Страница:
Жанет задумчиво поджала губы:
— Мне не кажется, что мистер Варшавски был не в духе в то утро, когда умер. Прежде чем отправиться на элеватор, он зашел сюда. Я бы сказала, он выглядел... возбужденным, что ли Он мне напомнил моего младшего сына, когда ему удается выполнить какой-нибудь новый трюк на его грязном мотоцикле.
— У меня есть еще одна версия. Бум-Бума могли столкнуть.
Жанет поперхнулась:
— Зачем кому-то понадобилось спихивать такого симпатичного молодого человека?
Я сказала, что не могу ответить на этот вопрос, но, возможно, контракты дадут мне какую-нибудь ниточку. Я объяснила Жанет, что работаю частным детективом, и это ее вполне удовлетворило. Она пообещала подобрать те самые папки, когда Луиза будет на обеденном перерыве.
Не ссорился ли Бум-Бум еще с кем-нибудь из сотрудников компании, хотела я знать. А может быть, он с кем-то был особенно близок?
— Чаще всего, он общался с торговыми агентами. Это люди, которые покупают и продают зерно. Ну и, конечно, с мистером Квинчли, который держит компьютерную связь с Торговой палатой.
Жанет назвала мне имена тех, с кем имеет смысл поговорить, и вернулась к своей работе. Я же отправилась на поиски Бримфорда и Эштона, торговых агентов, с которыми Бум-Бум общался чаще всего. Оба говорили по телефону, и мне пришлось подождать. Прочие сотрудники бросали на меня любопытные взгляды. Здесь было с полдюжины машинисток, печатавших счета, письма, контракты, уведомления и всякие прочие бумажки. Вдоль окон располагались такие же стеклянные кабинетики, как у Бум-Бума. В одном из них я увидела пресловутого мистера Квинчли, сидевшего перед здоровенным компьютером. Очевидно, там и поддерживалась связь с Торговой палатой.
Кабинет Филлипса находился в дальнем углу. Взглянув туда, я заметила, как Луиза, особа моего возраста с мелкими кудряшками (последний раз такую прическу я видела в седьмом классе), допрашивала о чем-то Жанет. Наверное, обо мне. Я усмехнулась.
Эштон повесил трубку и снова собирался набрать номер, но я его остановила и попросила уделить мне несколько минут. Это был плотный мужчина лет под пятьдесят. Он охотно согласился, и мы направились в кабинетик Бум-Бума. Я объяснила, кто я такая. Сказала, что хочу разобраться в служебных обязанностях Бум-Бума, поговорить с его знакомыми.
Эштон держался дружелюбно, но откровенничать не собирался — во всяком случае, с посторонней. Он согласился, что Жанет более или менее верно описала содержание работы Бум-Бума. Да, мой двоюродный брат ему тоже нравился — с ним работалось веселее, он был толковый, не пытался использовать в личных целях знакомство с Аргусом. Нет, Эштону неизвестно, ссорился ли он с кем-нибудь, об этом лучше поговорить с Филлипсом. Как они ладили с Филлипсом? Об этом тоже имеет смысл поговорить с самим вице-президентом.
Когда я закончила разговор с Эштоном, выяснилось, что второй агент, Бримфорд, успел уехать по делам. Я отнеслась к этому философски — вряд ли Бримфорд смог бы сообщить мне что-нибудь полезное. Просматривая в кабинетике Бум-Бума бумаги, аккуратно разложенные по ящикам письменного стола, я сразу поняла, что, имей он дюжину разоблачительных документов, связанных с перевозкой, я все равно не смогу в них разобраться. Списки фермеров, поставляющих зерно «Юдоре Грэйн», списки кораблей, плавающих по Великим озерам, списки железнодорожных транспортных компаний, даты рейсов и погрузок, вырезки из «Новостей зерноторговли», прогнозы погоды и так далее... Я успела порыться в трех ящиках. Все было очень аккуратно рассортировано по темам, но мне эти данные ничего не говорили. Я поняла лишь одно: Бум-Бум всерьез увлекся своей непростой профессией.
Задвинув последний ящик, я порылась на столе. Обнаружила там несколько листков бумаги, исписанных аккуратным почерком брата. На глаза навернулись слезы. Бум-Бум писал себе для памяти, что он должен сделать, что узнал нового о своем ремесле и так далее. Он всегда был аккуратистом, всегда все планировал заранее. Бешеная энергия и натиск проявлялись только на льду — Бум-Бум знал, что может себе это позволить, потому что в его жизни все в порядке.
Я полистала деловой дневник, списала имена людей, с которыми Бум-Бум встречался в последние недели своей жизни. Пейдж он видел в субботу и потом в понедельник вечером. Двадцать седьмого апреля, во вторник, он записал имя Джона Бемиса и имя Аргуса, причем около последнего поставил вопросительный знак. Стало быть, он собирался переговорить с капитаном «Люселлы» и в зависимости от результатов беседы, возможно, связаться с Аргусом. Очень интересно.
Потом я обратила внимание на то, что в календаре некоторые числа подчеркнуты. Тогда я села и занялась изучением ежедневника уже всерьез. В январе, феврале и марте ничего, зато в апреле подчеркнуты сразу три числа: двадцать третье, шестнадцатое и пятое. Я посмотрела на страницу, где был напечатан календарь за 1981, 1982 и 1983 годы. В восемьдесят первом году Бум-Бум подчеркнул двадцать три дня, в восемьдесят втором — три. При этом в восемьдесят первом году первый из подчеркнутых дней приходился на двадцать восьмое марта, последний — на тринадцатое ноября. Я сунула ежедневник в сумочку и еще раз огляделась по сторонам.
Осмотр был уже закончен, когда в дверях появилась Жанет.
— Вернулся мистер Филлипс. Он хочет повидаться с вами. — Она помолчала. — Я оставлю здесь эти папки до вашего возвращения. Но вы ведь не скажете ему об этом?
Я пообещала ей и отправилась к вице-президенту. Это был уже настоящий кабинет, так сказать, главная твердыня, охраняемая свирепым драконом в юбке. Луиза быстро взглянула на меня поверх машинки, всем своим видом изображая деловитость.
— Вас ждут. Входите.
Филлипс разговаривал по телефону. Он прикрыл ладонью трубку и предложил мне сесть, а потом продолжил разговор. Надо сказать, что его кабинет разительно отличался от спартанской обстановки остальных помещений офиса. Ничего особенно роскошного, но вся мебель самого лучшего качества, из настоящего орехового дерева, а не из прессованной фанеры, покрытой виниловой пленкой. На полу — толстый серый ковер; на стене, напротив письменного стола, — старинные часы. Из окна, правда, вид так себе — на автомобильную стоянку, но полусдвинутые тяжелые шторы заслоняли этот малопривлекательный пейзаж.
