Страница:
— Глупости. Не кто иной, как мисс Минтон, превратила малообещающее дело в сенсацию. Это ведь ваши собственные слова, Кевин? Да и слог у нее превосходный... для журналиста.
— Способная, — нехотя признал Кевин. — Все равно, миссис Амелия, если бы не бабулины связи и не личное знакомство с этой очкастой музейной шваброй...
— Ай-ай-ай, мистер О'Коннелл. Зависть чистейшей воды! Вам бы взглянуть правде в глаза и признать превосходство женщин... Отправлюсь-ка я к мисс Минтон. Где, вы сказали, она живет?
— Если позволите, я провожу. Заодно и пройдусь. Хороший денек, а в редакции так душно...
Ну и хитрец. Я прекрасно поняла, зачем он напросился в спутники, но надеялась, что ирландцу удалось выведать у меня не больше, чем — к сожалению — мне у него. Если он один-единственный раз и забыл об осторожности, то лишь при моем упоминании имени лорда Сент-Джона.
— Мерзкий повеса! Лодырь! Мерзавец, и точка! Чтоб на его могиле козлы... плясали!
— Что вы имеете против его светлости, Кевин?
Против его светлости Кевин много чего имел.
— Репортеры частенько узнают такое... такое, миссис Эмерсон, что и «Дейли йелл» не рискнет напечатать. Дело даже не в морали, а в закавыках закона. Я мог бы вам многое порассказать о его светлости...
— И вряд ли меня шокировали бы. Однако он импозантен... Согласитесь, Кевин, что впечатление лорд Сент-Джон производит благоприятное.
— О да! Особенно на дам, — процедил ирландец. — Уж год-два, как он угомонился. Утверждает, что стал другим человеком. Не знаю, не знаю... Горбатого, говорят...
Годолфин-стрит находится в одном из самых древних районов Лондона, между Темзой и Вестминстерским аббатством. По обе стороны тенистой улицы выстроились особняки с вековой историей. Временное пристанище мисс Минтон ничем не отличалось от своих соседей — тот же респектабельный вид, те же узкие окошки и каменная лестница, ведущая к парадной двери. При нашем приближении дверь открылась, выпустив мистера Юстаса Уилсона.
В глубокой задумчивости, уткнувшись в листок, который держал в руке, мистер Уилсон не замечал меня, пока мы не столкнулись лицом к лицу.
— Миссис Эмерсон?! Вы ли это? Никак не ожидал...
— Решила заглянуть к мисс Минтон.
— Я тоже. Мы договорились вместе пообедать, но... ее нет.
— Не может быть! Неужели мисс Минтон не сдержала обещания?
Мистер Уилсон застенчиво улыбнулся:
— Не в первый раз. Она... девушки вообще... одним словом, вы понимаете, миссис Эмерсон. Она любезно оставила записку. Вот... Сообщает, что возникло срочное дело, ей пришлось уехать из Лондона и она не знает, когда вернется.
— Что ж... Это в некотором роде извиняет ее неучтивый поступок, мистер Уилсон. Может, бабушка заболела...
До сих пор О'Коннелл топтался в сторонке. Услышав, что мисс Минтон нет дома, двинулся к нам небрежной походочкой, всем видом демонстрируя отличие от щеголеватого мистера Уилсона, — руки в карманах, шляпа лихо сдвинута набок.
— Ха! — фыркнул Кевин. — Еще бы ей не сбежать от стыда подальше! Тайну-то раскрыли...
— Стыдиться ей нечего, мистер О'Коннелл, — оборвала я нахального ирландца. — Высокое положение нельзя ставить человеку в вину. Аристократия вправе рассчитывать на такое же уважение, как и низшее сословие.
— Прекрасно сказано! — Мистер Уилсон сверкнул возмущенным взглядом в сторону О'Коннелла. — Чтобы получить преимущество среди коллег, мисс Минтон достаточно было лишь назвать титул бабушки, но она этого не сделала! Мне крайне неприятно видеть ее в обществе представителей этой унизительной, гнусной профессии...
— Унизительной, говоришь? — вспыхнул О'Коннелл. — Гнусной?! — Он затряс кулаками. — Попробуй только повторить, петух общипанный, — и я заткну тебе эти слова обратно в глотку!
— Да как вы смеете! — Мистер Уилсон дрожащей рукой поправил очки.
Пришлось вмешаться:
— Ну-ну, спокойно, молодые люди. Только не драться! По крайней мере не на людях.
— Прошу прощения, мэм, — первым опомнился благонравный мистер Уилсон. — Позвольте заметить, миссис Эмерсон... очень рад, что вы вчера не пострадали. Профессор, как я понял, показал себя настоящим героем.
— Хотелось бы сказать то же самое о мистере Бадже.
Уилсон улыбнулся:
— Сегодня утром мистер Бадж был не в самом лучшем расположении духа. Я почел за благо сослаться на нездоровье и исчезнуть.
— Ничего удивительного, что он слегка не в себе. Между прочим, мистер Уилсон, вам бы тоже не следовало веселиться. У нашего безумца, похоже, зуб на сотрудников Британского музея.
Улыбка мистера Уилсона вмиг растаяла.
— То есть... Что вы хотите сказать, миссис Эмерсон? Он же совершенно безобиден...
— Мне бы вашу уверенность, мистер Уилсон. Не забывайте — два человека уже погибли, причем оба были связаны не просто с музеем, но с его восточным отделением, и с египетскими галереями в частности. Возможно, «жрец» безобиден, а возможно, и нет; возможно, именно он убийца, а возможно, и нет. Существенно другое: настоящий убийца ополчился на ученых-востоковедов. Почему — это уже другой вопрос. Либо затаил обиду на коллег, отказавших ему в признании, либо на университетских профессоров... если они, к примеру, не оценили его дарования. Да мало ли найдется причин... Однако я что-то разговорилась. Прошу меня простить. Версия эта не хуже прочих, но, как и все другие, ничем не подтверждена. Не беспокойтесь, мистер Уилсон. Не исключено, что я и ошибаюсь.
— О боже! — ахнул юноша. — Боже, боже, — бормотал он, протирая запотевшие очки.
— Тысяча извинений, миссис Амелия, — бочком придвинулся к нам О'Коннелл. — Вы имели в виду... Я не ослышался? Кажется, вы произнесли «маньяк-убийца»?
— И не думала. Посмейте только исказить мои слова... посмейте вообще меня процитировать в своей газетенке... — Взмах зонтиком был достаточно красноречив, но О'Коннелл и глазом не моргнул. Репортерский азарт пересилил страх перед моим оружием. Мистер Уилсон по-прежнему терзал очки и лопотал свое «Боже, о боже» — вылитый Кролик из «Алисы в Зазеркалье».
