Страница:
Мэй ужасно удивилась такой перемене в настроении хозяина. Поначалу он готов был свои глаза вынуть и подать ей на блюде, а теперь чуть ли не прогонял прочь из чайной. Тут мужчина заметил в руках Мэй кисть.
– Вот что, святой отче, – сказал хозяин. – Если тебе нечем расплатиться со мной, то расплатись трудом. Вижу, ты искусный каллиграф, раз в руках у тебя такая прекрасная кисть. Обнови надпись на вывеске над моей чайной – и считай, что мы в расчете. Хорошего каллиграфа сейчас днем с огнем не сыщешь, да и за каждый начертанный иероглиф они, говорят, берут воз золота и драгоценностей. Согласен, отче?
Мэй, разумеется, согласилась. Хозяин сходил на Улицу, снял вывеску и принес ее, положив на стол перед девушкой, которую упорно считал юношей, монахом. Мэй достала тушечницу и плитку туши, растерла тушь и, мысленно призвав в помощницы свою наставницу Крылатую Цэнфэн, принялась обновлять надпись. Работала она почти до темноты: в комнату пришлось внести масляные лампы... Когда Мэй завершила работу и поставила точку над последним иероглифом, все бывшие в чайной (а в нее за это время набилось немало любопытных, потому что весть о чудесном монахе-каллиграфе быстро разнеслась по деревне) ахнули от удивления. Надпись сверкала так, словно была выложена золотом и драгоценными камнями. Хозяин чайной, вдоволь налюбовавшись своей новой вывеской, поклонился Мэй и сказал почтительно:
– Простите, святой отче, что я поначалу принял вас за проходимца. Теперь я вижу, что вы великий мастер каллиграфии. Не откажитесь переночевать в моем доме, а завтра я устрою в вашу честь праздничную трапезу. Новая вывеска – это событие. Теперь, глядишь, и жизнь у меня обновится, станет куда веселей да удачливей!
Мэй с почетом препроводили в отведенную ей комнату, не замечая, что она чуть не падает от усталости. Едва девушка осталась одна, как она, не раздеваясь, рухнула на кровать и уснула крепко-крепко, без снов.
Утром ее разбудил странный шум. Мэй открыла глаза и лежала прислушиваясь. Наконец она поняла – это трещат праздничные хлопушки! Неужели хозяин чайной и впрямь решил устроить целое торжество из-за того, что она обновила надпись на его вывеске? Мэй привела себя в порядок и спустилась вниз, в общую залу, которая теперь вся была украшена бумажными цветами, фонариками и тряпичными уклами. Ее встретил запыхавшийся хозяин чайной:
– Доброго вам утра, святой отче! Не угодно ли откушать свежего соевого творога с бобами? А еще я приготовил для вас лучший чай – «перышки феникса»! Не откажите в такой милости, угощайтесь, я ни грошика с вас не возьму, вы доставили мне такую радость!
Мэй, все еще удивляясь, кивнула. Покуда она расправлялась с хозяйским угощением, в чайную снова набились посетители. Они шептались и без конца бросали на Мэй любопытные взгляды. Из их перешептываний девушка поняла одно: после того как она облагородила вывеску чайной, произошло еще нечто чудесное. И эта догадка подтвердилась, едва Мэй вышла на улицу. Теперь чайный дом весь сиял новой краской и позолотой, крыша сверкала едва просохшим лаком, а на ее коньках красовались посеребренные фигурки драконов. Перед чайной пышно цвели кусты пионов, которых вчера и в помине не было. Неужели причиной всему надпись, сделанная рукой Мэй?
Принцессе не пришлось долго размышлять над этим вопросом. Хозяин чайной, поминутно кланяясь, сообщил ей, что старейшины деревни желают обратиться к Мэй с просьбой. И действительно, три старца почтенного вида подошли к ней с поклонами. Хозяин чайной проводил всех их в сад, примыкавший к дому.
Старцы внимательно смотрели на молодого монаха.
– О благословенный отшельник! – заговорил наконец один старец. – Не откажись выслушать нашу просьбу.
Мэй согласно кивнула.
– Давным-давно при основании нашего селения предки здешних жителей возвели здесь святилище в честь богини Фо Фэй, покровительницы любви и домашнего очага. К этому святилищу все здесь живущие относились почтительно, и милость богини Фо Фэй не оставляла нас. Но десять лет назад по нашим землям прошла орда наемников Ардиса, которые грабили, убивали и оскверняли святыни. Наемники разрушили святилище милостивой богини, на нас напал страх, и с тех пор земли наши оскудели, сердца охладели, а глаза слепнут от слез. В прошлом году мы решили общими силами деревни восстановить поруганное святилище. Мы выстроили его почти таким же красивым, каким оно было до раарушения. Не хватает лишь одного – камня с начертанным на нем Высшим Иероглифом «Любовь». Этот камень нужно установить при входе, и тогда богиня посетит свое святилище, восстановит – в нашем селении мир и благоденствие.
– Никто из нас, старейшин, – заговорил другой старец, – не владеет искусством начертания Высших Иероглифов. Мы отправили послов в ближние города, чтобы те разыскали каллиграфа, владеющего Высоким Стилем. Но послы вернулись ни с чем – Высокий Стиль давно запрещен, и нет мастеров, которые бы помнили его. Однако две седмицы назад вернулся наш посланник из уезда Хандун. Он сообщил, что нашел там двух братьев-каллиграфов, которые, по его словам, владеют мастерством Высокого Стиля и согласны прибыть в нашу деревню. Но время идет, а приглашенных каллиграфов все нет... И неизвестно, прибудут ли они на самом деле, не посмеялись ли над простаком-посланцем из бедной деревушки...
– Вот мы и просим тебя, святой отче, – подал голос третий старец. – Не откажи нам в милости, начерти Высший Иероглиф своей благословенной кистью. Ведь ты наверняка владеешь премудростью Высокого Стиля Письма, хотя ликом ты молод и нежен, как девушка. Нет у нас надежды на уездных каллиграфов! И лучше, как говорится, приветить в доме ласточку, чем ждать, когда над домом закружит феникс!
Мэй улыбнулась.
– Согласны ли вы, святой отче? – с волнением спросили старейшины.
Мэй кивнула, в знак почтения к старейшинам приложив ладонь к груди. А затем жестами попросила отвести ее в святилище богини Фо Фэй и показать камень, на котором должно вывести иероглиф, – она хочет незамедлительно приступить к работе.
... К святилищу Мэй сопровождала целая толпа, но, когда она вошла внутрь, с нею остались лишь старейшины. Они поднесли Мэй белый, гладко отполированный камень, словно ожидавший, когда его коснется кисть.
