Пик Мервин. Горменгаст (Горменгаст - 2)

   Но Щуквол был упорен как хорек, очень медленно и осторожно он поднял правую ногу со дна каноэ и уперся коленом в небольшой выступ на стыке блоков, окаймлявших окно. Каноэ торчало из воды почти вертикально, вздыбившись под давлением левой ноги, упиравшейся в его носовую часть. Лихорадочно работающий мозг принял неожиданное решение - он опустил левую руку державшуюся за стропило, и, ухватившись за корму каноэ и подняв левую ногу, приподнял легкую лодочку над водой. Теперь одной рукой он держался за перемычку, запустив пальцы в трещину, а второй - держал каноэ так, чтобы оно не попадало в полосу света, лившегося сквозь окно. Правое колено, упертое в стену, ныло, а левая нога болталась над водой как мертвая.
   Несколько секунд Щуквол оставался в таком положении, пот заливал его красно-белое лицо, мышцы всего тела, казалось, вопили, взывая к освобождению от такого страшного напряжения. Щуквол даже решил, что ему ничего другого не остается, как разжать руку и как дохлая муха со стены свалиться в воду, но тогда его тут же заметят, выловят, втянут в какую-нибудь лодку.
   И несмотря на боль от напряжения во всем теле, убийца стал подтягиваться вверх на одной руке, пальцы которой вцепились в края трещины в перемычке. Постанывая, как грудной ребенок, подвывая как больная собака, Щуквол втягивал свое тело наверх, помогая себе коленом и слегка разворачиваясь, чтобы пустить в дело вторую ногу. Но носок туфли скользил по стене, не находя никакой выбоинки или выступа, о которые можно было бы зацепиться.
   Щуквол, охваченный отчаянием, опять решил, что не выдержит напряжения и рухнет в воду. Его взгляд, безумно бегавший по сторонам, натолкнулся на большой ржавый гвоздь, торчавший из ближайшего к нему стропила потолка. Однако Щуквол не сразу оценил его возможную полезность и отвел взгляд. Гвоздь выплыл из поля зрения, но остался в глубине сознания, в которой принимались решения, не сразу осмысляемые на верхних уровнях. Но если разум и не реагировал, рука, словно сама зная, что ей делать, пришла в движение. С некоторой оторопью Щуквол увидел, как его рука - вот эта, его левая рука - поднимается и тянет за собой каноэ. Вот каноэ уже на уровне его головы, вот оно уже выше головы, вот рука цепляет нос каноэ на гвоздь, как цепляют одежду на крючок вешалки. Как только рука освободилась, она перебросилась на помощь правой и пальцами вцепилась в края трещины рядом. Теперь без особого труда Щуквол залез на перемычку и, вытянувшись, замер.
   Золотые языки света тем временем все глубже проникали в комнату. Щуквол лежал на каменной полке лицом вниз. Отдышавшись, он стал осторожно опускать голову, чтобы выглянуть в верхний угол окна. С внешний стороны в этот угол нависало несколько ветвей мертвого плюща, и хотя они несколько мешали обозрению, но, с другой стороны, создавали прикрытие, сквозь которое, оставаясь невидимым, Щуквол мог следить за всеми перемещениями и приготовлениями своих врагов.
   Опуская голову все ниже, он наконец увидел их. Окно окружали плотные ряды лодок, находившихся уже на расстоянии не более четырех-пяти метров. Они взлетали и опускались на разгулявшихся волнах. Хлестал дождь, мелкий и злобный. На ближайших лодках Щуквол смог даже рассмотреть лица; при свете фонарей и факелов было видно, что они мокрые, словно лоснящиеся.
   Все были вооружены, но не ружьями, как предполагал Щуквол, а длинными ножами. И он тут же вспомнил, что в соответствии с Законом Горменгаста убийцы должны быть по возможности преданы смерти таким же образом, каким они совершили убийство. И поскольку Флэй был убит ножом, то и люди, отправленные на поимку Щуквола, были вооружены так же.
   На скользких стальных лезвиях играли блики света. Лодки медленно, но неуклонно приближались к окну.
   Щуквол приподнялся и огляделся. В комнате стало еще светлее - ее наполняли золотистые сумерки. Щуквол взглянул на висящее на гвозде каноэ, а потом стал методично вынимать из своих многочисленных карманов то, что всегда носил с собой.
   Нож и мощную рогатку он положил рядом, аккуратно и осторожно, словно заботливая хозяйка, любовно расставляющая безделушки на каминной полке. Достал с десяток круглых камней, оставив остальные в карманах, и разложил их как игрушечных солдатиков - тремя ровными рядами.
