Страница:
– Это – для услаждения вашего взора, император! И слуги развернули большое длинное полотно, украшенное дивной вышивкой. Оно аллегорически изображало Яшмовую Империю. В голубых и бирюзовых водах резвился священный Алый Дракон с золотыми усами и Девять Благожелательных Карпов, как известно приносящих богатство и изобилие. Над водами возносилась искусно вышитая башня императорских покоев, окруженная чудными цветами и птицами. А над императорской башней парил в лиловых облаках Небесный Чиновник, держащий в руках свиток с несколькими иероглифами, звучащими так: «Покровительство Неба, мир и процветание великому императору Жоа-дину, владыке Пренебесного Селения! »
Вышитое полотно было так роскошно и красиво, что император Жоа-дин несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. И то сказать, в военных походах и жестоких боях сердце его огрубело, он отвык от истинной красоты. Но теперь красота проникла в его душу и понудила глядеть на окружающий мир по-иному. Владыка Жоа-дин неожиданно вздохнул и ощутил в сердце весеннее томление.
– Кто же та искусница, что вышила столь прекрасную картину? – спросил император у Лукавого Кота.
– Я назову вам имя, – льстиво улыбаясь, ответил Лукавый Кот, – но не раньше, чем вы взглянете на второе подношение.
– Хорошо, – усмехнулся император. Весеннее томление в его сердце ощущалось все сильнее.
Вторая пара слуг поставила перед императором небольшой и невысокий пятиугольный лакированный столик. Затем один из слуг водрузил на столик нечто, укрытое легким покрывалом из пестрой кисеи.
– Снимите покрывало, – распорядился владыка Жоа-дин.
Его приказ немедленно исполнили. Глаза императора загорелись поистине детским восторгом: перед ним был великолепно сделанный из дерева, ткани, бумаги и самоцветов миниатюрный сад. В этом саду имелся крохотный зеркальный пруд с перекинутым через него резным мостиком и изящный павильон из бумаги персикового цвета.
– Прелестно! – воскликнул император. – Пожалуй, во всем моем дворце не найдется другого искусника, который смог бы сотворить такую очаровательную игрушку!
– Это еще не все, – сказал Лукавый Кот. – Позвольте вашему недостойному рабу вставить вот этот ключик в маленькую пещерку под игрушечным дворцом.
– Разумеется! – нетерпеливо воскликнул император.
Лукавый Кот взял небольшой, искусно выточенный из нефрита ключ, вставил его в нужное отверстие и повернул. Раздался негромкий щелчок...
– Отойди! – велел евнуху император. – Ты мне весь вид загораживаешь!
Лукавый Кот буквально отскочил от игрушки, чтоб не вызвать владычного раздражения.
А император, почти затаив дыхание смотрел за тем, как в игрушечном дворце распахнулись двери и в игрушечный сад вышла маленькая очаровательная куколка. Откуда-то из недр сада полилась нежная музыка, и кукла принялась танцевать, мелко семеня ножками, взмахивая веером и приседая в поклонах.
– Чудеса... – прошептал император. – Какая изумительная игрушка! Лукавый Кот!
– Да, мой повелитель!
– Немедленно назови мне имя той, что прислала мне такие замечательные подарки! Я хочу в ответ показать ей, что император Жоа-дин чужд как равнодушия, так и неблагодарности!
– О государь! Это вышитое панно и игрушечный сад с танцующей куклой прислала вашему величеству наложница Шэси из рода Циань. Она сделала эти скромные подарки собственными руками, недосыпая ночей и трудясь, как милосердная богиня Гаиньинь...
– Наложница Шэси?..
– Да, о государь. Это прекрасная ликом и богатая талантами дева. Эти подарки она прислала, выражая надежду, что ваше величество развлечется, созерцая их, и сердце вашего величества настроится на весенний лад.
– Она оказалась права, – усмехнулся император, любуясь танцующей куклой. – Сколь изящными должны быть пальцы, которые сотворили это! На них стоит полюбоваться, как и на все остальное, впрочем. Готовьте мой паланкин, немедленно! А также слуг с цветами, благовониями, лучшими яствами и сладким вином. Я собираюсь посетить госпожу Шэси.
– О да, государь! – воскликнул Лукавый Кот. – Но... Вы сказали: «госпожу» Шэси?
– Я сказал то, что сказал, – ответил император. – Я возвожу девицу Шэси из рода Циань в ранг драгоценной наложницы[6], посему впредь все должны именовать ее госпожой.
– Да, государь! – снова воскликнул Лукавый Кот, и теперь в его глазах действительно мелькнуло настоящее кошачье лукавство – то, которое появляется в глазах кошки, когда она принимается играть с пойманной мышью.
Паланкин, слуги и все остальное было немедленно приготовлено. Император облачался в особые одежды, предназначенные для посещения дворца Восточного Ветра, а в покои под названием Лаковая Шкатулка уже мчался слуга, возвещая наложнице Шэси, что с минуты на минуту ее осчастливит своим посещением император.
– Прекрасно! – воскликнула Шэси с гордой улыбкой. – Я добилась своего и сделала первый шаг на трудном пути. Всё мне благоприятствует.
Служанки умастили тело Шэси благовониями, надели на красавицу ее лучшие наряды, уложили волосы в изысканную прическу. При этом одна из служанок нечаянно уколола Шэси золотой шпилькой.
– О, простите, госпожа! – испуганно воскликнула она.
– Я запомню это, – ответила Шэси. – А теперь ступайте прочь. Все прочь! Я буду ждать императора.
Смуглая красавица села у окна и своими изящными пальцами принялась перебирать струны на старинной цитре-чжэн. Шэси играла мелодию «Бутон ожидает росы», и под завершающие аккорды в покои очаровательной наложницы вошел император Жоа-дин.
Шэси немедленно отложила цитру и склонилась перед императором в глубоком поклоне.
– Не прячь своего лица, милая, – сказал ей император, исполняясь весеннего чувства. – Я прибыл к тебе, чтобы узнать, так же ли ты хороша, как твои дары.
Шэси подняла голову и откровенным взглядом посмотрела на императора.
– Я счастлива отдать владыке все, что он пожелает, – сказала она.
В это мгновение красота Шэси из рода Циань была поистине ослепительна.
Весь вечер и всю ночь из покоев Лаковой Шкатулки доносились то веселый смех, то звон золотых чаш, то звуки цитры, то вздохи и стоны, исполненные страсти. Утром один из главных евнухов, держа в руках особый свиток и кисть для письма, вошел в спальню, где почивали, положив друг другу головы на плечи, император и драгоценная наложница.