– Да пребудет с вами милость великой богини Фо Фэй! – прошептали старцы. Мэй закрыла глаза. Триста значений Высшего Иероглифа «Любовь» вспыхнули перед ее мысленным взором, будто цепочка разноцветных фонариков. И из них Мэй выбрала то значение, которое ей представлялось всегда самым важным:
«Любовь есть верность до смерти, в смерти и после смерти».
Она взмахнула кистью, не открывая глаз. А когда открыла глаза, то увидела, как иероглиф, пламенеющий в воздухе, опускается на камень, прожигая в нем дорожки, будто это не камень, а кусок масла. Потом она увидела, как пали на колени старцы, закрывая головы руками в священном трепете. Мэй тихо опустила кисть, и в это мгновение иероглиф прочно закрепился на камне, засиял золотом...
Мэй поклонилась деревянному изваянию богини Фо Фэй и бесшумно пошла к выходу. Ей не хотелось тревожить старейшин, предавшихся молитве, – кто знает, возможно, сейчас они получали откровения от самой богини любви?..
Прямо за святилищем начинались старые рисовые поля, а меж ними пролегла дорога... И Мэй поняла, что это знак – знак продолжения пути. Ей нужно идти вперед, до столицы, до императорского дворца. И если узурпаторша Шэси еще жива, то пусть страшится за свою жизнь, ибо Мэй (нет, принцесса Фэйянь!) выросла и вместе с нею выросла ее жажда справедливости. Если уж в захолустной деревне бедняки решились восстановить разрушенное святилище, чтобы вспомнить времена добра и чести, к лицу ли ей, наследнице престола, медлить?!
С такими мыслями Мэй покинула деревню, и поначалу никто не заметил ее ухода. А когда хватились, было уже поздно – прекрасного монаха в оранжевых одеждах и след простыл... Старейшины даже решили, что этот монах был не человеком, а небожителем, возблагодарили Небесную Канцелярию и объявили в деревне общее празднество по случаю обновления святилища.
До поздней ночи в деревне гремели фейерверки, звучала музыка и песни, вокруг ярко горящих костров плясали разодетые сельчане... Хозяин чайной расщедрился до того, что выкатил бочку вина, наготовил угощения на всю деревню – причем совершенно бесплатно, а захмелев, кричал, что святой монах призвал удачу в его дом, и богатство посыплется на него чуть ли не с неба...
А наутро произошло новое чудо: старое рисовое поле вдруг зазеленело молодыми всходами, в садах расцвели засохшие было сливы, персики и груши, кругом благоухали цветы, жужжали пчелы. Больные проснулись здоровыми, несчастные – счастливыми, бедняки – богатыми... Убогие дома преобразились, засверкали, словно только что отстроенные. Словом, чудеса продолжались, а потому и продолжалось торжество в честь этих чудес.
И потому два молодых человека, что верхом добрались до деревни, были весьма удивлены.
– Брат Ян, – сказал один из них, красавец в желто-лиловом халате и синей шапочке на длинных, заплетенный в косу, волосах. – Та ли это деревня, куда нас столь усиленно зазывали? Тут все цветет и ликует, дома почти так же красивы, как в уезде, и повсюду слышны песни. Что за странность? Я давным-давно не слыхал песен, да еще таких веселых!
– Я и сам удивлен, брат Лу, – пожал плечами тот, кого назвали Яном. Он выглядел куда красивее и изящнее своего собеседника – изумрудного цвета халат, белоснежные шаровары, пояс цвета гардении, струившийся почти до земли... Длинные черные волосы блестели под лучами солнца, свободно стекая по плечам до поясницы. Лицо сияло, как драгоценная яшма, а улыбка на губах могла свести с ума любую красавицу. – Вспомни, ведь тот простак-крестьянин плакался, будто они помирают от нищеты, и все оттого, что нет святого иероглифа над храмом их богини! Что же изменилось за те дни, пока мы добирались до их забытой Небесными Чиновниками деревни?!
– Не иначе, как их богиня самолично сошла с Девяти Небес и начертила Высший Иероглиф, – засмеялся брат Лу. – Но я думаю, что даже богине не под силу такое мастерство каллиграфии, каким владеем мы, дорогой Ян!
– Хотел бы я посостязаться с богиней, – усмехнулся и брат Ян. – Но что мы стоим? Давай проедемся по деревне да полюбопытствуем, что у них стряслось. Да еще и пристыдим старейшин за то, что они должным образом нас не встретили!
Братья пришпорили коней и въехали в деревню. У чайной они остановились и спешились.
– Брат Ян! – воскликнул Лу. – Взгляни-ка на вывеску! Не правда ли, написана мастерски?
Ян бросил быстрый взгляд на золотые иероглифы и чуть поморщился:
– Слишком старательно, словно школьник писал. Не чувствуется душа кисти. Да и чего ждать от трактирной вывески!
Эту фразу услыхал хозяин чайной, поспешавший навстречу богато разодетым гостям. Он поклонился молодым людям, пригласил их отдохнуть в чайной, а затем не утерпел:
– Осмелюсь спросить вас, господа, кто вы будете и ради каких дел приехали в нашу благословенную деревушку?
– Почтенный Любопытный Нос, мы с братом – мастера каллиграфии из уезда Хандун, – насмешливо ответил юноша по имени Лу. – И если ваша захолустная деревня называется Юэцзюань, то мы прибыли сюда, уступая просьбам ваших старейшин, чтобы начертить иероглиф на камне святилища богини Фо Фэй. Брат Ян, я ничего не перепутал?
– Нет, все верно, – кивнул Ян. – Странно лишь, что нас никто должным образом не встретил. У вас тут что, деревенский праздник?
– Да, – гордо ответил хозяин чайной. – На нашу деревню снизошла милость, уважаемые господа.
– Неужто? – хмыкнул Лу.
Хозяин чайной надулся еще пуще – казалось, лопнет от распиравшей его гордости.
– Позавчера вечером к нам в деревню пришел святой отшельник. Монах. Он не произнес ни слова, потому что блюл обет молчания. А за поясом у него были кисти и тушечница. И ни гроша денег! Я это сразу понял, откуда у монаха деньги возьмутся... А потом увидал, как он написал что-то на бумаге, в которую были палочки для еды завернуты, и бумага обратилась в слиток серебра!
– Что? – удивился Ян.
– А ты не выпил ли кувшин вина в тот момент, а, почтенный Любопытный Нос? – по-прежнему насмешливо спросил Лу.
– Шутить изволите, – обиделся хозяин. – Да только вот этот слиток, глядите! Где вы такое чистое серебро видали, а, уважаемые господа?
Он положил на стол слиток.
– И впрямь чистое серебро, – пробормотал Ян.
– Ну и что такого? – не сдавался Лу. – Это все фокусы. Чепуха. Обман зрения.
