Страница:
– А при чём тут американцы? – решился Айле задать ещё один острый вопрос.
– Американцы – из той же серии. Переговоры с ними я веду с согласия Бруммана. И если правда о переговорах и поставках оружия станет известна Президенту России, наш Борис долго в своём кресле не продержится. И эту правду, в случае надобности, открою я… – Керро тихо засмеялся, очень довольный, торжествующий. – Как думаешь, получу я Звезду Героя за заслуги перед Отечеством?
Марку Айле очень хотелось спросить: «А что получу я?!», но он смолчал, потому что уже догадался, что может ответить Керро.
Бывает достаточно одной случайно услышанной фразы, чтобы весь твой внутренний мир всколыхнулся, меняя систему оценок, восприятие, рефлексию. У капитана госбезопасности Айле опора для такого переворота готовилась давно, но последней каплей стала фраза о Звезде Героя, которую генерал Керро уже увидел у себя на груди.
Всю ночь после этого Марк не спал, сидел на балконе своей квартиры в «хрущобах». Выкурил три пачки дешёвых сигарет, перебирая в памяти услышанное и увиденное, а утром, только умывшись и побрившись, отправился в центральный офис сети магазинов «Охота-рыбалка». Погода оставляла желать лучшего: снова лил дождь, и было холодно, словно на дворе стоял октябрь, а не июнь. Однако Айле не замечал ни мерзкого климата, ни посеревшего и съёжившегося города вокруг – он шёл прямо по лужам, на лице его застыла нелепая улыбка, а в голове царила гулкая пустота. Встречный прохожий, пробегающий от дома к навесу автобусной остановки, если бы захотел, то мог бы услышать, как капитан госбезопасности бормочет себе под нос, повторяя раз за разом припев из какой-то молодёжной песенки:
В офис «Охоты-рыбалки» он вошёл решительно, хлопнув дверью. Поискал глазами работника, шагнул к застеклённому прилавку, внутри которого красовались демонстрационные образцы швейцарских ножей.
– Чем могу помочь? – приветливо улыбнулся немолодой уже работник, на бэдже которого значилось, что зовут его просто-запросто Денис.
– Мне нужен господин Ивановский, – сказал Айле, словно в омут нырнул.
Приветливая улыбка исчезла.
– Зачем он вам?
– По очень важному делу.
– В таком случае – до свидания! – отрезал Денис сурово.
– Э, нет, – сказал Айле, который уже принял решение и отступаться не собирался. – Я его увижу. Более того, вы сами приведёте его ко мне. Сейчас же. Потому что или я его увижу, или через полчаса в этом офисе будут шуровать СГБ!
– Вы угрожаете? – с подчёркнутой вежливостью осведомился работник.
– Нет, предупреждаю. И я не сумасшедший, – Марк извлёк и продемонстрировал своё служебное удостоверение. – Когда найдёте Ивановского, передайте ему, что в СГБ знают: ваша «Охота-рыбалка» – прикрытие спецоперации. Вырабатываются контрмеры. Но о них я расскажу только старшим офицерам вашего подразделения.
Денис очень убедительно хохотнул, а потом сказал, широко улыбаясь:
– Это значит, что у вас в СГБ все – сумасшедшие.
Айле похолодел, решив, что ошибся в своих подозрениях, но тут офисный работник посерьезнел и добавил проникновенно:
– Вообще-то я человек маленький. Пусть начальство разбирается, правда?
Начальство заставило подождать. Пока Денис дозвонился до нужного номера, пока переговорил, пока Ивановский добирался до офиса, прошёл час. Марк старался казаться невозмутимым, не ёрзал на предложенном стуле, сидел, как бы погрузившись в себя, и только повторял про себя одну и ту же фразу: «Как нас вставило, как нас вставило, как нас вставило, Боже!»
Стремительно вошёл Ивановский. Окинул помещение офиса быстрым цепким взглядом, прищурился на капитана, узнал и жестом пригласил следовать за собой. В кабинете директора он по-хозяйски расположился в кресле и с ходу спросил:
– Я правильно понял, вы представляете госбезопасность?
– В данном случае, – ответил Айле, – я представляю самого себя. И я хочу быть искренним с вами. А потому расскажу всё по порядку.
И он рассказал всё по порядку. Начал с поручения, которое ему дал Керро. Потом рассказал о деле депутатши Калхайно и о поездке на «Спираль». Закончил кратким описанием инцидента, произошедшего на закрытом праздновании в ресторане гостиницы «Биармия». И сразу перешёл к собственным умозаключениям.
– Я долго не мог понять, – говорил Айле, – какую роль мне уготовил генерал Керро во всей этой игре. Его объяснения, будто бы он видит во мне «преемника», не выдерживала ни малейшей критики, – он мне не дядя, не кум, не сват, даже в бане с ним ни разу не мылся – я самый обычный мент, участковый. Не складывалось у меня, но он сам объяснил. Когда сказал, что играет не за Бруммана, а за Путина. Вот и выходит: когда заговор Бруммана и американцев будет раскрыт, Керро получит орден, а я – одиночную камеру. Ведь именно на меня все контакты с американскими агентами завязаны. А это – прямая измена Родине, и карается по максимуму. Только думаю, до суда мне тоже не дожить – изобразят самоубийство. Или попытку к бегству…
Ивановский внимательно слушал, ни разу не перебив. И чем больше Марк Айле говорил, тем больше убеждался: перед ним именно тот человек, который ему нужен.
– Короче, я не люблю, чтобы меня использовали как пешку, – несколько севшим от продолжительного монолога голосом заявил капитан. – И вижу только один способ остановить Керро.
– Какой же? – с явным интересом спросил Ивановский, нарушив своё затянувшееся молчание.
– Я должен сорвать планы Бруммана по расширению территории Биармии. Я по происхождению биарм и хотел бы, чтобы моя национальная республика росла и крепла, но не такими средствами. И ещё одно. Я слабо разбираюсь в генной инженерии, но, судя по всему, на «Спирали» изобрели что-то действительно страшное. И это можно использовать как оружие. Не удивительно, что американцы так суетятся вокруг комбината. Я опасаюсь, что семейка нашего президента собирается использовать нас как подопытных кроликов, испытать на нас это оружие…
– На чём основывается ваш вывод?
