Павлов Сергей Иванович. По черному следу

   – Давай без церемоний. У меня, между прочим, рабочий день, а работы по горло.
   – Мы тоже не на прогулке, – рассеянно обронил оператор. – Шеф, у меня все готово. – Он сделал какое-то необходимое ему движение рукой в сторону. Это выглядело забавно: рука вошла в ухо гиганта.
   – Купер, – сказал Гэлбрайт, – отодвиньте изображение Палмера дальше от своего, вы мне мешаете. – Голова гиганта невесомо откачнулась вправо и сократилась в размерах наполовину. – Вот так, хорошо. Добрый день, Палмер.
   – Добрый день, Гэлбрайт.
   – Вы знаете меня в лицо?
   – Да. Видел вас однажды в УОКСе.
   – Однажды... Когда?
   – В тот сумасшедший день, когда потерпел катастрофу «Спэйс фэнтом». Или днем позже?.. Ну, в общем, видел на совещании по поводу гибели трампа.
   – Год назад... У вас хорошая зрительная память.
   – Пока не жалуюсь.
   – Что ж, пригодится. – Гэлбрайт кивнул. – Ваш возраст?
   – Сорок семь лет.
   – Должность?
   – Инспектор по кадрам десантных подразделений бокс".
   – Превосходно... Как у вас там погода?
   Палмер удивленно поморгал:
   – Погода отличная. Но вас, должно быть, интересует не это?
   – Да. Кроме погоды, нас интересует Четвертая экспедиция к Урану. Точнее, одно странное происшествие на борту «Лунной Радуги».
   – А... понятно... – В глазах Палмера отразилось тоскливое размышление. – Что вы имеете в виду?
   – Странных происшествий было несколько?
   – Я бы этого не сказал.
   – Вот и прекрасно. Будем считать, вы догадались, о чем идет речь.
   – Понимаю. Вам нужно, чтобы я первый произнес это слово – «чужак». Ладно, я произнес.
   – Спасибо, Палмер. Это очень важно для следствия.
   – Следствие по делу о чужаке?
   – Нет, мы идем по другому следу, но чужак оказался у нас на пути. И знаете, он почему-то нам не понравился, мы решили проконсультироваться с вами. Когда это было? Вы помните точную дату я время?
   Палмер назвал дату и время.
   – Расскажите подробности встречи.
   – Прошло восемь лет, – пробормотал Палмер. – И сейчас я...
   – Вы забыли подробности?
   – Нет, но...
   – Вам приходилось с кем-нибудь делиться этой историей?
   – Да, я рассказывал про чужака своему другу.
   – Друзей у вас, вероятно, немало. Кому именно вы рассказывали?
   – Я не хотел бы называть имен.
   – Вы полагаете, Палмер, вопросы я задаю из праздного любопытства?
   – Вот поэтому и не хотел бы... Простите, но я не желаю, чтобы моих друзей беспокоили.
   – А уж это насколько вы будете откровенны. Если нет... результат, увы, окажется прямо противоположный тому, которого вы добиваетесь. Мы будем просто вынуждены говорить с Бугримовым.
   На лице Палмера проступило смятение:
   – Вы... Но откуда вы знаете?
   – Служба такая. Бугримов поверил вашему рассказу о чужаке?
   – Конечно. Я никогда его не обманывал и не разыгрывал. И вообще... это не в моем характере.
   – Кому еще рассказывали вы о чужаке?
   – Командиру десантного отряда «Лунной радуги» Нортону.
   – Нортон поверил?
   Лицо Палмера окаменело.
   – Вы молчите?
   У Палмера да лбу выступила испарина.
   – Что это с вами?
   Десантник молчал. Бывший десантник. Фрэнк сочувственно смотрел в его светло-карие, сильно увеличенные на экране глаза, – можно было представить себе, каково ему там. Увеличенные изображения лиц как-то нехорошо, неприятно обнажали людей... Но это был один из методов следовательской практики, ничего не поделаешь.
   – Я не совсем понимаю ваше состояние, – мягко сказал шеф, – но вы должны взять себя в руки и...
   Палмер его не слушал.
   – Спросите Нортона сами, – отрезал он.
   – Нортона, значит, можно побеспокоить. Вам Нортон не друг.
   – Здесь суть не в этом. Просто я не желаю совать свой нос в личные дела Нортона.
   – А разве вопрос, поверил Нортон вам или нет, никак не касается вашего носа?
