– Все-таки какие вы у меня хорошие!
– Во-во… – проворчал папа.
– Не из-за Болгарии! – заверила Саша.
– Угу… – недоверчиво кивнул папа.
Зал кинотеатра переполнен. Саша с родителями и Вадимом пробрались на свои места. Вначале Вадим сел рядом с Сашей, но мама, покосившись на них, попросила шепотом: – Вадим, ты не против поменяться со мной местами? Мне отсюда плохо видно!
Вадим удивленно глянул на зрителей впереди: перед мамой – лысенький плюгавый дядечка, голова которого еле виднеется из-за кресла, а перед ним – дородная бабища с «халой» на полэкрана, но послушно пересел.
Саша разгадала мамин маневр: боится, а ну как вдруг Вадим сойдет с ума и станет вести себя, как другие мальчики в кино, – Саше об этом рассказывали подружки. Если честно, Саше было очень любопытно: как это они не стесняются целоваться, а может, и кое-что еще, когда в зале столько народу? Интересно было бы попробовать, но Вадим всегда вел себя прилично, даже когда родителей не было рядом, а просить не станешь ведь… Саша хихикнула, мама строго посмотрела на нее и внимательно уставилась на экран.
Перед фильмом пустили журнал «Новости дня». Бодрый диктор рассказывал, что советскаямолодежь гневно осуждает некоторых своих представителей, увлекшихся тлетворными западными влияниями. Тлетворные влияния были представлены в виде «балдеющих» на сейшенеприхиппованных юношей и девушек. Взамен советской молодежи предлагались достойные формы проведения досуга: освоение новых увлекательных специальностей, например – комбайнера, штамповщика, штукатура. Вдохновенные лица рабочих, занятых этим полезным трудом, должны были выгодно отличать их от развязных «хипарей».
– Жалко, – вздохнула мама, – я думала, «Ну, погоди!» перед сеансом покажут.
Но папа успокоил ее:
– Надо проявлять понимание, Антонина.
Вдруг рука Саши дернулась к шее. Она испуганно обернулась.
В кресле за Сашей сидел тот самый длинноволосый молодой человек. Он легонько дул Саше в шею, развевая дыханием ее светлые кудряшки.
Саша обомлела: полный кинотеатр народу, рядом – родители, Вадим, а он еще и пальцем провел по Сашиной шее, как бы нежась в шелковистости ее прядки.
– Это вы?!! – шепотом изумилась Саша.
Молодой человек улыбался нежно и как-то… «нагло», – как определила Саша.
– Вот оно и началось.
– Да что началось?! – совсем растерялась Саша.
И тут вмешалась мама:
– Кино началось!
И правда – на экране пошли первые кадры знаменитого фильма.
Саша смущенно отвернулась от молодого человека с опасным взглядом, а мама строго заметила ему:
– А вы, молодой человек, прекратите разговаривать!
А он наклонился к Сашиному уху и тихо запел «Дом восходящего солнца»:
–»Мама, скажи своим детям, чтобы они не были такими, как я, иначе они проведут всю жизнь в доме восходящего солнца!»…
Саша замерла с восторженным страхом и любопытством, но в этот момент возле дверей возникли шорох и суета.
Саша повернулась туда: двери в зал распахнулись и, несмотря на сопротивление билетерши, в зал втиснулась длинноволосая компания.
– Куда! Безбилетники! – возмущалась строгая тетенька.
Но группа молодых людей уже растворилась в темноте.
– А ну, выходите! Кому сказано! – не унималась билетерша.
Счастливые обладатели билетов выкрикивали из зала:
– Не мешайте! Тише! Дайте кино посмотреть!
Скандал утих, Саша снова оборачивается, но… молодого человека за ней уже нет.
Саша погрустнела, съехала на кресле пониже, подперла голову ладошкой.
И не такое уж интересное это кино…
Напевая песню из фильма, народ потоком выливался из кинотеатра на прохладную вечернюю улицу. Вышла и Саша с родителями.
– Какие чувства! И ведь все без рук! – восторгался папа.
А мама взволнованно обмахивалась веером с надписью «Привет из Крыма!»:
– На мой взгляд, слишком много жестокостей. Все-таки «Зита и Гита» помягче.
Вадим выбрал момент для разговора с Сашиным папой:
– Владлен Николаевич, мне предлагают общественную нагрузку в райкоме комсомола взять. Я посоветоваться хотел – вы как думаете?
– А что тут думать! – хохотнул папа. – Дают – бери! Ты по комсомольской линии, знаешь, как пойдешь: мы тебя не догоним! Я могу поговорить с людьми в райкоме.
Саша, глядя на мужчин, тоскливо вздохнула: скучно.
– А я мороженого хочу… – попробовала она покапризничать.
Мама вынула из сумочки рубль:
– Пойди купи всем.
Саша хмыкнула, направилась к тележке мороженщицы.
А Вадим, кажется, и не заметил, что она ушла, продолжал «мужскую» беседу:
– Да, но, Владлен Николаевич, это может помешать аспирантуре. Понимаете, если добросовестно заниматься и тем и другим…
– Да что твоя аспирантура против райкома! – махнул рукой Сашин папа.
Саша стояла в очереди. К ней подскочила невесть откуда взявшаяся Герда.
– Ой, некурящая! Привет!
Не дожидаясь ответа, Герда схватила Сашину руку и высыпала ей в ладонь мелочь.
– На все возьми. – Герда затянулась сигаретой, и Саша на всякий случай глянула: не смотрит ли в их сторону мама – нравоучительных бесед потом не оберешься! Но мама, к счастью, что-то внушала Вадиму. Наверное, снова сказал «очень прекрасно» или «имеет место быть».
– Ты тоже была в кино? – поинтересовалась Саша.
– Не я, а мы, – гордо сообщила Герда. – Слышала, как билетерша на нас орала?
– А… вы – это кто? – не поняла Саша.
– Мы – это «система»! – торжественно объявила Герда.
– Какая система? – удивилась Саша.
– Хиппи! – гордо заявила новая Сашина знакомая. Она показала Саше на стоящую поодаль компанию длинноволосых, причудливо одетых молодых людей, которых опасливо обтекала толпа.
– Краснодарская система за винилом приехала.
Саша кивнула, сделав вид, будто поняла все, что сказала Герда, и вдруг изумленно ахнула: площадь перед кинотеатром пересекал тот самый загадочный молодой человек. Он на ходу кивнул «системе», а заметив Сашу, помахал ей рукой и улыбнулся особо.
– Ты что, Солнце знаешь?! – удивилась Герда.
– Солнце?! – «Ага, видимо, его так зовут. „Солнце»… Да, собственно, никак иначе его звать и невозможно. Именно Солнце…» – Н-ну… немного, – промямлила Саша. – А он тоже из вашей «системы»?