   Затем вытащил из кармана маленькое зеркальце и расческу и тщательно расчесался. Света, проникавшего в комнату, было вполне достаточно, чтобы достичь желаемого результата.
   Завершив причесывание, Щуквол снова выглянул в угол окна и увидел, что первый ряд тяжелых лодок сформировался в некое подобие подвижной стены, которая делала бегство совершенно невозможным. Через эту стену переносили маленькие суденышки, которые опускали на бурную воду прямо перед окном, так что они оказывались всего в нескольких метрах от него. С двух сторон полукруглую стену лодок замыкали баржи, сдвигавшиеся все ближе.
   Теперь свет широким потоком вливался в комнату, освещая блесками, и если бы Щуквол не спрятался над окном, то его обязательно бы заметили.
   Свет, сверкавший на поверхности воды, сделал ее непроницаемой для взгляда, вода казалась золотистым полом, у которого оканчивались стены. Пол этот вздымался словно при землетрясении, бросая отблески света на стены и потолок. Щуквол взял в руку рогатку и, подняв ее ко рту и выпятив свои тонкие, безжалостные губы, поцеловал свое оружие - так иссохшая старая дева целует своего верного спаниеля в нос. Затем Щуквол вложил камень в кожаный мешочек, закрепленный между двумя толстыми полосами резины, и замер в ожидании первой лодки, которая, как он предполагал, должна была вот-вот появиться под ним... хотя, может быть, его сперва окликнут по имени. Большая волна ворвалась в комнату; вода, стесненная стенами, забурлила безумным водоворотом. Тут же раздались голоса, призывающие к осторожности, - волна, отхлынув, сильно встряхнула ближайшие лодки, швыряя их друг на друга. И в этот момент, когда под ним бесновалась вода, а рука плотно стискивала рогатку, он расслышал еще один звук, пробившийся сквозь шум голосов, скрежет сталкивающихся лодок, шипение и бурление воды. Звук был не очень громкий, но настойчивый - это был звук распиливаемого дерева. Пила была просунута между подгнившими досками этого Щуквол не расслышал.
   Убийце, который напряженно вслушивался в то, что происходит за пределами его окна, и ожидал появления первой лодки, вплывающей в окно, понадобилось несколько секунд, чтобы до конца осознать, что означает для него этот звук пилы, вгрызающейся в дерево. Он поднял голову, и в наступившем кратком затишье увидел шмыгающий туда-сюда прямо по центру потолка поблескивающий конец пилы.
   ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
   I
   Время шло и Тит проявлял все большее нетерпение. Хотя приготовления к штурму шли недостаточно быстро - по крайней мере недостаточно быстро с точки зрения Тита - но не это было главным источником раздражения, питавшим все не утихающий гнев Тита. Гнев этот все более захватывал его сознание.
   Перед его внутренним взором постоянно возникало два образа, два видения: удивительное создание, изящное, непокорное, бросающее вызов ему, Горменгасту, буре и все же такое естественное и непорочное, как сама природа, как воздух, как молнии, одна из которых убила его; и маленькая пустая комната в которой на носилках лежит его сестра, среди мертвого камня, кажущаяся такой живой и просто прикрывшей глаза. Смерть этих двух существ Тит совершенно иррационально связывал со Щукволом, которого должно постигнуть праведное отмщение и чем быстрее, тем лучше.
   Тит не мог спокойно находиться на одном месте и поэтому он не долго оставался у окна, выходящего на залив вздымающийся волнами и расцвеченный отблесками факелов и фонарей. Тит вышел из комнаты и, спустившись по внешней лестнице к самой воде, залез в одну из лодок, прыгающих на волнах. Тит приказал гребцам провести лодку поближе к окну, за которым, как считалось, засел Щуквол. Тита почтительно пропускали вперед, хотя это было трудно, и, прорвавшись сквозь плотное полукольцо, он оказался прямо перед окном. Заглядывая в него, он мог достаточно хорошо видеть всю комнату, озаряемую яркими отсветами от колеблющейся воды. Тит смог даже рассмотреть картину, висевшую на дальней стене.
