Страница:
Он поднялся, пошел Каролине навстречу и придвинул ей кресло.
– Вы ведь видели молодого человека, который только что вышел из моего кабинета?
Каролина кивнула. Она знала его особенность никогда прямо не переходить к делам и тем не менее была удивлена. Сорель показал на массивную полку красного дерева, на которой лежали документы.
– Граф Кастеллан и я только что обсудили проект брачного договора – это один из самых странных браков, которые я когда-либо заключал: старый якобинец и молодая дама самых голубых кровей Франции.
Каролина вопросительно посмотрела в лицо нотариусу.
– Терпение, графиня, вы сейчас поймете меня. Молодой человек, которого вы только что видели, – будущий шурин герцога Отрантского. Его сестра Габриэла выходит замуж за Фуше, или, скорее, Фуше тратит двадцать миллионов, чтобы наконец целиком принадлежать к «обществу», а Кастелланов эта свадьба спасает от конфискации их владений… Да, вот такие дела в Париже! Я бы с радостью сказал вам: добро пожаловать, я всегда рад видеть вас, но в данный момент мой совет мало чем сможет помочь вам. Вы пришли по поводу конфискации?
Она кивнула. Она была словно в тумане.
– Я только что приехала в Париж. Когда я хотела попасть в наш дом…
– С каждым днем таких становится все больше. Половина моих клиентов уже уехали из Парижа.
– Но разве нельзя сопротивляться, попытаться подать в суд? Что мне терять?
Он посмотрел на нее, его глаза с черными мешками под ними были с мутной серой поволокой.
– Что вам терять? Многое, графиня! У вашего отца шестое чувство на деньги. Даже я, управляющий его финансами, спрашиваю у него совета, когда хочу вложить свои деньги. Он был первым, кто почуял дело с испанскими бонами, первый, кто покупал железнодорожные акции…
Каролина нетерпеливо слушала. Она не могла понять, куда клонит нотариус.
– Когда год назад он здесь, в Париже, аннулировал свои счета и депозиты, я не понял его. Как теперь оказывается, он действовал правильно. Фуше кипел от ярости, когда обнаружил, что не сможет ничего прикарманить для банка Франции. Он сам лично потрудился прийти ко мне, но мой несгораемый шкаф тоже оказался пуст… Вы должны были бы предупредить вашего отца. В Розамбу он в безопасности, в стороне от линии огня, но здесь…
Она подняла глаза. Неужели он действительно не знает? Весть еще не дошла до Парижа?
– Мой отец мертв, – произнесла она. – Он умер в Розамбу… – она не сразу сообразила, – пять недель тому назад.
– Извините, графиня.
Возникло неловкое молчание. Нотариус открыл одну из папок, словно ему надо было уцепиться за что-то осязаемое.
– Конфискация имущества вашего отца была объявлена, стало быть, Фуше тоже еще не знает… – Он помолчал, потом задумчиво продолжил: – Это многое меняет. Я полагаю, вы знаете, где находятся деньги и бумаги?
Странные противоречивые чувства боролись в Каролине. Вспомнился вечер перед их бегством из Розамбу: часовня, отец, показывающий ей каменную плиту за алтарем.
– Думаю, что да, – ответила она.
– Послушайте меня хорошенько, графиня! Действуйте так, словно вы этого не знаете. Возьмите кредит, я поручусь за вас. И уезжайте из Парижа. Переждите события в Розамбу. Как знать, может, через несколько недель все изменится, и тогда мы получим назад двадцать тысяч франков за лошадей, проданных с аукциона.
– Моего Месяца продали с молотка! – Каролина даже вскочила. Цифры, акции – все это ей ничего не говорило, но Месяц… Только теперь она поняла, что произошло. Ей принадлежало лишь то, что было на ней. Прочь из Парижа! Она больше даже не имела права стоять там, где стояла. – Почему вы это не предотвратили? Кто продал Месяца? Я должна вернуть его, сколько бы он ни стоил!
Нотариус поднял взгляд от бумаг. Всю свою жизнь он служил разуму и целесообразности, но любил всегда другое – иррациональное.
– Я побеспокоюсь об этом, как только будет возможно. В настоящее время у нас связаны руки, и у меня тоже, – он поднялся, взял ее руку. – Не делайте ничего необдуманного! Подождите. Не надейтесь на справедливость – в Париже сейчас важно одно: быть на стороне победителя, – он замолк, однако не выпускал ее руку, как озабоченный отец, который боится произнести одно неверное слово.
– Благодарю вас, – она улыбнулась. – Я запомню ваши слова. – Шурша юбками, она направилась к двери.
Как она похожа на своего отца, думал Сорель, провожавший ее взглядом. Когда у других мужество уже на пределе, у нее оно только просыпается.
Карета катилась по мосту Пон-Неф. Легкий ветерок надул занавески и принес с собой немного затхлый запах Сены, запахи апельсиновых деревьев и мятного лимонада, которым торговали девушки под разноцветными зонтиками. Улица Сент-Онорс, Вандомская площадь, элегантно одетые люди, роскошные витрины. Она была богата, очень богата. Ее отец спас деньги от Фуше, она знала, где они лежали, но для нее они были не состоянием, а свободой. Деньги были оружием, они означали власть. Она постучала в окошечко Бату.
– В «Палатин».
И когда через несколько минут владелец отеля «Палатин» назвал ее герцогиней, она поняла, что деньги – еще и волшебная палочка. Она шагала по голубому лугу толстого бельгийского ковра, вдыхала сладкий аромат белых лилий, которым было тесно в сужающихся книзу золотых вазах; пажи в белых костюмах в стиле рококо и посыпанных серебристой пылью париках открыли перед ней двустворчатые двери номера-люкс: ее глазам предстал салон в белых и золотых тонах, на столике стояли охлажденное шампанское и разнообразные паштеты. Безмолвная горничная исчезла с платьями, выгруженными из дорожной корзины, и вскоре принесла их обратно отутюженными. Парикмахер с усталыми глазами и быстрыми, легкими движениями предложил свои услуги.
Только она осталась одна, как снова постучали в дверь и курьер передал ей узкий конверт, дав понять, что должен ждать ответ. Она вскрыла конверт и увидела герб: золотая колонна, обвитая змеей. Невозможно было выбрать более характерный герб для герцога Отрантского, чем этот. Он просил о встрече на набережной Вольтера. В два часа.