Евнух деликатно позвонил в колокольчик, висевший у него на поясе.
– Что такое? – просыпаясь, недовольно воскликнул император.
– Простите, владыка, но ваш ничтожный раб пришел сообщить, что согласно правилам дворцового расписания вашему величеству следует покинуть наложницу. Уже утро.
Тут проснулась и Шэси и при этом бросила на евнуха далеко не миролюбивый взгляд.
– О, эти дворцовые правила! – фыркнул император. – Но что поделать! Государственные дела ждут.
– Мои глаза ослепнут от слез, пролитых в разлуке с вами, владыка, – прошептала Шэси.
– Я вернусь, – пообещал император, целуя наложницу в ямочку на подбородке – эта ямочка особенно его пленила. – Я возвел тебя в ранг драгоценной наложницы, мой прелестный цветок. И нынче же вечером жажду снова вдохнуть твоего аромата.
– Простите, владыка, – не унимался евнух. – Но согласно внутреннему распорядку я должен записать...
– Что записать? – рассердился император.
– Осчастливили ли вы наложницу Шэси...
– О, несомненно, – ответил император. – Осчастливил. Несколько раз.
– Бессчетно, – внесла уточнение госпожа Шэси, бросая на императора пылкий взгляд. – И могло ли быть иначе? Ведь государь силен, как тысяча тигров, и неутомим, словно резвящийся дракон.
– Благодарю вас, владыка, – поклонился евнух. – Я так и запишу.
И он, развернув свиток, принялся выписывать в нем иероглифы.
А на пороге уже протирали колени в почтительных поклонах слуги, пришедшие одеть императора и отнести его в главный дворец. С этого дня император Жоа-дин стал регулярно посещать Лаковую Шкатулку и ее прекрасную жительницу, совершенно не отвлекаясь на прочих наложниц. Шэси, носящая ранг драгоценной наложницы, получила немалую власть при дворе и явно оказывала влияние на императора. Ослепленный ее красотой и упоенный страстью император позволял Шэси многое. И первое, что сделала Шэси, – отрубила голову служанке, которая когда-то нечаянно уколола ее шпилькой.
«Не люблю невнимательных и нерадивых», – сказала при этом Шэси.
А еще Шэси как-то вызвала к себе в покои Лукавого Кота и сказала:
– Император никогда не должен узнать о той, что на самом деле прислала ему вышивку и игрушечный сад. Если обман откроется, я пропаду, но и тебе несдобровать.
– Я буду молчать, – заверил наложницу евнух...
Для того чтобы узнать, кто на самом деле прислал дары императору, вам, любезный читатель, придется одолеть следующую главу.
Глава вторая
– Может быть, вы хотите чаю, госпожа? – спросила у Нэнхун ее маленькая служанка. – Я немедленно согрею и подам. Или, если угодно, можем заняться плетением или вышивкой.
– Нет, спасибо, милая Юй, – сказала служанке Нэнхун. – Мне ничего не хочется. Сердце мое осыпано снегом, как магнолии в парке Белого Феникса.
– Печаль убьет вас, госпожа! – воскликнула Юй. – Вы и без того похудели и...
– Подурнела? Я подурнела лицом? – испуганно воскликнула Нэнхун. – Скорей подай мне зеркало, девочка!
– Простите, госпожа, я не хотела этого сказать!
– Я не обижусь на тебя! Просто подай зеркало. Юй подала госпоже зеркало из полированной бронзы и украдкой вздохнула. Нэнхун посмотрела на себя и вздохнула тоже.
– Да, я превратилась в настоящую уродину, – грустно сказала она. – Под глазами у меня круги, румянец пропал, и лицо стало как у мертвого оборотня, восставшего из могилы! Потому император и презрел мои дары! Он от кого-то, верно, прослышал, что я некрасива!
Она отшвырнула зеркало и залилась слезами. Юй бросилась утешать девушку:
– Что вы, что вы! Вы очень красивы, моя госпожа! Просто вы слишком предались горю. Совсем не выходите погулять в сад, заперлись в покоях, словно затворница из обители Светлых Дев, и только и делаете, что тоскуете.
– Все это потому, что я влюблена, – прошептала Нэнхун. – И, увы, влюблена безответно. Мое сердце отдано владыке Жоа-дину.
Служанка всплеснула маленькими ручками и недовольно блеснула глазами, похожими на глаза сердитой иволги:
– Как вы можете быть влюблены в того, кого ни разу не видели, госпожа?! Вам до сих пор не доводилось встретить императора! С тех пор как вы оказались во дворце Восточного Ветра, и у вас на глазах, как и у многих наложниц, одни слуги да евнухи, которые только пугают своим мрачным видом!
– Нет, Юй, ты ошибаешься, – смущенно сказала Нэнхун. – Я удостоилась чести лицезреть императора. И после этого мое сердце отравлено безответным чувством.
– Когда же вам удалось увидеть государя?! – ахнула маленькая служанка. – Неужели вы нарушили запрет и тайком пробрались в его покои?
– Нет, что ты, – успокоила служанку Нэнхун. – Я никогда не покидала своих комнат и не ходила дальше беседки в саду.
– Но тогда как же?..
– Мне приснился прекрасный сон, – тихо проговорила Нэнхун. – Во сне я танцевала около чайного павильона в персиковом саду, и вдруг ко мне подошел император Жоа-дин. Он был так красив, что не описать словами. Он сказал, что боги предопределили нам полюбить друг друга, и отныне его сердце будет пленено мной, как мое – им.
– Сон? – удивилась Юй. – Ах, госпожа, не верьте снам! Их часто насылают лукавые духи-оборотни, чтобы смутить сердце и убить человека печалью. Пожалуй, я вывешу над входом в ваши покои выпуклое зеркало-багуа, чтобы оно отражало всё плохое и не пускало зло в дом!
– Милая Юй, ты хоть и моложе, да мудрее меня, – улыбнулась Нэнхун горькой улыбкой. – Ты знаешь, что нельзя верить снам и влюбляться в призраки. Но что мне поделать со своим неразумным сердцем? С тех пор как я увидела тот сон, я не нахожу покоя, ничто не утешает меня, и я мечтаю только о том, как бы владыка Жоа-дин посетил мое скромное жилище.
