Страница:
Дождавшись ровного сопения трех носов, зеленокафтанный распорядитель, сидевший в соседней комнатке, оторвал ухо от нарочитого слухового отверстия и поспешил к Юрию Близорукому. На бегу бормотал: «Вы мне сразу не поглянулись, аспиды!»
Князь сидел в спальне, облаченный в пижаму, кою привезли ему из просвещенных стран Заката, и барабанил пухлыми пальцами по колену. Вообще-то глава Мозгвы рассчитывал, что богатыри застрянут надолго или даже сгинут, а они вернулись, да еще так скоро…
Вбежал запыхавшийся Влесослав, бухнулся в ноги:
– Не вели казнить, вели слово молвить!
– Так уж и быть, – скрывая нетерпение, сказал Юрий.
Распорядитель встал и затараторил:
– Одолели-таки! Я не понял как, но одолели. Лихо, оно страшное. Ранило богатыря, ну, что самый сильный, Егорий. Притащили с собой голову Лиха. Глаза вроде два. Один стеклянный. Голова лысая, как коленка… – Тут Влесослав осекся, взглянув на княжью макушку, на которой играли блики, отброшенные огнями лампад. – Голова-то живая, говорящая. Язык острый. Как бы беды не наговорила, сглазу-порчи не наслала. Лихо, оно сильное. Без тулова-то кто знает? Чтобы горюшка не содеялось… Вдруг? Егория-витязя, рекут, всего лишь перстом коснулось, ан сила богатырская долой! Мягкий куль, а не богатырь. И спит постоянно. Иван даже не дрался, как я понял. Он, чую, совсем не удалой, без брата не воин. У того ранка гноится, сам в седле сидеть не могет…
Здесь зеленый зашел на второй круг, и князь поднял руку, останавливая речь слуги:
– Все ясно, нишкни. Давай-ка подумаем, как поступить…
Пока Близорукий осуществлял мозговой штурм, дембеля да книжник смотрели сны, а всегда бодрствующий Колобок катался по комнате, проверяя свои возможности и память.
На рассвете в покои явились дружинники и Влесослав.
– Иван, Егорий, велено доставить вас пред светлые очи князя Юрия. Оружие не берите, не в поход идем. Ты, Неслух, оставайся. А ты, мерзкий отросток, следуй за нами.
Старшой спросонья озадачился, ведь раньше почетного эскорта стражников не присылали. Потом догадался: «Правильно! Мы же освободители княжества! Уважение оказывают».
Ефрейтор не смог встать самостоятельно, но, когда ему помогли брат и один из дружинников, выяснилось, что на ногах держится. Оделись, Старшой прихватил свой мешок. Всю дорогу Иван поддерживал близнеца, стараясь не упасть, поэтому за изгибами коридоров не следил.
Уперлись в железную дверь. Распорядитель отодвинулся в сторону, охранники замерли, пропуская богатырей вперед.
– Милости прошу, – поклонился Влесослав.
Он открыл дверь, братья шагнули к порогу. Прежде чем они поняли, что стоят перед тюремной камерой, их толкнули в спины, и дембеля полетели на каменный пол темницы. Следом залетел Колобок:
– Кто пнул, подлюки?
Бабахнула дверь, лязгнули засовы. Воцарился мрак.
Глухой голос Влесослава пробубнил:
– Сидите смирно, изменщики.
– Капец – попали. – В голосе Ивана звучали растерянность и обида. – Братан, ты как?
– Я зол, – откликнулся Егор. – Помоги сесть.
Завозились, запыхтели.
– Правей давай. Вот. Сейчас будет скамья, сзади, слева, – руководил Хлеборобот, обладающий идеальным ночным видением.
Глазенки горели алым светом. Каравай был рассержен не меньше ефрейтора.
Уселись, отдышались. В углах шуршали мыши. Где-то капала вода. Тишина. Тьма.
– Когда ж я выздоровею? – сокрушенно спросил Егор.
– Терпи, братан, атаманом будешь, – подбодрил Старшой. – Сейчас найду «Альпинист». Там у него лампочка была – шкалу подсвечивать.
Порывшись в мешке, Иван достал приемник. Нащупал клеммы, щелкнул колесиком-выключателем. Слабо засветилась лампочка, и в сырую каморку ворвалась какая-то передача а-ля «Психологическая консультация по телефону». Мужской голос, который больше походил на бабий, убеждал собеседника не запираться:
– Да ладно, Петя, не стесняйся, здесь все свои. Я, доктор Сопатов, помогу тебе в любой проблеме. Продолжай, докажи, что ты пацан!
– Ну, раз так… Мы встречаемся с Юлей полтора года, но у нас все никак не дойдет до этого самого… Ну… – гнусавый голос совсем замялся.
– Вы хотите сказать – близости? – помог психолог-ведущий.
– Во, точно! – обрадовался паренек. – Близость у нас была, но это так, не близость… Скорей, близорукость…
– Хорошо, я понял. – Диктор перестал мучить гнусавого. – Попробуй вот что. Пригласи Юлю домой, покажи ей свои любимые эротические триллеры. Например, «Вини Пух и все-все-все». Это развлечет твою подругу и создаст легкий интим…
Старшой покрутил ручку настройки и поймал нечто образовательное:
– Мы продолжаем работу клуба «Гавари па руски праффильна, кроссафчег», – с солидной советской интонацией произнесла женщина. – Новое в глаголах русского языка: «выключить – вежливая форма, эйтыключить – грубая». Например: «Эйтыключи, наконец, свою поганую музыку, преступник малолетний!» Повторяю…
– Вань, эйтыключи его на фиг, – взмолился Егор.
Иван вырубил радио:
– Ага, уж лучше в темноте, но без этой пурги.
Колобок захихикал.
– Воды! – прохрипел хан, а затем долго пил и обливался, унимая зуд покрасневшей кожи.
– Что сказали духи? – с надеждой спросил Дон Жу Ан, склонившийся в почтительном поклоне.
Тандыр отбросил глиняную большую пиалу:
– Эрэфия утонет в крови!
Рев сотен глоток разнес по степи ликование мангало-тартарских вояк. Походу быть.
Кидайскому мудрецу осталось лишь признать, что чудес не бывает.
К вечеру с Тандыр-хана стала слезать кожа, будто он обгорел на солнце. Только вот беда, слезало несколько больше, чем обычно. До сукровицы. А на лбу, груди, животе и бедрах – до крови. Дон Жу подыскал в своем арсенале подходящую мазь и велел ханским наложницам, тем, что посмышленее, бережно накладывать белую прохладную кашицу на раны вождя. Тандыр морщился, рычал, но терпел. Кидайское снадобье принесло ему облегчение.
Когда стемнело, к Тандыр-хану пришел верный друг – начальник лучшего тумена Уминай-багатур. Исполинская фигура заполнила вход в шатер. Широкоплечий, мощный боец в самом рассвете сил улыбался. Желтоватые зубы будто светились в полумраке шатра. Блестели смазанные жиром волосы, заплетенные в косичку. Виски и макушка были гладко выбриты.