– Нет, не обман, – горячо возразил хозяин чайной. – Я-то сразу смекнул, что это не простой монах, а великий мастер каллиграфии. И попросил его обновить вывеску на моей чайной...
Тут оба брата расхохотались.
– Великий мастер, надо же! – кричал Ян.
– Да он кисть держать не умеет! – вторил Лу.
– Скажете тоже, мастерство!
– И скажу! – почти кричал хозяин. – Потому что, как эта вывеска обновилась, у меня сразу и дом обновился и вся моя жизнь! Я как будто двадцать лет с плеч скинул, силы и здоровья прибавилось. Вино пробую – вкуснее стало и крепче, бобы варю – сладкие как сахар! Этот монах – истинный чудотворец или небожитель, вот что я вам скажу!
Однако братья продолжали хохотать. Насмеявшись всласть, они кинули хозяину несколько серебряных монет и встали из-за стола.
– Пора за дело приниматься, – сказал Ян. – Скажи-ка, любезный, где сейчас ваши старейшины?
– В святилище богини Фо Фэй.
– Туда-то нам и нужно. Проводи нас. Мы обещали вашим старикам, что напишем на камне святилища Высший Иероглиф... Для того и приехали...
Хозяин чайной растерянно уставился на молодых людей.
– Так ведь, – пробормотал он, – его уже начертали.
– Что? – удивился Лу. Что? – опешил Ян.
– Так ведь я и говорю. Монах этот, чудотворец, пошел в святилище и начертал на камне Благословенный Иероглиф. Да как! Иероглиф сияет что молния в ночном небе! И в деревне все преобразилось: поля зазеленели, цветы зацвели, даже тощие куры вмиг потолстели. Старая скотница Мунь Куай, что кровью харкала и одной ногой была в могиле, вдруг встала с постели и сказала, что здоровехонька! Весь день вчера плясала да пекла пампушки! И нынче пляшет!
– Погоди, хозяин, не суетись, – нахмурился Ян. – Ты хочешь сказать, что этот твой монах знает Высокий Стиль Письма?
– Знает, и еще как! – воскликнул хозяин.
Ян и Лу молча переглянулись. Затем Лу сказал:
– Мы должны на это посмотреть.
... А о том, что было дальше, вам расскажет следующая глава. Если вы ее, конечно, прочтете.
Глава пятнадцатая
– Да уж, – в тон брату проговорил Лу. – Если б не видели своими глазами... Но как такое возможно, братец Ян?
– Возможно, если сам бессмертный Учитель Каллиграфии, Небесный Чиновник Лиян спустился вдруг с Девятого неба и своей волшебной кистью начертал этот иероглиф, – пробормотал Ян. – Моя гордость невыносимо задета, дорогой брат. До сего дня я твердо знал, что во всей Яшмовой Империи среди смертных мастеров каллиграфии нам нет равных. И вдруг появляется неизвестный мастер! Монах-отшельник, скажите на милость! С каких это пор бритоголовые пустомели с четками стали преуспевать в каллиграфии?!
– Дорогой брат, не прогневайся, но я вот что тебе скажу, заговорил Лу. – Этот иероглиф совершенен. Я рассматривал его и так и этак – нет ни одной лишней линии, ни одного неверного штриха! Да и то, что он словно вгрызся в камень, удивительно. Может быть, это действительно написал небожитель?
– Да хоть сотня небожителей! – вспыхнул Ян. – Я теперь не буду знать покоя до тех пор, пока не встречу этого монаха и не вызову его на поединок!
– Монаха – на поединок?! Опомнись, брат!
– Я не собираюсь драться с ним мечом или копьем, – поморщился Ян. – Хотя ты сам знаешь, что монахи обителей Дикого Барса или Золотого Дракона в умении владеть оружием не уступят ни одному воину. Их страшатся даже наемники Ардиса. Нет, я не о таком поединке говорю. Если боги помогут мне и я встречу этого монаха, то я уж заставлю его показать все свое каллиграфическое мастерство!
– Ох, братец, не зарекайся. – Губы Лу тронула усмешка. – А если этот монах тебя превзойдет в искусстве?
– Такого просто не может быть! – вспылил Ян. – О боги, услышьте мою молитву! Дайте мне только встретить этого монаха, и...
– И что?! – Лу откровенно смеялся.
– И если он выйдет победителем, я сам стану монахом! – рявкнул Ян.
– Да полно тебе, брат, ты голову потерял! Эй, гляди-ка, по дороге кто-то идет нам навстречу.
– Монах? – Ян немедленно принялся всматриваться в облако висевшей над дорогой пыли.
– Не похоже, – присмотрелся Лу. – Да это детишки! Не пугайся, братец, с ними тебе не придется соревноваться, в мастерстве кисти!
– Ах ты заноза, – хмыкнул на брата Ян.
Они пустили коней шагом и действительно вскоре увидели, как по дороге навстречу им идут двое ребятишек – мальчик и девочка лет семи-восьми. Одежонка на них была самая что ни на есть скудная, личики худые и грязные, босые ноги в цыпках. Мальчуган нес в руках пучок порыжелых кукурузных листьев, а девочка самозабвенно прижимала к груди лениво перебирающую лапками черепаху. Увидев всадников, детишки замерли, а потом принялись униженно кланяться.
– Добрые господа! – тянул мальчик тоненьким голоском. – Купите у нас черепаху, всего за две медные монетки! Она вам счастье принесет!
– Купите! – вторила девочка, протягивая черепаху. – Пожалейте нас, добрые господа!
Лу помрачнел и достал кошелек.
– Не могу спокойно смотреть на такую нищую мелкоту, – сказал он, выуживая из кошелька связку медяков.
– Наверняка у них есть родители, которые принуждают своих чад побираться, а сами пьянствуют, – заметил вполголоса Ян. – А ты этому потворствуешь.
– Тебе-то что? – огрызнулся Лу. – Не хочешь – не давай, а другим руки не отбивай! – Он протянул девочке связку монет: – Держи, чумазая!
– Благодарствую, господин! Жить вам десять тысяч лет! – воскликнула девочка.– Прошу вас, возьмите черепаху, она ваша!
– Да на что она мне! – засмеялся Лу. – Пускай живет с вами.
– Но вы же ее купили, – упорствовала девочка.
– Считайте, что я оставил ее на ваше попечение, – заявил Лу и бросил детям еще связку медяков. – Вот вам, кормите ее и оберегайте.
– Господин, ваша милость выше Девяти Небес! – восторженно поклонилась девочка, а мальчик только помалкивал, блестя темными выразительными глазами.
– Итак, судьба черепахи решена, а ты расстался с кучей денег, – подвел итог Ян.– Брат, твоя благотворительность и легкомыслие тебя разорят.
