– Нет, богатырь, – по обыкновению улыбчиво ответила Котена. – Меня, конечно, боятся из-за моего дара. Народ всегда опасается недоступного простому разумению. Но все знают, что моя сила кончается за версту от этого домика. Потому хожу спокойно, покупаю и вымениваю нужные вещи и еду. Зато к дому ни один лиходей за версту не подойдет! Только по крайней нужде ко мне люди наведываются.
   Днем Егор колол дрова, потом братья подремонтировали домик, вечером сходили на озеро, купали лошадей, мылись сами, а затем сели ужинать.
   Котена положила ручку на ладонь Ивана:
   – Ну, красавец писаный, нынче греть тебе стог в одиночестве. И не ревновать! Иначе лечение останется незавершенным. Завтра распрощаемся.
   Часом позже Старшой валялся на сене, глядя на светлое от звезд небо, и удивлялся тому, что ни ревности, ни каких-то этических затыков не испытывает. Даже о Рогнеде и Василисе не вспомнил. Во владениях жгучей ведьмы было заведено именно так, а не иначе. Парень принял правила игры.
   Спалось великолепно.
   Егору и Котене тоже. Правда, чуть-чуть в другом смысле, но это уже их личное дело.
   Солнце еще не выглянуло из-за деревьев, а близнецы и травница уже прощались. Сейчас ведьма вела себя с Емельяновыми, как сестра. Обнялись.
   Котена поцеловала богатырей каждого в лоб, и в тот же миг ребята забыли самое деликатное из того, что с ними произошло в гостях у ведуньи. Словно не было ни ночей Ивана на сеновале, ни последних часов Егора. Как корова языком слизала. Сильна Котена!
   Ничего не заметившие дембеля сели на коней. Колобок, которого не было видно все четыре дня, выкатился из можжевеловых кустов и виртуозно заскочил на Егорова тяжеловоза.
   – Спасибо, – сказал ефрейтор.
   – Прощай, – добавил Старшой.
   – Удачи, – ответила красавица. – Ах, да! Там, на пути, увидите капище, не торопитесь проезжать, поклонитесь кумирам.
   – Нам нельзя, мы крещеные, – нахмурился Егор.
   – Ну, не кланяйтесь. Просто побудьте немного. Обещаете?
   – Ладно.
   Травница кивнула и скрылась в домике. Она не любила расставаний.
   – Где ты крутился? – спросил Егор каравая.
   – Я ее боюсь. Страшная ведьма, заставляет поступать как ей хочется, – признался Хлеборобот, тыча ручкой назад, туда, где осталась Котенина полянка с избушкой.
   Двигались на северо-запад, дорогу выбирал Иван. Сегодня братья ощущали себя посвежевшими, будто как следует отдохнули где-нибудь на юге. Чистый лесной воздух, постиранная ведьмой форма, приятно пахнущая травами, легкость в голове. Полчаса ехали молча, слушали пение просыпающихся птиц, каждый думал о своем. Потом Старшой хлопнул себя по колену:
   – Давайте решать, как действовать дальше.
   – А что решать? Карачун все разложил по полочкам, – пожал плечами Егор. – Чухаем к лукоморью. Там подскажут, где остальные предметы.
   – Пока ты лечился, я думал, как бы нам ускорить возвращение домой, – сказал Иван, любуясь голой рощей. – По всем раскладам, надо разделиться.
   – Иди ты! – вырвалось у младшего, но он задумался.
   Меж тем полностью облетевшие березы, на которых стали набухать свежие почки, закончились, и братья выехали к подножью невысокого холма с плоской макушкой. Наверху была древняя кумирня.
   – Давай, брат, уважим Котенка, постоим у идолов, – предложил ефрейтор Емеля.
   – Сам же говорил, что крещеный, – усмехнулся Старшой.
   – Мы ж не молиться. Типа как в музей.
   – Лишним не будет, – добавил Хлеборобот.
