Страница:
– Нет, не все. Где вы спрятали валюту, ту, которую взяли из дома Голубева?
– Все до копеечки отдали Наталии Николаевне. Она сказала, что про нее нам надо на какое-то время забыть. Больше я ничего не знаю.
– Знаешь, Володенька, знаешь. Расскажи-ка мне, за что вы до смерти замучили старую учительницу из Белого села, расскажи, как хотели похоронить меня заживо, как заперли в церковном подвале и куда дели церковные ценности.
– Этого я не знаю, там Серега с Витьком вдвоем шустрили, но, кажется, серебра они так и не нашли. Не знаю, врать не буду.
Оттащив его назад в кабинет, я вплотную занялся Виктором. Типусом он оказался мрачным и неразговорчивым, отвечал нехотя и односложно. Максу стоило больших усилий побуждать его поддерживать разговор, каждое слово приходилось тянуть из него клещами.
– Да что там рассказывать, – нехотя волынил он. – Кому от этого легче?
– Или ты будешь говорить, или я заставлю тебя кричать, – теряя терпение, пообещал Макс и потрогал одну из болевых точек.
– Да я ж не против, – застонал Витек, – все равно в дерьмо влипли.
– Вот-вот, а если влипли, то веди себя послушно. Кто первый предложил идею?
– Ну не я же. Конечно, Серега. У него там в Белом дед начальником работает. Вот он-то все ему и рассказал. Ну про то, что поп золотишко с икон еще в двадцатом годе заныкал. Он просто так рассказал, а Наташка сразу уцепилась. Сама поехала к деду и все в подробностях узнала.
– Что же она узнала?
– Про то, что внучка того попа до сих пор в деревне живет.
– Ну и что же из этого следует?
– Она придумала тот клад найти. Сама не поехала, а нас послала.
– Куда она вас послала?
– Ну к этой старухе, как ее, Крюкова, что ли?
– Дальше. Говори, Виктор, не заставляй меня нервничать.
– Приехали мы к ней. Ночью. Потребовали, чтобы она нам все отдала, а она отдавать ничего не захотела. Тогда я сломал ей мизинец. Сама виновата. Сказала бы сразу где, и все было бы хорошо. А она упертой оказалась, вот и поплатилась.
– И долго ты ее мучил?
– Нет, около часа, пока все пальцы не сломал. А она все равно говорить не хотела. Тогда я ей костыль закрутил, а он тресть – и лопнул, нога, значит, у нее сломалась. А она все равно не говорит, где ее предок барахло упрятал. Я тогда ее поломанную ногу стал опять крутить, ну тут она глаза закатила и подохла. Серега ругать меня начал, а я что? Виноват, что ли? Ну а потом мы уехали.
– Зачем приезжали во второй раз?
– Опять Наташка послала. Она туда ездила и двор ее обсмотрела. Приехала и говорит, что знает, где поп спрятал золотишко-серебришко.
– И где же, по мнению Наталии, он его спрятал?
– Сам же знаешь. В той яме за цветником. Мы поздно вечером туда поехали и яму ту раскопали, да только ничего не нашли. А тут, говоришь, ты сам приехал, ну, мы тебя и решили там оставить.
– Это ты меня ударил?
– Если бы я, то мы бы здесь не сидели. Серега тебя отоварил, козел, не мог как следует мочкануть, – с тоскливым сожалением заметил Витек. – Теперь из-за него, падлы, срок мотай. Не можешь – не берись, козел! В общем, начальник, ничего мы не нашли.
– Зачем же вы подались туда в третий раз?
– Нет, больше мы туда ни ногой.
– Ты, наверное, плохо помнишь? Сейчас Макс твою память освежит.
– Не надо, начальник, – мелко затрясся дипломированный убийца. – Я тебе родной мамой клянусь – больше мы туда не совались.
– Врешь, гад, вы приезжали туда недавно. Влезли в церковь через открытое окно. Увидели, что я нахожусь в подвале, и перекрыли мне кислород, надеясь, что я со временем сдохну там сам.
– Ошибаешься, начальник, не было такого.
– Врешь. Кто вам показал подземный ход?
– Какой ход, о чем ты толкуешь? Не знаю я никакого хода.
– Знаешь. Тот самый ход, что ведет в церковный подвал и начинается от утеса.
– Первый раз о нем слышу.
– Опять заливаешь. Вы проникли в него и, похитив церковные ценности, скрылись. Куда вы их отвезли? Где они находятся в данное время?
– Ошибаешься, начальник, точно тебе говорю. Нет у нас никаких ценностей.
– Макс, он никак не может вспомнить, куда подевалось добро. Окажи ему такую пустячную любезность, проясни его память.
– Начальник, тебе и десять Максов не помогут. Если нет у нас ничего, так откуда же взять? И про твой подземный ход я слышу в первый раз.
– Ничего, в ментовке ты услышишь во второй и тогда обязательно вспомнишь.
– Иваныч, а похоже, что он не врет. Если уж раскололся насчет мокрухи и банковских денег, то какой ему смысл молчать о церковном хламе.
– Этот «хлам», господин Ухов, может стоить в тысячу раз дороже, чем вонючие доллары и марки. И они это прекрасно знают.
В дальнюю дверь затарабанили громко и нервно и, даже не дав нам времени ее открыть, со вкусом высадили. Группа оперативных работников приступала к операции.
Одетый в камуфляж тесть был решителен, важен и деловит. Одним из первых заскочив в кабинет, он со смаком съездил Витька по морде и удовлетворенно констатировал:
– Попались, суки! Кто руководитель банды?
– Гражданин Ефимов, оставьте помещение и не мешайте работать, – осадил его пыл белесый, словно выгоревший на солнце, капитан, – Если вы понадобитесь, мы вас обязательно пригласим.
– Ну не сукины ли дети? – сокрушался полковник, когда мы возвращались домой. – Мы же им на блюдечке все преподнесли – и такое отношение! Гражданином назвал! Сука!
– Не переживайте, товарищ генерал, лучше садитесь за руль, что-то мне совсем поплохело. Наверное, слягу.
Часть вторая
– Все до копеечки отдали Наталии Николаевне. Она сказала, что про нее нам надо на какое-то время забыть. Больше я ничего не знаю.
– Знаешь, Володенька, знаешь. Расскажи-ка мне, за что вы до смерти замучили старую учительницу из Белого села, расскажи, как хотели похоронить меня заживо, как заперли в церковном подвале и куда дели церковные ценности.
