения питательного раствора в кровь. Получается своего рода кратковременный анабиоз. Должно быть – мерзкая процедура. Я не специалист, поэтому большего рассказать не могу.
– Этого просто не может быть. Бред, – вмешался в разговор полковник. – В квадрате 85–60, по данным нашей разведки, нет ничего, кроме старого захоронения ядерных отходов.
– Я же говорил, вы не имели доступа к этой информации. Даже вы.
– Бессмыслица… Зачем нужно было строить такую установку, если гораздо проще вывести корабль или спутник на орбиту с помощью обыкновенной ракеты-носителя?
– А вот этого как раз я не знаю. И даже не предполагаю…
– Совпадение? Быть не может, чтобы это было совпадение.
– Никогда не будьте категоричны, господин полковник. Что мы знаем о совпадениях? Лишь те объедки, которые остаются после теории вероятности?
Пимкин не стал спорить.
– Двенадцать, запятая, пятьсот восемьдесят семь, – произнес тем временем Торик.
– Что двенадцать пятьсот восемьдесят семь? – тут же поинтересовался Герасимов, но Святослав не снизошел до объяснений.
– Ну хер с тобой, – сдался полковник. – Предположим, что этот мифический объект реально существует. Такое сооружение должны охранять так, чтобы ни одна лишняя бактерия не смогла пробраться внутрь.
– Ни одна бактерия и не проберется. – Фрунзик усмехнулся, громко клацнув зубами на очередной кочке. – Во-первых, круг лиц, знающих точное местоположение лифтовой шахты, настолько узок, что в охране просто нет необходимости. Во-вторых, на глубине ста пятидесяти метров ствол шахты перекрыт плитой из титанового сплава полуметровой толщины, и, не зная кодов доступа, которые внутренний компьютер меняет каждые пять дней, попасть глубже невозможно. И в-третьих, запустить реакторы, вывести в рабочий режим накопители, настроить программы траектории и ввести экипаж в предстартовый анабиоз могут лишь четыре – подчеркиваю четыре! – высококвалифицированных узких специалиста.
Полковник рассмеялся в полный голос. Некоторые солдаты тоже захмыкали.
– То есть, – поинтересовался Пимкин, – ты знаешь расположение входа в лифтовую шахту, обладаешь схемой изменения кодов доступа и можешь заменить четырех узких спецов?
– Да, – просто ответил Фрунзик, тронув отвисшую мочку уха. – Я тщательно подготовился.
Полковник пристально вгляделся в его красные глаза, надеясь заметить хоть искорку иронии. Не заметил.
– Все равно это какая-то чушь. Для чего понадобилось строить такое?
– Не начинайте по второму кругу, господин полковник. Я уже сказал, что понятия не имею. Может, кому-нибудь из ЦК захотелось осуществить замысел Жюля Верна – из пушки на Луну?
– Хватит паясничать, мазут.
– Но как мы попадем на Марс? – задал резонный вопрос Юрка Егоров. – Даже если удастся выйти на орбиту… На Марс-то как?! Это ж тебе не Туапсе!
– У меня есть одна задумка, – отрезал Фрунзик. – И вообще… Ты скорее всего никуда не полетишь – здоровьем не вышел.
Егоров обиженно отвернулся и набычился.
– Ну ладно, нечего на людей кидаться, – одернул Фрунзика полковник. – Лучше расскажи, где ты нахватался такой интересной информации…
Объяснять, откуда ему известно про «Подснежник», Герасимов наотрез отказался. Но, так как иных вариантов просто-напросто не имелось, пришлось довериться ему и продолжать практически вслепую двигаться в указанном направлении. Полковник запретил использовать аппаратуру, которую солдаты взяли из подвала особняка в Новосибирске, чтобы не упрощать противнику задачу обнаружения их САБМушки. Ориентироваться приходилось по самому обыкновенному магнитному компасу и топографической карте на ноутбуке.
С востока надвигалось призрачно-серое утро…
Машина клюнула носом в большую лужу и, обдав стекло волной грязных брызг, снова вскочила в колею.
– Твою мать, Фитиль! Смотри, куда прешь, – проворчал Грач, вертя в руках ноут с увеличенным квадратом 85–60.
– Долго еще вихлять? – спросил Рыжий, протирая красные от усталости глаза. – Сейчас вырублюсь, ей-богу…
– До места осталось километров пять-десять – тут точнее не скажешь.
Справа мелькнула железная табличка, прибитая к кедру. На ней светоотражающей краской было через трафарет написано: «Опасность! Повышенный радиационный фон!» А рядом значок – три лепестка в кружочке.
И все.