– Именно потому вы и вышили ему панно в подарок и смастерили тот чудесный игрушечный сад? – проницательно спросила Юй.
– Да. Я надеялась, что привлеку внимание государя этими безделками...
– Безделками?! Да вы над ними ночей не спали!
– Я отдала их надзирающему евнуху, а тот должен был передать мои дары господину Лукавому Коту, чтобы тот в свою очередь преподнес панно и игрушку государю. Но вот прошло уже немало времени, а никто не передал мне от государя даже ответного письма. Видно, ему не понравились мои дары. И теперь я пребываю в тоске и сохну, будто ива у ручья с отравленной водой..
Нэнхун посмотрела в затянутое бумагой окно. Начертанные ею иероглифы выглядели великолепно – словно руку к ним приложил сам бессмертный Учитель Каллиграфии, Небесный Чиновник Лиян.
– Госпожа, – подала голос маленькая Юй. – Я не хотела огорчать вас, но среди дев дворца Восточного Ветра ходят слухи...
– Я не люблю сплетен, ты же знаешь.
– Но, тем не менее, выслушайте. Знаете ли вы, что госпоже Шэси, прозванной Лаковой Шкатулкой, пожалован ранг драгоценной наложницы? Знаете ли, что государь весьма часто посещает ее и прилежно совершает на ее ложе обряды ветра и луны? Говорят также, что государь весь исполнен к Шэси весенним чувством и позволяет этой наложнице делать все что угодно. Она будто бы даже присутствует на государственных советах, хотя и сидит там, как и положено женщине, за ширмой.
– Что ж, – сказала Нэнхун, бледная, как лист дорогой рисовой бумаги. – Я не стану завидовать избраннице и осуждать выбор государя, – кто я такая, чтоб делать это! Но значит, сон мой оказался обманом, и после этого я не. хочу жить. Благодарение небесам, коса у меня достаточно длинна и крепка, чтоб на ней удавиться.
– Да простит вас Небесная Канцелярия за такие ужасные слова! – воскликнула служанка. – Что это вы выдумали – лишать себя жизни во цвете лет! Тем более что вы еще не до конца дослушали мой рассказ.
– Ах, и верно. Говори, милая Юй.
– Я знаю, что сплетни вам неприятны, моя госпожа, но я должна вам сказать, что во дворце Восточного Ветра ни одна наложница не испытывает дружелюбных чувств к Лаковой Шкатулке.
– То есть к госпоже Шэси?
– Да. Потому что госпожа Лаковая Шкатулка слишком заносчива, горда и умеет для каждого найти жестокое слово. Меж тем в ней нет ничего особенного, чтобы так возноситься!
– Юй!..
– Госпожа, поверьте, я сама как-то видела эту Лаковую Шкатулку, когда ее несли в открытом паланкине на прогулку в парк магнолий. Она и в полы халата вам не годится!
– Юй!..
– Смуглая, как рабыня с рисового поля, худющая, глаза злые и холодные, как у снулой рыбы, и вся обвешана драгоценностями, будто правящая императрица. И еще! У нее большие ступни! Верно, ей их не бинтовали; точно какой-нибудь девке из черного рода!
– Юй, перестань так говорить о госпоже Шэси. Во-первых, мне неприятно это слышать, а во-вторых, этот разговор может дойти до чужих ушей, и тогда нам несдобровать.
– А я не боюсь, – сказала маленькая служанка. – Пусть боится тот, кто нечист на руку и темен душой! Знаете ли вы, моя милая госпожа, почему император не прислал вам ответного письма, получив ваши дары?
– Ах, – вздрогнула всем телом Нэнхун. – Говори же!
– Потому что Лаковая Шкатулка, видно, сговорилась с верховным евнухом или подкупила его. И Лукавый Кот, поднося государю вышитое панно и игрушечный садик с танцующей куклой, сказал, что это – дар императору от наложницы Шэси из рода Циань!
– Этого не может быть! – воскликнула Нэнхун. – Так обмануть мое доверие! Так обмануть императора! Но, может быть, это лишь сплетни...
– Это истинная правда, моя госпожа. Все наложницы знают, что Шэси проникла в сердце императора, удивив того искусным рукоделием. Только все уверены, что Шэси действительно создала эти прекрасные вещи, и никто не разоблачит ее. Правду знаем лишь мы да еще Лукавый Кот.
– Но правда не восторжествует, – тихо сказала Нэнхун. – Разве я смогу обличить обманщицу?
– Сможете! – воскликнула Юй. – Сможете, если подадите на имя императора прошение о справедливом суде и вызовете Лаковую Шкатулку на поединок.
– Помилуй тебя Небесный Чиновник! – всплеснула руками Нэнхун. – Какой поединок! Я в доме отца своего не обучалась никаким боевым искусствам.
– А это и не нужно, госпожа, – сказала Юй. – Ващим оружием будет полотно, шелковые нитки, пяльцы и вышивальная игла! Вызовите Шэси на состязание в вышивании. И пусть это состязание проходит перед глазами самого императора. Та из вас, что искуснее вышьет точно такое же панно, какое, было подарено императору, значит, и есть настоящая дарительница. А это будете вы – ведь наверняка госпожа Шэси с ее высокородностью и гордыней отродясь наперстка и иглы в руках не держала! Справедливость должна восторжествовать!
– Справедливость не торжествует в дворцовых покоях, – тихо сказала Нэнхун. – Даже если о ней говорят все время... Если, как ты говоришь, госпоже Шэси много дозволено и она имеет сторонника в лице самого верховного евнуха, то меня убьют, едва я заикнусь о таком состязании.
– Что же тогда нам делать? – воскликнула маленькая служанка, не скрывая своей досады. – Вы истаете от печали и чувства, что с вами несправедливо обошлись! А эта Лаковая Шкатулка будет процветать!
– Значит, так сулила судьба, – сказала Нэнхун. – Возможно, в этой жизни мне приходится искупать грех, совершенный мной в прежних рождениях. Оттого я так несчастна.
– Ну, нет, – вскинулась маленькая служанка. – Я не позволю вам быть несчастной.
И глаза ее засветились так, словно в ее гладко причесанную головку пришла очень хорошая мысль.
Не прошло и трех дней после этого разговора, как служанка Юй попросила у своей госпожи разрешения покинуть ее на целые сутки.
– Для чего тебе это? – спросила Нэнхун.
