И тут Солнце без слов обнял ее за плечи и повел к трактору и ребятам.
Саша шла, снова приноравливаясь к его широкому шагу, и думала: «Надо сказать ему, что так не поступают! И вообще: что он воображает о себе! Подумаешь, Солнце!» – но ничего не говорила… И еще думала: «И вообще не надо было за ним ходить. Как ты себя ведешь, Александра? Где твоя гордость? Он тебя пальчиком поманил, и ты уже бежишь, как собачонка! Ты должна повернуться и уйти! Девушку украшает гордость!» Но Саша не поворачивалась и не уходила. И даже, как ни странно, не обижалась на Солнце. Не обижаются ведь на ветер за то, что он дует, или на снег за то, что он холодный. Вот и Солнце…
Катались на тракторе, горланили песни, хохотали и дурачились, пока трактор не чихнул и не остановился. Раздался общий возглас разочарования.
– Ничего. Дело мастера боится, – спрыгнул на землю Кореец. – Техническая пауза. Я только на почту схожу.
– Каждый день ходишь – не надоело? – проворчала баба Оля, проходившая мимо.
– Надоело – сил нет, – улыбнулся ей Кореец.
– Говорят, в следующем году телефоны к нам сюда проведут, – гордо сообщила баба Оля.
– В следующем году мне не нужно уже будет, – усмехнулся Кореец.
Малой со Скелетом собрались на берег – собирать мидий.
– Вполне ужин, – решил Малой, – ты штаны здесь оставляй – чего тащить лишь бы, – скомандовал он Скелету.
– Почему это? – не понял Скелет.
– Ну, ты же в воде будешь лазать, мидии отковыривать, – пояснил Малой.
– А ты чего в штанах тогда идешь? – насторожился Скелет.
– Ну, потому что ты же в воде будешь лазать, мидии отковыривать, – терпеливо повторил Малой.
– А ты, что ли, не будешь? – удивился Скелет.
– А как?! – не меньше его изумился Малой. – Чего я там насобираю? Я же маленький. И простудиться могу – там знаешь сколько торчать надо, пока на всю толпу наберешь!
– А я?.. – растерялся Скелет.
– А что ты? Ты – оглобля вон какая! Кормлю тебя, забочусь, все, пошли, пока солнце не село! – заторопил Малой.
Герда вернулась к своим фенькам – начала плести новую.
– Как красиво! – восхитилась Саша.
– Баба Оля запасы бисера пожертвовала, – рассказала Герда. – С революции, видно, собирала. Говорит, я как передача «А ну-ка, девушки».
Саша засмеялась и стала перебирать уже готовые браслеты. На каждом – другой рисунок.
– Вот эта фенечка называется «Охота на кошек», – вдруг сказала Герда.
– Почему? – спросила Саша.
– Была такая герла, «кошка», – стала рассказывать Герда. – Мы с ней как-то в Питере от ментов убегали, а потом она фенечку сплела и мне подарила.
Герда выбирала подходящие бусины из россыпи бисера и поддевала их тонкой леской в нужном порядке.
– А эта? – взяла Саша следующую феньку.
Герда глянула мельком:
– А эта называется «Мороженое в дождь». Когда я в прошлый раз в политех пролетела, мне Хуан мороженое купил, в утешение…
– И пошел дождь? – попробовала угадать Саша.
– Да нет, жара стояла страшная… Это феня-мечта.
– Хуан клёвый, – помолчав, сказала Саша.
Герда снисходительно промолчала.
Саша видела, как баба Оля дала Солнцу кружку с каким-то отваром. Солнце послушно выпил снадобье бабы Оли, она обеими руками нагнула голову Солнца и поцеловала его в лоб.
Солнце пришел к Саше и Герде.
– Как твой дом? – тоном светской беседы спросила Саша Солнце.
Герда быстро глянула на Сашу, прикусив губу, словно та совершила ужасную бестактность.
– Я устал… – вдруг просто сказал Солнце и сел прямо на землю, рядом с девочками.
– Хочешь, пойдем на море, – предложила Саша.
– Пойдем! – оживилась и Герда, складывая свое рукоделие. – Малому и Скелету компанию составим.
– А Хуан где? – спросил Солнце.
– Да нажрался опять чего-то. Всё на себе экспериментирует. У Малого из сумки вытащил запасы. А Малой, ты же знаешь, все, что плохо лежит, собирает. Хуан залез на маяк, орал оттуда: «Вижу дверь в иные миры!», потом еще по-испански что-то. Потом курил вроде. А теперь затих.
Солнце с тревогой глянул в сторону маяка:
– Давно он там?
– С утра сидит, – пожала плечами Герда, – а так – с час, наверное, его не слышно.
Ни слова не говоря, Солнце вскочил и бросился к маяку.
Саша и Герда переглянулись и побежали следом.
– Блин, дура я, – причитала на ходу Герда, – следить за ним надо было!
– А что случилось-то? – не понимала Саша.
Лицо Хуана искажено судорогой. Глаза открыты, но не выражают ничего. Тело неестественно вывернуто. Распахивается дверь на площадку маяка, выскакивает Солнце. За ним – Герда. Увидев Хуана, она истошно завопила:
– Передозняк!
– Вниз его! Быстро! – скомандовал Солнце.
Из последних сил Солнце, Герда и Саша вытащили безжизненного Хуана с маяка во двор. – Герда, воды! Бегом! – отдавал приказания Солнце. – Саша, ложку и лейку!
Герда и Саша молча бросились врассыпную.
– Не вздумай! Дыши! – умолял Хуана Солнце.
– Баба Оля ушла куда-то! – плача подбежала Саша. – Я не знаю, где у нее что!
– Найди! – заорал на нее Солнце.
Саша испугалась, попятилась.
Рыдая, прибежала Герда с ведром воды. Солнце хлестал Хуана по щекам:
– Не смей, дурак! Очнись!
– Не надо! Ты убьешь его! – плакала Герда.
Примчалась и Саша, где-то разыскавшая все, что нужно.
И вот она уже держит голову Хуана, Солнце мастерски ложкой прижимает ему язык, вводит в горло лейку, заливает воду.
Герда тащит таз.
Хуан задергал ногами, закашлял, его переворачивают лицом вниз, придерживают над тазом. Раздались характерные звуки принудительного очищения организма.
Хуан пришел в себя, заплакал, заговорил, мешая русские и испанские слова:
– Не надо! Бросьте меня! Я уже не живу! Мне не надо жить!
– Дурак! – закричал на него Солнце. – Да ты хоть понимаешь, какая она клёвая, эта сраная жизнь! – И, махнув рукой, Солнце ушел, хлопнув калиткой.
Саша глянула ему вслед, но не решилась оставить Хуана.