– Этого я не знаю, там Серега с Витьком вдвоем шустрили, но, кажется, серебра они так и не нашли. Не знаю, врать не буду.
Оттащив его назад в кабинет, я вплотную занялся Виктором. Типусом он оказался мрачным и неразговорчивым, отвечал нехотя и односложно. Максу стоило больших усилий побуждать его поддерживать разговор, каждое слово приходилось тянуть из него клещами.
– Да что там рассказывать, – нехотя волынил он. – Кому от этого легче?
– Или ты будешь говорить, или я заставлю тебя кричать, – теряя терпение, пообещал Макс и потрогал одну из болевых точек.
– Да я ж не против, – застонал Витек, – все равно в дерьмо влипли.
– Вот-вот, а если влипли, то веди себя послушно. Кто первый предложил идею?
– Ну не я же. Конечно, Серега. У него там в Белом дед начальником работает. Вот он-то все ему и рассказал. Ну про то, что поп золотишко с икон еще в двадцатом годе заныкал. Он просто так рассказал, а Наташка сразу уцепилась. Сама поехала к деду и все в подробностях узнала.
– Что же она узнала?
– Про то, что внучка того попа до сих пор в деревне живет.
– Ну и что же из этого следует?
– Она придумала тот клад найти. Сама не поехала, а нас послала.
– Куда она вас послала?
– Ну к этой старухе, как ее, Крюкова, что ли?
– Дальше. Говори, Виктор, не заставляй меня нервничать.
– Приехали мы к ней. Ночью. Потребовали, чтобы она нам все отдала, а она отдавать ничего не захотела. Тогда я сломал ей мизинец. Сама виновата. Сказала бы сразу где, и все было бы хорошо. А она упертой оказалась, вот и поплатилась.
– И долго ты ее мучил?
– Нет, около часа, пока все пальцы не сломал. А она все равно говорить не хотела. Тогда я ей костыль закрутил, а он тресть – и лопнул, нога, значит, у нее сломалась. А она все равно не говорит, где ее предок барахло упрятал. Я тогда ее поломанную ногу стал опять крутить, ну тут она глаза закатила и подохла. Серега ругать меня начал, а я что? Виноват, что ли? Ну а потом мы уехали.
– Зачем приезжали во второй раз?
– Опять Наташка послала. Она туда ездила и двор ее обсмотрела. Приехала и говорит, что знает, где поп спрятал золотишко-серебришко.
– И где же, по мнению Наталии, он его спрятал?
– Сам же знаешь. В той яме за цветником. Мы поздно вечером туда поехали и яму ту раскопали, да только ничего не нашли. А тут, говоришь, ты сам приехал, ну, мы тебя и решили там оставить.
– Это ты меня ударил?
– Если бы я, то мы бы здесь не сидели. Серега тебя отоварил, козел, не мог как следует мочкануть, – с тоскливым сожалением заметил Витек. – Теперь из-за него, падлы, срок мотай. Не можешь – не берись, козел! В общем, начальник, ничего мы не нашли.
– Зачем же вы подались туда в третий раз?
– Нет, больше мы туда ни ногой.
– Ты, наверное, плохо помнишь? Сейчас Макс твою память освежит.
– Не надо, начальник, – мелко затрясся дипломированный убийца. – Я тебе родной мамой клянусь – больше мы туда не совались.
– Врешь, гад, вы приезжали туда недавно. Влезли в церковь через открытое окно. Увидели, что я нахожусь в подвале, и перекрыли мне кислород, надеясь, что я со временем сдохну там сам.
– Ошибаешься, начальник, не было такого.
– Врешь. Кто вам показал подземный ход?
– Какой ход, о чем ты толкуешь? Не знаю я никакого хода.
– Знаешь. Тот самый ход, что ведет в церковный подвал и начинается от утеса.
– Первый раз о нем слышу.
– Опять заливаешь. Вы проникли в него и, похитив церковные ценности, скрылись. Куда вы их отвезли? Где они находятся в данное время?
– Ошибаешься, начальник, точно тебе говорю. Нет у нас никаких ценностей.
– Макс, он никак не может вспомнить, куда подевалось добро. Окажи ему такую пустячную любезность, проясни его память.
– Начальник, тебе и десять Максов не помогут. Если нет у нас ничего, так откуда же взять? И про твой подземный ход я слышу в первый раз.
– Ничего, в ментовке ты услышишь во второй и тогда обязательно вспомнишь.
– Иваныч, а похоже, что он не врет. Если уж раскололся насчет мокрухи и банковских денег, то какой ему смысл молчать о церковном хламе.
– Этот «хлам», господин Ухов, может стоить в тысячу раз дороже, чем вонючие доллары и марки. И они это прекрасно знают.
В дальнюю дверь затарабанили громко и нервно и, даже не дав нам времени ее открыть, со вкусом высадили. Группа оперативных работников приступала к операции.
Одетый в камуфляж тесть был решителен, важен и деловит. Одним из первых заскочив в кабинет, он со смаком съездил Витька по морде и удовлетворенно констатировал:
– Попались, суки! Кто руководитель банды?
– Гражданин Ефимов, оставьте помещение и не мешайте работать, – осадил его пыл белесый, словно выгоревший на солнце, капитан, – Если вы понадобитесь, мы вас обязательно пригласим.
– Ну не сукины ли дети? – сокрушался полковник, когда мы возвращались домой. – Мы же им на блюдечке все преподнесли – и такое отношение! Гражданином назвал! Сука!
– Не переживайте, товарищ генерал, лучше садитесь за руль, что-то мне совсем поплохело. Наверное, слягу.
* * *
Через пару дней я оклемался и узнал, что, несмотря на все усилия следователей, проводивших дознание, банда так и не признала факта хищения церковной утвари.
Часть вторая
Кот лежал на полу. Он чесал за ушами и дергал хвостом. Полковник сидел напротив и тоже выдергивал старческую поросль из ушей. Я был бледный и красивый, только-только оправившийся от болезни. Мы коротали время в комнате, равнодушно ожидая приглашения к завтраку.
– Хмурое утро! – словами Толстого-младшего заговорил он и, безразлично зевнув, отшвырнул безвинного кота ногой. – Ничего не хочется! Дерьмо!
– Может, и так, господин генерал, а только с животным так обращаться не положено. Лучше пойдите на кухню и как следует его покормите.
– Я должен только своей матери, – по-блатному обиделся он, – а твой вшивый кот и его кормежка никак не входят в мои обязанности.