Никаких тебе пропускных пунктов, шлагбаумов, колючей проволоки, заграждений. Мол, тебя, дружок, предупредили: хочешь облысеть и не иметь потомства – валяй, дуй дальше. Не хочешь – поворачивай обратно. Выбирай сам…
– Ну и ну, – проговорил Рыжий через минуту. – Я прямо-таки чувствую, как мои мозги навылет прошибаются потоками разнокалиберных частиц.
– Заткнись ты, баран! – огрызнулся Грач и инстинктивно потер лоб.
– Надо будет у Фенченко спросить, на сколько процентов экранирует броня САБМушки, – пробормотал Фитиль, выруливая из глубокой червеобразной ухабины.
– Когда яйца потекут – поздно будет спрашивать, – заявил Грач, скорчив пессимистичную рожу.
Через несколько минут дорога резко повернула направо.
– Ну-ка притормози здесь, – сказал Грач.
Фитиль остановил машину, не глуша двигатель, и недоуменно огляделся: сплошная стена деревьев по обеим сторонам, лужи в неразъезженных колеях, серое небо.
– Что случилось? – заглядывая в кабину, спросил Пимкин.
– Товарищ полковник, – вглядываясь в экран ноута, пробормотал Грач, – судя по карте, точка, в которую нам нужно попасть, находится здесь. В радиусе ста метров.
– Герасимов, иди-ка сюда, – позвал полковник.
Фрунзик втиснулся в кабину и поглядел через стекло.
– Да, здесь, – негромко сказал он. – Машину придется оставить, дальше пешком пойдем.
– Тихо! – Рыжий настороженно поднял палец.
– Давайте решать, господин полковник, кто полетит, – прошептал Фрунзик. – Шаттл вмещает шестерых. Система жизнеобеспечения на нем замкнутого цикла – для большего количества людей ее мощности не хватит. Пятерых в анабиоз введу я. Плюс еще кто-то из ваших солдат должен будет пойти с нами вниз, чтобы накачать гелем меня самого и запустить стартовую программу. Думаю…
– Да тише ты! – шикнул Рыжий. – Фитиль, а ну выключи движок.
Фитиль удивленно посмотрел на стрелка, но мотор заглушил. Все затаили дыхание.
– Слышите?
Откуда-то издалека доносился приглушенный гул.
– Что это? – нахмурился Герасимов.
Полковник медленно повернул к нему голову и шепотом произнес:
– Это, мой дорогой летчик-космолетчик, самоходная атомная боевая машина, которая через несколько минут разнесет нас к чертовой матери.
Фитиль глуповато хлопнул глазами и втянул голову в угловатые плечи.
Пимкин потер щеки ладонями и рявкнул, взрывая тишину:
– Готовиться к бою! Водитель, разворачивай машину! Стрелок, выводи в рабочий режим орудия! Сержант! Бери всех бойцов и живо наружу! Наша задача: прикрывать группу до того момента, пока она не войдет в лифтовую шахту! Майор Герасимов! Сейчас же называй мне состав экипажа! От себя могу предложить водителя – рядового Фитилева, и инженера – младшего сержанта Фенченко! Если в полете и на Марсе кто-то сможет вам пригодиться из моих людей, то это они.
– Какой еще Марс? – тупо спросил Грач, захлопывая ноутбук.
Фрунзик обернулся. Из салона на него смотрели Максим, Юра, Маринка, Врочек, солдаты. И сейчас ему предстояло решить, кто из них отправится в космос без надежды на успех, без возможности вернуться обратно на Землю, а кто останется здесь, чтобы попасть в мясорубку, которая начнется с минуты на минуту.
Водитель разворачивал САБМушку, стараясь не задевать деревья. Стрелок проверял П-орудия… Гул приближался.
Нужно было принимать решение. Герасимов никогда не думал, что настолько неожиданно окажется перед таким сложным выбором.
– Нужен врач и психолог, – наконец сказал он. В салоне никто не пошевелился.
– Орудия готовы к бою! – доложил Рыжий. Грач тронул Герасимова за плечо и спросил:
– А вы ведь в космосе бывали, да? Вы ведь Игорь Герасимов, я только теперь вас узнал. Скажите, а там правда дрочить неудобно?
Фрунзик ошалело посмотрел на него и грязно выматерился.
– Вы что, оглохли?! – заорал он в салон. – Я спрашиваю, есть здесь хоть кто-то с элементарными знаниями в области медицины и психологии?
Егоров поерзал и выдавил:
– Я полтора курса ветеринарки окончил. Давно.
– А у нас на журфаке психологии аж три вида было, – сказала Маринка, так и не отпуская руку Максима.