– Солнце – сам система, – мечтательно призналась Герда, провожая того нежным взглядом.
На площадь пришли еще двое длинноволосых парней и, поздоровавшись с краснодарскими собратьями, направились к Герде. Герда кивнула Саше:
– Во-во… – проворчал папа.
– Не из-за Болгарии! – заверила Саша.
– Угу… – недоверчиво кивнул папа.
Зал кинотеатра переполнен. Саша с родителями и Вадимом пробрались на свои места. Вначале Вадим сел рядом с Сашей, но мама, покосившись на них, попросила шепотом: – Вадим, ты не против поменяться со мной местами? Мне отсюда плохо видно!
Вадим удивленно глянул на зрителей впереди: перед мамой – лысенький плюгавый дядечка, голова которого еле виднеется из-за кресла, а перед ним – дородная бабища с «халой» на полэкрана, но послушно пересел.
Саша разгадала мамин маневр: боится, а ну как вдруг Вадим сойдет с ума и станет вести себя, как другие мальчики в кино, – Саше об этом рассказывали подружки. Если честно, Саше было очень любопытно: как это они не стесняются целоваться, а может, и кое-что еще, когда в зале столько народу? Интересно было бы попробовать, но Вадим всегда вел себя прилично, даже когда родителей не было рядом, а просить не станешь ведь… Саша хихикнула, мама строго посмотрела на нее и внимательно уставилась на экран.
Перед фильмом пустили журнал «Новости дня». Бодрый диктор рассказывал, что советскаямолодежь гневно осуждает некоторых своих представителей, увлекшихся тлетворными западными влияниями. Тлетворные влияния были представлены в виде «балдеющих» на сейшенеприхиппованных юношей и девушек. Взамен советской молодежи предлагались достойные формы проведения досуга: освоение новых увлекательных специальностей, например – комбайнера, штамповщика, штукатура. Вдохновенные лица рабочих, занятых этим полезным трудом, должны были выгодно отличать их от развязных «хипарей».
– Жалко, – вздохнула мама, – я думала, «Ну, погоди!» перед сеансом покажут.
Но папа успокоил ее:
– Надо проявлять понимание, Антонина.
Вдруг рука Саши дернулась к шее. Она испуганно обернулась.
В кресле за Сашей сидел тот самый длинноволосый молодой человек. Он легонько дул Саше в шею, развевая дыханием ее светлые кудряшки.
Саша обомлела: полный кинотеатр народу, рядом – родители, Вадим, а он еще и пальцем провел по Сашиной шее, как бы нежась в шелковистости ее прядки.
– Это вы?!! – шепотом изумилась Саша.
Молодой человек улыбался нежно и как-то… «нагло», – как определила Саша.
– Вот оно и началось.
– Да что началось?! – совсем растерялась Саша.
И тут вмешалась мама:
– Кино началось!
И правда – на экране пошли первые кадры знаменитого фильма.
Саша смущенно отвернулась от молодого человека с опасным взглядом, а мама строго заметила ему:
– А вы, молодой человек, прекратите разговаривать!
А он наклонился к Сашиному уху и тихо запел «Дом восходящего солнца»:
–»Мама, скажи своим детям, чтобы они не были такими, как я, иначе они проведут всю жизнь в доме восходящего солнца!»…
Саша замерла с восторженным страхом и любопытством, но в этот момент возле дверей возникли шорох и суета.
Саша повернулась туда: двери в зал распахнулись и, несмотря на сопротивление билетерши, в зал втиснулась длинноволосая компания.
– Куда! Безбилетники! – возмущалась строгая тетенька.
Но группа молодых людей уже растворилась в темноте.
– А ну, выходите! Кому сказано! – не унималась билетерша.
Счастливые обладатели билетов выкрикивали из зала:
– Не мешайте! Тише! Дайте кино посмотреть!
Скандал утих, Саша снова оборачивается, но… молодого человека за ней уже нет.
Саша погрустнела, съехала на кресле пониже, подперла голову ладошкой.
И не такое уж интересное это кино…
Напевая песню из фильма, народ потоком выливался из кинотеатра на прохладную вечернюю улицу. Вышла и Саша с родителями.
– Какие чувства! И ведь все без рук! – восторгался папа.
А мама взволнованно обмахивалась веером с надписью «Привет из Крыма!»:
– На мой взгляд, слишком много жестокостей. Все-таки «Зита и Гита» помягче.
Вадим выбрал момент для разговора с Сашиным папой:
– Владлен Николаевич, мне предлагают общественную нагрузку в райкоме комсомола взять. Я посоветоваться хотел – вы как думаете?
– А что тут думать! – хохотнул папа. – Дают – бери! Ты по комсомольской линии, знаешь, как пойдешь: мы тебя не догоним! Я могу поговорить с людьми в райкоме.
Саша, глядя на мужчин, тоскливо вздохнула: скучно.
– А я мороженого хочу… – попробовала она покапризничать.
Мама вынула из сумочки рубль:
– Пойди купи всем.
Саша хмыкнула, направилась к тележке мороженщицы.
А Вадим, кажется, и не заметил, что она ушла, продолжал «мужскую» беседу:
– Да, но, Владлен Николаевич, это может помешать аспирантуре. Понимаете, если добросовестно заниматься и тем и другим…
– Да что твоя аспирантура против райкома! – махнул рукой Сашин папа.
Саша стояла в очереди. К ней подскочила невесть откуда взявшаяся Герда.
– Ой, некурящая! Привет!
Не дожидаясь ответа, Герда схватила Сашину руку и высыпала ей в ладонь мелочь.
– На все возьми. – Герда затянулась сигаретой, и Саша на всякий случай глянула: не смотрит ли в их сторону мама – нравоучительных бесед потом не оберешься! Но мама, к счастью, что-то внушала Вадиму. Наверное, снова сказал «очень прекрасно» или «имеет место быть».
– Ты тоже была в кино? – поинтересовалась Саша.
– Не я, а мы, – гордо сообщила Герда. – Слышала, как билетерша на нас орала?
– А… вы – это кто? – не поняла Саша.
– Мы – это «система»! – торжественно объявила Герда.
– Какая система? – удивилась Саша.
– Хиппи! – гордо заявила новая Сашина знакомая. Она показала Саше на стоящую поодаль компанию длинноволосых, причудливо одетых молодых людей, которых опасливо обтекала толпа.
– Краснодарская система за винилом приехала.
Саша кивнула, сделав вид, будто поняла все, что сказала Герда, и вдруг изумленно ахнула: площадь перед кинотеатром пересекал тот самый загадочный молодой человек. Он на ходу кивнул «системе», а заметив Сашу, помахал ей рукой и улыбнулся особо.
– Ты что, Солнце знаешь?! – удивилась Герда.