– Инга Бьярмуле, – просто сказал капитан. – Я не верил ей, считал убийцей, но оказалось, что она на другой стороне. А для неё возрождение Биармии – не пустой звук. В этом её жизнь и душа. Значит, и я с ней. Значит, Брумманы – убийцы. И я обязан их остановить.
– Достойный выбор, – кивнул Ивановский. – Но почему со своей проблемой вы пришли ко мне? Чем я могу помочь? Ведь я всего лишь бизнесмен…
– Вы не бизнесмен. Я видел, как вы интересуетесь Брумманами. А потом узнал, что вы в короткий срок открыли десятки магазинов по всему городу. Вы сорили деньгами и мало задумывались о прибыли. Так не делают настоящие бизнесмены. Когда же я прикинул, сколько оружия вы смогли ввезти в город под прикрытием «охоты-рыбалки», мне многое стало ясно…
– Вот чёрт! – Ивановский порывисто хлопнул себя по колену. – Так и знал, что кто-нибудь догадается!
– Поэтому я пришёл к выводу, что вы представляете какую-то из силовых структур. Какую, другой вопрос, но он меня не интересует. Важно, что вы копаете под Бруммана, а значит, тоже на моей стороне. И вы не из местных и сможете сделать то, о чём я вас попрошу.
– Хорошо, – сказал Ивановский. – Мы пойдём навстречу. Но имейте ввиду, вашим словам я верю лишь отчасти. И всё постараюсь перепроверить. Но пока допустим, что вы тот человек, за которого себя выдаёте. И допустим, что вы были искренни. Какую помощь мы могли бы оказать?
Айле не сразу ответил, но в голосе его прозвучала твёрдость:
– Выведите из игры американцев. Но выведите шумно. Чтобы был скандал и пресс-конференция. Чтобы Брумман понял: его плану швах и пора уносить ноги.
– Но вас же посадят…
– Нет. Меня посадят только в том случае, если заговор раскроет Керро. А так он пойдёт в числе заговорщиков.
– А вы умны, капитан, – одобрительно покивал Ивановский. – И смелы. На простого мента не похожи… Ладно, показывайте ваших американцев. Чем можем, тем поможем…
Офицеры Сил самообороны во второй раз почувствовали себя, словно в осаждённой крепости. Послали милицейский патруль, чтобы он пригрозил вызовом ОМОНа. Но оказалось, что митинг разрешён властями Алонца, которые считают остров своим, а потому имеют право проводить любые шествия и сборища в любое удобное для них время.
Офицеры запросили инструкции у штаба, но штаб молчал. Возбуждение толпы тем временем нарастало. На место событий снова примчался Дэвид Хольц со своей командой, но его закидали камнями, едва на разбили камеру, и репортёр «Си-Эн-Эн» предпочёл отъехать на биармский берег и снимать происходящее с безопасного расстояния.
Среди митингующих стали образовываться команды из разъярённой молодёжи, которая явно собиралась использовать избыток юной энергии для совершения противоправных действий, а именно: помогая друг другу, перемахнуть через забор и ворваться на территорию комбината. Некоторым из них это удалось. И биармам пришлось бросить все дела и играть в «догонялки». Десяток ушлых подростков удалось задержать, но командир сменного отряда, нёсшего дежурство по охране «Спирали», подозревал, что некоторым из нарушителей удалось скрыться и они безобразничают где-то в цехах.
В семь часов вечера, отчаявшись дозвониться до штаба, командир попробовал связаться с секретариатом Фронта национального возрождения. Каково же было его удивление, когда трубку на том конце поднял сам Борис Брумман. Сбивчиво обрисовав ситуацию, командир выслушал ответ и едва не решился дара речи.
– Да-да, – поспешно отозвался он, когда Брумман потребовал повторить всё, что командир от него услышал. – Я всё понял. Принять фургон. Проверить документы старшего. Выполнять все приказы майора… Да-да, беспрекословно выполнять… По обычной линии начать обзванивать офицеров Сил самообороны. Просить их немедленно явиться на остров. Тайно, под любым благовидным предлогом… Так точно, господин президент! Справимся, господин президент!..
– О’кей, – кивнул разведчик и поднёс к губам микрофон полевой радиостанции «Барьер». – Штаб, можно начинать атаку. Повторяю, можно начинать атаку.
Майор сидел в кабине, рядом с водителем, а двенадцать лучших бойцов его роты томились в тесном кузове. Но впрочем, недолго им там оставалось томиться.
План «Толпа», утверждённый штабом батальона «Икс», предусматривал определённое распыление сил, и в этом критики усматривали главные риски. Однако сторонники с помощью мудрёных формул показывали, что и взвод специальных операций под командованием лейтенанта Хутчиша, и вторая рота под командованием Зверева вполне успевают совпасть по времени и соединиться, двигаясь с двух направлений. При этом первая рота под командованием капитана Давыдова должна стоять в резерве и обеспечить отход и огневую поддержку по первому требованию.
Сам Зверев недолюбливал мудрёные формулы и полагал, что сумеет разгромить биармов и без всех этих расчётов – бойцы под его началом собрались опытные, проверенные неоднократно в деле, а что может быть эффективнее опытного бойца при хорошем вооружении? А вооружили их с избытком. Каждый получил «АКС-74» и полный комплект тактического снаряжения «Выдра-3м». Этот комплект включал восемь заряженных магазинов для автомата, шесть ручных гранат РГД-5, стреляющий нож разведчика НРС, осколочную мину МОН-25, двадцать выстрелов к подствольному гранатомёту ВОГ-25 и прочие мелочи: фонарь, бинокль с ночным видением, сапёрная лопатка, котелок, противогаз и так далее. Конечно же, часть вещей из комплекта пришлось оставить на базе – Зверев считал, что для выполнения задачи по захвату комбината те же мины не понадобятся – однако и того, что осталось, вполне хватало, чтобы победить легковооружённый отряд Сил самообороны. Кстати, на заседании штаба долго обсуждали, сколь далеко ударная рота может зайти в применении огнестрельного оружия. Во всех своих операциях батальон «Икс» старался обходиться без лишних жертв, однако если того требовала обстановка, автоматы пускались в ход без колебаний. Вот и теперь полемика по этому вопросу разгорелась нешуточная, и дискуссия прекратилась только после вмешательства подполковника Звягина, заявившего буквально следующее: «Биармы сами перешли Рубикон, никто их на остров не звал – будем использовать весь арсенал средств».