– Хан-опора, я только что добыл белоснежную косулю. Счастливый знак! Прими ее печень.
Уминай-багатур выглянул из шатра, принял у слуги медное блюдо со свежим деликатесом. От печени парило, запах сырого мяса донесся до Дона Жу. Кидаец сделал усилие, чтобы не скривиться. Утонченному мудрецу сыроедение казалось дикостью. Тандыр-хан, напротив, подскочил, словно мальчишка, не обращая внимания на боль ожогов, схватил темно-красный кусок, посолил и впился в него зубами.
– Ой-е, вкусно! – проговорил он, вытирая рот и щеки рукавом дорогого персиянского халата. – Отведай и ты, друг мой Уминай!
Багатур, радуясь тому, что хану пришелся по нраву подарок, присоединился к трапезе. Вождь обернулся к Дону Жу:
– А ты чего сидишь? Держи! – И кинул ему маленький кусочек.
Кидаец помимо воли поймал печень, да так и остался сидеть с вытянутыми руками. На тонком лице проступило отвращение. Мангало-тартары заржали, даже слуги украдкой улыбнулись.
Тандыр-хан знал о чистоплюйстве ученого и любил над ним подтрунивать.
– Завидная охота, Уминай-багатур! – похвалил вождь. – Я подарю тебе любой урусский город из тех, что мы завоюем.
Темник удалился, слуга забрал у Дона Жу кровавый кусок и последовал за хозяином. Хан глотнул кумыса, развалился на ковре.
– Не держи зла, мудрец. Белая косуля! Верное знамение.
«Какие духи тебя терзали в шатре, Тандыр? – подумал кидаец. – Вижу, что не белые…»
На троне сидел Юрий Близорукий, а перед ним стояла, уперев руки в боки, Рогнеда.
– Почто героев-избавителей запер? Лепо ли на добро изменою отвечать? – Звонкие слова жалили уши невыспавшегося князя, будто иглы.
– Цыц, охальница! – рявкнул Юрий. – Какие оне избавители? С Лихом совладал дружинный молодец Теребило.
– Теребило?! – почти на ультразвуке взвизгнула княжна. – Да на него самая последняя деревенская девка не смотрит, самый завалящий лопух его на кулачках одолеет, а уж Лихо его соплей перешибет!
– Чудеса случаются, – отрубил отец. – Смутьяны голову окаянную в Мозгву притащили, а моя дщерь их оправдывает!
– Какую такую голову? – Девушка вскинула густые бровки.
– Вестимо, Лиха Одноглазого. Один глаз стеклянный, второй настоящий. Сама говорящая, по полу катается. Где это видано, чтобы в стольный град такую нечисть привозили?
Рогнеда всплеснула руками:
– Не может быть!
– Сама не проверяй, я тебя знаю, – строго воспретил князь. – Обо всем расспросишь Влесослава. И не касайся его. Мало ли, на нем уже сглаз какой либо порча.
По иронии судьбы, зеленый распорядитель расхворался. Хворь его носила характер нервический, ибо он, наобщавшись с «головой Лиха», перетрухнул. Некоторые впечатлительные натуры страдают болезнью, в народе именуемой медвежьей.
Потому-то княжна долго не могла найти этого очевидца, хотя посетила все помещения терема, разумеется, кроме мужского нужника, а ее отец получил косвенное подтверждение версии о злом умысле близнецов Емельяновых. Опасен Лихов кочан, раз Влесослав от одного его взгляда занедужил.
Сами же подозреваемые сидели в полной темноте и занимались прогнозированием с планированием.
– Вот выздоровею, дверь эту вышибу, а потом вытрясу душонку из этого Влесослава. И с князя, – пообещал Егор.
Колобок невозмутимо намекнул на возможность неблагоприятного развития болезни ефрейтора:
– Я-то по-любому отсюда уйду. Если что, я за вас отомщу. Во-первых, ославлю этого Близорукого за недальновидность. Во-вторых, попорчу ему жизнь мелкими пакостями. Тут мне ровни не сыщешь. В третьих, сживу со свету зеленого холуя. Нет, спервоначалу расскажу людям, кто превозмог Лихо.
– Ты бы сбежал. Спервоначалу, – не без издевки отчеканил Иван. – Может, помог бы нам сбежать. Попали так попали, блин.
– Как-как ты сказал? – всполошился каравай.
– Ну, устроил бы побег, раз такой ото всех уходящий, – повторил мысль Старшой.
– Эх, сейчас бы пожрать, – вздохнул Егор.
– На всякий случай напоминаю… – начал Колобок, но Иван перебил:
– Да несъедобный ты, несъедобный, блин!
– Вот! – Глазки Хлеборобота вспыхнули так, что близнецы слегка испугались. – Блин!
– Что блин? – Емельянову-старшему надоел бесплодный разговор.
– Ползи к дверям, сиделец, – распорядился каравай. – Просунешь меня под дверь.
Иван нащупал круглое плоское образование, напоминающее лаваш, и принялся запихивать его в щель. Получилось не сразу – первый блин, как водится, собрался комом. Но потом дело пошло ловчее, и изобретательный Хлеборобот покинул сырые стены узилища.
Братья остались наедине.
Жесточайше заурчал пустой живот Егора.
– И почему мы все время попадаем за решетку? – спросил ефрейтор Емеля.
– Рецидивисты, – усмехнулся Старшой.
Голодные дембеля стали ждать, что предпримет Колобок.
Каравай вернул себе привычную форму и осторожно покатился в поисках помощи. Разумник рассудил: кроме Неслуха-летописца у богатырей друзей нету. Поиски гостевой палаты заняли у Хлеборобота почти два часа, при этом он исхитрился не попасть на глаза ни слугам, ни охране.
Книжника в покоях не оказалось.
Колобок несколько растерялся. Где обретается Неслух? Наверняка в хранилище книг. Княжий городище большой, можно долго кататься, да так и не наткнуться на летописца.
Тпру! А вдруг его тоже в темницу бросили? Дескать, много времени с подозрительными людьми провел, сам изменником заделался.
Была и третья возможность – книжник у князя. Все-таки ученый человек редкость, таких беречь надо. Допросят и отпустят. Ну, там, батогами приголубят. А он еще преданнее служить станет, с перепугу-то.
Хлеборобот решил проверить последнюю вероятность и покатился к тронному залу.
Пока Колобок шнырял по терему, он успел подслушать об аресте Ивана и Егора. Болтали охранники возле входа.
– А тех двоих за что посадили?
– Они сказали, мол, мы Лихо Одноглазое убили.
– Ну, соврали и ладно. Мож, слабоумные.
– Э, нет, друже. Кабы Теребило вчера не прикончил Лихо, тогда бы какой спрос? А тут, нате вам, чужую славу заграбастать хотели. И что-то там с головой произошло, ан никто точно не знает, что именно.