   Спешились, поднялись на холм. Площадка оказалась круглой, обильно заросшей травой. Сейчас трава высохла и слегка шелестела на ветру. Девять высоких резных столбов торчали из земли, а в центре покоился огромный обтесанный на манер стола камень. Кумиры, почерневшие от времени, мрачно глядели деревянными глазами, хмурились, наклонившись внутрь круга.
   Странно, но близнецы ощутили полное умиротворение. Ни души. Во все стороны – то ли осенний, то ли весенний лес. Лишь в небе зависла одинокая птица. Егор решил, что это сапсан.
   Вдруг ближайший к братьям и Колобку бородатый идол шевельнулся, оборачиваясь, словно живой, и проскрипел, старательно ворочая вырезанными в древесине губами:
   – Иван да Егорий?
   – Д-да, – дуэтом выдохнули Емельяновы, а струхнувший каравай пискнул на всякий пожарный:
   – Я не с ними!
   – Пляшите, вам весточка.
   Кумир выпрямился, вперив взор в камень-алтарь. На пыльной поверхности заискрились огоньки, потом они поднялись разноцветным вихрем, и перед дембелями возник полупрозрачный старец. Жилистый, в ветхом рубище, с посохом в руке.
   – Карачун… – протянули опять-таки дуэтом близнецы.
   – Если вы смотрите эту весточку… – Колдун закашлялся.
   – …то меня уже нет в живых, – припомнил голливудское клише Иван.
   – …то Котена передала мою просьбу, – продолжил старец, поглаживая тонкую бороденку. – Не имея беспечности оставить вас без призора, я слежу за вашими деяниями. Жаль, нету мгновенной связи. Настоятельно советую здесь же разделиться и отправиться за разными составляющими. Это сбережет столь недостающее нам время.
   Старшой оглянулся на Егора, мол, слушай, что умные люди рекомендуют, если брату не веришь.
   – Конечно, вы сомневаетесь. Получится ли порознь? Как обойтись без братской помощи? Иван боится за невезучего Егория. Силач Егорий опасается за любителя ввязываться в неладное Ивана. Поймите: каждый из вас готов к самостоятельному походу. Егорий, тебе посоветую направить стопы к Ерепню, в болота Отрезанского княжества. И как можно скорее появись в Тянитолкаеве. А ты, Ванька, дуй в лукоморье. Друг о друге узнаете, не волнуйтесь. Верьте в удачу, и она будет с вами. Ищите нужные для возвращения вещи, не забывайте помогать людям. Боги вознаградят! Все. – Старец отвернулся от Емельяновых, низко поклонился кумирам. – Спасибо, пращуры.
   И исчез.
   Близнецы постояли в безмолвии. Иван чесал лоб, Егор – затылок.
   – Прикинь, голограмма, прямо как в «Звездных войнах», – выдал наконец ефрейтор.
   – Нашел, чем грузиться! – укорил Старшой, хотя сам думал абсолютно о том же.
   Хлеборобот обошелся без комментариев. Он в последнее время вообще вел себя странно.
   Вернулись к лошадям.
   – Как-то это неожиданно, – пробормотал ефрейтор Емеля.
   – Зато вполне объяснимо, – сказал Колобок. – Если хочешь ускорить возвращение, то подели дела.
   – Позавтракаем? – предложил Иван.
   Насобирали сушняка, развели костер, хотя он не был нужен. Достали из мешков лепешки, баклажки со слабым хмельным медом. Котена собрала.
   – Как там в сказке было? – Егор поскреб макушку. – Нож втыкали в дерево. Чья сторона поржавеет, тот в беде.
   Старшой угрюмо хмыкнул:
   – Опять ты пессимизмом страдаешь. Братан, ты реально начинай бодриться. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Ну-ка, повтори десять раз слово «неопозитивизм»!
   – Незопо… Тьфу ты! – Емельянов-младший рассмеялся, расправляя широкие плечи.
   Посидели, рассмотрели карту, определив маршруты, потом договорились, что встретятся в Тянитолкаеве. Иван подстраховал брата, отрядив ему в спутники Колобка. Точнее, каравай сам вызвался:
   – Я так смекаю, ум хорошо, а два лучше, поэтому я с Егорием.