Она и полдня не пробыла еще в Париже, как он уже знал об этом. У нее в запасе был час. Этого времени хватило бы, чтобы быть далеко от Парижа… Но нет, этой радости она ему не доставит и не убежит от него. Она повернулась к курьеру:
– Я буду вовремя.
Она долго в раздумье стояла перед платяным шкафом и пыталась представить себе того Фуше, о котором до этого никогда не думала, мужчину, который собирается жениться на молоденькой девушке. В конце концов она выбрала атласное платье цвета лаванды. Это был верный цвет для серого кабинета на набережной Вольтера. Сверху она набросила чуть более темную накидку того же цвета из тончайших кружев, которая гармонично легла на блестящий атлас, а на шее расцветала слегка обозначенным воротником а-ля Мария Стюарт.
Шаги служащего шаркали перед ней по лестницам и коридорам, двери открывались и закрывались. Секретари проверяли ее пропуск, ставили на нем печати. Она все дальше углублялась в лабиринт, который Фуше избрал в качестве своей цитадели. Каролина давно уже запуталась, в какой части здания она находится, и совсем перестала ориентироваться. Этот путь через нескончаемые серые коридоры должен был вселить неуверенность даже в того, кто не имел никаких оснований для страха. Отворилась новая дверь, высокие потолки, темные закрытые шкафы, пыльный серый свет.
– Месье президент! – прошипел за ней служащий.
Она стояла перед Фуше.
Она заставила себя молча присесть в реверансе. Подняв голову, она наткнулась на два холодных рыбьих глаза на бесцветном лице. Ядовитая улыбочка играла на его губах. Он указал на стул с высокой спинкой.
– Как это говорится? Раскаявшийся грешник вдвойне дорог…
Она прибегла к обычной женской уловке и потупила глаза. Лишь снова совладав с собой, Каролина подняла голову. И как только она могла надеяться, что этому человеку свойственно хоть что-то человеческое!
– С радостью вижу, что недооценил вас, графиня. Признаюсь, я не рассчитывал на то, что вы последуете моему вызову.
– Я сочла это приглашением.
Улыбка опять промелькнула на его лице, словно вмурованном в высокий жесткий воротник. Оно было похоже на зловещее самостоятельное существо, которому вовсе не нужно тело.
– Если вы так хотите, пусть будет приглашение. Сразу скажу вам, я сожалею, что вы нашли опечатанным свой дом. Вы остановились в «Палатине»?
Она кивнула.
– Перейдем сразу к делу, – он вытащил из папки лист бумаги. Его тонкие пальцы почти нежно погладили пергамент. – Я ненавижу насилие там, где оно не нужно. Мне не так уж важно действительно привести этот приговор в исполнение, тем более что… – Он протянул ей лист.
Каролина держала в руках смертный приговор отца, подписанный Фуше. Бумага выскользнула у нее и улетела на пол. Она нагнулась за ней. Секунду боролась с искушением порвать ее, швырнуть клочки Фуше в лицо и крикнуть ему: «Ты уже убил его!» Сама удивившись, откуда у нее нашлась сила воли, она положила лист на стол. Лишь руки ее дрожали.
– Что я могу сделать для спасения отца? – В душе она ликовала, как легко у нее с языка сорвалась ложь.
Фуше опять положил приговор в папку. Его глаза, приученные все отмечать и ничего не выдавать, пытливо прошлись по ее лицу, обстучали его, будто резцом по камню.
– Женщины всегда были моими лучшими помощницами, – произнес он наконец. – И в этом случае мне, быть может, в силах помочь только женщина – там, где не справилось столько мужчин. – Он сел. – Существует один человек, который уравновесил бы жизнь вашего отца. И раз уж он однажды так чудесно спас его, тогда в Винсенне, почему бы не сделать это во второй раз? Он очень важен мне, этот человек. За него я бы отдал даже больше, чем только жизнь вашего отца.
– Вы говорите загадками, – сказала Каролина. – Вам придется хотя бы назвать мне его имя.
– Его имя? Жиль де Ламар. Оно известно всем. Я хочу знать, кто скрывается за этим именем!
– И вы считаете, я смогла бы… – Она пыталась выдержать все его пронзительные взгляды.
– Интуиция подсказывает мне, что да. Или, если желаете, тот факт, что он помог вашему отцу, что ваши счеты с Тибо он оплатил убийством! Оба эти раза я был уверен, что поймал его. Дважды он рисковал – ради вас. И если меня не подводит чутье, он сделал бы это снова. – Фуше поднялся из-за письменного стола. Отодвинул немного свой стул и марионеточным движением руки показал на папку. – У вас есть выбор. И никакой двойной игры! Надеюсь, вы избавите от этого и себя, и меня. Еще до того, как вы вошли в дом господина Сореля, я знал, что вы в Париже. И в будущем мне тоже будет известен каждый ваш шаг…
Она не знала, зачем пошла к Фуше, лишь послушалась внутреннего голоса. Вот и теперь, снова оказавшись на улице, ослепленная ярким дневным светом, она шла к своей карете и понятия не имела, что будет делать.
Бату открыл дверцу кареты и выдвинул лесенку.
– К мосту Пон-Неф, – шепнула она ему. – Подъезжай близко-близко к закрытым дрожкам. Я хочу незаметно пересесть. Потом верни карету во дворец герцога. Мне она больше не нужна, – она сунула ему золотую монету в руку. – Потом ты свободен на сегодня.
Дверца захлопнулась за ней. Карета выкатилась со двора на набережную Вольтера. Через заднее окно Каролина заметила открытый двухколесный экипаж с длинношеим мужчиной в зеленой клетчатой куртке, который поехал за ними. Она сделала знак Бату, и тот понял ее. На Пон-Неф он со своей четверкой втерся в самую густую толчею, и Каролина смогла незаметно пересесть на дрожки. Она задвинула занавески и попросила кучера немного подождать. Лишь удостоверившись, что экипаж с длинношеим поехал вслед за пустой каретой герцога, она назвала кучеру адрес одного известного мастера, делающего парики, – на набережной Ля-Турнель.
Она знала, что отныне любой ее шаг мог решить не только ее судьбу, но и судьбу Жиля. То, о чем она страстно мечтала – чтобы он подал ей какой-нибудь знак, – могло теперь стать для них роковым.
Уставшая, голодная, но довольная собой, вернулась она в «Палатин». В двух коробках, которые слуга нес за ней, лежали вещи, с помощью которых она собиралась так преображаться, чтобы шпики Фуше не смогли узнать ее, и даже этот длинношеий в зеленой клетчатой куртке, который сидел теперь в холле отеля и притворялся, что захвачен игрой в домино. Каролина умышленно прошла близко от него, и когда он вскинул глаза, вызывающе улыбнулась.