Прошло около недели после того памятного вечера, проведенного в баре «Ночная фея», когда нам удалось так блестяще обезвредить банду Наталии Николаевны Федько.
Утро действительно выдалось препоганым. Сквозь матовую пелену тумана визитной карточкой осени едва сочился мелкий промозглый дождь. Надоедливый и мерзкий, казалось, он проникал через стекла и влажной испариной покрывал все тело. Внутри же, под сердцем, поселилась тоскливая хандра и серое уныние. Звонок в дверь, что раздался в тот самый момент, когда мы готовились к приему пищи, нисколько нашу меланхолию не нарушил.
– Кому это мы понадобились в воскресный день? – брезгливо оттопырив губу, спросил Ефимов и сам же ответил: – Только идиоту может взбрести в голову выйти на улицу в такую дрянную погоду и в такой ранний час. Иди открой!
– Не пойду, – лениво возразил я. – Вдруг это не ко мне.
– Я тоже в такое время никого не жду.
– Значит, к Милке, – внимательно выслушав третий звонок, вслух подумал полковник, а после четвертого мудро добавил: – Вот пусть она идет и отворяет.
– Не возражаю, – полностью разделил я его мнение.
– Вы что там, оглохли? – не зная о нашем единодушном заговоре, заорала она, раздраженно гремя посудой. – Сидите там трутни трутнями!
– Пойди, доченька, открой, это, вероятно, к тебе, – высказал предположение полковник. – Мы с Костей страшно заняты.
– Нет, это к вам! – уже через минуту заходя в комнату, доложила она. – А точнее, к Константину Ивановичу Гончарову.
– Кого еще черти принесли? – нисколько не страшась быть услышанным, бесцеремонно спросил я. – По воскресным дням я не принимаю. Так и скажи ему.
– Не ему, а ей, тебя спрашивает довольно миловидная дама.
– А меня она не спрашивает? – забеспокоился тесть и, по-гусарски ухмыльнувшись, напутствовал: – Ты, Костя, коли сам не справишься – зови на подмогу.
Миловидная дама высокого роста стояла в передней и никакого неудобства от нашего диалога не испытывала. Брюнетка с молочно-белой кожей и правильными чертами лица, она имела за плечами не больше двадцати пяти лет, но распутные синие глаза и яркие порочные губы говорили о том, что в жизни она познала много удивительного и интересного. Одета она была в брючный классический костюм бежевого цвета и белую блузку. Миниатюрная черная сумочка через плечо и такие же черные туфли завершали ее наряд. В руках визитерша держала сложенный мокрый зонтик, с которого на палас беспардонно стекала вода.
– Вы Константин Иванович? – в упор спросила она.
– Да. А вы кто? – в тон ей вопросом на вопрос ответил я.
– Лютова, Светлана Сергеевна Лютова.
– И что же в такое ненастье привело ко мне госпожу Лютову?
– В ненастье выгнало несчастье. Но может быть, вы пригласите меня войти? В двух словах всего не объяснить. Разговор предстоит долгий.
– А почему вы думаете, что я вообще собираюсь с вами разговаривать?
– Насколько я знаю, вы всегда беретесь за дела такого плана. По крайней мере, так мне вас рекомендовали. А кроме того, вы сами косвенно, а может быть, и напрямую в эту историю замешаны, и я подумала, что вас она заинтересует больше, чем кого бы то ни было. Вы позволите мне пройти?
– Не раньше, чем вы скажете, кто вам меня рекомендовал, – неодобрительно глядя на мокрый зонтик, поставил я ультиматум, – и какую историю вы имеете в виду.
– История с Белой церковью, а рекомендовал мне вас Борис Андреевич Кротов. Надеюсь, вы помните это имя? Лет шесть тому назад вы здорово ему помогли.
– Откуда вы знаете, что я имел отношение к Белой церкви?
– Имя бабы Любы вам что-нибудь говорит?
– Говорит, но какая взаимосвязь может быть между Кротовым и бабой Любой?
– А никакой связи и нет. Просто Боря, узнав про мою проблему, посоветовал обратиться к вам, к Константину Ивановичу Гончарову, но это же имя я слышала и раньше из уст бабы Любы. Мне не стоило большого труда, чтобы сопоставить эти два обстоятельства и прийти к определенному выводу.
– Логично, вы невероятно умны, – пробурчал я, открывая дверь ефимовского кабинета. – Проходите, только разувайтесь, у нас по-простому. Да оставьте свой отвратительный зонтик здесь, или после нашей аудиенции я заставлю вас мыть полы.
– Однако!
Выстрелив в меня синью надменных глаз, она величаво проплыла в кабинет, а я, распорядившись насчет кофе, предложил и тестю выслушать госпожу Лютову.
– Прежде чем вы расскажете о причине своего визита к нам, я бы хотел узнать о вас как можно больше, – располагаясь напротив, начал я. – Мне интересно, кто вы такая, чем занимаетесь и так далее.
– Как я уже вам сообщила, я Лютова Светлана Сергеевна, руководитель благотворительного фонда «Благовест» при музее Белой церкви. Я бы хотела поговорить с вами о пропавшем церковном серебре.
– Я уже догадался. Но об этом позже, а пока вернемся к нашим вопросам. На какие такие нужды вы собираете деньги?
– Мне кажется, к делу это не относится, – сразу же поскучнела Лютова.
– Позвольте уж мне решать, что относится, а что не относится. Не забывайте: не я к вам пришел, а вы явились ко мне.
– Ну хорошо, – что-то просчитав, согласилась она. – Пусть будет по-вашему. Деньги нами собираются как на реставрацию самого музея-церкви, так и на открытие монастыря и школы русских богатырей «Витязь» при нем.
– Довольно странный альянс, вам не кажется?
– Нет, не кажется, средства нам требуются для приобретения учебных принадлежностей и спортивного инвентаря. Это что касается школы «Витязь». Монастырю же нужна хотя бы самая необходимая мебель и оборудование: верстаки, станки, столярный и слесарный инструмент. Теперь вам понятно?
– Понятно, вы хотите наладить производство и под эгидой церкви открыть маленький филиал ВАЗа. Недурственно! Я правильно понимаю ситуацию?
– Неправильно, потому как там мы планируем открыть производственные мастерские, где бы послушники могли изготавливать на продажу различную церковную утварь и атрибутику и тем самым зарабатывать себе на хлеб насущный.
– Похвально, но кто же согласится быть тем самым послушником и за бесплатно на вас горбатиться? Дураков теперь нет.
