Молнии сверкали, гром гремел не переставая. Казалось, какой-то озорной мальчишка зажигает и гасит в небесах фонарь. По поверхности вод потопа, как невиданные чудища, плавали вырванные с корнем или расколотые молниями деревья. Река Горменгаст вышла из берегов, рыбу можно было удить прямо из окон нижних этажей Замка.
   Все, что выступало над разливающимися водами - огромные валуны, холмы, сторожевые башни Внешних и Внутренних Стен Горменгаста, - было усеяно множеством различных животных, искавших спасения от потопа и, казалось, не обращавших друг на друга - несмотря на скученность - никакого внимания. Самым большим естественным пристанищем была, конечно, Гора Горменгаст, которая довольно быстро превратилась в остров суровой красоты; у подножия горы деревья склоняли свои ветви к воде, а вершина горы, на которую обрушивался ливень, мрачно поблескивала при вспышках молний, как оголенный череп.
   Большая часть сухопутных животных, которым удалось спастись от первого натиска потопа, собралась на склонах Горы; в воздухе, несмотря на непрекращающийся тяжелый дождь, с криками постоянно носились птицы, перелетающие с места на место в поисках пристанища.
   Другим огромным прибежищем для животных оказался Замок Горменгаст, к которому со всех сторон устремлялись лисы; рядом с ними бежали зайцы, крысы, барсуки и множество других тварей, живущих в лесу и по берегам реки. Они стекались к Замку, мокрые, перепуганные, бегущие по шею в воде, тонущие, скулящие и визжащие, не сводящие глаз со спасительных уступов.
   Замок Горменгаст, как и Гора, напротив которой он стоял, почти не уступая ей в размерах, превращался в остров. Острова, которые образовывались вокруг на равнине, уходили под воду, превращавшуюся в теребимое ветром и ливнем море, охватывающее Горменгаст со всех сторон.
   Как только стало ясно, что разразившийся ливень далеко выходит за рамки даже очень сильного и продолжительного дождя и грозит потопом, который со всех сторон быстро подступал ко внешним стенам, были отданы распоряжения эвакуировать наиболее отдаленные части Замка, опасности быть смытыми водой подвергались деревянные постройки между стенами, не говоря уже о глинобитных хибарках Резчиков по дереву, которых было приказано эвакуировать в первую очередь; скот и лошадей сгоняли во внутренние дворы, за пределы стен были посланы группы людей с тем, чтобы они собрали повозки, телеги, плуги и все остальные сельскохозяйственные орудия, которые можно было спасти, и доставили в Замок. Все это временно помещалось в арсенале на южной стороне Замка и прилегающих внутренних дворах. Скот и лошадей согнали в огромную трапезную, которой уже очень давно не пользовались, для животных были устроены импровизированные перегородки, материалом для которых среди прочего послужили ветви деревьев, сорванные бурей и снесенные ветром по воде к южным околицам Замка.
   Живущие вне Замка, которых сильно задело оскорбление, нанесенное им во время церемонии - не только одна из фигур, которые следовало сжечь, была непотребным образом похищена, но и сама церемония в связи с исчезновением молодого Герцога не была доведена до конца, - поначалу категорически отказывались вернуться в Замок. Но невиданный ливень стал размывать их жилища, и они вынуждены были воспользоваться приказом переместиться в Замок; с мрачным видом оставляли они свои убогие, но такие древние жилища.
   Радушие, с которым их принимали в эту годину опасности и тяжких испытаний, вместо того чтобы порадовать, еще больше озлобило их. Они не могли заниматься своим традиционным и единственным делом; перемещение в Замок не отняло у них много времени, не потребовало особенных усилий, и поэтому они могли предаваться невеселым размышлениям о тяжком оскорблении, нанесенном им Домом Стонов А теперь они вынуждены были принимать гостеприимство, оказываемое им этим Домом! В мрачном молчании толпа Резчиков и их семейств, несших на себе своих детей и свои нехитрые пожитки, брела по воде, бурлящей вокруг их ног.
   Им была выделена одна из частей Замка, полуостровом выступающая в залившую все вокруг воду, в длину этот полуостров достигал приблизительно мили и возвышался на несколько десятков этажей. Резчики отыскали более или менее пригодные для жилья помещения и заняли их, двери и не сгнившие полы здесь были редкостью, и Резчикам пришлось, используя подручные материалы, производить самый необходимый ремонт.