Она заказала себе в номер ужин из перепелиных яиц, фаршированных трюфелями, запеченной корюшки, швейцарское вино и парфэ «Мазарен», однако отослала официанта, который хотел обслуживать ее. Каролина заперла дверь, сняла одежду, задвинула тяжелые темно-синие бархатные портьеры и расстелила широкую кровать с балдахином. Потом напустила в ванну воды, придвинула столик с кушаньями к ванне и стала ужинать, сидя в теплой, благоухающей ароматической солью воде, что обожала делать еще с детства. Теплая вода, еда, вино – все ее тело пронизывало блаженство. Нагая и еще влажная от купания, она юркнула в белые простыни. Лежа поперек кровати, слегка подтянув ноги и обняв руками подушку, она заснула в тот же миг…
Проснулась Каролина в той же позе. Сквозь задвинутые портьеры тихо и сонно, как далекий прибой, проникали звуки ночного Парижа.
Она на ощупь зажгла на столике керосиновую лампу из розового кварца. Часы показывали половину десятого. Каролина отбросила покрывало. Пройдясь по ласкающему ворсу ковра, зажгла остальные лампы. В салоне она развязала две еще не распакованные коробки и разложила платья, парики и маски. Потом села за туалетный столик. При свете лампы, особенно ярком благодаря двум стеклянным шарам, наполненным водой, она подколола волосы, загримировала лицо и надушилась. Потом подошла к окну и выглянула на улицу. По залитому светом бульвару проносились кареты, фланировали ночные гуляки. Откуда-то доносилось тихое звучание скрипок и смешивалось с гудением бульвара. Ее ничто не могло удержать. Она взяла белокурый парик, надела его перед зеркалом на голову и заколола шпильками. Быстрыми движениями застегнула легкий корсет и натянула шелковые чулки, потом надела белое платье, набросила на плечи домино розовой стороной наверх и застегнула его под самый подбородок. Немного подумав, Каролина спрятала лицо под серебристо-белой атласной маской, отделанной стразами. Погасила свет и вышла в коридор. Заперев за собой дверь, она спрятала ключ. Медленно спустилась по лестнице. Шпик все еще сидел за своим столиком в центре холла, серый от усталости, и играл в домино сам с собой. На этот раз он ее не узнал. Двустворчатые двери распахнулись перед ней. Она вышла и вдохнула свежий, ласкающий ночной воздух. У нее было такое ощущение, словно она вступает на вращающуюся поверхность карусели, которая уносит ее с собой.
25
– Вы ведь видели молодого человека, который только что вышел из моего кабинета?
Каролина кивнула. Она знала его особенность никогда прямо не переходить к делам и тем не менее была удивлена. Сорель показал на массивную полку красного дерева, на которой лежали документы.
– Граф Кастеллан и я только что обсудили проект брачного договора – это один из самых странных браков, которые я когда-либо заключал: старый якобинец и молодая дама самых голубых кровей Франции.
Каролина вопросительно посмотрела в лицо нотариусу.
– Терпение, графиня, вы сейчас поймете меня. Молодой человек, которого вы только что видели, – будущий шурин герцога Отрантского. Его сестра Габриэла выходит замуж за Фуше, или, скорее, Фуше тратит двадцать миллионов, чтобы наконец целиком принадлежать к «обществу», а Кастелланов эта свадьба спасает от конфискации их владений… Да, вот такие дела в Париже! Я бы с радостью сказал вам: добро пожаловать, я всегда рад видеть вас, но в данный момент мой совет мало чем сможет помочь вам. Вы пришли по поводу конфискации?
Она кивнула. Она была словно в тумане.
– Я только что приехала в Париж. Когда я хотела попасть в наш дом…
– С каждым днем таких становится все больше. Половина моих клиентов уже уехали из Парижа.
– Но разве нельзя сопротивляться, попытаться подать в суд? Что мне терять?
Он посмотрел на нее, его глаза с черными мешками под ними были с мутной серой поволокой.
– Что вам терять? Многое, графиня! У вашего отца шестое чувство на деньги. Даже я, управляющий его финансами, спрашиваю у него совета, когда хочу вложить свои деньги. Он был первым, кто почуял дело с испанскими бонами, первый, кто покупал железнодорожные акции…
Каролина нетерпеливо слушала. Она не могла понять, куда клонит нотариус.
– Когда год назад он здесь, в Париже, аннулировал свои счета и депозиты, я не понял его. Как теперь оказывается, он действовал правильно. Фуше кипел от ярости, когда обнаружил, что не сможет ничего прикарманить для банка Франции. Он сам лично потрудился прийти ко мне, но мой несгораемый шкаф тоже оказался пуст… Вы должны были бы предупредить вашего отца. В Розамбу он в безопасности, в стороне от линии огня, но здесь…
Она подняла глаза. Неужели он действительно не знает? Весть еще не дошла до Парижа?
– Мой отец мертв, – произнесла она. – Он умер в Розамбу… – она не сразу сообразила, – пять недель тому назад.
– Извините, графиня.
Возникло неловкое молчание. Нотариус открыл одну из папок, словно ему надо было уцепиться за что-то осязаемое.
– Конфискация имущества вашего отца была объявлена, стало быть, Фуше тоже еще не знает… – Он помолчал, потом задумчиво продолжил: – Это многое меняет. Я полагаю, вы знаете, где находятся деньги и бумаги?
Странные противоречивые чувства боролись в Каролине. Вспомнился вечер перед их бегством из Розамбу: часовня, отец, показывающий ей каменную плиту за алтарем.
– Думаю, что да, – ответила она.
– Послушайте меня хорошенько, графиня! Действуйте так, словно вы этого не знаете. Возьмите кредит, я поручусь за вас. И уезжайте из Парижа. Переждите события в Розамбу. Как знать, может, через несколько недель все изменится, и тогда мы получим назад двадцать тысяч франков за лошадей, проданных с аукциона.
– Моего Месяца продали с молотка! – Каролина даже вскочила. Цифры, акции – все это ей ничего не говорило, но Месяц… Только теперь она поняла, что произошло. Ей принадлежало лишь то, что было на ней. Прочь из Парижа! Она больше даже не имела права стоять там, где стояла. – Почему вы это не предотвратили? Кто продал Месяца? Я должна вернуть его, сколько бы он ни стоил!
Нотариус поднял взгляд от бумаг. Всю свою жизнь он служил разуму и целесообразности, но любил всегда другое – иррациональное.
