Палий Сергей Викторович. Чужой огонь

   – Пойду, меня машина ждет.
   – Да-да, конечно. Счастливо.
   – Ты на меня никаких «жучков» не навешал, случаем? Антон дожевал фисташку.
   – Обижаешь, Максим Валерьевич, – произнес он, укоризненно покачав головой. – Мы ведь имеем дело не с ангелами, а с богами.
   Долгов развернулся и пошел прочь.
   На улице с садистским удовольствием жарило полуденное московское солнце. Воздух был густой, пыльный, пах соляркой и битумом.
   Обломки упавшего «Боинга» уже убрали, полуразрушенный корпус медбригады накрыли светло-серым тентом, асфальт отмыли от гари, расчистили стоянку от искореженных кузовов машин, на близстоящие обугленные стволы деревьев набросили маск-сетку. Люди как ни в чем не бывало сновали туда-сюда, какая-то пожилая дама размахивала руками и орала на двух молодых сотрудников в форме техперсонала «Атланта», доносился издалека перестук трамвайных колес… И ничто не напоминало о том хаосе, который творился здесь всего два дня назад.
   Забравшись на заднее сиденье служебного «мерседеса» Бурмистрова, Максим со злостью хлопнул тяжелой дверью. В салоне было прохладно, благоухало хвоей.
   – Усредненный человек, значит, – пробормотал он. – Усредненный человечек скучного века, да?
   – Что? – не расслышав, переспросил водитель. – Куда, говорите, доставить?
   Максим бросил портфель рядом с собой. Яростно сопя, стянул галстук через голову, швырнул его вслед за портфелем и вдруг рявкнул:
   – Да он просто пидор! Без сердца!

Глава пятая

   На Тверской была пробка. Движение перекрыли, пропуская правительственный кортеж к зданию Госдумы, и водители возмущенно сигналили на разные лады. Не для эффекта, а просто так – от нечего делать. На Манежке зажглись фонари, подрагивая бледно-желтыми светлячками в спускающейся синеве вечера. Гуляющие люди текли неторопливыми потоками: кто-то в сторону Александровского сада, кто-кто к Воскресенским воротам. Возле входа в «Националь» переминался пожилой швейцар в темно-синем сюртуке и черном цилиндре.
   – Максим!
   Долгов вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стояла некрасивая девушка лет восемнадцати. На ее маленьком личике с близко посаженными глазами читалось любопытство и какое-то… служебное рвение.
   – Напугала?
   – Немного. Вы кто?
   – Я из местной общины «Эллинес». Мы поддерживаем сошедших в наш мир великих олимпийских богов.
   Девушка сказала все это со смесью гордости и благоговения в голосе. «Неужели эти сектанты и впрямь так преклоняются перед Зевсом? – подумал Максим. – Ну и ну. Не хватало нам еще одних фанатиков…»
   – Я должен был здесь встретиться с другим че… – Максим осекся. – С другим.
   – Пойдемте, вас ждут, – снисходительно усмехнувшись, ответила девушка.
   Она развернулась и, не оглядываясь, направилась к входу в отель. Максим последовал за ней, стараясь подавить в себе ощущение, что стал героем какого-то нелепо-жутковатого шпионского сериала.
   Швейцар приветливо кивнул и открыл перед ними двери. Не задерживаясь возле ресепшна, девушка уверенным шагом направилась к лифтам. Долгову не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ней. Они поднялись на третий этаж.
   – По коридору, третья дверь направо. Президентский сюит, – негромко проговорила девушка.
   – Я вторую обувь не захватил, – сказал Максим, глядя на шикарный ковер.
   – Вас ждут, – без тени улыбки констатировала девушка. Развернувшись, она вошла в лифт. Двери закрылись.
   – Зомбированная какая-то, – вполголоса промолвил Долгов. – И без чэ ю.
   Он недолго постоял под строгим взглядом администратора, сидевшего за большим столом в холле, и двинулся к указанной двери.