   Близнецы обнялись и отправились каждый своей дорогой. За их расставанием следил лишь неприметный ворон. Удостоверившись, что дембеля разделились, птица совсем по-человечьи кивнула и, распахнув широкие крылья, полетела на юг, в Торчок-на-Дыму.
* * *
   Не зря, ох, не зря уважил старушку Скипидарью Полкан Люлякин-Бабский!
   Успокоившись, прорицательница выдала ему зловещее предсказание: в считанные дни у стен Тянитолкаева возникнут мангало-тартарские полчища и вряд ли спасется древний град, хотя есть надежда… Когда ее не было?
   Боялин оказал гадалке уважение, покормил, успокоил, а затем послал верного Малафея проводить старушку. Сам же крепко задумался.
   Полкан несколько лет шел к лидерству в своей партии. Теперь он был единоличным вождем ослов. Боялин стремился взять под контроль тянитолкаевскую думу. После политического поражения Станислава Драндулецкого, который пленил и так позорно упустил братьев Емельяновых, боялское собрание стало полной вотчиной Полкана. Для чего Люлякин-Бабский делал карьеру? Конечно, он хотел занять место нынешнего князя.
   Пятидесятипятилетний Световар был еще силен. Ему удавалось держать боял на равном расстоянии от престола, но в те странные дни, когда в Тянитолкаеве появились витязи Иван да Егорий, князя не было в городе. Световар ездил на встречу князей. Когда же он вернулся, то узрел: политическое равновесие нарушилось – Полкан стал вторым лицом Тянитолкаева.
   Князю доверял народ, ему была верна и дружина. Так ведь и Полкан пользовался уважением. Кода же Люлякин-Бабский женился на дочери из семьи, состоявшей в партии слонов, амбициозный боялин получил сторонников и в противоборствующем ослам лагере.
   И вот получалось, что все зря. Растил-растил яблоню, но вот налетит ураган и вырвет ее с корнем.
   Конечно, боялин не допускал мысли об отказе от своих планов на княжение. И о бегстве речи быть не могло. Над княжеством все еще нависала угроза войны с Немчурией из-за ненароком оскорбленного посла, только что такое Немчурия против мангало-тартарской орды?
   – Как же не вовремя! – воскликнул Полкан, наполняя кубок вином. Вино помогало думать. – Будь у меня год…
   Да, за двенадцать месяцев Люлякин-Бабский сместил бы Световара. Боялин желал власти, но сейчас он четко осознавал: нужно объединять вечно расколотый надвое Тянитолкаев. Лучше быть вторым в спасшемся городе, чем первым в разоренном.
   Не допив вина, Полкан отправился к князю.
   Световар протомил боялина полтора часа, Люлякин-Бабский сидел в светлице для ожидающих. Сначала он злился: все-таки не слуга, а лицо, с коим князю следовало бы считаться. Затем понял: его специально выводят из себя.
   «Говорят, Юрий Близорукий мозговский считает пальцы, чтобы смирять гнев. Попробую и я», – решил боялин.
   И помогло. Поэтому Люлякин-Бабский вошел к Световару с ясной головой.
   Владетель Тянитолкаева сидел за резным столом, справленном сарацинскими резчиками, и занимался архиважнейшим делом – играл в бирюльки.
   Перед ним высилась куча разных по размеру и форме бирюлек, кои надлежало аккуратно растаскивать в стороны, не тревожа соседние предметы. Для выуживания бирюльки следовало пользоваться проволочным крючком. Световар корпел над изящными безделушками и даже высунул язык. По древней тянитолкаевской традиции, в игре участвовали фигурки двух видов – деревянные и выточенные из слоновой кости.
   Полкан мысленно усмехнулся: все же бирюльки – игра не для одного участника. О том же подумал и князь:
   – А, привет, боялин! Не угодно ли сразиться?
   – Почему бы и нет? – со скучающим видом ответил Люлякин-Бабский, удовлетворенно отмечая, что рука Световара дрогнула. Князь ожидал иной реакции, стало быть, способ Юрия Близорукого действовал!