– Аи, оставь свои нравоучения! – вспыхнул Лу. – Едем дальше.
– Нет, погоди, – поднял руку Ян. – Эй, детвора! Скажите-ка мне: издалека вы идете?
– Из соседней деревни, добрый господин.
– А не встречался ли вам на пути молодой монах?
– В оранжевых одеждах? – спросил мальчик.
– Да, в оранжевых одеждах, – нетерпеливо подтвердил Ян.
– Как же, мы его видели, он нас благословил, сказал мальчик.
Ян чуть не подпрыгнул в седле.
– И далеко он отсюда?
Дети переглянулись. Затем девочка сказала, прижимая к груди черепаху:
– Доедете до конца этого поля и увидите пруд, заросший лотосами. Этот монах там сидит на берегу и молится.
– Нет, он не молится, – возразил девочке мальчик. – Я видел, что он в воздухе чертит пальцем огненные знаки!
– Точно, – поправилась девочка. – Только не пальцем, а кистью, дурачок!
– Что? – нахмурился Ян. – Вы ничего не выдумываете?
– Истинная правда, господин! – испуганно заверили его дети.
– Лу! – воскликнул Ян. – Скорее туда! Я хочу посмотреть на этого монаха!
Он пришпорил коня и, не дожидаясь брата, помчался прямо по полю.
– Вот непоседа! – засмеялся Лу. – Да не скачи так!
– Удачи вам, господин! – крикнула девочка вслед всаднику.
Лу обернулся и махнул рукой:
– Береги черепаху!
Девочка и мальчик проводили взглядами умчавшихся красавцев, понемногу исчезавших в облаке пыли. А затем с ребятишками произошло удивительное превращение: девочка стала вполне взрослой красавицей в золотых одеждах и украшениях. На ногах у нее вместо туфель белели пушистые облачка, приподнимавшие ее над землей. А мальчик обратился в прекрасного юношу, чей ослепительный халат был перевязан алым поясом. Пучок кукурузных листьев в его руках стал роскошным веером, на котором как живые сверкали цветки сливы и персика. Черепаха тоже претерпела изменения – она стала огромных размеров, панцирь засиял золотом, а глаза – рубинами. Женщина села на золотую черепаху и спрятала в рукав своего халата медяки, полученные от красавца Лу.
– Он добр, – многозначительно сказала она своему спутнику.
– Зато легкомыслен, – ответил тот.
– Мужчины все легкомысленны, – парировала красавица.
– Даже я, милая Юй?
– Даже ты, дорогой Ань. Ведь это была твоя затея – встретить на дороге братьев-каллиграфов и направить их к нашей милой Фэйянь. Чего ты добиваешься? Нет, ты почему прячешь глаза, Небесный Чиновник?! Отвечай!
– Юй, разве не ты сама желала, чтобы у Фэйянь появились спутники и защитники?
– Хм, возможно... Возможно, один из братьев и годится ей в спутники, но второй... Он слишком высокомерен и самонадеян – такой ей совсем ни к чему.
– А я думаю, она сама разберется, – улыбнулся Небесный Чиновник Ань. – Я также думаю, что наша Фэйянь кого угодно лишит как высокомерия, так и самонадеянности.
Ань уселся на черепаху рядом со своей прекрасной спутницей. Черепаха взмыла в небо, грациозно взмахивая золотыми лапами, и скоро на небе можно было различить крохотную золотую точку – словно песчинку на голубом одеяле...
Меж тем Ян, а следом за ним и Лу домчались до заросшего лотосами пруда. Они спешились и действительно увидели молодого монаха в бледно-оранжевых одеждах. Только он не чертил в воздухе огненные знаки, а крепко спал, подложив себе под голову валик из камышовых листьев.
– Ха, – произнес шепотом Лу, – он еще совсем мальчишка, этот монах!
– Великий каллиграф, – сказал Ян с глубочайшим презрением. Он извлек из ножен меч и подошел к спящему монаху.
– Ты рехнулся, брат! – воскликнул Лу. – Опомнись!
– Я лишь разбужу этого выскочку, – успокоил Ян. Поднял меч... и очень удивился в следующий миг тому, что лежит на земле с нестерпимой болью во всем теле, а его меч взмыл в воздух и приземлился прямо в руку загадочного монаха, который уже не спал – стоял в боевой стойке и задумчиво переводил взгляд с поверженного Яна на опешившего Лу. Миг прошел, и Лу понял, что надо спасать положение.
– Почтеннейший монах! – воскликнул он, кланяясь. – Мой брат не хотел обидеть вас!
– Что угодно от меня вашему брату? – спросил монах хриплым неблагозвучным голосом. После чего по непонятной причине отбросил меч и прижал ладони к губам.
Ян поднялся и тоже поклонился.
– Достойный монах! – заговорил он, поневоле кривясь от боли в отбитой пояснице. – Меня зовут Ян Синь, а это мой младший брат Лу Синь. Мы каллиграфы из уезда Хандун. Позвольте узнать ваше благословенное имя.
– Я... – неуверенно начал монах. – Я ношу имя, данное мне при постриге. Называйте меня Цзы Юнь.
– Цзы Юнь?[23] – удивился Ян. – Такое имя не дается зря. Видно, вы, почтенный монах, несмотря на свой юный возраст, весьма искусны в каллиграфии?
– Мое недостоинство не позволяет мне говорить о том, что я хоть что-то умею в этой жизни, – сказал монах. – Прошу вас, скажите, чего ради вы побеспокоили меня, и ступайте с миром своей дорогой.
– О нет, уважаемый Цзы Юнь, вы не отделаетесь от нас так легко! – воскликнул Ян Синь. – Мы слыхали о вас чудесные вещи. Говорят, вы непревзойденный мастер каллиграфии, владеющий Высоким Стилем и секретами пяти Высших Иероглифов. Покажите же нам, смиренным, ваше искусство!
Монах печально (так показалось Лу, не отрывавшему взгляда от лица необычного юноши) поглядел на Яна.
– Зачем вам это нужно, господин?
– Я вызываю вас на соревнование в каллиграфии! – воскликнул Ян Синь вне себя от азарта. – Пусть небеса судят, кто из нас лучший мастер! И мой брат Лу...
– Нет-нет, – торопливо сказал Лу. – Я не приму участия в поединке.
Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.
– Признаешь поражение без борьбы, братец? – упрекнул он. – Не ожидал от тебя.
– Я сам от себя не ожидал, – пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.
– Вот что, святой отче, – сказал хозяин. – Если тебе нечем расплатиться со мной, то расплатись трудом. Вижу, ты искусный каллиграф, раз в руках у тебя такая прекрасная кисть. Обнови надпись на вывеске над моей чайной – и считай, что мы в расчете. Хорошего каллиграфа сейчас днем с огнем не сыщешь, да и за каждый начертанный иероглиф они, говорят, берут воз золота и драгоценностей. Согласен, отче?