— Вот это мысль! — в упоении воскликнул О'Коннелл. — И как это я сам не додумался! Да нет же... додумался, и точка! Будьте покойны, миссис Амелия, не стану я вас цитировать! Тысяча благодарностей, дорогая моя миссис Амелия, кланяюсь в ножки за то, что напомнили мне мою собственную версию. Ага! Держитесь, достопочтенная мисс Минтон! Хотел бы я завтра увидеть вашу... личико, когда вы возьмете в ручки «Дейли йелл»!
Рыжая бестия подмигнула и поскакала вприпрыжку прочь, давясь от хохота.
— Миссис Эмерсон... Вы это серьезно? — всхлипнул бледный как смерть Уилсон.
— Голословные заявления — не мой стиль, мистер Уилсон. Могу, однако, кое-что вам пообещать.
Мы с профессором начеку и уже идем по следу. До сих пор ни одному преступнику не удалось от нас скры... точнее, не удалось нас обмануть. Особой заслуги в том нет, поскольку интеллект криминальных личностей значительно ниже. Успокойтесь, мистер Уилсон. Очень может быть, что следующей жертвой станете не вы, а мистер Бадж.
Кажется, я что-то не то сказала... Во всяком случае, нарисованная мной перспектива не показалась мистеру Уилсону такой уж радужной.
Провожая взглядом длинную, нескладную фигуру с уныло поникшими плечами, я чуть было не окликнула беднягу, чтобы дать ему дружеский совет. Мне ли не знать, как следует вести себя с юными леди склада мисс Минтон, если хочешь завоевать их благосклонность. А чувства мистера Уилсона к этой девушке, бесспорно, выходят за рамки дружеских... В конце концов я решила, что усилия того не стоят. Уж слишком наш коллега робок и неуверен в себе. Мисс Минтон ему не добиться; да он ее и не заслуживает.
Следующие несколько часов я провела в магазинах. Как бы ни были удобны мои рабочие костюмы, для Лондона, сами понимаете, они не годятся. Заказала и дюжину мужских сорочек — их запас практически иссяк благодаря неискоренимой привычке Эмерсона в спешке или в ярости рвать на себе одежду. Выбрала три костюмчика для Рамсеса, чей гардероб страдал не меньше папочкиного, хоть и по иным причинам.
Домой я вернулась рано, чтобы перевести дух, подготовиться к встрече с детьми и к чаю прибыть во всеоружии. Миссис Уотсон и Гаргори меня уже ждали. Миссис Уотсон — с известием об очередной стычке Рамсеса с кузеном, за что Рамсес был подвергнут домашнему аресту. Гаргори же объявил, что к нам джентльмен с визитом.
Дай бог здоровья незваному гостю. Родительская беседа с Рамсесом была если и не навсегда, то хоть на время отложена. Я сразу же прошла в зеленую гостиную. Очень красивая, но чопорная, затянутая зеленым китайским шелком, комната редко когда видела гостей. Судя по чести, оказанной Гаргори неизвестному джентльмену, меня ждала встреча с титулованной особой. Разумеется, я оказалась права.
Лорд Сент-Джон с видом знатока изучал полотно кисти Гейнсборо — великолепный портрет прадеда Эвелины, украшавший стену над малахитовым камином. Стоило мне переступить порог, как его светлость поспешил навстречу с извинениями:
— Умоляю простить за вторжение, миссис Эмерсон! Неслыханная дерзость с моей стороны! Но дворецкий заверил, что вас ждут с минуты на минуту, а мне не терпелось сообщить вам что-то важное.
— Всегда рада, ваша светлость. Прошу садиться. — Я позвонила. — Мэри Энн, будьте любезны принести чай... Ах да! Детей не приглашайте.
— Ради бога, миссис Эмерсон! — взмолился корд Сент-Джон. — Малыши не должны страдать из-за меня! Буду счастлив познакомиться с вашими детьми.
— Вы сами не знаете, ваша светлость, о чем просите! Собственно, у нас с профессором Эмерсоном только один ребенок. Сын, — объяснила я. — Еще двое — дети моего брата; мы взяли их на лето.
— О! Это по-христиански, миссис Эмерсон! Впрочем, ничего иного я и не ожидал. О вашей доброте, как и о ненасытной жажде знаний, ходят легенды. — Его светлость улыбнулся, и передо мной вдруг предстал совсем другой человек: исчезли глубокие складки — печать прожитых лет (или же порока, как сказал бы Эмерсон), разгладились усталые морщины. Меня, однако, не так легко провести. Смею надеяться, что богатый опыт общения с людьми высшего света не позволит мне попасться на удочку галантных манер и обаятельных улыбок. Ответив на комплимент учтивым, но прохладным кивком, я налила чаю.
— Не желаете ли чего-нибудь покрепче, ваша светлость?
— Нет, благодарю. Я, знаете ли, переменился, — с плутовской улыбкой добавил он. — Самое время, как сказали бы очень многие.
Мог бы и не торопиться. В данный момент я с удовольствием глотнула бы чего-нибудь горячительного, а пришлось довольствоваться горячим. Согласитесь, не положено хозяйке наливаться спиртным, пока гость скромно прихлебывает чаек.
Приняв из рук хозяйки чашку и сандвич с салатом, гость добавил уже без улыбки:
— Я свое отгулял, миссис Эмерсон. А в былые годы немало покуролесил, лгать не стану. Молодежи, говорят, нужно перебеситься...
— Вы и постарались. Беситься — так уж чтобы чертям в аду жарко стало! Верно, ваша светлость?
Сент-Джон расхохотался:
— Браво, миссис Эмерсон! Какая прелесть! Обожаю женщин с чувством языка. И чувством юмора, разумеется. Верно, миссис Эмерсон, все верно. Мне есть чего стыдиться, и, поверьте, я сожалею о том, что натворил в прошлом. К счастью, время — великий учитель. Оно облагораживает тех, у кого хватает мудрости прислушаться к его голосу. Я остепенился. Нахожу смысл жизни в познании; надеюсь на встречу с леди, которая разделила бы со мной остаток дней. Мир и покой домашнего очага — вот чего мне недостает, миссис Эмерсон.
— Не нашли такую? В лице мисс Минтон, к примеру?
— Боже упаси! Вы шутите, миссис Эмерсон? Мир и покой рядом с мисс Минтон? Да они ей неведомы. О нет! Мне нужна спутница сдержанная, тихая... домашняя, если уж на то пошло. — Лорд Сент-Джон опустил блюдце с чашкой на столик. — Вот одна из причин, миссис Эмерсон, из-за которых я рискнул явиться незванным. Хотелось бы извиниться и объяснить свою вчерашнюю грубую выходку. Видите ли, Маргарет... мисс Минтон я знаю с детства; наши семьи живут по соседству в Глостершире. Маргарет мне как сестра. Понимаю, что она выросла, но не могу отказать себе в удовольствии поддразнить ее, как бывало в детстве. Малышка очаровательна, но уж очень серьезна. И все же я был не прав. Не следовало открывать ее секрет... хотя какой уж тут секрет! Ее бабушку знает вся Англия.