– Я побеспокоюсь об этом, как только будет возможно. В настоящее время у нас связаны руки, и у меня тоже, – он поднялся, взял ее руку. – Не делайте ничего необдуманного! Подождите. Не надейтесь на справедливость – в Париже сейчас важно одно: быть на стороне победителя, – он замолк, однако не выпускал ее руку, как озабоченный отец, который боится произнести одно неверное слово.
– Благодарю вас, – она улыбнулась. – Я запомню ваши слова. – Шурша юбками, она направилась к двери.
Как она похожа на своего отца, думал Сорель, провожавший ее взглядом. Когда у других мужество уже на пределе, у нее оно только просыпается.
Карета катилась по мосту Пон-Неф. Легкий ветерок надул занавески и принес с собой немного затхлый запах Сены, запахи апельсиновых деревьев и мятного лимонада, которым торговали девушки под разноцветными зонтиками. Улица Сент-Онорс, Вандомская площадь, элегантно одетые люди, роскошные витрины. Она была богата, очень богата. Ее отец спас деньги от Фуше, она знала, где они лежали, но для нее они были не состоянием, а свободой. Деньги были оружием, они означали власть. Она постучала в окошечко Бату.
– В «Палатин».
И когда через несколько минут владелец отеля «Палатин» назвал ее герцогиней, она поняла, что деньги – еще и волшебная палочка. Она шагала по голубому лугу толстого бельгийского ковра, вдыхала сладкий аромат белых лилий, которым было тесно в сужающихся книзу золотых вазах; пажи в белых костюмах в стиле рококо и посыпанных серебристой пылью париках открыли перед ней двустворчатые двери номера-люкс: ее глазам предстал салон в белых и золотых тонах, на столике стояли охлажденное шампанское и разнообразные паштеты. Безмолвная горничная исчезла с платьями, выгруженными из дорожной корзины, и вскоре принесла их обратно отутюженными. Парикмахер с усталыми глазами и быстрыми, легкими движениями предложил свои услуги.
Только она осталась одна, как снова постучали в дверь и курьер передал ей узкий конверт, дав понять, что должен ждать ответ. Она вскрыла конверт и увидела герб: золотая колонна, обвитая змеей. Невозможно было выбрать более характерный герб для герцога Отрантского, чем этот. Он просил о встрече на набережной Вольтера. В два часа.
Она и полдня не пробыла еще в Париже, как он уже знал об этом. У нее в запасе был час. Этого времени хватило бы, чтобы быть далеко от Парижа… Но нет, этой радости она ему не доставит и не убежит от него. Она повернулась к курьеру:
– Я буду вовремя.
Она долго в раздумье стояла перед платяным шкафом и пыталась представить себе того Фуше, о котором до этого никогда не думала, мужчину, который собирается жениться на молоденькой девушке. В конце концов она выбрала атласное платье цвета лаванды. Это был верный цвет для серого кабинета на набережной Вольтера. Сверху она набросила чуть более темную накидку того же цвета из тончайших кружев, которая гармонично легла на блестящий атлас, а на шее расцветала слегка обозначенным воротником а-ля Мария Стюарт.
Шаги служащего шаркали перед ней по лестницам и коридорам, двери открывались и закрывались. Секретари проверяли ее пропуск, ставили на нем печати. Она все дальше углублялась в лабиринт, который Фуше избрал в качестве своей цитадели. Каролина давно уже запуталась, в какой части здания она находится, и совсем перестала ориентироваться. Этот путь через нескончаемые серые коридоры должен был вселить неуверенность даже в того, кто не имел никаких оснований для страха. Отворилась новая дверь, высокие потолки, темные закрытые шкафы, пыльный серый свет.
– Месье президент! – прошипел за ней служащий.
Она стояла перед Фуше.
Она заставила себя молча присесть в реверансе. Подняв голову, она наткнулась на два холодных рыбьих глаза на бесцветном лице. Ядовитая улыбочка играла на его губах. Он указал на стул с высокой спинкой.
– Как это говорится? Раскаявшийся грешник вдвойне дорог…
Она прибегла к обычной женской уловке и потупила глаза. Лишь снова совладав с собой, Каролина подняла голову. И как только она могла надеяться, что этому человеку свойственно хоть что-то человеческое!
– С радостью вижу, что недооценил вас, графиня. Признаюсь, я не рассчитывал на то, что вы последуете моему вызову.
– Я сочла это приглашением.
Улыбка опять промелькнула на его лице, словно вмурованном в высокий жесткий воротник. Оно было похоже на зловещее самостоятельное существо, которому вовсе не нужно тело.
– Если вы так хотите, пусть будет приглашение. Сразу скажу вам, я сожалею, что вы нашли опечатанным свой дом. Вы остановились в «Палатине»?
Она кивнула.
– Перейдем сразу к делу, – он вытащил из папки лист бумаги. Его тонкие пальцы почти нежно погладили пергамент. – Я ненавижу насилие там, где оно не нужно. Мне не так уж важно действительно привести этот приговор в исполнение, тем более что… – Он протянул ей лист.
Каролина держала в руках смертный приговор отца, подписанный Фуше. Бумага выскользнула у нее и улетела на пол. Она нагнулась за ней. Секунду боролась с искушением порвать ее, швырнуть клочки Фуше в лицо и крикнуть ему: «Ты уже убил его!» Сама удивившись, откуда у нее нашлась сила воли, она положила лист на стол. Лишь руки ее дрожали.
– Что я могу сделать для спасения отца? – В душе она ликовала, как легко у нее с языка сорвалась ложь.
Фуше опять положил приговор в папку. Его глаза, приученные все отмечать и ничего не выдавать, пытливо прошлись по ее лицу, обстучали его, будто резцом по камню.
– Женщины всегда были моими лучшими помощницами, – произнес он наконец. – И в этом случае мне, быть может, в силах помочь только женщина – там, где не справилось столько мужчин. – Он сел. – Существует один человек, который уравновесил бы жизнь вашего отца. И раз уж он однажды так чудесно спас его, тогда в Винсенне, почему бы не сделать это во второй раз? Он очень важен мне, этот человек. За него я бы отдал даже больше, чем только жизнь вашего отца.
– Вы говорите загадками, – сказала Каролина. – Вам придется хотя бы назвать мне его имя.
– Его имя? Жиль де Ламар. Оно известно всем. Я хочу знать, кто скрывается за этим именем!
– И вы считаете, я смогла бы… – Она пыталась выдержать все его пронзительные взгляды.
