Такой, наверное, едали ахейцы под стенами Трои. И такие маслины, похожие на сушеный чернослив, ничего общего не имеющие с образцово-показательными, но безвкусными плодами в жестянках.
   Осушив единым духом бокал, Климовицкий набросился на еду. Раскаленные блюда из нержавейки, на которых истекали соком обложенные ломтиками лимона рыбины и пузырился лилово-коричневый шар с зажаренными до черноты щупальцами, приспели в самую пору. Салат, щедро приправленный оливковым маслом и уксусом, только раздразнил аппетит.
   Для дыни уже не хватало места, но Павел Борисович пересилил себя и, омыв пальцы в чаше с водой, где плавала четвертинка лимона, неторопливо принялся срезать испещренную клеточным узором желтую корку.
   Упоительное ощущение полного довольства несколько подпортил счет, в два раза превысивший сумму, прикинутую по прейскуранту. Но стоило ли из-за двух тысяч драхм вступать в пререкания и портить себе праздник? Тем более что лукавый грек, как бы в подарок, поднес рюмку анисовки.
   - Узо! - с видом знатока продегустировал Павел Борисович и поблагодарил: - Ефхаристое.
   У всякой игры свои правила.
   В честь знаменательной встречи с Критом можно позволить себе маленький пир, а на будущее - булки с сыром и ветчиной вполне хватит, чтоб перебиться до ужина. За завтраком он успел заметить, как немцы за соседними столиками без малейшего смущения уносят бутерброды в салфетках.
   Выйдя из таверны, он завернул за угол и неторопливо направился к главной автостраде, где курсировали автобусы. Судя по плану Ираклиона, Археологический музей находился рядом с конечной остановкой.
   Первый зал (5000-2600 ВС48) Климовицкому пришлось пробежать, чтобы опередить экскурсионные группы. Перспектива разглядывать кости архаичных могильников из-за чужих спин не вдохновляла. Но не успел он приникнуть к стеклу, за которым чернела медь периода древних дворцов - зал II (1900-1700 ВС), как ввалилась галдящая ватага с экскурсоводом "франкоязычницей", и не оставалось ничего иного, как вернуться обратно. Так и мотался взад-вперед, пребывая то в авангарде, то в арьергарде, благо время не лимитировало.
   Культ быка отчетливо прослеживался еще в неолите, за шесть тысяч лет до нашей эры. Могучий телец был изваян из глины, вырезан из слоновой кости, его контуры метили черный базальт, и среди великого множества кувшинов и ваз то и дело попадался характерный орнамент рогов. Расположенные анфиладой залы вели по стреле времени, от древнейших захоронений с каменными орудиями к эпохе минойских дворцов, когда появилась бронза, филигранное золото и многочисленные двойные топоры - тавро Зевса Критского. Лабрис! Священное оружие, коим убивали приносимого в жертву быка, словно дальнее эхо, откликается в глубине Лабиринта. Отзвук мрачных мистерий таится в самом имени Минотавра, сына царя Миноса и зачавшей от бычьего семени Пасифаи... И как яркий свет после долгих блужданий в подземных туннелях, как сияние моря на выходе из темного грота, - волнообразные знаки воды и мистическая спираль мирового закона.
   Морские чудища отныне сопутствуют рогатому богу и богине - змее. Кажется, что сама природа достигла высшего совершенства в осьминоге, в дельфине, в морском коньке и пучеглазых причудливых рыбах, готовых взлететь на колючих крыльях над кружевом пен. Совсем иная, ни на что не похожая цивилизация; жизнерадостная, веселая, утонченная, но затаившая ужас безвозвратных зыбей.
   Спирали на терракотовом кратере с рельефными желтыми цветками, словно проросшими сквозь глазурь, повторяют извивы фестского диска, но безмолвствуют загадочные рисунки и немы линейные письмена.
   Неведомый народ, неизвестный язык, смутно угадываемые кумиры. Гибель подстерегает при переходе от Тельца к Овну. Она угадывается в нервном ритме орнамента, в кресте, предвосхитившем мальтийский, в свастике, запущенной против солнца, в чудовищной свинге, сомкнувшей женственные уста.