Филлипс сегодня выглядел нарядно, хотя одежда сидела на нем несколько мешковато — он был одет в светло-голубой шерстяной костюм, синюю рубашку с инициалами на кармане. Волосы тщательно уложены. Думаю, денег у вице-президента хватало. Одевался он шикарно, зеленая «альфа» стоила, насколько мне известно, четырнадцать тысяч долларов, да и антикварные часы обошлись недешево.
Филлипс закончил разговор, улыбнулся мне своей деревянной улыбкой и сказал:
— Признаться, я несколько удивлен вашим появлением здесь. Мне казалось, что мы ответили на все ваши вопросы.
— Боюсь, что нет. Мои вопросы похожи на многоглавую гидру — чем больше голов слетает, тем больше новых вырастает.
— Хм, мне говорили, вы не даете покоя нашим служащим. Учтите, у таких, как Жанет, много работы. Так что, если у вас есть вопросы, лучше обращайтесь ко мне. По крайней мере, мы не будем отрывать от дела других людей.
Я почувствовала, что Филлипс изо всех сил пытается говорить небрежно. Это не совсем ему удавалось.
— Ладно. Почему мой двоюродный брат обсуждал с вами прошлогодние контракты на судовые перевозки?
Лицо Филлипса побагровело, а потом сразу побледнело, на щеках появилась целая россыпь веснушек. Прежде я их не замечала.
— Контракты? Ничего такого мы с ним не обсуждали!
Я закинула ногу на ногу.
— Бум-Бум оставил об этом запись в своем ежедневнике, — соврала я. — Вы же знаете, какой он был пунктуальный — записывал все, что делал.
— Может быть, мы о чем-то таком и говорили, но я не помню. Мало ли, что мы обсуждали. Ведь я был его наставником, вам это известно.
— Хорошо. О чем же вы тогда говорили в последний вечер накануне его смерти, если не о контрактах? Насколько я понимаю, он остался в офисе после работы, чтобы поговорить с вами.
Филлипс молчал.
— Если вы забыли, это было в прошлый понедельник, двадцать шестого апреля, — добавила я.
— Я не забыл, когда погиб ваш кузен. Но мы с ним задержались после работы лишь для того, чтобы обсудить наши обычные дела, на которые не хватило времени днем. Мне часто приходится задерживаться после работы. Луиза делает все возможное, чтобы тщательно спланировать мой рабочий день, но у нее не всегда получается. Поэтому мы с Варшавски остались вечером, чтобы разобраться в кое-каких проблемах.
— Понятно.
Я обещала Жанет, что не подведу ее, поэтому не могла сказать Филлипсу, что у меня есть свидетель, который видел папки в руках Бум-Бума. Ведь, кроме Жанет, никто не мог мне об этом рассказать — Луиза вычислит это в два счета.
Филлипс немного расслабился — сунул палец за воротник, ослабил галстук.
— Что-нибудь еще?
— Скажите, ваши торговые агенты получают комиссионные?
— Конечно. Это наилучшим образом стимулирует их активность.
— А вы?
— Мы, члены руководства, не занимаемся напрямую заключением сделок, поэтому получать комиссионные было бы несправедливо.
— Зато зарплата, наверное, хорошая.
У Филлипса чуть не случился удар: воспитанным американцам не пристало обсуждать, у кого какая зарплата.
— У вас дорогая машина, прекрасная одежда, антикварные часы. Просто интересно, сколько вы получаете.
— Не ваше дело! Если вам больше нечего мне сказать, до свидания. У меня много работы.
Я встала.
— Я хочу взять с собой личные вещи моего двоюродного брата.
Филлипс уже набирал номер телефона.
— Он ничего личного здесь не держал, поэтому вряд ли вы сможете что-нибудь взять с собой.
— А вы что, рылись у него в столе? Или это сделала незаменимая Луиза?
Филлипс замер и снова побагровел. Он ответил мне не сразу, светло-карие глаза забегали вправо-влево. Потом самым естественным тоном вице-президент сказал:
— Конечно, мы просмотрели все его бумаги. Мы же не знали — вдруг Варшавски работает над каким-нибудь важным контрактом. Работа на месте не стоит.
— Ясно.
Я вернулась в кабинетик Бум-Бума. В зале никого не было. Электронные часы над дверью показывали двенадцать тридцать — должно быть, служащие отправились обедать. Жанет оставила на письменном столе пакет с моим именем — точнее, она написала «Кузине мистера Варшавски». Внизу приписала: «Пожалуйста (это слово жирно подчеркнуто), верните как можно скорее». Я сунула пакет под мышку и направилась к двери. Филлипс не пытался меня остановить.
Глава 9
Глава 10
— Мне не кажется, что мистер Варшавски был не в духе в то утро, когда умер. Прежде чем отправиться на элеватор, он зашел сюда. Я бы сказала, он выглядел... возбужденным, что ли Он мне напомнил моего младшего сына, когда ему удается выполнить какой-нибудь новый трюк на его грязном мотоцикле.
— У меня есть еще одна версия. Бум-Бума могли столкнуть.
Жанет поперхнулась:
— Зачем кому-то понадобилось спихивать такого симпатичного молодого человека?
Я сказала, что не могу ответить на этот вопрос, но, возможно, контракты дадут мне какую-нибудь ниточку. Я объяснила Жанет, что работаю частным детективом, и это ее вполне удовлетворило. Она пообещала подобрать те самые папки, когда Луиза будет на обеденном перерыве.
Не ссорился ли Бум-Бум еще с кем-нибудь из сотрудников компании, хотела я знать. А может быть, он с кем-то был особенно близок?
— Чаще всего, он общался с торговыми агентами. Это люди, которые покупают и продают зерно. Ну и, конечно, с мистером Квинчли, который держит компьютерную связь с Торговой палатой.
Жанет назвала мне имена тех, с кем имеет смысл поговорить, и вернулась к своей работе. Я же отправилась на поиски Бримфорда и Эштона, торговых агентов, с которыми Бум-Бум общался чаще всего. Оба говорили по телефону, и мне пришлось подождать. Прочие сотрудники бросали на меня любопытные взгляды. Здесь было с полдюжины машинисток, печатавших счета, письма, контракты, уведомления и всякие прочие бумажки. Вдоль окон располагались такие же стеклянные кабинетики, как у Бум-Бума. В одном из них я увидела пресловутого мистера Квинчли, сидевшего перед здоровенным компьютером. Очевидно, там и поддерживалась связь с Торговой палатой.
Кабинет Филлипса находился в дальнем углу. Взглянув туда, я заметила, как Луиза, особа моего возраста с мелкими кудряшками (последний раз такую прическу я видела в седьмом классе), допрашивала о чем-то Жанет. Наверное, обо мне. Я усмехнулась.