   – Сначала я был убежден, что Нортон мне не поверил.
   – Ну а потом?
   – А потом... Видите ли, это уже не имело значения.
   – Пока я ничего не вижу. Ну хорошо... Расскажите нам то, о чем вы рассказывали Бугримову и командиру.
   Палмер стал неохотно рассказывать. Фрэнк слушал рассеянно – не любил повторений. Все совпадало с тем, что рассказывал медиколог. Шеф и Никольский, напротив, слушали с напряженным вниманием: Роган, казалось, подремывал, но Фрэнк мало уже доверял безучастным позам язвительного консультанта.
   – Любопытно! – проговорил шеф, будто впервые услышал эту историю. – Весьма любопытно!.. Итак, на борту «Лунной радуги» ночью вы встретили незнакомца, который не мог быть членом экипажа рейдера. Кому-нибудь другому я бы не поверил... А что об этом думаете вы сами?
   – Я... до сих пор... В общем, не знаю, что думать. Столько всего передумал... Надоело мне, Гэлбрайт! Сыт я чужаком по горло! Обращайтесь с вопросами к Нортону.
   – С какой же стати именно к Нортону? Он что... знает о чужаке больше, чем знаете вы?
   – Вот вы его об этом и спросите. А мне, в конце концов, все равно, что он там знает, а чего не знает.
   – Спросим. Но сейчас я беседую с вами. Ведь не заинтересованы же вы в том, чтобы нашу организацию водили за нос?
   – Нет, не заинтересован.
   – Я так к полагал. Поскольку наши интересы совпадают, скажите, Палмер... Встретившись с незнакомцем, вы не заметили в его облике какую-нибудь странную особенность?
   – Незнакомец сам по себе уме довольно странная особенность.
   – Безусловно. Но я имел в виду другое. Вам не приходило в голову, что это могла быть искусно сделанная маска? Грим?
   – И об этом я думал. Правда, ничего такого я не заметил, но кто знает... Должно же существовать хоть какое-то объяснение.
   – Встреча с чужаком была единственной?
   – На борту рейдера – да. Позднее мне приходилось... То есть я, конечно, не мог его встретить, потому что... его уже не было, этого человека. Просто меня удивило странное сходство, и я подумал... Нет, глупо было так думать. Потому что... его уже не было гораздо раньше.
   У Фрэнка по спине побежали мурашки. Он почти с испугом следил, как бывший десантник мучительно, тяжело пытается выбраться из хаоса каких-то своих представлений. Лицо Палмера было мокрым от пота.
   – Вы, – проговорил шеф, глядя в потолок, – вы не могли его встретить, потому что... Ну да, по той причине, что его уже не было... Кого не было, Палмер?
   – Этого... Ну который казался мне чужаком. То есть сам по себе для меня он, конечно, чужак. Я совершенно не знал его, никогда не видел... ну... прежде. Только потом... Да и какое это имеет значение? Ведь говорю же я, что все это так... Ну, в общем, не знаю! И откуда вы взялись на мою голову! Может, никакого чужака, в сущности, и не было, а я сижу тут перед вами и путаюсь как дурак!
   – Успокойтесь, Палмер. Хотите, я скажу, отчего это у вас происходит?
   Палмер молчал.
   – Оттого, что вы чего-то не договариваете.
   Палмер молча обливался потом. «Ну почему он не вытрет лицо?!» – гвоздем засело в голове у Фрэнка. Сочувствие, которое он испытывал к бывшему десантнику, понемногу улетучивалось.
   – Ладно, – сказал шеф. – Вопрос ребром: чужак, в сущности, был? Или чужака, в сущности, не было?
   – Смотря что понимать...
   – Палмер! Да или нет?
   – Ну... как бы это вам объяснить? – пробормотал Палмер. Лицо у него было совершенно измученное. – Почему вы мне не верите? Я действительно не... Ну сначала мне так показалось. А позже...
   – Стоп! – сказал Гэлбрайт. – Вот с этого и начнем. С начала. Опишите нам внешность чужака. Если трудно словами... Бы знаете, что такое фоторобот? Купер, дайте Палмеру на экран рабочее поле фоторобота.