   На этаже стояла тишина. Мягкий ворс принимал в себя туфли, на него было даже чуть-чуть жалко наступать.
   Максим остановился перед двустворчатой дверью в президентские апартаменты. Тихо. Только сердце колотится, как метроном.
   Переборов невольно накатившую волну страха, Долгов постучал. Никто не отозвался. Он постучал еще раз, сильнее, после чего с силой распахнул створки, которые нехотя поддались – оказалось не заперто.
   – Заходи, Максим, – сказал Зевс, не вставая с кресла. – Я задремал.
   Долгов вошел в апартаменты и в нерешительности остановился, не в силах отвести глаза от правильных черт лица громовержца. Ноги мгновенно стали ватными, в груди заметался холодный колючий комок, мысли спутались… Будто какая-то магическая аура чудовищной силы, исходящая от Зевса, наглухо сносила с любого смертного смелость, уверенность, сминала волю. На пресс-конференциях с Максимом такого не происходило – возможно, оттого, что там вокруг было множество других людей. Но вот сейчас, наедине…
   Бог наконец поднялся. Одернул свитер, смахнул щелчком прилипшую ниточку с джинсов и сказал:
   – Чего встал? Вон бар – иди жахни чего-нибудь, расслабься. Только не нажирайся в хлам, ночь еще впереди. Будешь сегодня нашим гидом. А? Интригует? Хочешь провести ночь в компании кутящих богов?
   – А есть выбор? – дрогнувшим голосом произнес Максим, так и не сдвинувшись с места.
   В прохладном взгляде Зевса мелькнул интерес.
   – Это тымне скажи – есть выбор? Ты теперь наш консультант. И как раз на вопросы из разряда метафизики будешь отвечать. Или не будешь?
   – Ну отчего же не ответить, – немного осмелев, сказал Долгов. – Только нужны ли кому-нибудь мои домыслы?
   – Занятный ты человек, Максим. Вместо того чтобы отвечать – сам спрашиваешь. Уже два вопроса. Есть ли выбор? Нужны ли кому твои слова?
   – Вы ошиблись. Я не смогу ответить на эти вопросы.
   – Смело. Это очень смело – заявить богу в глаза, что он ошибся.
   – Извините.
   Зевс пристально посмотрел на Максима и прошелся по гостиной.
   Обстановка была воистину королевская. Лепные узоры на высоких потолках, окрашенные в приятный бежевый цвет, антикварная мебель, большое полотно на стене – лесной пейзаж в спокойных теплых тонах. Два огромных кресла, журнальный столик между ними, плазменный телевизор, Hi-End-компоненты, большое зеркало, тяжелые портьеры на окнах, прихваченные тесьмой.
   За приоткрытой дверью в спальню было видно гигантское ложе, где могли уместиться, наверное, человек пять. Простыни были смяты.
   – Так ты будешь пить или нет?
   – Нет. Повременю.
   – Ладно, давай-ка я познакомлю тебя с остальными. – Зевс подошел к двери в ванную и громко спросил: – Афродита, долго еще собираешься плескаться?
   – Выхожу, – донесся из-за двери мягкий женский голос. – Чем займемся?
   – Спустимся к ребятам. Скоро Аид с Аресом должны из Нью-Йорка вернуться.
   – Apec – козел.
   Максим стоял, отвалив челюсть.
   – Семейные разборки, – пояснил Зевс, глянув на него. – Apec недавно одного из ее любовников мочканул.
   – Какие-то странные у вас отношения, – решившись, сказал Максим. – В мифах по-другому.
   – Поживи с наше, – усмехнулся громовержец.
   Он шевельнул рукой, и Hi-End-проигрыватель включился. Заиграла приятная музыка. Долгов не мог точно определить, но кажется, что-то из зарубежной классики.
   Дверь распахнулась, и из ванной вышла Афродита. Максим даже прикрыл глаза, чтобы не видеть ее ослепительной красоты. Небрежно обмотанная полотенцем, ее фигурка вогнала бы в перманентный экстаз любого нормального мужика. «Все святые! – подумал он. – Не хватало мне только возжелать жену Ареса и любовницу самого Зевса».