Эштон повесил трубку и снова собирался набрать номер, но я его остановила и попросила уделить мне несколько минут. Это был плотный мужчина лет под пятьдесят. Он охотно согласился, и мы направились в кабинетик Бум-Бума. Я объяснила, кто я такая. Сказала, что хочу разобраться в служебных обязанностях Бум-Бума, поговорить с его знакомыми.
Эштон держался дружелюбно, но откровенничать не собирался — во всяком случае, с посторонней. Он согласился, что Жанет более или менее верно описала содержание работы Бум-Бума. Да, мой двоюродный брат ему тоже нравился — с ним работалось веселее, он был толковый, не пытался использовать в личных целях знакомство с Аргусом. Нет, Эштону неизвестно, ссорился ли он с кем-нибудь, об этом лучше поговорить с Филлипсом. Как они ладили с Филлипсом? Об этом тоже имеет смысл поговорить с самим вице-президентом.
Когда я закончила разговор с Эштоном, выяснилось, что второй агент, Бримфорд, успел уехать по делам. Я отнеслась к этому философски — вряд ли Бримфорд смог бы сообщить мне что-нибудь полезное. Просматривая в кабинетике Бум-Бума бумаги, аккуратно разложенные по ящикам письменного стола, я сразу поняла, что, имей он дюжину разоблачительных документов, связанных с перевозкой, я все равно не смогу в них разобраться. Списки фермеров, поставляющих зерно «Юдоре Грэйн», списки кораблей, плавающих по Великим озерам, списки железнодорожных транспортных компаний, даты рейсов и погрузок, вырезки из «Новостей зерноторговли», прогнозы погоды и так далее... Я успела порыться в трех ящиках. Все было очень аккуратно рассортировано по темам, но мне эти данные ничего не говорили. Я поняла лишь одно: Бум-Бум всерьез увлекся своей непростой профессией.
Задвинув последний ящик, я порылась на столе. Обнаружила там несколько листков бумаги, исписанных аккуратным почерком брата. На глаза навернулись слезы. Бум-Бум писал себе для памяти, что он должен сделать, что узнал нового о своем ремесле и так далее. Он всегда был аккуратистом, всегда все планировал заранее. Бешеная энергия и натиск проявлялись только на льду — Бум-Бум знал, что может себе это позволить, потому что в его жизни все в порядке.
Я полистала деловой дневник, списала имена людей, с которыми Бум-Бум встречался в последние недели своей жизни. Пейдж он видел в субботу и потом в понедельник вечером. Двадцать седьмого апреля, во вторник, он записал имя Джона Бемиса и имя Аргуса, причем около последнего поставил вопросительный знак. Стало быть, он собирался переговорить с капитаном «Люселлы» и в зависимости от результатов беседы, возможно, связаться с Аргусом. Очень интересно.
Потом я обратила внимание на то, что в календаре некоторые числа подчеркнуты. Тогда я села и занялась изучением ежедневника уже всерьез. В январе, феврале и марте ничего, зато в апреле подчеркнуты сразу три числа: двадцать третье, шестнадцатое и пятое. Я посмотрела на страницу, где был напечатан календарь за 1981, 1982 и 1983 годы. В восемьдесят первом году Бум-Бум подчеркнул двадцать три дня, в восемьдесят втором — три. При этом в восемьдесят первом году первый из подчеркнутых дней приходился на двадцать восьмое марта, последний — на тринадцатое ноября. Я сунула ежедневник в сумочку и еще раз огляделась по сторонам.
Осмотр был уже закончен, когда в дверях появилась Жанет.
— Вернулся мистер Филлипс. Он хочет повидаться с вами. — Она помолчала. — Я оставлю здесь эти папки до вашего возвращения. Но вы ведь не скажете ему об этом?
Я пообещала ей и отправилась к вице-президенту. Это был уже настоящий кабинет, так сказать, главная твердыня, охраняемая свирепым драконом в юбке. Луиза быстро взглянула на меня поверх машинки, всем своим видом изображая деловитость.
— Вас ждут. Входите.
Филлипс разговаривал по телефону. Он прикрыл ладонью трубку и предложил мне сесть, а потом продолжил разговор. Надо сказать, что его кабинет разительно отличался от спартанской обстановки остальных помещений офиса. Ничего особенно роскошного, но вся мебель самого лучшего качества, из настоящего орехового дерева, а не из прессованной фанеры, покрытой виниловой пленкой. На полу — толстый серый ковер; на стене, напротив письменного стола, — старинные часы. Из окна, правда, вид так себе — на автомобильную стоянку, но полусдвинутые тяжелые шторы заслоняли этот малопривлекательный пейзаж.
Филлипс сегодня выглядел нарядно, хотя одежда сидела на нем несколько мешковато — он был одет в светло-голубой шерстяной костюм, синюю рубашку с инициалами на кармане. Волосы тщательно уложены. Думаю, денег у вице-президента хватало. Одевался он шикарно, зеленая «альфа» стоила, насколько мне известно, четырнадцать тысяч долларов, да и антикварные часы обошлись недешево.
Филлипс закончил разговор, улыбнулся мне своей деревянной улыбкой и сказал:
— Признаться, я несколько удивлен вашим появлением здесь. Мне казалось, что мы ответили на все ваши вопросы.
— Боюсь, что нет. Мои вопросы похожи на многоглавую гидру — чем больше голов слетает, тем больше новых вырастает.
— Хм, мне говорили, вы не даете покоя нашим служащим. Учтите, у таких, как Жанет, много работы. Так что, если у вас есть вопросы, лучше обращайтесь ко мне. По крайней мере, мы не будем отрывать от дела других людей.
Я почувствовала, что Филлипс изо всех сил пытается говорить небрежно. Это не совсем ему удавалось.
— Ладно. Почему мой двоюродный брат обсуждал с вами прошлогодние контракты на судовые перевозки?
Лицо Филлипса побагровело, а потом сразу побледнело, на щеках появилась целая россыпь веснушек. Прежде я их не замечала.
— Контракты? Ничего такого мы с ним не обсуждали!
Я закинула ногу на ногу.
— Бум-Бум оставил об этом запись в своем ежедневнике, — соврала я. — Вы же знаете, какой он был пунктуальный — записывал все, что делал.
— Может быть, мы о чем-то таком и говорили, но я не помню. Мало ли, что мы обсуждали. Ведь я был его наставником, вам это известно.
— Хорошо. О чем же вы тогда говорили в последний вечер накануне его смерти, если не о контрактах? Насколько я понимаю, он остался в офисе после работы, чтобы поговорить с вами.
Филлипс молчал.
— Если вы забыли, это было в прошлый понедельник, двадцать шестого апреля, — добавила я.