   Спиральная вязь прерывается, взметаясь кудрявыми завитками, под резким изгибом громовых стрел. Словно поднятая землетрясением приливная волна уже готова обрушиться на северный берег. Нервы улавливают, сердце предчувствует, тянется к темной волшбе: магические амулеты, вотивные фигурки, талисманы. Но тут же и тонкая, как японский фарфор, керамика, и позеленевшие мечи с золотой рукояткой, и шлемы с глазными прорезями. А вот и филигранная золотая подвеска из Малии: две целующиеся осы. Климовицкий пожалел, что не купил открытку в археологической зоне. Впрочем, ничего не потеряно. От гостиницы до развалин дворца всего три остановки. Иди знай, что осы такая же редкость, как "Фестский диск". "Нигде более не встречается", - значилось на табличке. Только специалист способен выделить критский мотив, отличный от всего, что промелькнуло, не оставив следа, в музеях Каира, Афин и Иерусалима. Может, и впрямь вперемежку с предметами местного производства затесался и заморский товар? Равноудаленный от Азии, Африки и Европы и равно-приближенный к ним Крит лежал на скрещении морских дорог, связавших острова Эгеиды с Финикией и Египтом, Иудеей и Анатолией. За тысячу лет до Троянской войны здесь уже возводили многоэтажные дворцы с канализацией и водопроводом. Запутанные ходы Лабиринта запечатлены на золотых пластинках с непонятными знаками, которые не смогли прочитать полудикие эллины. Гомер, и тот не знал грамоты. Потерян ключ, и никто уже не скажет, откуда привезен хотя бы этот тончайшей работы ритон с головой львицы. Из Мемфиса, Тартеса? Может, из самой Атлантиды? Не в обычае древних было ставить клеймо... Она где-то тут, Атлантида. Затерялась среди мертвых вещей. Но немы письмена, молчит позеленевшая бронза и кубок из электро не помнит пути своего.
   Павел Борисович вновь посетовал на то, что так мало знает. Не тем занимался, не тем. Промотал жизнь, ни за что ни про что.
   Он надолго замер перед раскрашенной статуэткой богини с обнаженной грудью и змеями в руках. На соседнем стенде она была представлена в несколько ином облике, но все те же ядовитые твари покорно вились вкруг локтей.
   Имя хозяйки Крита хранят заброшенные кладбища, где она пролетала под полной Луной, окруженная псами и демонами.
   В кратком пояснении значилось, что "центральная фигура минойского пантеона" (увы, анонимная) почиталась богиней диких зверей, повелительницей гор и лесов со всеми их обитателями, а также благосклонной покровительницей злаков и всего, что растет на земле. "Богиня змей" - читалось, однако, под ее изображением с кошкой на голове. Фигура датировалась 1550-1500 годами до н.э., когда второе извержение тирского вулкана подчистую смело циклопические сооружения. И вновь лучезарный расцвет. Из руин поднимаются еще более величественные дворцы, украшенные статуями и фресками недосягаемого совершенства. Придворные дамы в одеждах Богини Змей (тугой корсаж, открывающий грудь, юбка колоколом с оборками) посылают улыбку бессмертия из дали веков. Стройные загорелые юноши с длинными черными волосами в уборе из птичьих перьев излучают сияние вечной молодости. Широкоплечие, с тонкой осиной талией и могучими чреслами, едва прикрытыми набедренной повязкой, они творят загадочный обряд. Всемогущие, словно боги, проходят в торжественной процессии, неся на вытянутых руках атрибуты священной власти. И вершат возлияния, кружась в танце под сенью Дерева Мира, где у корней пресмыкаются змеи, а птицы щебечут в пронизанной солнцем листве. Тень смерти не погасит радужного оперения, не омрачит голубизны горизонта, не коснется ни этих лилий, что не полегли под ногой, ни этих глаз, прозревающих вечность.
   Ритон горного хрусталя с ручкой, набранной из аметистовых бусин, - не для вина, пусть и самой отборной лозы. Он достоин нектара на пиру небожителей, затаивших гневную ревность. На последнем пиру. В расплавленных недрах зреет третий удар. Кносс, Фест, Малиа. Като-Зарко - все будет сдуто с доски бытия. Вместе с минойскими дворцами исчезнут виллы Аги-Триады и хижины бедноты. Только глиняный макет дома с колоннами, подпирающими плоскую крышу (1450-1400 до н.э.), уцелеет под толщей морской гальки и ила, чтобы через тысячи лет одеться музейным стеклом. Боги уходят из разрушенных храмов.
