- Вот она.
   - Опустите на нее ваши руки и поклянитесь...
   Без лишних сомнений Клим и Ника выполнили просьбу капитана.
   - И еще... Если я умру, Оливарес явится сюда и постарается занять мое место. Он имеет на это право. Но тогда он может повести "Санту", куда вздумается, где ему выгоднее продать и "Аркебузу", и рабов. А вы должны попасть в Порт-Ройял, независимо от того, что придет в голову Оливаресу. Позовите мне моего помощника, я с ним поговорю.
   - Сеньора Винценто?
   - Никакой он не сеньор, - отец у него был простой рыбак. Но Винценто хороший моряк и верный человек, хотя и не годится для того дела, которое я поручил вам.
   - А если Оливарес, став капитаном, не послушает ни меня, ни его? Нам трудно будет его убедить?
   - Тогда вы не станете его убеждать. Вы просто уберете его с дороги. Да, да, мой мальчик, вы просто уберете его с дороги. Дело, порученное вам, слишком важное, чтобы какой-то Оливарес, хотя он и сын гранда Испании, мог бы вам помешать. Сейчас я жалею, что там, на "Аркебузе", не подсказал твоей сестре, она могла как следует царапнуть его по физиономии и уложила бы на недельку в постель. Или пусть даже убила его... Вот так, мой мальчик. Поручение мое не только важное, но и опасное. Но вы смелые люди, я успел в этом убедиться. Пречистая ли дева водит рукой твоей сестры, но я не встречал в королевстве шпаги более ловкой, нежели ее.
   Капитан Кихос закрыл глаза, перевел дыхание и сказал тихо, уже не открывая глаз:
   - Там, в сундучке, лежат два кошелька.
   - Да, капитан.
   - В них золото. Заберите их с собой. Золото может понадобиться вам в Порт-Ройяле. Не жалейте его... А теперь - идите! Идите, и пусть поможет вам пресвятая дева.
   - Аминь! - ответил Клим.
   Ника покрыла капитана пледом. Выходя из каюты, Клим заметил на столе толстую тетрадь в кожаном переплете. Он открыл ее. Как и думал - это оказался судовой журнал.
   Клим прочитал последнюю запись, положил журнал обратно и, выйдя из каюты, тихо прикрыл за собой дверь.
   - Итак, - сказал он Нике. - Сегодня 4 июня 1692 года. До гибели Порт-Ройяла остается всего три дня. Пожалуй, нам придется поторопиться с государственными делами капитана Кихоса.
   4
   Пабло Винценто был не только хороший моряк и верный человек - он оказался не злопамятным и на Нику взглянул без обиды и неприязни. Тем более что в его зубах дымилась новая трубка, в два раза больше прежней. Он выслушал Клима и направился в каюту к капитану. Ника только указала ему на трубку, и он сунул ее, как подобает настоящему курильщику, прямо с огнем в карман.
   Вернувшись в свою каюту, Клим поплотнее прикрыл дверь. Задернул шторку на окне и бросил на стол два тяжелых мешочка. Ника прикинула их на руке, заглянула в один из мешочков. Достала одну монету.
   - Пиастры, пиастры!
   - Пиастры были серебряные, - сказал Клим. - Это - старинная английская гинея.
   - Первый раз вижу золотую монету. Сколько она может стоить в переводе на наши рубли?
   - Порядочно. Это же антикварное золото.
   - Вот бы захватить с собой, хотя бы один мешочек. Жаль, что оно мне только снится.
   Клима, однако, больше занимал конверт. Он вертел его и так, и этак, разглядывал на просвет, щупал, но смог только установить, что в конверте лежит лист плотной бумаги, похоже, сложенный вдвое.
   - Вижу, - заметила Ника, - тебе бы очень хотелось в него заглянуть?
   - А как ты думаешь, конечно! Здесь же письмо. Государственной важности. Касающееся королевского дома Испании. Тайна какая-то. Я могу только догадываться, но толком-то не знаю ничего. И эта тайна так и потонет вместе с Порт-Ройялом. Обидно - история все-таки.