– Ну-тка, каков народ нынче пошел бесстыжий!
Каравай тихо двинулся к залу, гадая, кто такой Теребило и какая гнида сочинила навет на братьев Емельяновых. «Да тут непаханое поле предположений, – размышлял круглый разумник. – Например, Влесослав. Очень недобрый человек, от такого жди подлости. Или сам князь не захотел расставаться с золотым ключом. А если это кто из здешних приспешников Злодия, то все становится проще и сложнее одновременно. Поди выведи на чистую воду слугу Злебожьего, пока он сам не раскроется!»
За глубокими раздумьями Колобок чуть не попался. Дверь тронной залы распахнулась, выскочила гневная княжна Рогнеда. Щеки девушки пунцовели, красивое личико было искажено. Она пронеслась, высоко вздернув носик, и чуть не пнула каравая. Роскошная коса болталась из стороны в сторону, еле поспевая за хозяйкой.
Хлеборобот глянул в залу. Никого, кроме Юрия.
Колобок увязался за стремительной княжной.
– Прячет тятенька его, что ли? – на ходу бормотала Рогнеда, сжимая и разжимая кулачки. – Эй, люди!
Вовремя закатившийся под лавку Колобок увидел, как на зов будущей княгини прибежали слуги.
– Найдите мне Влесослава! Жду здесь! – Девушка подкрепила приказ, топнув ножкой.
Все бросились исполнять волю княжны, а она уселась на лавку и принялась ждать.
Через полминуты что-то зашевелилось у нее под ногами, шелестя подолом.
– Брысь! – беззлобно прикрикнула Рогнеда, и тут из-под нее выкатился каравай.
Княжна мигом побелела.
– Ты тут откуда?..
– Хотелось бы ответить, дескать, из тех ворот, что и весь народ, но врать не привычен, – весело сказал Колобок.
– А ты порчу не нашлешь?
– С какой радости?!
– А сглаз?
– Нет, конечно.
– А разве ты не голова Лиха Одноглазого?
– Нет, я сам по себе. – В доказательство каравай отпочковал от румяных бочков две ручонки и помахал ими княжне.
Девушка взвизгнула и подняла ноги на лавку.
– Дикая какая-то, – удрученно прокомментировал Хлеборобот.
– А глаз у тебя не стеклянный?
– Куда котится Эрэфия? Слабоумные наследницы… Оченьки мои настоящие, не стеклянней твоих.
– А разве не ты с Иваном да Егорием прибыл?
– Я.
– Так ты не голова Лиха Одноглазого?
– Довольно! – нагло прикрикнул каравай. – Аз есмь Колобок, Хлебороботом именуемый. Он же ушедший ото всех. Он же поскребенный по сусекам. Хотя последнее есть ложь.
Княжна нервно хихикнула, но успокоилась.
– Верить ли тебе?
– Сама решай, – буркнул непоскребенный. – Токмо витязей славных, Злебога посрамителей, незаслуженно в темницу бросили.
– Вот и я не верю, что Теребило сподобился на подвиг ратный, – вздохнула Рогнеда. – Он хоть и сильный, но малодушный. Постоянно тягает железяки тяжелые, вырастил на себе мышцы, ажно смотреть противно. Каждую жилку видать, каждый сосудик. Поперек себя шире.
– Ого, такому небось девки проходу не дают? – подзадорил каравай, стараясь вытянуть из девушки как можно больше сведений о самозванце.
– Опомнись, любезный! – расхохоталась княжна. – Таким страхолюдом младенцев пугать, чтоб не бузили. Мало того, что он бык быком да на лицо ужасен. Ко всему груб, аки самый распоследний мангало-тартарин.
Колобок стал подозревать Рогнеду в предвзятости. Со всех сторон плохим выходил Теребило.
– Авось хоть военным делом славен? – предположил Хлеборобот.
– Я ж говорю, трусоват. – Девушка надула губки. – Мощь при нем, выучка ратная, а в свершениях богатырских не замечен. Даже от потешных боев уклоняется. Странный какой-то. Судачат-де, он кроме себя никого не любит, оттого и бережет.
– Вот оно что, – протянул каравай. – Хорошо. Пришлые витязи Иван да Егорий совсем не таковы, правда?
Княжна закивала:
– Воистину иного поля ягоды. Особенно чернявенький. Этот просто красавец. – Девушка спохватилась. – Чувствуется, большой герой!
– Иван, стало быть, – расплылся в улыбке Колобок. – А Егорий?
– Большой-то? Видно, что человек надежный, силы немереной. Только Ваня кра… внушительнее, да.
Хитрец нащупал слабое место Рогнеды и нанес победный удар:
– Да, Иван – он такой. На него даже легендоградская княгиня Василиса глаз положила!
Ушки девушки густо покраснели, глазки округлились, рот несколько раз открылся и закрылся, будто не подобралось слов. По примеру отца княжна принялась загибать пальчики, Колобок с интересом наблюдал за этим ритуалом. На восьмом она полностью совладала с собой.
– Я полагаю, надо витязей спасать, – ровным тоном сказала Рогнеда.
– Именно! Обелить очерненных, вызволить запертых!
– А как?
Девушка и каравай долго глядели друг на друга, пока Хлеборобот не промолвил:
– Ну, ты же умная. В любом разе не глупее Василисы.
Подстегнул так подстегнул! Княжна соскочила с лавки и принялась мерить коридор шагами.
– Вестимо, не глупее. Уж я-то придумаю, уж я-то не посрамлю… Вот! – Она замерла, тыча перстом в белый потолок. – Пусть народ узнает, что Теребило врет!
– Каким образом?
– Я скажу. Вот прямо сейчас, пока тятенька просителей всяких принимает, на Алую площадь выйду и скажу, – постановила Рогнеда.
Вообще-то в данный момент она должна была сидеть подле отца и вершить государственные дела, но подслушивать было интереснее, да и скучное занятие уготовил ей Юрий: торчишь с умным видом у всех на виду, решения какие-то принимаешь. Ни отвлечься, ни пошалить, все-таки людские судьбы от тебя зависят. Вот, вчера помучилась полдня и поняла, куда просилась.
– Айда! – махнула девушка Колобку и отправилась на площадь.
Хлеборобот последовал за княжной. Она без особых проблем отделалась от стражи, просто к Рогнеде и караваю присоединились четверо охранников.
Забравшись на помост, девушка окинула взором кипящую ярмарочную площадь и на мгновение оробела. Но симпатия к чернявенькому Ивану и природное упрямство пересилили нерешительность.
– Мозгвичи и гости столицы! – крикнула княжна.
Девичий голос утонул в гомоне, будто и не было.
Рогнеда топнула, чуть не сломав каблучок о неровные доски помоста.
– Люди, слушайте меня!!! – еще громче призвала она.
Бесполезно.