   – Я знаю, что такое фоторобот, к эта штука, пожалуй, мне ни к чему... Погодите, я все объясню! Уже работая в управленческом аппарате УОКСа, я однажды по какой-то надобности просматривал архив и... Мне попались материалы Третьей экспедиции и Урану. В том числе фотография десантников группы Элдера. Кроме самого Элдера, я никого из погибших ребят этой группы не знал и никогда не видел. То есть видел мельком в программе телевизионной информации... По, во-первых, когда сообщали о катастрофе на Обероне, мы с Бугримовым проводили отпуск в лыжном походе в горах сибирского плато Путорана. И если учесть, что экран размерами с ладонь окружали в тесной палатке семь человек, можете представить себе, как хорошо мне все это было видно. К тому же весть о гибели Элдера так меня потрясла, что остальным десантникам, фамилии которых мне ни о чем не говорили, я уделил меньше внимания. Ведь с Элдером мы начинали еще на Венере. Бугримов тоже очень расстроился. Как выяснилось, кроме Элдера, он знал Бакулина, Асеева и Накаяму. Отпуск был испорчен... Во-вторых, мне не довелось просмотреть в полном объеме специальный фильм-отчет о Третьей экспедиции. Это уже когда мы с Бугримовым находились в резерве на лунной базе «Гагарин». В тот день решался вопрос о нашем участии в Четвертой экспедиции в составе десантного отряда «Лунной радуги», и нам, откровенно говоря, было не до просмотров. Правда, потом, в целях спецподготовки, наш отряд не раз просматривал этот фильм и слушал попутные комментарии Юхансена и Нортона. Но, поскольку не было смысла вновь демонстрировать фильм целиком, мы с Бугримовым видели только ту его часть, которая имела прямое отношение к событиям на Обероне и действиям десантной группы. Десантники, естественно, работали э скафандрах... Словом, как-то так нехорошо получилось, что тех, которые там... остались на Обероне, я толком не видел даже на фотографиях...
   – Рэнд, можно я выдам маленькую «профессиональную» тайну десантников? – неожиданно вмешался оператор.
   – Не надо, Купер, – остановил его Гэлбрайт. – Все знают, что перед началом рискованных операций десантники почему-то не любят смотреть на портреты погибших. Иногда им это удается. Но продолжайте, Палмер, прошу вас.
   – Да, есть такое у нашего брата... – смущенно согласился Палмер. – И, наткнувшись в архиве УОКСа на материалы Третьей экспедиции, я все это как бы заново прочувствовал и стал перебирать портреты десантников. Четверых я знал хорошо: Кизимова, Нортона, Йонге и, конечно же, Элдера. Узнал и двух других – Симича и... кажется, Лорэ. Когда-то встречался с ними в резерве. Перебираю дальше и вдруг... вишу перед собой лицо чужака! Я прямо обалдел. Переворачиваю портрет и на обратной стороне читаю: «Геройски погиб при исполнении служебных обязанностей. Оберон, система Урана». И как положено – имя, фамилия, даты. Ну, думаю, дела!.. В голове сумбур, сосредоточиться не могу. Одно понятно: очень похож на того... Глядит с насмешливым прищуром, спокойно так. Будто спрашивает: «Ну что, старина, узнаешь?..» Вот. А вы суете мне фоторобот! Леонид Михайлов, десантник Третьей экспедиции.
   Фрэнк заметил, как шеф и Никольский быстро переглянулись.
   – Вот оно как... – пробормотал Гэлбрайт. – Друг Нортона!
   – Этого я не знаю, – чуть слышно ответили губы с экрана.
   – Купер, дайте Палмеру на экран портреты погибших десантников.
   Пять красочных слайдов мгновенно выстроились в ряд.
   – Кто? – спросил Гэлбрайт.
   – Второй слева, – медленно сказал Палмер.
   – Да, – подтвердил оператор. – Второй слева Леонид Михайлов.
   – Уберите слайды, а портрет Михайлова сделайте покрупнее. Так... Спасибо.
   Фрэнк с любопытством уставился на «чужака». Внешность Михайлова производила приятное впечатление. На портрете он выглядел серьезным, но было в выражении его лица что-то такое, что давало повод заподозрить у этого человека иронический склад ума. Поджатые губы, взгляд изучающе-пристальный, левый глаз с прищуром... Фрэнк довольно уверенно представил себе человека неторопливого, спокойного в движениях, склонного относиться ко всему окружающему с повышенным вниманием, но не без юмора. Люди подобного типа встречаются редко... Да, старина Дэв, по-видимому любитель редкостей. Что ж, друзей выбирать он умеет.