   Графиня же в это время поднималась вверх по той же внешней лестнице, по которой только что спустился Тит. Они, двигавшиеся в противоположных направлениях, могли бы встретиться на освещенной янтарным светом лестнице, но не только не встретились, а даже не увидели друг друга, разминувшись всего на пару минут. Графине пришла в голову мысль попытаться проникнуть в комнату, где, по предположениям, скрывался Щуквол, сверху. Она видела, что тот, кто рискнет первым проникнуть в эту комнату через окно, подвергнется большой опасности. Правда, никто до сих пор не видел Щуквола, и абсолютной уверенности в том, что он до сих пор прячется в этой комнате, не было. Но ведь никто и не заглядывал пока в ближние углы, которые не просматривались с внешней стороны. Щуквол мог ведь прятаться внутри за стеной, с той или другой стороны окна.
   И Графиня подумала о том, что в нижнюю комнату можно попытаться проникнуть из верхней, расположенной поямо над ней. Когда она добралась туда, то увидела, что эта мысль пришла в голову не только ей и уже воплощается. Графиня, одобрительно кивнув, подошла к окну и выглянула. Дождь возобновился с прежней силой и теперь безжалостно хлестал воду залива и камень стен. Не обращая внимания на потоки воды, которые ветер заносил в открытое окно и которые тут же вымочили ее с головы до ног, Графиня осматривала мокрые стены, распростертые по обе стороны от ее окна, уходящие ввысь. Никаких балконов, никаких архитектурных украшений. Сплошная стена, усеянная отверстиями окон, в каждом из которых виднелась чья-то голова. При свете факелов и фонарей эти головы казались того же цвета, что и окружающий камень так что создавалось впечатление, что застывшие без движения наблюдатели - не живые люди, а каменные изваяния. Лица этих горгулий [Горгулья - окончание водосточной трубы в виде сказочных монстров в готической архитектуре] были повернуты к свету, исходящему от факелов и фонарей, все следили за баржами и лодками, танцующими на темных водах вокруг "пещеры" Щуквола.
   Графиня, рассматривающая эти застывшие изваяния, вдруг заметила, что камень ожил, словно охваченный каким-то волнением, головы стали исчезать из окон, словно их засасывало вовнутрь, и вскоре ни одной уже не было видно.
   Графиня повернула голову и посмотрела вниз, на то, что происходило прямо под ней, и в окнах снова стали появляться, словно выдуваемые изнутри, бесчисленные мокрые лица, а может быть, кому-то это напомнило бы то, как черепаха, втянувшая голову под панцирь, выставляет ее снова.
   Прямо перед Щукволовым окном плясала небольшая лодка, в которой сидел человек в широкополой черной кожаной шляпе, державший в руках короткое тяжелое весло, а в зубах - длинный кинжал.
   Удерживать эту лодку в одном положении было очень трудно. Ее болтало на воде, которая жидким золотом все чаще заплескивалась через борта вовнутрь. Завывания ветра становились все громче.
   И в этот момент раздался голос Тита.
   - Стойте! Вернитесь! Вы, в лодке! Я отправлюсь первым! Дайте мне ваш кинжал!
   В темном проеме окна Тит видел лицо своей сестры, летающее существо порхало над сверкающей водой. Тит прорычал, обнажив зубы в страшном оскале.
   - Пустите! Пустите! Я убью его сам! Сам!
   Тит превратился вдруг в истеричного ребенка, требующего немедленного осуществления своего желания, порожденного воспаленным воображением. Человек в широкополой шляпе, который был уже готов ввести лодку в окно, заколебался. Он повернул голову, словно ища у кого-то подтверждения в необходимости исполнить требование Тита.
   Но тут сверху прогремел властный голос.
   - Нет! Ни в коем случае! Не пускайте его! Крепко держите мальчика!
   Два человека схватили Тита, который уже собирался прыгнуть в воду.
   - Успокойтесь, ваша светлость, - сказал один из мужчин, державших его. Если Щуквол прячется там, то проникать туда одному может быть очень опасно.
   - Ну и что? И что значит "если он прячется там"? Я сам видел его, видел как он заплывает туда! Пустите! Вы что, не знаете, кто я? Пустите меня!
   II
   Щуквол замер в полной неподвижности, как и камень, на котором он сидел. Двигались лишь его глаза - от проема окна к пиле, которая вырезала круг в досках над его головой, и снова к проему окна, где в любой момент могла появиться вражеская лодка. Он слышал, как Графиня выкрикнула: "Нет!" прямо над ним. И понял, что она одной из первых заглянет в вырезанное в потолке отверстие, сквозь которое его при свете факелов сверху и отражений от воды сразу увидят.