Мэй, разумеется, согласилась. Хозяин сходил на Улицу, снял вывеску и принес ее, положив на стол перед девушкой, которую упорно считал юношей, монахом. Мэй достала тушечницу и плитку туши, растерла тушь и, мысленно призвав в помощницы свою наставницу Крылатую Цэнфэн, принялась обновлять надпись. Работала она почти до темноты: в комнату пришлось внести масляные лампы... Когда Мэй завершила работу и поставила точку над последним иероглифом, все бывшие в чайной (а в нее за это время набилось немало любопытных, потому что весть о чудесном монахе-каллиграфе быстро разнеслась по деревне) ахнули от удивления. Надпись сверкала так, словно была выложена золотом и драгоценными камнями. Хозяин чайной, вдоволь налюбовавшись своей новой вывеской, поклонился Мэй и сказал почтительно:
– Простите, святой отче, что я поначалу принял вас за проходимца. Теперь я вижу, что вы великий мастер каллиграфии. Не откажитесь переночевать в моем доме, а завтра я устрою в вашу честь праздничную трапезу. Новая вывеска – это событие. Теперь, глядишь, и жизнь у меня обновится, станет куда веселей да удачливей!
Мэй с почетом препроводили в отведенную ей комнату, не замечая, что она чуть не падает от усталости. Едва девушка осталась одна, как она, не раздеваясь, рухнула на кровать и уснула крепко-крепко, без снов.
Утром ее разбудил странный шум. Мэй открыла глаза и лежала прислушиваясь. Наконец она поняла – это трещат праздничные хлопушки! Неужели хозяин чайной и впрямь решил устроить целое торжество из-за того, что она обновила надпись на его вывеске? Мэй привела себя в порядок и спустилась вниз, в общую залу, которая теперь вся была украшена бумажными цветами, фонариками и тряпичными уклами. Ее встретил запыхавшийся хозяин чайной:
– Доброго вам утра, святой отче! Не угодно ли откушать свежего соевого творога с бобами? А еще я приготовил для вас лучший чай – «перышки феникса»! Не откажите в такой милости, угощайтесь, я ни грошика с вас не возьму, вы доставили мне такую радость!
Мэй, все еще удивляясь, кивнула. Покуда она расправлялась с хозяйским угощением, в чайную снова набились посетители. Они шептались и без конца бросали на Мэй любопытные взгляды. Из их перешептываний девушка поняла одно: после того как она облагородила вывеску чайной, произошло еще нечто чудесное. И эта догадка подтвердилась, едва Мэй вышла на улицу. Теперь чайный дом весь сиял новой краской и позолотой, крыша сверкала едва просохшим лаком, а на ее коньках красовались посеребренные фигурки драконов. Перед чайной пышно цвели кусты пионов, которых вчера и в помине не было. Неужели причиной всему надпись, сделанная рукой Мэй?
Принцессе не пришлось долго размышлять над этим вопросом. Хозяин чайной, поминутно кланяясь, сообщил ей, что старейшины деревни желают обратиться к Мэй с просьбой. И действительно, три старца почтенного вида подошли к ней с поклонами. Хозяин чайной проводил всех их в сад, примыкавший к дому.
Старцы внимательно смотрели на молодого монаха.
– О благословенный отшельник! – заговорил наконец один старец. – Не откажись выслушать нашу просьбу.
Мэй согласно кивнула.
– Давным-давно при основании нашего селения предки здешних жителей возвели здесь святилище в честь богини Фо Фэй, покровительницы любви и домашнего очага. К этому святилищу все здесь живущие относились почтительно, и милость богини Фо Фэй не оставляла нас. Но десять лет назад по нашим землям прошла орда наемников Ардиса, которые грабили, убивали и оскверняли святыни. Наемники разрушили святилище милостивой богини, на нас напал страх, и с тех пор земли наши оскудели, сердца охладели, а глаза слепнут от слез. В прошлом году мы решили общими силами деревни восстановить поруганное святилище. Мы выстроили его почти таким же красивым, каким оно было до раарушения. Не хватает лишь одного – камня с начертанным на нем Высшим Иероглифом «Любовь». Этот камень нужно установить при входе, и тогда богиня посетит свое святилище, восстановит – в нашем селении мир и благоденствие.
– Никто из нас, старейшин, – заговорил другой старец, – не владеет искусством начертания Высших Иероглифов. Мы отправили послов в ближние города, чтобы те разыскали каллиграфа, владеющего Высоким Стилем. Но послы вернулись ни с чем – Высокий Стиль давно запрещен, и нет мастеров, которые бы помнили его. Однако две седмицы назад вернулся наш посланник из уезда Хандун. Он сообщил, что нашел там двух братьев-каллиграфов, которые, по его словам, владеют мастерством Высокого Стиля и согласны прибыть в нашу деревню. Но время идет, а приглашенных каллиграфов все нет... И неизвестно, прибудут ли они на самом деле, не посмеялись ли над простаком-посланцем из бедной деревушки...
– Вот мы и просим тебя, святой отче, – подал голос третий старец. – Не откажи нам в милости, начерти Высший Иероглиф своей благословенной кистью. Ведь ты наверняка владеешь премудростью Высокого Стиля Письма, хотя ликом ты молод и нежен, как девушка. Нет у нас надежды на уездных каллиграфов! И лучше, как говорится, приветить в доме ласточку, чем ждать, когда над домом закружит феникс!
Мэй улыбнулась.
– Согласны ли вы, святой отче? – с волнением спросили старейшины.
Мэй кивнула, в знак почтения к старейшинам приложив ладонь к груди. А затем жестами попросила отвести ее в святилище богини Фо Фэй и показать камень, на котором должно вывести иероглиф, – она хочет незамедлительно приступить к работе.
... К святилищу Мэй сопровождала целая толпа, но, когда она вошла внутрь, с нею остались лишь старейшины. Они поднесли Мэй белый, гладко отполированный камень, словно ожидавший, когда его коснется кисть.
– Да пребудет с вами милость великой богини Фо Фэй! – прошептали старцы. Мэй закрыла глаза. Триста значений Высшего Иероглифа «Любовь» вспыхнули перед ее мысленным взором, будто цепочка разноцветных фонариков. И из них Мэй выбрала то значение, которое ей представлялось всегда самым важным:
«Любовь есть верность до смерти, в смерти и после смерти».
Она взмахнула кистью, не открывая глаз. А когда открыла глаза, то увидела, как иероглиф, пламенеющий в воздухе, опускается на камень, прожигая в нем дорожки, будто это не камень, а кусок масла. Потом она увидела, как пали на колени старцы, закрывая головы руками в священном трепете. Мэй тихо опустила кисть, и в это мгновение иероглиф прочно закрепился на камне, засиял золотом...