Бледный, с иконописным выражением лица, впервые с ясными глазами, Хуан лежал, свернувшись калачиком, в одном пончо, с торчащими из-под него тощими голыми ногами. Малой, вернувшийся с моря, возмущался внизу, сортируя по размеру собранные Скелетом мидии: – Нет, вы мне скажите: можно вас оставить хоть на минуту?! Только ушел…
– Ну, чё ты орешь, – утихомиривает его дрожащий, с синими губами, Скелет. – Он, может, спит там…
– Конечно, он теперь может спать! – тут же сбавив тон, ворчит Малой. – А все пускай переживают: как он там, что он? – Он покосился на дрожащего Скелета: – Ты-то хоть не простудился у меня?
Саша вкарабкалась по хлипкой лестнице на крышу, стараясь не расплескать большую чашку с чаем из трав бабы Оли, протянула ее Хуану.
А Хуан смотрел на Герду, которая, ворча, стирала во дворе штаны и рубаху Хуана.
– Все, подруга, дожила, мужику штаны стираешь! – сама себе под нос бормотала Герда. – Своими, блин, руками!
Хуан приподнялся, взял у Саши чашку, благодарно улыбнулся:
– Скажи, Принцесса… Как ты думаешь… – с трудом подбирал он русские слова. – Когда любишь девочку одну, как знать, она меня может любить или нет?
Саша понимающе улыбнулась:
– А зачем тебе знать? Люби и все.
– Ты так думаешь? – обрадовался Хуан.
– Уверена, – кивнула Саша.
Хуан помолчал, потом доверительно глянул на Сашу:
– На стадионе, в Сантьяго, хунта мою сестру расстреляла. Я видел… Она была очень похожа на Герду…
Саша подавленно молчала. Хуан закрыл глаза.
Саша вышла за калитку. Солнце сидел на пригорке, смотрел на море. Саша присела рядом. Солнце обернулся к Саше, улыбнулся, притянул ее к себе: – Пойдешь со мной?
– Пойду, – не спрашивая, куда, просто сказала Саша.
Быстро темнело. Они дошли до пирса, у которого болтались на привязи несколько разномастных лодок и катеров. Вот и еще один прогулочный катерок пришвартовался к причалу. Его владелец – пузатый жизнерадостный дядька в тельняшке и «капитанской» белой фуражке – вышел на берег с громкоговорителем и принялся зазывать клиентов: – Товарищи отдыхающие! Приглашаем вас на увлекательные морские прогулки по воде! Вы увидите незабываемые виды Балаклавского залива! Или, как говорили греки, Лимне Сюмбалон, гавань символов! Мы посмотрим место, где находился Ламос – город великанов-людоедов! Увидим стаи живых дельфинов! Скалу Крест, где приносились кровавые жертвы богине Деве! Подплывем к месту, где затонул легендарный фрегат «Черный принц» с грузом золота английской армии! Записывайтесь, граждане! Завтра только один заплыв! В очередь, товарищи, в очередь! – кричал зазывала, хотя особого ажиотажа возле него не наблюдалось.
Солнце и Саша шли мимо.
– Странно получается, – Саше хотелось разобраться в том, что она пережила, – Хуан не хочет жить, потому что у него родители и сестра погибли. И в то же время хочет, потому что у него теперь есть Герда. Как это может быть?
– Так и бывает, – серьезно, без обычной иронии, ответил Солнце, – смерть стоит перед твоим лицом, а тут вдруг приходит любовь. И так страшно хочется жить… Очень хочется, – с болью выдохнул Солнце и тут же продолжил снова легко и безмятежно, – но смерть – такая штука. С ней не поспоришь.
– Откуда ты знаешь? – сердито нахмурилась Саша.
– Знаю, – твердо сказал Солнце.
– А я вот поспорю! – жизнерадостно заявила Саша. – Я же буду врачом!
Солнце остановился, пристально посмотрел на Сашу и вдруг спросил:
– Хочешь увидеть Дом?
Саша восторженно ахнула:
– Дом Солнца?! Ничего себе! Конечно! А как туда добираться?
Солнце глянул по сторонам, заметил лодочника-экскурсовода, его судно и ответил:
– На лодке, – и быстро пошел к пирсу.
Саша – следом, озадаченно допытываясь:
– На какой лодке? У нас же нет лодки.
Поравнявшись с прогулочным суденышком, Солнце схватил Сашу за талию.
– Что ты делаешь?! – пискнула Саша. – Куда ты?!
А Солнце уже усадил Сашу в лодку, сам прыгнул следом.
Пока лодочник-зазывала занимался окучиванием курортников, Солнце завел мотор. Под винтом вспенилась вода.
– Ты что?! – не на шутку перепугалась Саша.
Но лодка, взметнув при развороте фонтан, уже уходила в море. Саша с ужасом смотрела на зазывалу, который, размахивая руками, метался по берегу, на рыбаков и отдыхающих, сочувствующих и возмущающихся. Лодочник бросился за помощью к рыбакам с других лодок. «Стой! Не уйдешь!» – кричали с берега преследователи.
– А если догонят?! – запричитала Саша.
– Утопят, – заверил Солнце.
Саша сжалась в комок, а Солнце кивнул ободряюще:
– Не бойся. Нам повезет!
Их катер сделал крутой вираж и скрылся от преследователей за выступом скалы.
Над морем опрокинулось глубокое небо. Подмигнули осколки звезд. Саша и Солнце лежали в лодке, глядя в бесконечную черноту. Где-то завывала сирена.
– Хорошо бы нас теперь не приняли за иностранных шпионов – а то только даром боеголовку изведут, – усмехнулся Солнце.
– Но мы же вернем лодку? – с надеждой спросила Саша.
– А она сама домой приплывет. Как верная лошадь, – уверенно сказал Солнце.
С одной стороны их окружала холодная, взбитая лунным светом горная гряда, с другой простиралась литая гладь моря.
На холме кто-то невидимый ломким подростковым голосом под монотонный гитарный перебор пел о невинно убиенной сестренке, об отце-прокуроре и прочих хитросплетениях уголовной судьбы. Последние строчки припева подхватывал невидимый хор. Взрослый голос оборвал на слезливой ноте:
– Ну, пора в лагерь. А то хватятся нас, побег припаяют.
– А ракету?! – заканючили детские голоса.
– Ну, ясное дело: дал слово – держи! – согласился голос постарше.
В небо взмыла сигнальная ракета и на мгновение осветила группу пионеров с вожатым у догорающего костра.
– Ур-р-ра-а-а!!! – завопили пионеры.
Саша улыбалась. А Солнце смотрел на нее нежно и внимательно. Так, будто хотел сохранить ее в своем взгляде.
Дно лодки мягко ткнулось в песок. Солнце выпрыгнул из катера, подхватил на руки Сашу. Вышли на берег. Саша посмотрела через плечо Солнца и увидела, что катер за их спинами медленно удалился обратно в море. «Как верная лошадь», – вспомнила Саша и тихо засмеялась. Солнце нес Сашу мимо бревна, на котором сидел в одиночестве. Канистра так и стояла рядом.