– Ошибаетесь! – не подумав, ответила она, но, поняв циничность оговорки, тут же поправилась: – Как вы можете! Стыдно говорить так. Миряне, разуверившись в светской жизни, сами потянулись к нам, чтобы в стенах монастыря очиститься и приобщиться к Богу. Не успели мы дать объявление, как нашему иеромонаху Феодору и отцу Никодиму начали поступать бесчисленные звонки и даже телеграммы с просьбой принять их в монашеское братство.
– И сколько такой послушник должен заплатить, чтобы стать равноправным членом вашей монастырской общины? – всезнающе ухмыльнулся полковник.
– Не так много, как вы думаете, – оскорбленная в лучших чувствах, нахмурилась Лютова. – Всего-то сорок долларов.
– То есть тысячу рублей, или две с половиной пенсии, – въедливо уточнил Ефимов и, довольный собой, поднял указательный палец.
– Да, это так, – нервно заерзала Светлана Сергеевна, – но пенсионеров мы стараемся не брать.
– Матушка, ай-ай-ай! – веселился тесть. – Старичкам, значит, что к Господу тянутся, отказываете. Это уж совсем не по-божески и противоречит церковным догмам. Стало быть, и убогоньким вы не внемлете? Нехорошо.
– Поймите, пока идет становление и нам позарез нужны средства, мы вынуждены так поступать, но в дальнейшем, когда все наладится…
– А сколько составляет ежемесячный взнос ваших иноков? – продолжал полковник аудиторскую проверку финансовых дел монастыря.
– Иноки у нас не платят ничего, – гордо ответила Лютова, – а вот послушники пока, я подчеркиваю, пока обязаны ежемесячно, исходя из своих возможностей, вносить посильную лепту. Но уверяю вас, она необременительна и говорить о ней не стоит. Мне кажется, что обо мне вы узнали довольно и нам пора перейти к делу, ради которого я вас потревожила.
– Возможно, но в итоге я буду вынужден задать вам еще ряд вопросов относительно устройства, быта и устава вашего монастыря, церкви и школы рукопашного боя.
– О каком рукопашном бое вы говорите? – ужасно удивилась бизнесменша. – Я бы вообще не хотела возвращаться к этому вопросу.
– Я затрону его только в крайнем случае, если того потребует ваше дело.
– Хорошо, – собираясь с мыслями, согласилась она. – Как вам, наверное, известно, в Белом селе в двадцать втором году чекистами или работниками НКВД был зверски убит священник Крюков. Перед своей мученической смертью он успел спрятать серебряные и золотые оклады, снятые им с икон.
– Мне это известно, а вы откуда узнали?
– Смерть его внучки Марии Андреевны, а точнее будет сказать, ее убийство сразу навело на мысль, что дело тут нечистое, непроста ее пытали. А тут еще разговоры и прозрачные намеки ее односельчан. Вскоре после этого церковь была ограблена. Я пришла туда рано утром и сразу же заметила выставленное в ризнице окошко и спортивную сумку со слесарным инструментом. Это меня удивило и показалось странным, потому как из недавно приобретенных икон ни одна не пропала, равно как оказались нетронутыми все сколько-нибудь ценные культовые аксессуары и принадлежности. То есть все то, что находилось на алтаре и в иконостасе. Тогда я, сама не знаю почему, заглянула в подвал, и на меня вывалились какие-то доски. Это мне показалось и вовсе странным. Отодвинув их, я спустилась вниз и сразу все поняла. В кирпичном полу подвала зияла черная дыра, проделана она было совсем недавно, потому что в воздухе еще ощущалась пыль. Замирая от страха, я спустилась в этот лаз и, освещая себе путь обжигающими пальцы спичками, пошла по нему ни жива ни мертва. Довольно скоро узкий этот проход привел меня в пещеру, и там мне с первого взгляда стало понятно, где несчастный священник укрыл ценности. Негодяи и подонки, они варварски вскрыли хранилище и похитили реликвии прямо у меня из-под носа. Мерзавцы! Я бы их расстреляла на месте без суда и следствия.
– Ну зачем вы так-то? – смущаясь от двусмысленности своего положения (чья сумка-то?) и протестуя против столь жестокого суждения, возразил я. – Не обязательно тот, кто ломал, тот и взял.
– Конечно, по-вашему, они разбили пол в подвале просто для того, чтобы полюбоваться подземным ходом. Не смешите. Вот так я воочию убедилась, что тайник действительно имел место. Нужно действовать быстро и оперативно, пока грабители еще не успели сплавить мой клад на сторону.
«Еще одна сучонка называет церковное добро своим!» – зло подумал я и спросил:
– А почему вы считаете, что клад принадлежит вам?
– А кому же еще? – искренне удивилась она. – Мы с мужем являемся собственниками и хранителями церкви, а значит, все то, что находится в ее лоне, принадлежит нам.
– Никогда бы не поверил, что церковь, пусть даже бездействующую, можно приобрести или приватизировать. Вы выкупили ее в нашей епархии или того больше – в синоде?
– Какая вам разница, где я оформила документы? Важно то, что они у меня на руках, да к тому же про нее вообще давно забыли. Но вы не волнуйтесь, все будет принадлежать нашему народу, все будет выставлено на музейных стендах…
– …города Вашингтона и Нью-Йорка! – удачно закончил ее мысль полковник.
– Неделю тому назад, – не обращая на желчную реплику никакого внимания, продолжала она, – я пришла к бывшей подруге и соседке Марии Андреевны бабе Любе и попросила мне все рассказать.
– Сомневаюсь, что она с радостью откликнулась на вашу просьбу.
– Она с благодарностью приняла мой подарок и с удовольствием поведала все то, что знала сама. Я не буду вдаваться в подробности, потому как вы сами их достаточно хорошо знаете.
– Мы с удовольствием вас выслушали, благодарны за интересные подробности, но что вы от нас хотите? – насмешливо спросил полковник.
– Как это что? Я хочу предложить вам работу.
– Какую? Искать ваших ловких жуликов? Это бесполезное и изнуряющее дело.
– Не говорите так. Скажу вам больше. Я знаю, что неделю назад вы поймали парней, ограбивших банк, и один из них оказался внуком сельского старосты – Крутько, которого вы подозреваете в убийстве Марии Андреевны Крюковой.
– Завидная осведомленность, – не скрыл удивления я. – И об этом вам тоже доложил Кротов?