   - Так в чем же дело? Возьми и загляни.
   - Здесь печати.
   - Подумаешь - печати!.. Слушай, Клим, ты что, на самом деле решил искать в Порт-Ройяле этого отца Себастьяна?
   Клим взглянул на Нику задумчиво:
   - Ты считаешь, что мы можем не выполнять своих обещаний?
   - Так здесь же все неправдишное.
   - Мы поклялись на библии...
   - Поклялись? Это же смешно, Клим. При чем здесь библия?
   - Библия, разумеется, ни при чем. Но обещание капитану Кихосу - не знаю как ты, - а я дал совершенно серьезно. Ведь он же выручил нас из настоящей беды. Люди Оливареса могли прихлопнуть и тебя, и меня, и было бы совсем не смешно. А ты считаешь, если этот мир не наш, то мы можем вести себя в нем непорядочно?
   Ника заметно смутилась. Сунула монету обратно в кошелек.
   - Я не знаю, Клим... Ну что ты ко мне привязался: непорядочно, непорядочно! Ладно, на самом деле, я не подумала. Будем и здесь вести себя достойно... Итак, поплывем в Порт-Ройял. Это даже интересно! Посмотрим старинный флибустьерский городок.
   - Порт-Ройял - не городок.
   - А что же?
   - Это настоящий большой, богатый город. Самый богатый город Нового Света. По торговому обороту он больше Лондона.
   - Тем более. А может, нам еще и повезет, увидим настоящих пиратов.
   - Пиратов нам только и не хватало. Пожалуй, лучше обойтись без них.
   Клим засунул конверт в изголовье кровати, прикрыл подушкой.
   - Ты считаешь, - усомнилась Ника, - надежно спрятал?
   - Так никто же не видел. Несгораемого шкафа у меня здесь нет.
   - А как будем добывать кресло у Оливареса?
   - Думаю, в гавани Порт-Ройяла нам легче будет пробраться в трюм "Аркебузы". Лишь бы Оливарес в другое место не поплыл.
   - Пойдем на палубу, взглянем.
   - Пойдем. Только ветра нет. А без ветра он никуда не уплывет.
   Они вышли на палубу. "Аркебуза" с повисшими парусами стояла в километре от них, Клим разглядел даже красное пятно на мостике.
   Ника тоже увидела:
   - А вон и Долорес прогуливается... - Она потянула носом. - Чем это на палубе воняет?
   - Да, припахивает. И здорово.
   Крышка кормового люка была сдвинута в сторону. Из люка несло, как из выгребной ямы. Они подошли поближе. Возле люка стоял невысокий грузный пожилой матрос в куртке, надетой на голое тело. Заложив руки за спину, он глядел куда-то под ноги. Клим заключил, что грузный моряк - боцман, так оно и оказалось на самом деле.
   Возле люка на палубе лежал человек. Голый, тощий и черный - мертвый негр. Два матроса, подкатив вместо наковальни пушечное ядро, срубали зубилом заклепку на цепи, прикованной к его ноге.
   - Что это? - спросила Ника. - Кто тут умер? И почему цепь?
   Клим обратился к боцману. Тот опустил руки из-за спины и ответил почтительно - гости капитана Кихоса обязывали его к вежливости. Выслушав, Клим некоторое время помолчал, разглядывая мертвого негра.
   - Так что? - повторила Ника.
   - В трюме везут рабов.
   - Рабов?
   - Ты же слышала, что говорил капитан Кихос. Оливарес на "Санте" везет рабов, африканских негров, которых собирается продать плантаторам на Ямайке.
   Ника посмотрела на тощего мертвого негра.
   - И капитан Кихос позволяет с ними так обращаться?
   - Ты многого хочешь от капитана Кихоса. Не забывай - семнадцатый век.
   - Да, на самом деле, - хмуро согласилась Ника. - Чего это я? Нормальные рабы... Что у нас в двадцатом веке рабов не было?..