   После долгих веков запустения другие народы принесли своих богов. Черты полнейшего упадка отчетливо читались в металле, камне, керамике. Вторгнувшиеся на остров дорийцы не интересовали Климовицкого. Он поднялся на второй этаж, чтобы полюбоваться кносскими фресками. "Парижанку" увидел еще с лестницы. Поразительное, необъяснимое сходство с Антониной Ларионовой обозначилось на подлиннике с ошеломляющей завершенностью. Откуда-то повеяло духами Марго. Она все еще снилась ему, волнуя и мучая ускользающей близостью.
   Как вспышка в оцепенении медитации, промелькнула догадка, что все нити где-то затянуты в мертвый узел. Сон сродни мифу: потерянный рай не подвластен забвенью. Блеснуло искоркой на ветру и погасло. Туманные грезы об Атлантиде наложились на грустную память, но не излились в слова. Связи распались, и нет ничего. Только пустой сосуд и мучительные попытки вернуть видение, проблеснувшее в дымчатом хрустале. Но чем настойчивее усилие, тем непроглядней завеса.
   Прогноз погоды на предстоящие выходные занимал Бобышкина исключительно в плане рыбалки. Он так и выражался - "в плане", ибо благие намерения претворялись в действительность в лучшем случае через раз.
   Миленькая дамочка на московском канале, стоя перед картой, лихо очертила границы атмосферных фронтов и пообещала в воскресенье кратковременный дождь. Вопрос не стоял, ехать или не ехать на садовый участок, где еще с середины мая обосновалась семья. Разумеется, ехать, куда от них денешься? Загвоздка лишь в том, что никогда не знаешь заранее, какой сюрприз ждет. Участок, он и есть - участок. То веранда течет, то дрова кончаются. И лебеду с одуванчиком надо драть, и землю возить, и с внучкой пообщаться не вредно. В прошлый приезд к снастям так и не притронулся, а снасти добротные - от Шекспира. Нет уж, хотя бы субботу нужно урвать. На водохранилище судак начал брать, а в торфяном озере здоровенные караси развелись, если сосед не врет.
   Федор Поликарпович допил чай с ромом и собрался выключить телевизор, но тут Царапкина подоспела с новостями из "Эрмитажа". За полторы минуты она ухитрилась выпалить подробности происшествия и пообещала продемонстрировать три, как назвала, "коллажа-фоторобота". Времени ей хватило всего на один. На отличной цветной фотографии Эмма Пусалакос была представлена в полный рост, но с голой грудью, позаимствованной, судя по размерам, у Чикколины, одарившей благосклонным вниманием господина Жириновского. Молочные железы производили куда большее впечатление, нежели ползущие по рукам змеи.
   Бобышкин только головой покачал: "Что творится по тюрьмам ужасным..."
   Гвоздило, не давая покоя, название акционерного общества. Что-то определенно было связано с этим "Фолтером", но что и когда? Никакая передряга не доставляет такого нудного дискомфорта, как сбой памяти. Чем сильнее напрягаешься, тем оно дальше уходит. Как лещ, которого не сумел вывести, - блеснет золотой чешуйкой в черном омуте - и салют!
   В два часа ночи Бобышкина словно током ударило. Тело пронзила короткая дрожь, и он испуганно встрепенулся, ощущая тяжелое трепыхание сердца. Сон как рукой сняло.
   "Никак моторчик забарахлил?"
   На всякий случай накапал тридцать капель валокордина. Обжигающая горечь с привкусом мяты произвела совершенно неожиданное воздействие. Мятные пряники встали перед глазами: темные такие, с облупленной белой глазурью - вкуснотища! В последний год войны появились - теперешним не чета. Во втором классе, кажется, однажды выдали в виде школьного завтрака. Обычно бублик с ириской, а тут вдруг целых два пряника! Здоровенный силач второгодник Ошивкин - забирал его бублики себе, обеспечивая защиту, "крышу" по-нынешнему, а Вовченко - генеральский сынок, с ним еще Трофимов сидел... Точно! Он за один пряник марку острова Борнео отдал с оторванным зубчиком, а другой Бобышкин сам съел, за что и схлопотал от Ошивкина...
   Полвека прошло, зубов почти не осталось, а та же вязкая мякоть и хруст сахарной глазури, и ментоловый дух, и жар от затрещины. Недаром, видно, индейцы в ответственные минуты нюхали какую-то дрянь. Запах не позволяет забыть. Или оплеуха сказалась? У Бенвенуто Челлини в мемуарах описано, как саламандра в огне плясала. Отец ему и врезал, чтоб до смерти великое чудо запомнилось. Мята ли так подействовала или потомственный уголовник Ошивкин подсобил, только вспомнил Федор Поликарпович, что значит die Folter, в школе он немецкий учил да так и не выучил, но вспомнил. Амалия Александровна, немка-учительница, настоящая немка - и как это ее не выслали? - диктант заставила писать про юного партизана. Там эта Folter и выскочила: Бобышкин "d" вместо "t" написал.