   И здесь, в этой заброшенной части Замка, еще менее пригодной для жилья, чем их глинобитные хижины, озлобление и горечь Резчиков расцвели пышным цветом, но будучи не в состоянии выместить свою обиду на Горменгасте неохватной абстракции, - они вымещали ее друг на друге. Припоминались старые, давно позабытые личные обиды; места, заселенные Резчиками, наполнились духом зла. Их лачуги смыты водой, они вынуждены жить в Замке, они стали такими же, как все живущие в Замке, такими же зависимыми от него - с этим, несмотря на свою нищету, они никак не хотели смириться.
   Уныло созерцали они из окон нескончаемый дождь. С каждым днем тучи, казалось, становились все плотнее, чернее и мрачнее; их налитое неисчислимым количеством воды гадкое брюхо свисало чуть ли не до земли. Из верхних этажей Резчики, попавшие в невольное заточение, могли иногда различить очертания Горы Горменгаст. А иногда им даже удавалось при свете вспыхивающих молний увидеть, до какого уровня уже поднялась вода, взбиравшаяся вверх по ее склонам. За точку отсчета выбиралась какая-нибудь группа деревьев или большой каменный выступ, а потом все с каким-то болезненным интересом пытались определить, как скоро туда доберется вода.
   Но потом унылая, напряженная, озлобленная атмосфера несколько разрядилась, и произошло это не в связи с каким-то внешним событием, а благодаря прекрасной идее одного старого Резчика, который предложил делать лодки. Это занятие, конечно, было далеко не той художественной резьбой по дереву, которой они с таким умением занимались всю жизнь, но уже хоть что-то - они по крайней мере могли работать с деревом. Как только эта идея была высказана, она с удивительной быстротой распространилась по всему "полуострову" Резчиков.
   Отсутствие возможности заниматься тем единственным делом, которому они были предназначены, действовало на Резчиков не менее сильно, чем нанесенное им оскорбление. Когда всякая надежда, что им удастся остаться в своих глинобитных хижинах, развеялась, первое, что они стали собирать в корзины, были их инструменты - рашпили, резцы, пилы, деревянные молотки. Они унесли все инструменты с собой, но не смогли, конечно, унести заготовленные деревянные болванки - целые куски стволов, корни, тщательно высушенные и подготовленные для резьбы. Но все это им теперь бы и не понадобилось. Для сооружения плоскодонок и плотов нужны были совсем другие материалы, и вскоре деревянные балки с потолков в незанятых комнатах, деревянные перегородки, двери, деревянные настилы - все, что хоть мало-мальски могло пригодиться, - пошло в дело. Началось соревнование между семьями Резчиков в том, кому удастся раздобыть наиболее подходящие материалы. Соревнование было жестким, бескомпромиссным. А по степени серьезности его можно было бы сравнить лишь с соревнованием, которое развернулось несколько позже, когда перешли непосредственно к созданию лодок и плотов: кто построит судно, не только самое пригодное для плавания, но одновременно самое оригинальное и самое красивое.
   Резчики ни у кого не спрашивали разрешения на то, чтобы собирать дерево, в каком бы виде оно ни было, для постройки своих суденышек. Они просто отправлялись на поиски и брали, обдирали, отпиливали то, что им было нужно. Выделенная им часть Замка была достаточно обширна, и кроме них здесь уже очень давно никто не жил. Поэтому, хотя многое сгнило и пришло в негодность, все же дерева оставалось предостаточно; к тому же Резчики отправлялись в экспедиции и в более отдаленные части Замка, они обсуждали между собой, какие части деревянных конструкций можно снять без риска обвалить потолок, или стену, или лестницу, допустимо ли использовать декоративные панели со старой резьбой. Во многих деревянных перекрытиях появились зияющие дыры, в которые вечно грязные дети Резчиков швыряли всякий мусор и сыпали пыль на головы тех, кто находился этажом - или этажами - ниже. Жизнь Резчиков вошла почти в прежнюю колею. Горечь и озлобление были их хлебом, а соперничество - их вином.