   Тем временем матросы срубили заклепку и, освободив мертвеца от цепи, подтащили его к борту. В железное кольцо, оставшееся на ноге, продели обрывок сети, закатили в него ядро и без каких-либо церемоний перевалили тело через борт.
   Звучно плеснула вода.
   - И все! - заключила Ника. Она кивнула в сторону боцмана: - А чего он хмурится, неужели ему раба жалко?
   - А как ты думаешь, конечно. Он тоже участвует в барышах премиальные и все такое. Коммерция - каждый негр стоит, как он сказал, сотню песо. Убыток... Ну, чего ты на меня уставилась, не я же рабами торгую. Я тебе объясняю положение вещей.
   Заглянув в люк, Ника невольно поморщилась и вдруг решительно перекинула ногу через ограждение.
   - Ты зачем?
   - Хочу посмотреть. На рабов. Никогда в жизни не видела. А что говорит это толстопузое животное?
   - Боцман не советует тебе туда спускаться. Сеньорите будет неприятно.
   Однако она уже решительно ступила на лестницу. Понимая, что отговаривать бесполезно, Клим последовал за Никой, внимательно поглядывая под ноги, чтобы не поскользнуться на грязных ступеньках.
   - Я сказал боцману, что сеньорита пожелала выбрать себе парочку рабов, для собственной надобности. Тебе могут уступить по себестоимости.
   Возмущаться Нике было уже некогда, зловонье в трюме стало совсем нестерпимым, она невольно прикрыла нос и рот ладонью, тут же устыдилась своего брезгливого жеста, хотя с трудом удержалась от желания выскочить из трюма на свежий воздух палубы.
   В темноте трудно было что-либо разглядеть, только чьи-то глаза по-волчьи посверкивали у борта. Звякали цепи. Кто-то постанывал в углу, за лестницей. Клим старался держаться поближе, прикрывая Нику плечом - кто знает, что могло прилететь оттуда, из темноты.
   - Боцман сказал, что здесь три человека - белые, пленные европейцы.
   - Их тоже будут продавать?
   - Конечно. Зачем же пропадать добру.
   Внезапно темная фигура поднялась с полу и приблизилась к лестнице, насколько позволяла цепь.
   Клим настороженно уставился на подошедшего. По лицу, заросшему клочковатой бородой, трудно было определить его возраст. Грязная рубаха спускалась почти до колен, и что-то знакомое показалось Климу в ее покрое.
   - Смотри-ка, косоворотка!
   - Господи, твоя воля... - забормотал подошедший.
   - Так это же - русский!
   - Русский я, русский! - радостно заторопился бородач. - Богородица пречистая... да откуда вы здесь, господа хорошие. Вот довелось встретиться.
   Он поклонился старорусским уставным поклоном в пояс, коснувшись правой рукой пола.
   Клим шагнул к нему.
   - Это надо же, земляк!
   Он готов был обнять бородача, если бы тот не оказался так нестерпимо грязен и вонюч, Клим только радостно потрепал его по плечу. Бородач поймал руку, хотел поцеловать.
   - Ну-ну! Что ты, милый?..
   - Да как же рад-то я, своих господ русских увидал. Почитай, два года по чужбинам мыкаюсь, слова родного не слыхал. А тут, на тебе...
   Он даже вытер кулаком слезу.
   - Откуда же ты?
   - А с Полтавщины. Ефим Дубок - крепостной. Боярин меня в солдаты и определил. Так я под князем Голицыным в Крым хаживал. Турка воевал. Первый раз сходил, ничего - вернулся. В пушкари произвели. А во второй раз - не повезло. Попал под Перекопом в полон. Продали меня в Стамбуле на базаре, как барана. И пошел я по рукам. Бежать пробовал, так куда сбежишь - до Руси вон как далеко. А теперь вот везут, незнамо куда.
   Двухлетнее рабство не вытравило из Дубка солдатской закваски, держался он хотя и почтительно, но не раболепно и тянулся стоять прямо, как при рапорте офицеру.
   - Вы-то откель здесь появились? И боярышня с вами, смотрю. Может, кого купить хотите?