— Полностью с вами согласна, ваша светлость. Вы были не правы. Будьте любезны передать чашку. Благодарю. И потому приносить извинения вам следовало бы не мне, а мисс Минтон. Если это то самое дело, которое привело...
— Не совсем. Однако добрый совет, тем более из ваших уст, миссис Эмерсон, невозможно переоценить.
Сент-Джон по-приятельски улыбнулся горничной, которая внесла поднос с сандвичами. Девушка мило зарделась. До сих пор я не видела эту хорошенькую, совсем юную особу среди горничных. Видимо, ее повысили в должности после ухода нескольких подопечных миссис Уотсон.
Приятно, конечно, побеседовать с неглупым джентльменом, но время поджимало. Эмерсон вот-вот должен был вернуться, да и дети заждались.
— В таком случае... — протянула я.
Его светлость намек понял.
— Мне хотелось услышать ваше мнение по поводу странных происшествий в музее. Правда ли, что вы с профессором взялись расследовать так называемое дело «мумии-убийцы»? Это не праздное любопытство, уверяю вас, миссис Эмерсон. Будучи патроном Британского музея и другом мистера Баджа...
— Ваш интерес более чем оправдан, милорд. Слухи о нашем участии в расследовании, я бы сказала, сильно преувеличены. Официального приглашения от полиции мы не получали. От руководства музея тоже.
— У меня есть все основания полагать, что приглашение последует, и очень скоро.
— Неужели?
— Мистер Бадж... как бы поточнее выразиться... одним словом, он напуган. Его трудно винить. Маньяк, объявивший войну египтологам, кого угодно...
— А! Выходит, не мне одной пришла в голову эта мысль! Версия здравая, милорд, но разве есть подтверждение? На кого-то снова напали? Кто-нибудь получил письма с угрозами?
— Насколько мне известно, нет... — задумчиво произнес Сент-Джон. — Но предположим, что письма были... Ваши коллеги могли и смолчать о них — из опасения, что их неправильно поймут, или, скажем, из нежелания общаться с прессой.
— Не исключено, но маловероятно. Позвольте заметить...
Нас прервали самым неожиданным и грубым образом. И кто бы, вы думали? Не кто иной, как мой грешный, подвергнутый аресту отпрыск. Дверь с грохотом распахнулась, Рамсес на всех парах влетел в гостиную и застыл передо мной, хватая ртом воздух, словно рыба на берегу.
Я взвилась с кресла.
— Рамсес! Кто позволил тебе выйти из комнаты? Немедленно...
— В сложившихся... обстоя...тельствах, — выдохнул Рамсес, — я... счел возможным... У меня...
— Возвращайся к себе. Немедленно.
— Мамочка, у меня в комнате...
— Сию же секунду, Рамсес!
— ...пожар!
Моя надежда на то, что это всего лишь уловка юного хитреца, не оправдалась. Прихожая наполнилась криками и гарью; лестница плавала в клубах едкого свинцового дыма. Опередив его светлость и Рамсеса, я ринулась на второй этаж, где половина всех домашних слуг металась без толку, и лишь один из лакеев на пару с Перси поспешно срывали занавески в комнате Рамсеса и затаптывали языки пламени.
Мне хватило одного взгляда, чтобы успокоиться. Катастрофа вызвала больше шума, чем разрушений, но если бы не своевременная помощь... страшно подумать, во что бы обошлось Эвелине и Уолтеру их гостеприимство! Лакей мою благодарность не принял.
— Это все юный джентльмен, мэм. Я бы не успел.
Черный от копоти Перси скромно забился в уголок.
— Не стоит беспокоиться, тетя Амелия, — заверил он. — Ожогов нет. Я помогал Рамсесу с химическим опытом и случайно опрокинул горелку. Это моя вина. Я несу всю ответственность.
Только этого мне и не хватало! Драка мальчишек в присутствии лорда Сент-Джона поставит крест на моей репутации. А стычка неизбежна. Эффект магической формулы Перси не раз проверен...
Как ни странно, Рамсес на заклинание не отреагировал. Помолчал, озадаченно склонив голову, как будто поведение «подопытного экземпляра» поставило его в тупик.
— Ответственность несу я, — произнес он негромко. — Мне не следовало подпускать к химикатам человека, не имеющего опыта работы со взрывоопасными веществами.
— С какими именно? Что это за эксперимент... нет, не нужно. Я передумала. Ну вот что, Рамсес. Принимать гостей тебе не запрещали. О бунзеновской горелке я тоже не подумала — просто потому, что прежде ты не экспериментировал со взрывоопасными веществами. Одним словом, винить тебя не в чем. Скажи спасибо кузену за то, что так легко отделался.
Рамсес открыл было рот... и промолчал. А я предпочла не настаивать.
Лорд Сент-Джон, наблюдавший за этой сценой с порога, весело хмыкнул:
— Не забыли нашу недавнюю беседу о молодежи, которой нужно... гм... отдать дань развлечениям? Мы с этими юными джентльменами — родственные души, миссис Эмерсон. Который из них ваш?
Я представила «юным джентльменам» его светлость лорда Сент-Джона. Перси, как всегда, был на высоте. Отвесил учтивый поклон и выразил сожаление, что «лишен возможности пожать руку его светлости». Рамсес тоже себе не изменил. Лорда Сент-Джона он подверг тщательнейшему осмотру с головы до ног и обратно. Разразиться одной из своих нескончаемых речей ему, однако, не удалось. Вслед за душераздирающим визгом из коридора понеслась знакомая песня: «Умер, умер, о-о-о... умер...»
— Проклятье! — Я чуть не откусила себе язык. Хорошенький пример для детей... и для его светлости. — Позови сестру, Перси. Пусть зайдет и убедится, что ты невредим, иначе истерики не избежать.
Вот когда его светлость меня по-настоящему удивил! Мы и глазом моргнуть не успели, как лорд Сент-Джон подхватил на руки голосистый колобок в кружевах и оборочках.
— Ш-ш-ш, куколка, — промурлыкал он. — Никто не умер; огонек уже потушили; твой дорогой братик — настоящий герой. Он всех нас спас!
Рев как ножом отрезало. Барышня расцвела, разулыбалась; пухлые ручонки обвились вокруг шеи Сент-Джона. Лицемерка! Выхватить бы ее из этих порочных объятий и трясти до тех пор, пока от дурацких локонов и намека не останется!
— Иди к себе, Виолетта, — приказала я. — Поставьте ее, ваша светлость. Прошу прощения за безобразный спектакль.