Итак, Зверев собирался, оправдывая свою фамилию, устроить биармам показательный разгром. И когда автофургон, одолев мост со стороны Белогорода, подъезжал к воротам комбината, испытывал радостный адреналиновый подъём – все его чувства были обострены до предела, нервы натянуты, словно струны, хотелось драться и стрелять во всё, что движется. Один из офицеров Сил самообороны высунулся из проходной, и Зверев махнул ему рукой, показывая, что это приехали свои, подкрепление. Как и предсказывал начштаба, составляя план «Толпа», замороченные и отрезанные от командования биармы не стали проверять документов, а сразу открыли ворота, впуская машину на территорию. Автофургон аккуратно въехал, остановился на разгрузочной площадке, и Зверев первым спрыгнул на асфальт. И замер, увидев нацеленные стволы.
Их ждали здесь. Но не как «подмогу», а как самого вероятного противника.
– Засада! – крикнул Зверев и упал на бок, выхватывая из поясной кобуры пистолет.
В то же самое мгновение первая пулемётная очередь прошила кузов автофургона…
Но и это было ещё не всё. Злонамеренный Чавез не только запретил лейтенанту-комэндеру покидать это негостеприимное пристанище, но и не оставил каких-либо возможностей для связи с внешним миром. Пожалуй, без электронных писем своим старикам Андерсон обошёлся бы, но жить без телевизора, утренних газет он как-то не привык.
После первой недели робинзонады в биармской глубинке Сэм готов был бросаться на стены от информационного голода и заложить бессмертную душу за пачку детективов в мягкой обложке, которые в обычной жизни читал довольно редко. Однако вместо книг агент ЦРУ, словно издеваясь над безответным лётчиком, оставил ему англо-русский разговорник и методическое пособие «Техника пилотирования и самолётовождение самолёта МиГ-29» на русском языке. Андерсон и так уже знал это пособие (правда, в англоязычном варианте), но тут засмотрел его до дыр и почувствовал, что начинает понимать эту неудобоваримую русскую военную лексику. Впрочем, отсидка в изоляции от всего остального мира имела и свои положительные стороны: к концу недели Сэм озлился настолько, что перестал переживать по поводу того, что его могут использовать нечистоплотные боссы в провокационной акции по развязыванию новой мировой войны, забыл про свои комплексы и сомнения, про свою едва оформившуюся русофилию, а мечтал только об одном: отбомбиться куда скажут, сбить кого укажут и вернуться в Штаты. А ещё – он заставил себя полюбить постный суп на перловой крупе, который готовила ему глухая хозяйка.
На второй неделе приехал злодей Чавез, но жаловаться агенту на своё бедственное положение гордый Андерсон не стал – счёл подобные телодвижения недостойными.
– Спешу вас порадовать, – сказал Чавез. – Истребитель ждёт. Поедем знакомиться с техниками.
Наконец-то Андерсон вырвался из заточения. Теперь практически каждый день его возили на небольшой аэродром, окружённый со всех сторон лесом, где лётчик общался с местными техниками, обслуживавшими его «МиГ». Самолёт был старенький, но прошедший капитальный ремонт, а потому вполне боеспособный. Он принадлежал к серии «9-12А» и, значит, когда-то стоял на вооружении одной из стран Варшавского Договора. Андерсон, летавший на такой же машине в составе «Агрессоров», без малейшего труда освоился в знакомой кабине и уже выезжал на «рулёжку». Но опробовать машину в воздухе ему долго не разрешали. На недоумённые вопросы пилота Чавез отмахивался, но во время ленча вдруг расщедрился и рассказал Сэму, как функционирует местная система управления воздушным движением.
– Забудьте то, к чему вы привыкли в Америке, – посоветовал он. – Русские столько лет готовились к войне со всем миром, столько лет тряслись в ожидании наших ракет и бомбардировщиков, что совершенно утратили понятие меры при создании своей системы ПВО. Небо закрыто для полётов не только у границ и не только по основным направлениям возможного удара – небо закрыто над всей территорией страны. В России сейчас достаточно обеспеченных людей, которые могут позволить себе иметь собственный самолёт: от легкомоторной «Цессны» до специально оборудованного «Боинга» – однако немногие из них решаются на то, чтобы сделать подобную покупку. Проблема в довольно сложной процедуре. Для начала нужно получить сертификат о пригодности выбранного самолёта, зарегистрироваться, оплатить на год вперёд стоянку и техобслуживание. Но даже сделав всё это, вы не застрахованы от того, что вам будут постоянно отказывать вы вылете. Дело в том, что управление воздушным движением по фиксированным трассам осуществляется вроде бы гражданскими службами, а вне трасс – военными. Но в обоих случаях требуется получить разрешение от ПВО. Если вы имеете на руках все необходимые разрешения и подали заявку на вылет, вам всё равно придётся ждать не меньше суток. А потом выяснится, что вашу заявку потеряли в одной из многочисленных инстанций. И вам снова нужно ждать, когда придёт суточный план.
– Бог мой! – пробормотал потрясённый Андерсон. – Зачем такие сложности? Ведь и так всякий знает, что российская система ПВО малоэффективна.
– С чего вы взяли?
– Но был же инцидент с этим… как его… немцем, кажется… Матиас Руст его звали!
– Раскрою вам небольшую тайну, Сэм, – проникновенно сказал Чавез. – Перелёт Матиаса Руста с посадкой на территории московского кремля был хорошо спланированной операцией спецслужб. Если бы это была хулиганская выходка, его сбили бы над Эстонией.
– Как же полечу я?