– Солнце?! – «Ага, видимо, его так зовут. „Солнце»… Да, собственно, никак иначе его звать и невозможно. Именно Солнце…» – Н-ну… немного, – промямлила Саша. – А он тоже из вашей «системы»?
– Солнце – сам система, – мечтательно призналась Герда, провожая того нежным взглядом.
На площадь пришли еще двое длинноволосых парней и, поздоровавшись с краснодарскими собратьями, направились к Герде. Герда кивнула Саше:
– Сейчас я тебя познакомлю.
Из колоритной парочки юношей в экзотических одеяниях один – маленький и коренастый – постоянно пребывал в движении, а второй – высокий и тощий – двигался медленно, как бы нехотя, с постоянной печатью абсолютной флегматичности на лице.
– Это – Саша. Она знает Солнце, – отрекомендовала друзьям Сашу Герда.
– Скелет. Виталий, – с церемонным полупоклоном представился флегматик.
– Очень приятно. Саша.
А вертлявый тут же принялся энергично трясти Сашину кисть.
– Павел Владимирович Кочетков. Для друзей и заинтересованных лиц – просто Малой! – быстро покончил он с формальностями и затараторил:
– Герда, прикинь сейчас – я Хуану говорю: «Максимум по две штучки!» А он покивал и, хоп, и всю пачку сожрал! А там десять штук. А штука по «ванку». «Караул! – говорю. – Объел систему!»А он встал, как светофор, и давай ногой загребать. Я говорю: «Хуан, ты не кайфуешь, ты прешься!» А он упал и затих. Ну, я давай его водой поливать из чайника, Скелет – за телефон. Короче, еле до Склифа дотянули, а там его сразу на клизму. «А, – говорят, – старый знакомый». Яговорю: «Хуан, ты от жадности своей подохнешь. Нам теперь кушать нечего».
– Так главное, и мне клизму впарили, – невозмутимо дополнил рассказ Скелет.
– Зачем? – засмеялась Герда.
– Ну, я отвлекся, а медсестра и не разобрала, кто пациент!
– Ты хотя бы не зря отвлекся? – снисходительно поинтересовалась Герда.
Малой подмигнул и показал ей несколько пластинок с таблетками:
– Склифу – мелочь, системе – польза!
Не переводя дыхания, Малой обернулся к Саше, слушавшей его с расширенными от ужаса глазами, и вдруг деловито заявил:
– Все-таки, подруга, тебе очень повезло!
– Почему? – изумилась Саша.
– А у меня еще один тикет на «Приобретение» остался! По ванку – меньше никак! И не проси, от себя отрываю!
– Чего? – Саша даже лоб наморщила, силясь понять, о чем идет речь.
Герда любезно выступила переводчиком:
– Малой говорит, что он может тебе продать билет на концерт вокально-инструментальной рок-группы «Удачное приобретение». Стоит ван рубль. Один то есть.
Малой для ясности поднял вверх указательный палец и настойчиво поинтересовался:
– У тебя ванок есть?
– Рубль в смысле? Есть.
Саша честно разжала ладонь с рублем.
Малой взял рубль, сунул Саше половинку открытки «С праздником весны и труда» с чернильной печатью, изображающей пацифику.
– Эх, повезло тебе! Сам бы шел, да мани надо! Завтра. Станция «Балабаново». Три часа.
Подошла Сашина очередь.
Совершенно ошалев от потока впечатлений и информации, она протянула продавщице мороженого Гердину мелочь. Мороженщица выдала три оплывших вафельных стаканчика с пломбиром.
– Не-не-не! – неожиданно проявила практическую жилку Герда. – Нам – покрепче.
Мороженщица уничтожающе глянула на Герду, но достала из ящика другие порции.
Герда, Малой и Скелет взяли по стаканчику, а Саша разглядывала «билет».
– А ты-то мороженое брать будешь? – дернула Сашу Герда.
Саша растерялась, покачала головой:
– Нет, я не буду.
– Чудная ты какая-то, – хмыкнула Герда.
Дружная троица удалилась, оставив Сашу в одиночестве.
Саша спохватилась, крикнула вдогонку:
– А Солнце там будет, на концерте-то?
– Про Солнце никто ничего не знает наверняка, – загадочно улыбнулась Герда.
Саша вернулась к родителям.
– А где же мороженое? – удивилась мама.
– Я деньги потеряла… – с легким сердцем соврала Саша.
– Вот тоже мне растяпа! – покачала головой мама, а папа поторопил:
– Ладно, пойдемте. Дома торт есть. Тем более, мне из главка звонить должны.
Вадим настороженно глянул на новых Сашиных знакомых:
– А кто это такие? С кем ты разговаривала?
– Это?.. – Саша задумалась: как бы Вадиму объяснить, если и самой не очень понятно, а потом решила сказать, как есть. – Это – система.
– Это – не система, – фыркнул Вадим, открывая перед Сашей дверь автомобиля. – Это – хаос!
Саша весело пожала плечами и украдкой сунула билет в карман.
Захлопнулись дверцы машины, из трубы вырвалось облачко выхлопного газа.
Уезжая, Саша еще раз увидела своих новых знакомых, а с ними – Солнце!
Саша тут же взобралась с коленками на заднее сиденье и, к испугу мамы и к неудовольствию Вадима, со счастливой улыбкой замахала в заднее окно.
А потом дома, когда уже поужинали и проводили Вадима, Саша устроилась за своим письменным столом. На проигрывателе крутилась пластинка. Группа «Тhe Animals» пела «Дом восходящего солнца». Саша достала свою тетрадку-дневник, рядом поставила тарелку с надкусанным уже куском торта и принялась строчить, черкать, снова писать, перевернула страничку, задумалась: впервые ей не хватало слов для описания того, что чувствовала. Саша взяла мармеладину с торта, отправила в рот, а потом старательно нарисовала на всю страницу сердце, пронзенное стрелой. Затушевав сердце красным карандашом, Саша полюбовалась им и написала поверх сердца «LOVE». Потом откусила еще кусочек торта и, подумав, над сердцем пририсовала солнышко. Пластинка закончилась.
Утром Саша еще нежилась в кровати. Она любила такую игру: протянуть руки к окну и как будто брать ими с неба солнце. Сегодня эта игра наполнилась особым смыслом. Вошла мама:
– Проснулась, доча? Доброе утро.
– Доброе-предоброе!
Мама улыбнулась, чмокнула Сашу:
– Собирайся, Сашечка, мы едем на дачу.
Саша тут же энергично замотала головой, лихорадочно придумывая уважительную причину:
– Нет-нет-нет! Я устала, у меня голова болит, я должна к Кате Лицман зайти, мне надо книжки в библиотеку сдать…
– Ну, ладно-ладно, – посочувствовала мама. – Я понимаю, что тебе на даче скучно. Но там же свежий воздух!