Сент-Джон напоследок прижал к себе Виолетту. Та заверещала от восторга.
— Ну что вы, миссис Эмерсон! Я обожаю детей. Особенно таких вот прелестных девчушек.
Воскресным утром я повезла детей в церковь Св. Маргариты, что в Вестминстере, где службу вел архидьякон Фредерик Фармер — один из самых почитаемых в графстве проповедников. Детки исчерпали запас моего терпения задолго до начала службы, так что надежда оставалась только на отца Фредерика. Тема проповеди — «Братская любовь» — не могла должным образом не подействовать на моих малолетних спутников.
Виолетта превзошла себя. Когда от истерических воплей дрогнули стены, я бросилась из нашей спальни на второй этаж, в полной уверенности, что Рамсес преподнес барышне мумифицированную крысу или в лучшем случае отбеленную тысячелетиями кость из своей египетской коллекции. Ничего подобного! В детской меня встретили бледная, до смерти запуганная нянька и опухшая от злых слез Виолетта. Пританцовывая на груде цветастых оборочек, девчонка вопила во все горло:
— Гадкие! О-о-о... гадкие! Старые! Мятые!
Насчет «мятых» она попала в точку. Утюжка ногами одежду не украшает. Признаться, после этого эпизода у меня опустились руки. Виолетта неисправима. Даже моих сил не хватит, чтобы выбить из нее материнскую дурь.
Ни у драчунов, ни у нашей плаксы служба успеха не имела. Барышня весь обратный путь оплакивала свои «гадкие» наряды, а Рамсес обозвал Перси распроклятым экскрементом.
— Ты где этого набрался, Рамсес? — Моему возмущению не было предела. — Откуда тебе известно это слово?
— В путеводителе по Лондону прочитал, мамочка. В соответствии с твоими рекомендациями я приступил к расширению кругозора. На третьей странице путеводителя говорится, что «верхний пласт почвы под Стрэндом состоит из красно-желтого грунта в смеси с экскрементами». Поскольку я никогда не упускаю случая пополнить свой словарный запас, то обратился к словарю. Тебе будет интересно узнать, мамочка...
Рамсеса я до конца дня отправила в его комнату. Перси и Виолетту — после минутного раздумья — тоже. Несправедливо, конечно, но иного способа сохранить собственный рассудок не было.
Эмерсон улизнул, оставив записку с туманным обещанием вернуться после шести. Я провела несколько часов уединения в библиотеке за чтением «Истории Древнего Египта» (профессор поработал на славу, но без кое-каких исправлений все же не обошлось), а затем насладилась чаем (одна!) в нашей уютной тихой спальне.
Автор манускрипта не задержался. Вскоре после назначенного часа в коридоре раздались знакомые шаги, дверь со знакомым треском распахнулась, но Эмерсон почему-то застрял на пороге.
— Из-за чего сыр-бор, миссис Уотсон? Ну донес я этот таз, и что с того? Вы только взгляните на эту девчушку: котенок и то больше. Нужно было лакея послать!
— Да, профессор, но она сама предложила...
— Похвально. Но неразумно. Дайте-ка сюда... будьте любезны... в сторонку...
Из глубины коридора донесся топот. Запыхавшийся Гаргори затормозил у самой двери.
— Профессор! Вам пакет, сэр! Только что принес посыльный!
— Ну и что мне прикажете делать? Видите, таз с водой держу. Отдайте миссис Эмерсон.
С тазом в вытянутых руках Эмерсон прошествовал в ванную.
— Привет, Пибоди!
— Добрый вечер, дорогой.
Плеск, грохот, проклятия. Мокрый, но чрезвычайно довольный собой, Эмерсон вернулся в комнату.
Миссис Уотсон удалилась, удрученно качая головой. Сконфуженная горничная прошмыгнула мимо нас и скрылась в ванной; Гаргори с достоинством протянул мне серебряный поднос. Я даже залюбовалась. Недурственный был бы дворецкий, если бы не сияющая на круглой физиономии широченная улыбка. Еще одна чистая душа пала жертвой профессорского обаяния.
— Спасибо, Гаргори. — Я взяла с подноса перевязанный и запечатанный пакет.
Эмерсон рухнул в кресло рядом со мной и задрал ноги на каминную решетку.
— О-о! — блаженно выдохнул он. — Дома-то как славно, Пибоди! Особенно без... я хотел сказать... где дети?
Пришлось объяснить. Пополнение отпрыском словарного запаса папочку развеселило.
— Так и сказал?! — Эмерсон зашелся в хохоте. — Экс... ха-ха-ха!... кремент?! Ей-богу, Пибоди, могло быть и хуже! А в целом как день прошел?
— В целом неплохо. Ну а ты что скажешь, дорогой? Где пропадал?
— Прогулялся... Заглянул к Баджу...
— К мистеру Баджу? Боже правый, но зачем? Общих дел у вас нет, а светские визиты не в твоем духе.
— Ха-ха! Он тоже удивился. Ты только представь, Пибоди, этот чертов идиот...
— Эмерсон! — Я скосила глаза на дверь в ванную.
— А! Девочка еще там? Какого... что она там делает?
— Надеюсь, как всегда, готовит ванну. И вытирает после тебя лужи. Не отвлекайся. Речь шла о мистере Бадже. Что тебя к нему привело?
— Я предложил развернуть мумию.
— Развер... Дьявольщина! Это еще зачем?!
— Пибоди-и-и! Ай-ай-ай! — Профессор с коварной ухмылкой кивнул на дверь в ванную. — Превосходная идея! Додумался, пока... гулял по парку. Угу, точно. Пока гулял по Гайд-парку. Видишь ли, дорогая моя Пибоди... вчерашний спектакль, к счастью, закончился удачно. А если бы произошла трагедия? Всеобщая истерия достигла такого уровня... Да, кстати! Ты знаешь, что один из твоих друзей-щелкоперов состряпал статейку о психе в леопардовой шкуре? Якобы «жрец» в прошлой жизни был возлюбленным принцессы. Эх, жаль, опоздал я... Хотел ведь продать эту идею. Озолотились бы!
— Не паясничай, дорогой, умоляю. Ты уходишь от темы.
— Точно, ухожу, — беззаботно согласился Эмерсон. — Так вот... Мне пришло в голову, что пора бы положить конец всей этой галиматье, пока никто не пострадал. Для музея в подобных представлениях тоже ничего хорошего нет.
— В этом ты прав, Эмерсон. Хотелось бы только узнать, при чем здесь процедура — малоприятная, между прочим, — раздевания Хенутмехит?
— Это же очевидно, Пибоди! Откроем саркофаг; прочитаем надписи на внутренней стороне крышки — если они там есть; обнажим, с позволения сказать, иссохшую плоть и жуткий оскал египетской леди. Уж тебе-то известно, Пибоди, что самые распрекрасные мумии красотой все равно не блещут. Вот вам и конец сказке о прелестной принцессе. А вдруг у нее половины зубов не хватает? Никаким романтическим чувствам не выдержать встречи с престарелой беззубой леди.
— Способная, — нехотя признал Кевин. — Все равно, миссис Амелия, если бы не бабулины связи и не личное знакомство с этой очкастой музейной шваброй...
— Ай-ай-ай, мистер О'Коннелл. Зависть чистейшей воды! Вам бы взглянуть правде в глаза и признать превосходство женщин... Отправлюсь-ка я к мисс Минтон. Где, вы сказали, она живет?
— Если позволите, я провожу. Заодно и пройдусь. Хороший денек, а в редакции так душно...
Ну и хитрец. Я прекрасно поняла, зачем он напросился в спутники, но надеялась, что ирландцу удалось выведать у меня не больше, чем — к сожалению — мне у него. Если он один-единственный раз и забыл об осторожности, то лишь при моем упоминании имени лорда Сент-Джона.
— Мерзкий повеса! Лодырь! Мерзавец, и точка! Чтоб на его могиле козлы... плясали!
— Что вы имеете против его светлости, Кевин?
Против его светлости Кевин много чего имел.
— Репортеры частенько узнают такое... такое, миссис Эмерсон, что и «Дейли йелл» не рискнет напечатать. Дело даже не в морали, а в закавыках закона. Я мог бы вам многое порассказать о его светлости...
— И вряд ли меня шокировали бы. Однако он импозантен... Согласитесь, Кевин, что впечатление лорд Сент-Джон производит благоприятное.
— О да! Особенно на дам, — процедил ирландец. — Уж год-два, как он угомонился. Утверждает, что стал другим человеком. Не знаю, не знаю... Горбатого, говорят...
Годолфин-стрит находится в одном из самых древних районов Лондона, между Темзой и Вестминстерским аббатством. По обе стороны тенистой улицы выстроились особняки с вековой историей. Временное пристанище мисс Минтон ничем не отличалось от своих соседей — тот же респектабельный вид, те же узкие окошки и каменная лестница, ведущая к парадной двери. При нашем приближении дверь открылась, выпустив мистера Юстаса Уилсона.
В глубокой задумчивости, уткнувшись в листок, который держал в руке, мистер Уилсон не замечал меня, пока мы не столкнулись лицом к лицу.
— Миссис Эмерсон?! Вы ли это? Никак не ожидал...
— Решила заглянуть к мисс Минтон.
— Я тоже. Мы договорились вместе пообедать, но... ее нет.
— Не может быть! Неужели мисс Минтон не сдержала обещания?
Мистер Уилсон застенчиво улыбнулся:
— Не в первый раз. Она... девушки вообще... одним словом, вы понимаете, миссис Эмерсон. Она любезно оставила записку. Вот... Сообщает, что возникло срочное дело, ей пришлось уехать из Лондона и она не знает, когда вернется.
— Что ж... Это в некотором роде извиняет ее неучтивый поступок, мистер Уилсон. Может, бабушка заболела...
До сих пор О'Коннелл топтался в сторонке. Услышав, что мисс Минтон нет дома, двинулся к нам небрежной походочкой, всем видом демонстрируя отличие от щеголеватого мистера Уилсона, — руки в карманах, шляпа лихо сдвинута набок.
— Ха! — фыркнул Кевин. — Еще бы ей не сбежать от стыда подальше! Тайну-то раскрыли...
— Стыдиться ей нечего, мистер О'Коннелл, — оборвала я нахального ирландца. — Высокое положение нельзя ставить человеку в вину. Аристократия вправе рассчитывать на такое же уважение, как и низшее сословие.
— Прекрасно сказано! — Мистер Уилсон сверкнул возмущенным взглядом в сторону О'Коннелла. — Чтобы получить преимущество среди коллег, мисс Минтон достаточно было лишь назвать титул бабушки, но она этого не сделала! Мне крайне неприятно видеть ее в обществе представителей этой унизительной, гнусной профессии...
— Унизительной, говоришь? — вспыхнул О'Коннелл. — Гнусной?! — Он затряс кулаками. — Попробуй только повторить, петух общипанный, — и я заткну тебе эти слова обратно в глотку!
— Да как вы смеете! — Мистер Уилсон дрожащей рукой поправил очки.
Пришлось вмешаться:
— Ну-ну, спокойно, молодые люди. Только не драться! По крайней мере не на людях.
— Прошу прощения, мэм, — первым опомнился благонравный мистер Уилсон. — Позвольте заметить, миссис Эмерсон... очень рад, что вы вчера не пострадали. Профессор, как я понял, показал себя настоящим героем.
— Хотелось бы сказать то же самое о мистере Бадже.
Уилсон улыбнулся:
— Сегодня утром мистер Бадж был не в самом лучшем расположении духа. Я почел за благо сослаться на нездоровье и исчезнуть.
— Ничего удивительного, что он слегка не в себе. Между прочим, мистер Уилсон, вам бы тоже не следовало веселиться. У нашего безумца, похоже, зуб на сотрудников Британского музея.
Улыбка мистера Уилсона вмиг растаяла.
— То есть... Что вы хотите сказать, миссис Эмерсон? Он же совершенно безобиден...
— Мне бы вашу уверенность, мистер Уилсон. Не забывайте — два человека уже погибли, причем оба были связаны не просто с музеем, но с его восточным отделением, и с египетскими галереями в частности. Возможно, «жрец» безобиден, а возможно, и нет; возможно, именно он убийца, а возможно, и нет. Существенно другое: настоящий убийца ополчился на ученых-востоковедов. Почему — это уже другой вопрос. Либо затаил обиду на коллег, отказавших ему в признании, либо на университетских профессоров... если они, к примеру, не оценили его дарования. Да мало ли найдется причин... Однако я что-то разговорилась. Прошу меня простить. Версия эта не хуже прочих, но, как и все другие, ничем не подтверждена. Не беспокойтесь, мистер Уилсон. Не исключено, что я и ошибаюсь.
— О боже! — ахнул юноша. — Боже, боже, — бормотал он, протирая запотевшие очки.
— Тысяча извинений, миссис Амелия, — бочком придвинулся к нам О'Коннелл. — Вы имели в виду... Я не ослышался? Кажется, вы произнесли «маньяк-убийца»?
— И не думала. Посмейте только исказить мои слова... посмейте вообще меня процитировать в своей газетенке... — Взмах зонтиком был достаточно красноречив, но О'Коннелл и глазом не моргнул. Репортерский азарт пересилил страх перед моим оружием. Мистер Уилсон по-прежнему терзал очки и лопотал свое «Боже, о боже» — вылитый Кролик из «Алисы в Зазеркалье».
— Вот это мысль! — в упоении воскликнул О'Коннелл. — И как это я сам не додумался! Да нет же... додумался, и точка! Будьте покойны, миссис Амелия, не стану я вас цитировать! Тысяча благодарностей, дорогая моя миссис Амелия, кланяюсь в ножки за то, что напомнили мне мою собственную версию. Ага! Держитесь, достопочтенная мисс Минтон! Хотел бы я завтра увидеть вашу... личико, когда вы возьмете в ручки «Дейли йелл»!
Рыжая бестия подмигнула и поскакала вприпрыжку прочь, давясь от хохота.
— Миссис Эмерсон... Вы это серьезно? — всхлипнул бледный как смерть Уилсон.
— Голословные заявления — не мой стиль, мистер Уилсон. Могу, однако, кое-что вам пообещать.
Мы с профессором начеку и уже идем по следу. До сих пор ни одному преступнику не удалось от нас скры... точнее, не удалось нас обмануть. Особой заслуги в том нет, поскольку интеллект криминальных личностей значительно ниже. Успокойтесь, мистер Уилсон. Очень может быть, что следующей жертвой станете не вы, а мистер Бадж.
Кажется, я что-то не то сказала... Во всяком случае, нарисованная мной перспектива не показалась мистеру Уилсону такой уж радужной.
Провожая взглядом длинную, нескладную фигуру с уныло поникшими плечами, я чуть было не окликнула беднягу, чтобы дать ему дружеский совет. Мне ли не знать, как следует вести себя с юными леди склада мисс Минтон, если хочешь завоевать их благосклонность. А чувства мистера Уилсона к этой девушке, бесспорно, выходят за рамки дружеских... В конце концов я решила, что усилия того не стоят. Уж слишком наш коллега робок и неуверен в себе. Мисс Минтон ему не добиться; да он ее и не заслуживает.
Следующие несколько часов я провела в магазинах. Как бы ни были удобны мои рабочие костюмы, для Лондона, сами понимаете, они не годятся. Заказала и дюжину мужских сорочек — их запас практически иссяк благодаря неискоренимой привычке Эмерсона в спешке или в ярости рвать на себе одежду. Выбрала три костюмчика для Рамсеса, чей гардероб страдал не меньше папочкиного, хоть и по иным причинам.
Домой я вернулась рано, чтобы перевести дух, подготовиться к встрече с детьми и к чаю прибыть во всеоружии. Миссис Уотсон и Гаргори меня уже ждали. Миссис Уотсон — с известием об очередной стычке Рамсеса с кузеном, за что Рамсес был подвергнут домашнему аресту. Гаргори же объявил, что к нам джентльмен с визитом.
Дай бог здоровья незваному гостю. Родительская беседа с Рамсесом была если и не навсегда, то хоть на время отложена. Я сразу же прошла в зеленую гостиную. Очень красивая, но чопорная, затянутая зеленым китайским шелком, комната редко когда видела гостей. Судя по чести, оказанной Гаргори неизвестному джентльмену, меня ждала встреча с титулованной особой. Разумеется, я оказалась права.
Лорд Сент-Джон с видом знатока изучал полотно кисти Гейнсборо — великолепный портрет прадеда Эвелины, украшавший стену над малахитовым камином. Стоило мне переступить порог, как его светлость поспешил навстречу с извинениями:
— Умоляю простить за вторжение, миссис Эмерсон! Неслыханная дерзость с моей стороны! Но дворецкий заверил, что вас ждут с минуты на минуту, а мне не терпелось сообщить вам что-то важное.
— Всегда рада, ваша светлость. Прошу садиться. — Я позвонила. — Мэри Энн, будьте любезны принести чай... Ах да! Детей не приглашайте.
— Ради бога, миссис Эмерсон! — взмолился корд Сент-Джон. — Малыши не должны страдать из-за меня! Буду счастлив познакомиться с вашими детьми.
— Вы сами не знаете, ваша светлость, о чем просите! Собственно, у нас с профессором Эмерсоном только один ребенок. Сын, — объяснила я. — Еще двое — дети моего брата; мы взяли их на лето.
— О! Это по-христиански, миссис Эмерсон! Впрочем, ничего иного я и не ожидал. О вашей доброте, как и о ненасытной жажде знаний, ходят легенды. — Его светлость улыбнулся, и передо мной вдруг предстал совсем другой человек: исчезли глубокие складки — печать прожитых лет (или же порока, как сказал бы Эмерсон), разгладились усталые морщины. Меня, однако, не так легко провести. Смею надеяться, что богатый опыт общения с людьми высшего света не позволит мне попасться на удочку галантных манер и обаятельных улыбок. Ответив на комплимент учтивым, но прохладным кивком, я налила чаю.
— Не желаете ли чего-нибудь покрепче, ваша светлость?
— Нет, благодарю. Я, знаете ли, переменился, — с плутовской улыбкой добавил он. — Самое время, как сказали бы очень многие.
Мог бы и не торопиться. В данный момент я с удовольствием глотнула бы чего-нибудь горячительного, а пришлось довольствоваться горячим. Согласитесь, не положено хозяйке наливаться спиртным, пока гость скромно прихлебывает чаек.
Приняв из рук хозяйки чашку и сандвич с салатом, гость добавил уже без улыбки:
— Я свое отгулял, миссис Эмерсон. А в былые годы немало покуролесил, лгать не стану. Молодежи, говорят, нужно перебеситься...
— Вы и постарались. Беситься — так уж чтобы чертям в аду жарко стало! Верно, ваша светлость?
Сент-Джон расхохотался:
— Браво, миссис Эмерсон! Какая прелесть! Обожаю женщин с чувством языка. И чувством юмора, разумеется. Верно, миссис Эмерсон, все верно. Мне есть чего стыдиться, и, поверьте, я сожалею о том, что натворил в прошлом. К счастью, время — великий учитель. Оно облагораживает тех, у кого хватает мудрости прислушаться к его голосу. Я остепенился. Нахожу смысл жизни в познании; надеюсь на встречу с леди, которая разделила бы со мной остаток дней. Мир и покой домашнего очага — вот чего мне недостает, миссис Эмерсон.
— Не нашли такую? В лице мисс Минтон, к примеру?
— Боже упаси! Вы шутите, миссис Эмерсон? Мир и покой рядом с мисс Минтон? Да они ей неведомы. О нет! Мне нужна спутница сдержанная, тихая... домашняя, если уж на то пошло. — Лорд Сент-Джон опустил блюдце с чашкой на столик. — Вот одна из причин, миссис Эмерсон, из-за которых я рискнул явиться незванным. Хотелось бы извиниться и объяснить свою вчерашнюю грубую выходку. Видите ли, Маргарет... мисс Минтон я знаю с детства; наши семьи живут по соседству в Глостершире. Маргарет мне как сестра. Понимаю, что она выросла, но не могу отказать себе в удовольствии поддразнить ее, как бывало в детстве. Малышка очаровательна, но уж очень серьезна. И все же я был не прав. Не следовало открывать ее секрет... хотя какой уж тут секрет! Ее бабушку знает вся Англия.
— Полностью с вами согласна, ваша светлость. Вы были не правы. Будьте любезны передать чашку. Благодарю. И потому приносить извинения вам следовало бы не мне, а мисс Минтон. Если это то самое дело, которое привело...
— Не совсем. Однако добрый совет, тем более из ваших уст, миссис Эмерсон, невозможно переоценить.
Сент-Джон по-приятельски улыбнулся горничной, которая внесла поднос с сандвичами. Девушка мило зарделась. До сих пор я не видела эту хорошенькую, совсем юную особу среди горничных. Видимо, ее повысили в должности после ухода нескольких подопечных миссис Уотсон.
Приятно, конечно, побеседовать с неглупым джентльменом, но время поджимало. Эмерсон вот-вот должен был вернуться, да и дети заждались.
— В таком случае... — протянула я.
Его светлость намек понял.
— Мне хотелось услышать ваше мнение по поводу странных происшествий в музее. Правда ли, что вы с профессором взялись расследовать так называемое дело «мумии-убийцы»? Это не праздное любопытство, уверяю вас, миссис Эмерсон. Будучи патроном Британского музея и другом мистера Баджа...
— Ваш интерес более чем оправдан, милорд. Слухи о нашем участии в расследовании, я бы сказала, сильно преувеличены. Официального приглашения от полиции мы не получали. От руководства музея тоже.
— У меня есть все основания полагать, что приглашение последует, и очень скоро.
— Неужели?
— Мистер Бадж... как бы поточнее выразиться... одним словом, он напуган. Его трудно винить. Маньяк, объявивший войну египтологам, кого угодно...
— А! Выходит, не мне одной пришла в голову эта мысль! Версия здравая, милорд, но разве есть подтверждение? На кого-то снова напали? Кто-нибудь получил письма с угрозами?
— Насколько мне известно, нет... — задумчиво произнес Сент-Джон. — Но предположим, что письма были... Ваши коллеги могли и смолчать о них — из опасения, что их неправильно поймут, или, скажем, из нежелания общаться с прессой.
— Не исключено, но маловероятно. Позвольте заметить...
Нас прервали самым неожиданным и грубым образом. И кто бы, вы думали? Не кто иной, как мой грешный, подвергнутый аресту отпрыск. Дверь с грохотом распахнулась, Рамсес на всех парах влетел в гостиную и застыл передо мной, хватая ртом воздух, словно рыба на берегу.
Я взвилась с кресла.
— Рамсес! Кто позволил тебе выйти из комнаты? Немедленно...
— В сложившихся... обстоя...тельствах, — выдохнул Рамсес, — я... счел возможным... У меня...
— Возвращайся к себе. Немедленно.
— Мамочка, у меня в комнате...
— Сию же секунду, Рамсес!
— ...пожар!
Моя надежда на то, что это всего лишь уловка юного хитреца, не оправдалась. Прихожая наполнилась криками и гарью; лестница плавала в клубах едкого свинцового дыма. Опередив его светлость и Рамсеса, я ринулась на второй этаж, где половина всех домашних слуг металась без толку, и лишь один из лакеев на пару с Перси поспешно срывали занавески в комнате Рамсеса и затаптывали языки пламени.
Мне хватило одного взгляда, чтобы успокоиться. Катастрофа вызвала больше шума, чем разрушений, но если бы не своевременная помощь... страшно подумать, во что бы обошлось Эвелине и Уолтеру их гостеприимство! Лакей мою благодарность не принял.
— Это все юный джентльмен, мэм. Я бы не успел.
Черный от копоти Перси скромно забился в уголок.
— Не стоит беспокоиться, тетя Амелия, — заверил он. — Ожогов нет. Я помогал Рамсесу с химическим опытом и случайно опрокинул горелку. Это моя вина. Я несу всю ответственность.
Только этого мне и не хватало! Драка мальчишек в присутствии лорда Сент-Джона поставит крест на моей репутации. А стычка неизбежна. Эффект магической формулы Перси не раз проверен...
Как ни странно, Рамсес на заклинание не отреагировал. Помолчал, озадаченно склонив голову, как будто поведение «подопытного экземпляра» поставило его в тупик.
— Ответственность несу я, — произнес он негромко. — Мне не следовало подпускать к химикатам человека, не имеющего опыта работы со взрывоопасными веществами.
— С какими именно? Что это за эксперимент... нет, не нужно. Я передумала. Ну вот что, Рамсес. Принимать гостей тебе не запрещали. О бунзеновской горелке я тоже не подумала — просто потому, что прежде ты не экспериментировал со взрывоопасными веществами. Одним словом, винить тебя не в чем. Скажи спасибо кузену за то, что так легко отделался.
Рамсес открыл было рот... и промолчал. А я предпочла не настаивать.
Лорд Сент-Джон, наблюдавший за этой сценой с порога, весело хмыкнул:
— Не забыли нашу недавнюю беседу о молодежи, которой нужно... гм... отдать дань развлечениям? Мы с этими юными джентльменами — родственные души, миссис Эмерсон. Который из них ваш?
Я представила «юным джентльменам» его светлость лорда Сент-Джона. Перси, как всегда, был на высоте. Отвесил учтивый поклон и выразил сожаление, что «лишен возможности пожать руку его светлости». Рамсес тоже себе не изменил. Лорда Сент-Джона он подверг тщательнейшему осмотру с головы до ног и обратно. Разразиться одной из своих нескончаемых речей ему, однако, не удалось. Вслед за душераздирающим визгом из коридора понеслась знакомая песня: «Умер, умер, о-о-о... умер...»
— Проклятье! — Я чуть не откусила себе язык. Хорошенький пример для детей... и для его светлости. — Позови сестру, Перси. Пусть зайдет и убедится, что ты невредим, иначе истерики не избежать.
Вот когда его светлость меня по-настоящему удивил! Мы и глазом моргнуть не успели, как лорд Сент-Джон подхватил на руки голосистый колобок в кружевах и оборочках.
— Ш-ш-ш, куколка, — промурлыкал он. — Никто не умер; огонек уже потушили; твой дорогой братик — настоящий герой. Он всех нас спас!
Рев как ножом отрезало. Барышня расцвела, разулыбалась; пухлые ручонки обвились вокруг шеи Сент-Джона. Лицемерка! Выхватить бы ее из этих порочных объятий и трясти до тех пор, пока от дурацких локонов и намека не останется!
— Иди к себе, Виолетта, — приказала я. — Поставьте ее, ваша светлость. Прошу прощения за безобразный спектакль.