— Я не забыл, когда погиб ваш кузен. Но мы с ним задержались после работы лишь для того, чтобы обсудить наши обычные дела, на которые не хватило времени днем. Мне часто приходится задерживаться после работы. Луиза делает все возможное, чтобы тщательно спланировать мой рабочий день, но у нее не всегда получается. Поэтому мы с Варшавски остались вечером, чтобы разобраться в кое-каких проблемах.
— Понятно.
Я обещала Жанет, что не подведу ее, поэтому не могла сказать Филлипсу, что у меня есть свидетель, который видел папки в руках Бум-Бума. Ведь, кроме Жанет, никто не мог мне об этом рассказать — Луиза вычислит это в два счета.
Филлипс немного расслабился — сунул палец за воротник, ослабил галстук.
— Что-нибудь еще?
— Скажите, ваши торговые агенты получают комиссионные?
— Конечно. Это наилучшим образом стимулирует их активность.
— А вы?
— Мы, члены руководства, не занимаемся напрямую заключением сделок, поэтому получать комиссионные было бы несправедливо.
— Зато зарплата, наверное, хорошая.
У Филлипса чуть не случился удар: воспитанным американцам не пристало обсуждать, у кого какая зарплата.
— У вас дорогая машина, прекрасная одежда, антикварные часы. Просто интересно, сколько вы получаете.
— Не ваше дело! Если вам больше нечего мне сказать, до свидания. У меня много работы.
Я встала.
— Я хочу взять с собой личные вещи моего двоюродного брата.
Филлипс уже набирал номер телефона.
— Он ничего личного здесь не держал, поэтому вряд ли вы сможете что-нибудь взять с собой.
— А вы что, рылись у него в столе? Или это сделала незаменимая Луиза?
Филлипс замер и снова побагровел. Он ответил мне не сразу, светло-карие глаза забегали вправо-влево. Потом самым естественным тоном вице-президент сказал:
— Конечно, мы просмотрели все его бумаги. Мы же не знали — вдруг Варшавски работает над каким-нибудь важным контрактом. Работа на месте не стоит.
— Ясно.
Я вернулась в кабинетик Бум-Бума. В зале никого не было. Электронные часы над дверью показывали двенадцать тридцать — должно быть, служащие отправились обедать. Жанет оставила на письменном столе пакет с моим именем — точнее, она написала «Кузине мистера Варшавски». Внизу приписала: «Пожалуйста (это слово жирно подчеркнуто), верните как можно скорее». Я сунула пакет под мышку и направилась к двери. Филлипс не пытался меня остановить.
Глава 9
Одним негром больше, одним меньше
В это время дня шоссе 94, ведущее в город, было почти свободно, поэтому уже в половине второго я оказалась у себя в офисе и связалась с автоответчиком. Меня разыскивал Мюррей. Я немедленно позвонила репортеру.
— Что у тебя стряслось, Вик? Разнюхала что-нибудь про смерть Келвина?
— Ничегошеньки. Но я надеюсь, что ты поможешь даме и поручишь кому-нибудь из своих парней кое-что для меня выяснить.
— Вик, когда ты обращаешься ко мне с такими просьбами, это обычно означает, что ты села на хвост большой сенсации. Почему бы не рассказать об этом старому другу?
— Стыдись, Мюррей. Кто тебе преподнес историю Аниты Мак-Гро? А про Эдварда Пёрселла ты забыл? А про Джона Коттона? Разве это были плохие сенсации?
— Хорошие. Но ты очень долго водила меня за нос. Так выяснила ты что-нибудь про Келвина или нет?
— Пока не знаю. Мне нужны сведения о Пейдж Каррингтон.
— Кто это?
— Танцовщица. Она хороводилась с Бум-Бумом в последние месяцы его жизни. На днях была у него в квартире, разыскивала какие-то любовные письма. Потом там убили Келвина. Тот, кто сделал это, перевернул квартиру вверх дном. Это наводит меня на кое-какие мысли. Хочу выяснить, что за птица эта Пейдж Каррингтон. Может, кто-нибудь из вашего отдела сплетен — например, Грета Саймон — уже разнюхал что-нибудь об отношениях Пейдж с Бум-Бумом.
— Ах, ну да, ведь Бум-Бум Варшавски — твой двоюродный брат. Я мог бы и догадаться. Вы — единственные Варшавски, о которых я слышал. Прими мои сожаления. Я всегда был поклонником Бум-Бума... А что, в его смерти есть что-то подозрительное?
— Пока не знаю. Говорят, что он поскользнулся на мокром причале и угодил под корабельный винт.
— Господи Боже! Трудно представить, что спортсмен мог так оплошать... Ладно, раз уж я старый поклонник Бум-Бума, попробую тебе помочь. Но учти — если что-то раскопаешь, я на очереди первый. Итак, Пейдж Каррингтон... Как фамилия ее отца?
— Понятия не имею. Она сказала, что выросла в Лейк-Блаффе.
— О'кей, Вик. Через пару дней позвоню.
Я взяла пакет, который приготовила для меня Жанет, и разложила папки на столе. Их было три. Озаглавлены: «Июнь», «Июль», «Август». В каждой — несколько сотен страниц, ксерокопий, компьютерные распечатки. Прежде чем углубиться в работу, я спустилась вниз, в ресторанчик, съела сандвич и выпила стакан лимонада. Проглядывая «Геральд стар», я наткнулась на заметку о похоронах Генри Келвина. Панихида сегодня, в четыре часа, в ритуальном зале на южной окраине города. Надо бы съездить.
Вернувшись в офис, я свалила все свои бумаги в нижний ящик стола и разложила папки попросторнее. Все компьютерные распечатки были похожи одна на другую: дата заключения сделки, пункт отправки зерна, назначение, название судна, объем контракта, вес груза, тип груза, цена за бушель, дата доставки. Итак, передо мной лежали сведения о судовых перевозках зерна, принадлежащего компании «Юдора Грэйн», за трехмесячный период. Это были не юридические документы, а справочный материал по осуществленным сделкам. Каждая из распечаток имела заголовок: «Форма подтверждения контракта».
Я уныло почесала в затылке, но все же приступила к чтению. Иной раз в одной распечатке значился не один корабль, а два, три или четыре. Например, я прочла, что некий груз должен был попасть из Тандер-Бея в порт Святой Екатерины пятнадцатого июня на судне компании «ПКГ», но контракт был отменен, заключен новый, с компанией «ПЗ», тот; в свою очередь, тоже был отменен, и в конце концов груз был доставлен к месту назначения какой-то третьей компанией. Надо было захватить с собой список пароходств Великих озер. Я нахмурилась. «ПЗ» — это, очевидно, «Полярная звезда», компания Бледсоу. Что такое «ПКГ»? Очевидно, «Пароходная компания Грэфалка». Остальные аббревиатуры мне ничего не говорили. Без гида тут было не разобраться.