– Видите ли, госпожа, мне нужно отправиться в храм и совершить поминальную службу по моим предкам, да возвеселят они небожителей и да обретут благое перерождение. Поэтому я прошу у вас письмо, в котором вы дозволяете мне на сутки покинуть стены дворца и побывать в тэнкинском храме Поклонения Предкам.
– Хорошо, – кивнула Нэнхун. – Почитание предков – великое дело. Только смотри, будь осторожна в городе. Ты ведь непривычна к городской, суете. Впрочем, как и я...
– Не беспокойтесь обо мне, дорогая госпожа, – сказала маленькая Юй. – Со мной все будет благополучно.
Наложница Нэнхун написала особое письмо, позволяющее ее служанке беспрепятственно покинуть дворец, а затем столь же беспрепятственно вернуться обратно, дала девушке ритуальных бумажных денег, чтобы возложить их на жертвенник в храме, а также серебряную заколку в виде взлетающего феникса.
– У меня нет ни одной монетки, чтоб дать тебе с собой, поэтому возьми эту заколку. В городе ты ее продашь или заложишь и сможешь купить все, что тебе необходимо для церемонии поминовения.
Юй трижды поклонилась и покинула покои своей госпожи. Торопливыми шагами она вышла из дворца Восточного Ветра, миновала бамбуковую рощу, павильон Неразлучных Сердец и направилась к тем дворцовым воротам, через которые положено входить и выходить только слугам и низкорожденным. Неподалеку от ворот ее заметил и остановил стражник-младший евнух из бесчисленной свиты драгоценной наложницы Шэси:
– Эй, ты кто такая и куда направляешься? – окрикнул евнух девушку.
Та присела в поклоне (хотя младшему евнуху, да еще и стражнику, можно было и не оказывать такое почтение) и сказала:
– Моя госпожа, наложница Нэнхун из рода князей Жучжу, послала меня в городской храм Поклонения Предкам, ибо мне пришло время совершить положенные обряды. Вот, при мне письмо моей госпожи, а также жертвенные деньги.
Евнух даже не взглянул на сопроводительное письмо, а лишь жадно оглядывал стройную фигурку и миловидное личико юной служанки.
– Я пропущу тебя, так и быть, – сказал он голосом, чересчур хриплым для евнуха. – Но за это ты мне кое-что дашь.
– Моя госпожа бедна, у нас нет ничего, кроме жертвенных денег! – воскликнула Юй.
– Мне не нужны деньги. Я даже сам тебе приплачу, когда ты вернешься из города. Я встречу тебя на этом самом месте, и мы уединимся в заброшенной беседке тут неподалеку. – Говоря это, евнух повел себя в отношении юной служанки не совсем как евнух.
Юй залилась краской. Она еще ни разу не совершала обряда поклонения ветру и луне и была бы не прочь узнать, что на деле означают слова про бойкого красного угря, крадущегося к благоуханной яшмовой пещере. Но не вступать же на путь познания вместе с мерзким евнухом, у которого кривые ноги, дурно пахнет изо рта и все лицо покрыто чирьями!
– Тебе же не положено! – воскликнула она, вырываясь из цепких лап евнуха. – Ты ведь не можешь...
Тот ухмыльнулся:
– Пойдешь со мной в заброшенную беседку, тогда и узнаешь, что я могу и что мне положено.
– Хорошо, – обреченно кивнула Юй. – А сейчас пропусти меня. Я должна успеть в храм к вечернему молению.
– Ступай. – И евнух нежно шлепнул Юй пониже спины.
Нужно ли говорить, с какой прытью побежала юная служанка к воротам, спасаясь от похотливого евнуха! Ее башмачки на деревянной подошве звонко цокали о выложенную каменной плиткой тропинку. Юй была уже недалеко от цели, как путь ей преградило неожиданное препятствие. Точнее, преградил.
Это был хранитель башни дворцовых ворот, старик, страдающий полнотой и одышкой. Он еле держал в руках пику, которой преградил путь молоденькой служанке.
– Куда это ты собралась и кто ты такая? – пропыхтел он.
«Вот незадача! » – подумала Юй и сказала:
– Почтенный хранитель башни, я – Юй, служанка императорской наложницы Нэнхун. Иду в город, в храм Поклонения Предкам, дабы совершить молитвенный обряд...
– А разрешительное письмо у тебя есть? – пропыхтел хранитель.
– Да, вот оно!
– Так-так. – Хранитель прочел письмо и вернул его Юй. – Письмо составлено неверно...
– Как же так?!
– Но я могу не обращать на это внимание и пропустить тебя, если на обратном пути ты кое-что мне дашь.
– С деньгами у меня туго, – пробормотала молоденькая служанка.
– Мне не нужны деньги, – зафыркал толстяк. – Когда ты вернешься, я буду ждать тебя на этом месте и мы пойдем в заброшенную беседку...
– В заброшенную беседку?!
– Да. Уж не глуха ли ты часом? Если ты не согласна, я на тебя донесу за самовольную отлучку, и тебе придется плохо.
– О нет, я согласна, – ответила бедная Юй.
– Тогда поторопись! – И толстый хранитель башни довольно ощутимо вытянул девушку по спине древком копья.
Юй бросилась бежать, бормоча при этом:
– Да что же это такое! Нельзя покинуть стен дворца, не нарвавшись на похотливцев! Бедная я бедная, что со мною будет? Но на что не пойдешь ради любимой госпожи!
Вот, наконец, и ворота. Но они заперты, а отпереть их может только ключарь. Ключарь – мрачный и неприятный старик, похожий на мертвеца-оборотня, – сидел тут же и читал старинный свиток
«Может, хоть этот не станет приставать», – подумала Юй, потому что вид у ключаря был очень суровый и неприступный.
– Стой! – сказал ключарь девушке. – Кто такая, куда и зачем осмелилась идти?
– Меня зовут Юй, я служанка государевой наложницы Нэнхун. Она разрешила мне отправиться на моление в городской храм Поклонения Предкам, вот сопроводительное письмо...
– Что мне твое письмо! – грубо сказал ключарь. – Я по твоему лицу вижу, что ты воровка. Верно, стащила что-нибудь у госпожи и бежишь продать сводне из веселого квартала или своему городскому любовнику!
– Нет! – воскликнула Юй. – Видит Небесная Канцелярия, я никогда не оскверняла рук воровством! Клянусь именем своих родителей, господин ключарь, что я иду в храм!