   Да, он может всадить камень в лоб того, кто заглянет в отверстие первым камень как самое красноречивое свидетельство его отношения к своим врагам. Но его первый выстрел из рогатки сообщит, где он находится, будут немедленно предприняты меры, чтобы его обезвредить.
   И остановить человека, работающего пилой, нет никакой возможности! Три четверти круга в гнилых досках уже было завершено, в бурлящую воду падали куски дерева.
   Что случится раньше - появление лодки в окне или появление круглого глаза в потолке? Преступник страстно жаждал, чтобы первой появилась лодка. И словно в ответ на его молчаливый призыв, в проеме окна показался нос лодки, прыгающей как дикая лошадь. В лодке, проскользнувшей в окно, сидел человек в широкополой кожаной шляпе, в зубах сжимавший длинный кинжал. Щуквол, наклонившись, мог коснуться верха черной шляпы.
   III
   Графиня, убедившись, что Тита крепко держат и что он не прыгнет в воду, подошла к человеку с нагревшейся и скрипящей пилой, которому оставалось сделать всего несколько движений, чтобы завершить круг.
   - Господа, проявляйте осторожность - первый, кто заглянет в эту дыру, может получить камень в лоб, - медленно проговорила Графиня. Она стояла, положив руки на бедра и высоко держа голову. Ее грудь поднималась и опускалась, как неспешные волны в открытом море. Она была охвачена возбуждением, порожденным перипетиями охоты за человеком, но на ее лице это никак не отражалось. Она хотела лишь одного - скорой смерти предателя.
   Вспоминала ли она сейчас о Тите? Взрыв его эмоций, горечь его тона, явное отсутствие какой бы то ни было любви к ней - все это, хотела она этого или нет, оставило в ней глубокий след и смешалось в ее чувствах со жгучим желанием поймать Щуквола. Ей было горько осознавать, что развернувшуюся борьбу нельзя было назвать чистым и открытым столкновением Дома Стонов с негодяем и бунтовщиком, ибо семьдесят седьмой Герцог Стон сам, по собственному признанию, стоял в опасной близости к тому, что можно было бы назвать изменой.
   Графиня вернулась к окну, а внизу, в этот же самый момент, Щуквол, приняв совершенно новое, неожиданное решение, засунул свою рогатку в карман и, схватив нож, стал бесшумно приподниматься. Когда его наклоненная вперед голова и плечи уперлись в потолок, он замер.
   Человек в лодке, вызвавшийся, несмотря на очевидную опасность, добровольно проникнуть в "логово Щуквола", был настолько поглощен управлением своей лодки, что не мог сразу осмотреть комнату в поисках врага. Волны закатывавшиеся вовнутрь швыряли лодку в разные стороны, а ударившись о стены и возвращаясь назад к окну, делали лодку практически неуправляемой.
   Однако выждав момент когда очередная волна схлынула, а следующая еще не ворвалась и в комнате наступило обманчивое относительное затишье, смельчак в лодке повернул голову и обежал взглядом стены с двух сторон от окна и над ним. И конечно он тут же увидел Щуквола, лицо которого было подсвечено снизу отражениями на воде.
   Человек в лодке, увидев Щуквола, едва сдержался от восклицания ужаса и возбуждения. Он был вовсе не робкого десятка - он сам вызвался забраться в логово и был готов к страшному единоборству, такому, в какое он никогда ранее не вступал. Но вид приготовившегося к прыжку негодяя, выражение его лица вселяли такой ужас, что у добровольца все похолодело внутри. Лодку отнесло вглубь комнаты, и человек в ней уже приготовился, вынув кинжал изо рта, свистнуть в свисток, висевший на бечевке у него на шее (было договорено, что при обнаружении Щуквола он должен был подать этим свистком предупредительный сигнал), как в этот момент очередная волна, ворвавшаяся внутрь, добежала до дальней стены и, отразившись от нее, потащила лодку назад к выходу.
   Когда лодка оказалась совсем близко, Щуквол прыгнул вниз и обрушился всем своим весом на человека, сидевшего в ней. Несмотря на небольшой вес, удар, оказавшийся очень сильным, оглушил добровольца, но не Щуквола, который успел в считанные мгновения трижды всадить свой нож меж ребрами врага. Нож поразил того в самое сердце.
   Щуквол, нанеся свой третий молниеносный удар, поднял голову - при свете факелов, проникающих внутрь комнаты, пот, текший ручьями по его лицу, казался кровью - и увидел, что еще какой-то дюйм-другой, и пила завершит полный круг. Через несколько мгновений его увидят люди, находившиеся в комнате над ним!