А чуть дальше, на берегу, у скалы ютился небольшой домик, похожий на тот, который Саша видела во сне. Его сколотили из разномастных, кружевных от прожорливых жучков бревен, отполированных веток – всего, что вынесло и подарило море.
Солнце вошел первым. Зажег расставленные прямо на песчаном полу оплывшие свечи, жестом пригласил Сашу.
Внутри дом оказался похож на самодельную шкатулку: все его стены густо утыканы обточенными морем разноцветными стеклышками и обломками раковин.
Откуда-то сюда приволокли израненную временем красного дерева кровать с очевидно благородным происхождением, и она заняла почти весь дом. Когда на нее набросили перуанское наивное и яркое покрывало, кровать затаилась, ожидая неприятностей, но потом они подружились. А теперь пришла сюда и Саша.
– Так это он и есть – Дом солнца?
– Дом восходящего солнца, – поправил ее Солнце. – Из его двери всегда виден восход, а из окна – закат. И ты единственная, кроме меня, кто переступил его порог.
– Здорово! – прошептала Саша. – Я бы хотела остаться здесь жить.
– Это невозможно, – сказал Солнце.
– Почему?
– Потому что солнце здесь не живет… Просто приходит и уходит.
– А где живет солнце? – Саша лукаво улыбнулась и указала пальчиком себе на лоб. – Здесь?
Солнце взял Сашу за палец и передвинул его к сердцу:
– Вот здесь.
Слова казались непрошеными гостями. Солнце просто обнял Сашу и долго нежно целовал ее…
В просвет между ветками заглянуло умытое утреннее небо. Еще не совсем проснувшись, Саша улыбнулась, нащупала у себя на груди медальон, изображающий солнце. Она медленно приоткрыла глаза… и тут же вскочила – в доме она одна.
Саша выбежала наружу и облегченно выдохнула: Солнце сидел на берегу. Точь-в-точь, как в Сашином сне. Саша бросилась к Солнцу, спотыкаясь в песке, и, подбежав, упала рядом с ним на колени:
– Я испугалась, что ты исчезнешь.
– Когда-нибудь – обязательно, – кивнул Солнце.
Саша села рядом с Солнцем, положила голову ему на плечо.
– Так странно… Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, – подумала она вслух.
– Тебе нужно знать? – спросил Солнце.
Саша молчала.
– Ты права, – помедлив, сказал Солнце. – Ядолжен рассказать тебе все.
Саша благодарно посмотрела на Солнце. А он начал будничным голосом:
– Зовут меня…
Но тут вдруг Саша быстро прижала пальцы к его губам:
– Не надо… Я не хочу!
– Спасибо, – шепнул Солнце.
И они целовались, упав на берег, не обращая внимания на волны, набегающие на их тела.
На небе солнце насколько раз успело смениться луной, сочная голубизна – бархатной чернотой, а Саша и Солнце все не находили в себе сил вернуться. Туда, где так много лишних и лишнего.
Система жила своей жизнью. Обсуждать чужое счастье здесь было не принято. Счастье любит тишину. Поэтому все делали вид, что Солнце и Саша только что вышли по незначительной причине и сейчас вернутся. Во дворе у бабы Оли из утащенных откуда-то старых сетей и тюфяков соорудили гамаки. Разморенные валялись-покачивались на них после моря. Кожа у всех уже потемнела, просолилась, волосы выгорели. В душе пел свежий ветерок.
Обычно, когда с гор чуть спускалась предвечерняя прохлада, Малой первым начинал скучать по какой-нибудь бурной деятельности. Так было и на этот раз:
– Слушайте, пиплы, у системы жрать нечего. Я, например, есть похачиваю. Пора на «аск».
– Можно феньки мои толкануть, – лениво отозвалась Герда.
– А что – клёво. Тебе в кайф, а системе польза.
И вот компания веселой гурьбой вышла на набережную. А дальше разделились. Кореец, посерьезнев, отправился по обычному маршруту – к почте. Герда устроилась у гипсовой статуи циклопического пионера с горном – постелила прямо на земле яркую косынку, разложила на ней феньки. Малой и Скелет направились по запаху – к шашлычной.
А Хуан неожиданно обнаружил себя абсолютно счастливым, скачущим на детской карусельной лошадке в компании шумливых дошколят.
Девчушка с льняными косичками и глазами-вишенками, увидев Герду с феньками, задергала моложавую бабушку:
– Бабуля! Купи мне бусики!
Бабушка выпучила глаза:
– Куплю-куплю! Только тише! Мы же договаривались: не называть меня бабуля!
– Хорошо, бабуля!
Бабушка вздохнула, вынула из плетеной сумки кошелек:
– Сколько, девочка, твои поделки стоят?
– А сколько вам не жалко, – пожала плечами Герда.
Бабушка раскрыла кошелек, подумала и достала рубль.
Приговаривая, Герда завязала на руке девчушки феньку:
– Носи – не теряй, желанье загадай. Шнурочек не порвется – желание исполнится.
– Бабуля, а хочешь, я загадаю, чтобы мы уже встретили настоящего мужчину? – великодушно предложила девочка. – И тогда ты больше не будешь ругаться, что я тебя называю «бабуля»?
Бабушка смутилась и потащила девочку по набережной, что-то внушительно выговаривая. А девочка обернулась к Герде и улыбнулась.
В городском саду на сцене-»ракушке» добросовестный массовик-затейник обучал танцам немногочисленных пренебрегших пляжным отдыхом отдыхающих. Среди них были несколько чинных старушек с внуками, влюбленная парочка, командировочные, мающиеся с портфелем в ожидании поезда, и группа удалых подвыпивших дембелей. Пара, вызвавшаяся быть подручными взопревшего в концертном блестящем пиджаке затейника – некрасивая девушка в очках и обгоревший до малинового цвета толстяк, – отчаянно смущалась, путалась в собственных ногах, хотя добросовестно пыталась выполнять все указания затейника. Аккомпаниатор, страдальчески морщась, в музыкальных паузах тайком отхлебывал теплое «Жигулевское» из бутылки.
– Молодой человек! – сорванным дискантом командовал затейник. – Одну руку вы кладете на плечо партнерши… да не эту руку… да, вот та-ак… а вторую руку… вторую руку кладем…
– …на жопу! – выпалил развеселившийся дембель.
Затейник кротко вздохнул, повернулся к дембелю:
– Товарищ! Ведите себя в соответствии!
Дембеля ржут под неодобрительными взглядами старушек. А затейник продолжает:
– …а вторую руку вы кладете…
Малиновый толстяк поспешно перебил:
– Я понял! Понял! – и целомудренно прикоснулся рукой к талии некрасивой девушки.
– Музыка! – скомандовал затейник.
Аккомпаниатор, нехотя отставив «Жигулевское», ударил по клавишам, но не угомонившийся дембель полез на эстраду:
– Да что ты, жиртрест, девчонку, как боезаряд, держишь! Дай покажу, как надо!