   Вскоре скрип пил, стук молотков наполнил ту часть Замка, где разместились Резчики. Они работали в постоянной полутьме, дождь хлестал в разбитые окна, гремел нескончаемый гром, и под такой аккомпанемент прямо на глазах росли сотни суденышек удивительной красоты и изящества.
   Тем временем в главной части Замка были заняты лишь одним делом перетаскиванием с одного этажа на другой, все выше и выше разнообразнейшего имущества.
   Уже и второй этаж был непригоден для жилья. Потоп, воды которого проникали во все помещения того уровня, до которого он поднимался, становился угрозой не только для имущества. Погибало все большее число людей, неспособных быстро перемещаться или просто несообразительных, некоторые тонули, другие не могли выбраться из подвальных помещений, двери которых им не удалось открыть а были и такие, которые, не находя выхода, подолгу в отчаянии блуждали по коридорам, залитым водой.
   Лишь очень немногие из обитателей Замка не принимали участия в изнурительной работе по перетаскиванию имущества по лестницам.
   Приходилось время от времени переводить с этажа на этаж и скот, столь необходимый для выживания людей, оказавшихся из-за потопа в невольном заточении. Даже по самым широким лестницам перегонять его было трудно животные пугались, их в любой момент могла охватить паника. И далеко не все проходило гладко. Во многих местах крепкие деревянные перила были сорваны, а железные - погнуты и искорежены, некоторые угловые камни сдвинуты с места, а на одной из лестниц напирающие массы животных столкнули с низкого постамента каменного льва, который упал в пролет. Не обошлось и без прямых потерь: четыре коровы и одна телка сорвались с лестницы и рухнули вниз, пролетев целый этаж и разбившись насмерть.
   Лошадей переводили по одной под уздцы, их копыта гремели по каменным ступеням, в полутьме были видно, как поблескивали их перепуганные глаза. Много усилий также потребовало перетаскивание сена и прочего корма для лошадей и коров, все приходилось переносить в больших мешках - втащить наверх телеги не было никакой возможности, пришлось на милость воды оставить на нижнем этаже также плуги и все прочие тяжелые вещи. При каждом новом перемещении наверх на каждом этаже приходилось бросать много полезных и нужных вещей. Когда воды добрались до арсенала сельскохозяйственных орудий, это огромное помещение быстро превратилось в кладбище ржавчины. Несколько десятков залов, где размещались библиотеки, были залиты водой. И книги, которые позабыли - или просто не посчитали нужным вынести, - превращались в бумажную кашу. По коридорам плавали сорванные со стен картины, в некоторых местах было видно, как поднимающаяся вода постепенно снимает с крюков картины, которые еще остались висеть. Гибли неисчислимые колонии насекомых, поселившихся в трещинах стен, между камнями, в выбоинах и уголках. Там, где много поколений ящериц обитало в безопасности, теперь плескалась вода, вода, которая дюйм за дюймом неумолимо поднималась - как в кошмаре, от которого нельзя пробудиться.
   Пришлось перемещать и кухни. Огромного труда стоило собрать и перенести тысячи кухонных принадлежностей, без которых нельзя было бы готовить пищу для обитателей Замка, не меньше усилий было затрачено на то, чтобы упаковать и перетащить из Центральной Библиотеки тысячи томов и манускриптов, в которых были записаны Законы и Ритуалы Горменгаста - без них архисложную структуру жизни Замка не удалось бы восстановить. Ящики с древними священными книгами сразу вытащили на чердаки, которые потом были надежно заперты, а у дверей поставлена стража.