Я открыла ежедневник Бум-Бума и стала разыскивать даты за июнь, июль и август, которые он почему-то подчеркнул. Выделенных дня было три. Им соответствовало четырнадцать перевозок. Определить это было нетрудно, но, как выяснилось, на каждый конкретный день приходилось по несколько контрактов. Я пересчитала — не четырнадцать контрактов, а тридцать два. При этом двадцать один — с расторжением и перезаключением. В результате восемь контрактов достались «ПКГ». Из остальных одиннадцати контрактов пять тоже были заключены с компанией Грэфалка. Что это означало? Лишь то, что «Юдора Грэйн» предпочитает иметь дело с Грэфалком. Но ведь он сказал мне, что у него самое большое пароходство. Чему же тут удивляться? В семи случаях «Полярная звезда» лишилась контрактов, которые достались «ПКГ», но в августе Бледсоу все-таки заключил с «Юдорой Грэйн» две сделки. Еще я выяснила, что расценки в августе были ниже, чем в июне. На этом, должно быть, Бледсоу и сыграл.
Я посмотрела на часы. Скоро три. Если я собираюсь на панихиду по Келвину, пора двигать домой — нужно переодеться. Папки я отнесла на пятый этаж, где находится канцелярская контора по обслуживанию таких одиночек, как я. Попросила сделать ксерокопии и разложить их по порядку. Приемщица жизнерадостно улыбнулась, но зато из соседней комнаты, где находился копировальный аппарат, раздался жалобный вздох.
Я заехала домой и быстро переоделась в синий костюм, в котором ходила на похороны Бум-Бума. В южную часть Чикаго я добралась быстро и уже в половине пятого входила в ритуальный зал. Это было мрачное кирпичное здание на углу Семьдесят пятой улицы и Дэмен. Перед ритуальным залом зеленела крошечная лужайка с аккуратно подстриженной травкой. Рядом — автостоянка, густо заставленная машинами. Я кое-как втиснула свой «линкс» и вошла в зал. На панихиде я была единственной белой.
Тело Келвина лежало в открытом гробу, обложенном искусственными лилиями и обставленном свечами. Я подошла поближе. Убитый охранник был одет в свой выходной костюм. Лицо такое же невозмутимое, как во время нашей последней встречи.
Я произнесла слова соболезнования членам семьи. Миссис Келвин держалась с большим достоинством. Она была одета в черное шерстяное платье, рядом стояли дети. Я пожала руку самой миссис Келвин, потом женщине моего возраста в черном костюме и жемчугах, а также двум молодым людям.
— Спасибо, что пришли, мисс Варшавски, — звучным голосом произнесла вдова. — Это мои дети, а вон там мои внуки.
Она назвала всех по имени, и я еще раз сказала, что очень сожалею о случившемся.
В тесном зале собралось много родственников и друзей — грудастых женщин с мокрыми от слез платками, мужчин в темных костюмах, неестественно притихших детишек. Они придвинулись поближе к вдове, словно желая защитить ее от белой женщины, виновницы гибели Келвина.
— Я вчера была немного не в себе, когда говорила с вами, — сказала вдова. — Мне казалось, что вы знали о взломщиках. — В толпе зашептались. — Я и сейчас думаю, что вы о чем-то подозревали. Но какой смысл винить вас? Мужа это не вернет. — Она печально улыбнулась. — Он был ужасно упрямый человек. Ведь кто мешал ему вызвать полицию, позвать кого-нибудь на помощь? — В толпе снова зашушукались. — Но Генри решил, что справится с грабителями сам. Уж в этом-то я обвинить вас не могу.
— У полиции есть что-нибудь? — спросила я.
Молодая женщина в черном костюме горько улыбнулась. Я так и не поняла, кто она — дочь или невестка.
— А они и не будут ничего делать. Телекамера запечатлела убийц, когда они взламывали дверь, но их лица и руки были прикрыты. Поэтому полиция говорит, что вряд ли удастся найти преступников.
— Мы говорили им, что в квартире происходит что-то странное, — печально вставила миссис Келвин. — Говорили, что вам об этом известно. Но они не слушают. Для них дело не представляет интереса. Подумаешь — негра убили. Ничего они не сделают.
Я обвела взглядом собравшихся. Присутствующие смотрели на меня не то чтобы враждебно, а как-то выжидательно, будто я представитель малоизученного вида животных.
— Вы знаете, миссис Келвин, что на прошлой неделе погиб мой двоюродный брат. Он упал с пристани и попал под корабельный винт. Свидетелей не было. Я пытаюсь выяснить, сам ли он упал, или его столкнули. Гибель вашего мужа наводит меня на мысль, что моего брата убили. Если я выясню, кто это сделал, наверняка окажется, что те же самые люди убили мистера Келвина. Знаю, что поимка убийцы — слабое утешение, но ничего лучшего предложить вам не могу. И себе тоже.
— Белая девчонка найдет убийц, которых не может найти полиция! — фыркнул кто-то, и в толпе засмеялись.
— Амелия! — резко сказала миссис Келвин. — Не смей грубить. Эта женщина старается быть доброй.
Я обвела толпу холодным взглядом.
— Я — детектив, причем с очень хорошей репутацией. — Я обернулась к миссис Келвин: — Если что-нибудь выясню, сообщу.
Я пожала вдове руку, вышла и направилась к Дэн Райен и по нему в Луп. Был шестой час, машины еле ползли. Шоссе на четырнадцать полос было сплошь забито автомобилями. В неподвижном воздухе витали ядовитые испарения. Я закрыла окна и сняла пиджак. На берегу озера было холодно, а здесь, в бензиновом царстве, я задыхалась от духоты.
Кое-как я добралась до центра и у Рузвельт-роуд съехала с магистрали. Штаб-квартира чикагской полиции находится именно там. Очень хорошее место — преступлений в этом районе хоть пруд пруди. Я намеревалась выяснить, не удастся ли мне что-нибудь разузнать по делу Келвина.
Мой отец был сержантом полиции, почти всю свою жизнь проработал в южной части Чикаго, в двадцать первом участке. Коричневый корпус полицейского управления вызвал у меня приступ ностальгии: те же линолеумные полы, желтые облупившиеся стены, в приемной — пузатые, затравленные полицейские, перед каждым из которых целая очередь из водителей, пришедших за отнятыми водительскими правами, жен грабителей и прочей разношерстной публики. Я пристроилась в хвост.
Когда в конце концов подошла моя очередь, дежурный выслушал меня и сказал в микрофон:
— Сержант Мак-Гоннигал, вас хочет видеть дама по делу Келвина.