Мэй поклонилась деревянному изваянию богини Фо Фэй и бесшумно пошла к выходу. Ей не хотелось тревожить старейшин, предавшихся молитве, – кто знает, возможно, сейчас они получали откровения от самой богини любви?..
Прямо за святилищем начинались старые рисовые поля, а меж ними пролегла дорога... И Мэй поняла, что это знак – знак продолжения пути. Ей нужно идти вперед, до столицы, до императорского дворца. И если узурпаторша Шэси еще жива, то пусть страшится за свою жизнь, ибо Мэй (нет, принцесса Фэйянь!) выросла и вместе с нею выросла ее жажда справедливости. Если уж в захолустной деревне бедняки решились восстановить разрушенное святилище, чтобы вспомнить времена добра и чести, к лицу ли ей, наследнице престола, медлить?!
С такими мыслями Мэй покинула деревню, и поначалу никто не заметил ее ухода. А когда хватились, было уже поздно – прекрасного монаха в оранжевых одеждах и след простыл... Старейшины даже решили, что этот монах был не человеком, а небожителем, возблагодарили Небесную Канцелярию и объявили в деревне общее празднество по случаю обновления святилища.
До поздней ночи в деревне гремели фейерверки, звучала музыка и песни, вокруг ярко горящих костров плясали разодетые сельчане... Хозяин чайной расщедрился до того, что выкатил бочку вина, наготовил угощения на всю деревню – причем совершенно бесплатно, а захмелев, кричал, что святой монах призвал удачу в его дом, и богатство посыплется на него чуть ли не с неба...
А наутро произошло новое чудо: старое рисовое поле вдруг зазеленело молодыми всходами, в садах расцвели засохшие было сливы, персики и груши, кругом благоухали цветы, жужжали пчелы. Больные проснулись здоровыми, несчастные – счастливыми, бедняки – богатыми... Убогие дома преобразились, засверкали, словно только что отстроенные. Словом, чудеса продолжались, а потому и продолжалось торжество в честь этих чудес.
И потому два молодых человека, что верхом добрались до деревни, были весьма удивлены.
– Брат Ян, – сказал один из них, красавец в желто-лиловом халате и синей шапочке на длинных, заплетенный в косу, волосах. – Та ли это деревня, куда нас столь усиленно зазывали? Тут все цветет и ликует, дома почти так же красивы, как в уезде, и повсюду слышны песни. Что за странность? Я давным-давно не слыхал песен, да еще таких веселых!
– Я и сам удивлен, брат Лу, – пожал плечами тот, кого назвали Яном. Он выглядел куда красивее и изящнее своего собеседника – изумрудного цвета халат, белоснежные шаровары, пояс цвета гардении, струившийся почти до земли... Длинные черные волосы блестели под лучами солнца, свободно стекая по плечам до поясницы. Лицо сияло, как драгоценная яшма, а улыбка на губах могла свести с ума любую красавицу. – Вспомни, ведь тот простак-крестьянин плакался, будто они помирают от нищеты, и все оттого, что нет святого иероглифа над храмом их богини! Что же изменилось за те дни, пока мы добирались до их забытой Небесными Чиновниками деревни?!
– Не иначе, как их богиня самолично сошла с Девяти Небес и начертила Высший Иероглиф, – засмеялся брат Лу. – Но я думаю, что даже богине не под силу такое мастерство каллиграфии, каким владеем мы, дорогой Ян!
– Хотел бы я посостязаться с богиней, – усмехнулся и брат Ян. – Но что мы стоим? Давай проедемся по деревне да полюбопытствуем, что у них стряслось. Да еще и пристыдим старейшин за то, что они должным образом нас не встретили!
Братья пришпорили коней и въехали в деревню. У чайной они остановились и спешились.
– Брат Ян! – воскликнул Лу. – Взгляни-ка на вывеску! Не правда ли, написана мастерски?
Ян бросил быстрый взгляд на золотые иероглифы и чуть поморщился:
– Слишком старательно, словно школьник писал. Не чувствуется душа кисти. Да и чего ждать от трактирной вывески!
Эту фразу услыхал хозяин чайной, поспешавший навстречу богато разодетым гостям. Он поклонился молодым людям, пригласил их отдохнуть в чайной, а затем не утерпел:
– Осмелюсь спросить вас, господа, кто вы будете и ради каких дел приехали в нашу благословенную деревушку?
– Почтенный Любопытный Нос, мы с братом – мастера каллиграфии из уезда Хандун, – насмешливо ответил юноша по имени Лу. – И если ваша захолустная деревня называется Юэцзюань, то мы прибыли сюда, уступая просьбам ваших старейшин, чтобы начертить иероглиф на камне святилища богини Фо Фэй. Брат Ян, я ничего не перепутал?
– Нет, все верно, – кивнул Ян. – Странно лишь, что нас никто должным образом не встретил. У вас тут что, деревенский праздник?
– Да, – гордо ответил хозяин чайной. – На нашу деревню снизошла милость, уважаемые господа.
– Неужто? – хмыкнул Лу.
Хозяин чайной надулся еще пуще – казалось, лопнет от распиравшей его гордости.
– Позавчера вечером к нам в деревню пришел святой отшельник. Монах. Он не произнес ни слова, потому что блюл обет молчания. А за поясом у него были кисти и тушечница. И ни гроша денег! Я это сразу понял, откуда у монаха деньги возьмутся... А потом увидал, как он написал что-то на бумаге, в которую были палочки для еды завернуты, и бумага обратилась в слиток серебра!
– Что? – удивился Ян.
– А ты не выпил ли кувшин вина в тот момент, а, почтенный Любопытный Нос? – по-прежнему насмешливо спросил Лу.
– Шутить изволите, – обиделся хозяин. – Да только вот этот слиток, глядите! Где вы такое чистое серебро видали, а, уважаемые господа?
Он положил на стол слиток.
– И впрямь чистое серебро, – пробормотал Ян.
– Ну и что такого? – не сдавался Лу. – Это все фокусы. Чепуха. Обман зрения.
– Нет, не обман, – горячо возразил хозяин чайной. – Я-то сразу смекнул, что это не простой монах, а великий мастер каллиграфии. И попросил его обновить вывеску на моей чайной...
Тут оба брата расхохотались.
– Великий мастер, надо же! – кричал Ян.
– Да он кисть держать не умеет! – вторил Лу.
– Скажете тоже, мастерство!
– И скажу! – почти кричал хозяин. – Потому что, как эта вывеска обновилась, у меня сразу и дом обновился и вся моя жизнь! Я как будто двадцать лет с плеч скинул, силы и здоровья прибавилось. Вино пробую – вкуснее стало и крепче, бобы варю – сладкие как сахар! Этот монах – истинный чудотворец или небожитель, вот что я вам скажу!