Вышитое полотно было так роскошно и красиво, что император Жоа-дин несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. И то сказать, в военных походах и жестоких боях сердце его огрубело, он отвык от истинной красоты. Но теперь красота проникла в его душу и понудила глядеть на окружающий мир по-иному. Владыка Жоа-дин неожиданно вздохнул и ощутил в сердце весеннее томление.
– Кто же та искусница, что вышила столь прекрасную картину? – спросил император у Лукавого Кота.
– Я назову вам имя, – льстиво улыбаясь, ответил Лукавый Кот, – но не раньше, чем вы взглянете на второе подношение.
– Хорошо, – усмехнулся император. Весеннее томление в его сердце ощущалось все сильнее.
Вторая пара слуг поставила перед императором небольшой и невысокий пятиугольный лакированный столик. Затем один из слуг водрузил на столик нечто, укрытое легким покрывалом из пестрой кисеи.
– Снимите покрывало, – распорядился владыка Жоа-дин.
Его приказ немедленно исполнили. Глаза императора загорелись поистине детским восторгом: перед ним был великолепно сделанный из дерева, ткани, бумаги и самоцветов миниатюрный сад. В этом саду имелся крохотный зеркальный пруд с перекинутым через него резным мостиком и изящный павильон из бумаги персикового цвета.
– Прелестно! – воскликнул император. – Пожалуй, во всем моем дворце не найдется другого искусника, который смог бы сотворить такую очаровательную игрушку!
– Это еще не все, – сказал Лукавый Кот. – Позвольте вашему недостойному рабу вставить вот этот ключик в маленькую пещерку под игрушечным дворцом.
– Разумеется! – нетерпеливо воскликнул император.
Лукавый Кот взял небольшой, искусно выточенный из нефрита ключ, вставил его в нужное отверстие и повернул. Раздался негромкий щелчок...
– Отойди! – велел евнуху император. – Ты мне весь вид загораживаешь!
Лукавый Кот буквально отскочил от игрушки, чтоб не вызвать владычного раздражения.
А император, почти затаив дыхание смотрел за тем, как в игрушечном дворце распахнулись двери и в игрушечный сад вышла маленькая очаровательная куколка. Откуда-то из недр сада полилась нежная музыка, и кукла принялась танцевать, мелко семеня ножками, взмахивая веером и приседая в поклонах.
– Чудеса... – прошептал император. – Какая изумительная игрушка! Лукавый Кот!
– Да, мой повелитель!
– Немедленно назови мне имя той, что прислала мне такие замечательные подарки! Я хочу в ответ показать ей, что император Жоа-дин чужд как равнодушия, так и неблагодарности!
– О государь! Это вышитое панно и игрушечный сад с танцующей куклой прислала вашему величеству наложница Шэси из рода Циань. Она сделала эти скромные подарки собственными руками, недосыпая ночей и трудясь, как милосердная богиня Гаиньинь...
– Наложница Шэси?..
– Да, о государь. Это прекрасная ликом и богатая талантами дева. Эти подарки она прислала, выражая надежду, что ваше величество развлечется, созерцая их, и сердце вашего величества настроится на весенний лад.
– Она оказалась права, – усмехнулся император, любуясь танцующей куклой. – Сколь изящными должны быть пальцы, которые сотворили это! На них стоит полюбоваться, как и на все остальное, впрочем. Готовьте мой паланкин, немедленно! А также слуг с цветами, благовониями, лучшими яствами и сладким вином. Я собираюсь посетить госпожу Шэси.
– О да, государь! – воскликнул Лукавый Кот. – Но... Вы сказали: «госпожу» Шэси?
– Я сказал то, что сказал, – ответил император. – Я возвожу девицу Шэси из рода Циань в ранг драгоценной наложницы[6], посему впредь все должны именовать ее госпожой.
– Да, государь! – снова воскликнул Лукавый Кот, и теперь в его глазах действительно мелькнуло настоящее кошачье лукавство – то, которое появляется в глазах кошки, когда она принимается играть с пойманной мышью.
Паланкин, слуги и все остальное было немедленно приготовлено. Император облачался в особые одежды, предназначенные для посещения дворца Восточного Ветра, а в покои под названием Лаковая Шкатулка уже мчался слуга, возвещая наложнице Шэси, что с минуты на минуту ее осчастливит своим посещением император.
– Прекрасно! – воскликнула Шэси с гордой улыбкой. – Я добилась своего и сделала первый шаг на трудном пути. Всё мне благоприятствует.
Служанки умастили тело Шэси благовониями, надели на красавицу ее лучшие наряды, уложили волосы в изысканную прическу. При этом одна из служанок нечаянно уколола Шэси золотой шпилькой.
– О, простите, госпожа! – испуганно воскликнула она.
– Я запомню это, – ответила Шэси. – А теперь ступайте прочь. Все прочь! Я буду ждать императора.
Смуглая красавица села у окна и своими изящными пальцами принялась перебирать струны на старинной цитре-чжэн. Шэси играла мелодию «Бутон ожидает росы», и под завершающие аккорды в покои очаровательной наложницы вошел император Жоа-дин.
Шэси немедленно отложила цитру и склонилась перед императором в глубоком поклоне.
– Не прячь своего лица, милая, – сказал ей император, исполняясь весеннего чувства. – Я прибыл к тебе, чтобы узнать, так же ли ты хороша, как твои дары.
Шэси подняла голову и откровенным взглядом посмотрела на императора.
– Я счастлива отдать владыке все, что он пожелает, – сказала она.
В это мгновение красота Шэси из рода Циань была поистине ослепительна.
Весь вечер и всю ночь из покоев Лаковой Шкатулки доносились то веселый смех, то звон золотых чаш, то звуки цитры, то вздохи и стоны, исполненные страсти. Утром один из главных евнухов, держа в руках особый свиток и кисть для письма, вошел в спальню, где почивали, положив друг другу головы на плечи, император и драгоценная наложница.
Евнух деликатно позвонил в колокольчик, висевший у него на поясе.
– Что такое? – просыпаясь, недовольно воскликнул император.
– Простите, владыка, но ваш ничтожный раб пришел сообщить, что согласно правилам дворцового расписания вашему величеству следует покинуть наложницу. Уже утро.
Тут проснулась и Шэси и при этом бросила на евнуха далеко не миролюбивый взгляд.
– О, эти дворцовые правила! – фыркнул император. – Но что поделать! Государственные дела ждут.
– Мои глаза ослепнут от слез, пролитых в разлуке с вами, владыка, – прошептала Шэси.