Сжав кулачки добела, княжна завопила что было сил:
– Насилуют!!!
Базарный шум и гам мгновенно стих, сотни голов повернулись в сторону помоста. Любопытные глаза уставились на Рогнеду.
– Ну вот, совсем другое дело, – пробормотала девушка и приступила к существу вопроса.
Глава седьмая,
Сияющий Теребило стоял по правую руку от трона Юрия Близорукого. Помощники князя находились чуть сзади. Седой советник сцепил пальцы перед собой и озабоченно жевал нижнюю губу. Суровый воевода смотрел в пол и изредка подергивал плечом, отчего позвякивала тяжелая кольчуга.
Владетель Мозгвы поднялся и обратился к боярам да дружинникам, толпившимся в зале:
– Многие из вас уже слышали последнюю новость, но я просто обязан огласить ее всем и каждому. Вчера дружинник Теребило победил разорявшее наши окрестности Лихо Одноглазое. Теперь тракт на Легендоград свободен. В знак признания заслуг Теребилы жалую ему шубу, конскую голову золота и звание сотника.
Люди явно удивились, зароптали, а герой расцвел, демонстрируя кривые зубы.
– Приветствуйте избавителя Мозгвы! – раздраженно велел князь.
Толпа неровно прокричала здравицу.
Шкафообразный Теребило с челюстью, похожей на утюг, и кривоватым носом-ледоколом шагнул вперед:
– Ну… это… Благодарствую.
Распахнулась дверь, вбежал посыльный, закричал с порога:
– Не вели казнить, княже! Там княжна Рогнеда к народу обратилась. Говорит, дескать, какие-то Иван да Егорий Лихо одолели, а Теребило их славу присвоил, ибо сами богатыри израненные да слабые.
Лицо Юрия Близорукого пошло красными пятнами. Мнимый герой стал растерянно озираться, мол, мы так не договаривались. Воевода досадливо сплюнул. Советник-мудрец подступил к князю и что-то зашептал ему в ухо. Юрий сначала мотал головой, потом нехотя закивал.
Бояре и дружинники возмущенно загомонили. Кто-то смеялся над Теребилой, другие пораженно обсуждали поступок Рогнеды.
Наконец Близорукий поднял десницу. Установилась тишина.
– Хмурится мое сердце, когда нарушаются уложение Прави эрэфской, – сказал Юрий. – Дочь моя вспыльчива, но в уме ей не откажешь. Я не сомневаюсь в Теребиле, но и в Рогнеде не должен. Так ли?
– Да, да!
– Ежель есть спорщики, то пусть правота выяснится в поединке.
– Че же мне – княжну мутузить? – пробубнил Теребило, оборачиваясь к пасмурному воеводе.
В передних рядах откровенно заржали над гением, князь закатил глаза.
– Пусть наш дружинник вызовет любого из двоих претендентов на суд меча, – закончил Близорукий.
– Мы так не… – заныл было здоровяк, но воевода успел положить руку на его плечо, заставляя заткнуться.
– Не будем оттягивать решение сего вопроса. – Князь плюхнулся на трон. – В полдень на дворе перед моим теремом. Никаких зевак. Дружина, бояре, мы и спорщики. А сейчас все свободны!
Народ потянулся к выходу.
Юрий процедил сквозь зубы:
– Кто-нибудь приведите строптивую девчонку. А ты, бугай, либо выбей дух из поединщика, либо умри. Иди готовься. Бранибор, объясни этому тупому куску мяса, кого лучше вызвать.
Воевода будто лимон лизнул, но поклонился князю, потащил Теребилу прочь из залы.
– Чего ты мне насоветовал? – спросил Близорукий мудреца, когда они остались наедине.
– Княже, мне жаль, что ты не позвал меня ночью для обдумывания рассказа Влесослава, – спокойно начал советник.
– Погоди, – остановил его Юрий. – Эй! Подать сюда Влесослава! Давай дальше.
В дверях нарисовался и тут же исчез слуга, а мудрец продолжил:
– Путь, избранный тобой, таит великую опасность разоблачения. Теребило бестолков. В темнице сидят два самых известных богатыря Эрэфии. Ранее ты говорил, что пообещал им за Лихо золотой ключ. Витязи исполнили твое условие, умертвили чудище. Теперь ты не хочешь держать слово.
– Не береди!
– Что ж, ныне Теребило может одолеть кого-то из них, если они так плохи после встречи с Лихом. А второй?
– Ну, и второго… того. – Мозговский князь заерзал, как уличенный в хулиганстве школьник.
– А где же справедливость? – Советник прищурился.
– Не могу я отдать ключ, он слишком важен, ты же знаешь! – вспылил Близорукий. – Он должен остаться у нас!
– Дай его на время. Парни надежные, судя по их деяниям.
– Боги мои! – страдальчески простонал князь. – И это мой мудрец!
Стали ждать Рогнеду, не говоря больше ни слова. В пустом зале слышалось жужжание пары мух. «Уже ноябрь начался, а мухи живы. Природа сошла с ума», – с грустью подумал Юрий.
Вошла княжна.
– Я тебя собственноручно выпорю, – пообещал владетель Мозгвы.
– Непотребством больше, непотребством меньше, – со спокойной дерзостью сказала дочь.
– Захлопни рот, непутевая! – заорал Юрий. – Нынче же твоих богатырей… А это кто?!
Следом за княжной двигался Колобок, и из-за подола его не было видно, теперь же, когда девушка остановилась, каравай выкатился к подножью трона.
– Это Хлеборобот, – представила Рогнеда.
– Дуреха! Голова Лиха! Беги от него, богомерзкого!
Близорукий был в ужасе, советник же рассматривал Колобка с нескрываемым любопытством.
– Прости, княже, только сия диковина никак не может быть головой Лиха, – изрек мудрец.
– Почему? – Юрий пустил петуха.
– По двум причинам. Во-первых, не видно никакой шеи либо отверстий и среза. Во-вторых, я читал об этом существе в научном трактате древних супругов-многознатцев Сусекских-Скреби.
Хлебец ловко отрастил ручки, захлопал в ладошки:
– Вот! Приятно встретить ученого человека в этом вертепе мракобесия и предрассудков! Позвольте узнать ваше имя, мудрейший!
– Розглузд. – Советник удостоил каравая легким поклоном.
– Проходной двор, – почти прошептал Юрий, держась за сердце. – Так это тебя Влесослав за башку Лиха принял?
– Очевидно, меня. Ваш распорядитель зело суетливый тип. Не от ума оно, не от ума.
Розглузд тихо рассмеялся. Рогнеда улыбнулась.
– Что ты лыбишься? – спросил князь у дочери. – Заварила кашу. Мое имя доброе под удар подставила. Какая слава пойдет о Мозгве после путаницы с лихоборцами?