– Нет, просто я в гуще всех криминальных событий.
– Не оказаться бы вам в их эпицентре.
– Оставьте ваши нелепые шутки. Все до безобразия просто. Когда баба Люба узнала, что внук Крутько арестован по подозрению в ограблении банка, она тут же вспомнила, кому принадлежал голос одного из субъектов, копавших в огороде яму. Кажется, именно вас они там зарыли? Так вот, голос тот, как утверждает баба Люба, принадлежал крутьковскому выродку, а если так, то нетрудно догадаться, что именно он и похитил достояние церкви. Что вы на это скажете?
– У вас удивительно проницательный ум и завидная склонность к риску. Не понимаю, зачем я вам нужен? Вы и без меня справитесь со всеми своими проблемами.
– Это действительно так, но у меня абсолютно нет времени. Нужно работать и добывать деньги. И вообще каждый должен заниматься своим делом.
– Прекрасная мысль, а главное, свежая и не тривиальная.
– Я вообще, не примите за хвастовство, мыслю нестандартно и не привыкла отвечать колкостью на колкость. Это вас касается и вашего папочки тоже. Между прочим, с его профундовским басом и жутковатой внешностью он мог бы подрабатывать в нашей церкви певчим или, в крайнем случае, регентом, – нагловато уела она тестя и деловито добавила: – Десять процентов от стоимости найденного клада! Вы принимаете мое предложение?
– Государство и то платит двадцать пять, – обиженный то ли на «профундо», то ли на размер вознаграждения, прогудел тесть.
– Уважаемые господа, государство вам давно ничего не платит. И с вашей стороны было бы большой глупостью не принять моего предложения.
– Нет, так дело не пойдет, – решившись банально надуть эту самодовольную индючиху, наотрез отказался я. – Это что же получается? А если мы клада не найдем, то выйдет, что мы ишачили, а может, и жизнью рисковали бесплатно?
– Ну почему же бесплатно, какую-то сумму я вам выделю, не такую астрономическую, как вам бы хотелось, но ее будет достаточно, чтобы компенсировать ваши, пусть и бесплодные, труды. Я готова авансировать вам по тысяче рублей. Устраивает?
– Еще бы! – упреждая полковничий гнев, восторженно воскликнул я. – Отличная сумма, как она может нас не устроить. Мы согласны.
– Я так и знала. Я рада, что этот вопрос мы с вами уладили и вообще пришли к обоюдному пониманию, а теперь, если в этом есть необходимость, задавайте мне вопросы, только конкретно и по существу.
– А мы по-другому и не умеем, – располагающе улыбнулся я. – Скажите, часто ли вы появляетесь в Белой церкви?
– Почти каждый день.
– Не заметили ли вы возле церкви или в ее окрестностях праздно гуляющего либо просто подозрительного человека? Возможно, что он попадался вам не один раз.
– Я сама задумывалась над этим, тем более что такой тип действительно попадался мне на глаза, причем трижды.
– Вы могли бы подробно описать его приметы? – продолжал я валять дурака. – Где, когда и при каких обстоятельствах он вам встречался?
– Я замечала его после полудня, когда он шлялся вокруг церкви. А что касается его примет, то лучше всего я смогу представить их карандашом на бумаге. Но только не сейчас, потому как нужно сосредоточиться. Набросок его портрета я занесу вам завтра.
– Кто реставрировал церковь?
– Почему реставрировал? Ее и посейчас реставрируют послушники.
– Сколько их и где они живут, где ночуют?
– На данный период времени их двадцать человек. Живут они пока в арендованном доме, но в самое ближайшее время, как только будет отремонтирован барак, я переведу их в церковный двор.
– Никогда не слышал, чтобы монашеские кельи называли бараком! – весело и привольно заржал Ефимов. – А трапезная, по-вашему, будет рыгаловкой?
– Пардон, я неправильно выразилась, – ничуть не смущаясь, поправилась Лютова. – Ну конечно же кельи. Какие еще вопросы?
– На реставрационных работах занята вся монашеская братия?
– Нет, что вы, я допускаю туда только самых надежных. Шесть человек под присмотром иеромонаха Феодора, а уж ему я верю, как самой себе. Они спрашивают его благословения даже тогда, когда хотят выпить стакан воды.
– Хорошенький монастырь! – резюмировал тесть. – А до ветру они у вас не просятся?
– Не юродствуйте, к нам приходят люди самых различных судеб, часто с вредными привычками, поэтому дисциплина и порядок в монастыре просто необходимы.
– Это уже не порядок, а палочная муштра.
– Называйте как угодно. Что вас еще интересует?
– Ваша школа кулачного боя. Где расположена она?
– Вы имеете в виду школу русских богатырей «Витязь»? Пока она тоже располагается в арендуемом нами частном секторе, но, как и послушники, в самое ближайшее время наши мальчики перебазируются на церковный двор, где для них уже строятся спортивный зал и классные комнаты.
– Сколько человек в ней обучается и каков их возрастной ценз?
– Сегодня школу посещают тридцать мальчиков от десяти до шестнадцати лет.
– То есть как это посещают? Они что же, ночевать уходят домой?
– Я неверно выразилась, живут они братством, а ночевать мы их отпускаем только на одну ночь, с субботы на воскресенье.
– Как говорили раньше, каково их социальное происхождение?
– Преимущественно это дети обеспеченных и богатых родителей.
– Конечно! – опять ядовито вклинился тесть. – Откуда же неимущей семье взять бабки на воспитание своего ребенка? И по сколько вы с них дерете?
– Дедушка, я устала выслушивать ваши бестактные замечания и отвечать на них не намерена. Господин Гончаров, если с вашей стороны вопросов больше нет, то разрешите откланяться.
– Подождите. – Сам не замечая того, я заинтересовался ее проблемой уже серьезно. – Ваши так называемые мальчики – какие дисциплины, помимо мордобития и религиозных сентенций, они изучают в вашей школе?
– Мы приучаем их к физическому труду, и лично я обучаю их правилам этикета.
– Бедные дети! – горестно воскликнул тесть. – Даже страшно подумать, какие уродливые монстры из них получатся!
– Не обращайте на него внимания, – поспешил я пресечь его остроумие. – Светлана Сергеевна, принимали ли ваши детки участие в строительстве и реставрации храма?
– Хмурое утро! – словами Толстого-младшего заговорил он и, безразлично зевнув, отшвырнул безвинного кота ногой. – Ничего не хочется! Дерьмо!