Девушка спряталась за спину малинового, но дембель сильной рукой советского бойца выдергивает ее оттуда. Девушка ахнула и от переизбытка чувств, а может, просто от жары обмякла в руках дембеля.
– Ты моя хорошая! – склабится он.
– Товарищ! Я вынужден принять меры! – устало сообщил дембелю затейник, вынул из кармана спортивный свисток и его трелью принялся призывать органы правопорядка.
Мимо Герды проплыла нарядная дама бальзаковского возраста, держа под ручку лысоватого мужчину в модной нейлоновой рубашке. Тот вывернул шею, заглядевшись на рыжекудрую, позолоченную солнцем Герду. – Безобразие! – воскликнула дама, разворачивая голову своего морально неустойчивого спутника. – Развели цыганщину! И куда это милиция смотрит! Скоро вообще одичаем до уровня Запада!
Герда усмехнулась, подмигнула нейлоновой рубашке, который еще раз ухитрился обернуться – полюбоваться, закурила папироску.
Прошли румяные южные девахи, окинули взглядом Герду, хихикнули с быстрым шепотком.
Подошли девушка и парень – оба в формах курсантов морского училища, с красными повязками дружинников на рукавах. Герда насторожилась, быстро затушила папиросу, сунула в сумку, но курсантка приветливо улыбнулась, присела, чтобы лучше рассмотреть феньки, посмотрела на курсанта:
– Олежка, купишь мне браслетик? А я тебя поцелую!
Курсант зарделся, кивнул, порылся в карманах, выгреб мелочь, смущенно протянул Герде:
– Столько хватит?
– Но проблем, – покладисто кивнула Герда.
– Ты молодец, – улыбнулась Герде курсантка. – А я училась-училась в кружке «Умелые руки», да без толку! Видно, я к ручному труду неспособная!
Курсант благоговейно слушал подругу и влюбленно улыбался. А она честно чмокнула своего приятеля в щеку. Очевидно, он рассчитывал на большее, так что уныло вздохнул и поплелся за ней следом.
– Влюбленный курсант… – снова раскурив папиросу, сказала сама себе Герда. – Клёво!..
А Малой со Скелетом занимались «аском», или, попросту говоря, интеллигентно попрошайничали. Добродушные, как всегда на югах, подвыпившие сограждане охотно расставались с деньгами, польстившись на артистичное кривляние Малого. А улыбчивый усатый шашлычник вручил Малому шампур с шашлыком. Тот на ходу, со Скелетом по очереди, с наслаждением откусывал сочные куски мяса.
По лестнице, ведущей с берега на набережную, поднимались Саша и Солнце. Теперь счастья на двоих у них стало столько, что необходимо было выплеснуть его на город, на людей, которым даже не мечталось быть такими счастливыми. Они шли, едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Казалось, если прижаться хотя бы ладонью, то произойдет такой силы разряд, что взрыв счастья сметет все вокруг на биллионы мегаметров томящейся по любви земли. Все казалось значительным и значимым: василек, прорвавшийся через массив ступеньки из камня-ракушняка, взлетевшая от дыхания приморского ветерка, как чудо-бабочка, чья-то капроновая лента, даже глупая песенка о любви, доносившаяся из городского сада, – все становилось нотами общей партитуры искристого восторга.
Вдруг Солнце заметил Корейца. Тот сидел на трибуне, выстроенной для зрителей состязаний по водным видам спорта, с совершенно потерянным видом и непрерывно протирал полой рубашки очки. За его спиной с вышки прыгали в море сосредоточенные спортсмены.
Саша и Солнце подошли к Корейцу, молча сели рядом. Саша безмятежно болтала ногой, рассматривая спортсменов. Она думала о том, что всем должно стать заметно: она – это не та Саша, которая была, а вместо нее теперь другая Саша – взрослая и счастливая. А Солнце сразу почувствовал, что с Корейцем что-то не так, и это погасило его звуки ликующих фанфар. Он посмотрел на судорожные движения рук Корейца и отобрал у него очки.
– Мне в Москву надо, – глухо сказал Кореец, не размениваясь на формальности приветствия, – Галина к телефону не подходит.
– Мало ли – не подходит, – неубедительно утешил Солнце.
Кореец глянул на Сашу. Солнце понял, поцеловал ее:
– Посидишь одна?
Саша весело кивнула. Солнце и Кореец отошли, остановились в тени щита, на котором расклеена пресса.
– Я маме дозвонился… Галину вызывали в КГБ. Сказали: либо она назовет тех, через кого получала вызов, либо ее посадят в психушку.
– А она? – спросил Солнце, хотя знал ответ.
Повисла тяжелая пауза. Кореец отвернулся, пряча слезы.
– Я могу тебе помочь? – спросил Солнце.
– Да хрен тут уже чем поможешь! – выругался Кореец. И этот ответ Солнце тоже знал заранее.
Солнце грустно оглянулся в сторону городского сада, откуда слышалась режущая по нервам оптимистичная советская эстрада.
– Билетов нет, – сокрушался Кореец, – даже на проходящий. Я на автовокзал пойду. До Алушты доеду. Оттуда на перекладных доберусь…
Солнце обнял Корейца, ободряюще похлопал по спине.
– Вот черт! – смаргивая слезы, попытался улыбнуться Кореец. – Иногда так хочется быть богом!.. Или хотя бы секретарем райкома партии…
Они ударили в ладони, прощаясь.
Солнце проводил глазами сутулую фигуру Корейца. Вдруг взгляд его упал на прилепленный к стенду свежий номер местной газеты.
На первой полосе газеты была статья о том, что город посетил адмирал Карелин, что подтверждала мутная фотография мужчины в адмиральской форме на борту миноносца. Солнце сорвал со стенда и смял газету, бросил ее в урну и пошел обратно к Саше.
Она ждала его с доверчивой улыбкой.
– Я не хочу возвращаться, – сказал Солнце, помолчав.
Саша обняла его, прижалась крепко. И пошли обратно, к морю, к общему одиночеству, к безлюдью.
Изгнанные из городского сада дембеля топали по набережной во всей своей дембельской красе: оформленная согласно армейским понятиям об эстетике форма, долгожданно расхлябанный вид честно отслуживших «дедов». Их вожак – косая сажень в плечах, чубчик кучерявый – заметил Герду и Хуана: тот принес Герде добытую на «аске» бутылку сладкой воды «Буратино». Длинноволосый, одетый в цветастые штаны и пончо Хуан стоял к дембелям спиной, что позволило вожаку возрадоваться и возопить:
– О! Девчонки!
И, круто развернувшись, направился по курсу. Свита с готовностью последовала за ним.