– Я буду дышать свежим воздухом! Честное слово! – Саша даже пионерский салют изобразила для убедительности. Мама вздохнула:
– Разве в городе воздух? Ну, ладно. Пойду, тебе бутербродиков нарежу с сервелатиком.
– Ма-ам, ну я же сама могу! – не особенно настойчиво сопротивлялась Саша.
– Ага, знаю я, как ты сама!
– Ну, ма-а-ам! – И маме, и Саше нравилась эта игра: в Сашу – маленькую неумеху. Хотя ни одна из них не призналась бы в том, что это – всего лишь игра, и обе втайне боялись момента, когда придется с любимой игрой расставаться.
Родители уехали. Саша в одних трусиках побродила по пустой квартире, жуя бутерброд, запивая его молоком. Потом залезла в шкаф, где хранились особые, праздничные припасы, и, мгновение помучавшись угрызениями совести, выудила оттуда нарядную импортную шоколадку, с вкусным хрустом распечатала ее. Вдруг Саша заметила на тумбочке билет. То есть не билет, конечно, а дурацкую половинку открытки.
Как она могла забыть?!
И вот уже гремит в квартире музыка. На проигрывателе – энергично-позитивные напевы популярных исполнителей эстрады братских социалистических стран.
Саша поставила на трюмо раскрытый журнал «Америка». На развороте – фотография американских хиппи.
Поглядывая на картинку и пританцовывая, Саша готовилась к походу на концерт.
Она выхватила из маминой шкатулки бусы, надела их во много рядов – не то!
Надела мамину же длинную ситцевую юбку со своей джинсовой курточкой. Не то!
Пригладила водой волосы на прямой пробор, перевязала лоб ленточкой. Не то!
С досадой показала сама себе в зеркале язык.
Наконец, глянув на часы, Саша сердито натянула свои привычные юбочку-кофточку и убежала, хлопнув дверью.
Но нет. Еще не все. Дверь снова открылась. Саша влетела в квартиру, схватила забытый на тумбочке билет-открытку и выключила музыку.
Уже в прихожей улыбнулась сама себе в зеркале и три раза сплюнула через левое плечо.
А у магазина «Березка» – традиционная толкучка. Народ фланирует по пятачку перед вожделенным магазином для иностранцев, работающих в Москве, и примкнувших к ним валютнооплачиваемых счастливцев. Ходят с невозмутимым видом – вначале и не поймешь, зачем. Только гул голосов, если прислушаться, выдает намерения присутствующих. Продавцы бубнят ассортимент, покупатели интересуются ценой и вежливо возмущаются дороговизной. Здесь и вездесущий Малой со Скелетом. Малой вполголоса отчаянно торгуется с дородной матроной в джинсовом брючном костюме, чуть не лопающемся на ее вскормленных спецпайком телесах.
Скелет флегматично стоит среди толкущейся и торгующей толпы, время от времени поглядывая на Малого. Тот на толкучке – как рыба в воде, а Скелету явно неуютно – он бы пошел в парк на скамеечку, подумал о жизни. Больше всего Скелет любил то трудноуловимое состояние, когда вот-вот заснешь – приятный гул в голове, ласковый водоворот мыслей… На скамеечку! Определенно на скамеечку – решил отпроситься у Малого Скелет, но тут к нему подошли двое парней с простоватыми лицами. «Приезжие, – подумал Скелет, – щас бы быстренько товар впарить, тогда Малой точно отпустит».
– Что сдаешь? – заговорщицки спросил первый парень.
– Джинсы, – попытался изобразить доброжелательность на своем лице Скелет. Малой говорил Скелету, что на Западе все продавцы доброжелательные. Поскольку Малой западнее Ленинграда не бывал, было неясно, стоило ли ему верить, но на всякий случай Скелет слушался. Малой был строгий.
Второй парень заинтересовался и уточнил:
– Страус?
Скелет гордо кивнул:
– Страус.
– Сколько? – спросил парень.
Скелет еще раз покосился на Малого и выдохнул:
– Сто двадцать.
– Дай заценить, – застенчиво улыбнулся второй парень.
Скелет жестом показал: «давай за мной». Он с парнями выбрался из толпы, прошел мимо Малого, кивнул на парней. Малой взглядом показална припаркованную у тротуара «шестерку» «Жигули» цвета «дипломат». Такая вот была у них сложная товарно-денежная система.
Парни пошли следом за Скелетом к машине, но тот жестом велел им подождать на тротуаре.
Скелет открыл дверцу. Грустный мужчина, похожий на младшего научного сотрудника на пенсии, оторвался от чтения романа братьев Стругацких. Скелет шепнул ему на ухо. Мужчина наклонился, выудил из-под сиденья пакет с надписью «Marlboro» и вручил Скелету.
Скелет и парни вошли в подъезд ближайшего жилого дома. Устроившись на подоконнике между этажами, парни рассматривали джинсы, слегка вытащив их из пакета: пакет Скелет не выпускал из рук. Парни придирчиво рассматривали «лейбак»:
– А чё говорят «страус», а тут кони? – недоумевал один из парней.
– Американцы! У них вообще все на обмане построено! – сказал Скелет: он слышал, что так говорил покупателям Малой.
Второй покупатель кивнул и сосредоточенно помял ткань:
– Слышь, говорят: если джинса реальная, семь полосок, вот рубчиков этих должно быть в одном сантиметре, – проявил он осведомленность.
Парень вопросительно глянул на Скелета.
– Где я вам сантиметр возьму? Не в канцтовары пришли, – насупился тот.
– А вот спичечный коробок, например, пять сантиметров длиной. Это все знают. Так можно семь на пять умножить и посчитать, – стал фантазировать второй.
Скелет заскучал:
– Ну чё делаем? Меряем или разговоры разговариваем? – поставил он вопрос ребром.
– Меряем-меряем, – заволновался покупатель. Он проворно расстегнул брюки, по всему видать, рожденные фабрикой «Большевичка», явив миру сатиновые трусы в игривый, но застиранный цветочек.
Скелет наконец выпустил пакет с джинсами из рук. Парень расправил джинсы для примерки. В это время внизу хлопнула входная дверь. Первый парень приложил палец к губам: мол, тихо. Снизу донесся сварливый женский голос:
– Сюда они зашли! Точно! Я видела! Никакого житья от этих фарцовщиков нет! Все подъезды загадили!
Ей ответил низкий мужской голос:
– Ничего, мы им охоту отобьем!
Скелет бросил испуганный взгляд на лестничный пролет. Мелькнуло плечо с красной повязкой на рукаве: дружинники.
Скелет растерянно обернулся к парням. А те уже на цыпочках поднимались вверх по лестнице.
Скелет бросился за ними, требуя шепотом:
– Эй, джинсы, джинсы давай!