– Я вернусь, – пообещал император, целуя наложницу в ямочку на подбородке – эта ямочка особенно его пленила. – Я возвел тебя в ранг драгоценной наложницы, мой прелестный цветок. И нынче же вечером жажду снова вдохнуть твоего аромата.
– Простите, владыка, – не унимался евнух. – Но согласно внутреннему распорядку я должен записать...
– Что записать? – рассердился император.
– Осчастливили ли вы наложницу Шэси...
– О, несомненно, – ответил император. – Осчастливил. Несколько раз.
– Бессчетно, – внесла уточнение госпожа Шэси, бросая на императора пылкий взгляд. – И могло ли быть иначе? Ведь государь силен, как тысяча тигров, и неутомим, словно резвящийся дракон.
– Благодарю вас, владыка, – поклонился евнух. – Я так и запишу.
И он, развернув свиток, принялся выписывать в нем иероглифы.
А на пороге уже протирали колени в почтительных поклонах слуги, пришедшие одеть императора и отнести его в главный дворец. С этого дня император Жоа-дин стал регулярно посещать Лаковую Шкатулку и ее прекрасную жительницу, совершенно не отвлекаясь на прочих наложниц. Шэси, носящая ранг драгоценной наложницы, получила немалую власть при дворе и явно оказывала влияние на императора. Ослепленный ее красотой и упоенный страстью император позволял Шэси многое. И первое, что сделала Шэси, – отрубила голову служанке, которая когда-то нечаянно уколола ее шпилькой.
«Не люблю невнимательных и нерадивых», – сказала при этом Шэси.
А еще Шэси как-то вызвала к себе в покои Лукавого Кота и сказала:
– Император никогда не должен узнать о той, что на самом деле прислала ему вышивку и игрушечный сад. Если обман откроется, я пропаду, но и тебе несдобровать.
– Я буду молчать, – заверил наложницу евнух...
Для того чтобы узнать, кто на самом деле прислал дары императору, вам, любезный читатель, придется одолеть следующую главу.
Глава вторая
РАСТОРОПНЫЕ ТУФЕЛЬКИ
Эти стихи написала на своем бумажном окне наложница Нэнхун, прозванная Лунным Светом. Написала и отерла тихие слезы, слишком часто в последнее время появлявшиеся на ее дивных глазах.
Только северный дождь
Посещает унылую келью,
Где когда-то пестрели
Цветные мои веера.
И удачи не ждешь,
И не можешь предаться веселью,
И в холодной постели
Слагаешь стихи до утра...
Словно тонкий бамбук,
Я терплю неприветливость стужи.
Под серебряным снегом
Мертвеет и никнет листва...
В сердце тысяча мук,
И никто сердцу больше не нужен.
Только сонное небо
Мои повторяет слова.
Сердце долго горит,
Но когда-то пожар прекратится.
И обуглится всё,
Что когда-то любовно цвело.
Небо мне говорит,
Что не нужно ни плакать, ни биться.
Мотылька не спасет
От огня никакое стекло .
– Может быть, вы хотите чаю, госпожа? – спросила у Нэнхун ее маленькая служанка. – Я немедленно согрею и подам. Или, если угодно, можем заняться плетением или вышивкой.
– Нет, спасибо, милая Юй, – сказала служанке Нэнхун. – Мне ничего не хочется. Сердце мое осыпано снегом, как магнолии в парке Белого Феникса.
– Печаль убьет вас, госпожа! – воскликнула Юй. – Вы и без того похудели и...
– Подурнела? Я подурнела лицом? – испуганно воскликнула Нэнхун. – Скорей подай мне зеркало, девочка!
– Простите, госпожа, я не хотела этого сказать!
– Я не обижусь на тебя! Просто подай зеркало. Юй подала госпоже зеркало из полированной бронзы и украдкой вздохнула. Нэнхун посмотрела на себя и вздохнула тоже.
– Да, я превратилась в настоящую уродину, – грустно сказала она. – Под глазами у меня круги, румянец пропал, и лицо стало как у мертвого оборотня, восставшего из могилы! Потому император и презрел мои дары! Он от кого-то, верно, прослышал, что я некрасива!
Она отшвырнула зеркало и залилась слезами. Юй бросилась утешать девушку:
– Что вы, что вы! Вы очень красивы, моя госпожа! Просто вы слишком предались горю. Совсем не выходите погулять в сад, заперлись в покоях, словно затворница из обители Светлых Дев, и только и делаете, что тоскуете.
– Все это потому, что я влюблена, – прошептала Нэнхун. – И, увы, влюблена безответно. Мое сердце отдано владыке Жоа-дину.
Служанка всплеснула маленькими ручками и недовольно блеснула глазами, похожими на глаза сердитой иволги:
– Как вы можете быть влюблены в того, кого ни разу не видели, госпожа?! Вам до сих пор не доводилось встретить императора! С тех пор как вы оказались во дворце Восточного Ветра, и у вас на глазах, как и у многих наложниц, одни слуги да евнухи, которые только пугают своим мрачным видом!
– Нет, Юй, ты ошибаешься, – смущенно сказала Нэнхун. – Я удостоилась чести лицезреть императора. И после этого мое сердце отравлено безответным чувством.
– Когда же вам удалось увидеть государя?! – ахнула маленькая служанка. – Неужели вы нарушили запрет и тайком пробрались в его покои?
– Нет, что ты, – успокоила служанку Нэнхун. – Я никогда не покидала своих комнат и не ходила дальше беседки в саду.
– Но тогда как же?..
– Мне приснился прекрасный сон, – тихо проговорила Нэнхун. – Во сне я танцевала около чайного павильона в персиковом саду, и вдруг ко мне подошел император Жоа-дин. Он был так красив, что не описать словами. Он сказал, что боги предопределили нам полюбить друг друга, и отныне его сердце будет пленено мной, как мое – им.
– Сон? – удивилась Юй. – Ах, госпожа, не верьте снам! Их часто насылают лукавые духи-оборотни, чтобы смутить сердце и убить человека печалью. Пожалуй, я вывешу над входом в ваши покои выпуклое зеркало-багуа, чтобы оно отражало всё плохое и не пускало зло в дом!
– Милая Юй, ты хоть и моложе, да мудрее меня, – улыбнулась Нэнхун горькой улыбкой. – Ты знаешь, что нельзя верить снам и влюбляться в призраки. Но что мне поделать со своим неразумным сердцем? С тех пор как я увидела тот сон, я не нахожу покоя, ничто не утешает меня, и я мечтаю только о том, как бы владыка Жоа-дин посетил мое скромное жилище.