Князь сидел в спальне, облаченный в пижаму, кою привезли ему из просвещенных стран Заката, и барабанил пухлыми пальцами по колену. Вообще-то глава Мозгвы рассчитывал, что богатыри застрянут надолго или даже сгинут, а они вернулись, да еще так скоро…
Вбежал запыхавшийся Влесослав, бухнулся в ноги:
– Не вели казнить, вели слово молвить!
– Так уж и быть, – скрывая нетерпение, сказал Юрий.
Распорядитель встал и затараторил:
– Одолели-таки! Я не понял как, но одолели. Лихо, оно страшное. Ранило богатыря, ну, что самый сильный, Егорий. Притащили с собой голову Лиха. Глаза вроде два. Один стеклянный. Голова лысая, как коленка… – Тут Влесослав осекся, взглянув на княжью макушку, на которой играли блики, отброшенные огнями лампад. – Голова-то живая, говорящая. Язык острый. Как бы беды не наговорила, сглазу-порчи не наслала. Лихо, оно сильное. Без тулова-то кто знает? Чтобы горюшка не содеялось… Вдруг? Егория-витязя, рекут, всего лишь перстом коснулось, ан сила богатырская долой! Мягкий куль, а не богатырь. И спит постоянно. Иван даже не дрался, как я понял. Он, чую, совсем не удалой, без брата не воин. У того ранка гноится, сам в седле сидеть не могет…
Здесь зеленый зашел на второй круг, и князь поднял руку, останавливая речь слуги:
– Все ясно, нишкни. Давай-ка подумаем, как поступить…
Пока Близорукий осуществлял мозговой штурм, дембеля да книжник смотрели сны, а всегда бодрствующий Колобок катался по комнате, проверяя свои возможности и память.
На рассвете в покои явились дружинники и Влесослав.
– Иван, Егорий, велено доставить вас пред светлые очи князя Юрия. Оружие не берите, не в поход идем. Ты, Неслух, оставайся. А ты, мерзкий отросток, следуй за нами.
Старшой спросонья озадачился, ведь раньше почетного эскорта стражников не присылали. Потом догадался: «Правильно! Мы же освободители княжества! Уважение оказывают».
Ефрейтор не смог встать самостоятельно, но, когда ему помогли брат и один из дружинников, выяснилось, что на ногах держится. Оделись, Старшой прихватил свой мешок. Всю дорогу Иван поддерживал близнеца, стараясь не упасть, поэтому за изгибами коридоров не следил.
Уперлись в железную дверь. Распорядитель отодвинулся в сторону, охранники замерли, пропуская богатырей вперед.
– Милости прошу, – поклонился Влесослав.
Он открыл дверь, братья шагнули к порогу. Прежде чем они поняли, что стоят перед тюремной камерой, их толкнули в спины, и дембеля полетели на каменный пол темницы. Следом залетел Колобок:
– Кто пнул, подлюки?
Бабахнула дверь, лязгнули засовы. Воцарился мрак.
Глухой голос Влесослава пробубнил:
– Сидите смирно, изменщики.
– Капец – попали. – В голосе Ивана звучали растерянность и обида. – Братан, ты как?
– Я зол, – откликнулся Егор. – Помоги сесть.
Завозились, запыхтели.
– Правей давай. Вот. Сейчас будет скамья, сзади, слева, – руководил Хлеборобот, обладающий идеальным ночным видением.
Глазенки горели алым светом. Каравай был рассержен не меньше ефрейтора.
Уселись, отдышались. В углах шуршали мыши. Где-то капала вода. Тишина. Тьма.
– Когда ж я выздоровею? – сокрушенно спросил Егор.
– Терпи, братан, атаманом будешь, – подбодрил Старшой. – Сейчас найду «Альпинист». Там у него лампочка была – шкалу подсвечивать.
Порывшись в мешке, Иван достал приемник. Нащупал клеммы, щелкнул колесиком-выключателем. Слабо засветилась лампочка, и в сырую каморку ворвалась какая-то передача а-ля «Психологическая консультация по телефону». Мужской голос, который больше походил на бабий, убеждал собеседника не запираться:
– Да ладно, Петя, не стесняйся, здесь все свои. Я, доктор Сопатов, помогу тебе в любой проблеме. Продолжай, докажи, что ты пацан!
– Ну, раз так… Мы встречаемся с Юлей полтора года, но у нас все никак не дойдет до этого самого… Ну… – гнусавый голос совсем замялся.
– Вы хотите сказать – близости? – помог психолог-ведущий.
– Во, точно! – обрадовался паренек. – Близость у нас была, но это так, не близость… Скорей, близорукость…
– Хорошо, я понял. – Диктор перестал мучить гнусавого. – Попробуй вот что. Пригласи Юлю домой, покажи ей свои любимые эротические триллеры. Например, «Вини Пух и все-все-все». Это развлечет твою подругу и создаст легкий интим…
Старшой покрутил ручку настройки и поймал нечто образовательное:
– Мы продолжаем работу клуба «Гавари па руски праффильна, кроссафчег», – с солидной советской интонацией произнесла женщина. – Новое в глаголах русского языка: «выключить – вежливая форма, эйтыключить – грубая». Например: «Эйтыключи, наконец, свою поганую музыку, преступник малолетний!» Повторяю…
– Вань, эйтыключи его на фиг, – взмолился Егор.
Иван вырубил радио:
– Ага, уж лучше в темноте, но без этой пурги.
Колобок захихикал.
* * *
В то утро, когда Тандыр-хан вышел из белого шатра, темники и шаманы не узнали своего повелителя. Исхудалый обожженный человек с опаленными волосами и растрескавшимися в кровь губами мало напоминал круглолицего вождя.– Воды! – прохрипел хан, а затем долго пил и обливался, унимая зуд покрасневшей кожи.
– Что сказали духи? – с надеждой спросил Дон Жу Ан, склонившийся в почтительном поклоне.
Тандыр отбросил глиняную большую пиалу:
– Эрэфия утонет в крови!
Рев сотен глоток разнес по степи ликование мангало-тартарских вояк. Походу быть.
Кидайскому мудрецу осталось лишь признать, что чудес не бывает.
К вечеру с Тандыр-хана стала слезать кожа, будто он обгорел на солнце. Только вот беда, слезало несколько больше, чем обычно. До сукровицы. А на лбу, груди, животе и бедрах – до крови. Дон Жу подыскал в своем арсенале подходящую мазь и велел ханским наложницам, тем, что посмышленее, бережно накладывать белую прохладную кашицу на раны вождя. Тандыр морщился, рычал, но терпел. Кидайское снадобье принесло ему облегчение.
Когда стемнело, к Тандыр-хану пришел верный друг – начальник лучшего тумена Уминай-багатур. Исполинская фигура заполнила вход в шатер. Широкоплечий, мощный боец в самом рассвете сил улыбался. Желтоватые зубы будто светились в полумраке шатра. Блестели смазанные жиром волосы, заплетенные в косичку. Виски и макушка были гладко выбриты.