Несколько минут спустя вышел сам Мак-Гоннигал — здоровенный, мускулистый детина в мятой белой рубашке и коричневых брюках. Мы встречались с ним пару лет назад, когда он еще работал в южном Чикаго, и сержант сразу меня вспомнил.
— Рад вас видеть, мисс Варшавски.
Он повел меня по линолеумным коридорам в свой рабочий кабинет, где сидели еще трое полицейских.
— И я рада видеть вас, сержант. Когда вас перевели в управление?
— Шесть, нет, семь месяцев назад. А дело Келвина поручили вчера ночью.
Я объяснила, что убийство произошло в квартире моего двоюродного брата и что мне нужно вернуться туда и просмотреть кое-какие бумаги. Мак-Гоннигал произнес обычные соболезнования по поводу гибели Бум-Бума — он, оказывается, тоже был поклонником покойного и все такое прочее. В квартиру меня скоро пустят — экспертиза почти закончила свою работу.
— Что-нибудь нашли? — спросила я. — Я слышала, что телекамера запечатлела двоих. Отпечатки пальцев есть?
Сержант поморщился:
— Нет, преступники оказались слишком хитрыми. На одном из листков бумаги мы нашли отпечаток ботинка. Альпинистские бутсы фирмы «Арройо» двенадцатого размера. Это мало что дает.
— Отчего погиб Келвин? Ведь в него не стреляли, верно?
Мак-Гоннигал покачал головой:
— Его очень сильно ударили в челюсть. Так сильно, что не выдержали шейные позвонки. Вероятно, преступник хотел всего лишь вырубить его. Господи, ну и кулак у него, должно быть. Но мы не можем найти ничего подобного в нашей картотеке.
— Вы по-прежнему считаете, что это обычный взлом?
— А что же еще, мисс Варшавски?
— Однако ничего ценного не взято. У Бум-Бума была дорогая стереосистема, несколько золотых запонок и всякая прочая дребедень. И все цело.
— Очевидно, Келвин застиг их врасплох. А когда они поняли, что убили охранника, то перепугались, запсиховали и смылись. Возможно, они боялись, а вдруг кто-нибудь заявится посмотреть, что с парнем, если он не возвращается так долго на свое место?
Что ж, логично. Возможно, я делаю из мухи слона. Смерть Бум-Бума слишком сильно меня расстроила, и я пытаюсь на пустом месте сочинить целую криминальную историю. Кто знает?
— Уж не интересуетесь ли вы этим делом профессионально, мисс Варшавски?
— Интересуюсь, сержант. Ведь это произошло в квартире моего брата.
— Лейтенант не обрадуется, когда узнает, что вы пытаетесь вмешаться в расследование. Сами знаете.
Да, я это знала. Лейтенант Бобби Мэллори терпеть не мог, когда я совала нос в полицейскую работу, особенно если речь шла об убийстве.
Я улыбнулась:
— Если я наткнусь на что-нибудь важное, копаясь в бумагах Бум-Бума, вряд ли это расстроит лейтенанта.
— Просто не мешайте нам работать, мисс Варшавски.
— Я сегодня разговаривала с семьей Келвина. Они считают, что полиция не слишком-то надрывается.
Мак-Гоннигал сердито шлепнул ладонью по столу. Остальные трое полицейских сделали вид, что не прислушиваются к нашему разговору.
— Какого черта? Зачем вам понадобилось с ними разговаривать? Мало того, что один из сыновей убитого приходил сюда и устроил мне целый скандал. Мы делаем все, что можем. Но у нас нет никаких следов — лишь фотографии, на которых ни черта не видно, да отпечаток ботинка двенадцатого размера!
Он яростно выхватил из кипы бумаг на столе папку и сунул мне под нос фотографии. Это был кадр с фотопленки. Двое мужчин — один в джинсах, другой в комбинезоне, при этом оба в спортивных куртках, а лица закрыты лыжными шапочками. Сержант показал мне еще пару снимков. Вот преступники выходят из лифта — спинами вперед. Вот идут по коридору, согнувшись в три погибели, чтобы труднее было определить рост. Видно, что у обоих на руках хирургические перчатки.
Я вернула сержанту фотографии.
— Желаю удачи. Если что-нибудь выясню, сообщу... Когда вы вернете мне ключи от квартиры?
Мак-Гоннигал сказал, что я смогу получить ключи в пятницу утром, и посоветовал соблюдать осторожность. Полиция вечно говорит одно и то же.
— Что у тебя стряслось, Вик? Разнюхала что-нибудь про смерть Келвина?
— Ничегошеньки. Но я надеюсь, что ты поможешь даме и поручишь кому-нибудь из своих парней кое-что для меня выяснить.
— Вик, когда ты обращаешься ко мне с такими просьбами, это обычно означает, что ты села на хвост большой сенсации. Почему бы не рассказать об этом старому другу?
— Стыдись, Мюррей. Кто тебе преподнес историю Аниты Мак-Гро? А про Эдварда Пёрселла ты забыл? А про Джона Коттона? Разве это были плохие сенсации?
— Хорошие. Но ты очень долго водила меня за нос. Так выяснила ты что-нибудь про Келвина или нет?
— Пока не знаю. Мне нужны сведения о Пейдж Каррингтон.
— Кто это?
— Танцовщица. Она хороводилась с Бум-Бумом в последние месяцы его жизни. На днях была у него в квартире, разыскивала какие-то любовные письма. Потом там убили Келвина. Тот, кто сделал это, перевернул квартиру вверх дном. Это наводит меня на кое-какие мысли. Хочу выяснить, что за птица эта Пейдж Каррингтон. Может, кто-нибудь из вашего отдела сплетен — например, Грета Саймон — уже разнюхал что-нибудь об отношениях Пейдж с Бум-Бумом.
— Ах, ну да, ведь Бум-Бум Варшавски — твой двоюродный брат. Я мог бы и догадаться. Вы — единственные Варшавски, о которых я слышал. Прими мои сожаления. Я всегда был поклонником Бум-Бума... А что, в его смерти есть что-то подозрительное?
— Пока не знаю. Говорят, что он поскользнулся на мокром причале и угодил под корабельный винт.
— Господи Боже! Трудно представить, что спортсмен мог так оплошать... Ладно, раз уж я старый поклонник Бум-Бума, попробую тебе помочь. Но учти — если что-то раскопаешь, я на очереди первый. Итак, Пейдж Каррингтон... Как фамилия ее отца?
— Понятия не имею. Она сказала, что выросла в Лейк-Блаффе.
— О'кей, Вик. Через пару дней позвоню.