– Есть одна лазейка. Частные аэроклубы в России всё же имеются. Они существуют на птичьих правах, но при этом умело используют коррупцию. Чтобы облегчить процедуру регистрации и упростить оформление заявок на вылет, руководство таких клубов старается поддерживать хорошие отношения с командирами полков ПВО. Фактически военное руководство имеет свой процент, роялти, с каждого вылета, но об этом не принято говорить вслух. Сейчас мы занимается оформлением вашего «МиГа» в качестве частного реактивного самолёта типа «L-39» чешского производства. Процесс довольно сложный. Слишком многих офицеров и чиновников приходится покупать. Но думаю, что через пару недель мы уменьшим срок рассмотрения заявки до получаса.
– Но вы так и не сказали, что мне предстоит сделать.
– Пока – ничего особенного. Привыкайте к машине. Когда придёт приказ, у вас не будет времени вникнуть и оценить свои возможности – нужно будет выполнять…
Чавез не обманул. Уже через десять дней Андерсон получил возможность взлететь с аэродрома и выполнить несколько несложных манёвров в воздухе. На следующий день он проделал то же самое с боевой подвеской и не испытал никаких проблем ни с управлением истребителем, ни с наземными службами: местные подразделения ПВО его словно бы не замечали.
А ещё через два дня Чавез вышел на экстренную связь и приказал немедленно взлетать, взять курс на юг, снизиться над Ладожским озером до предельно малой, пройти по руслу реки Алонки и провести показательный обстрел моста из пушки.
Андерсон был захвачен врасплох, но задание выполнил в полном объёме. К счастью, оно не включало в себя требование стрелять по живым людям, и, опустошив снарядный ящик, он вернулся на базу.
Сэм почему-то полагал, что на этом его пребывание в Биармии закончится, его отправят в Финляндию, а оттуда – в США. Но вместо этого на аэродром примчался Чавез, высказал свою благодарность, распорядился подготовить истребитель к новому вылету и ждать нового приказа.
Андерсон промаялся больше суток, спал тревожно, урывками. Отрезанный от новостей, он строил по своей привычке самые невероятные предположения о том, что происходит в окрестностях, а к вечеру его попросил зайти к себе директор этого липового аэроклуба.
Директор тоже был из местных, по выправке – типичный офицер. По-английски говорил он с сильным акцентом, но грамматически правильно.
– Здесь ваше задание, – сообщил он, протягивая планшет с картой. – Вылет – в семь часов пополудни. На карте обозначены две цели. Обе необходимо уничтожить бомбами в кратчайший срок. Соблюдайте радиомолчание. Старайтесь действовать на предельно малой высоте. После выполнения задания возвращайтесь на аэродром.
Андерсон взял планшет, посмотрел. Уже знакомый мост. И какая-то наземная цель. Это было то, чего он всё время боялся: ему приказали бомбить территорию чужого государства.
– Но я не получил инструкций от своего руководства, – попробовал возражать он. – Я должен согласовать…
– А разве была такая договорённость? – изобразил удивление директор. – Действуйте, лейтенант-комэндер, выполняйте свой долг.
Эту фразу он явно услышал в каком-то фильме о доблестных американских лётчиках, а потому и прозвучала она фальшиво, не к месту и не ко времени. Однако Андерсон не стал спорить, он козырнул и вышел из комнаты.
Техники уже возились у самолёта, и Сэму ничего другого не оставалось, как влезть по приставленной стремянке в кабину. Он пристегнулся ремнями к катапультируемому креслу и на чистом автомате принялся готовить «МиГ» к вылету, совершая привычные операции: убедился в исправности световой сигнализации и радиовысотомера, установил «0» на указателе высоты, проверил показания числа Маха, запас кислорода, давление в основной и аварийной воздушных системах, в гидросистеме… При этом лейтенант-комэндер думал совсем о другом. Он вспоминал свою жизнь на авиабазе Неллис, вспоминал рекламный плакат русской пилотажной группы «Стрижи», который собственноручно повесил на стену в раздевалке для офицеров, и подзабытые сомнения вновь глодали его душу. К прочему добавилось и беспокойство: приказ на вылет дал биармский офицер, а не агент Чавез, служивший передаточным звеном между Андерсоном и правительством Соединённых Штатов, – не следует ли плюнуть на всё и отказаться от этого смертоносного задания?.. И вновь, как прежде, дал себя знать слабый характер Сэма – не было в нём того стального стержня, который отличает мужчину от мальчика, воина от штафирки. И вновь, как прежде, он предпочёл плыть по течению, подчиняясь воле обстоятельств.
Пришло время запускать двигатели. Сначала Андерсон включил радио и заученно по-русски запросил разрешение на запуск у диспетчера аэроклуба. Тот дал добро. Теперь можно было закрыть фонарь и переключиться на самолётное переговорное устройство, давая команды технику.
– Фонарь закрыт, лампа не горит.
– Американцы – из той же серии. Переговоры с ними я веду с согласия Бруммана. И если правда о переговорах и поставках оружия станет известна Президенту России, наш Борис долго в своём кресле не продержится. И эту правду, в случае надобности, открою я… – Керро тихо засмеялся, очень довольный, торжествующий. – Как думаешь, получу я Звезду Героя за заслуги перед Отечеством?
Марку Айле очень хотелось спросить: «А что получу я?!», но он смолчал, потому что уже догадался, что может ответить Керро.
3.
Никогда не знаешь, где и почему тебе «вставит».Бывает достаточно одной случайно услышанной фразы, чтобы весь твой внутренний мир всколыхнулся, меняя систему оценок, восприятие, рефлексию. У капитана госбезопасности Айле опора для такого переворота готовилась давно, но последней каплей стала фраза о Звезде Героя, которую генерал Керро уже увидел у себя на груди.