– Интуиция подсказывает мне, что да. Или, если желаете, тот факт, что он помог вашему отцу, что ваши счеты с Тибо он оплатил убийством! Оба эти раза я был уверен, что поймал его. Дважды он рисковал – ради вас. И если меня не подводит чутье, он сделал бы это снова. – Фуше поднялся из-за письменного стола. Отодвинул немного свой стул и марионеточным движением руки показал на папку. – У вас есть выбор. И никакой двойной игры! Надеюсь, вы избавите от этого и себя, и меня. Еще до того, как вы вошли в дом господина Сореля, я знал, что вы в Париже. И в будущем мне тоже будет известен каждый ваш шаг…
Она не знала, зачем пошла к Фуше, лишь послушалась внутреннего голоса. Вот и теперь, снова оказавшись на улице, ослепленная ярким дневным светом, она шла к своей карете и понятия не имела, что будет делать.
Бату открыл дверцу кареты и выдвинул лесенку.
– К мосту Пон-Неф, – шепнула она ему. – Подъезжай близко-близко к закрытым дрожкам. Я хочу незаметно пересесть. Потом верни карету во дворец герцога. Мне она больше не нужна, – она сунула ему золотую монету в руку. – Потом ты свободен на сегодня.
Дверца захлопнулась за ней. Карета выкатилась со двора на набережную Вольтера. Через заднее окно Каролина заметила открытый двухколесный экипаж с длинношеим мужчиной в зеленой клетчатой куртке, который поехал за ними. Она сделала знак Бату, и тот понял ее. На Пон-Неф он со своей четверкой втерся в самую густую толчею, и Каролина смогла незаметно пересесть на дрожки. Она задвинула занавески и попросила кучера немного подождать. Лишь удостоверившись, что экипаж с длинношеим поехал вслед за пустой каретой герцога, она назвала кучеру адрес одного известного мастера, делающего парики, – на набережной Ля-Турнель.
Она знала, что отныне любой ее шаг мог решить не только ее судьбу, но и судьбу Жиля. То, о чем она страстно мечтала – чтобы он подал ей какой-нибудь знак, – могло теперь стать для них роковым.
Уставшая, голодная, но довольная собой, вернулась она в «Палатин». В двух коробках, которые слуга нес за ней, лежали вещи, с помощью которых она собиралась так преображаться, чтобы шпики Фуше не смогли узнать ее, и даже этот длинношеий в зеленой клетчатой куртке, который сидел теперь в холле отеля и притворялся, что захвачен игрой в домино. Каролина умышленно прошла близко от него, и когда он вскинул глаза, вызывающе улыбнулась.
Она заказала себе в номер ужин из перепелиных яиц, фаршированных трюфелями, запеченной корюшки, швейцарское вино и парфэ «Мазарен», однако отослала официанта, который хотел обслуживать ее. Каролина заперла дверь, сняла одежду, задвинула тяжелые темно-синие бархатные портьеры и расстелила широкую кровать с балдахином. Потом напустила в ванну воды, придвинула столик с кушаньями к ванне и стала ужинать, сидя в теплой, благоухающей ароматической солью воде, что обожала делать еще с детства. Теплая вода, еда, вино – все ее тело пронизывало блаженство. Нагая и еще влажная от купания, она юркнула в белые простыни. Лежа поперек кровати, слегка подтянув ноги и обняв руками подушку, она заснула в тот же миг…
Проснулась Каролина в той же позе. Сквозь задвинутые портьеры тихо и сонно, как далекий прибой, проникали звуки ночного Парижа.
Она на ощупь зажгла на столике керосиновую лампу из розового кварца. Часы показывали половину десятого. Каролина отбросила покрывало. Пройдясь по ласкающему ворсу ковра, зажгла остальные лампы. В салоне она развязала две еще не распакованные коробки и разложила платья, парики и маски. Потом села за туалетный столик. При свете лампы, особенно ярком благодаря двум стеклянным шарам, наполненным водой, она подколола волосы, загримировала лицо и надушилась. Потом подошла к окну и выглянула на улицу. По залитому светом бульвару проносились кареты, фланировали ночные гуляки. Откуда-то доносилось тихое звучание скрипок и смешивалось с гудением бульвара. Ее ничто не могло удержать. Она взяла белокурый парик, надела его перед зеркалом на голову и заколола шпильками. Быстрыми движениями застегнула легкий корсет и натянула шелковые чулки, потом надела белое платье, набросила на плечи домино розовой стороной наверх и застегнула его под самый подбородок. Немного подумав, Каролина спрятала лицо под серебристо-белой атласной маской, отделанной стразами. Погасила свет и вышла в коридор. Заперев за собой дверь, она спрятала ключ. Медленно спустилась по лестнице. Шпик все еще сидел за своим столиком в центре холла, серый от усталости, и играл в домино сам с собой. На этот раз он ее не узнал. Двустворчатые двери распахнулись перед ней. Она вышла и вдохнула свежий, ласкающий ночной воздух. У нее было такое ощущение, словно она вступает на вращающуюся поверхность карусели, которая уносит ее с собой.
25
Музыка и смех встретили ее, когда она вошла в украшенные фонариками аркады Пале-Рояля. В ярких полуприкрытых шатрах сидели пары, которые и часу не знали друг друга. Вокруг фонтана в центре сада была оборудована танцевальная площадка. Каролина стала наблюдать за танцующими, как вдруг почувствовала возле себя руку мужчины, шуршащий шелк его сюртука. Она его моментально узнала – рядом с ней стоял тот самый молодой человек, которого она утром встретила у Сореля, граф Кастеллан, будущий шурин Фуше. В первый момент она отказывалась верить, что случай мог так неожиданно свести их здесь. Но он вовсе не обращал на нее внимания, а все время кого-то высматривал поверх танцующих пар. Потом их взгляды встретились. Улыбка заиграла в его карих с зеленью глазах. В них было почти то же откровенное бесстыдство, с которым он разглядывал ее сегодня утром.
– Совсем одна ночью?
– Раз ночь так хороша!
Он предложил ей свою руку.
– Тогда давайте танцевать.
Они вышли на площадку и начали танцевать, но она чувствовала, что мысли его витают где-то в другом месте. Его взгляды снова ощупывали толпившихся у подиума, словно искали кого-то. Каролина остановилась посреди танца.
– Я не знаю, чем заняты ваши мысли, но только не танцем.
Он по-мальчишески залился краской.
– Как вы догадались?