   Подсев к столу, Полкан взял лежавший с краю крючок.
   Пятидесятипятилетний князь внимательно посмотрел в широкое лицо боялина. Люлякин поразительно напоминал Световара в молодости. Сейчас владетель Тянитолкаева похудел и осунулся, ведь власть изматывает человека, если он действительно работает, а не почивает на лаврах. К тому же князь страдал почечным недугом. Колики донимали его уже лет десять, и лекари лишь умаляли хворь, не в силах ее искоренить.
   Световар сгреб со стола бирюльки в большой кисет, потряс, высыпал посредине. Полкан за это время успел разглядеть сухие руки с сизыми прожилками, нехорошего цвета мешки под княжескими очами и морщины, исчертившие лицо Световара вдоль и поперек. «К этому ли стремлюсь?» – подумалось Люлякину-Бабскому.
   – Считай, – велел хозяин Тянитолкаева.
   – На золотом крыльце сидели: князь, княжич, кочевряг, кочевряжич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Не молчи, не молчи, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей.
   Боялин вышел честным, счет окончился на Световаре. Оба удовлетворились результатом. Князь легко оттащил от кучи первую бирюльку в форме кувшинчика.
   – Зачем пожаловал? – Световар приладился к следующей фигурке.
   Полкан дождался, когда крючок зацепится, и сказал ровным голосом:
   – Орда идет на Тянитолкаев.
   Князь аккуратно вытянул бирюльку, поднял глаза на соперника.
   – Извини, что ты сказал? – И принялся за третью фигурку.
   Боялин медленно сосчитал пальцы на руках и повторил.
   Крючок в пальцах Световара дрогнул, сдвигая сразу четыре бирюльки. Право хода перешло Полкану, и он быстро выудил из кучи маленькую деревянную скалочку.
   – Откуда сведения? – Князь навис над столом.
   Люлякин-Бабский мастерски подцепил костяную чурочку-бочонок. Счет сравнялся.
   – Из надежного источника. Мангало-тартары уже в пути.
   Пока боялин вытаскивал из рискованной позиции третью бирюльку, Световар глядел на него не мигая и потирая подбородок с ямочкой.
   – Они не ходят в походы осенью, – проговорил князь.
   – Разве это осень? – парировал Полкан, примериваясь к четвертой фигурке.
   Тут ему не повезло – она сорвалась с крючка и толкнула соседнюю.
   – Так кто тебе принес эту лживую весть? – Князь, желая отыграться, нанизал на крючок самую верхнюю бирюльку-тарелочку.
   – Скипидарья.
   Световар невольно прыснул, роняя уже приподнятую тарелочку на кучу. Посыпалось, как при горном обвале. Князь отбросил крючок, ударил по столу кулаком:
   – Что ты мне юродивого строишь?! Верить гадалке? В таких вопросах? Ты бы еще гривенный подкинул для проверки.
   – Она никогда не ошибается.
   Конечно, Световар знал о вещунье и ее непогрешимости, только предпочитал держаться подальше от волшебства и пророчеств. Он верил: почти все задачи можно решить без магии. Личности наподобие бабки Скипидарьи вызывали у Световара опаску.
   – Вот что, Люлякин, – произнес князь, свирепо рассматривая порушенную кучу бирюлек. – Я не Драндулецкий и твоим бредням не очень-то поверю. Играй честно… Не отвлекай меня пустыми разговорами. Теперь же я занят.
   Боялин молча встал и пошел к выходу. У двери он обернулся и хмуро сказал:
   – Не ошибись, князь-надежа. Готовься к войне. И клянусь тебе, перед лицом страшного врага я стану тебе лучшим помощником.
   Световар проводил Полкана взглядом, выбрался из-за стола и, прихрамывая на правую ногу, отправился к воеводе.
   Разумеется, князь не был тупицей. Следовало встряхнуть дружину, побряцать оружием. Например, отдать приказ о всеобщих потешных учениях. Так, на всякий случай.