Я взяла пакет, который приготовила для меня Жанет, и разложила папки на столе. Их было три. Озаглавлены: «Июнь», «Июль», «Август». В каждой — несколько сотен страниц, ксерокопий, компьютерные распечатки. Прежде чем углубиться в работу, я спустилась вниз, в ресторанчик, съела сандвич и выпила стакан лимонада. Проглядывая «Геральд стар», я наткнулась на заметку о похоронах Генри Келвина. Панихида сегодня, в четыре часа, в ритуальном зале на южной окраине города. Надо бы съездить.
Вернувшись в офис, я свалила все свои бумаги в нижний ящик стола и разложила папки попросторнее. Все компьютерные распечатки были похожи одна на другую: дата заключения сделки, пункт отправки зерна, назначение, название судна, объем контракта, вес груза, тип груза, цена за бушель, дата доставки. Итак, передо мной лежали сведения о судовых перевозках зерна, принадлежащего компании «Юдора Грэйн», за трехмесячный период. Это были не юридические документы, а справочный материал по осуществленным сделкам. Каждая из распечаток имела заголовок: «Форма подтверждения контракта».
Я уныло почесала в затылке, но все же приступила к чтению. Иной раз в одной распечатке значился не один корабль, а два, три или четыре. Например, я прочла, что некий груз должен был попасть из Тандер-Бея в порт Святой Екатерины пятнадцатого июня на судне компании «ПКГ», но контракт был отменен, заключен новый, с компанией «ПЗ», тот; в свою очередь, тоже был отменен, и в конце концов груз был доставлен к месту назначения какой-то третьей компанией. Надо было захватить с собой список пароходств Великих озер. Я нахмурилась. «ПЗ» — это, очевидно, «Полярная звезда», компания Бледсоу. Что такое «ПКГ»? Очевидно, «Пароходная компания Грэфалка». Остальные аббревиатуры мне ничего не говорили. Без гида тут было не разобраться.
Я открыла ежедневник Бум-Бума и стала разыскивать даты за июнь, июль и август, которые он почему-то подчеркнул. Выделенных дня было три. Им соответствовало четырнадцать перевозок. Определить это было нетрудно, но, как выяснилось, на каждый конкретный день приходилось по несколько контрактов. Я пересчитала — не четырнадцать контрактов, а тридцать два. При этом двадцать один — с расторжением и перезаключением. В результате восемь контрактов достались «ПКГ». Из остальных одиннадцати контрактов пять тоже были заключены с компанией Грэфалка. Что это означало? Лишь то, что «Юдора Грэйн» предпочитает иметь дело с Грэфалком. Но ведь он сказал мне, что у него самое большое пароходство. Чему же тут удивляться? В семи случаях «Полярная звезда» лишилась контрактов, которые достались «ПКГ», но в августе Бледсоу все-таки заключил с «Юдорой Грэйн» две сделки. Еще я выяснила, что расценки в августе были ниже, чем в июне. На этом, должно быть, Бледсоу и сыграл.
Я посмотрела на часы. Скоро три. Если я собираюсь на панихиду по Келвину, пора двигать домой — нужно переодеться. Папки я отнесла на пятый этаж, где находится канцелярская контора по обслуживанию таких одиночек, как я. Попросила сделать ксерокопии и разложить их по порядку. Приемщица жизнерадостно улыбнулась, но зато из соседней комнаты, где находился копировальный аппарат, раздался жалобный вздох.
Я заехала домой и быстро переоделась в синий костюм, в котором ходила на похороны Бум-Бума. В южную часть Чикаго я добралась быстро и уже в половине пятого входила в ритуальный зал. Это было мрачное кирпичное здание на углу Семьдесят пятой улицы и Дэмен. Перед ритуальным залом зеленела крошечная лужайка с аккуратно подстриженной травкой. Рядом — автостоянка, густо заставленная машинами. Я кое-как втиснула свой «линкс» и вошла в зал. На панихиде я была единственной белой.
Тело Келвина лежало в открытом гробу, обложенном искусственными лилиями и обставленном свечами. Я подошла поближе. Убитый охранник был одет в свой выходной костюм. Лицо такое же невозмутимое, как во время нашей последней встречи.
Я произнесла слова соболезнования членам семьи. Миссис Келвин держалась с большим достоинством. Она была одета в черное шерстяное платье, рядом стояли дети. Я пожала руку самой миссис Келвин, потом женщине моего возраста в черном костюме и жемчугах, а также двум молодым людям.
— Спасибо, что пришли, мисс Варшавски, — звучным голосом произнесла вдова. — Это мои дети, а вон там мои внуки.
Она назвала всех по имени, и я еще раз сказала, что очень сожалею о случившемся.
В тесном зале собралось много родственников и друзей — грудастых женщин с мокрыми от слез платками, мужчин в темных костюмах, неестественно притихших детишек. Они придвинулись поближе к вдове, словно желая защитить ее от белой женщины, виновницы гибели Келвина.
— Я вчера была немного не в себе, когда говорила с вами, — сказала вдова. — Мне казалось, что вы знали о взломщиках. — В толпе зашептались. — Я и сейчас думаю, что вы о чем-то подозревали. Но какой смысл винить вас? Мужа это не вернет. — Она печально улыбнулась. — Он был ужасно упрямый человек. Ведь кто мешал ему вызвать полицию, позвать кого-нибудь на помощь? — В толпе снова зашушукались. — Но Генри решил, что справится с грабителями сам. Уж в этом-то я обвинить вас не могу.
— У полиции есть что-нибудь? — спросила я.
Молодая женщина в черном костюме горько улыбнулась. Я так и не поняла, кто она — дочь или невестка.
— А они и не будут ничего делать. Телекамера запечатлела убийц, когда они взламывали дверь, но их лица и руки были прикрыты. Поэтому полиция говорит, что вряд ли удастся найти преступников.
— Мы говорили им, что в квартире происходит что-то странное, — печально вставила миссис Келвин. — Говорили, что вам об этом известно. Но они не слушают. Для них дело не представляет интереса. Подумаешь — негра убили. Ничего они не сделают.
Я обвела взглядом собравшихся. Присутствующие смотрели на меня не то чтобы враждебно, а как-то выжидательно, будто я представитель малоизученного вида животных.
— Вы знаете, миссис Келвин, что на прошлой неделе погиб мой двоюродный брат. Он упал с пристани и попал под корабельный винт. Свидетелей не было. Я пытаюсь выяснить, сам ли он упал, или его столкнули. Гибель вашего мужа наводит меня на мысль, что моего брата убили. Если я выясню, кто это сделал, наверняка окажется, что те же самые люди убили мистера Келвина. Знаю, что поимка убийцы — слабое утешение, но ничего лучшего предложить вам не могу. И себе тоже.
— Белая девчонка найдет убийц, которых не может найти полиция! — фыркнул кто-то, и в толпе засмеялись.