Всю ночь после этого Марк не спал, сидел на балконе своей квартиры в «хрущобах». Выкурил три пачки дешёвых сигарет, перебирая в памяти услышанное и увиденное, а утром, только умывшись и побрившись, отправился в центральный офис сети магазинов «Охота-рыбалка». Погода оставляла желать лучшего: снова лил дождь, и было холодно, словно на дворе стоял октябрь, а не июнь. Однако Айле не замечал ни мерзкого климата, ни посеревшего и съёжившегося города вокруг – он шёл прямо по лужам, на лице его застыла нелепая улыбка, а в голове царила гулкая пустота. Встречный прохожий, пробегающий от дома к навесу автобусной остановки, если бы захотел, то мог бы услышать, как капитан госбезопасности бормочет себе под нос, повторяя раз за разом припев из какой-то молодёжной песенки:
Самое смешное, что эти незамысловатые стишки как нельзя точно отражали душевное состояние Айле, которому действительно «вставило». И, судя по всему, «вставило» надолго.
Как нас вставило, как нас вставило,
Как нас вставило, Боже!
И так нас вставило, и сяк нас вставило,
И чтоб вас так вставило тоже!
В офис «Охоты-рыбалки» он вошёл решительно, хлопнув дверью. Поискал глазами работника, шагнул к застеклённому прилавку, внутри которого красовались демонстрационные образцы швейцарских ножей.
– Чем могу помочь? – приветливо улыбнулся немолодой уже работник, на бэдже которого значилось, что зовут его просто-запросто Денис.
– Мне нужен господин Ивановский, – сказал Айле, словно в омут нырнул.
Приветливая улыбка исчезла.
– Зачем он вам?
– По очень важному делу.
– В таком случае – до свидания! – отрезал Денис сурово.
– Э, нет, – сказал Айле, который уже принял решение и отступаться не собирался. – Я его увижу. Более того, вы сами приведёте его ко мне. Сейчас же. Потому что или я его увижу, или через полчаса в этом офисе будут шуровать СГБ!
– Вы угрожаете? – с подчёркнутой вежливостью осведомился работник.
– Нет, предупреждаю. И я не сумасшедший, – Марк извлёк и продемонстрировал своё служебное удостоверение. – Когда найдёте Ивановского, передайте ему, что в СГБ знают: ваша «Охота-рыбалка» – прикрытие спецоперации. Вырабатываются контрмеры. Но о них я расскажу только старшим офицерам вашего подразделения.
Денис очень убедительно хохотнул, а потом сказал, широко улыбаясь:
– Это значит, что у вас в СГБ все – сумасшедшие.
Айле похолодел, решив, что ошибся в своих подозрениях, но тут офисный работник посерьезнел и добавил проникновенно:
– Вообще-то я человек маленький. Пусть начальство разбирается, правда?
Начальство заставило подождать. Пока Денис дозвонился до нужного номера, пока переговорил, пока Ивановский добирался до офиса, прошёл час. Марк старался казаться невозмутимым, не ёрзал на предложенном стуле, сидел, как бы погрузившись в себя, и только повторял про себя одну и ту же фразу: «Как нас вставило, как нас вставило, как нас вставило, Боже!»
Стремительно вошёл Ивановский. Окинул помещение офиса быстрым цепким взглядом, прищурился на капитана, узнал и жестом пригласил следовать за собой. В кабинете директора он по-хозяйски расположился в кресле и с ходу спросил:
– Я правильно понял, вы представляете госбезопасность?
– В данном случае, – ответил Айле, – я представляю самого себя. И я хочу быть искренним с вами. А потому расскажу всё по порядку.
И он рассказал всё по порядку. Начал с поручения, которое ему дал Керро. Потом рассказал о деле депутатши Калхайно и о поездке на «Спираль». Закончил кратким описанием инцидента, произошедшего на закрытом праздновании в ресторане гостиницы «Биармия». И сразу перешёл к собственным умозаключениям.
– Я долго не мог понять, – говорил Айле, – какую роль мне уготовил генерал Керро во всей этой игре. Его объяснения, будто бы он видит во мне «преемника», не выдерживала ни малейшей критики, – он мне не дядя, не кум, не сват, даже в бане с ним ни разу не мылся – я самый обычный мент, участковый. Не складывалось у меня, но он сам объяснил. Когда сказал, что играет не за Бруммана, а за Путина. Вот и выходит: когда заговор Бруммана и американцев будет раскрыт, Керро получит орден, а я – одиночную камеру. Ведь именно на меня все контакты с американскими агентами завязаны. А это – прямая измена Родине, и карается по максимуму. Только думаю, до суда мне тоже не дожить – изобразят самоубийство. Или попытку к бегству…
Ивановский внимательно слушал, ни разу не перебив. И чем больше Марк Айле говорил, тем больше убеждался: перед ним именно тот человек, который ему нужен.
– Короче, я не люблю, чтобы меня использовали как пешку, – несколько севшим от продолжительного монолога голосом заявил капитан. – И вижу только один способ остановить Керро.
– Какой же? – с явным интересом спросил Ивановский, нарушив своё затянувшееся молчание.
– Я должен сорвать планы Бруммана по расширению территории Биармии. Я по происхождению биарм и хотел бы, чтобы моя национальная республика росла и крепла, но не такими средствами. И ещё одно. Я слабо разбираюсь в генной инженерии, но, судя по всему, на «Спирали» изобрели что-то действительно страшное. И это можно использовать как оружие. Не удивительно, что американцы так суетятся вокруг комбината. Я опасаюсь, что семейка нашего президента собирается использовать нас как подопытных кроликов, испытать на нас это оружие…
– На чём основывается ваш вывод?
– Инга Бьярмуле, – просто сказал капитан. – Я не верил ей, считал убийцей, но оказалось, что она на другой стороне. А для неё возрождение Биармии – не пустой звук. В этом её жизнь и душа. Значит, и я с ней. Значит, Брумманы – убийцы. И я обязан их остановить.
– Достойный выбор, – кивнул Ивановский. – Но почему со своей проблемой вы пришли ко мне? Чем я могу помочь? Ведь я всего лишь бизнесмен…
– Вы не бизнесмен. Я видел, как вы интересуетесь Брумманами. А потом узнал, что вы в короткий срок открыли десятки магазинов по всему городу. Вы сорили деньгами и мало задумывались о прибыли. Так не делают настоящие бизнесмены. Когда же я прикинул, сколько оружия вы смогли ввезти в город под прикрытием «охоты-рыбалки», мне многое стало ясно…
– Вот чёрт! – Ивановский порывисто хлопнул себя по колену. – Так и знал, что кто-нибудь догадается!