* * *
   Чем дальше уезжал Иван от Мозговского княжества, тем суровее и непролазнее становились леса. Здешний ландшафт напоминал Карелию. Высокие сосны качались и скрипели, внизу рос папоротник, все чаще приходилось огибать россыпи больших камней, скалы и холмы. Здешние валуны облепил мох, из расщелин тянулись к свету кривые березки.
   Воздух, влажный и прохладный, был идеально чистым. Хвойный аромат, казалось, обладал целебными свойствами. То и дело попадались шумные речушки, точившие древние камни.
   Старшой не мучил гнедого быстрой ездой, да тут и не разгонишься.
   За двое суток, которые Иван провел в пути, ему не встретилось ни одного человека, зато он насмотрелся на непуганых животных – оленей, лосей, кабанов, а однажды ему посчастливилось увидеть рысь. Звери не проявляли к дембелю никакого интереса, но он спал тревожно, постоянно просыпаясь и подкладывая ветви в огонь.
   Укрывался куньим плащом, полученным еще в Тянитолкаеве от Полкана Люлякина-Бабского. Днем эта теплая вещь покоилась, притороченная к седлу. Еды хватало, воды вокруг было вдосталь.
   На третий день стало вовсе одиноко, и Иван потянулся к приемнику «Альпинист».
   – Студия полезных советов продолжает свою работу, – бодрился моложавый женский голос. – Вы хотите научиться цыганскому танцу? Вас прельщает грация жгучих дев, задорно трясущих обнаженными плечами? Нет ничего проще. Берем в каждую руку по мощному мобильному телефону, включаем виброзвонок, и – поехали!!!
   Радио зашлось размашистыми аккордами «Цыганочки» с выходом.
   Иван с грустью вспомнил о Котене. Эта и без мобильников отжигала нечеловечески.
   Тут мысли Старшого обратились к четырем дням, проведенным в гостях у травницы. Это время позволило парню спокойно поразмышлять над давно беспокоившим его вопросом: «Что это за мир?»
   Куда бы ни наведывались братья Емельяновы, жизненный уклад, отношения между людьми, события и рассказы о городах и древних героях ну никак не тянули на историческую достоверность. Иван ощущал себя в бредовой компьютерной игре. Видимо, кэрролловской Алисе было так же тяжело со всеми этими картами, Шляпниками и Белыми кроликами.
   Привыкший к действию Егор не мучился теорией, он просто не замечал иррациональностей этого мира, принимал все как есть. Однажды он сказал брату: «Не парься. Главное – домой вернуться». Абсолютно верно, только мозг-то не отключишь, а разум Старшого был слишком любопытен и критичен, чтобы игнорировать необъяснимое.
   Еще до победы над полчищем вторгшихся из Нави в Явь жрайков Иван практически выстроил стройную гипотезу об этом мире. Он предположил, что волшебная действительность, в которой существовала Эрэфия, является своеобразным плодом сознания, например, россиян. Детям читают сказки, и они силой воображения овеществляют всех этих Лих Одноглазых, Кощеев, Ягих Баб и прочих богатырей-бояр.
   Мудрствующий на стогу Котениного сена дембель пошел в своих рассуждениях дальше и даже припомнил несколько любопытных деталей. Местные сетовали на окончание эры настоящих богатырей, радуясь близнецам как вестникам возвращения легендарной силы рассейского оружия. Еще Иван слышал новость о некоем юном волшебнике, летающем на метле и воюющем с черным колдуном Мордоворотом. Вот уж куда прозрачней намек на английскую книжку! А сами жрайки? Старшой был готов поклясться: в наших легендах не было четвероруких красноглазых монстров, увешанных лезвиями. Все это чужое, наносное…
   Но были и необъяснимые Рарожич и Злебог, то есть герои древних славянских мифов. Здесь Иван сделал вывод, что древнее основание сказочного мира сопротивляется экспансии иностранных историй в сознание россиян. Иначе почему по местным лесам не бегают Вуди-дятлы и прочие Микки-Маусы?