   Шеф спросил:
   – Вы абсолютно уверены, Палмер, что перед вами портрет того незнакомца, который... гм... шокировал вас на борту «Лунной радуги»?
   – Зачем вы так... – печально произнес Палмер. – Я ведь говорил: похож. Настолько похож лицом, что это меня изумило. И все. О какой уверенности может идти речь?
   – Ладно, ставлю вопрос по-иному. Вы уверены, что встретили на борту «Лунной радуги» незнакомого вам человека во плоти и крови, очень похожего, как вам удалось это выяснять позже, на Леонида Михайлова?
   – Да, встретил. Во плоти и крови. Очень похожего на Леонида Михайлова. Лицом.
   – Так... А телом?
   – Но я ведь никогда не видел Михайлова в... в натуре!
   – Вот именно, – сказал Гэлбрайт. – Зачем же вы все время подчеркиваете: «похож лицом»?
   Палмер опять замолчал. На него жалко было смотреть. «Нет, я к этому, наверное, никогда не привыкну...» – подумал Фрэнк. Шеф поднялся я обошел вокруг стола, поглядывая на экранную стену. Палмер потел я молчал. Шеф сел. Деловито сказал:
   – Итак, незнакомец лицом похож на Михайлова. А кого он напомнил вам телом? Поясняю: походкой, осанкой, повадками, жестами?..
   Губы Палмера шевельнулись совершенно беззвучно, и на этом все кончилось.
   – Ну почему я должен тянуть вас за язык? – спокойно спросил Гэлбрайт. – Вы же сами минуту назад говорили, что чужака, в сущности, не было. Это вам удалось «раскусить» еще на борту «Лунной радуги», и довольно быстро. Вы узнали «чужака», Палмер.
   Лицо Палмера дернулось как от удара.
   – Нет!.. – хрипло возразил он. Добавил с отчаянием: – Я лишь заподозрил!
   – А есть ли тут разница?
   – Есть. Ведь я ничего не могу сказать вам наверняка, не могу объяснить!.. Ну какая вам польза, если я скажу, что заподозрил Нортона?!
   Фрэнк не был готов к ошеломительному действию слов Палмера, хотя то, что в них содержалось, нужно было предвидеть. Предвидеть!.. Его захлестнула бессильная злость. На кого?.. Мысли путались, к он не сразу осознал, что это – вспышка отчаянной тревоги за сестру. Он готов был все бросить и немедленно отправиться в Копсфорт. Заметив, что Роган смотрит на него, почувствовал себя еще более мерзко. «В конце концов, – подумал он, – мое желание и намерения шефа редкостно здесь совпадают...»
   Он уловил наступившую в холле гнетущую тишину и, будто о чем-то ненужном, подумал: «Почему они замолчали?»
   – Вы не поняли, Палмер, – сказал наконец шеф. – Я не требую от вас никаких объяснений. Нам нужны только факты. Нелишними будут, конечно, и ваши соображения... или, лучше сказать, комментарии к фактам. Когда вы заподозрили Нортона?
   Палмер вяло ответил:
   – На следующий день.
   – В какой момент?
   – Не знаю... Во всяком случае – после разговора с Нортоном в спортивном зале.
   – Разговор дал вам какой-нибудь повод для подозрений?
   – Нет... Не знаю. Когда я рассказывал о чужаке, Нортон слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием... Вечером я встретил его в коридоре и... Ступает он как-то особенно мягко. Как леопард на охоте. И у меня... смутно так...
   – Первые подозрения?
   – Да... Нет. Скорее... ну такое предощущение, что ли.
   – И вы подумали...
   – Нет, я ничего не подумал. Я слишком устал и рано лег спать. Ну и во сне... Я редко вижу сны, но в ту ночь такого насмотрелся!..
   – Подозрения оформились во сне?
   – Вероятно. Потому что утром я уже был почти уве... Нет, не то. В общем, я впервые подумал, что со мной сыграли скверную шутку.
   – Нортон?
   – Видимо, он хотел... не со мной, но так у него получилось.
   – А вы пытались понять, каким способом ему удалось изменить свою внешность?
   – Пытался. Не знаю... При встрече мне все казалось естественным. Кроме самой встречи, конечно. И настолько естественным, что... Ну, словом, я не уверен, что мои подозрения чего-нибудь стоят. Но, с другой стороны...
   – Выражение лица тоже казалось естественным?
   – Да, вполне.
   – Выражение было похоже на то, которое на портрете Михайлова?