Но тут удивленный Хуан обернулся. Осознание, что он – не девчонка, привело дембелей в состояние глумливого восторга. Они заржали, сгибаясь пополам, а вожак, чуть дыша от смеха, протянул лапы:
Саша шла, снова приноравливаясь к его широкому шагу, и думала: «Надо сказать ему, что так не поступают! И вообще: что он воображает о себе! Подумаешь, Солнце!» – но ничего не говорила… И еще думала: «И вообще не надо было за ним ходить. Как ты себя ведешь, Александра? Где твоя гордость? Он тебя пальчиком поманил, и ты уже бежишь, как собачонка! Ты должна повернуться и уйти! Девушку украшает гордость!» Но Саша не поворачивалась и не уходила. И даже, как ни странно, не обижалась на Солнце. Не обижаются ведь на ветер за то, что он дует, или на снег за то, что он холодный. Вот и Солнце…
Катались на тракторе, горланили песни, хохотали и дурачились, пока трактор не чихнул и не остановился. Раздался общий возглас разочарования.
– Ничего. Дело мастера боится, – спрыгнул на землю Кореец. – Техническая пауза. Я только на почту схожу.
– Каждый день ходишь – не надоело? – проворчала баба Оля, проходившая мимо.
– Надоело – сил нет, – улыбнулся ей Кореец.
– Говорят, в следующем году телефоны к нам сюда проведут, – гордо сообщила баба Оля.
– В следующем году мне не нужно уже будет, – усмехнулся Кореец.
Малой со Скелетом собрались на берег – собирать мидий.
– Вполне ужин, – решил Малой, – ты штаны здесь оставляй – чего тащить лишь бы, – скомандовал он Скелету.
– Почему это? – не понял Скелет.
– Ну, ты же в воде будешь лазать, мидии отковыривать, – пояснил Малой.
– А ты чего в штанах тогда идешь? – насторожился Скелет.
– Ну, потому что ты же в воде будешь лазать, мидии отковыривать, – терпеливо повторил Малой.
– А ты, что ли, не будешь? – удивился Скелет.
– А как?! – не меньше его изумился Малой. – Чего я там насобираю? Я же маленький. И простудиться могу – там знаешь сколько торчать надо, пока на всю толпу наберешь!
– А я?.. – растерялся Скелет.
– А что ты? Ты – оглобля вон какая! Кормлю тебя, забочусь, все, пошли, пока солнце не село! – заторопил Малой.
Герда вернулась к своим фенькам – начала плести новую.
– Как красиво! – восхитилась Саша.
– Баба Оля запасы бисера пожертвовала, – рассказала Герда. – С революции, видно, собирала. Говорит, я как передача «А ну-ка, девушки».
Саша засмеялась и стала перебирать уже готовые браслеты. На каждом – другой рисунок.
– Вот эта фенечка называется «Охота на кошек», – вдруг сказала Герда.
– Почему? – спросила Саша.
– Была такая герла, «кошка», – стала рассказывать Герда. – Мы с ней как-то в Питере от ментов убегали, а потом она фенечку сплела и мне подарила.
Герда выбирала подходящие бусины из россыпи бисера и поддевала их тонкой леской в нужном порядке.
– А эта? – взяла Саша следующую феньку.
Герда глянула мельком:
– А эта называется «Мороженое в дождь». Когда я в прошлый раз в политех пролетела, мне Хуан мороженое купил, в утешение…
– И пошел дождь? – попробовала угадать Саша.
– Да нет, жара стояла страшная… Это феня-мечта.
– Хуан клёвый, – помолчав, сказала Саша.
Герда снисходительно промолчала.
Саша видела, как баба Оля дала Солнцу кружку с каким-то отваром. Солнце послушно выпил снадобье бабы Оли, она обеими руками нагнула голову Солнца и поцеловала его в лоб.
Солнце пришел к Саше и Герде.
– Как твой дом? – тоном светской беседы спросила Саша Солнце.
Герда быстро глянула на Сашу, прикусив губу, словно та совершила ужасную бестактность.
– Я устал… – вдруг просто сказал Солнце и сел прямо на землю, рядом с девочками.
– Хочешь, пойдем на море, – предложила Саша.
– Пойдем! – оживилась и Герда, складывая свое рукоделие. – Малому и Скелету компанию составим.
– А Хуан где? – спросил Солнце.
– Да нажрался опять чего-то. Всё на себе экспериментирует. У Малого из сумки вытащил запасы. А Малой, ты же знаешь, все, что плохо лежит, собирает. Хуан залез на маяк, орал оттуда: «Вижу дверь в иные миры!», потом еще по-испански что-то. Потом курил вроде. А теперь затих.
Солнце с тревогой глянул в сторону маяка:
– Давно он там?
– С утра сидит, – пожала плечами Герда, – а так – с час, наверное, его не слышно.
Ни слова не говоря, Солнце вскочил и бросился к маяку.
Саша и Герда переглянулись и побежали следом.
– Блин, дура я, – причитала на ходу Герда, – следить за ним надо было!
– А что случилось-то? – не понимала Саша.
Лицо Хуана искажено судорогой. Глаза открыты, но не выражают ничего. Тело неестественно вывернуто. Распахивается дверь на площадку маяка, выскакивает Солнце. За ним – Герда. Увидев Хуана, она истошно завопила:
– Передозняк!
– Вниз его! Быстро! – скомандовал Солнце.
Из последних сил Солнце, Герда и Саша вытащили безжизненного Хуана с маяка во двор. – Герда, воды! Бегом! – отдавал приказания Солнце. – Саша, ложку и лейку!
Герда и Саша молча бросились врассыпную.
– Не вздумай! Дыши! – умолял Хуана Солнце.
– Баба Оля ушла куда-то! – плача подбежала Саша. – Я не знаю, где у нее что!
– Найди! – заорал на нее Солнце.
Саша испугалась, попятилась.
Рыдая, прибежала Герда с ведром воды. Солнце хлестал Хуана по щекам:
– Не смей, дурак! Очнись!
– Не надо! Ты убьешь его! – плакала Герда.
Примчалась и Саша, где-то разыскавшая все, что нужно.
И вот она уже держит голову Хуана, Солнце мастерски ложкой прижимает ему язык, вводит в горло лейку, заливает воду.
Герда тащит таз.
Хуан задергал ногами, закашлял, его переворачивают лицом вниз, придерживают над тазом. Раздались характерные звуки принудительного очищения организма.
Хуан пришел в себя, заплакал, заговорил, мешая русские и испанские слова:
– Не надо! Бросьте меня! Я уже не живу! Мне не надо жить!
– Дурак! – закричал на него Солнце. – Да ты хоть понимаешь, какая она клёвая, эта сраная жизнь! – И, махнув рукой, Солнце ушел, хлопнув калиткой.
Саша глянула ему вслед, но не решилась оставить Хуана.