   Клим тут же повернулся к Нике:
   - А что, это мысль.
   - Не говори глупости.
   - А я их и не говорю. Ты, Дубок, кого тут знаешь?
   - Так вон, в одной связке сидим. Четверо нас, на одном замке. - Дубок показал в темноту. - Два шведа еще, из моряков они. Их мало знаю. На Кубе к нам подсадили. Вроде парни ничего, ослабли малость, с голодухи. А еще черный, негр - Оливайо зовут. С ним мы от самой Картахены плывем. Сурьезный негр, в своем племени когда-то вождем был, и здешние негры, а их тут два десятка, также его принимают, и по-английски он чуток разумеет.
   - Это хорошо. Это очень даже хорошо. А ты, Дубок, говоришь - пушкарем был. Стрелять умеешь?
   - Чего ж, не разучился, поди.
   - Клим, ты о чем?
   - Подожди, мысли у меня появились разные... Ты, Дубок, своим, ну, связникам, что ли, скажи, мы сейчас что-нибудь устроим для вас.
   Терпение у Ники уже закончилось и, ни о чем больше не расспрашивая Клима, - а он что-то задумал, конечно, - она заторопилась по лестнице наверх. Толстый боцман протянул ей руку, но она решительно отказалась от его помощи. Ей так захотелось выкупаться после посещения трюма, но она постеснялась раздеться - семнадцатый век, черт бы его побрал! Поэтому зачерпнула ведром воды и, как могла, вымылась в сторонке, за спущенными парусами на корме.
   С боцманом разговаривал Клим.
   Он сослался на разрешение капитана, и боцман без каких-либо сомнений послал в трюм матроса с ключом, и тот вывел на палубу всю "связку" - Дубка и его товарищей. Тут же возле люка с них срубили цепи. Дубок принял освобождение как счастливую случайность: "услыхал господь мои молитвы!" его товарищи только растерянно щурились на солнце, не зная, что их ждет впереди, но Клим ничем им помочь не мог, так как сам этого не знал. Негр Оливайо - рослый и широкоплечий, - и когда сняли цепи, продолжал с враждебной недоверчивостью поглядывать на Клима, видимо, не ожидая от белого ничего хорошего для себя.
   Рядом с матросским кубриком нашлась небольшая каютка-кладовая для запасных парусов. Клим устроил в ней своих подопечных. Распорядился, чтобы их накормили с матросского стола. Не забыл он и про оставшихся в трюме негров - удивленный матрос спустил им в трюм два ведра вареной кукурузы.
   - Интригу какую-то замыслил? - допытывалась Ника. - Что ж, церковь, как я помню, на хитрости всяческие куда как была способна.
   - Вот-вот, именно - интригу, - ухмылялся Клим. - Предки мне подсказывают, что ребятишки эти могут нам пригодиться. Интуиция, если хочешь.
   Он увидел боцмана, который торопился к ним, уже на ходу показывая руками в сторону капитанской каюты.
   - Пошли, скорая помощь, - сказал Клим. - Капитану, видимо, опять плохо.
   Глаза Кихоса были плотно прикрыты затекшими веками. Тусклая бледность разлилась по лицу. Голова неловко запрокинулась за подушку. Ника торопливо расстегнула ему рубашку, приложила ухо, долго слушала. Медленно выпрямилась. Сложила капитану аккуратно руки на груди, накрыла пледом.
   - Капитану Кихосу уже не плохо, - сказала она. - Капитан Кихос умер.
   5
   Во второй половине дня небо затянули плотные тучи. Ветра все еще не было. По-прежнему откуда-то из просторов Карибского моря шли пологие волны. "Санта" покачивалась с носа на корму. Громадный парус из темной парусины тяжело нависал над каютой капитана, как траурное знамя.
   Капитана Кихоса обряжали в последний путь.
   Ника достала из шкафа новый камзол и свежий черный завитый парик. На грудь, под скрещенные руки, Клим положил библию. Винценто укрепил на притолоке над кроватью капитана боевой испанский флаг. Возле открытых дверей боцман поставил бочоночек рома со снятой крышкой. Каждый матрос, прощаясь с капитаном, выпивал добрую чарку, за упокой его души.