– Хан-опора, я только что добыл белоснежную косулю. Счастливый знак! Прими ее печень.
Уминай-багатур выглянул из шатра, принял у слуги медное блюдо со свежим деликатесом. От печени парило, запах сырого мяса донесся до Дона Жу. Кидаец сделал усилие, чтобы не скривиться. Утонченному мудрецу сыроедение казалось дикостью. Тандыр-хан, напротив, подскочил, словно мальчишка, не обращая внимания на боль ожогов, схватил темно-красный кусок, посолил и впился в него зубами.
– Ой-е, вкусно! – проговорил он, вытирая рот и щеки рукавом дорогого персиянского халата. – Отведай и ты, друг мой Уминай!
Багатур, радуясь тому, что хану пришелся по нраву подарок, присоединился к трапезе. Вождь обернулся к Дону Жу:
– А ты чего сидишь? Держи! – И кинул ему маленький кусочек.
Кидаец помимо воли поймал печень, да так и остался сидеть с вытянутыми руками. На тонком лице проступило отвращение. Мангало-тартары заржали, даже слуги украдкой улыбнулись.
Тандыр-хан знал о чистоплюйстве ученого и любил над ним подтрунивать.
– Завидная охота, Уминай-багатур! – похвалил вождь. – Я подарю тебе любой урусский город из тех, что мы завоюем.
Темник удалился, слуга забрал у Дона Жу кровавый кусок и последовал за хозяином. Хан глотнул кумыса, развалился на ковре.
– Не держи зла, мудрец. Белая косуля! Верное знамение.
«Какие духи тебя терзали в шатре, Тандыр? – подумал кидаец. – Вижу, что не белые…»
* * *
Солнечные лучи проникали в тронный зал мозговского князя через большие окна и вычерчивали на устланном персиянскими коврами полу неправильные четырехугольники. В косых столбах света гуляла пыль.На троне сидел Юрий Близорукий, а перед ним стояла, уперев руки в боки, Рогнеда.
– Почто героев-избавителей запер? Лепо ли на добро изменою отвечать? – Звонкие слова жалили уши невыспавшегося князя, будто иглы.
– Цыц, охальница! – рявкнул Юрий. – Какие оне избавители? С Лихом совладал дружинный молодец Теребило.
– Теребило?! – почти на ультразвуке взвизгнула княжна. – Да на него самая последняя деревенская девка не смотрит, самый завалящий лопух его на кулачках одолеет, а уж Лихо его соплей перешибет!
– Чудеса случаются, – отрубил отец. – Смутьяны голову окаянную в Мозгву притащили, а моя дщерь их оправдывает!
– Какую такую голову? – Девушка вскинула густые бровки.
– Вестимо, Лиха Одноглазого. Один глаз стеклянный, второй настоящий. Сама говорящая, по полу катается. Где это видано, чтобы в стольный град такую нечисть привозили?
Рогнеда всплеснула руками:
– Не может быть!
– Сама не проверяй, я тебя знаю, – строго воспретил князь. – Обо всем расспросишь Влесослава. И не касайся его. Мало ли, на нем уже сглаз какой либо порча.
По иронии судьбы, зеленый распорядитель расхворался. Хворь его носила характер нервический, ибо он, наобщавшись с «головой Лиха», перетрухнул. Некоторые впечатлительные натуры страдают болезнью, в народе именуемой медвежьей.
Потому-то княжна долго не могла найти этого очевидца, хотя посетила все помещения терема, разумеется, кроме мужского нужника, а ее отец получил косвенное подтверждение версии о злом умысле близнецов Емельяновых. Опасен Лихов кочан, раз Влесослав от одного его взгляда занедужил.
Сами же подозреваемые сидели в полной темноте и занимались прогнозированием с планированием.
– Вот выздоровею, дверь эту вышибу, а потом вытрясу душонку из этого Влесослава. И с князя, – пообещал Егор.
Колобок невозмутимо намекнул на возможность неблагоприятного развития болезни ефрейтора:
– Я-то по-любому отсюда уйду. Если что, я за вас отомщу. Во-первых, ославлю этого Близорукого за недальновидность. Во-вторых, попорчу ему жизнь мелкими пакостями. Тут мне ровни не сыщешь. В третьих, сживу со свету зеленого холуя. Нет, спервоначалу расскажу людям, кто превозмог Лихо.
– Ты бы сбежал. Спервоначалу, – не без издевки отчеканил Иван. – Может, помог бы нам сбежать. Попали так попали, блин.
– Как-как ты сказал? – всполошился каравай.
– Ну, устроил бы побег, раз такой ото всех уходящий, – повторил мысль Старшой.
– Эх, сейчас бы пожрать, – вздохнул Егор.
– На всякий случай напоминаю… – начал Колобок, но Иван перебил:
– Да несъедобный ты, несъедобный, блин!
– Вот! – Глазки Хлеборобота вспыхнули так, что близнецы слегка испугались. – Блин!
– Что блин? – Емельянову-старшему надоел бесплодный разговор.
– Ползи к дверям, сиделец, – распорядился каравай. – Просунешь меня под дверь.
Иван нащупал круглое плоское образование, напоминающее лаваш, и принялся запихивать его в щель. Получилось не сразу – первый блин, как водится, собрался комом. Но потом дело пошло ловчее, и изобретательный Хлеборобот покинул сырые стены узилища.
Братья остались наедине.
Жесточайше заурчал пустой живот Егора.
– И почему мы все время попадаем за решетку? – спросил ефрейтор Емеля.
– Рецидивисты, – усмехнулся Старшой.
Голодные дембеля стали ждать, что предпримет Колобок.
Каравай вернул себе привычную форму и осторожно покатился в поисках помощи. Разумник рассудил: кроме Неслуха-летописца у богатырей друзей нету. Поиски гостевой палаты заняли у Хлеборобота почти два часа, при этом он исхитрился не попасть на глаза ни слугам, ни охране.
Книжника в покоях не оказалось.
Колобок несколько растерялся. Где обретается Неслух? Наверняка в хранилище книг. Княжий городище большой, можно долго кататься, да так и не наткнуться на летописца.
Тпру! А вдруг его тоже в темницу бросили? Дескать, много времени с подозрительными людьми провел, сам изменником заделался.
Была и третья возможность – книжник у князя. Все-таки ученый человек редкость, таких беречь надо. Допросят и отпустят. Ну, там, батогами приголубят. А он еще преданнее служить станет, с перепугу-то.
Хлеборобот решил проверить последнюю вероятность и покатился к тронному залу.
Пока Колобок шнырял по терему, он успел подслушать об аресте Ивана и Егора. Болтали охранники возле входа.
– А тех двоих за что посадили?
– Они сказали, мол, мы Лихо Одноглазое убили.
– Ну, соврали и ладно. Мож, слабоумные.
– Э, нет, друже. Кабы Теребило вчера не прикончил Лихо, тогда бы какой спрос? А тут, нате вам, чужую славу заграбастать хотели. И что-то там с головой произошло, ан никто точно не знает, что именно.