Бледный, с иконописным выражением лица, впервые с ясными глазами, Хуан лежал, свернувшись калачиком, в одном пончо, с торчащими из-под него тощими голыми ногами. Малой, вернувшийся с моря, возмущался внизу, сортируя по размеру собранные Скелетом мидии: – Нет, вы мне скажите: можно вас оставить хоть на минуту?! Только ушел…
– Ну, чё ты орешь, – утихомиривает его дрожащий, с синими губами, Скелет. – Он, может, спит там…
– Конечно, он теперь может спать! – тут же сбавив тон, ворчит Малой. – А все пускай переживают: как он там, что он? – Он покосился на дрожащего Скелета: – Ты-то хоть не простудился у меня?
Саша вкарабкалась по хлипкой лестнице на крышу, стараясь не расплескать большую чашку с чаем из трав бабы Оли, протянула ее Хуану.
А Хуан смотрел на Герду, которая, ворча, стирала во дворе штаны и рубаху Хуана.
– Все, подруга, дожила, мужику штаны стираешь! – сама себе под нос бормотала Герда. – Своими, блин, руками!
Хуан приподнялся, взял у Саши чашку, благодарно улыбнулся:
– Скажи, Принцесса… Как ты думаешь… – с трудом подбирал он русские слова. – Когда любишь девочку одну, как знать, она меня может любить или нет?
Саша понимающе улыбнулась:
– А зачем тебе знать? Люби и все.
– Ты так думаешь? – обрадовался Хуан.
– Уверена, – кивнула Саша.
Хуан помолчал, потом доверительно глянул на Сашу:
– На стадионе, в Сантьяго, хунта мою сестру расстреляла. Я видел… Она была очень похожа на Герду…
Саша подавленно молчала. Хуан закрыл глаза.
Саша вышла за калитку. Солнце сидел на пригорке, смотрел на море. Саша присела рядом. Солнце обернулся к Саше, улыбнулся, притянул ее к себе: – Пойдешь со мной?
– Пойду, – не спрашивая, куда, просто сказала Саша.
Быстро темнело. Они дошли до пирса, у которого болтались на привязи несколько разномастных лодок и катеров. Вот и еще один прогулочный катерок пришвартовался к причалу. Его владелец – пузатый жизнерадостный дядька в тельняшке и «капитанской» белой фуражке – вышел на берег с громкоговорителем и принялся зазывать клиентов: – Товарищи отдыхающие! Приглашаем вас на увлекательные морские прогулки по воде! Вы увидите незабываемые виды Балаклавского залива! Или, как говорили греки, Лимне Сюмбалон, гавань символов! Мы посмотрим место, где находился Ламос – город великанов-людоедов! Увидим стаи живых дельфинов! Скалу Крест, где приносились кровавые жертвы богине Деве! Подплывем к месту, где затонул легендарный фрегат «Черный принц» с грузом золота английской армии! Записывайтесь, граждане! Завтра только один заплыв! В очередь, товарищи, в очередь! – кричал зазывала, хотя особого ажиотажа возле него не наблюдалось.
Солнце и Саша шли мимо.
– Странно получается, – Саше хотелось разобраться в том, что она пережила, – Хуан не хочет жить, потому что у него родители и сестра погибли. И в то же время хочет, потому что у него теперь есть Герда. Как это может быть?
– Так и бывает, – серьезно, без обычной иронии, ответил Солнце, – смерть стоит перед твоим лицом, а тут вдруг приходит любовь. И так страшно хочется жить… Очень хочется, – с болью выдохнул Солнце и тут же продолжил снова легко и безмятежно, – но смерть – такая штука. С ней не поспоришь.
– Откуда ты знаешь? – сердито нахмурилась Саша.
– Знаю, – твердо сказал Солнце.
– А я вот поспорю! – жизнерадостно заявила Саша. – Я же буду врачом!
Солнце остановился, пристально посмотрел на Сашу и вдруг спросил:
– Хочешь увидеть Дом?
Саша восторженно ахнула:
– Дом Солнца?! Ничего себе! Конечно! А как туда добираться?
Солнце глянул по сторонам, заметил лодочника-экскурсовода, его судно и ответил:
– На лодке, – и быстро пошел к пирсу.
Саша – следом, озадаченно допытываясь:
– На какой лодке? У нас же нет лодки.
Поравнявшись с прогулочным суденышком, Солнце схватил Сашу за талию.
– Что ты делаешь?! – пискнула Саша. – Куда ты?!
А Солнце уже усадил Сашу в лодку, сам прыгнул следом.
Пока лодочник-зазывала занимался окучиванием курортников, Солнце завел мотор. Под винтом вспенилась вода.
– Ты что?! – не на шутку перепугалась Саша.
Но лодка, взметнув при развороте фонтан, уже уходила в море. Саша с ужасом смотрела на зазывалу, который, размахивая руками, метался по берегу, на рыбаков и отдыхающих, сочувствующих и возмущающихся. Лодочник бросился за помощью к рыбакам с других лодок. «Стой! Не уйдешь!» – кричали с берега преследователи.
– А если догонят?! – запричитала Саша.
– Утопят, – заверил Солнце.
Саша сжалась в комок, а Солнце кивнул ободряюще:
– Не бойся. Нам повезет!
Их катер сделал крутой вираж и скрылся от преследователей за выступом скалы.
Над морем опрокинулось глубокое небо. Подмигнули осколки звезд. Саша и Солнце лежали в лодке, глядя в бесконечную черноту. Где-то завывала сирена.
– Хорошо бы нас теперь не приняли за иностранных шпионов – а то только даром боеголовку изведут, – усмехнулся Солнце.
– Но мы же вернем лодку? – с надеждой спросила Саша.
– А она сама домой приплывет. Как верная лошадь, – уверенно сказал Солнце.
С одной стороны их окружала холодная, взбитая лунным светом горная гряда, с другой простиралась литая гладь моря.
На холме кто-то невидимый ломким подростковым голосом под монотонный гитарный перебор пел о невинно убиенной сестренке, об отце-прокуроре и прочих хитросплетениях уголовной судьбы. Последние строчки припева подхватывал невидимый хор. Взрослый голос оборвал на слезливой ноте:
– Ну, пора в лагерь. А то хватятся нас, побег припаяют.
– А ракету?! – заканючили детские голоса.
– Ну, ясное дело: дал слово – держи! – согласился голос постарше.
В небо взмыла сигнальная ракета и на мгновение осветила группу пионеров с вожатым у догорающего костра.
– Ур-р-ра-а-а!!! – завопили пионеры.
Саша улыбалась. А Солнце смотрел на нее нежно и внимательно. Так, будто хотел сохранить ее в своем взгляде.
Дно лодки мягко ткнулось в песок. Солнце выпрыгнул из катера, подхватил на руки Сашу. Вышли на берег. Саша посмотрела через плечо Солнца и увидела, что катер за их спинами медленно удалился обратно в море. «Как верная лошадь», – вспомнила Саша и тихо засмеялась. Солнце нес Сашу мимо бревна, на котором сидел в одиночестве. Канистра так и стояла рядом.