   – Нет. Другое. Лицо было хмурым и озабоченным... злым. Будто бы человек торопился по какому-то спешному и неприятному делу. Меня он явно не... Почти не глядя оттолкнул меня локтем и промчался мимо.
   – За Нортоном вы замечали такое... такую...
   – Отталкивать?
   – Да.
   – Было однажды. Перед высадкой на Титанию. Нортон спешил – бегал, командовал, ну и в спешке задел меня, оттолкнул. Это мне сразу напомнило... Я остановился, посмотрел ему вслед. Он тоже вдруг остановился, посмотрел на меня и сказал: «Извини, Рэнд». Сделал шаг, снова остановился, бросил через плечо: «И за тот раз... тоже извини».
   – Вот как? Что он этим хотел сказать?
   – А кто его знает...
   Длинная пауза.
   – Это все? – спросил Гэлбрайт.
   – Да, это все.
   – Хотите что-нибудь добавить?
   – Тогда два последних вопроса. Вы не заметили различия в росте Нортона и... этого...
   – Я понял. Нет, не заметил. По-моему, ростом они одинаковы.
   – Эмблемы на костюмах совпадали?
   – Да. На рукаве у того и другого было изображение кугуара.
   – Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли... По крайней мере, я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. – Гэлбрайт сделал рукой что-то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены – казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.
   Гэлбрайт сидел опустив голову, будто изучая свое отражение в полированной крышке стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.
   – Вот так, – произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.
   Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.
   – Если хотите знать мое мнение; то... то я почти убежден, – непонятно сказал Никольский.
   – Кентавр? – непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: – Наши мнения совпадают.
   – Тем хуже.
   – А что, если уговорить Палмера?
   – Имитировать встречу?
   – Да.
   Никольский подумал.
   – Я, собственно, не против, но... Во-первых, время. Во-вторых... – Он искоса взглянул на Гэлбрайта. – Вы все-таки надеетесь избавиться от... кентавра?
   Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.
   – Нет, – сказал он. – Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.
   – Лучше к худшему, – одобрил Никольский. – В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. – Он откинулся на спинку кресла.
   – Любите спорт? – спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: – Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания.
   – Родео? Что ж, занятное зрелище...
   – Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом?
   Фрэнк посмотрел на шефа:
   – Был. Когда участвовал в школьных родео.
   – Говорят, вы непременный участник ежегодного Большого родео в Копсфорте?
   – У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка... Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление.
   – Напрасно.
   – Забросил или поступил?
   Гэлбрайт молча повращал глазами.
   – Я понимаю, куда вы клоните – Фрэнк подвигался в кресле. – Готов в Копсфорт хоть сегодня... Но, полагаю, нужен я вам не как призер Большого родео, а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой.
   – Нет, – сказал Гэлбрайт. – Никакой записывающей микроаппаратуры. И э этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ни-ка-ких! Обычная одежда спортсмена-ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной – обыкновенной, Полинг! – пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь Большое родео. Боюсь заглядывать далеко вперед, это «родео», однако, может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни.
   – Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? – Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что-нибудь неприятное. – С моей стороны, было бы очень нечестно что-либо заранее вам обещать, – добавил он.
   – Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию «Копсфорт». Или Большое родео...
   – Или «Кентавр». Или, может быть, прямо без маскировки: «Веревка для шурина»?
   – Хотелось бы сразу внести предельную ясность, – устало сказал Гэлбрайт. – Вы, Полинг, вправе взять на себя копсфортовскую миссию только на добровольных началах, и никак не иначе. Ваш отказ, разумеется, нас огорчит, но мы поймем это правильно.
   – Шеф, копсфортовскую миссию я, безусловно, беру на себя. И не столько из опасений вас огорчить, сколько по личным мотивам. К тому же посылать в Копсфорт для встречи с Нортоном кого-либо другого просто не имело бы смысла.
   – Верно. Тогда в чем причина вашего... гм... смятения?
   – Причина в том, что я предвижу, как все это будет. Признаться, шеф, я совершенно не в своей тарелке и... не могу заставить себя поверить в успех копсфортовской затеи. Это меня угнетает. Иметь дело с Нортоном вообще не слишком приятно. А тем более в таком его... качестве. В конце концов я не специалист по кентаврам.