– Ну-тка, каков народ нынче пошел бесстыжий!
Каравай тихо двинулся к залу, гадая, кто такой Теребило и какая гнида сочинила навет на братьев Емельяновых. «Да тут непаханое поле предположений, – размышлял круглый разумник. – Например, Влесослав. Очень недобрый человек, от такого жди подлости. Или сам князь не захотел расставаться с золотым ключом. А если это кто из здешних приспешников Злодия, то все становится проще и сложнее одновременно. Поди выведи на чистую воду слугу Злебожьего, пока он сам не раскроется!»
За глубокими раздумьями Колобок чуть не попался. Дверь тронной залы распахнулась, выскочила гневная княжна Рогнеда. Щеки девушки пунцовели, красивое личико было искажено. Она пронеслась, высоко вздернув носик, и чуть не пнула каравая. Роскошная коса болталась из стороны в сторону, еле поспевая за хозяйкой.
Хлеборобот глянул в залу. Никого, кроме Юрия.
Колобок увязался за стремительной княжной.
– Прячет тятенька его, что ли? – на ходу бормотала Рогнеда, сжимая и разжимая кулачки. – Эй, люди!
Вовремя закатившийся под лавку Колобок увидел, как на зов будущей княгини прибежали слуги.
– Найдите мне Влесослава! Жду здесь! – Девушка подкрепила приказ, топнув ножкой.
Все бросились исполнять волю княжны, а она уселась на лавку и принялась ждать.
Через полминуты что-то зашевелилось у нее под ногами, шелестя подолом.
– Брысь! – беззлобно прикрикнула Рогнеда, и тут из-под нее выкатился каравай.
Княжна мигом побелела.
– Ты тут откуда?..
– Хотелось бы ответить, дескать, из тех ворот, что и весь народ, но врать не привычен, – весело сказал Колобок.
– А ты порчу не нашлешь?
– С какой радости?!
– А сглаз?
– Нет, конечно.
– А разве ты не голова Лиха Одноглазого?
– Нет, я сам по себе. – В доказательство каравай отпочковал от румяных бочков две ручонки и помахал ими княжне.
Девушка взвизгнула и подняла ноги на лавку.
– Дикая какая-то, – удрученно прокомментировал Хлеборобот.
– А глаз у тебя не стеклянный?
– Куда котится Эрэфия? Слабоумные наследницы… Оченьки мои настоящие, не стеклянней твоих.
– А разве не ты с Иваном да Егорием прибыл?
– Я.
– Так ты не голова Лиха Одноглазого?
– Довольно! – нагло прикрикнул каравай. – Аз есмь Колобок, Хлебороботом именуемый. Он же ушедший ото всех. Он же поскребенный по сусекам. Хотя последнее есть ложь.
Княжна нервно хихикнула, но успокоилась.
– Верить ли тебе?
– Сама решай, – буркнул непоскребенный. – Токмо витязей славных, Злебога посрамителей, незаслуженно в темницу бросили.
– Вот и я не верю, что Теребило сподобился на подвиг ратный, – вздохнула Рогнеда. – Он хоть и сильный, но малодушный. Постоянно тягает железяки тяжелые, вырастил на себе мышцы, ажно смотреть противно. Каждую жилку видать, каждый сосудик. Поперек себя шире.
– Ого, такому небось девки проходу не дают? – подзадорил каравай, стараясь вытянуть из девушки как можно больше сведений о самозванце.
– Опомнись, любезный! – расхохоталась княжна. – Таким страхолюдом младенцев пугать, чтоб не бузили. Мало того, что он бык быком да на лицо ужасен. Ко всему груб, аки самый распоследний мангало-тартарин.
Колобок стал подозревать Рогнеду в предвзятости. Со всех сторон плохим выходил Теребило.
– Авось хоть военным делом славен? – предположил Хлеборобот.
– Я ж говорю, трусоват. – Девушка надула губки. – Мощь при нем, выучка ратная, а в свершениях богатырских не замечен. Даже от потешных боев уклоняется. Странный какой-то. Судачат-де, он кроме себя никого не любит, оттого и бережет.
– Вот оно что, – протянул каравай. – Хорошо. Пришлые витязи Иван да Егорий совсем не таковы, правда?
Княжна закивала:
– Воистину иного поля ягоды. Особенно чернявенький. Этот просто красавец. – Девушка спохватилась. – Чувствуется, большой герой!
– Иван, стало быть, – расплылся в улыбке Колобок. – А Егорий?
– Большой-то? Видно, что человек надежный, силы немереной. Только Ваня кра… внушительнее, да.
Хитрец нащупал слабое место Рогнеды и нанес победный удар:
– Да, Иван – он такой. На него даже легендоградская княгиня Василиса глаз положила!
Ушки девушки густо покраснели, глазки округлились, рот несколько раз открылся и закрылся, будто не подобралось слов. По примеру отца княжна принялась загибать пальчики, Колобок с интересом наблюдал за этим ритуалом. На восьмом она полностью совладала с собой.
– Я полагаю, надо витязей спасать, – ровным тоном сказала Рогнеда.
– Именно! Обелить очерненных, вызволить запертых!
– А как?
Девушка и каравай долго глядели друг на друга, пока Хлеборобот не промолвил:
– Ну, ты же умная. В любом разе не глупее Василисы.
Подстегнул так подстегнул! Княжна соскочила с лавки и принялась мерить коридор шагами.
– Вестимо, не глупее. Уж я-то придумаю, уж я-то не посрамлю… Вот! – Она замерла, тыча перстом в белый потолок. – Пусть народ узнает, что Теребило врет!
– Каким образом?
– Я скажу. Вот прямо сейчас, пока тятенька просителей всяких принимает, на Алую площадь выйду и скажу, – постановила Рогнеда.
Вообще-то в данный момент она должна была сидеть подле отца и вершить государственные дела, но подслушивать было интереснее, да и скучное занятие уготовил ей Юрий: торчишь с умным видом у всех на виду, решения какие-то принимаешь. Ни отвлечься, ни пошалить, все-таки людские судьбы от тебя зависят. Вот, вчера помучилась полдня и поняла, куда просилась.
– Айда! – махнула девушка Колобку и отправилась на площадь.
Хлеборобот последовал за княжной. Она без особых проблем отделалась от стражи, просто к Рогнеде и караваю присоединились четверо охранников.
Забравшись на помост, девушка окинула взором кипящую ярмарочную площадь и на мгновение оробела. Но симпатия к чернявенькому Ивану и природное упрямство пересилили нерешительность.
– Мозгвичи и гости столицы! – крикнула княжна.
Девичий голос утонул в гомоне, будто и не было.
Рогнеда топнула, чуть не сломав каблучок о неровные доски помоста.
– Люди, слушайте меня!!! – еще громче призвала она.
Бесполезно.