– Поэтому я пришёл к выводу, что вы представляете какую-то из силовых структур. Какую, другой вопрос, но он меня не интересует. Важно, что вы копаете под Бруммана, а значит, тоже на моей стороне. И вы не из местных и сможете сделать то, о чём я вас попрошу.
– Хорошо, – сказал Ивановский. – Мы пойдём навстречу. Но имейте ввиду, вашим словам я верю лишь отчасти. И всё постараюсь перепроверить. Но пока допустим, что вы тот человек, за которого себя выдаёте. И допустим, что вы были искренни. Какую помощь мы могли бы оказать?
Айле не сразу ответил, но в голосе его прозвучала твёрдость:
– Выведите из игры американцев. Но выведите шумно. Чтобы был скандал и пресс-конференция. Чтобы Брумман понял: его плану швах и пора уносить ноги.
– Но вас же посадят…
– Нет. Меня посадят только в том случае, если заговор раскроет Керро. А так он пойдёт в числе заговорщиков.
– А вы умны, капитан, – одобрительно покивал Ивановский. – И смелы. На простого мента не похожи… Ладно, показывайте ваших американцев. Чем можем, тем поможем…
4.
Невзирая на хмарь и дождь, с пяти вечера на острове вновь начали собираться жители Алонца. Они группами приходили по мосту с российской стороны, но не толпились, как в прошлый раз у проходной, а распределялись неравномерно у высокой стены, отделяющей территорию комбината от остальной части Бярмы. Среди них было много молодёжи, а кое-кто принёс самодельные плакаты с угрожающими надписями: «Биармы, руки прочь от русского острова!», «Дадим отпор врагам!», «Верните комбинат законному владельцу!» и «Брумман, вон!». Когда народу набралось под три тысячи и какой-то особо голосистый начал выкрикивать зажигательные лозунги, стало ясно: начинается несанкционированный митинг.Офицеры Сил самообороны во второй раз почувствовали себя, словно в осаждённой крепости. Послали милицейский патруль, чтобы он пригрозил вызовом ОМОНа. Но оказалось, что митинг разрешён властями Алонца, которые считают остров своим, а потому имеют право проводить любые шествия и сборища в любое удобное для них время.
Офицеры запросили инструкции у штаба, но штаб молчал. Возбуждение толпы тем временем нарастало. На место событий снова примчался Дэвид Хольц со своей командой, но его закидали камнями, едва на разбили камеру, и репортёр «Си-Эн-Эн» предпочёл отъехать на биармский берег и снимать происходящее с безопасного расстояния.
Среди митингующих стали образовываться команды из разъярённой молодёжи, которая явно собиралась использовать избыток юной энергии для совершения противоправных действий, а именно: помогая друг другу, перемахнуть через забор и ворваться на территорию комбината. Некоторым из них это удалось. И биармам пришлось бросить все дела и играть в «догонялки». Десяток ушлых подростков удалось задержать, но командир сменного отряда, нёсшего дежурство по охране «Спирали», подозревал, что некоторым из нарушителей удалось скрыться и они безобразничают где-то в цехах.
В семь часов вечера, отчаявшись дозвониться до штаба, командир попробовал связаться с секретариатом Фронта национального возрождения. Каково же было его удивление, когда трубку на том конце поднял сам Борис Брумман. Сбивчиво обрисовав ситуацию, командир выслушал ответ и едва не решился дара речи.
– Да-да, – поспешно отозвался он, когда Брумман потребовал повторить всё, что командир от него услышал. – Я всё понял. Принять фургон. Проверить документы старшего. Выполнять все приказы майора… Да-да, беспрекословно выполнять… По обычной линии начать обзванивать офицеров Сил самообороны. Просить их немедленно явиться на остров. Тайно, под любым благовидным предлогом… Так точно, господин президент! Справимся, господин президент!..
* * *
– Дело в шляпе, – сообщил капитан Верлинов, снимая наушники и поворачиваясь к Виноградову. – Всё идёт по плану. Он начал обзванивать квартиры по общегородской сети. Собирает подмогу. Высылай ребят, а я сворачиваюсь. Мне ещё радиолокатор проверить надо.– О’кей, – кивнул разведчик и поднёс к губам микрофон полевой радиостанции «Барьер». – Штаб, можно начинать атаку. Повторяю, можно начинать атаку.
* * *
– С Богом! – сказал майор Зверев, командир второй ударной роты, и фургон тронулся с места.Майор сидел в кабине, рядом с водителем, а двенадцать лучших бойцов его роты томились в тесном кузове. Но впрочем, недолго им там оставалось томиться.
План «Толпа», утверждённый штабом батальона «Икс», предусматривал определённое распыление сил, и в этом критики усматривали главные риски. Однако сторонники с помощью мудрёных формул показывали, что и взвод специальных операций под командованием лейтенанта Хутчиша, и вторая рота под командованием Зверева вполне успевают совпасть по времени и соединиться, двигаясь с двух направлений. При этом первая рота под командованием капитана Давыдова должна стоять в резерве и обеспечить отход и огневую поддержку по первому требованию.
Сам Зверев недолюбливал мудрёные формулы и полагал, что сумеет разгромить биармов и без всех этих расчётов – бойцы под его началом собрались опытные, проверенные неоднократно в деле, а что может быть эффективнее опытного бойца при хорошем вооружении? А вооружили их с избытком. Каждый получил «АКС-74» и полный комплект тактического снаряжения «Выдра-3м». Этот комплект включал восемь заряженных магазинов для автомата, шесть ручных гранат РГД-5, стреляющий нож разведчика НРС, осколочную мину МОН-25, двадцать выстрелов к подствольному гранатомёту ВОГ-25 и прочие мелочи: фонарь, бинокль с ночным видением, сапёрная лопатка, котелок, противогаз и так далее. Конечно же, часть вещей из комплекта пришлось оставить на базе – Зверев считал, что для выполнения задачи по захвату комбината те же мины не понадобятся – однако и того, что осталось, вполне хватало, чтобы победить легковооружённый отряд Сил самообороны. Кстати, на заседании штаба долго обсуждали, сколь далеко ударная рота может зайти в применении огнестрельного оружия. Во всех своих операциях батальон «Икс» старался обходиться без лишних жертв, однако если того требовала обстановка, автоматы пускались в ход без колебаний. Вот и теперь полемика по этому вопросу разгорелась нешуточная, и дискуссия прекратилась только после вмешательства подполковника Звягина, заявившего буквально следующее: «Биармы сами перешли Рубикон, никто их на остров не звал – будем использовать весь арсенал средств».