– Может, и так, господин генерал, а только с животным так обращаться не положено. Лучше пойдите на кухню и как следует его покормите.
– Я должен только своей матери, – по-блатному обиделся он, – а твой вшивый кот и его кормежка никак не входят в мои обязанности.
Прошло около недели после того памятного вечера, проведенного в баре «Ночная фея», когда нам удалось так блестяще обезвредить банду Наталии Николаевны Федько.
Утро действительно выдалось препоганым. Сквозь матовую пелену тумана визитной карточкой осени едва сочился мелкий промозглый дождь. Надоедливый и мерзкий, казалось, он проникал через стекла и влажной испариной покрывал все тело. Внутри же, под сердцем, поселилась тоскливая хандра и серое уныние. Звонок в дверь, что раздался в тот самый момент, когда мы готовились к приему пищи, нисколько нашу меланхолию не нарушил.
– Кому это мы понадобились в воскресный день? – брезгливо оттопырив губу, спросил Ефимов и сам же ответил: – Только идиоту может взбрести в голову выйти на улицу в такую дрянную погоду и в такой ранний час. Иди открой!
– Не пойду, – лениво возразил я. – Вдруг это не ко мне.
– Я тоже в такое время никого не жду.
– Значит, к Милке, – внимательно выслушав третий звонок, вслух подумал полковник, а после четвертого мудро добавил: – Вот пусть она идет и отворяет.
– Не возражаю, – полностью разделил я его мнение.
– Вы что там, оглохли? – не зная о нашем единодушном заговоре, заорала она, раздраженно гремя посудой. – Сидите там трутни трутнями!
– Пойди, доченька, открой, это, вероятно, к тебе, – высказал предположение полковник. – Мы с Костей страшно заняты.
– Нет, это к вам! – уже через минуту заходя в комнату, доложила она. – А точнее, к Константину Ивановичу Гончарову.
– Кого еще черти принесли? – нисколько не страшась быть услышанным, бесцеремонно спросил я. – По воскресным дням я не принимаю. Так и скажи ему.
– Не ему, а ей, тебя спрашивает довольно миловидная дама.
– А меня она не спрашивает? – забеспокоился тесть и, по-гусарски ухмыльнувшись, напутствовал: – Ты, Костя, коли сам не справишься – зови на подмогу.
Миловидная дама высокого роста стояла в передней и никакого неудобства от нашего диалога не испытывала. Брюнетка с молочно-белой кожей и правильными чертами лица, она имела за плечами не больше двадцати пяти лет, но распутные синие глаза и яркие порочные губы говорили о том, что в жизни она познала много удивительного и интересного. Одета она была в брючный классический костюм бежевого цвета и белую блузку. Миниатюрная черная сумочка через плечо и такие же черные туфли завершали ее наряд. В руках визитерша держала сложенный мокрый зонтик, с которого на палас беспардонно стекала вода.
– Вы Константин Иванович? – в упор спросила она.
– Да. А вы кто? – в тон ей вопросом на вопрос ответил я.
– Лютова, Светлана Сергеевна Лютова.
– И что же в такое ненастье привело ко мне госпожу Лютову?
– В ненастье выгнало несчастье. Но может быть, вы пригласите меня войти? В двух словах всего не объяснить. Разговор предстоит долгий.
– А почему вы думаете, что я вообще собираюсь с вами разговаривать?
– Насколько я знаю, вы всегда беретесь за дела такого плана. По крайней мере, так мне вас рекомендовали. А кроме того, вы сами косвенно, а может быть, и напрямую в эту историю замешаны, и я подумала, что вас она заинтересует больше, чем кого бы то ни было. Вы позволите мне пройти?
– Не раньше, чем вы скажете, кто вам меня рекомендовал, – неодобрительно глядя на мокрый зонтик, поставил я ультиматум, – и какую историю вы имеете в виду.
– История с Белой церковью, а рекомендовал мне вас Борис Андреевич Кротов. Надеюсь, вы помните это имя? Лет шесть тому назад вы здорово ему помогли.
– Откуда вы знаете, что я имел отношение к Белой церкви?
– Имя бабы Любы вам что-нибудь говорит?
– Говорит, но какая взаимосвязь может быть между Кротовым и бабой Любой?
– А никакой связи и нет. Просто Боря, узнав про мою проблему, посоветовал обратиться к вам, к Константину Ивановичу Гончарову, но это же имя я слышала и раньше из уст бабы Любы. Мне не стоило большого труда, чтобы сопоставить эти два обстоятельства и прийти к определенному выводу.
– Логично, вы невероятно умны, – пробурчал я, открывая дверь ефимовского кабинета. – Проходите, только разувайтесь, у нас по-простому. Да оставьте свой отвратительный зонтик здесь, или после нашей аудиенции я заставлю вас мыть полы.
– Однако!
Выстрелив в меня синью надменных глаз, она величаво проплыла в кабинет, а я, распорядившись насчет кофе, предложил и тестю выслушать госпожу Лютову.
– Прежде чем вы расскажете о причине своего визита к нам, я бы хотел узнать о вас как можно больше, – располагаясь напротив, начал я. – Мне интересно, кто вы такая, чем занимаетесь и так далее.
– Как я уже вам сообщила, я Лютова Светлана Сергеевна, руководитель благотворительного фонда «Благовест» при музее Белой церкви. Я бы хотела поговорить с вами о пропавшем церковном серебре.
– Я уже догадался. Но об этом позже, а пока вернемся к нашим вопросам. На какие такие нужды вы собираете деньги?
– Мне кажется, к делу это не относится, – сразу же поскучнела Лютова.
– Позвольте уж мне решать, что относится, а что не относится. Не забывайте: не я к вам пришел, а вы явились ко мне.
– Ну хорошо, – что-то просчитав, согласилась она. – Пусть будет по-вашему. Деньги нами собираются как на реставрацию самого музея-церкви, так и на открытие монастыря и школы русских богатырей «Витязь» при нем.
– Довольно странный альянс, вам не кажется?
– Нет, не кажется, средства нам требуются для приобретения учебных принадлежностей и спортивного инвентаря. Это что касается школы «Витязь». Монастырю же нужна хотя бы самая необходимая мебель и оборудование: верстаки, станки, столярный и слесарный инструмент. Теперь вам понятно?
– Понятно, вы хотите наладить производство и под эгидой церкви открыть маленький филиал ВАЗа. Недурственно! Я правильно понимаю ситуацию?