Однако братья продолжали хохотать. Насмеявшись всласть, они кинули хозяину несколько серебряных монет и встали из-за стола.
– Пора за дело приниматься, – сказал Ян. – Скажи-ка, любезный, где сейчас ваши старейшины?
– В святилище богини Фо Фэй.
– Туда-то нам и нужно. Проводи нас. Мы обещали вашим старикам, что напишем на камне святилища Высший Иероглиф... Для того и приехали...
Хозяин чайной растерянно уставился на молодых людей.
– Так ведь, – пробормотал он, – его уже начертали.
– Что? – удивился Лу. Что? – опешил Ян.
– Так ведь я и говорю. Монах этот, чудотворец, пошел в святилище и начертал на камне Благословенный Иероглиф. Да как! Иероглиф сияет что молния в ночном небе! И в деревне все преобразилось: поля зазеленели, цветы зацвели, даже тощие куры вмиг потолстели. Старая скотница Мунь Куай, что кровью харкала и одной ногой была в могиле, вдруг встала с постели и сказала, что здоровехонька! Весь день вчера плясала да пекла пампушки! И нынче пляшет!
– Погоди, хозяин, не суетись, – нахмурился Ян. – Ты хочешь сказать, что этот твой монах знает Высокий Стиль Письма?
– Знает, и еще как! – воскликнул хозяин.
Ян и Лу молча переглянулись. Затем Лу сказал:
– Мы должны на это посмотреть.
... А о том, что было дальше, вам расскажет следующая глава. Если вы ее, конечно, прочтете.
Глава пятнадцатая
ЗНАКИ В НЕБЕСАХ
– До сих пор не могу в это поверить! – в сердцах воскликнул Ян и пришпорил коня. Конь взбрыкнул, выбив копытами фонтанчики дорожной пыли.
Я считал себя выше
Премудрых седых мастеров.
И таланты свои
Я с Верховным Владыкой равнял.
Но желание славы
Заставило бросить свой кров
И искать себе равных
Средь неба, деревьев и скал.
Сквозь метель и жару
Я по свету без устали брел,
Умоляя о встрече,
Которая жизнь озарит.
И однажды свершилось,
И равную я приобрел,
И глаза ее были
Как самый прекрасный нефрит.
Я повержен без боя
И только мечтаю о том,
Чтобы этот нефрит
Навсегда оставался со мной...
Она вырастит сына,
А я сыну выстрою дом.
А таланты мои
Пригодятся мне в жизни иной.
– Да уж, – в тон брату проговорил Лу. – Если б не видели своими глазами... Но как такое возможно, братец Ян?
– Возможно, если сам бессмертный Учитель Каллиграфии, Небесный Чиновник Лиян спустился вдруг с Девятого неба и своей волшебной кистью начертал этот иероглиф, – пробормотал Ян. – Моя гордость невыносимо задета, дорогой брат. До сего дня я твердо знал, что во всей Яшмовой Империи среди смертных мастеров каллиграфии нам нет равных. И вдруг появляется неизвестный мастер! Монах-отшельник, скажите на милость! С каких это пор бритоголовые пустомели с четками стали преуспевать в каллиграфии?!
– Дорогой брат, не прогневайся, но я вот что тебе скажу, заговорил Лу. – Этот иероглиф совершенен. Я рассматривал его и так и этак – нет ни одной лишней линии, ни одного неверного штриха! Да и то, что он словно вгрызся в камень, удивительно. Может быть, это действительно написал небожитель?
– Да хоть сотня небожителей! – вспыхнул Ян. – Я теперь не буду знать покоя до тех пор, пока не встречу этого монаха и не вызову его на поединок!
– Монаха – на поединок?! Опомнись, брат!
– Я не собираюсь драться с ним мечом или копьем, – поморщился Ян. – Хотя ты сам знаешь, что монахи обителей Дикого Барса или Золотого Дракона в умении владеть оружием не уступят ни одному воину. Их страшатся даже наемники Ардиса. Нет, я не о таком поединке говорю. Если боги помогут мне и я встречу этого монаха, то я уж заставлю его показать все свое каллиграфическое мастерство!
– Ох, братец, не зарекайся. – Губы Лу тронула усмешка. – А если этот монах тебя превзойдет в искусстве?
– Такого просто не может быть! – вспылил Ян. – О боги, услышьте мою молитву! Дайте мне только встретить этого монаха, и...
– И что?! – Лу откровенно смеялся.
– И если он выйдет победителем, я сам стану монахом! – рявкнул Ян.
– Да полно тебе, брат, ты голову потерял! Эй, гляди-ка, по дороге кто-то идет нам навстречу.
– Монах? – Ян немедленно принялся всматриваться в облако висевшей над дорогой пыли.
– Не похоже, – присмотрелся Лу. – Да это детишки! Не пугайся, братец, с ними тебе не придется соревноваться, в мастерстве кисти!
– Ах ты заноза, – хмыкнул на брата Ян.
Они пустили коней шагом и действительно вскоре увидели, как по дороге навстречу им идут двое ребятишек – мальчик и девочка лет семи-восьми. Одежонка на них была самая что ни на есть скудная, личики худые и грязные, босые ноги в цыпках. Мальчуган нес в руках пучок порыжелых кукурузных листьев, а девочка самозабвенно прижимала к груди лениво перебирающую лапками черепаху. Увидев всадников, детишки замерли, а потом принялись униженно кланяться.
– Добрые господа! – тянул мальчик тоненьким голоском. – Купите у нас черепаху, всего за две медные монетки! Она вам счастье принесет!
– Купите! – вторила девочка, протягивая черепаху. – Пожалейте нас, добрые господа!
Лу помрачнел и достал кошелек.
– Не могу спокойно смотреть на такую нищую мелкоту, – сказал он, выуживая из кошелька связку медяков.
– Наверняка у них есть родители, которые принуждают своих чад побираться, а сами пьянствуют, – заметил вполголоса Ян. – А ты этому потворствуешь.
– Тебе-то что? – огрызнулся Лу. – Не хочешь – не давай, а другим руки не отбивай! – Он протянул девочке связку монет: – Держи, чумазая!
– Благодарствую, господин! Жить вам десять тысяч лет! – воскликнула девочка.– Прошу вас, возьмите черепаху, она ваша!
– Да на что она мне! – засмеялся Лу. – Пускай живет с вами.
– Но вы же ее купили, – упорствовала девочка.
– Считайте, что я оставил ее на ваше попечение, – заявил Лу и бросил детям еще связку медяков. – Вот вам, кормите ее и оберегайте.