– Именно потому вы и вышили ему панно в подарок и смастерили тот чудесный игрушечный сад? – проницательно спросила Юй.
– Да. Я надеялась, что привлеку внимание государя этими безделками...
– Безделками?! Да вы над ними ночей не спали!
– Я отдала их надзирающему евнуху, а тот должен был передать мои дары господину Лукавому Коту, чтобы тот в свою очередь преподнес панно и игрушку государю. Но вот прошло уже немало времени, а никто не передал мне от государя даже ответного письма. Видно, ему не понравились мои дары. И теперь я пребываю в тоске и сохну, будто ива у ручья с отравленной водой..
Нэнхун посмотрела в затянутое бумагой окно. Начертанные ею иероглифы выглядели великолепно – словно руку к ним приложил сам бессмертный Учитель Каллиграфии, Небесный Чиновник Лиян.
– Госпожа, – подала голос маленькая Юй. – Я не хотела огорчать вас, но среди дев дворца Восточного Ветра ходят слухи...
– Я не люблю сплетен, ты же знаешь.
– Но, тем не менее, выслушайте. Знаете ли вы, что госпоже Шэси, прозванной Лаковой Шкатулкой, пожалован ранг драгоценной наложницы? Знаете ли, что государь весьма часто посещает ее и прилежно совершает на ее ложе обряды ветра и луны? Говорят также, что государь весь исполнен к Шэси весенним чувством и позволяет этой наложнице делать все что угодно. Она будто бы даже присутствует на государственных советах, хотя и сидит там, как и положено женщине, за ширмой.
– Что ж, – сказала Нэнхун, бледная, как лист дорогой рисовой бумаги. – Я не стану завидовать избраннице и осуждать выбор государя, – кто я такая, чтоб делать это! Но значит, сон мой оказался обманом, и после этого я не. хочу жить. Благодарение небесам, коса у меня достаточно длинна и крепка, чтоб на ней удавиться.
– Да простит вас Небесная Канцелярия за такие ужасные слова! – воскликнула служанка. – Что это вы выдумали – лишать себя жизни во цвете лет! Тем более что вы еще не до конца дослушали мой рассказ.
– Ах, и верно. Говори, милая Юй.
– Я знаю, что сплетни вам неприятны, моя госпожа, но я должна вам сказать, что во дворце Восточного Ветра ни одна наложница не испытывает дружелюбных чувств к Лаковой Шкатулке.
– То есть к госпоже Шэси?
– Да. Потому что госпожа Лаковая Шкатулка слишком заносчива, горда и умеет для каждого найти жестокое слово. Меж тем в ней нет ничего особенного, чтобы так возноситься!
– Юй!..
– Госпожа, поверьте, я сама как-то видела эту Лаковую Шкатулку, когда ее несли в открытом паланкине на прогулку в парк магнолий. Она и в полы халата вам не годится!
– Юй!..
– Смуглая, как рабыня с рисового поля, худющая, глаза злые и холодные, как у снулой рыбы, и вся обвешана драгоценностями, будто правящая императрица. И еще! У нее большие ступни! Верно, ей их не бинтовали; точно какой-нибудь девке из черного рода!
– Юй, перестань так говорить о госпоже Шэси. Во-первых, мне неприятно это слышать, а во-вторых, этот разговор может дойти до чужих ушей, и тогда нам несдобровать.
– А я не боюсь, – сказала маленькая служанка. – Пусть боится тот, кто нечист на руку и темен душой! Знаете ли вы, моя милая госпожа, почему император не прислал вам ответного письма, получив ваши дары?
– Ах, – вздрогнула всем телом Нэнхун. – Говори же!
– Потому что Лаковая Шкатулка, видно, сговорилась с верховным евнухом или подкупила его. И Лукавый Кот, поднося государю вышитое панно и игрушечный садик с танцующей куклой, сказал, что это – дар императору от наложницы Шэси из рода Циань!
– Этого не может быть! – воскликнула Нэнхун. – Так обмануть мое доверие! Так обмануть императора! Но, может быть, это лишь сплетни...
– Это истинная правда, моя госпожа. Все наложницы знают, что Шэси проникла в сердце императора, удивив того искусным рукоделием. Только все уверены, что Шэси действительно создала эти прекрасные вещи, и никто не разоблачит ее. Правду знаем лишь мы да еще Лукавый Кот.
– Но правда не восторжествует, – тихо сказала Нэнхун. – Разве я смогу обличить обманщицу?
– Сможете! – воскликнула Юй. – Сможете, если подадите на имя императора прошение о справедливом суде и вызовете Лаковую Шкатулку на поединок.
– Помилуй тебя Небесный Чиновник! – всплеснула руками Нэнхун. – Какой поединок! Я в доме отца своего не обучалась никаким боевым искусствам.
– А это и не нужно, госпожа, – сказала Юй. – Ващим оружием будет полотно, шелковые нитки, пяльцы и вышивальная игла! Вызовите Шэси на состязание в вышивании. И пусть это состязание проходит перед глазами самого императора. Та из вас, что искуснее вышьет точно такое же панно, какое, было подарено императору, значит, и есть настоящая дарительница. А это будете вы – ведь наверняка госпожа Шэси с ее высокородностью и гордыней отродясь наперстка и иглы в руках не держала! Справедливость должна восторжествовать!
– Справедливость не торжествует в дворцовых покоях, – тихо сказала Нэнхун. – Даже если о ней говорят все время... Если, как ты говоришь, госпоже Шэси много дозволено и она имеет сторонника в лице самого верховного евнуха, то меня убьют, едва я заикнусь о таком состязании.
– Что же тогда нам делать? – воскликнула маленькая служанка, не скрывая своей досады. – Вы истаете от печали и чувства, что с вами несправедливо обошлись! А эта Лаковая Шкатулка будет процветать!
– Значит, так сулила судьба, – сказала Нэнхун. – Возможно, в этой жизни мне приходится искупать грех, совершенный мной в прежних рождениях. Оттого я так несчастна.
– Ну, нет, – вскинулась маленькая служанка. – Я не позволю вам быть несчастной.
И глаза ее засветились так, словно в ее гладко причесанную головку пришла очень хорошая мысль.
Не прошло и трех дней после этого разговора, как служанка Юй попросила у своей госпожи разрешения покинуть ее на целые сутки.
– Для чего тебе это? – спросила Нэнхун.