   – Да? – угрюмо удивился Гэлбрайт. – А кто из нас специалист по кентаврам? Хает? Кьюсак? Я? Вы, Никольский? Вы, профессор? Или, может быть, вы, Купер?.. Вот видите, Полинг, все молчат. Мы испытываем острый дефицит в специалистах подобного рода. – Гэлбрайт заворочался в кресле. – Купер, поднимите нас и можете считать себя свободным до шестнадцати ноль-ноль. Но подготовьте к вечернему заседанию все материалы по «оберонскому гурму». Фильмы, документацию, отчеты комиссии... все!
   Купер кивнул. На крышке стола отразился хлынувший сверху дневной свет, изображение оператора угасло, и экранные стены поползли вниз. Фрэнк прищурился в ожидании бьющих лучей жаркого солнца. Солнца не было. Всю широту видимой из окна инструкторского холла небесной панорамы заволокла тяжелая туча. Приближалась гроза. Приближалась стремительно, со стороны океана, низко волоча темно-свинцовое брюхо, поблескивающее разрядами. Такие шквальные грозы нередко приносят с собой серьезную для этих мест неприятность – торнадо. Фрэнк машинально поискал глазами пестрые цепочки хорошо заметных на грозовом фоне противоураганных аэробаллонов. Метеозащиты не было. Синоптики, очевидно, считают, что все обойдется...
   – Нортон что-нибудь рассказывал о «Лунной радуге»? – спросил Гэлбрайт. – Полинг, я обращаюсь к вам.
   – Нет, шеф, – ответил Фрэнк, отрывая взгляд от окна. – Я не могу припомнить, чтобы при мне Нортон вообще произносил название этого рейдера.
   – Как часто вы бываете в семье своей сестры?
   – Как правило, раз в месяц. Иногда чаще. Дело в том, что нас – меня и сестру – с детства связывает большая родственная дружба. Вероятно, в зрелом возрасте эта дружба играла бы меньшую роль, если бы не женская трагедия Сильвии: она бездетна. Этим объясняется необычайная привязанность ко мне. Она до сих пор называет меня «беби».
   – Исчерпывающий ответ, – похвалил Гэлбрайт.
   – Я постарался заранее прояснить ситуацию. Иначе мой ответ на следующий ваш вопрос может показаться вам нелогичным.
   – Проницательность – одно из ценнейших качеств в нашей профессии, – одобрительно прокомментировал Гэлбрайт. – Итак?..
   – Итак, несмотря на то, что Нортон муж моей сестры и в конечном итоге мой родственник, я его плохо знаю. Другими словами, шеф, мои довольно
   частые визиты в Копсфорт – это одно, а мои отношения с Дэвидом Нортоном – нечто совсем другое. Мы с ним очень редко встречаемся и еще реже беседуем. Даже после того, как он вышел в отставку и прочно осел в Копсфорте. Любые формы общения нас тяготят, мы избегаем друг друга.
   – Н-ну!.. Чем же это вы друг другу так насолили?
   – Ничем. Просто с самого начала он проявил ко мне равнодушие, я платил ему тем же, вот и все... – Фрэнк, заметив, что шеф и Никольский как-то очень внимательно, неотрывно глядят на него, осторожно добавил: – Надеюсь, вы понимаете, что с таким багажом «родственных отношений» мне туг" придется в Копсфорте.
   – М-да, небогато... – согласился Гэлбрайт. – Но это мы обсудим позже. Теперь предлагаю...
   Ослепительно сверкнул в окне пучок огня, и громовой раскат, казалось, поколебал здание. Почти мгновенно вслед за этим в стекло ударил шумный ливень. Плотность ливневого водопада была такова, что сгустившийся в холле сумрак заставил сработать автоматику освещения. Никольский, щурясь, оглядел декоративные светильники, перевел взгляд на окно, покачал головой. Грозовой шквал неистовствовал. Слепяще-голубые ветвистые трещины молний вспарывали водяной поток; почти непрерывно ухало, гремело, перекатывалось на фоне однообразного гула то ли воды, то ли ветра...
   – Дождик пошел? – сонно осведомился Роган. Он вынул из уха шарик слухового аппарата, сунул в нагрудный карман и принял прежнюю позу.
   Гэлбрайт поднялся, но в этот момент пискнул сигнал внутренней связи.
   – Бауэр? – спросил Гэлбрайт, морщась от очередного, особенно звучного удара грома. – Давайте, что там у вас?
   – Поступило первое сообщение, из Торонто, – ответил потолочный спикер под аккомпанемент громовой канонады.