   – О, ты не один, – сказала Афродита, подходя к мини-бару и открывая бутылочку с вермутом. – Привет, Максим. Присоединишься к нашему фуршету сегодня?
   – Наверное, – растерянно ответил Долгов. – Откуда вы обо мне знаете?
   – Зевс рассказывал.
   Максим посмотрел на громовержца.
   – Я изучил несколько кандидатур на роль консультанта, – развел руками тот. – Ты оказался наиболее оптимален.
   – Усреднен, – прошептал Максим.
   – Усреднен? Хм… Можно и так сказать. Афродита осушила бутылочку и закрылась в спальне.
   – Все-таки попробуй отбросить свою неуверенность и ответить на два вопроса, которые сам озвучил, – произнес Зевс, подходя ближе. Долгов почувствовал, как от него пахнет дорогим одеколоном. – Есть ли выбор? И важны ли слова?
   – Выбор… В частности или в целом?
   – Это принципиально?
   – Не знаю… – Максим удивленно поднял брови. – Пожалуй.
   – Тогда – в целом.
   – Думаю, скорее да, чем нет.
   – Почему?
   Долгов почесал правую щеку, ответил, чувствуя себя студентом на экзамене:
   – Ведь судьбы нет…
   – Хитрец, – погрозил пальцем Зевс, разворачиваясь на каблуках. – Твой ответ звучит с интонацией вопроса.
   Максим виновато ухмыльнулся.
   – Если ты думаешь, что я тебе скажу, есть ли судьба или нет, то глубоко заблуждаешься. Я понятия не имею. – Громовержец рассмеялся. Долгов вздрогнул от этого перекатистого смеха. – Значит, ты считаешь, что выбор есть. Стало быть, человечество может избежать тех неприятных перспектив, что я ему пообещал?
   – Боюсь, что не может, – сдвинув брови, сказал Максим.
   Зевс удивленно воззрился на него.
   – Ты противоречишь самому себе.
   – Нет. Человечеству скорее всего суждено потерять огонь. Но у него есть выбор, как повести себя после этого.
   – А ты не глуп, – удовлетворенно произнес Зевс. – Значит, все же выбор существует не всегда.
   – Всегда. Просто в данном случае он был сделан задолго до вашего появления. И не нами.
   – Снова не логично…
   – Все логично! – зло сказал Максим, слегка повышая тон. – Если огонь и впрямь был когда-то дарован нам по ошибке, то это не наша вина. До этого момента у нас был выбор – добыть или не добыть его. Но мы смотрели на молнии и пожары и видели в них лишь ужасные дикие силы, мы не сумели приручить огонь, сделать из него покладистого домашнего питомца.
   – Хм…
   – И даже после этого оставалась альтернатива. Ведь мы давно могли открыть новые источники энергии и перестать засирать планету и уничтожать друг друга.
   – Ого! – Зевс неподдельно восхитился. – Брависсимо!
   – Но главное заключается не в этом.
   – Да ну! В чем же?
   – В том, что у вас тоже есть этот самый выбор.
   Зевс хищно цыкнул и провел языком по верхнему ряду зубов.
   – Бесспорно. И мы его уже сделали. Максим вздохнул и опустил глаза. Сказал:
   – Одного не пойму. Зачем? Единственное логическое объяснение – ради власти. Но ведь это не так: с вашими возможностями захватить власть нетрудно и без глобальных катаклизмов.
   – Значит, объяснение нелогическое, – довольно осклабился Зевс. – Размышляйте. Ищите. Вам – людям – никто не мешает.
   – Конечно. Лишить огня целую планету – подумаешь мелочи…
   – Ну а что же со второй задачкой? Максим наморщил лоб.
   – Слова… Важны ли слова? Странный какой-то вопрос.
   – Да, непростой.