   "Ах, клятая память! Какие выписывает загогулины! Ничто не пропадает, сумей только ключ подобрать"...
   Он погасил ночничок в виде совы с хрустальными глазищами, но заснуть так и не смог. Воспоминания свою задачу выполнили, отступили, как отливная волна, обнажив засасывающую трясину сиюминутных надобностей.
   "Попытка - не пытка", - в последний раз напомнило о себе немецкое слово, прежде чем затеряться на складе забытых вещей, куда редко наведывается владелец.
   Тростинский прав: шарить по больницам бессмысленно: трахеотомия - или трахеостомия? - операция рядовая. Но это на фоне общей статистики, а если поискать среди пропавших? Разыскиваемых? Примета куда более верная, чем всякие там свитера да сапожки. "Ушла из дома... была одета..." А я в ответ: "Найден труп без одежды?". Напрасная трата времени и сил. Сформулировать придется поделикатнее, упирая именно на операционный шрам. Про дырку в черепе ни слова, про костер - тоже. Нам не поможет, а людей травмирует. "Обгорелый труп!" Только этого не хватало. "Найдена молодая женщина, волосы прямые темные, глаза серые, рост такой-то, на горле шрам от перенесенной в детстве операции". И все, больше ничего и не нужно, - Бобышкин уже не мог лежать. За окном посветлело. День обещал быть жарким не только по погоде. С утра совещание, встреча в Институте мозга назначена на двенадцать, потом можно и на телевидение махнуть: "Попытка - не пытка". Интересно, как по-немецки попытка?.. А никак! Не проходили, и точка.
   Без десяти двенадцать он уже сидел у Мирзоянца. Карен Нахапетович прошел суровую школу. Про представителя ФАПСИ и намеком не обмолвился. Нечего понапрасну язык распускать: кому положено, сам спросит.
   - Анатолий Мелентьевич немного запаздывает, - предупредительно сообщил он. - Минут двадцать как звонил. Просил принести извинения. Подождете?
   - Смотря сколько, - Бобышкин озабоченно посмотрел на часы.
   - Максимум полчаса.
   - Не страшно.
   Приход следователя по особо важным делам Мирзоянц увязал с недавним визитом Гробникова. Как-никак найден микропроцессор, который мог навести на след, или же вскрылись новые обстоятельства и понадобилось уточнить отдельные детали. Но почему с Серовым? Неужели на него пало подозрение? Сдержанность гостя он объяснял секретностью, которой окружены следственные действия. "Но не до такой же степени? Молчит, либо говорит о совершенно посторонних вещах: погоде, рыбалке..."
   - Вообще-то основное место профессора Серова в Институте квантовой биологии, - Мирзоянц решился предпринять рекогносцировочную вылазку. - У нас он на полставки... Не желаете с кем-то еще поговорить, пока подъедет Анатолий Мелентьевич?
   - Я бы с удовольствием, но с кем именно? Мне профессора Серова рекомендовали.
   - В связи с кражей? - последовал наводящий вопрос.
   - С какой еще кражей, простите?
   Непритворное удивление следователя, а опытный психиатр в таких делах разбирается, несколько озадачило: оказывается, прокуратура шла совсем по другому следу. Карен Нахапетович даже забеспокоился. Неужели стряслось еще одно ЧП?
   - Значит, вы не в курсе, - он выжидательно откинулся в кресле. - Дело в том, что у нас похищены уникальные препараты, - решив, что вправе поделиться известными фактами, коротко, не называя имен, поведал о досадном происшествии. - Мы, конечно, тут же обратились в инстанции, к нам приезжали и обещали разобраться.
   - Уж как водится, - не выразил особых чувств Бобышкин. - Воруют, как справедливо заметил историк. Вон намедни в Ленинке семисот древних манускриптов не досчитались [49]. Последняя инвентаризация проводилась лет двадцать тому назад. Директорша вообще не уверена, что рукописи пропали. Может, говорит, на другое место переложили. У них там бедлам по причине аварийного состояния.