– Господин, ваша милость выше Девяти Небес! – восторженно поклонилась девочка, а мальчик только помалкивал, блестя темными выразительными глазами.
– Итак, судьба черепахи решена, а ты расстался с кучей денег, – подвел итог Ян.– Брат, твоя благотворительность и легкомыслие тебя разорят.
– Аи, оставь свои нравоучения! – вспыхнул Лу. – Едем дальше.
– Нет, погоди, – поднял руку Ян. – Эй, детвора! Скажите-ка мне: издалека вы идете?
– Из соседней деревни, добрый господин.
– А не встречался ли вам на пути молодой монах?
– В оранжевых одеждах? – спросил мальчик.
– Да, в оранжевых одеждах, – нетерпеливо подтвердил Ян.
– Как же, мы его видели, он нас благословил, сказал мальчик.
Ян чуть не подпрыгнул в седле.
– И далеко он отсюда?
Дети переглянулись. Затем девочка сказала, прижимая к груди черепаху:
– Доедете до конца этого поля и увидите пруд, заросший лотосами. Этот монах там сидит на берегу и молится.
– Нет, он не молится, – возразил девочке мальчик. – Я видел, что он в воздухе чертит пальцем огненные знаки!
– Точно, – поправилась девочка. – Только не пальцем, а кистью, дурачок!
– Что? – нахмурился Ян. – Вы ничего не выдумываете?
– Истинная правда, господин! – испуганно заверили его дети.
– Лу! – воскликнул Ян. – Скорее туда! Я хочу посмотреть на этого монаха!
Он пришпорил коня и, не дожидаясь брата, помчался прямо по полю.
– Вот непоседа! – засмеялся Лу. – Да не скачи так!
– Удачи вам, господин! – крикнула девочка вслед всаднику.
Лу обернулся и махнул рукой:
– Береги черепаху!
Девочка и мальчик проводили взглядами умчавшихся красавцев, понемногу исчезавших в облаке пыли. А затем с ребятишками произошло удивительное превращение: девочка стала вполне взрослой красавицей в золотых одеждах и украшениях. На ногах у нее вместо туфель белели пушистые облачка, приподнимавшие ее над землей. А мальчик обратился в прекрасного юношу, чей ослепительный халат был перевязан алым поясом. Пучок кукурузных листьев в его руках стал роскошным веером, на котором как живые сверкали цветки сливы и персика. Черепаха тоже претерпела изменения – она стала огромных размеров, панцирь засиял золотом, а глаза – рубинами. Женщина села на золотую черепаху и спрятала в рукав своего халата медяки, полученные от красавца Лу.
– Он добр, – многозначительно сказала она своему спутнику.
– Зато легкомыслен, – ответил тот.
– Мужчины все легкомысленны, – парировала красавица.
– Даже я, милая Юй?
– Даже ты, дорогой Ань. Ведь это была твоя затея – встретить на дороге братьев-каллиграфов и направить их к нашей милой Фэйянь. Чего ты добиваешься? Нет, ты почему прячешь глаза, Небесный Чиновник?! Отвечай!
– Юй, разве не ты сама желала, чтобы у Фэйянь появились спутники и защитники?
– Хм, возможно... Возможно, один из братьев и годится ей в спутники, но второй... Он слишком высокомерен и самонадеян – такой ей совсем ни к чему.
– А я думаю, она сама разберется, – улыбнулся Небесный Чиновник Ань. – Я также думаю, что наша Фэйянь кого угодно лишит как высокомерия, так и самонадеянности.
Ань уселся на черепаху рядом со своей прекрасной спутницей. Черепаха взмыла в небо, грациозно взмахивая золотыми лапами, и скоро на небе можно было различить крохотную золотую точку – словно песчинку на голубом одеяле...
Меж тем Ян, а следом за ним и Лу домчались до заросшего лотосами пруда. Они спешились и действительно увидели молодого монаха в бледно-оранжевых одеждах. Только он не чертил в воздухе огненные знаки, а крепко спал, подложив себе под голову валик из камышовых листьев.
– Ха, – произнес шепотом Лу, – он еще совсем мальчишка, этот монах!
– Великий каллиграф, – сказал Ян с глубочайшим презрением. Он извлек из ножен меч и подошел к спящему монаху.
– Ты рехнулся, брат! – воскликнул Лу. – Опомнись!
– Я лишь разбужу этого выскочку, – успокоил Ян. Поднял меч... и очень удивился в следующий миг тому, что лежит на земле с нестерпимой болью во всем теле, а его меч взмыл в воздух и приземлился прямо в руку загадочного монаха, который уже не спал – стоял в боевой стойке и задумчиво переводил взгляд с поверженного Яна на опешившего Лу. Миг прошел, и Лу понял, что надо спасать положение.
– Почтеннейший монах! – воскликнул он, кланяясь. – Мой брат не хотел обидеть вас!
– Что угодно от меня вашему брату? – спросил монах хриплым неблагозвучным голосом. После чего по непонятной причине отбросил меч и прижал ладони к губам.
Ян поднялся и тоже поклонился.
– Достойный монах! – заговорил он, поневоле кривясь от боли в отбитой пояснице. – Меня зовут Ян Синь, а это мой младший брат Лу Синь. Мы каллиграфы из уезда Хандун. Позвольте узнать ваше благословенное имя.
– Я... – неуверенно начал монах. – Я ношу имя, данное мне при постриге. Называйте меня Цзы Юнь.
– Цзы Юнь?[23] – удивился Ян. – Такое имя не дается зря. Видно, вы, почтенный монах, несмотря на свой юный возраст, весьма искусны в каллиграфии?
– Мое недостоинство не позволяет мне говорить о том, что я хоть что-то умею в этой жизни, – сказал монах. – Прошу вас, скажите, чего ради вы побеспокоили меня, и ступайте с миром своей дорогой.
– О нет, уважаемый Цзы Юнь, вы не отделаетесь от нас так легко! – воскликнул Ян Синь. – Мы слыхали о вас чудесные вещи. Говорят, вы непревзойденный мастер каллиграфии, владеющий Высоким Стилем и секретами пяти Высших Иероглифов. Покажите же нам, смиренным, ваше искусство!
Монах печально (так показалось Лу, не отрывавшему взгляда от лица необычного юноши) поглядел на Яна.
– Зачем вам это нужно, господин?
– Я вызываю вас на соревнование в каллиграфии! – воскликнул Ян Синь вне себя от азарта. – Пусть небеса судят, кто из нас лучший мастер! И мой брат Лу...
– Нет-нет, – торопливо сказал Лу. – Я не приму участия в поединке.
Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.
– Признаешь поражение без борьбы, братец? – упрекнул он. – Не ожидал от тебя.
– Я сам от себя не ожидал, – пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.