   Винценто отозвал Клима в сторонку.
   - Капитан Кихос - пусть господь с миром примет его светлую душу наказывал мне перед своей кончиной, чтобы я полностью доверился вам, сеньор. Я плавал с капитаном вот уже почти десять лет, знаю, что голова у него работала точно, как морской хронометр. Даже на пороге смерти он рассуждал здраво и умно, понимал, что говорит. У меня нет причин сомневаться в его указаниях. Поэтому я и хочу вас спросить, что нам сейчас делать? Сообщить ли Оливаресу о смерти капитана или подождать? Дело в том, что у Оливареса на "Аркебузе" сейчас собралась вся его старая команда, он привел на "Санту" своих людей с капера, на котором до этого плавал у берегов Франции. Их там тридцать два человека, все это опытные рубаки, и, конечно, они будут слушаться только его.
   Клим размышлял недолго.
   - Сделаем так, сеньор Винценто. Пошлите на "Аркебузу" ялик с двумя гребцами. Верными и не болтливыми матросами. Пусть они передадут Оливаресу, что капитан желает видеть его для серьезного разговора. Уверен, что Оливарес прибудет один, он же не ожидает от нас неприятностей.
   - И вы собираетесь его здесь задержать?
   Клим опять подумал:
   - Оливарес нужен на "Аркебузе", кто же поведет ее в Порт-Ройял. Посмотрим, как он покажет себя здесь.
   - Конечно, пожелает занять место капитана. Он же старший помощник.
   - А вот тогда мы попробуем ему помешать. Капитан Кихос меня об этом специально предупреждал. Исполнять обязанности капитана на "Санте" до прихода в Порт-Ройял он назначил вас. Разве он вам об этом не говорил?
   - Говорить-то - говорил. Но у меня здесь всего осталось два десятка матросов, как мы сможем остановить Оливареса? Да его головорезы просто побросают нас за борт.
   - Для этого им вначале нужно сюда попасть.
   - Чем мы сможем их задержать?
   Клим облокотился на фальшборт и, поглядывая в сторону "Аркебузы", уклончиво промолчал. Он понимал опасения Винценто - тот рисковал своей головой. Но сам Клим был не силен в разговорном испанском и не знал, как передать смысл чисто русского выражения "ничего, авось как-нибудь управимся!" Он еще раньше подумал об угрозе появления здесь матросов Оливареса, но, когда разговаривал с Дубком, у него появились кое-какие соображения.
   Не услыхав ответа, Винценто повторил вопрос.
   - Ничего, сеньор Винценто, - сказал Клим. - Принимайте спокойно обязанности капитана и посылайте ялик за Оливаресом. Не раздумывайте долго, нам нужно засветло выяснить его намерения. Вдруг с каким ветром до него долетит весть о смерти капитана.
   - Ветра-то нет.
   - Подует когда-нибудь.
   По распоряжению Винценто, на воду спустили шлюпку. Он отобрал двоих матросов, сказал, что передать на "Аркебузу". Матросы согласно покивали головами, спустились в лодку и налегли на весла.
   Клим и Винценто следили за шлюпкой, видели, как она подошла к "Аркебузе" и почти сразу направилась обратно.
   - Это кто же к нам плывет? - подошла к ним Ника.
   - Не узнаешь?
   Шлюпка уже прошла половину расстояния и можно было разглядеть на одиноком пассажире робин-гудовскую шапочку с пером.
   - Так-так! - сказала Ника. - Предстоит мужской разговор. А не захочет сеньор Оливарес взять реванш?
   - Не думаю. Он же едет один. Просто, как ты догадалась, у нас будет мужской разговор. Конечно, будем выяснять отношения, но пока на словах.
   - Тогда ты не очень развешивай уши. Как я понимаю сеньора Оливареса, для него лучший аргумент в таком разговоре - пистолетная пуля. Особенно, если он уверен, что выстрелит первым. На всякий случай, я на вас через окошко посмотрю. Видеть меня здесь, рядом, ему тоже не доставит удовольствия.