– Неправильно, потому как там мы планируем открыть производственные мастерские, где бы послушники могли изготавливать на продажу различную церковную утварь и атрибутику и тем самым зарабатывать себе на хлеб насущный.
– Похвально, но кто же согласится быть тем самым послушником и за бесплатно на вас горбатиться? Дураков теперь нет.
– Ошибаетесь! – не подумав, ответила она, но, поняв циничность оговорки, тут же поправилась: – Как вы можете! Стыдно говорить так. Миряне, разуверившись в светской жизни, сами потянулись к нам, чтобы в стенах монастыря очиститься и приобщиться к Богу. Не успели мы дать объявление, как нашему иеромонаху Феодору и отцу Никодиму начали поступать бесчисленные звонки и даже телеграммы с просьбой принять их в монашеское братство.
– И сколько такой послушник должен заплатить, чтобы стать равноправным членом вашей монастырской общины? – всезнающе ухмыльнулся полковник.
– Не так много, как вы думаете, – оскорбленная в лучших чувствах, нахмурилась Лютова. – Всего-то сорок долларов.
– То есть тысячу рублей, или две с половиной пенсии, – въедливо уточнил Ефимов и, довольный собой, поднял указательный палец.
– Да, это так, – нервно заерзала Светлана Сергеевна, – но пенсионеров мы стараемся не брать.
– Матушка, ай-ай-ай! – веселился тесть. – Старичкам, значит, что к Господу тянутся, отказываете. Это уж совсем не по-божески и противоречит церковным догмам. Стало быть, и убогоньким вы не внемлете? Нехорошо.
– Поймите, пока идет становление и нам позарез нужны средства, мы вынуждены так поступать, но в дальнейшем, когда все наладится…
– А сколько составляет ежемесячный взнос ваших иноков? – продолжал полковник аудиторскую проверку финансовых дел монастыря.
– Иноки у нас не платят ничего, – гордо ответила Лютова, – а вот послушники пока, я подчеркиваю, пока обязаны ежемесячно, исходя из своих возможностей, вносить посильную лепту. Но уверяю вас, она необременительна и говорить о ней не стоит. Мне кажется, что обо мне вы узнали довольно и нам пора перейти к делу, ради которого я вас потревожила.
– Возможно, но в итоге я буду вынужден задать вам еще ряд вопросов относительно устройства, быта и устава вашего монастыря, церкви и школы рукопашного боя.
– О каком рукопашном бое вы говорите? – ужасно удивилась бизнесменша. – Я бы вообще не хотела возвращаться к этому вопросу.
– Я затрону его только в крайнем случае, если того потребует ваше дело.
– Хорошо, – собираясь с мыслями, согласилась она. – Как вам, наверное, известно, в Белом селе в двадцать втором году чекистами или работниками НКВД был зверски убит священник Крюков. Перед своей мученической смертью он успел спрятать серебряные и золотые оклады, снятые им с икон.
– Мне это известно, а вы откуда узнали?
– Смерть его внучки Марии Андреевны, а точнее будет сказать, ее убийство сразу навело на мысль, что дело тут нечистое, непроста ее пытали. А тут еще разговоры и прозрачные намеки ее односельчан. Вскоре после этого церковь была ограблена. Я пришла туда рано утром и сразу же заметила выставленное в ризнице окошко и спортивную сумку со слесарным инструментом. Это меня удивило и показалось странным, потому как из недавно приобретенных икон ни одна не пропала, равно как оказались нетронутыми все сколько-нибудь ценные культовые аксессуары и принадлежности. То есть все то, что находилось на алтаре и в иконостасе. Тогда я, сама не знаю почему, заглянула в подвал, и на меня вывалились какие-то доски. Это мне показалось и вовсе странным. Отодвинув их, я спустилась вниз и сразу все поняла. В кирпичном полу подвала зияла черная дыра, проделана она было совсем недавно, потому что в воздухе еще ощущалась пыль. Замирая от страха, я спустилась в этот лаз и, освещая себе путь обжигающими пальцы спичками, пошла по нему ни жива ни мертва. Довольно скоро узкий этот проход привел меня в пещеру, и там мне с первого взгляда стало понятно, где несчастный священник укрыл ценности. Негодяи и подонки, они варварски вскрыли хранилище и похитили реликвии прямо у меня из-под носа. Мерзавцы! Я бы их расстреляла на месте без суда и следствия.
– Ну зачем вы так-то? – смущаясь от двусмысленности своего положения (чья сумка-то?) и протестуя против столь жестокого суждения, возразил я. – Не обязательно тот, кто ломал, тот и взял.
– Конечно, по-вашему, они разбили пол в подвале просто для того, чтобы полюбоваться подземным ходом. Не смешите. Вот так я воочию убедилась, что тайник действительно имел место. Нужно действовать быстро и оперативно, пока грабители еще не успели сплавить мой клад на сторону.
«Еще одна сучонка называет церковное добро своим!» – зло подумал я и спросил:
– А почему вы считаете, что клад принадлежит вам?
– А кому же еще? – искренне удивилась она. – Мы с мужем являемся собственниками и хранителями церкви, а значит, все то, что находится в ее лоне, принадлежит нам.
– Никогда бы не поверил, что церковь, пусть даже бездействующую, можно приобрести или приватизировать. Вы выкупили ее в нашей епархии или того больше – в синоде?
– Какая вам разница, где я оформила документы? Важно то, что они у меня на руках, да к тому же про нее вообще давно забыли. Но вы не волнуйтесь, все будет принадлежать нашему народу, все будет выставлено на музейных стендах…
– …города Вашингтона и Нью-Йорка! – удачно закончил ее мысль полковник.
– Неделю тому назад, – не обращая на желчную реплику никакого внимания, продолжала она, – я пришла к бывшей подруге и соседке Марии Андреевны бабе Любе и попросила мне все рассказать.
– Сомневаюсь, что она с радостью откликнулась на вашу просьбу.
– Она с благодарностью приняла мой подарок и с удовольствием поведала все то, что знала сама. Я не буду вдаваться в подробности, потому как вы сами их достаточно хорошо знаете.
– Мы с удовольствием вас выслушали, благодарны за интересные подробности, но что вы от нас хотите? – насмешливо спросил полковник.
– Как это что? Я хочу предложить вам работу.
– Какую? Искать ваших ловких жуликов? Это бесполезное и изнуряющее дело.
– Не говорите так. Скажу вам больше. Я знаю, что неделю назад вы поймали парней, ограбивших банк, и один из них оказался внуком сельского старосты – Крутько, которого вы подозреваете в убийстве Марии Андреевны Крюковой.