А чуть дальше, на берегу, у скалы ютился небольшой домик, похожий на тот, который Саша видела во сне. Его сколотили из разномастных, кружевных от прожорливых жучков бревен, отполированных веток – всего, что вынесло и подарило море.
Солнце вошел первым. Зажег расставленные прямо на песчаном полу оплывшие свечи, жестом пригласил Сашу.
Внутри дом оказался похож на самодельную шкатулку: все его стены густо утыканы обточенными морем разноцветными стеклышками и обломками раковин.
Откуда-то сюда приволокли израненную временем красного дерева кровать с очевидно благородным происхождением, и она заняла почти весь дом. Когда на нее набросили перуанское наивное и яркое покрывало, кровать затаилась, ожидая неприятностей, но потом они подружились. А теперь пришла сюда и Саша.
– Так это он и есть – Дом солнца?
– Дом восходящего солнца, – поправил ее Солнце. – Из его двери всегда виден восход, а из окна – закат. И ты единственная, кроме меня, кто переступил его порог.
– Здорово! – прошептала Саша. – Я бы хотела остаться здесь жить.
– Это невозможно, – сказал Солнце.
– Почему?
– Потому что солнце здесь не живет… Просто приходит и уходит.
– А где живет солнце? – Саша лукаво улыбнулась и указала пальчиком себе на лоб. – Здесь?
Солнце взял Сашу за палец и передвинул его к сердцу:
– Вот здесь.
Слова казались непрошеными гостями. Солнце просто обнял Сашу и долго нежно целовал ее…
В просвет между ветками заглянуло умытое утреннее небо. Еще не совсем проснувшись, Саша улыбнулась, нащупала у себя на груди медальон, изображающий солнце. Она медленно приоткрыла глаза… и тут же вскочила – в доме она одна.
Саша выбежала наружу и облегченно выдохнула: Солнце сидел на берегу. Точь-в-точь, как в Сашином сне. Саша бросилась к Солнцу, спотыкаясь в песке, и, подбежав, упала рядом с ним на колени:
– Я испугалась, что ты исчезнешь.
– Когда-нибудь – обязательно, – кивнул Солнце.
Саша села рядом с Солнцем, положила голову ему на плечо.
– Так странно… Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, – подумала она вслух.
– Тебе нужно знать? – спросил Солнце.
Саша молчала.
– Ты права, – помедлив, сказал Солнце. – Ядолжен рассказать тебе все.
Саша благодарно посмотрела на Солнце. А он начал будничным голосом:
– Зовут меня…
Но тут вдруг Саша быстро прижала пальцы к его губам:
– Не надо… Я не хочу!
– Спасибо, – шепнул Солнце.
И они целовались, упав на берег, не обращая внимания на волны, набегающие на их тела.
На небе солнце насколько раз успело смениться луной, сочная голубизна – бархатной чернотой, а Саша и Солнце все не находили в себе сил вернуться. Туда, где так много лишних и лишнего.
Система жила своей жизнью. Обсуждать чужое счастье здесь было не принято. Счастье любит тишину. Поэтому все делали вид, что Солнце и Саша только что вышли по незначительной причине и сейчас вернутся. Во дворе у бабы Оли из утащенных откуда-то старых сетей и тюфяков соорудили гамаки. Разморенные валялись-покачивались на них после моря. Кожа у всех уже потемнела, просолилась, волосы выгорели. В душе пел свежий ветерок.
Обычно, когда с гор чуть спускалась предвечерняя прохлада, Малой первым начинал скучать по какой-нибудь бурной деятельности. Так было и на этот раз:
– Слушайте, пиплы, у системы жрать нечего. Я, например, есть похачиваю. Пора на «аск».
– Можно феньки мои толкануть, – лениво отозвалась Герда.
– А что – клёво. Тебе в кайф, а системе польза.
И вот компания веселой гурьбой вышла на набережную. А дальше разделились. Кореец, посерьезнев, отправился по обычному маршруту – к почте. Герда устроилась у гипсовой статуи циклопического пионера с горном – постелила прямо на земле яркую косынку, разложила на ней феньки. Малой и Скелет направились по запаху – к шашлычной.
А Хуан неожиданно обнаружил себя абсолютно счастливым, скачущим на детской карусельной лошадке в компании шумливых дошколят.
Девчушка с льняными косичками и глазами-вишенками, увидев Герду с феньками, задергала моложавую бабушку:
– Бабуля! Купи мне бусики!
Бабушка выпучила глаза:
– Куплю-куплю! Только тише! Мы же договаривались: не называть меня бабуля!
– Хорошо, бабуля!
Бабушка вздохнула, вынула из плетеной сумки кошелек:
– Сколько, девочка, твои поделки стоят?
– А сколько вам не жалко, – пожала плечами Герда.
Бабушка раскрыла кошелек, подумала и достала рубль.
Приговаривая, Герда завязала на руке девчушки феньку:
– Носи – не теряй, желанье загадай. Шнурочек не порвется – желание исполнится.
– Бабуля, а хочешь, я загадаю, чтобы мы уже встретили настоящего мужчину? – великодушно предложила девочка. – И тогда ты больше не будешь ругаться, что я тебя называю «бабуля»?
Бабушка смутилась и потащила девочку по набережной, что-то внушительно выговаривая. А девочка обернулась к Герде и улыбнулась.
В городском саду на сцене-»ракушке» добросовестный массовик-затейник обучал танцам немногочисленных пренебрегших пляжным отдыхом отдыхающих. Среди них были несколько чинных старушек с внуками, влюбленная парочка, командировочные, мающиеся с портфелем в ожидании поезда, и группа удалых подвыпивших дембелей. Пара, вызвавшаяся быть подручными взопревшего в концертном блестящем пиджаке затейника – некрасивая девушка в очках и обгоревший до малинового цвета толстяк, – отчаянно смущалась, путалась в собственных ногах, хотя добросовестно пыталась выполнять все указания затейника. Аккомпаниатор, страдальчески морщась, в музыкальных паузах тайком отхлебывал теплое «Жигулевское» из бутылки.
– Молодой человек! – сорванным дискантом командовал затейник. – Одну руку вы кладете на плечо партнерши… да не эту руку… да, вот та-ак… а вторую руку… вторую руку кладем…
– …на жопу! – выпалил развеселившийся дембель.
Затейник кротко вздохнул, повернулся к дембелю:
– Товарищ! Ведите себя в соответствии!
Дембеля ржут под неодобрительными взглядами старушек. А затейник продолжает:
– …а вторую руку вы кладете…
Малиновый толстяк поспешно перебил:
– Я понял! Понял! – и целомудренно прикоснулся рукой к талии некрасивой девушки.
– Музыка! – скомандовал затейник.
Аккомпаниатор, нехотя отставив «Жигулевское», ударил по клавишам, но не угомонившийся дембель полез на эстраду:
– Да что ты, жиртрест, девчонку, как боезаряд, держишь! Дай покажу, как надо!