   Измученные люди, перетаскивающие вещи - обливающиеся потом, который покрывал их как воск, катящийся со свеч, - проклинали невиданный ливень, проклинали потоп, проклинали тот день, когда они родились. Казалось, этот кошмар уже никогда не кончится - все это постоянное перетаскивание вещей с этажа на этаж, перенесение на плечах тяжелых ящиков и корзин, втягивание громоздкой мебели с одного уровня на другой - всему этому не было конца, лопались веревки, и ящики, на поднятие которых было потрачено столько усилий, обрывались вниз, у людей от непосильной работы постоянно ныло все тело, сон был слишком краток, чтобы хорошо отдохнуть. Постоянно изобретались новые способы перетаскивания вещей, постоянно работали рычаги, постоянно скрипели веревочные блоки, постоянно крутились вороты и шкивы, постоянно с этажа на этаж переводили скот и таскали тяжелые предметы, постоянно перетаскивали запасы дров и угля, постоянно перемещали запасы продовольствия и всяческие ценности, перекатывали по настилам бочки с вином, перетаскивали особо ценную мебель. Неисчислимое количество вещей со складов, из склепов, из сундуков, зернохранилищ и арсеналов, из роскошных залов, годами стоявших закрытыми, из частных апартаментов, из комнат и спален перемещались все выше и выше, мебель, безделушки, произведения искусства, личные вещи - все было в постоянном движении. Здесь тащили огромный резной дубовый стол, там - изящные серебряные подсвечники и коробки с украшениями.
   И все это делалось не стихийно, а по плану и весьма организованно, всем руководил мощный мозг - мозг, который спал много лет со времен девичества, мозг, который пробудился лишь после измены Щуквола, зевнул, потянулся и заработал. И теперь этот мозг действовал во всю свою мощь. Он принадлежал Графине Гертруде.
   Именно она отдавала все приказы и распоряжения. Она приказала призвать Резчиков в Замок, она приказала принести ей огромную карту центральной части Замка. Графиня сидела за столом на одной из лестничных площадок, карта была развернута перед ней, она координировала все великое множество усилий, направленных на спасение имущества, перемещение людей и скота и их новое размещение. Она не давала времени своим подданным думать об опасности - всю свою энергию она тратила на решение сиюминутных задач, которые ставила перед ними.
   С того места, где сидела, она могла наблюдать за перемещением вещей, которое происходило одним пролетом ниже. Вода уже подбиралась к пятой ступеньке расположенной под ней лестницы. Графиня следила за четырьмя мужчинами, с трудом тащившими длинный черный сундук, из которого каждый раз, когда его наклоняли, лилась вода. Сундук медленно втаскивали наверх по ступеням. На воде, плещущей у нижних ступеней, плавало множество всяких предметов, обломков, обрывков. Каждый этаж приносил в жертву потопу свою долю забытых или ненужных вещей, которые поднимающаяся вода перетаскивала все выше и выше, и каждый этаж вносил в растущую флотилию плавающих в воде предметов свою лепту.
   Некоторое время Графиня задумчиво смотрела на темную воду, видневшуюся в глубине лестничного колодца. Потом медленно повернула голову к группе посыльных, стоявших перед ней.
   В этот момент появился еще один, запыхавшийся. Его посылали проверить слухи, достигшие центральных частей Замка; по этим слухам Резчики занялись строительством лодок и лишили свою часть Замка всего имеющегося там дерева, пустив в дело все двери, потолочные балки, настил полов.
   - Ну что? - спросила Графиня.
   - Это правда, ваша милость. Они действительно изготовляют лодки.
   - Ага. Что еще?
   - Они просят большие куски какой-нибудь материи.
   - Зачем?
   - Нижние этажи там залиты, как и во всех других частях Замка. В верхних этажах почти не осталось застекленных окон, и дождь заливает их. Они хотят затянуть материей окна в тех комнатах, которые еще пригодны для жизни. Многие лодки, хотя и не совсем законченные, уже спущены на воду.
   - А что это за лодки?
   - Самых различных форм, ваша милость. Сделаны отлично.
   Графиня подперла сцепленными руками подбородок и после короткого молчания сказала:
   - Сообщить Хранителю Грубых Материй: пускай пришлет Резчикам всю мешковину, которую удалось спасти. Сообщить Резчикам, что в случае крайней необходимости их лодки могут быть реквизированы. Они должны продолжать изготовлять любые плавучие средства, все, что могут сделать из имеющихся материалов. Прислать мне Хранителя Речных Лодок. У нас же должны были быть какие-то собственные лодки?
   - Я полагаю, что так, ваша милость. Но если что-то и осталось, то очень немного.
   - Следующий посыльный! - позвала Графиня. Из группы посыльных вышел старик.
   - Ну что?
   - Ливень не утихает. По моим наблюдениям, он даже усиливается..