Она подняла веер и раскрыла его, чтобы спрятать свою улыбку.
– Может, потому что сама думаю о другом.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Простите, – вытащив визитную карточку, он с поклоном протянул ее Каролине. – Кастеллан – Маджастр. Мои имена все стоят там. Их слишком много, я никогда не смогу их запомнить, – он опять огляделся. – Я ищу свою сестру.
Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не проговориться, не выдать, что она знает о нем больше, чем он мог предположить. Ей в голову пришла смелая идея.
– Она часто удирает? Может, я смогу вам помочь найти ее?
Он опустил голову. В нем что-то изменилось, он смутился и стал вдруг каким-то неуверенным.
– А к чему, собственно, эта маска? – спросил он.
– Может, у меня тоже строгий брат.
Он облегченно рассмеялся.
– Думаю, вас послало мне само небо.
Они вышли из Пале-Рояля. Обитая медью карета отделилась от бульварной сутолоки, подхватила их, перевезла по мосту Понт-о-Шанж на остров Сите, а потом покатила по узким улочкам в тени собора Нотр-Дам. Граф Кастеллан, похоже, ехал вполне определенным путем, как будто не в первый раз искал там свою сестру. Булыжные мостовые становились все уже, темные дома с островерхими крышами подступали все ближе.
Про остров Сите говорят, что это сердце Парижа, но Каролине казалось, что они углубляются в его чрево. Валь-д'Амур был районом, о котором она хотя и слышала, но никогда не отважилась бы попасть туда одна. Предположение, что графиня Кастеллан могла предаваться утехам в таком квартале, лишь усиливало любопытство Каролины. Они вышли из экипажа и стали подниматься по слегка забирающему вверх переулку; неожиданно внимание Каролины привлекла мощная фигура нубийца. Он стоял в тени арки, тяжелые блестящие украшения покрывали его руки. Кастеллан с отвращением пожал плечами.
– Пойдемте дальше! Это зрелище не для вас! – Но Каролина не обращала на него внимания.
Она прижалась лицом к большому стеклу, через которое могла видеть погруженное в красноватый блеклый свет помещение. Вокруг черной колонны в середине комнаты, оставив лишь узкий проход, стояли покрытые звериными шкурами низкие оттоманки. На них сидели вплотную друг к другу женщины, некоторые полуобнаженные; это были старые, увядшие женщины, ярко накрашенные и увешанные украшениями. Все взгляды были устремлены на колонну, к которой из темной глубины подвели негра. Молодой, сильный, мускулистый, стоял он перед ними с завязанными глазами и совершенно голый. Какая-то женщина с рыжими крашеными волосами и бледным, напоминающим мумию лицом, в котором живыми казались только подведенные глаза, подошла к нему и ощупала его тело. Потом вторая, третья. Они что-то выкрикивали, голос в глубине отвечал, и вдруг Каролина поняла, что там происходило: они предлагали денежные суммы за негра… В минуту все было закончено, негра увели, и другой занял его место. Каролина отвернулась. Она почувствовала, как краснеет под взглядом Кастеллана.
– Я не знала, что существует такое, – запинаясь, пробормотала она. – Они продают их с молотка?
Он посмотрел на нее полуукоризненно-полуоблегченно.
– Я уж боялся, что вам это нравится. Да, они продают их на час, на ночь. Это называется негритянский бал. Пошли дальше. Такая женщина, как вы, не должна знать об этом!
В Каролине проснулось упрямство.
– Но вы же именно здесь ищете свою сестру. Не похоже, чтобы она вела монастырский образ жизни.
– Да что там монастырь! Там они только входят во вкус запретного. – Он замолчал.
Они отправились дальше. Улица стала шире, чувствовалась близость Сены. Перед одним домом Кастеллан остановился. Ниже и ухоженнее других, он стоял несколько в глубине открытого сада. Четыре изящные колонны и острый фронтон образовывали портал. В темноте Каролина не могла разобрать, что было изображено на рельефе фронтона – видны были лишь буквы из блестящего оникса: Сафо. Граф опередил ее и быстро подошел к порталу. В тот же момент дверь открылась, послышались смех, музыка; две женщины, тесно обнявшись, вышли наружу, и дверь снова захлопнулась. Кастеллан побежал за ними и тихо заговорил. Потом он вернулся назад и в нерешительности остановился перед Каролиной. Теперь, около этого дома, когда она узнала причину его смущенности, она не могла не улыбнуться.
– Так вот почему я была для вас подарком неба.
Он схватил ее за руку.
– Вы можете оказать мне огромную услугу. Не знаю, как мне вам это объяснить… – Он заставил себя посмотреть Каролине прямо в лицо. – Она скоро выходит замуж, и если станет известно, что она здесь, в этом доме…
– Она не интересуется мужчинами, – не стесняясь, сказала Каролина. – Так и надо было сразу сказать. Я приведу ее. Как я ее узнаю?
– В ее шкафу отсутствовал черный бархатный костюм. У нее светло-каштановые волосы. Вне дома она обычно носит их распущенными по плечам. Вы наверняка узнаете ее. Мы очень похожи друг на друга.
Каролина уверенно зашагала к дому, ее шелковое домино, волочившееся по земле, тихонько шуршало, подошвы туфель из козьей кожи словно сами скользили по сырому густому газону сада, зеленым поясом опоясывавшему дом. Пока все было забавным приключением, в которое она случайно оказалась впутанной, таким же неправдоподобным, как и эта ночь.
На ее стук открылась дверь в прихожую. Из глубоких складок черной драпировки на стенах проступали чаши, излучающие мягкий свет. В следующей комнате танцевали женщины, делая едва заметные движения и тесно прижавшись друг к другу. Волосы их были распущены, ноги босы, груди обнажены. Переплетаясь прядями и задевая друг друга голыми ногами, они раскачивались в ритме тамбуринов.
Каролина стояла в дверях и с любопытством и насмешкой наблюдала за странным действом. Вот в поле ее зрения появилась по-мальчишески худая фигурка с длинными волосами в черном бархатном костюме. Это, наверное, и есть Габриэла. Сначала она стояла спиной, но вот она медленно повернулась, и Каролина замерла. В первый миг она пыталась внушить себе, что все-таки обозналась. Но сомневаться не приходилось – это была Верена.
Габриэла, вероятно, почувствовала на себе взгляд незнакомки и посмотрела в ее сторону. Каролина была рада, что ее лицо скрывала маска и что густые искусственные ресницы не позволяли разглядеть даже глаза. Монахиня Верена – Габриэла де Кастеллан? Будущая жена Фуше, герцога Отрантского! У Каролины вдруг возникло чувство, будто она скользит по гладкой ледяной поверхности. Она еще могла вернуться. Она еще не узнана, не совершила ошибки.