   Ника вернулась в каюту. Шлюпка подошла к "Санте". Сеньор Оливарес бодро вскарабкался по трапу, шагнул через фальшборт. Он был без шпаги, но с неизменным пистолетом за поясом. Одна щека его припухла и заметно отличалась от другой. На Клима даже не взглянул.
   - Где капитан? - спросил он у Винценто. Увидев открытую дверь капитанской каюты, он замедлил шаги, быстро оглянулся, видимо, опасаясь, не попал ли в ловушку. Но, кроме Клима и Винценто, никого больше на палубе не было, а Клим в его сторону даже и не глядел.
   В каюте капитана сеньор Оливарес пробыл недолго. Вышел, держа шапочку в руках, перекрестился на ходу.
   - Когда?
   Винценто ответил.
   Сеньор Оливарес нахлобучил шапочку. Заложил руки за пояс, не спеша, по-хозяйски, оглядел бессильно свисающие паруса.
   - Если к утру не поднимется ветер, капитана будем хоронить здесь.
   Это звучало как приказ. Винценто было выпрямился по привычке, однако не ответил, как подобает: "есть!"
   - Пошлите шлюпку с боцманом на "Аркебузу", - продолжал Оливарес. - На "Санте" маловато матросов. Пусть боцман отберет десяток и привезет сюда. Я остаюсь здесь.
   Не услыхав и сейчас привычного ответа, Оливарес нахмурился. То, что его распоряжения могут быть не выполнены, видимо, даже не приходило ему в голову. Он строго посмотрел на Винценто, и тому заметно стало не по себе. Клим понял, что пора вмешаться в разговор.
   - Сеньор Оливарес, - сказал он внятно, стараясь точно подбирать испанские слова. - По последнему распоряжению капитана Кихоса, которое он сообщил нам, мне и Винценто, вы поведете "Аркебузу" в Порт-Ройял. Кроме вас, это некому сделать. На "Санте" за капитана остается сеньор Винценто, он пока не освоился со своим назначением, и это помешало ему все как следует объяснить.
   - А вы? - повысил голос Оливарес. - Кто вы такой, чтобы говорить от имени капитана Кихоса?
   - К сожалению, капитан Кихос, по причине болезни, не смог записать свое последнее распоряжение в судовой журнал, он успел только высказать его в моем присутствии.
   - Почему я должен вам верить?
   - А я и не прошу вас верить. И я, и сеньор Винценто просим вас выполнить последнюю волю капитана и вернуться на "Аркебузу".
   Ястребиные глаза сеньора Оливареса чуть прищурились.
   Некоторое время он пристально разглядывал Клима и Винценто, соображая, как поступить. В дерзости отказать ему было нельзя, согласиться на трусливое отступление он не захотел. Тонкие губы его сжались в жесткую черточку, он сделал два быстрых шага назад, положил руку на пистолет... и тут почувствовал, как в его спину между лопаток уперлось что-то твердое и острое.
   Оливарес послушно убрал руку с пистолета. Он даже не стал оборачиваться, догадался и так. Конечно, это была Ника. Заметив, что переговоры у мужчин готовы зайти в тупик и становятся явно опасными, она вышла из каюты и приняла в них участие.
   - Сеньор Оливарес, - продолжал Клим самым благодушным тоном, как будто ничего и не произошло, - капитан очень сожалел, что не мог с вами проститься. Он просил передать вам его благословение... и это еще не все. Одну минуту...
   Он зашел в каюту капитана и вернулся с сундучком.
   - Здесь - тысяча песо. Капитан передает их вам и вашей команде как долю приза за "Аркебузу".
   Клим придумал все это в последний момент, и в его словах, пожалуй, было маловато логики и много импровизации, поэтому Винценто удивленно уставился на сундучок. Даже сеньор Оливарес несколько растерялся и уже не знал, как себя сейчас вести. Но и деньги - как верно решил Клим - часто действуют вне логики, а тысяча песо, это - тысяча песо! После минутного замешательства сеньор Оливарес сдержанно кивнул.