   - Прекрасно, - тихо сказала Графиня. Все, стоявшие вокруг стола Графини, уставились на нее в удивлении. Очевидно, в первый момент все решили, что ослышались. Однако, посмотрев друг на друга, все посыльные и придворные по выражениям лиц убедились, что слух никого не подвел. Все крайне растерялись. Да, значит Графиня действительно сказала "Прекрасно", сказала тихо, но уверенно, не шепотом. "Прекрасно". Что бы это могло значить? Было такое впечатление, что все случайно подслушали высказанную вслух потаенную мысль Гертруды.
   - Руководитель Спасения Тяжелых Вещей тут?
   - Так точно, ваша милость.
   Вперед вышел усталый бородатый человек.
   - Дайте своим людям отдохнуть.
   - Так точно, ваша милость, им просто необходим отдых.
   - Нам всем нужно было бы отдохнуть. Но еще не время. Вода продолжает подниматься. У вас есть список того, что следует спасать в первую очередь?
   - Так точно, ваша милость.
   - Есть ли также списки у бригадиров всех бригад?
   - Так точно, ваша милость.
   - Судя по сообщениям, которые я получила, вода поднимется до того уровня, где мы сейчас находимся, через шесть часов. Всех работников разбудить через два часа. Провести ночь здесь уже не удастся, из всех лестниц, ведущих на следующие этажи, Шахматная лестница самая широкая. Приказываю в первую очередь выводить скот, затем переносить туши, затем зерно и так далее по списку. Все ясно?
   - Так точно, ваша милость.
   - Кошки хорошо устроены?
   - Они выпущены в двенадцать помещений Голубого Чердака.
   - Ага, потом следует... - Графиня, не договорив, умолкла.
   - Мы слушаем, ваша милость.
   - Господа, после того как мы переместимся на следующий уровень, мы и начнем. Поднимающаяся вода всех нас сближает, разве не так, господа?
   Все поклонились в молчаливом согласии, однако на лицах была написана все та же полная растерянность.
   - С каждым проходящим часом все меньше остается комнат, в которых мы можем размещаться. Мы все время поднимаемся вверх, но рано или поздно наступит момент, когда двигаться будет уже некуда. Мы все будем плотно скучены все вместе. Скажите мне, господа, разве могут изменники витать в воздухе и питаться им? Разве могут они пожирать облака? Глотать гром? Наполнять брюхо молниями?
   Все отрицательно покачали головами и опять переглянулись.
   - А разве могут они жить под водой как рыбы? Вон там, в глубине темных вод, я вижу щуку. Но изменник, как бы он ни прозывался, все же не щука. Он дышит воздухом, господа, как и мы все. Часовые все на местах? Особо усиленно охранять кухни и все съестные припасы!
   - Все будет сделано, ваша милость.
   - Все, довольно. Мы теряем время. Рассылайте приказ - всем два часа отдыха. Идите.
   Графиня поднялась на ноги, а все, стоявшие вокруг стола, бросились исполнять ее приказы. Гертруда подошла к перилам лестничной площадки, оперлась на них локтями и посмотрела вниз. Вода поднялась еще на одну ступеньку. Графиня стояла и смотрела на медленно, но неуклонно прибывающую темную воду, Графиня замерла - огромная, массивные руки сложены на перилах, прядь рыжих волос на широком бледном лбу.
   ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ
   Некоторое время назад, когда Графине сообщили о возвращении Тита в Замок, она тут же вызвала его к себе. Он рассказал ей, что ему сделалось дурно от духоты, что он впал в беспамятство и что по прошествии какого-то времени вдруг понял, что находится в лесу.
   Пока Тит рассказывал эту выдуманную историю, Графиня внимательно смотрела на него, но не прерывала. Потом, когда Тит закончил свой рассказ, Графиня после довольно продолжительной паузы спросила его, видел ли он после своего возвращения Фуксию.
   - Я повторяю - после твоего возвращения, - подчеркнула Графиня, - ибо, как явствует из твоих слов, уходя из Замка, ты был не в состоянии узнать кого бы то ни было. Я правильно тебя поняла?
   - Да, мадам.
   - Так вот видел ли ты Фуксию сразу после того, как ты вернулся, или некоторое время спустя?
   - Нет, не видел.
   - Я прикажу, чтобы твое объяснение стало известным по всему Замку и чтобы оно было немедленно доведено до сведения Резчиков. То, что на вас, сын мой, нашло это временное помрачение, было очень некстати. Можете идти.
   ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
   Ливень, не утихая, продолжался еще две недели, значительная часть Замка оказалась под водой, и верхние этажи были столь переполнены людьми, что, несмотря на дождь, пришлось на многих плоских крышах сооружать навесы, под которыми могли бы разместиться люди. На крыши выбирались из окон или через люки чердаков.
   Первая флотилия сооруженных Резчиками лодок совершила свой первый выход в плавание. Лодки были не только оригинальными и красивыми, но и прекрасно держались на воде и ими было легко управлять. Резчикам было дано разрешение собирать все дерево, которое плавало в воде, для строительства новых лодок. С этим они и вернулись на свой "полуостров".
   Для Графини выбрали большую, просторную и красивую лодку, в которой могло сесть несколько гребцов, а сама Графиня, несмотря на свой большой вес, легко и удобно размещалась на корме у кормила. Она предпочитала сама управлять лодкой.
   Резчиков снабдили дегтем для смолки лодок и большим количеством краски для покраски суден. Лодку Графини расписали красной, черной и золотой краской. Нос лодки высоко поднимался над водой, несмотря на массивность, он был не лишен изящества, завершался он резным деревянным украшением в виде хищной птицы, раскрашенной красным, глаза были выкрашены желтым цветом с черными зрачками, так что напоминали подсолнухи, жестокий кривой клюв был также выкрашен черным. Большинство лодок, создаваемых Резчиками, имели подобные украшения на носу. Но Резчики стремились не только к красоте, но и к устойчивости своих лодок.
   Однажды Титу сообщили, что для него построена лодка, которая уже ожидает его в одном из южных коридоров. Тит тотчас же отправился туда, где находилось сделанное для него каноэ. В любое другое время Тит, получив такую лодку в подарок и увидев ее, покачивающуюся на воде, наверное, не удержался бы от крика радости. Узкая, выкрашенная серебряной краской лодка казалась живым существом, идеально приспособленным для плавания по затопленным залам и коридорам Замка. Лодка, напоминавшая каноэ, управляемое одним веслом, словно сошла с картинки в детской книжке, одной из тех, которые когда-то читал Тит. Такая была бы радость тогда, в пору детства, слезть с огромного дубового стола, наполовину погруженного в воду, который служил причалом, и забраться в такую восхитительную лодку!
   Но теперь, несмотря на то, что каноэ ему очень понравилось, Тит ощущал некоторую горечь и даже досаду. Лодка странным образом напомнила ему о тех временах, когда он еще не ощущал себя Герцогом когда он не видел ничего странного в том, что у него нет отца и что мать не только не проявляет никакой материнской любви, но и вообще никогда с ним не общается, когда он еще не знал, что такое смерть, гниение, предательство, убийство, когда никакие щукволы не прятались в темных недрах Замка и не держали всех в страшном напряжении. Но каноэ напомнило ему и о тех днях, когда он еще не чувствовал в себе той страшной двойственности, которая мучила его теперь, которая разрывала надвое его разум и душу - с одной стороны, в нем присутствовало все растущее, болезненное желание убежать от всего того, что воплощал в себе Горменгаст, и, с другой стороны, в нем была верность Горменгасту и неустранимая, иррациональная гордость за свое происхождение, любовь, не менее глубокая, чем ненависть, которую он невольно испытывал к холодным камням своего безрадостного дома.
   Но что же еще вызывало слезы, которые наполнили его глаза, когда он взялся за голубое двухлопастное весло и погрузил его в мрачную воду? В нем всплыло воспоминание о том, что ушло так же безвозвратно, как и его детство - он вспомнил о странном, летающем, непокорном, грациозном создании, которое было испепелено молнией.
   Тит движением весла отправил каноэ в плавание. Великолепное создание безымянного умельца встрепенулось, подняло свой изящно заостренный нос, описало дугу и серебряной водной птицей легко поплыло по полутемной галерее. Тит стал грести более энергично, и суденышко ускорило свой бег. Далеко впереди, в конце темного коридора, виднелось серое пятно света. Тит направлялся к нему по затопленному водой коридору. Каждый гребок приближал его к выходу в холодное, иссекаемое потоками дождя море.