   – Мне кажется, абсолютно не важны. Потому что…
   – Стоп! – воскликнул Зевс, поднимая руку. – Достаточно. Не объясняй. Хочу сам подумать над этим на досуге.
   Максим пожал плечами. Не надо, так не надо. Происходящее все больше походило на какую-то жуткую игру – будто перед людьми разложили мозаику из миллиона кусочков и наблюдают, как они будут ее собирать.
   Из спальни тем временем вышла Афродита, облаченная в вельветовые брюки и свободную, слегка мятую блузку светло-серого цвета. Максим, глядя на нее, с приземленной завистью подумал, что богиня любви даже в таком пролетарском прикиде выглядит бесподобно.
   – Что, непритязательный наряд? – улыбнулась Афродита, перехватив его взгляд. – Нужно быть ближе к народу, растворяться в нем. Так интереснее.
   – Пойдемте вниз, – сказал Зевс, беря ее за руку. Максим невольно посторонился, пропуская богов вперед. Проигрыватель отключился. Классическая музыка стихла.
 
   Возле дверей, ведущих в ресторан на втором этаже, стояли двое служащих отеля, глядя прямо перед собой остекленевшим взглядом людей, погруженных в глубокий транс. Чуть в сторонке перешептывались несколько парней и девушек, среди которых была и та, что встретила Максима. При появлении Зевса они согнулись в полупоклоне и подали знак служащим. Те, продолжая таращиться в никуда, механически двинули руками и распахнули двери.
   В ресторане правил бал Дионис. Размахивая своей неказистой шляпой, он произносил тост, суть коего заключалась в осмеянии Геры, которая уже порядочно набралась и спала, уронив голову на объемистую грудь.
   – …и восторжествует сладкий порок бытия! – пьяно выкрикнул Дионис. – Да здравствует инцест и промискуитет! Долой моногамию!
   – Ура! – поддержал его Аполлон и хлопнул по ягодице невысокую черноволосую женщину – свою сестру Артемиду.
   – Промискуитет – стадия половых отношения, предшествовавшива… пред-шест-во-вав-ша-я установлению норм брака и семьи, – пробормотала Гера, не поднимая головы. – Оглушил и пяль на здоровье, пока тепленькая…
   Громко заорал осел, стоявший посреди стола. Бородатый Посейдон повел рукой, и минералка из его фужера всплыла вверх большой колышущейся каплей с десятками пузырьков внутри. Покровитель водной стихии залихватски подбоченился и швырнул «каплю» прямо в раззявленную пасть ослу. Животное поперхнулось, прекращая орать, и обиженно покосилось глазом на Посейдона. После чего процокало копытами по скатерти и, наступив в тарелку с осетриной, спрыгнуло на пол.
   Присутствующие затряслись в приступе дикого хохота.
   Дионис опрокинул в себя стакан коньяка и швырнул пустую тару в гигантское витражное окно. Толстое стекло стоически перенесло выходку юноши, и отпружинивший стакан попал точно по темечку Афине, обгладывающей запеченную индюшачью ногу. Богиня, покровительствующая науке, размазала по щекам помаду вперемешку с жиром и швырнула обкусанный окорочок в Диониса. Бог виноделия вовремя увернулся, пропуская снаряд над левым плечом, и завопил:
   – Гуляй! Веселись! Валим на улицу!
   – В ломы, – отмахнулся хромой Гефест, ловко лузгая семечки и плюясь кожурками во все стороны. – Обожаю подсолнухи!
   Максим с ужасом глядел вокруг. Некогда роскошный зал ресторана походил на портовый кабак после солидного погрома. Одна из тяжелых люстр валялась на полу, придавив кого-то из обслуги. Под беднягой растеклась темная лужа, и, похоже, никому до этого не было дела, кроме оскорбленного осла, который подошел к телу и принялся настороженно к нему принюхиваться. Бахрома на занавесках тлела. Часть посуды была перебита – осколки фарфора и хрусталя валялись повсюду, другая часть загажена до неузнаваемости. В разбитом зеркале криво отражался заваленный остатками жратвы камин. На паркете была накидана бесформенная груда тряпья.