   – Да, тут уже целая тема для диссертации, – пробормотал воронежец, объезжая небольшой овраг с дном, устланным сухими сосновыми иглами. – Причем по психиатрии. А я – объект изучения.
   Ему пришло на ум, что все его и Егора приключения могут быть продуктом элементарного бреда. Как начались местные злоключения? С падения из вагона. «Вдруг я, катясь с насыпи, тупо свернул шею и попал в кому, – предположил Старшой, непроизвольно ежась. – Теперь валяюсь под каким-нибудь кустом, и мне глючится всякое…»
   Иван заставил себя отказаться от этой пессимистической версии. Она непродуктивна. Лучше думать о чем-нибудь позитивном.
   В местной реальности есть предметы из нашего мира. Они обретают волшебную силу. У Старшого была чудо-газета, повернувшая исход битвы со жрайками в пользу людей. Сейчас в мешке болтается приемник «Альпинист», от которого пока мало проку, но он просто обязан появиться. Это плюс.
   Сами близнецы Емельяновы неплохо выступили в многочисленных схватках и переделках. Егор сокрушает кулачищем камни, Иван тоже был не промах, пока газету не сжег. Впрочем, чертовка Котена напророчила: «Станешь сильным ведуном». Тоже плюс.
   «А может, этот мир и вовсе начнет исполнять нашу с Егором волю?» – вдруг подумалось парню.
   Опровергая это самонадеянное предположение, на лоб Ивана упала увесистая сосновая шишка.
   – Уй-я! – Обиженный дембель потер место ушиба. Назревала немаленькая гуля.
   Жеребец решил, что прикрикнули на него, и ускорился. Пришлось успокаивать.
   Было около полудня, когда вековые сосны раздались в стороны и Иван очутился на берегу моря. Горизонт прятался в синеватой дымке, ходили суровые, посеребренные пеной волны. Ветер бил в лицо, сразу стало зябко, а соль на губах Старшой почувствовал задолго, еще в лесу.
   К широкому песчаному берегу следовало спуститься с довольно крутого обрыва. Дембель проследил за темно-желтой полоской и слева узрел отмеченный на карте Карачуна дуб.
   Это был неоспоримый исполин. Мощный, древний, с огромной кроной. Зеленый. Иван понял, что к морю спускаться не нужно – древо росло не у воды. Еще стало очевидно: дуб далеко.
   Старшой тихо выругался и поехал над обрывом по желто-зеленой траве. До гиганта добрался за пару часов. Спешился, оставил жеребчика пастись возле подлеска. Направился под сень гиганта. Сейчас парень смог оценить подлинные размеры дуба. Великан – это слишком хлипкое слово для описания могучего дерева. Достаточно было того, что упавшие по осени желуди пришлось обходить – пустая скорлупа сгодилась бы под просторное жилье.
   К дубу действительно был прикован кот. Несомненно, ученый. Черный, с белой полоской под носом, сам крупнее обычной мурки раза в четыре. Хотя рядом с деревом он казался муравьем. Гремя золотой цепью, мохнатый зверь чинно топал в сторону Ивана и напевал:
 
Ах, у илистого брега,
Ах, у яркого огня,
Ох, уехала телега,
Ох, у юного меня…
 
   Дембель засмеялся. Мохнатый пошляк явно наслаждался произведенным эффектом и голосил свои куплеты, обозначая сильные доли взмахами пушистого хвоста.
   Цепь натянулась, и кот отправился обратно. Старшой отметил, что певун черной масти вытоптал глубокую тропинку полукругом, а цепь протерла землю от дуба к тропинке в мелкую пыль, и теперь между котом и могучим стволом не росло ни травинки.
   Песня кончилась, зверь завел рассказ, явно прерванный ранее:
   – …А бумеранг молвит человечьим голосом: «Не бросай меня, Иван-царевич! Я тебе еще пригожусь». Не послушался Иван-царевич, бросил да пошел восвояси. А в наказание через несколько мгновений превратился в Ивана-дурака. Тут и конец сказке. Ходите, детки, в каске.