   Труп лежал у ног Щуквола в лодке, которая зачерпнула пару ведер воды в тот момент, когда он в нее прыгнул. Возможно, именно это несколько увеличило устойчивость лодки на воде. Как бы там ни было, Щуквол, уперев ноги в стену и лихорадочно работая веслом, сумел удержать лодку на одном месте и не допустить того чтобы отхлынувшая от стен волна затащила ее в оконный проем. Как только бурлящий избыток воды схлынул, Щуквол, используя несколько секунд относительного спокойствия и прячась в самом темном углу, сорвал с убитого широкополую кожаную шляпу и напялил ее себе на голову. Балансируя в раскачивающейся лодке он стащил с обмякшего и такого тяжелого мертвого тела куртку и в лихорадочной спешке надел ее на себя. Ни на что другое времени больше не было. Удары молотка сообщили ему о том, что круг в досках потолка уже вырезан, но, так как он, очевидно, не выпал сам по себе, его приходится выбивать молотком. Щуквол подхватил труп под колени и одним мощным рывком, потребовавшим нечеловеческого усилия, перекинул тело за борт в беспокойную воду.
   Теперь следовало главное внимание уделить управлению лодкой. Преступник хотел не только подвести ее прямо под отверстие в потолке, но и не допустить, чтобы она перевернулась. Едва только Щуквол мощным гребком короткого тяжелого веса направил лодку к центру комнаты, вырезанный круг наконец выпал из потолка, и на воде в логове заиграло новое световое пятно.
   Но Щуквол не поднял голову. Наоборот, он, втянув голову в плечи и скрываясь от взглядов, направленных на него сверху, под широкими полями шляпы, прилагал все усилия к тому, чтобы удерживать лодку непосредственно под отверстием в потолке. Затем он вдруг выкрикнул голосом, который, конечно, не был похож на голос его жертвы, но узнать в нем голос самого Щуквола тоже нельзя было.
   - Ваша милость!
   - В чем дело? - негромко отозвалась Графиня сверху. Один из людей, стоявших рядом с ней, придвинулся поближе к отверстию.
   Снова раздался голос снизу.
   - Там, наверху! Где Графиня?
   - Это доброволец, который заплыл в комнату! - воскликнул человек, рискнувший заглянуть в выпиленное отверстие. - Ваша милость! Это волонтер! Он прямо под нами!
   - И что он говорит? - воскликнула Графиня каким-то загробным голосом черные мысли царапали ее душу.
   - Что он говорит? Скажите быстрее, ради всех святых Камней Горменгаста!
   Графиня шагнула вперед и, наклонив голову, посмотрела на человека в широкополой кожаной шляпе и тяжелой куртке, сидевшего в лодке прямо под ней. Она уже собиралась сама окликнуть добровольца, который явно не собирался поднимать голову, чтобы посмотреть вверх; но его голос первым нарушил тишину, ту странную тишину, которая вдруг установилась, несмотря на плеск волн, завывание ветра и шипение дождя. Напряжение, охватившее всех, казалось, подавило все звуки природы. Оно лишь усиливалось от страшной мысли, что смертоносная птичка упорхнула.
   - Скажите ее милости Графине, что здесь никого нет! - говорил человек из-под шляпы. - Выйти отсюда можно только через окно! Двери открыть нельзя. Скажите ей, что здесь, кроме воды, никого и ничего нет. Здесь негде спрятаться и малой птичке! Его здесь нет, если он вообще здесь был... в чем я сомневаюсь!
   Графиня медленно опустилась на колени, словно собиралась молиться. Все в ней застыло. Она так ждала этого момента, когда можно будет наконец схватить и прилюдно предать смерти врага Гррменгаста, воздать ему по заслугам. А этот человек в лодке сообщает, что в комнате никого нет!
   Но что-то в ней не хотело принять того, что такие колоссальные приготовления, такое сосредоточие и объединение усилий всего Замка окажутся бесполезными; более того, что день, который должен был стать днем возмездия, окажется безрезультатным и что не свершиться то, чего она так желала.
   Графиня склонилась над круглой дырой и, опершись на локти, опустила в отверстие голову.
   Первый быстрый осмотр комнаты вроде бы подтверждал слова добровольца спрятаться там действительно было негде. Пустые стены, старые картины, запертая дверь, вместо пола - вода. Вот и все. Графиня перевела взгляд на человека в лодке.