Габриэла, похоже, была единственной неодурманенной среди всех этих сомнамбулических танцовщиц. С улыбкой, в которой смешивалось вожделение с нетерпением, она обнимала пышную белокожую красавицу, на которой было белое муслиновое платье в складку. Широкие золотые бретели перекрещивались и заставляли торчать вверх обнаженные, накрашенные хной груди. Каролина приняла наконец решение: она близко подошла к танцующим и сделала знак Габриэле. Та перестала танцевать и что-то прошептала своей партнерше. Каролина узнала в ней знаменитую актрису. Медленно, словно просыпаясь, она открыла глаза и ревниво посмотрела на Каролину. Габриэла подошла к Каролине.
– Спасибо тебе, – шепнула она. – Ты меня от нее спасла. Но почему столько таинственности? К чему эта маска? Ты меня интригуешь.
Габриэла потащила за собой Каролину к одной из ниш в стене, совершенно не видных за портьерами и вазами с пышными композициями из искусственных цветов. Габриэла задернула занавеску.
Каролина хотела снять маску, но Габриэла опередила ее.
– Дай мне! – Ее тонкие руки осторожно развязали маску. Глаза широко раскрылись. – Ах ты, ведьма! Ах ты, чертовка! Не поверила мне, поменяла бокалы, мне за это пришлось тогда жестоко поплатиться. Тебе придется многое искупать! – Однако ее глаза, восхищенно разглядывавшие Каролину, говорили, что гнев ее не слишком серьезен. – Ты стала еще красивее, – она придвинулась к ней. – Но почему маска, почему парик? Они тоже держат тебя взаперти?
– Я тебе все объясню. Но не здесь. Давай уйдем отсюда.
Тень пробежала по лицу Габриэлы.
– Тебя послал мой брат? Он знает, что мы знакомы?
– Нет. Я сама не знала, что Габриэла и Верена…
– Знаешь, что они хотят меня выдать замуж? Меня! – Она засмеялась. – Сначала упрятывают в монастырь, а теперь я – спасение всех Кастелланов! Давно вы друг друга знаете?
– Не больше часа. Он искал тебя в Пале-Рояле, мы встретились совершенно случайно. Пожалуйста, не говори ему, что мы знакомы. И не называй ему моего имени!
– Я твоего имени так и не узнала.
– Каролина…
– Каролина де ля Ромм-Аллери? – Каролина снова надела маску.
Они вышли из ниши, быстро протиснулись среди танцующих и вышли наружу. Граф Кастеллан стоял возле кареты. Габриэла засмеялась.
– Ты только посмотри на его лицо – будто священник, изгоняющий бесов. Ну, дорогой братец, что ты можешь предложить нам, кроме почетного конвоя?
Граф взял сестру за руку.
– Ты обещала мне… – Он не успел договорить.
– Совсем одна ночью?
– Раз ночь так хороша!
Он предложил ей свою руку.
– Тогда давайте танцевать.
Они вышли на площадку и начали танцевать, но она чувствовала, что мысли его витают где-то в другом месте. Его взгляды снова ощупывали толпившихся у подиума, словно искали кого-то. Каролина остановилась посреди танца.
– Я не знаю, чем заняты ваши мысли, но только не танцем.
Он по-мальчишески залился краской.
– Как вы догадались?
Она подняла веер и раскрыла его, чтобы спрятать свою улыбку.
– Может, потому что сама думаю о другом.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Простите, – вытащив визитную карточку, он с поклоном протянул ее Каролине. – Кастеллан – Маджастр. Мои имена все стоят там. Их слишком много, я никогда не смогу их запомнить, – он опять огляделся. – Я ищу свою сестру.
Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не проговориться, не выдать, что она знает о нем больше, чем он мог предположить. Ей в голову пришла смелая идея.
– Она часто удирает? Может, я смогу вам помочь найти ее?
Он опустил голову. В нем что-то изменилось, он смутился и стал вдруг каким-то неуверенным.
– А к чему, собственно, эта маска? – спросил он.
– Может, у меня тоже строгий брат.
Он облегченно рассмеялся.
– Думаю, вас послало мне само небо.
Они вышли из Пале-Рояля. Обитая медью карета отделилась от бульварной сутолоки, подхватила их, перевезла по мосту Понт-о-Шанж на остров Сите, а потом покатила по узким улочкам в тени собора Нотр-Дам. Граф Кастеллан, похоже, ехал вполне определенным путем, как будто не в первый раз искал там свою сестру. Булыжные мостовые становились все уже, темные дома с островерхими крышами подступали все ближе.
Про остров Сите говорят, что это сердце Парижа, но Каролине казалось, что они углубляются в его чрево. Валь-д'Амур был районом, о котором она хотя и слышала, но никогда не отважилась бы попасть туда одна. Предположение, что графиня Кастеллан могла предаваться утехам в таком квартале, лишь усиливало любопытство Каролины. Они вышли из экипажа и стали подниматься по слегка забирающему вверх переулку; неожиданно внимание Каролины привлекла мощная фигура нубийца. Он стоял в тени арки, тяжелые блестящие украшения покрывали его руки. Кастеллан с отвращением пожал плечами.
– Пойдемте дальше! Это зрелище не для вас! – Но Каролина не обращала на него внимания.
Она прижалась лицом к большому стеклу, через которое могла видеть погруженное в красноватый блеклый свет помещение. Вокруг черной колонны в середине комнаты, оставив лишь узкий проход, стояли покрытые звериными шкурами низкие оттоманки. На них сидели вплотную друг к другу женщины, некоторые полуобнаженные; это были старые, увядшие женщины, ярко накрашенные и увешанные украшениями. Все взгляды были устремлены на колонну, к которой из темной глубины подвели негра. Молодой, сильный, мускулистый, стоял он перед ними с завязанными глазами и совершенно голый. Какая-то женщина с рыжими крашеными волосами и бледным, напоминающим мумию лицом, в котором живыми казались только подведенные глаза, подошла к нему и ощупала его тело. Потом вторая, третья. Они что-то выкрикивали, голос в глубине отвечал, и вдруг Каролина поняла, что там происходило: они предлагали денежные суммы за негра… В минуту все было закончено, негра увели, и другой занял его место. Каролина отвернулась. Она почувствовала, как краснеет под взглядом Кастеллана.