   Кот прочистил горло и завел новую басню. Старшой поразился: «Ай да Пушкин!.. Все как есть написал!» Дембель решил действовать и побежал к предреченному великим поэтом животному.
   – В некотором царстве, не в нашем государстве… – разглагольствовал кот.
   – Эй! Привет! Помоги мне, пожалуйста!
   Черныш скосил зеленый глаз на визитера и, не сбавляя прогулочного шага и не меняя тона, продолжил распевно говорить:
   – …Жил богатырь, красавец и просто хороший парень… Как тебя зовут?
   – Иван, – ответил Старшой, подстраиваясь под ритм ходьбы.
   – Прелестно, просто полет мысли и пир разнообразия, – проворчал кот. – Пусть будет Иван. И вот пришел Иван к лукоморью, поклонился дубу зеленому, поглядел на цепь… Нравится?
   – Что?
   – Цепь, балда, – фыркнул прикованный зверь.
   – Нет, – отмахнулся дембель.
   – Может, тебе нужен дуб?
   – Да на фиг мне твой дуб?! – вспылил Иван. – Я по делу.
   – И пришел он не просто так, а по делу, – продолжил кот. – Не за цепью, не за дубом, а за… Зачем приперся?
   Старшой поймал на себе настороженный взгляд.
   – Совета спросить. Не знаешь, где можно добыть живой воды?
   – Вот как? – удивился цепной мурлыка. – Ладно. И говорит Иван человеческим голосом: «Совета спросить. Не знаешь…»
   Тут цепь снова натянулась, кот развернулся и запел:
 
Посею лебеду на берегу,
Посею лебеду на берегу,
Мою крупную рассадушку,
Мою крупную, зеленую.
Только, как я ни стараюсь, у меня
Вырастает лишь высока конопля,
Моя крепкая рассадушка,
Моя крепкая, зеленая.
 
   Весь путь к противоположному концу кошачьей тропки Старшой мечтал о сне. Глаза слипались, пару раз парень зевнул так, что чуть не заработал вывих челюсти. Дело вроде бы не в скуке, которую навевала песня, просто Иван устал.
   Зверь развернулся и сказал:
   – «…Где можно добыть живой воды?». И стал Иван клевать носом на ходу, а кот смеется: «Эх, богатырь! Я же не простая мурка, а самый настоящий Баюн, потому и в сон тебя клонит». Удивился Иван и спрашивает… Спрашивай!
   – А почему ты тут околачиваешься?
   – Сам ты околачиваешься, – огрызнулся кот. – Я осужден богами на вечную охрану дуба. Прикован, приворожен, и нет мне покоя ни ясным днем, ни темной ночью. Иду направо – песни из меня лезут, налево – сказки говорю.
   – За что осудили? – провыл зевающий Старшой.
   – «А за то меня обрекли на вечные муки, – отвечает Баюн, – что усыплял всех подряд и кушал. Кого не мог сожрать, того понадкусывал. Сказали, что не по Правде жил. Ты, кстати, отдались от меня шагов на пять. Я хоть себя и сдерживаю, но того и гляди тебя сон сморит, а там уж я за себя не отвечаю».
   Иван с вялой поспешностью отошел.
   – Так вот… – продолжил было ученый котяра, но тут снова закончилась тропинка, и Старшой прослушал очередную порцию песенного творчества.
   – Ну, просто фестиваль кошачьей песни, – проворчал дембель, когда Баюн на мгновение смолк, поворачивая обратно. – Ты не мог бы остановиться, передохнуть?
   – Не положено! – гаркнул четвероногий тоном швейцара. – Так вот, подумал-подумал кот и решил помочь богатырю неразумному. «Иди, – говорит, – Иван в Дверь».
   – В какую дверь?! – Дембель стал озираться, ища неприметный вход.
   – У, темнота! Город такой. Дверское княжество знаешь?
   – Нет.
   – Отсель на юго-запад пойдешь. Я недоговорил: «В Двери отыщешь живую воду, у волхвов поспрошай». Понял? Еще вопросы есть?