Девушка спряталась за спину малинового, но дембель сильной рукой советского бойца выдергивает ее оттуда. Девушка ахнула и от переизбытка чувств, а может, просто от жары обмякла в руках дембеля.
– Ты моя хорошая! – склабится он.
– Товарищ! Я вынужден принять меры! – устало сообщил дембелю затейник, вынул из кармана спортивный свисток и его трелью принялся призывать органы правопорядка.
Мимо Герды проплыла нарядная дама бальзаковского возраста, держа под ручку лысоватого мужчину в модной нейлоновой рубашке. Тот вывернул шею, заглядевшись на рыжекудрую, позолоченную солнцем Герду. – Безобразие! – воскликнула дама, разворачивая голову своего морально неустойчивого спутника. – Развели цыганщину! И куда это милиция смотрит! Скоро вообще одичаем до уровня Запада!
Герда усмехнулась, подмигнула нейлоновой рубашке, который еще раз ухитрился обернуться – полюбоваться, закурила папироску.
Прошли румяные южные девахи, окинули взглядом Герду, хихикнули с быстрым шепотком.
Подошли девушка и парень – оба в формах курсантов морского училища, с красными повязками дружинников на рукавах. Герда насторожилась, быстро затушила папиросу, сунула в сумку, но курсантка приветливо улыбнулась, присела, чтобы лучше рассмотреть феньки, посмотрела на курсанта:
– Олежка, купишь мне браслетик? А я тебя поцелую!
Курсант зарделся, кивнул, порылся в карманах, выгреб мелочь, смущенно протянул Герде:
– Столько хватит?
– Но проблем, – покладисто кивнула Герда.
– Ты молодец, – улыбнулась Герде курсантка. – А я училась-училась в кружке «Умелые руки», да без толку! Видно, я к ручному труду неспособная!
Курсант благоговейно слушал подругу и влюбленно улыбался. А она честно чмокнула своего приятеля в щеку. Очевидно, он рассчитывал на большее, так что уныло вздохнул и поплелся за ней следом.
– Влюбленный курсант… – снова раскурив папиросу, сказала сама себе Герда. – Клёво!..
А Малой со Скелетом занимались «аском», или, попросту говоря, интеллигентно попрошайничали. Добродушные, как всегда на югах, подвыпившие сограждане охотно расставались с деньгами, польстившись на артистичное кривляние Малого. А улыбчивый усатый шашлычник вручил Малому шампур с шашлыком. Тот на ходу, со Скелетом по очереди, с наслаждением откусывал сочные куски мяса.
По лестнице, ведущей с берега на набережную, поднимались Саша и Солнце. Теперь счастья на двоих у них стало столько, что необходимо было выплеснуть его на город, на людей, которым даже не мечталось быть такими счастливыми. Они шли, едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Казалось, если прижаться хотя бы ладонью, то произойдет такой силы разряд, что взрыв счастья сметет все вокруг на биллионы мегаметров томящейся по любви земли. Все казалось значительным и значимым: василек, прорвавшийся через массив ступеньки из камня-ракушняка, взлетевшая от дыхания приморского ветерка, как чудо-бабочка, чья-то капроновая лента, даже глупая песенка о любви, доносившаяся из городского сада, – все становилось нотами общей партитуры искристого восторга.
Вдруг Солнце заметил Корейца. Тот сидел на трибуне, выстроенной для зрителей состязаний по водным видам спорта, с совершенно потерянным видом и непрерывно протирал полой рубашки очки. За его спиной с вышки прыгали в море сосредоточенные спортсмены.
Саша и Солнце подошли к Корейцу, молча сели рядом. Саша безмятежно болтала ногой, рассматривая спортсменов. Она думала о том, что всем должно стать заметно: она – это не та Саша, которая была, а вместо нее теперь другая Саша – взрослая и счастливая. А Солнце сразу почувствовал, что с Корейцем что-то не так, и это погасило его звуки ликующих фанфар. Он посмотрел на судорожные движения рук Корейца и отобрал у него очки.
– Мне в Москву надо, – глухо сказал Кореец, не размениваясь на формальности приветствия, – Галина к телефону не подходит.
– Мало ли – не подходит, – неубедительно утешил Солнце.
Кореец глянул на Сашу. Солнце понял, поцеловал ее:
– Посидишь одна?
Саша весело кивнула. Солнце и Кореец отошли, остановились в тени щита, на котором расклеена пресса.
– Я маме дозвонился… Галину вызывали в КГБ. Сказали: либо она назовет тех, через кого получала вызов, либо ее посадят в психушку.
– А она? – спросил Солнце, хотя знал ответ.
Повисла тяжелая пауза. Кореец отвернулся, пряча слезы.
– Я могу тебе помочь? – спросил Солнце.
– Да хрен тут уже чем поможешь! – выругался Кореец. И этот ответ Солнце тоже знал заранее.
Солнце грустно оглянулся в сторону городского сада, откуда слышалась режущая по нервам оптимистичная советская эстрада.
– Билетов нет, – сокрушался Кореец, – даже на проходящий. Я на автовокзал пойду. До Алушты доеду. Оттуда на перекладных доберусь…
Солнце обнял Корейца, ободряюще похлопал по спине.
– Вот черт! – смаргивая слезы, попытался улыбнуться Кореец. – Иногда так хочется быть богом!.. Или хотя бы секретарем райкома партии…
Они ударили в ладони, прощаясь.
Солнце проводил глазами сутулую фигуру Корейца. Вдруг взгляд его упал на прилепленный к стенду свежий номер местной газеты.
На первой полосе газеты была статья о том, что город посетил адмирал Карелин, что подтверждала мутная фотография мужчины в адмиральской форме на борту миноносца. Солнце сорвал со стенда и смял газету, бросил ее в урну и пошел обратно к Саше.
Она ждала его с доверчивой улыбкой.
– Я не хочу возвращаться, – сказал Солнце, помолчав.
Саша обняла его, прижалась крепко. И пошли обратно, к морю, к общему одиночеству, к безлюдью.
Изгнанные из городского сада дембеля топали по набережной во всей своей дембельской красе: оформленная согласно армейским понятиям об эстетике форма, долгожданно расхлябанный вид честно отслуживших «дедов». Их вожак – косая сажень в плечах, чубчик кучерявый – заметил Герду и Хуана: тот принес Герде добытую на «аске» бутылку сладкой воды «Буратино». Длинноволосый, одетый в цветастые штаны и пончо Хуан стоял к дембелям спиной, что позволило вожаку возрадоваться и возопить:
– О! Девчонки!
И, круто развернувшись, направился по курсу. Свита с готовностью последовала за ним.
Но тут удивленный Хуан обернулся. Осознание, что он – не девчонка, привело дембелей в состояние глумливого восторга. Они заржали, сгибаясь пополам, а вожак, чуть дыша от смеха, протянул лапы: