Страница:
– Любимая, что я могу сделать, чтобы спасти тебя?
– Найди мое тело, да, тело… Оно осквернено прикосновением нечистой земли, земли подлых и гордых. Обратись к Небесным Чиновникам Аню и Юй, они с радостью помогут тебе. Когда вы найдете мое тело, везите его в горы, в Незримую Обитель к Крылатой Цэнфэн, настоятельнице. Только она может соединить мою душу с телом, только она разрушит чары проклятой императрицы Мониен!
– Хорошо, я сделаю все, как ты велишь, – говорит Лу, и призрачная принцесса улыбается:
– Не забудь послать сватов в дом прелестной Лянь-эр. Эта девушка должна быть твоей женой, и как можно скорее!
– Да, любимая.
Призрак принцессы легко касается губ первого каллиграфа и исчезает. Лу Синь долго стоит на одном месте, словно зачарованный, потом вызывает слугу:
– Я отправляюсь на моление в храм Небесных Чиновников. Приготовь все, что нужно для жертвоприношения.
И хотя время позднее, Лу садится на коня и берет с собой сумку, в которую расторопный слуга уже положил жертвенные деньги, свечи, благовония и вышитые шелковые покрывала для алтарей.
Улицы Тэнкина пустынны этой порой, и первый императорский каллиграф быстро добирается до храма. По ночному времени храм заперт, но на стук Лу из домика при храме выходит заспанный старичок.
Видит перед собой вельможу в роскошных одеждах и кланяется:
– Что угодно господину?
– Я прошу вас открыть храм. Мне срочно нужно вознести моления и воздать жертвы Небесным Чиновникам. От этого зависит жизнь близкого мне… существа.
– Конечно, конечно, ваша милость, – бормочет старичок. Звеня ключами, он отпирает высокие резные двери храма. Лу Синь входит за ним в пахнущий теплом и благовониями храм.
Старичок затопляет лампады перед изваяниями восьми Небесных Чиновников и спрашивает:
– Какому Чиновнику изволите молиться?
– Небесному Аню, прозванному Алый Пояс, и супруге его Юй, – говорит Лу Синь. Старичок кивает и жестом приглашает Лу подойти к нужной нише.
Лу кладет на жертвенник подношения и опускается на колени перед деревянными изваяниями Аня и Юй:
– О преславные и добродетельные Небесные Чиновники! Услышьте меня, смиренного каллиграфа, и не обойдите своей милостью! Принцесса Фэйянь попала в беду, я должен спасти ее, но не справиться мне в одиночку. Прошу, помогите мне!
Лу смотрит на изваяния и видит, как по деревянным лицам, рукам и одеждам начинает струиться свет. И вот уже не истуканы стоят перед коленопреклоненным Л у, а настоящие Ань и Юй.
– Здравствуй, славный Лу Синь, – говорят они.-Мы рады тебя видеть, рады, что ты вспомнил о нас.
– Простите мне то, что о Небе я вспоминаю лишь в годину бедствий, – кается Лу. – Но сейчас речь идет не о моей жизни, а о жизни Фэйянь.
– Как?
– Что ты знаешь о ней, Лу?!
– Ее неприкаянная душа явилась ко мне и рассказала о том, как подло поступила с нею императрица Жемчужного Завета, – сообщил Лу.
– Я так и знал, что эта тварь лгала нам! – яростно кричит Ань.
– Императрица подла и лукава, нам ее не одолеть в явном бою, – качает головой Юй.
– Фэйянь сказала мне, что тело ее схоронено в оскверненной земле, без почестей и украшений, – продолжает Лу. – Если мы… Когда мы найдем тело принцессы, необходимо отвезти его в Незримую Обитель, к настоятельнице Цэнфэн. Цэнфэн вернет Фэйянь к жизни.
– Оскверненная земля, оскверненная земля, – бормочет Ань. – Что под этим подразумеваете?
– Быть может, это место для всяких отбросов и нечистот? – пытается предположить Юй.
– Подобные места недалеки от городов, не могла императрица бросить тело принцессы в столь опасной близости от себя…
– Постойте, – прерывает каллиграф. – Мне известны иероглифы Жемчужного Завета, они почти такие же, как у нас, немногим сложнее. Вот как будет выглядеть выражение «оскверненная земля» их написанием!
И Лу рисует на посыпанном песком полу три иероглифа. И тут Ань восклицает:
– А в языке Яшмовой Империи эти три иероглифа означают…
– «Болото», – переводит Юй. – Тело принцессы бросили в болото. О негодяи, да постигнет их кара небесная!
– Много ли болот в Жемчужном Завете? – быстро спрашивает Лу.
– Мы немедленно выясним это, – уверяют Небесные Чиновники. – Берегись, Мониен!
С этими словами чиновники исчезают; потускнели их изваяния, снова стали деревянными. Лу встал с колен, поклонился и отправился домой. Выходя из храма, он натолкнулся на старичка сторожа и протянул ему связку мелкого серебра:
– Благодарю, что открыл мне храм и позволил помолиться.
Старик не взял денег и поклонился со словами: I
– Простите, высокородный господин, но я не возьму денег за благое дело. Род Лянь-эр не берет денег за чужое благочестие.
Лу остановился, держа коня под уздцы:
– Каков твой род, ты говоришь?
– Лянь-эр, благородный господин.
– Скажи-ка, а есть ли у тебя дочь?
– Есть, пятый десяток разменяла. Вдова, растит четверых детей…
– Нет, не то… А есть ли у тебя внучки?
– Внучка у меня одна, всего ей семнадцать весен минуло. Красива, будто ирис ранним летом. Оттого и прозвали ее Ирис. Но девушка она честная, строгих правил, так что если вы, господин, думаете позабавиться, то это лучше в веселый квартал…
– Нет, Лянь-эр, я не думаю о забавах. Послушай-ка. Хоть и позднее сейчас время, но я хочу увидеть твою внучку. Проводи меня к ней.
– Да как же это, господин, нехорошо это!
– Старик, знаешь ли ты, кто я? Я первый императорский каллиграф Лу Синь. Думаешь, мало я встречал придворных дам, жаждущих развлечь меня? То-то. Так что коли уж я прошу тебя отвести меня к твоей внучке, то прошу не зря. Если нужны деньги…
– Никаких денег, господин. Только вы уж не осрамите девушку. Сами понимаете, ей еще жить и жить.
– Быть может, – негромко сказал каллиграф, садясь на коня,-я сделаю твою внучку самой счастливой женщиной на свете.
Старик взял под уздцы коня Лу Синя и повел от храма неширокой тропкой:
– Здесь недалеко, наше жилище находится почти при храме. Но не обессудьте, живем мы очень скромно, нечем принять такого высокого гостя.
Действительно, идти пришлось совсем недолго. За небольшим сливовым садиком стоял приземистый, протянувшийся в длину дом под изогнутой тростниковой крышей. В доме не светилось ни одно окошко – это и понятно, по такому времени всем давно полагалось спать.
– Прошу вас подождать здесь немного, господин, – сказал старичок. – Я зайду в дом, предупрежу домашних, что у нас такой высокий гость.
– Хорошо.
Старик вошел в дом, и почти сразу несколько окон осветилось. Послышались голоса, неясный разговор, потом удивленный вскрик. Казалось, в доме все пришло в суетливое движение… Тут старичок вновь возник перед Лу Синем:
– Пожалуйте, высокородный господин, только не обессудьте, живем мы скромно.
Лу спешился и вошел в дом.
Старик не лгал: обстановка в доме была до чрезвычайности скромной. Но при этом все было чисто, прибрано, опрятно; нежданного гостя встретила миловидная женщина во вдовьем наряде и поклонилась до земли:
– Добро пожаловать, высокородный господин!
– Здравствуйте, – сказал Лу. – Прошу меня извинить за то, что я вторгся к вам в столь поздний час, но считайте, на то была воля Небес. Вот деньги, пошлите кого-нибудь из младших в лавку или чайную за сладостями, чаем и вином.
Хозяйка с поклоном взяла связку монет и крикнула:
– Сынок, ступай в чайную «Золотой дракон», пускай приготовят угощение и чай! Да поживее возвращайся и не растеряй ничего по дороге!
Мальчик убежал.
– Простите, что пришлось отправить его за снедью. – Лу все более смущался под пытливым взглядом женщины. – Я трапезничал давно, а сейчас от волнения почувствовал голод… Да и вы со мною перекусите.
– Отчего господин волнуется? – спросила женщина, и тогда Лу сказал прямо:
– Я хочу видеть вашу дочь Ирис.
– Господин, видно, спутал нас с веселым домом, – напряженно произнесла вдова.
– Нет, – возразил Лу Синь. – Мне дано указание свыше. Я должен взять вашу дочь в жены. Потому я и хочу взглянуть на Ирис и спросить ее: согласится ли она выйти за меня?
– Статочное ли это дело! – воскликнула вдова. – Мы простолюдины, черная кость, а вы – господин, попирающий дворцовые плиты. Моя дочь вам не ровня.
– В сердечных делах нет высших и низших, – сказал Лу Синь. – Прошу вас, приведите ее.
– Как прикажете, господин, – поклонилась вдова и вышла.
Несколько минут Лу Синь слушал взволнованный голос вдовы. Дочь, как видно, отвечала ей негромко, потому что ее голоса Лу почти не расслышал. Опять произошла суета и возня за занавесками, отделяющими женские покои, и наконец вдова вышла, ведя за руку девушку.
– Вот она, моя Ирис, – с затаенной гордостью сказала вдова.
Лу во все глаза смотрел на девушку, вежливо потупившую взгляд. Если бы ни скромное, слишком скромное платье, если бы ни простая прическа без единого украшения, если бы ни отсутствие пудры и румян…
То это была бы вылитая принцесса Фэйянь.
Цзюань 15
Теперь же этот вопрос прозвучал несколько зловеще, ибо наши герои спешились неподалеку от восточной стены дворца и лишь несколько шагов отделяли их от того момента, когда они проникнут за эту стену.
– Ох, Юйлин, – сказал Медноволосый Тжонг, – ты любопытна, словно лиса-оборотень.
– Премного благодарна, – фыркнула Юйлин. – Но мне и впрямь важно это знать. Во дворце кругом охрана, да и для того чтобы добраться до дворца, надо еще миновать сад, где тоже бродят охранники.
– Но ведь на крышах охранников нет? – усмехнулся Тжонг.
– На крышах? Ой, я боюсь высоты!
– Поздно, милая. Придется тебе быть храброй. Нет, правда, не бойся, я не подвергну тебя опасности. Положись на меня, все пройдет хорошо.
Сюй, то есть Тжонг, обвязался тонкой даже на вид веревкой с серебряно блеснувшим крюком-растопыркой на конце.
– Да эта веревка порвется! – перепугалась Юйлин.
– Это волшебная веревка, – засмеялся Тжонг. – Она не только меня, но и нас двоих выдержит. Ничему не удивляйся, договорились?
С этими словами Тжонг забросил конец с крюком на стену. Подергал – крюк зацепился крепко. Великий вор прижал к себе Юйлин и сказал:
– Поехали!
И веревка каким-то сверхъестественным образом начала подтягиваться так, что наши герои мигом оказались на верху стены.
– А теперь, прежде чем мы спустимся, еще одно, – шепнул Тжонг, сидя на коньке стены как воробей.
Он полез в мешочек, привязанный к поясу, и достал оттуда пригоршню какого-то светлого порошка.
Дунул на порошок – светлое, серебристое облачко окутало и его и Юйлин.
– Этот порошок сделал нас невидимками, – пояснил Тжонг. Скомандовал веревке: – Спускаемся!
И веревка послушно исполнила приказ хозяина.!
Оказавшись на земле императорского дворцового комплекса, Юйлин почувствовала необычайное волнение. И тут же чуть не вскрикнула от страха, но усилием воли заставила себя сдержаться – в нескольких шагах от них прошли ночные стражники с ярко горевшими масляными лампами.
Когда стражники были далеко, Тжонг сказал шепотом:
– Что я тебе говорил? Они нас не видят и не слышат, этот порошок действует безотказно.
– А откуда у тебя этот волшебный порошок?
– Его дал мне мой учитель. Он научил меня еще многим волшебным приемам.
– Я бы тоже хотела научиться…
– Жене вора не обязательно самой быть воровкой, – усмехнулся Тжонг. – Идем. Ночь нас не будет ждать.
Они быстро, перепрыгивая с крыши одного здания на другое, добрались до главных императорских покоев. Юйлин удивлялась тому, как быстро бегут ее ноги, как делают гигантские скачки, да и все тело при этом не чувствует ни малейшей усталости. Видно, волшебный порошок обладал еще и такими свойствами. И Юйлин мысленно поблагодарила учителя Медноволосого Тжонга.
– Здесь находится опочивальня императора, – шепотом сообщил Юйлин Тжонг. – Видишь вон те окна, что едва светятся? Но мы не пойдем через окна, не душегубы же мы какие-нибудь. Мы войдем через двери, как и подобает лекарям и достойным жителям Империи.
Юйлин усомнилась в том, что их с Тжонгом можно назвать достойными жителями Империи, но смолчала и последовала за возлюбленным.
У первых дверей, разумеется, стояла стража – недремлющая и вооруженная до зубов. Но Тжонг поднес к губам какую-то трубочку, дунул в нее – в шеи стражникам впились тоненькие иглы. Теперь стражники стояли по-прежнему, но глаза их остекленели, а тела казались деревянными.
– Они спят и проспят до тех пор, пока я не вытащу иглы, – сказал Тжонг. Он поводил ладонью над замком, тот щелкнул и открылся.
– Чудеса! – ахнула Юйлин.
– Воровская волшба, – кивнул Тжонг.
Они вошли в огромные дворцовые покои.
– Это зала перед опочивальней, – шепотом сообщил Тжонг. Здесь тоже находится охрана, а также евнухи, приставленные выполнять любое желание императора…
– Как ты их всех усыпишь? Неужели у тебя хватит стрел на такую прорву людей?
– Нет, – самодовольно усмехнулся Тжонг. – Я не стану их усыплять, потому что они и так дрыхнут без задних ног, презрев свой долг перед государем. Идем к лестнице, только тихо. Нам надо подняться в опочивальню.
Лестница, вся резная и узорчатая, даже не скрипнула под легкими шагами вора и его подруги. Перед дверями опочивальни дремали на стульях два евнуха Тжонг повел рукой перед их носами, и они захрапели вовсю.
– Усыплять бдительность легче всего, – сказал Тжонг и с помощью воровской волшбы отпер дверь.
В опочивальне еле горели круглые шелковые фонарики-ночники. В их свете роскошная позолота и яркие тяжелые шелка занавесей казались тусклыми и ненастоящими. Здесь было много цветов – их густой, тяжелый аромат почему-то напоминал о тлене и смерти.
Юйлин со священным ужасом посмотрела в сторону задернутого занавесями императорского ложа.
– Неужели мы подойдем к самому императору?-испуганно прошептала она.
– И подойдем, и станем говорить с ним, – уверенно заявил Тжонг. – Ведь император – отец подданных, мы, выходит, его дети. С чего детям бояться отца?
– Но наш разговор услышат!
– Нет. Есть заклятие, которое я наложу, чтобы ни одно слово, произнесенное в стенах этой комнаты, не было услышано снаружи. Не волнуйся. Я знаю свое дело. – Тжонг пробормотал заклятие, вздохнул: – Ничего не поделаешь, от этого заклятия мы с тобой стали видимыми. Порошок не действует. Ну да ладно, все равно сюда никто не войдет. Настало время навестить императора.
Они с Юйлин подошли к ложу, Тжонг бесстрашна отодвинул занавесь, и Юйлин, трепеща, увидела спящего повелителя Яшмовой Империи.
Жэнь-дин выглядел совсем юным и при этом невероятно изможденным. Лицо в свете ночных фонариков казалось безжизненным, вокруг закрытых глаз залегли синеватые тени, губы были бесцветными и покрыты сухими корочками…
– Ого, – тихо присвистнул Тжонг. – А дело-то гораздо серьезнее, чем я ожидал.
– Что такое? – спросила Юйлин.
– Наш государь при смерти, – ответил Тжонг. – Видно, плохо его лечат дворцовые лекари!
Тжонг наклонился над лицом Жэнь-дина и послушал его дыхание. Потом выпрямился и гневно сверкнул глазами:
– Мерзавцы, неучи! Они думают вылечить нервное расстройство смесью миндального молока и гипса! Да это убивает императора вернее, чем яд! Он истощен!
– Как ты догадался? – спросила Юйлин, но Тжонг будто и не слышал этот вопрос. Он бесшумно придвинул к ложу императора маленький столик и принялся вытаскивать из складок своей одежды какие-то связочки кореньев и травы, бутылочки с настойками, чашки с порошками. Последней на свет явилась маленькая медная ступка с пестиком – неизменный спутник всех лекарей.
– Я приготовлю целебную смесь, а ты мне поможешь, – сказал Тжонг Юйлин. – Умеешь пользоваться пестиком и ступкой?
– Да уж как-нибудь, – усмехнулась Юйлин.
– «Как-нибудь» не надо, нужно все делать очень тщательно. От этого зависит жизнь императора, – сурово заметил Тжонг. И Юйлин посерьезнела:
– Я приложу все усилия, поверь!
И началось составление лекарства. Тжонг выбирал из пучков какие-то особые корешки и травы, тщательно осматривал и обнюхивал их, потом клал в ступку, а Юйлин растирала их в порошок, постукивая пестиком. Затем пришел черед жидкостей и какой-то густой мази, остро пахнущей травами. Тжонг дал Юйлин маленькую деревянную лопаточку, чтобы как следует все перемешать. Затем он вынул из рукава плотный шелковый лоскут и выложил на него густую смесь из ступки. Запах при этом был такой, что Юйлин еле удерживалась от того, чтобы не зажать нос, но Тжонг смотрел строго и внимательно, и она прониклась его настроением.
Тжонг плотно увязал лоскут со смесью, получилось нечто вроде шарика с выступившими по шелку зеленоватыми каплями. И этим шариком вор-лекарь принялся осторожно протирать лицо императора, несколько капель он выдавил на бескровные губы Жэнь-дина. В этот миг император раскрыл рот, вдыхая, и жидкость попала ему в рот.
– Все, – сказал Тжонг. – Остается только ждать.
– Чего ждать? – спросила Юйлин.
– Того, что он очнется от своего смертного сна.
Ждали они недолго. Император закашлялся, глубже задышал и вдруг открыл глаза. Тжонг поклонился ему:
– С возвращением к жизни, ваше величество! Вы были на пороге смерти, но мы не позволили вам умереть.
– Кто вы? – прошептал император.
– Государь, вы еще слишком слабы, чтобы говорить. Поверьте нам, мы ваши преданные слуги и клянемся солнечным диском в том, что не причиним вам никакого зла. Я лишь смиренный и недостойный лекарь, постигший связи светлого и темного и потому умеющий готовить оживляющие лекарства. Но лечение пройдет куда лучше, если я буду знать причину недуга, постигшего вас, о государь! Не отвечайте мне словами, лишь кивните своей венценосной главою: в том, что вы занемогли, повинна женщина?
Жэнь-дин кивнул, и даже в бледном свете фонарей было заметно, как он покраснел.
– Прекрасная молодая женщина, – продолжал Тжонг. – Государь, вы болеете оттого, что не встретили ее наяву?
– О да, – прошептал Жэнь-дин.
– Вы встречали ее лишь во сне?
– Да, – кивнул Жэнь-дин.
– И после этого сна вы ослабели и расстроили все ваши пять органов и пять чувств?
– Да, – повторил император.
– Назвала ли эта дева вам свое имя?
– У нее нет имени, – с трудом выговорил император и попытался привстать. Юйлин, трепеща, поправила императору подушки. Жэнь-дин с благодарностью взглянул на нее. – Она… воспитанница фей. Она… не в этом мире.
– Вот о какой деве снов толковал монах, которому явилась богиня Саванму! – благоговейно прошептала Юйлин. – Все сходится!
Меж тем Медноволосый Тжонг говорил:
– Прошу вас, ваше величество, теперь молчите ибо вам вредно разговаривать. Я понял, о ком вы говорите. Я знаю, кто возлюбленная вашего величества. Более того, я знаю, как перевести ее из мира снов в наш мир и сделать ее вашей спутницей, государь!
– Сделай это! – шепотом вскричал император, и в глазах его засверкал огонь. Но эта вспышка отняла много сил, и Жэнь-дин снова повалился на подушки. – Все что угодно я отдам за нее…
– Не нужно никакой награды, ваше величество, – с достоинством ответил Тжонг. – Ибо в том, чтобы привести вам эту деву, я не вижу никакого труда. Я могу проникнуть в тот мир хоть сейчас, и еще до исхода этой ночи вы обретете свою возлюбленную! Угодно ли вам, государь, чтобы я так поступил?
– Да, да! О, поспеши! Умоляю!
– Готов служить вашему величеству и отправляюсь немедленно, – сказал Тжонг. – С вами же пока побудет мой помощник. Позвольте ему отирать вам лицо, государь, ибо это еще больше придаст вам сил.
– Хорошо, – кивнул Жэнь-дин. – Я назначаю твоего помощника моим главным умывалыциком, а тебя, о лекарь, главным…
– Мне не надо чинов и званий, – ответил Тжонг. – Я служу вашему величеству ради спасения Яшмовой Империи. Я поспешу!
И с этими словами Медноволосый Тжонг исчез, как будто его и не было.
Юйлин осталась наедине с императором. Поначалу ей было не по себе, но когда она увидела, что лицо государя вновь бледнеет, то не испугалась, а со всей тщательностью протерла влажным целебным шариком царственный лик. Так она делала не раз и не два, и императору становилось легче. Он даже спросил:
– Как зовут тебя?
– Юйлин, ваше величество.
– Не давай мне снова провалиться в черный сон, Юйлин… Юйлин… Какое забавное имя – и мужское, и женское… Да оботри мне снова лицо, а то перед глазами все плывет…
Юйлин повиновалось. Время шло. Девушке казалось, что она провела у постели императора целую вечность; она боялась, что вот-вот наступит утро, проснутся евнухи или появится дневная стража и обнаружит ее здесь! А Тжонга все нет и нет, что же делать тогда, если он не вернется?!
И тут произошло настоящее чудо. Опочивальню императора осиял яркий свет, и Юйлин, отодвинув прикроватные занавеси, увидела, что в этом свете стоят Медноволосый Тжонг и девушка в наряде дивной красоты, с полупрозрачным покрывалом на голове, закрывающим часть лица.
– Это она! – прошептал император и так и впился глазами в девушку. Лицо его сияло.
– Это она, – подтвердил и Тжонг. – Но не позволяйте вашему сердцу биться слишком сильно, государь, вы еще слабы…
– Неправда, я силен и здоров! – воскликнул Жэнь-дин, не отрывая глаз от девушки. А та убрала с лица покрывало, приблизилась к постели императора и встала на колени:
– Простите меня, великий государь, за то, что я стала невольной причиной тяжкой вашей болезни! Я ждала вас в плену у моих воспитательниц-фей и не знала, почему вы не приходите за мною, ведь мы соединены на Небесах… Теперь же я поняла, что, причиной тому была болезнь. О государь! Умоляю вас крепиться и не давать болезни ходу, ибо от вашей божественной жизни зависит жизнь Великой Империи.
– Я очень тосковал без тебя, – сказал Жэнь-дин, протягивая руки к красавице. Та осыпала его руки поцелуями и сказала:
– К чему вы так тосковали обо мне, ничтожной?! Неужели позволительно императору ради сердечного увлечения пренебрегать своим здоровьем и делами государства? О, как это неосторожно и необдуманно!
– Кори меня и ругай, – улыбнулся Жэнь-дин, – но ради тебя я готов на все. И теперь, когда ты со мной, мне нет дела до государства!
– Ваше величество, опомнитесь! – строго сказала дева. – Любовь не должна затмевать разум, а, наоборот, должна просветлять его! Что ж, благодарение богам, теперь я нахожусь рядом с вами, и я приложу все силы для того, чтобы вы поправились и снова стали опорой страны, государь!
– Да, любимая, все будет, как ты изволишь говорить, – кивнул император. – Только не покидай меня!
– Я не покину вас и буду вашей верной рабой, – склонила голову девушка. – И для того чтобы я отныне и навеки стала вашей, государь, дайте мне имя. Тогда феи не посмеют вернуться за мной и похитить меня. Я буду принадлежать только вам.
– Я даю тебе имя! – немедленно отозвался император. – Отныне ты, возлюбленная, нарекаешься именем Вэньфэнь, что означает «пришедшая из сна».
– О император, – вздохнула нареченная Вэньфэнь. – Да будет так! Но если б вы не были сейчас в таком смятенье чувств, то вспомнили бы, что «вэньфэнь» в сочетании с иероглифами второго порядка означает не что иное, как «измена»! Но ничего не поправить – имя дано. Впрочем, имя – только имя, я же клянусь вашему величеству в том, что никогда не замараю себя и помыслом об измене или чем-нибудь подобном. А теперь отпустите ваших слуг, ибо скоро рассвет…
– Как же я отпущу их, ведь они вылечили меня?! – воскликнул император. – Мне полагается дать им высшие чины и награды.
– О владыка, – сказал Тжонг. – Мне не надо ни чинов, ни наград. Лишь одного я прошу у вас -прощения и снисхождения к моим шалостям.
– Что такое? – удивился император.
Медноволосый Тжонг упал перед государем на колени:
– Ваше величество, я – грешный по имени и прозванию, которое слишком вам докучало. Я – Медноволосый Тжонг, вор и лиходей.
– Так это ты украл дивные жемчужины с моего венца? – разгневался император. – И двести восемнадцать золотых щитов?!
– О государь! Это я, все я, – признался Медноволосый Тжонг. – Но также нынче ночью я украл у небесных фей вот эту девушку, без которой вы не можете жить. Будете ли вы ко мне снисходительны?
– Найди мое тело, да, тело… Оно осквернено прикосновением нечистой земли, земли подлых и гордых. Обратись к Небесным Чиновникам Аню и Юй, они с радостью помогут тебе. Когда вы найдете мое тело, везите его в горы, в Незримую Обитель к Крылатой Цэнфэн, настоятельнице. Только она может соединить мою душу с телом, только она разрушит чары проклятой императрицы Мониен!
– Хорошо, я сделаю все, как ты велишь, – говорит Лу, и призрачная принцесса улыбается:
– Не забудь послать сватов в дом прелестной Лянь-эр. Эта девушка должна быть твоей женой, и как можно скорее!
– Да, любимая.
Призрак принцессы легко касается губ первого каллиграфа и исчезает. Лу Синь долго стоит на одном месте, словно зачарованный, потом вызывает слугу:
– Я отправляюсь на моление в храм Небесных Чиновников. Приготовь все, что нужно для жертвоприношения.
И хотя время позднее, Лу садится на коня и берет с собой сумку, в которую расторопный слуга уже положил жертвенные деньги, свечи, благовония и вышитые шелковые покрывала для алтарей.
Улицы Тэнкина пустынны этой порой, и первый императорский каллиграф быстро добирается до храма. По ночному времени храм заперт, но на стук Лу из домика при храме выходит заспанный старичок.
Видит перед собой вельможу в роскошных одеждах и кланяется:
– Что угодно господину?
– Я прошу вас открыть храм. Мне срочно нужно вознести моления и воздать жертвы Небесным Чиновникам. От этого зависит жизнь близкого мне… существа.
– Конечно, конечно, ваша милость, – бормочет старичок. Звеня ключами, он отпирает высокие резные двери храма. Лу Синь входит за ним в пахнущий теплом и благовониями храм.
Старичок затопляет лампады перед изваяниями восьми Небесных Чиновников и спрашивает:
– Какому Чиновнику изволите молиться?
– Небесному Аню, прозванному Алый Пояс, и супруге его Юй, – говорит Лу Синь. Старичок кивает и жестом приглашает Лу подойти к нужной нише.
Лу кладет на жертвенник подношения и опускается на колени перед деревянными изваяниями Аня и Юй:
– О преславные и добродетельные Небесные Чиновники! Услышьте меня, смиренного каллиграфа, и не обойдите своей милостью! Принцесса Фэйянь попала в беду, я должен спасти ее, но не справиться мне в одиночку. Прошу, помогите мне!
Лу смотрит на изваяния и видит, как по деревянным лицам, рукам и одеждам начинает струиться свет. И вот уже не истуканы стоят перед коленопреклоненным Л у, а настоящие Ань и Юй.
– Здравствуй, славный Лу Синь, – говорят они.-Мы рады тебя видеть, рады, что ты вспомнил о нас.
– Простите мне то, что о Небе я вспоминаю лишь в годину бедствий, – кается Лу. – Но сейчас речь идет не о моей жизни, а о жизни Фэйянь.
– Как?
– Что ты знаешь о ней, Лу?!
– Ее неприкаянная душа явилась ко мне и рассказала о том, как подло поступила с нею императрица Жемчужного Завета, – сообщил Лу.
– Я так и знал, что эта тварь лгала нам! – яростно кричит Ань.
– Императрица подла и лукава, нам ее не одолеть в явном бою, – качает головой Юй.
– Фэйянь сказала мне, что тело ее схоронено в оскверненной земле, без почестей и украшений, – продолжает Лу. – Если мы… Когда мы найдем тело принцессы, необходимо отвезти его в Незримую Обитель, к настоятельнице Цэнфэн. Цэнфэн вернет Фэйянь к жизни.
– Оскверненная земля, оскверненная земля, – бормочет Ань. – Что под этим подразумеваете?
– Быть может, это место для всяких отбросов и нечистот? – пытается предположить Юй.
– Подобные места недалеки от городов, не могла императрица бросить тело принцессы в столь опасной близости от себя…
– Постойте, – прерывает каллиграф. – Мне известны иероглифы Жемчужного Завета, они почти такие же, как у нас, немногим сложнее. Вот как будет выглядеть выражение «оскверненная земля» их написанием!
И Лу рисует на посыпанном песком полу три иероглифа. И тут Ань восклицает:
– А в языке Яшмовой Империи эти три иероглифа означают…
– «Болото», – переводит Юй. – Тело принцессы бросили в болото. О негодяи, да постигнет их кара небесная!
– Много ли болот в Жемчужном Завете? – быстро спрашивает Лу.
– Мы немедленно выясним это, – уверяют Небесные Чиновники. – Берегись, Мониен!
С этими словами чиновники исчезают; потускнели их изваяния, снова стали деревянными. Лу встал с колен, поклонился и отправился домой. Выходя из храма, он натолкнулся на старичка сторожа и протянул ему связку мелкого серебра:
– Благодарю, что открыл мне храм и позволил помолиться.
Старик не взял денег и поклонился со словами: I
– Простите, высокородный господин, но я не возьму денег за благое дело. Род Лянь-эр не берет денег за чужое благочестие.
Лу остановился, держа коня под уздцы:
– Каков твой род, ты говоришь?
– Лянь-эр, благородный господин.
– Скажи-ка, а есть ли у тебя дочь?
– Есть, пятый десяток разменяла. Вдова, растит четверых детей…
– Нет, не то… А есть ли у тебя внучки?
– Внучка у меня одна, всего ей семнадцать весен минуло. Красива, будто ирис ранним летом. Оттого и прозвали ее Ирис. Но девушка она честная, строгих правил, так что если вы, господин, думаете позабавиться, то это лучше в веселый квартал…
– Нет, Лянь-эр, я не думаю о забавах. Послушай-ка. Хоть и позднее сейчас время, но я хочу увидеть твою внучку. Проводи меня к ней.
– Да как же это, господин, нехорошо это!
– Старик, знаешь ли ты, кто я? Я первый императорский каллиграф Лу Синь. Думаешь, мало я встречал придворных дам, жаждущих развлечь меня? То-то. Так что коли уж я прошу тебя отвести меня к твоей внучке, то прошу не зря. Если нужны деньги…
– Никаких денег, господин. Только вы уж не осрамите девушку. Сами понимаете, ей еще жить и жить.
– Быть может, – негромко сказал каллиграф, садясь на коня,-я сделаю твою внучку самой счастливой женщиной на свете.
Старик взял под уздцы коня Лу Синя и повел от храма неширокой тропкой:
– Здесь недалеко, наше жилище находится почти при храме. Но не обессудьте, живем мы очень скромно, нечем принять такого высокого гостя.
Действительно, идти пришлось совсем недолго. За небольшим сливовым садиком стоял приземистый, протянувшийся в длину дом под изогнутой тростниковой крышей. В доме не светилось ни одно окошко – это и понятно, по такому времени всем давно полагалось спать.
– Прошу вас подождать здесь немного, господин, – сказал старичок. – Я зайду в дом, предупрежу домашних, что у нас такой высокий гость.
– Хорошо.
Старик вошел в дом, и почти сразу несколько окон осветилось. Послышались голоса, неясный разговор, потом удивленный вскрик. Казалось, в доме все пришло в суетливое движение… Тут старичок вновь возник перед Лу Синем:
– Пожалуйте, высокородный господин, только не обессудьте, живем мы скромно.
Лу спешился и вошел в дом.
Старик не лгал: обстановка в доме была до чрезвычайности скромной. Но при этом все было чисто, прибрано, опрятно; нежданного гостя встретила миловидная женщина во вдовьем наряде и поклонилась до земли:
– Добро пожаловать, высокородный господин!
– Здравствуйте, – сказал Лу. – Прошу меня извинить за то, что я вторгся к вам в столь поздний час, но считайте, на то была воля Небес. Вот деньги, пошлите кого-нибудь из младших в лавку или чайную за сладостями, чаем и вином.
Хозяйка с поклоном взяла связку монет и крикнула:
– Сынок, ступай в чайную «Золотой дракон», пускай приготовят угощение и чай! Да поживее возвращайся и не растеряй ничего по дороге!
Мальчик убежал.
– Простите, что пришлось отправить его за снедью. – Лу все более смущался под пытливым взглядом женщины. – Я трапезничал давно, а сейчас от волнения почувствовал голод… Да и вы со мною перекусите.
– Отчего господин волнуется? – спросила женщина, и тогда Лу сказал прямо:
– Я хочу видеть вашу дочь Ирис.
– Господин, видно, спутал нас с веселым домом, – напряженно произнесла вдова.
– Нет, – возразил Лу Синь. – Мне дано указание свыше. Я должен взять вашу дочь в жены. Потому я и хочу взглянуть на Ирис и спросить ее: согласится ли она выйти за меня?
– Статочное ли это дело! – воскликнула вдова. – Мы простолюдины, черная кость, а вы – господин, попирающий дворцовые плиты. Моя дочь вам не ровня.
– В сердечных делах нет высших и низших, – сказал Лу Синь. – Прошу вас, приведите ее.
– Как прикажете, господин, – поклонилась вдова и вышла.
Несколько минут Лу Синь слушал взволнованный голос вдовы. Дочь, как видно, отвечала ей негромко, потому что ее голоса Лу почти не расслышал. Опять произошла суета и возня за занавесками, отделяющими женские покои, и наконец вдова вышла, ведя за руку девушку.
– Вот она, моя Ирис, – с затаенной гордостью сказала вдова.
Лу во все глаза смотрел на девушку, вежливо потупившую взгляд. Если бы ни скромное, слишком скромное платье, если бы ни простая прическа без единого украшения, если бы ни отсутствие пудры и румян…
То это была бы вылитая принцесса Фэйянь.
Цзюань 15
СЕРДЕЧНЫЙ НЕДУГ ИМПЕРАТОРА
– И как же мы проберемся во дворец? – спросила у Медноволосого Тжонга переодетая в мужской наряд Юйлин. Спросила, вероятно, уже в тысячный раз с тех пор, как они покинули Хуатун, доскакали на конях до Тэнкина, по дороге останавливаясь лишь на постоялых дворах, чтобы переночевать. Вышеуказанный вопрос ужасно волновал Юйлин. Но знаменитый вор или отмалчивался, или отшучивался, а чаще всего отвечал крепким поцелуем, чем, конечно, выводил Юйлин из себя. Она же не ребенок, чтобы скрывать от нее правду!
Недуги сердца лечатся стихами,
Поэзией дождя и бальзамина.
Звучат стихи – и значит, боль стихает,
И жизнь встречаешь радостно и мирно.
Недуги сердца лечатся пирами,
Где гости – соловьи и свиристели.
И звезды будут льнуть к оконной раме,
Когда ты спишь один в своей постели.
Недуги сердца лечатся печалью
Печалью светлой, как роса в ладони.
Так вырастают крылья за плечами
И всякая беда в забвенье тонет.
Теперь же этот вопрос прозвучал несколько зловеще, ибо наши герои спешились неподалеку от восточной стены дворца и лишь несколько шагов отделяли их от того момента, когда они проникнут за эту стену.
– Ох, Юйлин, – сказал Медноволосый Тжонг, – ты любопытна, словно лиса-оборотень.
– Премного благодарна, – фыркнула Юйлин. – Но мне и впрямь важно это знать. Во дворце кругом охрана, да и для того чтобы добраться до дворца, надо еще миновать сад, где тоже бродят охранники.
– Но ведь на крышах охранников нет? – усмехнулся Тжонг.
– На крышах? Ой, я боюсь высоты!
– Поздно, милая. Придется тебе быть храброй. Нет, правда, не бойся, я не подвергну тебя опасности. Положись на меня, все пройдет хорошо.
Сюй, то есть Тжонг, обвязался тонкой даже на вид веревкой с серебряно блеснувшим крюком-растопыркой на конце.
– Да эта веревка порвется! – перепугалась Юйлин.
– Это волшебная веревка, – засмеялся Тжонг. – Она не только меня, но и нас двоих выдержит. Ничему не удивляйся, договорились?
С этими словами Тжонг забросил конец с крюком на стену. Подергал – крюк зацепился крепко. Великий вор прижал к себе Юйлин и сказал:
– Поехали!
И веревка каким-то сверхъестественным образом начала подтягиваться так, что наши герои мигом оказались на верху стены.
– А теперь, прежде чем мы спустимся, еще одно, – шепнул Тжонг, сидя на коньке стены как воробей.
Он полез в мешочек, привязанный к поясу, и достал оттуда пригоршню какого-то светлого порошка.
Дунул на порошок – светлое, серебристое облачко окутало и его и Юйлин.
– Этот порошок сделал нас невидимками, – пояснил Тжонг. Скомандовал веревке: – Спускаемся!
И веревка послушно исполнила приказ хозяина.!
Оказавшись на земле императорского дворцового комплекса, Юйлин почувствовала необычайное волнение. И тут же чуть не вскрикнула от страха, но усилием воли заставила себя сдержаться – в нескольких шагах от них прошли ночные стражники с ярко горевшими масляными лампами.
Когда стражники были далеко, Тжонг сказал шепотом:
– Что я тебе говорил? Они нас не видят и не слышат, этот порошок действует безотказно.
– А откуда у тебя этот волшебный порошок?
– Его дал мне мой учитель. Он научил меня еще многим волшебным приемам.
– Я бы тоже хотела научиться…
– Жене вора не обязательно самой быть воровкой, – усмехнулся Тжонг. – Идем. Ночь нас не будет ждать.
Они быстро, перепрыгивая с крыши одного здания на другое, добрались до главных императорских покоев. Юйлин удивлялась тому, как быстро бегут ее ноги, как делают гигантские скачки, да и все тело при этом не чувствует ни малейшей усталости. Видно, волшебный порошок обладал еще и такими свойствами. И Юйлин мысленно поблагодарила учителя Медноволосого Тжонга.
– Здесь находится опочивальня императора, – шепотом сообщил Юйлин Тжонг. – Видишь вон те окна, что едва светятся? Но мы не пойдем через окна, не душегубы же мы какие-нибудь. Мы войдем через двери, как и подобает лекарям и достойным жителям Империи.
Юйлин усомнилась в том, что их с Тжонгом можно назвать достойными жителями Империи, но смолчала и последовала за возлюбленным.
У первых дверей, разумеется, стояла стража – недремлющая и вооруженная до зубов. Но Тжонг поднес к губам какую-то трубочку, дунул в нее – в шеи стражникам впились тоненькие иглы. Теперь стражники стояли по-прежнему, но глаза их остекленели, а тела казались деревянными.
– Они спят и проспят до тех пор, пока я не вытащу иглы, – сказал Тжонг. Он поводил ладонью над замком, тот щелкнул и открылся.
– Чудеса! – ахнула Юйлин.
– Воровская волшба, – кивнул Тжонг.
Они вошли в огромные дворцовые покои.
– Это зала перед опочивальней, – шепотом сообщил Тжонг. Здесь тоже находится охрана, а также евнухи, приставленные выполнять любое желание императора…
– Как ты их всех усыпишь? Неужели у тебя хватит стрел на такую прорву людей?
– Нет, – самодовольно усмехнулся Тжонг. – Я не стану их усыплять, потому что они и так дрыхнут без задних ног, презрев свой долг перед государем. Идем к лестнице, только тихо. Нам надо подняться в опочивальню.
Лестница, вся резная и узорчатая, даже не скрипнула под легкими шагами вора и его подруги. Перед дверями опочивальни дремали на стульях два евнуха Тжонг повел рукой перед их носами, и они захрапели вовсю.
– Усыплять бдительность легче всего, – сказал Тжонг и с помощью воровской волшбы отпер дверь.
В опочивальне еле горели круглые шелковые фонарики-ночники. В их свете роскошная позолота и яркие тяжелые шелка занавесей казались тусклыми и ненастоящими. Здесь было много цветов – их густой, тяжелый аромат почему-то напоминал о тлене и смерти.
Юйлин со священным ужасом посмотрела в сторону задернутого занавесями императорского ложа.
– Неужели мы подойдем к самому императору?-испуганно прошептала она.
– И подойдем, и станем говорить с ним, – уверенно заявил Тжонг. – Ведь император – отец подданных, мы, выходит, его дети. С чего детям бояться отца?
– Но наш разговор услышат!
– Нет. Есть заклятие, которое я наложу, чтобы ни одно слово, произнесенное в стенах этой комнаты, не было услышано снаружи. Не волнуйся. Я знаю свое дело. – Тжонг пробормотал заклятие, вздохнул: – Ничего не поделаешь, от этого заклятия мы с тобой стали видимыми. Порошок не действует. Ну да ладно, все равно сюда никто не войдет. Настало время навестить императора.
Они с Юйлин подошли к ложу, Тжонг бесстрашна отодвинул занавесь, и Юйлин, трепеща, увидела спящего повелителя Яшмовой Империи.
Жэнь-дин выглядел совсем юным и при этом невероятно изможденным. Лицо в свете ночных фонариков казалось безжизненным, вокруг закрытых глаз залегли синеватые тени, губы были бесцветными и покрыты сухими корочками…
– Ого, – тихо присвистнул Тжонг. – А дело-то гораздо серьезнее, чем я ожидал.
– Что такое? – спросила Юйлин.
– Наш государь при смерти, – ответил Тжонг. – Видно, плохо его лечат дворцовые лекари!
Тжонг наклонился над лицом Жэнь-дина и послушал его дыхание. Потом выпрямился и гневно сверкнул глазами:
– Мерзавцы, неучи! Они думают вылечить нервное расстройство смесью миндального молока и гипса! Да это убивает императора вернее, чем яд! Он истощен!
– Как ты догадался? – спросила Юйлин, но Тжонг будто и не слышал этот вопрос. Он бесшумно придвинул к ложу императора маленький столик и принялся вытаскивать из складок своей одежды какие-то связочки кореньев и травы, бутылочки с настойками, чашки с порошками. Последней на свет явилась маленькая медная ступка с пестиком – неизменный спутник всех лекарей.
– Я приготовлю целебную смесь, а ты мне поможешь, – сказал Тжонг Юйлин. – Умеешь пользоваться пестиком и ступкой?
– Да уж как-нибудь, – усмехнулась Юйлин.
– «Как-нибудь» не надо, нужно все делать очень тщательно. От этого зависит жизнь императора, – сурово заметил Тжонг. И Юйлин посерьезнела:
– Я приложу все усилия, поверь!
И началось составление лекарства. Тжонг выбирал из пучков какие-то особые корешки и травы, тщательно осматривал и обнюхивал их, потом клал в ступку, а Юйлин растирала их в порошок, постукивая пестиком. Затем пришел черед жидкостей и какой-то густой мази, остро пахнущей травами. Тжонг дал Юйлин маленькую деревянную лопаточку, чтобы как следует все перемешать. Затем он вынул из рукава плотный шелковый лоскут и выложил на него густую смесь из ступки. Запах при этом был такой, что Юйлин еле удерживалась от того, чтобы не зажать нос, но Тжонг смотрел строго и внимательно, и она прониклась его настроением.
Тжонг плотно увязал лоскут со смесью, получилось нечто вроде шарика с выступившими по шелку зеленоватыми каплями. И этим шариком вор-лекарь принялся осторожно протирать лицо императора, несколько капель он выдавил на бескровные губы Жэнь-дина. В этот миг император раскрыл рот, вдыхая, и жидкость попала ему в рот.
– Все, – сказал Тжонг. – Остается только ждать.
– Чего ждать? – спросила Юйлин.
– Того, что он очнется от своего смертного сна.
Ждали они недолго. Император закашлялся, глубже задышал и вдруг открыл глаза. Тжонг поклонился ему:
– С возвращением к жизни, ваше величество! Вы были на пороге смерти, но мы не позволили вам умереть.
– Кто вы? – прошептал император.
– Государь, вы еще слишком слабы, чтобы говорить. Поверьте нам, мы ваши преданные слуги и клянемся солнечным диском в том, что не причиним вам никакого зла. Я лишь смиренный и недостойный лекарь, постигший связи светлого и темного и потому умеющий готовить оживляющие лекарства. Но лечение пройдет куда лучше, если я буду знать причину недуга, постигшего вас, о государь! Не отвечайте мне словами, лишь кивните своей венценосной главою: в том, что вы занемогли, повинна женщина?
Жэнь-дин кивнул, и даже в бледном свете фонарей было заметно, как он покраснел.
– Прекрасная молодая женщина, – продолжал Тжонг. – Государь, вы болеете оттого, что не встретили ее наяву?