Сжав кулачки добела, княжна завопила что было сил:
– Насилуют!!!
Базарный шум и гам мгновенно стих, сотни голов повернулись в сторону помоста. Любопытные глаза уставились на Рогнеду.
– Ну вот, совсем другое дело, – пробормотала девушка и приступила к существу вопроса.
Глава седьмая,
в коей судьба дембелей качается на весах, а пыль стоит столбом
Если по сценарию мне надо будет много целоваться, то мне можно и не платить.
Орландо Блум
Сияющий Теребило стоял по правую руку от трона Юрия Близорукого. Помощники князя находились чуть сзади. Седой советник сцепил пальцы перед собой и озабоченно жевал нижнюю губу. Суровый воевода смотрел в пол и изредка подергивал плечом, отчего позвякивала тяжелая кольчуга.
Владетель Мозгвы поднялся и обратился к боярам да дружинникам, толпившимся в зале:
– Многие из вас уже слышали последнюю новость, но я просто обязан огласить ее всем и каждому. Вчера дружинник Теребило победил разорявшее наши окрестности Лихо Одноглазое. Теперь тракт на Легендоград свободен. В знак признания заслуг Теребилы жалую ему шубу, конскую голову золота и звание сотника.
Люди явно удивились, зароптали, а герой расцвел, демонстрируя кривые зубы.
– Приветствуйте избавителя Мозгвы! – раздраженно велел князь.
Толпа неровно прокричала здравицу.
Шкафообразный Теребило с челюстью, похожей на утюг, и кривоватым носом-ледоколом шагнул вперед:
– Ну… это… Благодарствую.
Распахнулась дверь, вбежал посыльный, закричал с порога:
– Не вели казнить, княже! Там княжна Рогнеда к народу обратилась. Говорит, дескать, какие-то Иван да Егорий Лихо одолели, а Теребило их славу присвоил, ибо сами богатыри израненные да слабые.
Лицо Юрия Близорукого пошло красными пятнами. Мнимый герой стал растерянно озираться, мол, мы так не договаривались. Воевода досадливо сплюнул. Советник-мудрец подступил к князю и что-то зашептал ему в ухо. Юрий сначала мотал головой, потом нехотя закивал.
Бояре и дружинники возмущенно загомонили. Кто-то смеялся над Теребилой, другие пораженно обсуждали поступок Рогнеды.
Наконец Близорукий поднял десницу. Установилась тишина.
– Хмурится мое сердце, когда нарушаются уложение Прави эрэфской, – сказал Юрий. – Дочь моя вспыльчива, но в уме ей не откажешь. Я не сомневаюсь в Теребиле, но и в Рогнеде не должен. Так ли?
– Да, да!
– Ежель есть спорщики, то пусть правота выяснится в поединке.
– Че же мне – княжну мутузить? – пробубнил Теребило, оборачиваясь к пасмурному воеводе.
В передних рядах откровенно заржали над гением, князь закатил глаза.
– Пусть наш дружинник вызовет любого из двоих претендентов на суд меча, – закончил Близорукий.
– Мы так не… – заныл было здоровяк, но воевода успел положить руку на его плечо, заставляя заткнуться.
– Не будем оттягивать решение сего вопроса. – Князь плюхнулся на трон. – В полдень на дворе перед моим теремом. Никаких зевак. Дружина, бояре, мы и спорщики. А сейчас все свободны!
Народ потянулся к выходу.
Юрий процедил сквозь зубы:
– Кто-нибудь приведите строптивую девчонку. А ты, бугай, либо выбей дух из поединщика, либо умри. Иди готовься. Бранибор, объясни этому тупому куску мяса, кого лучше вызвать.
Воевода будто лимон лизнул, но поклонился князю, потащил Теребилу прочь из залы.
– Чего ты мне насоветовал? – спросил Близорукий мудреца, когда они остались наедине.
– Княже, мне жаль, что ты не позвал меня ночью для обдумывания рассказа Влесослава, – спокойно начал советник.
– Погоди, – остановил его Юрий. – Эй! Подать сюда Влесослава! Давай дальше.
В дверях нарисовался и тут же исчез слуга, а мудрец продолжил:
– Путь, избранный тобой, таит великую опасность разоблачения. Теребило бестолков. В темнице сидят два самых известных богатыря Эрэфии. Ранее ты говорил, что пообещал им за Лихо золотой ключ. Витязи исполнили твое условие, умертвили чудище. Теперь ты не хочешь держать слово.
– Не береди!
– Что ж, ныне Теребило может одолеть кого-то из них, если они так плохи после встречи с Лихом. А второй?
– Ну, и второго… того. – Мозговский князь заерзал, как уличенный в хулиганстве школьник.
– А где же справедливость? – Советник прищурился.
– Не могу я отдать ключ, он слишком важен, ты же знаешь! – вспылил Близорукий. – Он должен остаться у нас!
– Дай его на время. Парни надежные, судя по их деяниям.
– Боги мои! – страдальчески простонал князь. – И это мой мудрец!
Стали ждать Рогнеду, не говоря больше ни слова. В пустом зале слышалось жужжание пары мух. «Уже ноябрь начался, а мухи живы. Природа сошла с ума», – с грустью подумал Юрий.
Вошла княжна.
– Я тебя собственноручно выпорю, – пообещал владетель Мозгвы.
– Непотребством больше, непотребством меньше, – со спокойной дерзостью сказала дочь.
– Захлопни рот, непутевая! – заорал Юрий. – Нынче же твоих богатырей… А это кто?!
Следом за княжной двигался Колобок, и из-за подола его не было видно, теперь же, когда девушка остановилась, каравай выкатился к подножью трона.
– Это Хлеборобот, – представила Рогнеда.
– Дуреха! Голова Лиха! Беги от него, богомерзкого!
Близорукий был в ужасе, советник же рассматривал Колобка с нескрываемым любопытством.
– Прости, княже, только сия диковина никак не может быть головой Лиха, – изрек мудрец.
– Почему? – Юрий пустил петуха.
– По двум причинам. Во-первых, не видно никакой шеи либо отверстий и среза. Во-вторых, я читал об этом существе в научном трактате древних супругов-многознатцев Сусекских-Скреби.
Хлебец ловко отрастил ручки, захлопал в ладошки:
– Вот! Приятно встретить ученого человека в этом вертепе мракобесия и предрассудков! Позвольте узнать ваше имя, мудрейший!
– Розглузд. – Советник удостоил каравая легким поклоном.
– Проходной двор, – почти прошептал Юрий, держась за сердце. – Так это тебя Влесослав за башку Лиха принял?
– Очевидно, меня. Ваш распорядитель зело суетливый тип. Не от ума оно, не от ума.
Розглузд тихо рассмеялся. Рогнеда улыбнулась.
– Что ты лыбишься? – спросил князь у дочери. – Заварила кашу. Мое имя доброе под удар подставила. Какая слава пойдет о Мозгве после путаницы с лихоборцами?