   – Знакомьтесь, – обратился Зевс к присутствующим. – Это Максим.
   Осел отвлекся от обнюхивания трупа придавленного люстрой официанта и приветственно фыркнул. Артемида, не переставая лобызаться с Аполлоном, скосила глаза и помахала рукой. Дионис картинно приподнял шляпу и решительно заявил:
   – Штрафную! Штрафную, мать твою!
   – Я не… – начал Долгов, все еще не оправившись от шока.
   – Чего ты «не», чего ты «не»! – передразнил его юноша. – Все ты «да»! Ну-ка иди сюда, сейчас на брондер… бундер… на брудершафт тяпнем! Так это у вас называется, кажется?
   – Давай-давай! – ободряюще сказала Афродита. – Богу пьянства отказывать нельзя…
   Максим, переборов искушение еще раз взглянуть на тело погибшего официанта, подошел к Дионису и взял из его рук бокал.
   – Чего пальцы-то дрожат? – поинтересовался юноша. – Вмазал уже, что ли?
   Максим хотел ответить, но Дионис уже ловко пропустил свою руку под его локоть и, шумно выдохнув, выпил. Максим вдруг почувствовал, что нужно тоже срочно опрокинуть в себя содержимое бокала. Он залпом влил в себя прохладную водку. Она слегка обожгла пищевод, скатилась приятным цунами в желудок. Господи, как хорошо! Почему он раньше не мог распробовать вкуса этого чудесного нектара?! Какой же он глупец…
   Дионис выпростал руку из-под локтя Максима, и тот почувствовал, как блаженство исчезло. Во рту появился горький привкус спирта, хотя водка была явно не суррогатная.
   – Ладно, больше не буду напускать на тебя морок, – смилостивился Дионис.
   – Будь добр.
   – Но тогда ответь на один вопрос, консультант…
   – Максим. Меня зовут Максим, – сказал Долгов, подхватывая кусочек буженины с уцелевшего блюда.
   – Ой-ой-ой, какие мы нежные! – нетрезво покачнувшись, рассмеялся Дионис. – Ты бы особенно не выпендривался… Максим. А то я из тебя в два счета хронического алкаша сделаю. До конца дней будешь трястись за каждый глоток денатурки и милостыню на опохмел просить вместо утренней зарядки.
   Максим благоразумно решил промолчать.
   – А вопрос такой, – сказал Дионис, панибратски его обнимая. – Вот ты на секунду почувствовал мой морок, тебе подумалось нечто вроде: «Как же я мог до сих пор не распробовать вкуса этого чудесного напитка?» А потом оказалось, что все это иллюзия, и в твоем желудке обыкновенная водяра, хоть и не худшего качества. Что лучше – иллюзия блаженства или обыкновенное опьянение?
   – Разве обыкновенное опьянение – не иллюзия блаженства?
   Дионис слегка отстранился от Долгова и посмотрел на него подозрительно трезвым взором своих чуть раскосых глаз. Нелепая шляпа бога съехала на затылок, из-под ее полей выбился вихор.
   – Верно, – сказал он. Хитро ухмыльнулся и повторил: – Верно.
   К ним приблизился Аполлон, покачиваясь и застегивая на ходу ширинку.
   – Ты наш консультант, верно? – спросил он.
   – М-да… – Максим пожал плечами.
   – И за каким хером только Зевс взял человека, у которого творческий потенциал не выше среднего? – Покровитель искусства задумчиво почесал в паху.
   – Чтобы не шибко умничал, – огрызнулся Долгов. Аполлон нахмурился, но морщинки на его высоком мраморном лбу тут же исчезли. Бог заржал.
   – Во дает! Слышь, Дионис, а он приколист!
   – Да, – откликнулся Дионис, – нормальный чел.