– Завидная осведомленность, – не скрыл удивления я. – И об этом вам тоже доложил Кротов?
– Нет, просто я в гуще всех криминальных событий.
– Не оказаться бы вам в их эпицентре.
– Оставьте ваши нелепые шутки. Все до безобразия просто. Когда баба Люба узнала, что внук Крутько арестован по подозрению в ограблении банка, она тут же вспомнила, кому принадлежал голос одного из субъектов, копавших в огороде яму. Кажется, именно вас они там зарыли? Так вот, голос тот, как утверждает баба Люба, принадлежал крутьковскому выродку, а если так, то нетрудно догадаться, что именно он и похитил достояние церкви. Что вы на это скажете?
– У вас удивительно проницательный ум и завидная склонность к риску. Не понимаю, зачем я вам нужен? Вы и без меня справитесь со всеми своими проблемами.
– Это действительно так, но у меня абсолютно нет времени. Нужно работать и добывать деньги. И вообще каждый должен заниматься своим делом.
– Прекрасная мысль, а главное, свежая и не тривиальная.
– Я вообще, не примите за хвастовство, мыслю нестандартно и не привыкла отвечать колкостью на колкость. Это вас касается и вашего папочки тоже. Между прочим, с его профундовским басом и жутковатой внешностью он мог бы подрабатывать в нашей церкви певчим или, в крайнем случае, регентом, – нагловато уела она тестя и деловито добавила: – Десять процентов от стоимости найденного клада! Вы принимаете мое предложение?
– Государство и то платит двадцать пять, – обиженный то ли на «профундо», то ли на размер вознаграждения, прогудел тесть.
– Уважаемые господа, государство вам давно ничего не платит. И с вашей стороны было бы большой глупостью не принять моего предложения.
– Нет, так дело не пойдет, – решившись банально надуть эту самодовольную индючиху, наотрез отказался я. – Это что же получается? А если мы клада не найдем, то выйдет, что мы ишачили, а может, и жизнью рисковали бесплатно?
– Ну почему же бесплатно, какую-то сумму я вам выделю, не такую астрономическую, как вам бы хотелось, но ее будет достаточно, чтобы компенсировать ваши, пусть и бесплодные, труды. Я готова авансировать вам по тысяче рублей. Устраивает?
– Еще бы! – упреждая полковничий гнев, восторженно воскликнул я. – Отличная сумма, как она может нас не устроить. Мы согласны.
– Я так и знала. Я рада, что этот вопрос мы с вами уладили и вообще пришли к обоюдному пониманию, а теперь, если в этом есть необходимость, задавайте мне вопросы, только конкретно и по существу.
– А мы по-другому и не умеем, – располагающе улыбнулся я. – Скажите, часто ли вы появляетесь в Белой церкви?
– Почти каждый день.
– Не заметили ли вы возле церкви или в ее окрестностях праздно гуляющего либо просто подозрительного человека? Возможно, что он попадался вам не один раз.
– Я сама задумывалась над этим, тем более что такой тип действительно попадался мне на глаза, причем трижды.
– Вы могли бы подробно описать его приметы? – продолжал я валять дурака. – Где, когда и при каких обстоятельствах он вам встречался?
– Я замечала его после полудня, когда он шлялся вокруг церкви. А что касается его примет, то лучше всего я смогу представить их карандашом на бумаге. Но только не сейчас, потому как нужно сосредоточиться. Набросок его портрета я занесу вам завтра.
– Кто реставрировал церковь?
– Почему реставрировал? Ее и посейчас реставрируют послушники.
– Сколько их и где они живут, где ночуют?
– На данный период времени их двадцать человек. Живут они пока в арендованном доме, но в самое ближайшее время, как только будет отремонтирован барак, я переведу их в церковный двор.
– Никогда не слышал, чтобы монашеские кельи называли бараком! – весело и привольно заржал Ефимов. – А трапезная, по-вашему, будет рыгаловкой?
– Пардон, я неправильно выразилась, – ничуть не смущаясь, поправилась Лютова. – Ну конечно же кельи. Какие еще вопросы?
– На реставрационных работах занята вся монашеская братия?
– Нет, что вы, я допускаю туда только самых надежных. Шесть человек под присмотром иеромонаха Феодора, а уж ему я верю, как самой себе. Они спрашивают его благословения даже тогда, когда хотят выпить стакан воды.
– Хорошенький монастырь! – резюмировал тесть. – А до ветру они у вас не просятся?
– Не юродствуйте, к нам приходят люди самых различных судеб, часто с вредными привычками, поэтому дисциплина и порядок в монастыре просто необходимы.
– Это уже не порядок, а палочная муштра.
– Называйте как угодно. Что вас еще интересует?
– Ваша школа кулачного боя. Где расположена она?
– Вы имеете в виду школу русских богатырей «Витязь»? Пока она тоже располагается в арендуемом нами частном секторе, но, как и послушники, в самое ближайшее время наши мальчики перебазируются на церковный двор, где для них уже строятся спортивный зал и классные комнаты.
– Сколько человек в ней обучается и каков их возрастной ценз?
– Сегодня школу посещают тридцать мальчиков от десяти до шестнадцати лет.
– То есть как это посещают? Они что же, ночевать уходят домой?
– Я неверно выразилась, живут они братством, а ночевать мы их отпускаем только на одну ночь, с субботы на воскресенье.
– Как говорили раньше, каково их социальное происхождение?
– Преимущественно это дети обеспеченных и богатых родителей.
– Конечно! – опять ядовито вклинился тесть. – Откуда же неимущей семье взять бабки на воспитание своего ребенка? И по сколько вы с них дерете?
– Дедушка, я устала выслушивать ваши бестактные замечания и отвечать на них не намерена. Господин Гончаров, если с вашей стороны вопросов больше нет, то разрешите откланяться.
– Подождите. – Сам не замечая того, я заинтересовался ее проблемой уже серьезно. – Ваши так называемые мальчики – какие дисциплины, помимо мордобития и религиозных сентенций, они изучают в вашей школе?
– Мы приучаем их к физическому труду, и лично я обучаю их правилам этикета.
– Бедные дети! – горестно воскликнул тесть. – Даже страшно подумать, какие уродливые монстры из них получатся!
– Не обращайте на него внимания, – поспешил я пресечь его остроумие. – Светлана Сергеевна, принимали ли ваши детки участие в строительстве и реставрации храма?