— Амелия! — резко сказала миссис Келвин. — Не смей грубить. Эта женщина старается быть доброй.
Я обвела толпу холодным взглядом.
— Я — детектив, причем с очень хорошей репутацией. — Я обернулась к миссис Келвин: — Если что-нибудь выясню, сообщу.
Я пожала вдове руку, вышла и направилась к Дэн Райен и по нему в Луп. Был шестой час, машины еле ползли. Шоссе на четырнадцать полос было сплошь забито автомобилями. В неподвижном воздухе витали ядовитые испарения. Я закрыла окна и сняла пиджак. На берегу озера было холодно, а здесь, в бензиновом царстве, я задыхалась от духоты.
Кое-как я добралась до центра и у Рузвельт-роуд съехала с магистрали. Штаб-квартира чикагской полиции находится именно там. Очень хорошее место — преступлений в этом районе хоть пруд пруди. Я намеревалась выяснить, не удастся ли мне что-нибудь разузнать по делу Келвина.
Мой отец был сержантом полиции, почти всю свою жизнь проработал в южной части Чикаго, в двадцать первом участке. Коричневый корпус полицейского управления вызвал у меня приступ ностальгии: те же линолеумные полы, желтые облупившиеся стены, в приемной — пузатые, затравленные полицейские, перед каждым из которых целая очередь из водителей, пришедших за отнятыми водительскими правами, жен грабителей и прочей разношерстной публики. Я пристроилась в хвост.
Когда в конце концов подошла моя очередь, дежурный выслушал меня и сказал в микрофон:
— Сержант Мак-Гоннигал, вас хочет видеть дама по делу Келвина.
Несколько минут спустя вышел сам Мак-Гоннигал — здоровенный, мускулистый детина в мятой белой рубашке и коричневых брюках. Мы встречались с ним пару лет назад, когда он еще работал в южном Чикаго, и сержант сразу меня вспомнил.
— Рад вас видеть, мисс Варшавски.
Он повел меня по линолеумным коридорам в свой рабочий кабинет, где сидели еще трое полицейских.
— И я рада видеть вас, сержант. Когда вас перевели в управление?
— Шесть, нет, семь месяцев назад. А дело Келвина поручили вчера ночью.
Я объяснила, что убийство произошло в квартире моего двоюродного брата и что мне нужно вернуться туда и просмотреть кое-какие бумаги. Мак-Гоннигал произнес обычные соболезнования по поводу гибели Бум-Бума — он, оказывается, тоже был поклонником покойного и все такое прочее. В квартиру меня скоро пустят — экспертиза почти закончила свою работу.
— Что-нибудь нашли? — спросила я. — Я слышала, что телекамера запечатлела двоих. Отпечатки пальцев есть?
Сержант поморщился:
— Нет, преступники оказались слишком хитрыми. На одном из листков бумаги мы нашли отпечаток ботинка. Альпинистские бутсы фирмы «Арройо» двенадцатого размера. Это мало что дает.
— Отчего погиб Келвин? Ведь в него не стреляли, верно?
Мак-Гоннигал покачал головой:
— Его очень сильно ударили в челюсть. Так сильно, что не выдержали шейные позвонки. Вероятно, преступник хотел всего лишь вырубить его. Господи, ну и кулак у него, должно быть. Но мы не можем найти ничего подобного в нашей картотеке.
— Вы по-прежнему считаете, что это обычный взлом?
— А что же еще, мисс Варшавски?
— Однако ничего ценного не взято. У Бум-Бума была дорогая стереосистема, несколько золотых запонок и всякая прочая дребедень. И все цело.
— Очевидно, Келвин застиг их врасплох. А когда они поняли, что убили охранника, то перепугались, запсиховали и смылись. Возможно, они боялись, а вдруг кто-нибудь заявится посмотреть, что с парнем, если он не возвращается так долго на свое место?
Что ж, логично. Возможно, я делаю из мухи слона. Смерть Бум-Бума слишком сильно меня расстроила, и я пытаюсь на пустом месте сочинить целую криминальную историю. Кто знает?
— Уж не интересуетесь ли вы этим делом профессионально, мисс Варшавски?
— Интересуюсь, сержант. Ведь это произошло в квартире моего брата.
— Лейтенант не обрадуется, когда узнает, что вы пытаетесь вмешаться в расследование. Сами знаете.
Да, я это знала. Лейтенант Бобби Мэллори терпеть не мог, когда я совала нос в полицейскую работу, особенно если речь шла об убийстве.
Я улыбнулась:
— Если я наткнусь на что-нибудь важное, копаясь в бумагах Бум-Бума, вряд ли это расстроит лейтенанта.
— Просто не мешайте нам работать, мисс Варшавски.
— Я сегодня разговаривала с семьей Келвина. Они считают, что полиция не слишком-то надрывается.
Мак-Гоннигал сердито шлепнул ладонью по столу. Остальные трое полицейских сделали вид, что не прислушиваются к нашему разговору.
— Какого черта? Зачем вам понадобилось с ними разговаривать? Мало того, что один из сыновей убитого приходил сюда и устроил мне целый скандал. Мы делаем все, что можем. Но у нас нет никаких следов — лишь фотографии, на которых ни черта не видно, да отпечаток ботинка двенадцатого размера!
Он яростно выхватил из кипы бумаг на столе папку и сунул мне под нос фотографии. Это был кадр с фотопленки. Двое мужчин — один в джинсах, другой в комбинезоне, при этом оба в спортивных куртках, а лица закрыты лыжными шапочками. Сержант показал мне еще пару снимков. Вот преступники выходят из лифта — спинами вперед. Вот идут по коридору, согнувшись в три погибели, чтобы труднее было определить рост. Видно, что у обоих на руках хирургические перчатки.
Я вернула сержанту фотографии.
— Желаю удачи. Если что-нибудь выясню, сообщу... Когда вы вернете мне ключи от квартиры?
Мак-Гоннигал сказал, что я смогу получить ключи в пятницу утром, и посоветовал соблюдать осторожность. Полиция вечно говорит одно и то же.
Глава 10
В недрах корабля
Из дома я снова попыталась связаться с агентом Бум-Бума, хоть рабочее время уже кончилось. Но Фэкли, как и я, нередко засиживался за рабочим столом допоздна. И действительно — он оказался на месте и сам подошел к телефону. Я сказала, что хочу связаться с Пьером Бушаром, звездой «Ястребов». Пьер тоже был клиентом Фэкли. Агент ответил, что Бушар сейчас находится в своем родном Квебеке, где проходит хоккейный турнир «Серебряное сердце». Фэкли дал мне свой домашний телефон и согласился встретиться в следующую среду, чтобы вместе просмотреть бумаги Бум-Бума.