   Да, действительно, удерживать лодку в одном положении на воде, было весьма сложно. Но все же было странно, что человек этот даже не делал никаких попыток хоть на мгновение поднять голову и взглянуть вверх, туда, где у отверстия собрались с нетерпением ожидающие его сообщения люди.
   Еще стоя у окна, она видела, как доброволец спускался в лодку и потом, работая веслом, боролся с волнами. Тогда она, заливаемая потоками дождя, врывающимися в открытое окно, с нетерпением ждала какого-то сигнала - свистка или шума борьбы. Она была так уверена, что Щуквол находится в комнате и вступит в схватку с добровольцем, как только тот туда проникнет. Эта уверенность, которая окончательно не покинула ее даже после того, как она, осмотрев все, вроде бы сама удостоверилась в том, что комната пуста, заставила Графиню повнимательней присмотреться к человеку в лодке, который позволил себе выразить сомнение в том, что Щуквол здесь вообще когда-то был.
   Графине показалось, что человек в лодке выглядел теперь более худощавым, но это наблюдение не вызвало в Графине никаких подозрений - она особенно не присматривалась к добровольцу, когда тот садился в лодку, а сейчас неверный, пляшущий свет в комнате кого угодно мог ввести в заблуждение. Но взгляд Графини, снова оббежавший комнату, остановился на предмете, который она не заметила при первом беглом осмотре - стена, в которой находилось окно, была освещена хуже всего. И только теперь она заметила какой-то узкий длинный предмет, висевший у этой стены. В первое мгновение она не поняла, что это такое, но постепенно, по мере того как ее глаза привыкали к прыгающим пятнышкам света, все яснее видела, что это каноэ.. Присмотревшись еще лучше, Графиня увидела, что это каноэ Тита! То самое, которое украл у него Щуквол! То самое, в котором он заплыл в эту комнату! Но где тогда он сам? Повесил лодку под потолок и уплыл? Зачем бы он это сделал, имея такое легкое и удобное средство передвижения? Но комната действительно пуста - только плещущаяся вода и этот человек в лодке... Пусть даже Щуквол исчез из комнаты, почему он повесил здесь украденное им каноэ? И почему этот доброволец, который не мог не увидеть каноэ, свисающее с потолка, заявил, что Щуквола здесь вообще не было? Ведь он знал, как и все остальные, рассказ Тита!
   И Графиня перевела взгляд на человека в широкополой шляпе и внимательно к нему присмотрелась. Покатые, сутулые плечи, нервные быстрые движения при работе веслом - и в Графине стало быстро расти подозрение, что тот плотный, кряжистый доброволец, которого она видела несколько минут назад, за это краткое время, после того как он проник в комнату, странным образом изменился. Но пока это подозрение было столь неопределенным, что она не могла сделать следующего логического шага. Но оно вселило в нее какое-то беспокойство, достаточное для того, чтобы, повинуясь внезапному внутреннему порыву, Графиня вдруг, набрав полные легкие воздуха, выкрикнула, да так громко, что не только человек в лодке, но и все стоящие вокруг вздрогнули:
   - Доброволец!
   - Да, ваша милость? - не поднимая головы, отозвался человек в лодке: он лихорадочно работал веслом, пытаясь, очевидно, оставаться прямо под отверстием в потолке. Неужели он действительно так занят своей лодкой, что не может даже на мгновение поднять голову и взглянуть на Графиню? - Да, ваша милость?
   - Вы что, ослепли? - кричала Графиня. - У вас что, глаза по-высыхали?
   Что Графиня имела в виду? Неужели она увидела?..
   - Почему вы не сообщили о том, что висит у стены? - В стесненном пространстве комнаты голос Графини казался особенно громким. - Вы что, не видите?
   - Очень трудно... ваша милость... удержать лодку на плаву... времени осматриваться...
   - Там же висит каноэ! Неужели вам это ни о чем не говорит? Лодка, украденная изменником, находится в этой комнате! Покажите мне свое...
   В этот момент новая волна, еще более мощная, чем предыдущие, ворвалась в окно, развернула лодку, в которой сидел Щуквол, словно листик, потащила, накренила. И Графиня увидела мелькнувшие под полями шляпы белые и красные пятна столь хорошо знакомого ей лица. Почти в то же мгновение в поле ее зрения прямо под ней вплыло еще одно лицо, и, переметнув свой взгляд с лица Щуквола, она ясно увидела, как из воды к поверхности подымается мертвое тело; оно качнулось на волнах как вымокший каравай хлеба, а потом снова исчезло под водой.