   Сундучок спустили в лодку. Резким движением Оливарес оттолкнулся от борта, но, прежде чем сесть, некоторое время пристально разглядывал снизу лицо Клима, пытаясь догадаться о причинах столь странного, по его мнению, поведения этого неожиданно появившегося самозванца.
   Ника забеспокоилась, толкнула Клима в бок.
   - Отошел бы от борта. Как бы он не пальнул. Обид этот сын гранда не прощает, как я догадываюсь.
   - Не прощает, - согласился Клим. - Но сейчас он задумал другое.
   - Что еще?
   - А вот мы увидим.
   Так и не сказав на прощание ни слова, Оливарес сел на скамейку. Шлюпка ходко пошла к "Аркебузе".
   - Сеньор Винценто, - сказал Клим. - У нас в порядке носовые пушки?
   - Конечно, а как иначе, и пороха, и ядер хватит на целое сражение. А зачем вам?
   - Пока еще не знаю. Спросил так, на всякий случай.
   - Но вот канониров у меня нет. Все перешли на "Аркебузу".
   - Ничего. Канонира, если нужно, я найду.
   И Клим направился в кладовую к Дубку. Ника перехватила его на ходу.
   - Скажи, пожалуйста, что за инсценировку ты устроил с сундучком капитана Кихоса? Или он тебе что-то такое говорил, и ты мне не успел перевести?
   - Конечно, не говорил, - ухмыльнулся Клим.
   - Тогда зачем?
   - А ты не догадываешься?
   Ника молча какое-то время разглядывала Клима.
   - Ясненько! - наконец сказала она. - Для гарантии. "Аркебуза" должна приплыть в Порт-Ройял, этот сундучок отыщут там археологи триста лет спустя. А часы прибудут вместе с нами. Что ж, вряд ли ты сам мог до такого хитрого хода додуматься. Не иначе предки подсказали. Что ни говори, а церковь, как известно, интригами и хитростью бедна не была.
   - Да, по этой части мои предки соображали.
   - А для чего тебе канонир?
   - Пока не скажу. Если все верно, что я про Оливареса подумал, то скоро сама увидишь.
   Дубок браво и с готовностью вскочил Климу навстречу. Поднялись и его товарищи, понимая, что обязаны свободой этому странному русскому. Только Оливайо остался сидеть в своем углу, непримиримо и зло посверкивая на них черными, горящими ненавистью глазами.
   "Молодец! - невольно подумал Клим. - Дать бы ему оружие да его негров освободить, нарубил бы он из нас капусты. Даже жаль оставлять такого мощного вождя на погибель в Порт-Ройяле..."
   Клим заметил невольно, что он и здесь, в этом иллюзорном мире, пытается рассуждать, и действовать, и заглядывать вперед, как будто все существует на самом деле и все, в чем он принимает участие, будет продолжаться и без него. И в то же время полной уверенности, что все это исчезнет, как только выключится генератор, у него также не было...
   - У меня к тебе дело, Дубок!
   - Слушаюсь, господин... вот не знаю, как по батюшке.
   - Господина ты оставь... Не в этом дело. Забирай свое войско. Только Оливайо не трогай. Он вам не помощник.
   - Вождь!
   - Вот именно. Может быть, найдем ему другое занятие. А вы спускайтесь на батарейную палубу и зарядите парочку пушек.
   - Воевать будем?
   - Воевать - не воевать, а выстрелить пару раз придется.
   - Так меня допустят к пушкам-то?
   - Допустят, ступай.
   Выйдя на палубу, Клим пригляделся к "Аркебузе", которая по-прежнему мирно покачивалась в километре от них, и не заметил на ней особого оживления.
   "Еще не решился Оливарес! Но решится, обязательно. Не из тех, кто так вот запросто согласится отдать капитанский мостик на "Санте". А путь у него один..."
   Клим взглянул на бессильные паруса.
   Ничего! Ветра нет, а на веслах ему до нас плыть да плыть!