Итак, Зверев собирался, оправдывая свою фамилию, устроить биармам показательный разгром. И когда автофургон, одолев мост со стороны Белогорода, подъезжал к воротам комбината, испытывал радостный адреналиновый подъём – все его чувства были обострены до предела, нервы натянуты, словно струны, хотелось драться и стрелять во всё, что движется. Один из офицеров Сил самообороны высунулся из проходной, и Зверев махнул ему рукой, показывая, что это приехали свои, подкрепление. Как и предсказывал начштаба, составляя план «Толпа», замороченные и отрезанные от командования биармы не стали проверять документов, а сразу открыли ворота, впуская машину на территорию. Автофургон аккуратно въехал, остановился на разгрузочной площадке, и Зверев первым спрыгнул на асфальт. И замер, увидев нацеленные стволы.
Их ждали здесь. Но не как «подмогу», а как самого вероятного противника.
– Засада! – крикнул Зверев и упал на бок, выхватывая из поясной кобуры пистолет.
В то же самое мгновение первая пулемётная очередь прошила кузов автофургона…
5.
Лейтенант-комэндер Сэм Андерсон, выросший на фильмах о супершпионах в духе бессмертного сериала о Джеймсе Бонде, несколько по-другому представлял себе тайную деятельность на службе у Оперативного Директората ЦРУ. Но действительность слабо походила на те яркие эффектные картинки, которые так обожают голливудские режиссеры. Его поселили в жутком захолустье – в практически вымершей деревне, где обитали от силы три семьи. Старухе, в доме которой Сэму предстояло провести три-четыре месяца, было лет сто как минимум. Ко всему прочему она была совершенно глухой и жадной. Лётчик сам видел, как агент Чавез выдал ей пятьсот долларов в качестве аванса, что, по мнению Андерсона, было слишком щедро за мрачную комнатёнку с низким потолком, устроенную по соседству с хлевом, – бревенчатая стена не спасала от вездесущего запаха навоза, громкого мычания коровы и блеяния коз. Вообще эти животные чувствовали себя здесь по-хозяйски, и Сэму не раз приходилось выгонять любознательных козлят, забредавших к нему в комнату.Но и это было ещё не всё. Злонамеренный Чавез не только запретил лейтенанту-комэндеру покидать это негостеприимное пристанище, но и не оставил каких-либо возможностей для связи с внешним миром. Пожалуй, без электронных писем своим старикам Андерсон обошёлся бы, но жить без телевизора, утренних газет он как-то не привык.
После первой недели робинзонады в биармской глубинке Сэм готов был бросаться на стены от информационного голода и заложить бессмертную душу за пачку детективов в мягкой обложке, которые в обычной жизни читал довольно редко. Однако вместо книг агент ЦРУ, словно издеваясь над безответным лётчиком, оставил ему англо-русский разговорник и методическое пособие «Техника пилотирования и самолётовождение самолёта МиГ-29» на русском языке. Андерсон и так уже знал это пособие (правда, в англоязычном варианте), но тут засмотрел его до дыр и почувствовал, что начинает понимать эту неудобоваримую русскую военную лексику. Впрочем, отсидка в изоляции от всего остального мира имела и свои положительные стороны: к концу недели Сэм озлился настолько, что перестал переживать по поводу того, что его могут использовать нечистоплотные боссы в провокационной акции по развязыванию новой мировой войны, забыл про свои комплексы и сомнения, про свою едва оформившуюся русофилию, а мечтал только об одном: отбомбиться куда скажут, сбить кого укажут и вернуться в Штаты. А ещё – он заставил себя полюбить постный суп на перловой крупе, который готовила ему глухая хозяйка.
На второй неделе приехал злодей Чавез, но жаловаться агенту на своё бедственное положение гордый Андерсон не стал – счёл подобные телодвижения недостойными.
– Спешу вас порадовать, – сказал Чавез. – Истребитель ждёт. Поедем знакомиться с техниками.
Наконец-то Андерсон вырвался из заточения. Теперь практически каждый день его возили на небольшой аэродром, окружённый со всех сторон лесом, где лётчик общался с местными техниками, обслуживавшими его «МиГ». Самолёт был старенький, но прошедший капитальный ремонт, а потому вполне боеспособный. Он принадлежал к серии «9-12А» и, значит, когда-то стоял на вооружении одной из стран Варшавского Договора. Андерсон, летавший на такой же машине в составе «Агрессоров», без малейшего труда освоился в знакомой кабине и уже выезжал на «рулёжку». Но опробовать машину в воздухе ему долго не разрешали. На недоумённые вопросы пилота Чавез отмахивался, но во время ленча вдруг расщедрился и рассказал Сэму, как функционирует местная система управления воздушным движением.
– Забудьте то, к чему вы привыкли в Америке, – посоветовал он. – Русские столько лет готовились к войне со всем миром, столько лет тряслись в ожидании наших ракет и бомбардировщиков, что совершенно утратили понятие меры при создании своей системы ПВО. Небо закрыто для полётов не только у границ и не только по основным направлениям возможного удара – небо закрыто над всей территорией страны. В России сейчас достаточно обеспеченных людей, которые могут позволить себе иметь собственный самолёт: от легкомоторной «Цессны» до специально оборудованного «Боинга» – однако немногие из них решаются на то, чтобы сделать подобную покупку. Проблема в довольно сложной процедуре. Для начала нужно получить сертификат о пригодности выбранного самолёта, зарегистрироваться, оплатить на год вперёд стоянку и техобслуживание. Но даже сделав всё это, вы не застрахованы от того, что вам будут постоянно отказывать вы вылете. Дело в том, что управление воздушным движением по фиксированным трассам осуществляется вроде бы гражданскими службами, а вне трасс – военными. Но в обоих случаях требуется получить разрешение от ПВО. Если вы имеете на руках все необходимые разрешения и подали заявку на вылет, вам всё равно придётся ждать не меньше суток. А потом выяснится, что вашу заявку потеряли в одной из многочисленных инстанций. И вам снова нужно ждать, когда придёт суточный план.