Герасимов глубоко, прерывисто вздохнул, чувствуя, как сердце колотит по ребрам, готовое выломать их.
– Значит, так, – произнес он. Язык вдруг онемел и стал как ватный. – Полетят пять человек. Я. Ибо без меня не полетит вообще никто. Торик, потому что он имеет опыт и владеет необходимой информацией. Егоров. Будем надеяться, что при надобности он сумеет вырезать нам аппендицит, а не селезенку. Марина. Она очень хорошо умеет разрядить обстановку. И Долгов. Для устойчивости психологического климата, ибо мы все-таки через многое прошли вместе. Функции бортинженера и водителя я возьму на себя. В навигации, надеюсь, хоть как-то поможет Слава, если не будет все время пускать слюни и рваться к большому доктору в очках. Чтобы не было вопросов, сразу обрисую ситуацию. Как известно, за пределами стратосферы процесс горения возможен. Так что в данный момент главное – стартовать с планеты. Мы выйдем на орбиту, пристыкуемся к так и недостроенному межпланетнику «Конкистадор II», заправимся топливом по самые уши и, сделав виток, на переменном ускорении уйдем к Марсу. Ускорение будет прерывистым, но долгим и тяжелым, как и торможение. Топлива нам хватит для выхода на орбиту Марса, посадки на поверхность и взлета. К Земле мы уже не вернемся. Это раз. И два. Возможно, не все из вышеперечисленных перенесут старт. Если кто-то хочет отказаться – делайте это сейчас. Да, еще. Господин полковник… Николай Сергеевич, если хотите, можете лететь с нами. Хороший военный бы нам пригодился. У меня – всё.
Юра так и стоял с отвисшей челюстью. Маринка крепко задумалась, выслушав рассказ полковника.
Через минуту Герасимов зашевелился, закашлялся, схаркнул тягучей слюной и сел. Обвел мутным взглядом всех по очереди, потер лицо руками и сказал:
– Значит, рассказали, господин полковник.
– А хер ли скрывать, – пожал плечами Пимкин. – Сколько можно людям голову морочить. Да и обратной дороги у нас теперь нет… Эй! Водила! Вруби свет, стемнело уже!
Фрунзик вздохнул и обратился к Торику:
– Эх ты, космонавт сраный! Псих ты натуральный. И трус.
Прожекторы САБМушки зажглись, высветив всю поляну и заставив людей зажмуриться.
Только Торик не закрыл глаза. Даже не моргнул. Он тихо проговорил:
– Здесь плохо. Хочу к доктору Звонкову. Или к доктору Дубровину. Они хорошие… А Прометей там остался, они его к скале приковали. Но он бессмертный, поэтому, наверное, до сих пор мучается. Он знает, как их победить. А я не знаю. Когда я слушал их разговоры во время обратного полета, они об этом не упоминали. Они сначала вообще говорили на непонятном языке, а потом русский выучили. На «Конкистадоре» программа специальная была, обучающая основным человеческим понятиям, языку, истории. На основе схематичных рисунков, математических выкладок и геометрических проекций. Это так… на случай, если бы мы встретили каких-нибудь инопланетян; чтобы сумели понять друг друга. А мы встретили богов. И они знали, что я на борту корабля, когда летели обратно. Но не убили меня почему-то. Только во сне какой-то блок поставили в мозги, чтобы я не говорил ничего людям о том, что они спустились на второй спасательной капсуле, прежде чем отправить «Конкистадор» к Солнцу. А недавно этот блок отчего-то слетел. Еремина они убили, а что стало с остальными, я не знаю. Они же на поверхности были, а мы с Ереминым на орбите болтались. Правда, все это бесполезно, Игорь. У нас все равно нет никакой возможности набрать первую космическую без процесса горения. Только Прометея жалко. Он ведь там до сих пор. Жив. В разреженной, холодной атмосфере из углекислоты. – Торик немного помолчал. – И я не трус, Игорь. Просто мы не богоборцы. Мы всего лишь люди… А здесь очень неуютно, плохо. Я был бы вам признателен, если б вы отвели меня к доктору Звонкову. Он хороший. Большой и в очках. Или к доктору Дубровину. Он тоже славный. Но без очков и не такой большой, как доктор Звонков. Доктор Дубровин взаправду славный, только бреется редко и иногда странновато усмехается.
Никто не смел издать ни звука, пока Торик говорил, сидя в ослепительном свете прожекторов. Длинная уродливая тень от него стелилась по хвое и мху.
Когда бывший астроном, последний из экипажа легендарного межпланетника «Конкистадор», умалишенный, указавший путь к разрешению загадки, которой человечество терзалось четыре долгих года, наконец замолчал, полковник подошел к нему, снял наручники и помог встать. Торик хотел было куда-то пойти своими семенящими шажками, но Пимкин аккуратно взял его под локоть и отвел в броневик. Выйдя из люка, он устало посмотрел на обескураженного Фрунзика и спросил:
– Ну что, получил ответы на вопросы? Стало легче?
Герасимов машинально потер горло и вдруг загадочно улыбнулся. В жестком свете прожекторов эта улыбочка получилась похожей на дикий оскал.
– Теперь мы знаем, что разгадка в виде прикованного к марсианской скале… э-э… Прометея… существует. Если, конечно, твой приятель не бредил, – сказал полковник. – Только вот хер мы до нее дотянемся. Самому застрелиться или подождать, пока нас окружат и перебьют, как думаешь?
Фрунзик рассеянно посмотрел на него и обронил:
– Дотянемся. Обязательно дотянемся. Будет вам и первая космическая, и вторая.
– Доигрался? – яростно прошипел Зевс в микрофончик hands free.
– Не паникуй, – раздался в наушнике резкий голос Ареса. – Квадрат, в котором они находятся, уже практически взяли в мешок.
– Я тебе дам «не паникуй»! Я те дам «мешок»! Кто мне утверждал, что русские вояки надежные? Спелись с этой настырной компанией, разогнали всю охрану психушки. С федералами зачем-то поцапались… Почему, кстати, придурочного космонавта не хлопнули, как договаривались, еще сутки назад?!
– Слушай, ты, перестань на меня все валить! Это твоя, между прочим, была идея – позволить ему приземлиться и жить все это время!»
– Он заблокирован! Риск минимален!
– Ага. Его Афина блокировала, когда ее Аид раком жарил с недотраха.
Зевс свернул на Новый Арбат и размашисто зашагал по тротуару, расталкивая зазевавшихся прохожих широкими плечами.
– Так. Крайнего найдем потом, – решительно сказал он, скрипнув зубами. – Сейчас надо самим отправляться туда, никаким воякам я больше не доверяю! Нужен Гефест, чтобы поднять в воздух самолет.
– Я звонил ему. Недоступен старый пердун.
– Я сам сейчас попробую. Ты собирай пока наших и свяжись с кем следует, чтобы этих говенных самоделкиных не выпускали из оцепления.
Зевс дал отбой и набрал номер Гефеста. Автомат сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
– Ах ты древняя погань! – выругался громовержец вслух. – Ведь сто раз повторял, чтоб ни при каких условиях мобилу не отключали!
Из казино вышли несколько дорого одетых пьяных мужчин в сопровождении двух проституток и направились к богатым каретам, ожидающим их на обочине дороги. Одна из шлюх вдруг узнала Зевса и подбежала к нему, восторженно улыбаясь.
– Никогда не видела вас вживую! – воскликнула она, нагло беря громовержца под руку. – Какой вы симпатичный! И сильный! Не хотите подарить мне хотя бы час любви!
– Уйди, мразь, – тихо произнес Зевс.
– Любишь называть своих девочек мразью? Я тоже люблю так! Зови меня мразью!
Зевс мощным толчком отбросил девку от себя метров на пять.
Его прохладный обычно взгляд сделался шальным. Внутри затрепыхалось то странное ощущение, которое не могло ужиться с его сущностью, которое все быстрее росло в последнее время, от которого он хотел избавиться, но не мог. Ощущение, чуждое его изначальной природе. Страшное, тяжелое, необъяснимое… человеческое.
Ощущение падения в бездну.
– Диа вел ранша! Диа! – хрипло крикнул громовержец, вскидывая обе руки вверх.
И все стекла в 25-этажном здании разом лопнули. Звон разнесся по всему проспекту, и острый дождь из осколков обрушился вниз, на крышу пристройки.
Зевс хотел вырвать с корнем из себя это мерзкое, невыносимое ощущение. Он взмахнул рукой в сторону витражных окон казино и бутиков.
– Диа вел ранша!
И они с оглушительным хлопком разлетелись в стеклянную пыль.
Люди в ужасе метнулись врассыпную, прикрывая лица от смертоносных осколков. Отброшенная шлюха с диким визгом пыталась отползти в сторону от осыпающейся витрины. Вся левая половина ее лица превратилась в кровавое месиво.
Кучера стеганули кнутами лошадей, погнав кареты и экипажи во весь опор. Но Зевс с неоправданной жестокостью безумца снова и снова выбрасывал вперед руку, повторяя лишь ему понятные слова, и повозки взрывались, заставляя лошадей вставать на дыбы, неистово ржать, давить подковами бегущих в разные стороны прохожих.
Зевс рвал и метал, разнося на мелкие кусочки все, что попадалось ему на глаза. Лопались стекла, ломались деревья, трескались бордюры, взрывались рекламные щиты, кричали раненые люди – центральная часть Нового Арбата превратилась в настоящий ад…
Зевс рушил, ломал, разбивал! Но щемящее чувство падения с обрыва так и не покидало его…
Закончив беседовать с громовержцем, Apec созвонился с остальными богами и назначил им встречу в одной из московских гостиниц. После этого он набрал прямой номер начальника Генерального штаба.
– Apec говорит. Что твои архаровцы в тайге устроили?
– Я сейчас работаю над этим вопросом, – быстро ответил генерал-полковник. – Ближайшие боевые атомные машины были в Забайкалье и в предгорьях Алтая. Как только мы получили сигнал о нападении на клинику, я сразу отдал приказ, чтобы они со штурмовыми отрядами на борту выдвигались к Томску. Алтайская будет на месте через семь-восемь часов. Также были мобилизованы оперативные группы в двух ближайших гарнизонах для перехвата преступников. К операции подключены местные подразделения МВД…
– Да мне плевать на все твои подразделения и гарнизоны. Почему преступники до сих пор не уничтожены? – спокойно проговорил Apec. – Что, надоело быть в составе Северного Кольца? Так я в два счета вышвырну Россию из него и натравлю на вашу поганую страну весь мир. А тебя лично кастрирую.
– Я приложу все усилия… Бог войны оборвал связь…
Генерал-полковник послушал короткие гудки еще несколько секунд и сорвал трубку с другого аппарата.
– Бонаха мне! Живо! – рявкнул он, разглядывая перевернутое отражение знамени в полированной поверхности гигантского стола. – Бонах? Слушай меня сюда, товарищ генерал-майор… Нет-нет, теперь уже генерал-майор, одну звезду можешь смело закрасить! Почему не докладываешь о ходе операции по перехвату и уничтожению дезертиров?! Что?! Пока нет хороших новостей?… Ты, дерьмо подколодное! Я тебя под трибунал отдам! Никакой суд чести не спасет! Поднимай, если надо, по тревоге весь свой драный в жопу округ, но дезертиров прибей! Ясно?! Со спутника их отслеживаете? Хорошо. Куда они движутся? В какой квадрат? 85–60? А что им там нужно?… Что-о-о? – У начальника штаба внезапно все внутренности будто опустились на десять сантиметров. – Да откуда они могут знать об этом объекте, сволочи… Подключай ВКС! Звони в «Роскосмос», пусть всё отрубают! Полностью автономный?! Никакой связи? Ни проводной, ни радио? А охрана? Коды доступа?… Откуда они могут знать?… Бля… Никак не успеваем? Сколько нужно для активации всех систем?… Бля-а… А если электромагнитным импульсом? Защита стоит, говоришь… Ну хоть чем-то можно остановить это мракобесие?! Да если они, не приведи господь, сумеют стартовать – с нас головы снимут по самые яйца, понимаешь ты это, Бонах?!
САБМушка уже семь или восемь часов неслась по ночной тайге на север, к шестидесятой параллели. Ухабистые, полные грязи колеи, по которым мог проехать вездеход и, при удачном стечении обстоятельств, «Урал», негостеприимно ложились под тяжелые гусеницы. Коварные повороты подстерегали машину там и тут, толстые стволы кедров внезапно выскакивали в свете прожекторов, и Фитилеву приходилось совершать такие маневры, о которых он и не мечтал в предыдущих разведрейдах.
Бойцов и пассажиров болтало в салоне так, что некоторые уже заработали себе внушительные синяки и ссадины. Но полковник приказал не сбавлять темпа – по его прикидкам, скоро должны были подойти ближайшие САБМушки, одна или даже две. И тогда у них не оставалось никаких шансов. Что могла сделать наполовину парализованная машина против двух полностью здоровых? Ничего.
Маринка вцепилась в Долгова, и они превратились в единую инерциальную систему отсчета, которую мотало на скамейке из стороны в сторону. Максим крепко стиснул зубы, чтобы ненароком не прикусить язык. Он снова и снова проворачивал в голове план, предложенный Фрунзиком.
По словам бывшего майора военно-космических сил, в глухой тайге, севернее Томска на триста километров, находился объект под необычным названием «Подснежник». Невероятный по размаху и технической оснащенности, этот шедевр инженерной мысли был построен на закате «холодной войны», когда мир впал в параноидальную истерию, а Штаты и Союз, наращивая свой ядерный потенциал, вконец потеряли чувство реальности. До сих пор оставалось величайшей загадкой, каким образом власти сумели незаметно построить такую махину, а потом на протяжении полувека скрывать ее от мира. Об объекте знали только президент России, начальник Генштаба, высшие офицеры Сибирского военного округа, в ведении которого он находился, командный состав ВКС и руководство «Роскосмоса». Вероятно, о нем также было известно внешним разведкам развитых стран, но никто не придавал особого значения этой «очередной великой глупости СССР». Проект был настолько же масштабен по размаху, насколько бесполезен. Вроде Великой Китайской стены.
«Подснежник» располагался на полукилометровой глубине. Кольцо диаметром около пятнадцати километров представляло собой колоссальную систему высокочастотных магнитных индукторов. Нечто, отдаленно напоминающее ускоритель элементарных частиц. Только в «Подснежнике» ускорялся 120-тонный шаттл. Ускорялся до такой расчетной скорости, на которой он вылетал из пусковой шахты, пробивал атмосферу и выходил на низкую орбиту Земли, не тратя при этом ни грамма топлива.
Для подобного старта требовалось количество энергии, которого хватило бы, чтоб обеспечивать пятнадцатимиллионный мегаполис в течение недели! Десятки, сотни, тысячи ги-гаватт! Каскад громадных конденсаторов занимал около кубического километра под землей, три атомные электростанции питали сложнейшую, полностью автономную систему, отделенную от внешнего мира тоннами земли и предварительно напряженного железобетона.
Разогнавшись до нужной скорости по кольцу, внутри которого создавался искусственный вакуум, шаттл в определенный момент менял траекторию и уносился в стартовую шахту, идущую по наклонной к поверхности. Там он получал последнее ускорение и вылетал под углом в семьдесят градусов, словно пуля из ружейного ствола.
Никакая обшивка, естественно, не выдержала бы трения о плотные слои атмосферы возле поверхности планеты на космических скоростях. Поэтому в течение первых нескольких секунд фронтальные блоки шаттла защищались высокоэнергетическими генераторами, ионизирующими воздух до состояния плазмы. При этих условиях начинало действовать свойство вмороженности силовых линий магнитного поля, и среда просто-напросто отталкивалась от обшивки на микронных расстояниях. Сам процесс, бесспорно, выглядел гораздо сложнее, но Герасимов постарался объяснить более-менее доступным языком.
– Но ни один человек не выдержит подобных перегрузок, – высказал сомнение Врочек, недоверчиво глядя на него. – Это, по самым скромным прикидкам, 15–20 g.
– Бесспорно, не выдержит, – кивнул Фрунзик. – Тем более, что на выходе из стартовой шахты они составляют около 30 g.В нормальных условиях при таких перегрузках человеку не помогли бы ни какие-либо амортизирующие кресла, ни что-то еще. Внутренние органы полопались бы, а мозги вытекли через уши, съехавшие к затылку. На время старта космонавт под наркозом помещается в специальную гелевую биосреду с точно рассчитанным коэффициентом упругости. Более того! Этой же средой заполняются носоглотка, легкие, желудок, кишечник и прочие полости, чтобы стабилизировать давление при разгоне. Жизнедеятельность поддерживается путем заблаговременного введения питательного раствора в кровь. Получается своего рода кратковременный анабиоз. Должно быть – мерзкая процедура. Я не специалист, поэтому большего рассказать не могу.
– Этого просто не может быть. Бред, – вмешался в разговор полковник. – В квадрате 85–60, по данным нашей разведки, нет ничего, кроме старого захоронения ядерных отходов.
– Я же говорил, вы не имели доступа к этой информации. Даже вы.
– Бессмыслица… Зачем нужно было строить такую установку, если гораздо проще вывести корабль или спутник на орбиту с помощью обыкновенной ракеты-носителя?
– А вот этого как раз я не знаю. И даже не предполагаю…
– Совпадение? Быть не может, чтобы это было совпадение.
– Никогда не будьте категоричны, господин полковник. Что мы знаем о совпадениях? Лишь те объедки, которые остаются после теории вероятности?
Пимкин не стал спорить.
– Двенадцать, запятая, пятьсот восемьдесят семь, – произнес тем временем Торик.
– Что двенадцать пятьсот восемьдесят семь? – тут же поинтересовался Герасимов, но Святослав не снизошел до объяснений.
– Ну хер с тобой, – сдался полковник. – Предположим, что этот мифический объект реально существует. Такое сооружение должны охранять так, чтобы ни одна лишняя бактерия не смогла пробраться внутрь.
– Ни одна бактерия и не проберется. – Фрунзик усмехнулся, громко клацнув зубами на очередной кочке. – Во-первых, круг лиц, знающих точное местоположение лифтовой шахты, настолько узок, что в охране просто нет необходимости. Во-вторых, на глубине ста пятидесяти метров ствол шахты перекрыт плитой из титанового сплава полуметровой толщины, и, не зная кодов доступа, которые внутренний компьютер меняет каждые пять дней, попасть глубже невозможно. И в-третьих, запустить реакторы, вывести в рабочий режим накопители, настроить программы траектории и ввести экипаж в предстартовый анабиоз могут лишь четыре – подчеркиваю четыре! – высококвалифицированных узких специалиста.
Полковник рассмеялся в полный голос. Некоторые солдаты тоже захмыкали.
– То есть, – поинтересовался Пимкин, – ты знаешь расположение входа в лифтовую шахту, обладаешь схемой изменения кодов доступа и можешь заменить четырех узких спецов?
– Да, – просто ответил Фрунзик, тронув отвисшую мочку уха. – Я тщательно подготовился.
Полковник пристально вгляделся в его красные глаза, надеясь заметить хоть искорку иронии. Не заметил.
– Все равно это какая-то чушь. Для чего понадобилось строить такое?
– Не начинайте по второму кругу, господин полковник. Я уже сказал, что понятия не имею. Может, кому-нибудь из ЦК захотелось осуществить замысел Жюля Верна – из пушки на Луну?
– Хватит паясничать, мазут.
– Но как мы попадем на Марс? – задал резонный вопрос Юрка Егоров. – Даже если удастся выйти на орбиту… На Марс-то как?! Это ж тебе не Туапсе!
– У меня есть одна задумка, – отрезал Фрунзик. – И вообще… Ты скорее всего никуда не полетишь – здоровьем не вышел.
Егоров обиженно отвернулся и набычился.
– Ну ладно, нечего на людей кидаться, – одернул Фрунзика полковник. – Лучше расскажи, где ты нахватался такой интересной информации…
Объяснять, откуда ему известно про «Подснежник», Герасимов наотрез отказался. Но, так как иных вариантов просто-напросто не имелось, пришлось довериться ему и продолжать практически вслепую двигаться в указанном направлении. Полковник запретил использовать аппаратуру, которую солдаты взяли из подвала особняка в Новосибирске, чтобы не упрощать противнику задачу обнаружения их САБМушки. Ориентироваться приходилось по самому обыкновенному магнитному компасу и топографической карте на ноутбуке.
С востока надвигалось призрачно-серое утро…
Машина клюнула носом в большую лужу и, обдав стекло волной грязных брызг, снова вскочила в колею.
– Твою мать, Фитиль! Смотри, куда прешь, – проворчал Грач, вертя в руках ноут с увеличенным квадратом 85–60.
– Долго еще вихлять? – спросил Рыжий, протирая красные от усталости глаза. – Сейчас вырублюсь, ей-богу…
– До места осталось километров пять-десять – тут точнее не скажешь.
Справа мелькнула железная табличка, прибитая к кедру. На ней светоотражающей краской было через трафарет написано: «Опасность! Повышенный радиационный фон!» А рядом значок – три лепестка в кружочке.
И все.
Никаких тебе пропускных пунктов, шлагбаумов, колючей проволоки, заграждений. Мол, тебя, дружок, предупредили: хочешь облысеть и не иметь потомства – валяй, дуй дальше. Не хочешь – поворачивай обратно. Выбирай сам…
– Ну и ну, – проговорил Рыжий через минуту. – Я прямо-таки чувствую, как мои мозги навылет прошибаются потоками разнокалиберных частиц.
– Заткнись ты, баран! – огрызнулся Грач и инстинктивно потер лоб.
– Надо будет у Фенченко спросить, на сколько процентов экранирует броня САБМушки, – пробормотал Фитиль, выруливая из глубокой червеобразной ухабины.
– Когда яйца потекут – поздно будет спрашивать, – заявил Грач, скорчив пессимистичную рожу.
Через несколько минут дорога резко повернула направо.
– Ну-ка притормози здесь, – сказал Грач.
Фитиль остановил машину, не глуша двигатель, и недоуменно огляделся: сплошная стена деревьев по обеим сторонам, лужи в неразъезженных колеях, серое небо.
– Что случилось? – заглядывая в кабину, спросил Пимкин.
– Товарищ полковник, – вглядываясь в экран ноута, пробормотал Грач, – судя по карте, точка, в которую нам нужно попасть, находится здесь. В радиусе ста метров.
– Герасимов, иди-ка сюда, – позвал полковник.
Фрунзик втиснулся в кабину и поглядел через стекло.
– Да, здесь, – негромко сказал он. – Машину придется оставить, дальше пешком пойдем.
– Тихо! – Рыжий настороженно поднял палец.
– Давайте решать, господин полковник, кто полетит, – прошептал Фрунзик. – Шаттл вмещает шестерых. Система жизнеобеспечения на нем замкнутого цикла – для большего количества людей ее мощности не хватит. Пятерых в анабиоз введу я. Плюс еще кто-то из ваших солдат должен будет пойти с нами вниз, чтобы накачать гелем меня самого и запустить стартовую программу. Думаю…
– Да тише ты! – шикнул Рыжий. – Фитиль, а ну выключи движок.
Фитиль удивленно посмотрел на стрелка, но мотор заглушил. Все затаили дыхание.
– Слышите?
Откуда-то издалека доносился приглушенный гул.
– Что это? – нахмурился Герасимов.
Полковник медленно повернул к нему голову и шепотом произнес:
– Это, мой дорогой летчик-космолетчик, самоходная атомная боевая машина, которая через несколько минут разнесет нас к чертовой матери.
Фитиль глуповато хлопнул глазами и втянул голову в угловатые плечи.
Пимкин потер щеки ладонями и рявкнул, взрывая тишину:
– Готовиться к бою! Водитель, разворачивай машину! Стрелок, выводи в рабочий режим орудия! Сержант! Бери всех бойцов и живо наружу! Наша задача: прикрывать группу до того момента, пока она не войдет в лифтовую шахту! Майор Герасимов! Сейчас же называй мне состав экипажа! От себя могу предложить водителя – рядового Фитилева, и инженера – младшего сержанта Фенченко! Если в полете и на Марсе кто-то сможет вам пригодиться из моих людей, то это они.
– Какой еще Марс? – тупо спросил Грач, захлопывая ноутбук.
Фрунзик обернулся. Из салона на него смотрели Максим, Юра, Маринка, Врочек, солдаты. И сейчас ему предстояло решить, кто из них отправится в космос без надежды на успех, без возможности вернуться обратно на Землю, а кто останется здесь, чтобы попасть в мясорубку, которая начнется с минуты на минуту.
Водитель разворачивал САБМушку, стараясь не задевать деревья. Стрелок проверял П-орудия… Гул приближался.
Нужно было принимать решение. Герасимов никогда не думал, что настолько неожиданно окажется перед таким сложным выбором.
– Нужен врач и психолог, – наконец сказал он. В салоне никто не пошевелился.
– Орудия готовы к бою! – доложил Рыжий. Грач тронул Герасимова за плечо и спросил:
– А вы ведь в космосе бывали, да? Вы ведь Игорь Герасимов, я только теперь вас узнал. Скажите, а там правда дрочить неудобно?
Фрунзик ошалело посмотрел на него и грязно выматерился.
– Вы что, оглохли?! – заорал он в салон. – Я спрашиваю, есть здесь хоть кто-то с элементарными знаниями в области медицины и психологии?
Егоров поерзал и выдавил:
– Я полтора курса ветеринарки окончил. Давно.
– А у нас на журфаке психологии аж три вида было, – сказала Маринка, так и не отпуская руку Максима.
Герасимов глубоко, прерывисто вздохнул, чувствуя, как сердце колотит по ребрам, готовое выломать их.
– Значит, так, – произнес он. Язык вдруг онемел и стал как ватный. – Полетят пять человек. Я. Ибо без меня не полетит вообще никто. Торик, потому что он имеет опыт и владеет необходимой информацией. Егоров. Будем надеяться, что при надобности он сумеет вырезать нам аппендицит, а не селезенку. Марина. Она очень хорошо умеет разрядить обстановку. И Долгов. Для устойчивости психологического климата, ибо мы все-таки через многое прошли вместе. Функции бортинженера и водителя я возьму на себя. В навигации, надеюсь, хоть как-то поможет Слава, если не будет все время пускать слюни и рваться к большому доктору в очках. Чтобы не было вопросов, сразу обрисую ситуацию. Как известно, за пределами стратосферы процесс горения возможен. Так что в данный момент главное – стартовать с планеты. Мы выйдем на орбиту, пристыкуемся к так и недостроенному межпланетнику «Конкистадор II», заправимся топливом по самые уши и, сделав виток, на переменном ускорении уйдем к Марсу. Ускорение будет прерывистым, но долгим и тяжелым, как и торможение. Топлива нам хватит для выхода на орбиту Марса, посадки на поверхность и взлета. К Земле мы уже не вернемся. Это раз. И два. Возможно, не все из вышеперечисленных перенесут старт. Если кто-то хочет отказаться – делайте это сейчас. Да, еще. Господин полковник… Николай Сергеевич, если хотите, можете лететь с нами. Хороший военный бы нам пригодился. У меня – всё.