   Мирзоянц сочувственно вздохнул, умолчав о том, как при повторной, более тщательной инвентаризации не досчитался коробки со срезами мозга товарища Куйбышева. Ему понравилось, что следователь назвал библиотеку по-старому. Это придало смелости задать прямой вопрос:
   - А к нам вы, извиняюсь, по какой надобности? Рад буду оказать посильное содействие.
   Федор Поликарпович охотно поделился своими заботами и, разложив на столе фотографии, подробно охарактеризовал оба случая трепанации.
   - Какое ваше мнение, как специалиста по мозгу?
   - Трудно так сразу сказать. - Диспозиция прояснилась, и Мирзоянц заметно повеселел. - Лично я к хирургии отношения не имею. Наверное, вы правильно поступили, обратившись за консультацией к Анатолию Мелентьевичу. У него, правда, другой профиль - биоинформативные системы, но, как знать... Человек широко эрудированный, весьма широко, что не всегда на пользу науке. Специализация - веление времени, - не смог он удержаться от негативной концовки: Серова в институте недолюбливали. - Чайку не желаете?
   - Не откажусь. Жар жару выгоняет.
   Мирзоянц полез за кипятильником, но чаевничать не довелось. Обитая простеганным кожзаменителем дверь распахнулась, и на пороге возник высокий широкоплечий здоровяк лет сорока в розовом блейзере с гербом неизвестного клуба. Типичный спортивный тренер международной квалификации с бодрым комсомольским оскалом.
   - Вы из прокуратуры? - С места в карьер обратился он прямо к Бобышкину, удостоив Мирзоянца небрежным кивком. - Еще раз извиняюсь. Задержался на таможне. Оборудование из ФРГ поступило, а там полный бардак. Пришлось выйти на руководство.
   - Спасибо, что нашли время для встречи, - Бобышкин пожал протянутую руку. Не понравился ему этот спортсмен, с первого взгляда не понравился, но ничего не попишешь.
   - Нам здесь расположиться или там, у него? - обратясь к Мирзоянцу, Серов кивнул на дверь, за которой находилась комната отдыха директора.
   - Лучше тут, - Карен Нахапетович обидчиво поджал губы, поняв, что его присутствие нежелательно. - Василий Аполлинариевич не любит.
   - Разве он не в отпуске?
   - Можете занять мое место, - Мирзоянц демонстративно удалился в личные покои отсутствующего директора.
   - Что положено Юпитеру, то не положено быку, - прокомментировал Серов. - Глупая пословица: Юпитер как был, так и остался быком.
   - В самом деле?
   - А кто уволок Европу на Крит, если не бык? Он и красавицу Ио в телицу обратил, сексуальный маньяк.
   Мирзоянц не ошибся: эрудицию и характер профессор продемонстрировал с полоборота.
   Федор Поликарпович вынужден был начать по новой, но уже со всеми подробностями.
   - Эти? - не дожидаясь ответа, Серов сгреб снимки в стопку и принялся вдумчиво их разглядывать, один за другим, как банкомет, во избежание перебора. - Прелюбопытно и даже загадочно, но не по моей части, - изрек он, выбросив перед собой веером.
   - И никаких предположений? - Бобышкин, хоть и не обольщался, испытал нечто отдаленно похожее на разочарование. Целенаправленно изо дня в день подавляемые эмоции порой взбрыкивали.
   - Человек предполагает, Федор Панкратович...
   - Поликарпович.
   - Прошу прощения, Федор Поликарпович... М-да, предполагает, - Серов замолчал, мрачно уставясь на выцветшую фотографию, висевшую над диваном. Знаете, кто этот господин?
   - Какой? - Бобышкин неловко приподнялся, обернувшись лицом к стене. Там красовался целый иконостас застекленных портретов с автографами и без. Узнать удалось только Дзержинского, Горького и, кажется, Павлова. - Этот?
   - Нет, правее. С усами и в шляпе.
   Многолетнее воздействие света превратило густой коричневый тон в грязно-желтый. Одутловатое лицо с большими усами едва проглядывало сквозь патину разложившегося виража. Устояла только старомодная шляпа с глубоким заломом.
   - Нет, не узнаю.
   - Оскар Фогт - первый директор и фактический основатель института. Мозг Ленина препарировали под его руководством. Носились с ним, как с писаной торбой, а он взял да уехал обратно в Германию.
   - В самом деле? - выжидательно пробормотал Бобышкин, не понимая, куда клонит Серов.