   Максима била внутренняя дрожь. Не от испуга или обиды, даже не от злости – от непонимания трепыхалось что-то мерзкое возле сердца. Что за спектакль? Зачем они издеваются над ним? Или?…
   Он даже слегка вздрогнул от неожиданной догадки. Конечно! На кой ляд богам вообще над кем-то издеваться? Между ними и смертными такая пропасть, что понять их истинные намерения не представляется возможным. Они просто-напросто ведут себя естественно. А то, что их поведение не укладывается в общепринятые модели, к которым мы привыкли, так это неудивительно! Ведь мораль, этические нормы, система ценностей этих… существ отличаются от человеческих настолько, что мы будто существуем в разных измерениях.
   Те вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря.
   Вот оно – самое пугающее звено во всей этой цепочке несоответствий… Нужно лишь отстраниться от леденящего трепета в груди, и кусочки паззла становятся на свои места.
   Грациозный Аполлон легонько толкнул Максима в плечо, возвращая в реальность.
   – Эй, ты чего напыжился, будто таракана съел? Пойдем, покажу кое-что.
   Он дал пинка ослу, вставшему поперек прохода, и двинулся в дальний угол зала, где располагалась дверь, ведущая на кухню. Максим последовал за ним.
   Возле двери Аполлон остановился, взялся за резную ручку и спросил Долгова, прищурившись:
   – Как ты считаешь, в чем ценность настоящего произведения искусства? Не обыкновенной ремесленной поделки, коих миллионы вокруг, а великого творения. Шедевра.
   Максим задумался. Он никогда не размышлял на эту тему – как-то не было повода.
   – Испытание временем?
   – Ерунда. Время бесконечно – таких произведений искусства, которые могли бы представлять ценность в течение вечности, не существует.
   – Что же тогда… – Максим посмотрел в глаза Аполлона. Глубокие, темные. Предположил: – Творение, рожденное в муках?
   – Да, – прошептал бог. – Именно. Только такая работа запомнится, только в ней будут сквозить боль, страдания. Только такой шедевр принесет впоследствии мастеру, создавшему его, истинное наслаждение. Когда художник осознает, что работа закончена, он почувствует блаженство.
   Аполлон распахнул дверь.
   В нос ударил сладковатый запах паленой плоти…
   Через несколько секунд Максима вывернуло прямо на паркет.
   Перед глазами поплыли темные круги, в ушах зазвенело. Сквозь накатившую муть он услышал далекий, резонирующий голос покровителя искусства:
   – Ремесленник многолик и многодуш. Но настоящий, великий мастер всю жизнь верен своему идеалу, одному-единственному образу, который впоследствии может стать его шедевром. Ремесленник – предатель своего личного бога. Мастер – нет.
   …сидела на табуретке посреди кухни. Обнаженная. Под спутанными, слипшимися космами лица ее не было видно. Лишь подрагивающий подбородок, покрытый красными пятнами, и шея в каких-то темных потеках. В правой руке женщина держала стержень, увенчанный раскаленным жалом, от которого тянулись два провода к прибору для выжигания по дереву. Ее некогда красивое тело было покрыто багряно-коричневым узором. Ноги – от бедер до самых щиколоток… Лобок, живот, ребра, грудь, предплечья и плечи… Все было растерзано огненным жалом… В страшной вязи угадывались очертания какого-то города с фасадами зданий, шпилями крыш… фигурками людей… Женщина вдруг методично закивала головой и с шипением провела раскаленным кончиком по левому запястью, делая очередной дымящийся штрих на полотне своего тела…
   Голос Аполлона продолжал раздаваться где-то на границе слышимости.
   – Посмотри на эту женщину. Она создает настоящий шедевр, единственный шедевр в своей жизни. Он запомнится навсегда. К тому же в любой момент она сможет полюбоваться своим творением… Это настоящее искусство! Что думаешь, консультант?
   – Под мороком? – выплевывая сгусток блевотины, прошептал Максим.
   – Конечно. Иначе бы она уже давно сдохла от болевого шока.
   – Вы психи…
   Максим разогнулся, посмотрел сквозь застилающую глаза пелену на прекрасное лицо Аполлона.
   Сладковатый запах продолжал щекотать ноздри, становясь приторным.
   Стало быть – вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря. Так?
   Но он-то – человек.
   Максим вложил в удар всю ярость, которая плескалась в нем. Голова Аполлона круто откинулась назад, из сломанного носа по гладко выбритой щеке заструилась кровь. Бог пошатнулся и, сделав два неуверенных шага, завалился навзничь.
   Женщина закричала.
   Пронзительно.
   Дико.
   Страшно.
   Умирая…
 
   – Вырубил, – констатировала Афродита, безразлично толкнув Аполлона в бок носочком туфли. – Когда очнется, тебе лучше не попадаться ему под руку. Изуродует.
   Максим смотрел на нее с ненавистью. Гнев бурлил в нем. Бешено колотилось сердце, перед глазами плыли радужные пятна, кулаки были стиснуты до белизны в костяшках. Мыслей не было. Хотелось схватить эту сучку за сивые патлы и таскать по всему ресторану, слушая, как она кричит…
   Аполлон зашевелился, прохрипел что-то нечленораздельное, размазал рукой кровь по лицу и приподнялся. Максим ударил его ногой, дробя остатки костей носа. Бог упал, не издав ни звука. Кровь стала растекаться под его головой темным пятном.
   – У-у… – протянул подошедший Зевс. – Зря ты так, консультант.
   – Что же вы творите? – прошипел Долгов, поворачиваясь к громовержцу. – Выродки! Как вы смеете… Неужто в вас не осталось ничего человеческого?
   Зевс почесал мочку уха и уклончиво ответил:
   – Это ваша забота – думать о человеческом. А за что ты беднягу Аполлона уложил?
   Максим побледнел. Он посмотрел на громовержца в упор – никакого страха или благоговения перед богом не осталось. Долгов отошел от дверного проема и молча показал на истерзанное тело.
   Зевс оглядел мертвую женщину с головы до ног и озадаченно произнес:
   – Ну и что? По-моему, красиво…
   – Ч… ч-что?… – У Максима перехватило дыхание.
   – Да ладно! Я пошутил! – захохотал Зевс. – Это омерзительно! Аполлон всегда был извращенцем в своих творческих выдумках!
   Рассудок у Максима вконец помрачился. Он приблизился к громовержцу и уже занес руку, чтобы ударить того в ровный ряд зубов, как раздался хлопок, и витражные стекла в зале со звоном разлетелись на тысячи осколков.
   Прогремел оглушительный взрыв, вспыхнуло что-то яркое, будто свет ударил со всех сторон. В мыслях Долгова пронеслось, что именно так, наверное, выглядит смерть. Но через миг пространство вскипело вибрирующими звуками, и он понял, что все еще стоит на ногах.
   Перед глазами заметались какие-то серые пятна, кто-то сильно толкнул его в плечо, и Долгову пришлось сделать пару приставных шагов, чтобы сохранить равновесие. Он инстинктивно прикрыл голову руками и пригнулся. Зрение возвращалось с неохотой – сначала стали различаться контуры стола и стульев, затем в нескольких метрах от него пару раз что-то бесшумно сверкнуло.
   Следующий толчок все же сбил Максима с ног. Он споткнулся о распластанное тело Аполлона и полетел под ноги какого-то призрачного силуэта. Тень метнулась влево и будто слилась со стеной.
   – Иалуа! – заорал Гефест, прежде чем маленькая игла впилась ему в шею. Хромой бог огня завалился набок, и семечки из его кулька посыпались на паркет.
   Посреди зала вспыхнул огромный факел, стремительно принимая очертания человеческой фигуры. На пол, словно ниоткуда, свалилось какое-то незнакомое Максиму оружие с тонким стволом и объемным прикладом. Горящий силуэт, дико крича, замахал руками и начал метаться, поджигая скатерть и занавески. Через миг он зацепился ногой за труп официанта, врезался в стену и рассыпался снопом искр.