– Видите ли, госпожа, мне нужно отправиться в храм и совершить поминальную службу по моим предкам, да возвеселят они небожителей и да обретут благое перерождение. Поэтому я прошу у вас письмо, в котором вы дозволяете мне на сутки покинуть стены дворца и побывать в тэнкинском храме Поклонения Предкам.
– Хорошо, – кивнула Нэнхун. – Почитание предков – великое дело. Только смотри, будь осторожна в городе. Ты ведь непривычна к городской, суете. Впрочем, как и я...
– Не беспокойтесь обо мне, дорогая госпожа, – сказала маленькая Юй. – Со мной все будет благополучно.
Наложница Нэнхун написала особое письмо, позволяющее ее служанке беспрепятственно покинуть дворец, а затем столь же беспрепятственно вернуться обратно, дала девушке ритуальных бумажных денег, чтобы возложить их на жертвенник в храме, а также серебряную заколку в виде взлетающего феникса.
– У меня нет ни одной монетки, чтоб дать тебе с собой, поэтому возьми эту заколку. В городе ты ее продашь или заложишь и сможешь купить все, что тебе необходимо для церемонии поминовения.
Юй трижды поклонилась и покинула покои своей госпожи. Торопливыми шагами она вышла из дворца Восточного Ветра, миновала бамбуковую рощу, павильон Неразлучных Сердец и направилась к тем дворцовым воротам, через которые положено входить и выходить только слугам и низкорожденным. Неподалеку от ворот ее заметил и остановил стражник-младший евнух из бесчисленной свиты драгоценной наложницы Шэси:
– Эй, ты кто такая и куда направляешься? – окрикнул евнух девушку.
Та присела в поклоне (хотя младшему евнуху, да еще и стражнику, можно было и не оказывать такое почтение) и сказала:
– Моя госпожа, наложница Нэнхун из рода князей Жучжу, послала меня в городской храм Поклонения Предкам, ибо мне пришло время совершить положенные обряды. Вот, при мне письмо моей госпожи, а также жертвенные деньги.
Евнух даже не взглянул на сопроводительное письмо, а лишь жадно оглядывал стройную фигурку и миловидное личико юной служанки.
– Я пропущу тебя, так и быть, – сказал он голосом, чересчур хриплым для евнуха. – Но за это ты мне кое-что дашь.
– Моя госпожа бедна, у нас нет ничего, кроме жертвенных денег! – воскликнула Юй.
– Мне не нужны деньги. Я даже сам тебе приплачу, когда ты вернешься из города. Я встречу тебя на этом самом месте, и мы уединимся в заброшенной беседке тут неподалеку. – Говоря это, евнух повел себя в отношении юной служанки не совсем как евнух.
Юй залилась краской. Она еще ни разу не совершала обряда поклонения ветру и луне и была бы не прочь узнать, что на деле означают слова про бойкого красного угря, крадущегося к благоуханной яшмовой пещере. Но не вступать же на путь познания вместе с мерзким евнухом, у которого кривые ноги, дурно пахнет изо рта и все лицо покрыто чирьями!
– Тебе же не положено! – воскликнула она, вырываясь из цепких лап евнуха. – Ты ведь не можешь...
Тот ухмыльнулся:
– Пойдешь со мной в заброшенную беседку, тогда и узнаешь, что я могу и что мне положено.
– Хорошо, – обреченно кивнула Юй. – А сейчас пропусти меня. Я должна успеть в храм к вечернему молению.
– Ступай. – И евнух нежно шлепнул Юй пониже спины.
Нужно ли говорить, с какой прытью побежала юная служанка к воротам, спасаясь от похотливого евнуха! Ее башмачки на деревянной подошве звонко цокали о выложенную каменной плиткой тропинку. Юй была уже недалеко от цели, как путь ей преградило неожиданное препятствие. Точнее, преградил.
Это был хранитель башни дворцовых ворот, старик, страдающий полнотой и одышкой. Он еле держал в руках пику, которой преградил путь молоденькой служанке.
– Куда это ты собралась и кто ты такая? – пропыхтел он.
«Вот незадача! » – подумала Юй и сказала:
– Почтенный хранитель башни, я – Юй, служанка императорской наложницы Нэнхун. Иду в город, в храм Поклонения Предкам, дабы совершить молитвенный обряд...
– А разрешительное письмо у тебя есть? – пропыхтел хранитель.
– Да, вот оно!
– Так-так. – Хранитель прочел письмо и вернул его Юй. – Письмо составлено неверно...
– Как же так?!
– Но я могу не обращать на это внимание и пропустить тебя, если на обратном пути ты кое-что мне дашь.
– С деньгами у меня туго, – пробормотала молоденькая служанка.
– Мне не нужны деньги, – зафыркал толстяк. – Когда ты вернешься, я буду ждать тебя на этом месте и мы пойдем в заброшенную беседку...
– В заброшенную беседку?!
– Да. Уж не глуха ли ты часом? Если ты не согласна, я на тебя донесу за самовольную отлучку, и тебе придется плохо.
– О нет, я согласна, – ответила бедная Юй.
– Тогда поторопись! – И толстый хранитель башни довольно ощутимо вытянул девушку по спине древком копья.
Юй бросилась бежать, бормоча при этом:
– Да что же это такое! Нельзя покинуть стен дворца, не нарвавшись на похотливцев! Бедная я бедная, что со мною будет? Но на что не пойдешь ради любимой госпожи!
Вот, наконец, и ворота. Но они заперты, а отпереть их может только ключарь. Ключарь – мрачный и неприятный старик, похожий на мертвеца-оборотня, – сидел тут же и читал старинный свиток
«Может, хоть этот не станет приставать», – подумала Юй, потому что вид у ключаря был очень суровый и неприступный.
– Стой! – сказал ключарь девушке. – Кто такая, куда и зачем осмелилась идти?
– Меня зовут Юй, я служанка государевой наложницы Нэнхун. Она разрешила мне отправиться на моление в городской храм Поклонения Предкам, вот сопроводительное письмо...
– Что мне твое письмо! – грубо сказал ключарь. – Я по твоему лицу вижу, что ты воровка. Верно, стащила что-нибудь у госпожи и бежишь продать сводне из веселого квартала или своему городскому любовнику!
– Нет! – воскликнула Юй. – Видит Небесная Канцелярия, я никогда не оскверняла рук воровством! Клянусь именем своих родителей, господин ключарь, что я иду в храм!