– О да, – прошептал Жэнь-дин.
– Вы встречали ее лишь во сне?
– Да, – кивнул Жэнь-дин.
– И после этого сна вы ослабели и расстроили все ваши пять органов и пять чувств?
– Да, – повторил император.
– Назвала ли эта дева вам свое имя?
– У нее нет имени, – с трудом выговорил император и попытался привстать. Юйлин, трепеща, поправила императору подушки. Жэнь-дин с благодарностью взглянул на нее. – Она… воспитанница фей. Она… не в этом мире.
– Вот о какой деве снов толковал монах, которому явилась богиня Саванму! – благоговейно прошептала Юйлин. – Все сходится!
Меж тем Медноволосый Тжонг говорил:
– Прошу вас, ваше величество, теперь молчите ибо вам вредно разговаривать. Я понял, о ком вы говорите. Я знаю, кто возлюбленная вашего величества. Более того, я знаю, как перевести ее из мира снов в наш мир и сделать ее вашей спутницей, государь!
– Сделай это! – шепотом вскричал император, и в глазах его засверкал огонь. Но эта вспышка отняла много сил, и Жэнь-дин снова повалился на подушки. – Все что угодно я отдам за нее…
– Не нужно никакой награды, ваше величество, – с достоинством ответил Тжонг. – Ибо в том, чтобы привести вам эту деву, я не вижу никакого труда. Я могу проникнуть в тот мир хоть сейчас, и еще до исхода этой ночи вы обретете свою возлюбленную! Угодно ли вам, государь, чтобы я так поступил?
– Да, да! О, поспеши! Умоляю!
– Готов служить вашему величеству и отправляюсь немедленно, – сказал Тжонг. – С вами же пока побудет мой помощник. Позвольте ему отирать вам лицо, государь, ибо это еще больше придаст вам сил.
– Хорошо, – кивнул Жэнь-дин. – Я назначаю твоего помощника моим главным умывалыциком, а тебя, о лекарь, главным…
– Мне не надо чинов и званий, – ответил Тжонг. – Я служу вашему величеству ради спасения Яшмовой Империи. Я поспешу!
И с этими словами Медноволосый Тжонг исчез, как будто его и не было.
Юйлин осталась наедине с императором. Поначалу ей было не по себе, но когда она увидела, что лицо государя вновь бледнеет, то не испугалась, а со всей тщательностью протерла влажным целебным шариком царственный лик. Так она делала не раз и не два, и императору становилось легче. Он даже спросил:
– Как зовут тебя?
– Юйлин, ваше величество.
– Не давай мне снова провалиться в черный сон, Юйлин… Юйлин… Какое забавное имя – и мужское, и женское… Да оботри мне снова лицо, а то перед глазами все плывет…
Юйлин повиновалось. Время шло. Девушке казалось, что она провела у постели императора целую вечность; она боялась, что вот-вот наступит утро, проснутся евнухи или появится дневная стража и обнаружит ее здесь! А Тжонга все нет и нет, что же делать тогда, если он не вернется?!
И тут произошло настоящее чудо. Опочивальню императора осиял яркий свет, и Юйлин, отодвинув прикроватные занавеси, увидела, что в этом свете стоят Медноволосый Тжонг и девушка в наряде дивной красоты, с полупрозрачным покрывалом на голове, закрывающим часть лица.
– Это она! – прошептал император и так и впился глазами в девушку. Лицо его сияло.
– Это она, – подтвердил и Тжонг. – Но не позволяйте вашему сердцу биться слишком сильно, государь, вы еще слабы…
– Неправда, я силен и здоров! – воскликнул Жэнь-дин, не отрывая глаз от девушки. А та убрала с лица покрывало, приблизилась к постели императора и встала на колени:
– Простите меня, великий государь, за то, что я стала невольной причиной тяжкой вашей болезни! Я ждала вас в плену у моих воспитательниц-фей и не знала, почему вы не приходите за мною, ведь мы соединены на Небесах… Теперь же я поняла, что, причиной тому была болезнь. О государь! Умоляю вас крепиться и не давать болезни ходу, ибо от вашей божественной жизни зависит жизнь Великой Империи.
– Я очень тосковал без тебя, – сказал Жэнь-дин, протягивая руки к красавице. Та осыпала его руки поцелуями и сказала:
– К чему вы так тосковали обо мне, ничтожной?! Неужели позволительно императору ради сердечного увлечения пренебрегать своим здоровьем и делами государства? О, как это неосторожно и необдуманно!
– Кори меня и ругай, – улыбнулся Жэнь-дин, – но ради тебя я готов на все. И теперь, когда ты со мной, мне нет дела до государства!
– Ваше величество, опомнитесь! – строго сказала дева. – Любовь не должна затмевать разум, а, наоборот, должна просветлять его! Что ж, благодарение богам, теперь я нахожусь рядом с вами, и я приложу все силы для того, чтобы вы поправились и снова стали опорой страны, государь!
– Да, любимая, все будет, как ты изволишь говорить, – кивнул император. – Только не покидай меня!
– Я не покину вас и буду вашей верной рабой, – склонила голову девушка. – И для того чтобы я отныне и навеки стала вашей, государь, дайте мне имя. Тогда феи не посмеют вернуться за мной и похитить меня. Я буду принадлежать только вам.
– Я даю тебе имя! – немедленно отозвался император. – Отныне ты, возлюбленная, нарекаешься именем Вэньфэнь, что означает «пришедшая из сна».
– О император, – вздохнула нареченная Вэньфэнь. – Да будет так! Но если б вы не были сейчас в таком смятенье чувств, то вспомнили бы, что «вэньфэнь» в сочетании с иероглифами второго порядка означает не что иное, как «измена»! Но ничего не поправить – имя дано. Впрочем, имя – только имя, я же клянусь вашему величеству в том, что никогда не замараю себя и помыслом об измене или чем-нибудь подобном. А теперь отпустите ваших слуг, ибо скоро рассвет…
– Как же я отпущу их, ведь они вылечили меня?! – воскликнул император. – Мне полагается дать им высшие чины и награды.
– О владыка, – сказал Тжонг. – Мне не надо ни чинов, ни наград. Лишь одного я прошу у вас -прощения и снисхождения к моим шалостям.
– Что такое? – удивился император.
Медноволосый Тжонг упал перед государем на колени:
– Ваше величество, я – грешный по имени и прозванию, которое слишком вам докучало. Я – Медноволосый Тжонг, вор и лиходей.
– Так это ты украл дивные жемчужины с моего венца? – разгневался император. – И двести восемнадцать золотых щитов?!
– О государь! Это я, все я, – признался Медноволосый Тжонг. – Но также нынче ночью я украл у небесных фей вот эту девушку, без которой вы не можете жить. Будете ли вы ко мне снисходительны?