   - И правильно сделал. Иначе бы наверняка посадили, а там, глядишь, и к стенке поставили. Парадокс ситуации заключается в том, что часть срезов драгоценного мозга вождя мирового пролетариата хитрый немец забрал с собой, в Берлин. Кто бы мог предполагать, что, обласканный и облагодетельствованный большевиками, он будет держать нос по ветру? Ему за что платили золотом? За научное подтверждение гениальности несостоявшегося присяжного поверенного Ульянова. На основе сравнения остатков его серого вещества с мозговыми структурами самых выдающихся современников. Но герр Фогт предпочел решить задачу от противного, сделав ставку на знаменитых преступников: убийц, международных аферистов, маньяков. Не знаю, чего он там сумел доказать, но, как только Гитлер пришел к власти, результаты были опубликованы. Впрочем, особого успеха публичные демонстрации Фогта не снискали, кроме, конечно, Германии. Слишком сильны были в Европе левые симпатии. Думаю, этим и объясняется, почему ЧК не подослала убийц. И еще, это мое сугубо личное мнение, Сталину доставляло тайное удовольствие следить за тем, как выворачивают наизнанку нутро самого человечного. Коба ведь и сам был из уголовников, и с охранкой сотрудничал.
   - Это не доказано.
   - Доказано, доказано, - Серов успокоительно взмахнул ладонью. - И давно опубликовано за границей, наряду с документами кайзеровского генштаба относительно запломбированного вагона. Они стоили друг друга, учитель и ученик.
   - Пусть будет по-вашему, - Федор Поликарпович раздраженно поморщился. - Но какое это имеет отношение к нашей теме?
   - Самое непосредственное. Вы, кажется; хотели узнать мое мнение?
   - За этим и пришел.
   - Собственно, я вам его и излагаю. В исторической последовательности, ab ovo [50]. Без этого мое предположение покажется вам абсурдным, и вы потребуете доказательств, а у меня ограничено время.
   - Однако вы мастер на парадоксы, - Бобышкин по-прежнему не мог уловить хотя бы направление стези, по которой пытался вести его этот оригинал широкого профиля. По идее, он должен бы закончить пословицу банальной аксиомой, если только не мнил Богом себя самого. С людьми подобного склада такое случается. - Я не потребую доказательств, Анатолий Мелентьевич. У меня вообще нет права чего-либо требовать. Но вопрос, не относящийся к делу, задать можно?
   - Сделайте одолжение.
   - Вы состояли в КПСС? - Бобышкин спросил, глядя в окно, словно от нечего делать, и голос прозвучал, как надо, - бесцветно, незаинтересованно.
   - Вопрос следователя, Федор Поликарпович? - рассмеялся Серов. - Я, знаете ли, как все. Состоял, а потом вышел, когда это уже ничем не грозило. Предваряя дальнейшие расспросы, говорю, как на духу: вступил исключительно из карьерных соображений и, как все, переливал на собраниях из пустого в порожнее, не веря при этом ни на копейку... А у вас как?
   Бобышкин неловко усмехнулся, мысленно признав поражение. Сказать, что не сдал партбилет, не повернулся язык.
   - Что же, молчание - тоже ответ. Можете считать меня циником.
   - Оба мы с вами циники, Анатолий Мелентьевич.
   - Свойство характера или образ жизни? Думаю, все вместе. Я согласился встретиться с вами по просьбе Тростинского, которого глубоко уважаю. В нашей партии было немало благородных людей, но превалировали ничтожества. О чем это говорит? Ни о чем. За бортом осталась целая армия отъявленных негодяев, ибо никакая партия не способна охватить население целиком. Даже "ум, честь и совесть нашей эпохи". Вы отдаете себе отчет, где находитесь?
   - В каком смысле?
   - В самом конкретном. Нигде в мире не было и нет учреждения, подобного Институту мозга. Мозг изучают повсюду, но "ум, честь и совесть"?.. Извините! Наши законсервированные реликвии еще не потеряли своих вирулентных качеств. Мертвые препараты, микротомированные срезы - это лишь внешняя, очевидная сторона, но есть и другая, скрытая за гранью иной реальности. Вы не верите в эманацию священных реликвий, мощей? Между тем она существует, как существует и иная реальность, где мощи проявляют свою чудотворную мощь. Язык изначально эзотеричен, Федор Поликарпович.
   Бобышкин молча слушал, грешным делом подозревая, что у Серова не все дома.
   - Не думайте, что хочу заморочить вам голову. Все значительно серьезней, чем кажется со стороны. Вы даже не представляете себе, во что ввязываетесь... Про явление Цюрупы народу слышали?