– Бог мой! – пробормотал потрясённый Андерсон. – Зачем такие сложности? Ведь и так всякий знает, что российская система ПВО малоэффективна.
– С чего вы взяли?
– Но был же инцидент с этим… как его… немцем, кажется… Матиас Руст его звали!
– Раскрою вам небольшую тайну, Сэм, – проникновенно сказал Чавез. – Перелёт Матиаса Руста с посадкой на территории московского кремля был хорошо спланированной операцией спецслужб. Если бы это была хулиганская выходка, его сбили бы над Эстонией.
– Как же полечу я?
– Есть одна лазейка. Частные аэроклубы в России всё же имеются. Они существуют на птичьих правах, но при этом умело используют коррупцию. Чтобы облегчить процедуру регистрации и упростить оформление заявок на вылет, руководство таких клубов старается поддерживать хорошие отношения с командирами полков ПВО. Фактически военное руководство имеет свой процент, роялти, с каждого вылета, но об этом не принято говорить вслух. Сейчас мы занимается оформлением вашего «МиГа» в качестве частного реактивного самолёта типа «L-39» чешского производства. Процесс довольно сложный. Слишком многих офицеров и чиновников приходится покупать. Но думаю, что через пару недель мы уменьшим срок рассмотрения заявки до получаса.
– Но вы так и не сказали, что мне предстоит сделать.
– Пока – ничего особенного. Привыкайте к машине. Когда придёт приказ, у вас не будет времени вникнуть и оценить свои возможности – нужно будет выполнять…
Чавез не обманул. Уже через десять дней Андерсон получил возможность взлететь с аэродрома и выполнить несколько несложных манёвров в воздухе. На следующий день он проделал то же самое с боевой подвеской и не испытал никаких проблем ни с управлением истребителем, ни с наземными службами: местные подразделения ПВО его словно бы не замечали.
А ещё через два дня Чавез вышел на экстренную связь и приказал немедленно взлетать, взять курс на юг, снизиться над Ладожским озером до предельно малой, пройти по руслу реки Алонки и провести показательный обстрел моста из пушки.
Андерсон был захвачен врасплох, но задание выполнил в полном объёме. К счастью, оно не включало в себя требование стрелять по живым людям, и, опустошив снарядный ящик, он вернулся на базу.
Сэм почему-то полагал, что на этом его пребывание в Биармии закончится, его отправят в Финляндию, а оттуда – в США. Но вместо этого на аэродром примчался Чавез, высказал свою благодарность, распорядился подготовить истребитель к новому вылету и ждать нового приказа.
Андерсон промаялся больше суток, спал тревожно, урывками. Отрезанный от новостей, он строил по своей привычке самые невероятные предположения о том, что происходит в окрестностях, а к вечеру его попросил зайти к себе директор этого липового аэроклуба.
Директор тоже был из местных, по выправке – типичный офицер. По-английски говорил он с сильным акцентом, но грамматически правильно.
– Здесь ваше задание, – сообщил он, протягивая планшет с картой. – Вылет – в семь часов пополудни. На карте обозначены две цели. Обе необходимо уничтожить бомбами в кратчайший срок. Соблюдайте радиомолчание. Старайтесь действовать на предельно малой высоте. После выполнения задания возвращайтесь на аэродром.
Андерсон взял планшет, посмотрел. Уже знакомый мост. И какая-то наземная цель. Это было то, чего он всё время боялся: ему приказали бомбить территорию чужого государства.
– Но я не получил инструкций от своего руководства, – попробовал возражать он. – Я должен согласовать…
– А разве была такая договорённость? – изобразил удивление директор. – Действуйте, лейтенант-комэндер, выполняйте свой долг.
Эту фразу он явно услышал в каком-то фильме о доблестных американских лётчиках, а потому и прозвучала она фальшиво, не к месту и не ко времени. Однако Андерсон не стал спорить, он козырнул и вышел из комнаты.
Техники уже возились у самолёта, и Сэму ничего другого не оставалось, как влезть по приставленной стремянке в кабину. Он пристегнулся ремнями к катапультируемому креслу и на чистом автомате принялся готовить «МиГ» к вылету, совершая привычные операции: убедился в исправности световой сигнализации и радиовысотомера, установил «0» на указателе высоты, проверил показания числа Маха, запас кислорода, давление в основной и аварийной воздушных системах, в гидросистеме… При этом лейтенант-комэндер думал совсем о другом. Он вспоминал свою жизнь на авиабазе Неллис, вспоминал рекламный плакат русской пилотажной группы «Стрижи», который собственноручно повесил на стену в раздевалке для офицеров, и подзабытые сомнения вновь глодали его душу. К прочему добавилось и беспокойство: приказ на вылет дал биармский офицер, а не агент Чавез, служивший передаточным звеном между Андерсоном и правительством Соединённых Штатов, – не следует ли плюнуть на всё и отказаться от этого смертоносного задания?.. И вновь, как прежде, дал себя знать слабый характер Сэма – не было в нём того стального стержня, который отличает мужчину от мальчика, воина от штафирки. И вновь, как прежде, он предпочёл плыть по течению, подчиняясь воле обстоятельств.
Пришло время запускать двигатели. Сначала Андерсон включил радио и заученно по-русски запросил разрешение на запуск у диспетчера аэроклуба. Тот дал добро. Теперь можно было закрыть фонарь и переключиться на самолётное переговорное устройство, давая команды технику.
– Фонарь закрыт, лампа не горит.