Парень сунул ему пакет, и они побежали вверх по лестнице, Скелет – следом. Он споткнулся, отстал, но, увидев макушку дружинника, припустил по ступенькам на четвереньках.
Запыхавшись, Скелет выбрался на крышу, огляделся по сторонам – парней уже след простыл. Скелет пошел по крыше к слуховому окну следующего подъезда, на ходу пряча пакет за пазуху, бросил взгляд вниз и заметил, как мужчина с красной повязкой и женщина в домашних тапочках быстро удалялись от подъезда. Скелет облегченно вздохнул.
Малой заметил пробирающегося сквозь толпу Скелета, отвлекся от своего покупателя – нагловатого парня в кожаной кепке – и расхлябанной походочкой «подвалил» к товарищу.
– Сдал?
Скелет отрицательно помотал головой:
– Дружинники, еле ушел.
Малой удивленно поднял брови:
– Дружинники? Сейчас? Говорили, после пяти они только придут…
Малой нахмурился:
– А ну-ка дай.
Скелет достал из-за пазухи пакет. Малой раскрыл его и вынул… нет, не джинсы, а какое-то рванье.
Скелет растерянно хлопал глазами:
– Что это?
Малой посмотрел на Скелета, как классная руководительница на прогульщика:
– Кукольники, что!.. – Не удержавшись, коротышка Малой подтянулся и выдал оглобле Скелету подзатыльник. – Я тебя сколько раз учил: из рук не выпускай, глаз не своди!
– Я не сводил, не выпускал! – виновато бормотал Скелет.
Малой сунул пакет «Marlboro» в стоящую рядом мусорную урну, пробурчал сердито:
– Не сводил он! Ничего, ничего поручить нельзя!
Малой достал из кармана сложенную пополам ученическую тетрадку в зеленой обложке, ручкуи принялся что-то подсчитывать, не переставая ворчать:
– Вот убьют меня, что делать будете? Система с голоду помрет.
– Кто тебя убьет? – удивился Скелет.
– А я знаю – кто? Блин, одни убытки! – Малой закрыл тетрадку.
Скелет попытался загладить вину:
– Я видел, куда эти, типа дружинники, сплюнули! Давай догоним.
Малой презрительно фыркнул:
– Иди-иди догоняй. Раздогонялся!
Скелет чуть не плакал:
– Малой, я верну. Честное слово, верну. Декабрист говорит, на второй базе картошка россыпью по двадцатке за вагон. Шесть вагонов – и верну. Через неделю.
Малой:
– Да пошел ты со своей картошкой. Хребет еще надорвешь, а я потом апельсины в больницу носи!
Скелет, опустив плечи, шел за Малым на полшага позади.
– Почем, ты сказал, картошка? По двадцатке? – неожиданно остановился, озарившись идеей, Малой. – Пэтэушников можно чуваков пять по пятнахе нанять?.. Хотя можно и по чирику – куда им столько бабок, их в бурсе кормят!.. Ну, гдеты там плетешься? Догоняй.
И Скелет облегченно выдохнул: гроза миновала.
Саша вышла из поезда на маленькой станции и вдруг увидела, что из всех дверей электрички появлялись хиппообразные молодые люди, приветствующие друг друга двумя растопыренными пальцами. С двух сторон платформы, поглядывая на хиппи, лениво прохаживались несколько милиционеров. Саша поспешила за длинноволосым народом, пристроилась в хвост компании. Идущий перед ней молодой человек, с очень длинными волосами, в пончо обернулся, приветливо улыбнулся Саше, показал пальцами знак «V». Саша секунду поколебалась, а потом тоже смело вскинула два пальца.
«Система» миновала металлические конструкции высоковольтных линий, полосующих небосвод, и приблизилась к приземистому зданию, покосившийся греческий портик которого выдавал его культурно-просветительское прошлое.
Возле здания суетились какие-то люди.
– Йес! Там наши! Уже начинают! – крикнул хиппи по прозвищу Декабрист.
И группа, поддавшись единому порыву, побежала. Не отставала и Саша.
Она заметила в толпе Герду, догнала ее:
– Привет!
– А, некурящая! Пришла-таки! – Герда усмехнулась и шикарным жестом сбросила пепел сигареты.
Сегодня Герда была в многослойной цыганской юбке. Медные кудри перевязаны поперек лба цветастой косынкой, связанной жгутом. На ногах – сандалии из разноцветных веревок. Саша залюбовалась и восхитилась: это же она так и по городу ходит, и все смотрят…
Спутником Герды был странный юноша с туманными глазами. Похож не то на цыгана, не то на индейца из фильмов с артистом Гойко Митичем – непонятно. Он посасывал длинный мундштук расписной, необычной формы трубки.
– Знакомься, кстати, Хуан, – небрежно бросила Герда, а Саша тут же вспомнила вчерашний рассказ Малого и некстати хихикнула.
– А что делать?.. – туманно хмыкнула Герда.
Хуан смотрел куда-то вверх и в разговоре участия не принимал.
Из двери клуба выглянул строгий дяденька с глубокими залысинами и пустым рукавом потертого пиджака, засунутым в карман, – начальник клуба. Он опасливо поглядывал на подозрительную молодежь.
На сцене клуба, за вполне традиционной трибуной, обтянутой красным кумачом, выступал лектор. За ним расположилась громоздкая музыкальная аппаратура. Лектор в очередной раз прокашлялся, вытер несвежим платком лысеющую макушку и продолжил: – …представители капиталистических стран поставили очень жесткие условия: СССР долженпризнать царские долги, причем немалые – восемнадцать с половиной миллиардов золотых рублей…
В зале – ожидание, гул, шепотки. Кроме хиппи здесь сидят несколько политически активных старушек. Одна из них старательно конспектирует лекцию.
– …и вернуть иностранным владельцам их заводы, национализированные после революции. Речь шла о восстановлении капиталистических порядков в СССР. Это был ультиматизм и шантаж, иначе никакой помощи голодной России… – лектор рассказывал с чувством, как о личной драме.
По проходу осторожно пробирались Герда, Хуан, Декабрист и Саша.
– А где концерт-то? – осведомилась Саша у Герды.
– Товарищи, вы мне мешаете, сядьте на свободные места, – строго глянул на молодежь лектор.
– Извините, мы больше не будем, – по-школьному пообещала Саша.
Они нашли свободные места, расселись.
Лектор бросил взгляд на часы и продолжил:
– Но Чичерин, возглавлявший советскую делегацию, отказался разговаривать об отмене и выдвинул встречные претензии – возместить ущерб, нанесенный интервентами, который исчислялся суммой в тридцать девять миллиардов золотых рублей.
– Жалко, Малого нет. Он про золото любит, – шепотом заметила Герда.
– Таким образом дипломатическая блокада была прорвана! Ну вот, пожалуй, и все. В следующий раз, товарищи, я расскажу вам, как складывалась жизнь нашей страны в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, когда произошли поистине трагические события. – Лектор собрал свои конспекты и удалился под жидкие аплодисменты. Хиппи оживились.
Из колоритной парочки юношей в экзотических одеяниях один – маленький и коренастый – постоянно пребывал в движении, а второй – высокий и тощий – двигался медленно, как бы нехотя, с постоянной печатью абсолютной флегматичности на лице.
– Это – Саша. Она знает Солнце, – отрекомендовала друзьям Сашу Герда.
– Скелет. Виталий, – с церемонным полупоклоном представился флегматик.
– Очень приятно. Саша.
А вертлявый тут же принялся энергично трясти Сашину кисть.
– Павел Владимирович Кочетков. Для друзей и заинтересованных лиц – просто Малой! – быстро покончил он с формальностями и затараторил:
– Герда, прикинь сейчас – я Хуану говорю: «Максимум по две штучки!» А он покивал и, хоп, и всю пачку сожрал! А там десять штук. А штука по «ванку». «Караул! – говорю. – Объел систему!»А он встал, как светофор, и давай ногой загребать. Я говорю: «Хуан, ты не кайфуешь, ты прешься!» А он упал и затих. Ну, я давай его водой поливать из чайника, Скелет – за телефон. Короче, еле до Склифа дотянули, а там его сразу на клизму. «А, – говорят, – старый знакомый». Яговорю: «Хуан, ты от жадности своей подохнешь. Нам теперь кушать нечего».
– Так главное, и мне клизму впарили, – невозмутимо дополнил рассказ Скелет.
– Зачем? – засмеялась Герда.
– Ну, я отвлекся, а медсестра и не разобрала, кто пациент!
– Ты хотя бы не зря отвлекся? – снисходительно поинтересовалась Герда.
Малой подмигнул и показал ей несколько пластинок с таблетками:
– Склифу – мелочь, системе – польза!
Не переводя дыхания, Малой обернулся к Саше, слушавшей его с расширенными от ужаса глазами, и вдруг деловито заявил:
– Все-таки, подруга, тебе очень повезло!
– Почему? – изумилась Саша.
– А у меня еще один тикет на «Приобретение» остался! По ванку – меньше никак! И не проси, от себя отрываю!
– Чего? – Саша даже лоб наморщила, силясь понять, о чем идет речь.
Герда любезно выступила переводчиком:
– Малой говорит, что он может тебе продать билет на концерт вокально-инструментальной рок-группы «Удачное приобретение». Стоит ван рубль. Один то есть.
Малой для ясности поднял вверх указательный палец и настойчиво поинтересовался:
– У тебя ванок есть?
– Рубль в смысле? Есть.
Саша честно разжала ладонь с рублем.
Малой взял рубль, сунул Саше половинку открытки «С праздником весны и труда» с чернильной печатью, изображающей пацифику.
– Эх, повезло тебе! Сам бы шел, да мани надо! Завтра. Станция «Балабаново». Три часа.
Подошла Сашина очередь.
Совершенно ошалев от потока впечатлений и информации, она протянула продавщице мороженого Гердину мелочь. Мороженщица выдала три оплывших вафельных стаканчика с пломбиром.
– Не-не-не! – неожиданно проявила практическую жилку Герда. – Нам – покрепче.
Мороженщица уничтожающе глянула на Герду, но достала из ящика другие порции.
Герда, Малой и Скелет взяли по стаканчику, а Саша разглядывала «билет».
– А ты-то мороженое брать будешь? – дернула Сашу Герда.
Саша растерялась, покачала головой:
– Нет, я не буду.
– Чудная ты какая-то, – хмыкнула Герда.
Дружная троица удалилась, оставив Сашу в одиночестве.
Саша спохватилась, крикнула вдогонку:
– А Солнце там будет, на концерте-то?
– Про Солнце никто ничего не знает наверняка, – загадочно улыбнулась Герда.
Саша вернулась к родителям.
– А где же мороженое? – удивилась мама.
– Я деньги потеряла… – с легким сердцем соврала Саша.
– Вот тоже мне растяпа! – покачала головой мама, а папа поторопил:
– Ладно, пойдемте. Дома торт есть. Тем более, мне из главка звонить должны.
Вадим настороженно глянул на новых Сашиных знакомых:
– А кто это такие? С кем ты разговаривала?
– Это?.. – Саша задумалась: как бы Вадиму объяснить, если и самой не очень понятно, а потом решила сказать, как есть. – Это – система.
– Это – не система, – фыркнул Вадим, открывая перед Сашей дверь автомобиля. – Это – хаос!
Саша весело пожала плечами и украдкой сунула билет в карман.
Захлопнулись дверцы машины, из трубы вырвалось облачко выхлопного газа.
Уезжая, Саша еще раз увидела своих новых знакомых, а с ними – Солнце!
Саша тут же взобралась с коленками на заднее сиденье и, к испугу мамы и к неудовольствию Вадима, со счастливой улыбкой замахала в заднее окно.
А потом дома, когда уже поужинали и проводили Вадима, Саша устроилась за своим письменным столом. На проигрывателе крутилась пластинка. Группа «Тhe Animals» пела «Дом восходящего солнца». Саша достала свою тетрадку-дневник, рядом поставила тарелку с надкусанным уже куском торта и принялась строчить, черкать, снова писать, перевернула страничку, задумалась: впервые ей не хватало слов для описания того, что чувствовала. Саша взяла мармеладину с торта, отправила в рот, а потом старательно нарисовала на всю страницу сердце, пронзенное стрелой. Затушевав сердце красным карандашом, Саша полюбовалась им и написала поверх сердца «LOVE». Потом откусила еще кусочек торта и, подумав, над сердцем пририсовала солнышко. Пластинка закончилась.
Утром Саша еще нежилась в кровати. Она любила такую игру: протянуть руки к окну и как будто брать ими с неба солнце. Сегодня эта игра наполнилась особым смыслом. Вошла мама:
– Проснулась, доча? Доброе утро.
– Доброе-предоброе!
Мама улыбнулась, чмокнула Сашу:
– Собирайся, Сашечка, мы едем на дачу.
Саша тут же энергично замотала головой, лихорадочно придумывая уважительную причину:
– Нет-нет-нет! Я устала, у меня голова болит, я должна к Кате Лицман зайти, мне надо книжки в библиотеку сдать…
– Ну, ладно-ладно, – посочувствовала мама. – Я понимаю, что тебе на даче скучно. Но там же свежий воздух!
– Я буду дышать свежим воздухом! Честное слово! – Саша даже пионерский салют изобразила для убедительности. Мама вздохнула:
– Разве в городе воздух? Ну, ладно. Пойду, тебе бутербродиков нарежу с сервелатиком.
– Ма-ам, ну я же сама могу! – не особенно настойчиво сопротивлялась Саша.
– Ага, знаю я, как ты сама!
– Ну, ма-а-ам! – И маме, и Саше нравилась эта игра: в Сашу – маленькую неумеху. Хотя ни одна из них не призналась бы в том, что это – всего лишь игра, и обе втайне боялись момента, когда придется с любимой игрой расставаться.
Родители уехали. Саша в одних трусиках побродила по пустой квартире, жуя бутерброд, запивая его молоком. Потом залезла в шкаф, где хранились особые, праздничные припасы, и, мгновение помучавшись угрызениями совести, выудила оттуда нарядную импортную шоколадку, с вкусным хрустом распечатала ее. Вдруг Саша заметила на тумбочке билет. То есть не билет, конечно, а дурацкую половинку открытки.
Как она могла забыть?!
И вот уже гремит в квартире музыка. На проигрывателе – энергично-позитивные напевы популярных исполнителей эстрады братских социалистических стран.
Саша поставила на трюмо раскрытый журнал «Америка». На развороте – фотография американских хиппи.
Поглядывая на картинку и пританцовывая, Саша готовилась к походу на концерт.
Она выхватила из маминой шкатулки бусы, надела их во много рядов – не то!
Надела мамину же длинную ситцевую юбку со своей джинсовой курточкой. Не то!
Пригладила водой волосы на прямой пробор, перевязала лоб ленточкой. Не то!
С досадой показала сама себе в зеркале язык.
Наконец, глянув на часы, Саша сердито натянула свои привычные юбочку-кофточку и убежала, хлопнув дверью.
Но нет. Еще не все. Дверь снова открылась. Саша влетела в квартиру, схватила забытый на тумбочке билет-открытку и выключила музыку.
Уже в прихожей улыбнулась сама себе в зеркале и три раза сплюнула через левое плечо.
А у магазина «Березка» – традиционная толкучка. Народ фланирует по пятачку перед вожделенным магазином для иностранцев, работающих в Москве, и примкнувших к ним валютнооплачиваемых счастливцев. Ходят с невозмутимым видом – вначале и не поймешь, зачем. Только гул голосов, если прислушаться, выдает намерения присутствующих. Продавцы бубнят ассортимент, покупатели интересуются ценой и вежливо возмущаются дороговизной. Здесь и вездесущий Малой со Скелетом. Малой вполголоса отчаянно торгуется с дородной матроной в джинсовом брючном костюме, чуть не лопающемся на ее вскормленных спецпайком телесах.
Скелет флегматично стоит среди толкущейся и торгующей толпы, время от времени поглядывая на Малого. Тот на толкучке – как рыба в воде, а Скелету явно неуютно – он бы пошел в парк на скамеечку, подумал о жизни. Больше всего Скелет любил то трудноуловимое состояние, когда вот-вот заснешь – приятный гул в голове, ласковый водоворот мыслей… На скамеечку! Определенно на скамеечку – решил отпроситься у Малого Скелет, но тут к нему подошли двое парней с простоватыми лицами. «Приезжие, – подумал Скелет, – щас бы быстренько товар впарить, тогда Малой точно отпустит».
– Что сдаешь? – заговорщицки спросил первый парень.
– Джинсы, – попытался изобразить доброжелательность на своем лице Скелет. Малой говорил Скелету, что на Западе все продавцы доброжелательные. Поскольку Малой западнее Ленинграда не бывал, было неясно, стоило ли ему верить, но на всякий случай Скелет слушался. Малой был строгий.
Второй парень заинтересовался и уточнил:
– Страус?
Скелет гордо кивнул:
– Страус.
– Сколько? – спросил парень.
Скелет еще раз покосился на Малого и выдохнул:
– Сто двадцать.
– Дай заценить, – застенчиво улыбнулся второй парень.
Скелет жестом показал: «давай за мной». Он с парнями выбрался из толпы, прошел мимо Малого, кивнул на парней. Малой взглядом показална припаркованную у тротуара «шестерку» «Жигули» цвета «дипломат». Такая вот была у них сложная товарно-денежная система.
Парни пошли следом за Скелетом к машине, но тот жестом велел им подождать на тротуаре.
Скелет открыл дверцу. Грустный мужчина, похожий на младшего научного сотрудника на пенсии, оторвался от чтения романа братьев Стругацких. Скелет шепнул ему на ухо. Мужчина наклонился, выудил из-под сиденья пакет с надписью «Marlboro» и вручил Скелету.
Скелет и парни вошли в подъезд ближайшего жилого дома. Устроившись на подоконнике между этажами, парни рассматривали джинсы, слегка вытащив их из пакета: пакет Скелет не выпускал из рук. Парни придирчиво рассматривали «лейбак»:
– А чё говорят «страус», а тут кони? – недоумевал один из парней.
– Американцы! У них вообще все на обмане построено! – сказал Скелет: он слышал, что так говорил покупателям Малой.
Второй покупатель кивнул и сосредоточенно помял ткань:
– Слышь, говорят: если джинса реальная, семь полосок, вот рубчиков этих должно быть в одном сантиметре, – проявил он осведомленность.
Парень вопросительно глянул на Скелета.
– Где я вам сантиметр возьму? Не в канцтовары пришли, – насупился тот.
– А вот спичечный коробок, например, пять сантиметров длиной. Это все знают. Так можно семь на пять умножить и посчитать, – стал фантазировать второй.
Скелет заскучал:
– Ну чё делаем? Меряем или разговоры разговариваем? – поставил он вопрос ребром.
– Меряем-меряем, – заволновался покупатель. Он проворно расстегнул брюки, по всему видать, рожденные фабрикой «Большевичка», явив миру сатиновые трусы в игривый, но застиранный цветочек.
Скелет наконец выпустил пакет с джинсами из рук. Парень расправил джинсы для примерки. В это время внизу хлопнула входная дверь. Первый парень приложил палец к губам: мол, тихо. Снизу донесся сварливый женский голос:
– Сюда они зашли! Точно! Я видела! Никакого житья от этих фарцовщиков нет! Все подъезды загадили!
Ей ответил низкий мужской голос:
– Ничего, мы им охоту отобьем!
Скелет бросил испуганный взгляд на лестничный пролет. Мелькнуло плечо с красной повязкой на рукаве: дружинники.
Скелет растерянно обернулся к парням. А те уже на цыпочках поднимались вверх по лестнице.
Скелет бросился за ними, требуя шепотом:
– Эй, джинсы, джинсы давай!
Парень сунул ему пакет, и они побежали вверх по лестнице, Скелет – следом. Он споткнулся, отстал, но, увидев макушку дружинника, припустил по ступенькам на четвереньках.
Запыхавшись, Скелет выбрался на крышу, огляделся по сторонам – парней уже след простыл. Скелет пошел по крыше к слуховому окну следующего подъезда, на ходу пряча пакет за пазуху, бросил взгляд вниз и заметил, как мужчина с красной повязкой и женщина в домашних тапочках быстро удалялись от подъезда. Скелет облегченно вздохнул.
Малой заметил пробирающегося сквозь толпу Скелета, отвлекся от своего покупателя – нагловатого парня в кожаной кепке – и расхлябанной походочкой «подвалил» к товарищу.
– Сдал?
Скелет отрицательно помотал головой:
– Дружинники, еле ушел.
Малой удивленно поднял брови:
– Дружинники? Сейчас? Говорили, после пяти они только придут…
Малой нахмурился:
– А ну-ка дай.
Скелет достал из-за пазухи пакет. Малой раскрыл его и вынул… нет, не джинсы, а какое-то рванье.
Скелет растерянно хлопал глазами:
– Что это?
Малой посмотрел на Скелета, как классная руководительница на прогульщика:
– Кукольники, что!.. – Не удержавшись, коротышка Малой подтянулся и выдал оглобле Скелету подзатыльник. – Я тебя сколько раз учил: из рук не выпускай, глаз не своди!
– Я не сводил, не выпускал! – виновато бормотал Скелет.
Малой сунул пакет «Marlboro» в стоящую рядом мусорную урну, пробурчал сердито:
– Не сводил он! Ничего, ничего поручить нельзя!
Малой достал из кармана сложенную пополам ученическую тетрадку в зеленой обложке, ручкуи принялся что-то подсчитывать, не переставая ворчать:
– Вот убьют меня, что делать будете? Система с голоду помрет.
– Кто тебя убьет? – удивился Скелет.
– А я знаю – кто? Блин, одни убытки! – Малой закрыл тетрадку.
Скелет попытался загладить вину:
– Я видел, куда эти, типа дружинники, сплюнули! Давай догоним.
Малой презрительно фыркнул:
– Иди-иди догоняй. Раздогонялся!
Скелет чуть не плакал:
– Малой, я верну. Честное слово, верну. Декабрист говорит, на второй базе картошка россыпью по двадцатке за вагон. Шесть вагонов – и верну. Через неделю.
Малой:
– Да пошел ты со своей картошкой. Хребет еще надорвешь, а я потом апельсины в больницу носи!
Скелет, опустив плечи, шел за Малым на полшага позади.
– Почем, ты сказал, картошка? По двадцатке? – неожиданно остановился, озарившись идеей, Малой. – Пэтэушников можно чуваков пять по пятнахе нанять?.. Хотя можно и по чирику – куда им столько бабок, их в бурсе кормят!.. Ну, гдеты там плетешься? Догоняй.
И Скелет облегченно выдохнул: гроза миновала.
Саша вышла из поезда на маленькой станции и вдруг увидела, что из всех дверей электрички появлялись хиппообразные молодые люди, приветствующие друг друга двумя растопыренными пальцами. С двух сторон платформы, поглядывая на хиппи, лениво прохаживались несколько милиционеров. Саша поспешила за длинноволосым народом, пристроилась в хвост компании. Идущий перед ней молодой человек, с очень длинными волосами, в пончо обернулся, приветливо улыбнулся Саше, показал пальцами знак «V». Саша секунду поколебалась, а потом тоже смело вскинула два пальца.
«Система» миновала металлические конструкции высоковольтных линий, полосующих небосвод, и приблизилась к приземистому зданию, покосившийся греческий портик которого выдавал его культурно-просветительское прошлое.
Возле здания суетились какие-то люди.
– Йес! Там наши! Уже начинают! – крикнул хиппи по прозвищу Декабрист.
И группа, поддавшись единому порыву, побежала. Не отставала и Саша.
Она заметила в толпе Герду, догнала ее:
– Привет!
– А, некурящая! Пришла-таки! – Герда усмехнулась и шикарным жестом сбросила пепел сигареты.
Сегодня Герда была в многослойной цыганской юбке. Медные кудри перевязаны поперек лба цветастой косынкой, связанной жгутом. На ногах – сандалии из разноцветных веревок. Саша залюбовалась и восхитилась: это же она так и по городу ходит, и все смотрят…
Спутником Герды был странный юноша с туманными глазами. Похож не то на цыгана, не то на индейца из фильмов с артистом Гойко Митичем – непонятно. Он посасывал длинный мундштук расписной, необычной формы трубки.
– Знакомься, кстати, Хуан, – небрежно бросила Герда, а Саша тут же вспомнила вчерашний рассказ Малого и некстати хихикнула.
– А что делать?.. – туманно хмыкнула Герда.
Хуан смотрел куда-то вверх и в разговоре участия не принимал.
Из двери клуба выглянул строгий дяденька с глубокими залысинами и пустым рукавом потертого пиджака, засунутым в карман, – начальник клуба. Он опасливо поглядывал на подозрительную молодежь.
На сцене клуба, за вполне традиционной трибуной, обтянутой красным кумачом, выступал лектор. За ним расположилась громоздкая музыкальная аппаратура. Лектор в очередной раз прокашлялся, вытер несвежим платком лысеющую макушку и продолжил: – …представители капиталистических стран поставили очень жесткие условия: СССР долженпризнать царские долги, причем немалые – восемнадцать с половиной миллиардов золотых рублей…
В зале – ожидание, гул, шепотки. Кроме хиппи здесь сидят несколько политически активных старушек. Одна из них старательно конспектирует лекцию.
– …и вернуть иностранным владельцам их заводы, национализированные после революции. Речь шла о восстановлении капиталистических порядков в СССР. Это был ультиматизм и шантаж, иначе никакой помощи голодной России… – лектор рассказывал с чувством, как о личной драме.
По проходу осторожно пробирались Герда, Хуан, Декабрист и Саша.
– А где концерт-то? – осведомилась Саша у Герды.
– Товарищи, вы мне мешаете, сядьте на свободные места, – строго глянул на молодежь лектор.
– Извините, мы больше не будем, – по-школьному пообещала Саша.
Они нашли свободные места, расселись.
Лектор бросил взгляд на часы и продолжил:
– Но Чичерин, возглавлявший советскую делегацию, отказался разговаривать об отмене и выдвинул встречные претензии – возместить ущерб, нанесенный интервентами, который исчислялся суммой в тридцать девять миллиардов золотых рублей.
– Жалко, Малого нет. Он про золото любит, – шепотом заметила Герда.
– Таким образом дипломатическая блокада была прорвана! Ну вот, пожалуй, и все. В следующий раз, товарищи, я расскажу вам, как складывалась жизнь нашей страны в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, когда произошли поистине трагические события. – Лектор собрал свои конспекты и удалился под жидкие аплодисменты. Хиппи оживились.