– Я не знала, что существует такое, – запинаясь, пробормотала она. – Они продают их с молотка?
Он посмотрел на нее полуукоризненно-полуоблегченно.
– Я уж боялся, что вам это нравится. Да, они продают их на час, на ночь. Это называется негритянский бал. Пошли дальше. Такая женщина, как вы, не должна знать об этом!
В Каролине проснулось упрямство.
– Но вы же именно здесь ищете свою сестру. Не похоже, чтобы она вела монастырский образ жизни.
– Да что там монастырь! Там они только входят во вкус запретного. – Он замолчал.
Они отправились дальше. Улица стала шире, чувствовалась близость Сены. Перед одним домом Кастеллан остановился. Ниже и ухоженнее других, он стоял несколько в глубине открытого сада. Четыре изящные колонны и острый фронтон образовывали портал. В темноте Каролина не могла разобрать, что было изображено на рельефе фронтона – видны были лишь буквы из блестящего оникса: Сафо. Граф опередил ее и быстро подошел к порталу. В тот же момент дверь открылась, послышались смех, музыка; две женщины, тесно обнявшись, вышли наружу, и дверь снова захлопнулась. Кастеллан побежал за ними и тихо заговорил. Потом он вернулся назад и в нерешительности остановился перед Каролиной. Теперь, около этого дома, когда она узнала причину его смущенности, она не могла не улыбнуться.
– Так вот почему я была для вас подарком неба.
Он схватил ее за руку.
– Вы можете оказать мне огромную услугу. Не знаю, как мне вам это объяснить… – Он заставил себя посмотреть Каролине прямо в лицо. – Она скоро выходит замуж, и если станет известно, что она здесь, в этом доме…
– Она не интересуется мужчинами, – не стесняясь, сказала Каролина. – Так и надо было сразу сказать. Я приведу ее. Как я ее узнаю?
– В ее шкафу отсутствовал черный бархатный костюм. У нее светло-каштановые волосы. Вне дома она обычно носит их распущенными по плечам. Вы наверняка узнаете ее. Мы очень похожи друг на друга.
Каролина уверенно зашагала к дому, ее шелковое домино, волочившееся по земле, тихонько шуршало, подошвы туфель из козьей кожи словно сами скользили по сырому густому газону сада, зеленым поясом опоясывавшему дом. Пока все было забавным приключением, в которое она случайно оказалась впутанной, таким же неправдоподобным, как и эта ночь.
На ее стук открылась дверь в прихожую. Из глубоких складок черной драпировки на стенах проступали чаши, излучающие мягкий свет. В следующей комнате танцевали женщины, делая едва заметные движения и тесно прижавшись друг к другу. Волосы их были распущены, ноги босы, груди обнажены. Переплетаясь прядями и задевая друг друга голыми ногами, они раскачивались в ритме тамбуринов.
Каролина стояла в дверях и с любопытством и насмешкой наблюдала за странным действом. Вот в поле ее зрения появилась по-мальчишески худая фигурка с длинными волосами в черном бархатном костюме. Это, наверное, и есть Габриэла. Сначала она стояла спиной, но вот она медленно повернулась, и Каролина замерла. В первый миг она пыталась внушить себе, что все-таки обозналась. Но сомневаться не приходилось – это была Верена.
Габриэла, вероятно, почувствовала на себе взгляд незнакомки и посмотрела в ее сторону. Каролина была рада, что ее лицо скрывала маска и что густые искусственные ресницы не позволяли разглядеть даже глаза. Монахиня Верена – Габриэла де Кастеллан? Будущая жена Фуше, герцога Отрантского! У Каролины вдруг возникло чувство, будто она скользит по гладкой ледяной поверхности. Она еще могла вернуться. Она еще не узнана, не совершила ошибки.
Габриэла, похоже, была единственной неодурманенной среди всех этих сомнамбулических танцовщиц. С улыбкой, в которой смешивалось вожделение с нетерпением, она обнимала пышную белокожую красавицу, на которой было белое муслиновое платье в складку. Широкие золотые бретели перекрещивались и заставляли торчать вверх обнаженные, накрашенные хной груди. Каролина приняла наконец решение: она близко подошла к танцующим и сделала знак Габриэле. Та перестала танцевать и что-то прошептала своей партнерше. Каролина узнала в ней знаменитую актрису. Медленно, словно просыпаясь, она открыла глаза и ревниво посмотрела на Каролину. Габриэла подошла к Каролине.
– Спасибо тебе, – шепнула она. – Ты меня от нее спасла. Но почему столько таинственности? К чему эта маска? Ты меня интригуешь.
Габриэла потащила за собой Каролину к одной из ниш в стене, совершенно не видных за портьерами и вазами с пышными композициями из искусственных цветов. Габриэла задернула занавеску.
Каролина хотела снять маску, но Габриэла опередила ее.
– Дай мне! – Ее тонкие руки осторожно развязали маску. Глаза широко раскрылись. – Ах ты, ведьма! Ах ты, чертовка! Не поверила мне, поменяла бокалы, мне за это пришлось тогда жестоко поплатиться. Тебе придется многое искупать! – Однако ее глаза, восхищенно разглядывавшие Каролину, говорили, что гнев ее не слишком серьезен. – Ты стала еще красивее, – она придвинулась к ней. – Но почему маска, почему парик? Они тоже держат тебя взаперти?
– Я тебе все объясню. Но не здесь. Давай уйдем отсюда.
Тень пробежала по лицу Габриэлы.
– Тебя послал мой брат? Он знает, что мы знакомы?
– Нет. Я сама не знала, что Габриэла и Верена…
– Знаешь, что они хотят меня выдать замуж? Меня! – Она засмеялась. – Сначала упрятывают в монастырь, а теперь я – спасение всех Кастелланов! Давно вы друг друга знаете?
– Не больше часа. Он искал тебя в Пале-Рояле, мы встретились совершенно случайно. Пожалуйста, не говори ему, что мы знакомы. И не называй ему моего имени!
– Я твоего имени так и не узнала.
– Каролина…
– Каролина де ля Ромм-Аллери? – Каролина снова надела маску.
Они вышли из ниши, быстро протиснулись среди танцующих и вышли наружу. Граф Кастеллан стоял возле кареты. Габриэла засмеялась.
– Ты только посмотри на его лицо – будто священник, изгоняющий бесов. Ну, дорогой братец, что ты можешь предложить нам, кроме почетного конвоя?
Граф взял сестру за руку.
– Ты обещала мне… – Он не успел договорить.