Сент-Джон напоследок прижал к себе Виолетту. Та заверещала от восторга.
— Ну что вы, миссис Эмерсон! Я обожаю детей. Особенно таких вот прелестных девчушек.
* * *
Мой дорогой Эмерсон не признает ни одну религию и от посещения служб отказывается наотрез. В Кенте я всегда брала с собой Рамсеса. Сомневаюсь, правда, чтобы он что-нибудь выносил из невнятного бормотания отца Уэнтворта. У нашего милейшего викария всегда каша во рту — ничего разобрать невозможно. Но посещение Божьего храма умиротворяет душу и дает отдых телу; прихожане церкви Св. Уинифреда всегда рады подремать под монотонный говорок викария.Воскресным утром я повезла детей в церковь Св. Маргариты, что в Вестминстере, где службу вел архидьякон Фредерик Фармер — один из самых почитаемых в графстве проповедников. Детки исчерпали запас моего терпения задолго до начала службы, так что надежда оставалась только на отца Фредерика. Тема проповеди — «Братская любовь» — не могла должным образом не подействовать на моих малолетних спутников.
Виолетта превзошла себя. Когда от истерических воплей дрогнули стены, я бросилась из нашей спальни на второй этаж, в полной уверенности, что Рамсес преподнес барышне мумифицированную крысу или в лучшем случае отбеленную тысячелетиями кость из своей египетской коллекции. Ничего подобного! В детской меня встретили бледная, до смерти запуганная нянька и опухшая от злых слез Виолетта. Пританцовывая на груде цветастых оборочек, девчонка вопила во все горло:
— Гадкие! О-о-о... гадкие! Старые! Мятые!
Насчет «мятых» она попала в точку. Утюжка ногами одежду не украшает. Признаться, после этого эпизода у меня опустились руки. Виолетта неисправима. Даже моих сил не хватит, чтобы выбить из нее материнскую дурь.
Ни у драчунов, ни у нашей плаксы служба успеха не имела. Барышня весь обратный путь оплакивала свои «гадкие» наряды, а Рамсес обозвал Перси распроклятым экскрементом.
— Ты где этого набрался, Рамсес? — Моему возмущению не было предела. — Откуда тебе известно это слово?
— В путеводителе по Лондону прочитал, мамочка. В соответствии с твоими рекомендациями я приступил к расширению кругозора. На третьей странице путеводителя говорится, что «верхний пласт почвы под Стрэндом состоит из красно-желтого грунта в смеси с экскрементами». Поскольку я никогда не упускаю случая пополнить свой словарный запас, то обратился к словарю. Тебе будет интересно узнать, мамочка...
Рамсеса я до конца дня отправила в его комнату. Перси и Виолетту — после минутного раздумья — тоже. Несправедливо, конечно, но иного способа сохранить собственный рассудок не было.
Эмерсон улизнул, оставив записку с туманным обещанием вернуться после шести. Я провела несколько часов уединения в библиотеке за чтением «Истории Древнего Египта» (профессор поработал на славу, но без кое-каких исправлений все же не обошлось), а затем насладилась чаем (одна!) в нашей уютной тихой спальне.
Автор манускрипта не задержался. Вскоре после назначенного часа в коридоре раздались знакомые шаги, дверь со знакомым треском распахнулась, но Эмерсон почему-то застрял на пороге.
— Из-за чего сыр-бор, миссис Уотсон? Ну донес я этот таз, и что с того? Вы только взгляните на эту девчушку: котенок и то больше. Нужно было лакея послать!
— Да, профессор, но она сама предложила...
— Похвально. Но неразумно. Дайте-ка сюда... будьте любезны... в сторонку...
Из глубины коридора донесся топот. Запыхавшийся Гаргори затормозил у самой двери.
— Профессор! Вам пакет, сэр! Только что принес посыльный!
— Ну и что мне прикажете делать? Видите, таз с водой держу. Отдайте миссис Эмерсон.
С тазом в вытянутых руках Эмерсон прошествовал в ванную.
— Привет, Пибоди!
— Добрый вечер, дорогой.
Плеск, грохот, проклятия. Мокрый, но чрезвычайно довольный собой, Эмерсон вернулся в комнату.
Миссис Уотсон удалилась, удрученно качая головой. Сконфуженная горничная прошмыгнула мимо нас и скрылась в ванной; Гаргори с достоинством протянул мне серебряный поднос. Я даже залюбовалась. Недурственный был бы дворецкий, если бы не сияющая на круглой физиономии широченная улыбка. Еще одна чистая душа пала жертвой профессорского обаяния.
— Спасибо, Гаргори. — Я взяла с подноса перевязанный и запечатанный пакет.
Эмерсон рухнул в кресло рядом со мной и задрал ноги на каминную решетку.
— О-о! — блаженно выдохнул он. — Дома-то как славно, Пибоди! Особенно без... я хотел сказать... где дети?
Пришлось объяснить. Пополнение отпрыском словарного запаса папочку развеселило.
— Так и сказал?! — Эмерсон зашелся в хохоте. — Экс... ха-ха-ха!... кремент?! Ей-богу, Пибоди, могло быть и хуже! А в целом как день прошел?
— В целом неплохо. Ну а ты что скажешь, дорогой? Где пропадал?
— Прогулялся... Заглянул к Баджу...
— К мистеру Баджу? Боже правый, но зачем? Общих дел у вас нет, а светские визиты не в твоем духе.
— Ха-ха! Он тоже удивился. Ты только представь, Пибоди, этот чертов идиот...
— Эмерсон! — Я скосила глаза на дверь в ванную.
— А! Девочка еще там? Какого... что она там делает?
— Надеюсь, как всегда, готовит ванну. И вытирает после тебя лужи. Не отвлекайся. Речь шла о мистере Бадже. Что тебя к нему привело?
— Я предложил развернуть мумию.
— Развер... Дьявольщина! Это еще зачем?!
— Пибоди-и-и! Ай-ай-ай! — Профессор с коварной ухмылкой кивнул на дверь в ванную. — Превосходная идея! Додумался, пока... гулял по парку. Угу, точно. Пока гулял по Гайд-парку. Видишь ли, дорогая моя Пибоди... вчерашний спектакль, к счастью, закончился удачно. А если бы произошла трагедия? Всеобщая истерия достигла такого уровня... Да, кстати! Ты знаешь, что один из твоих друзей-щелкоперов состряпал статейку о психе в леопардовой шкуре? Якобы «жрец» в прошлой жизни был возлюбленным принцессы. Эх, жаль, опоздал я... Хотел ведь продать эту идею. Озолотились бы!
— Не паясничай, дорогой, умоляю. Ты уходишь от темы.
— Точно, ухожу, — беззаботно согласился Эмерсон. — Так вот... Мне пришло в голову, что пора бы положить конец всей этой галиматье, пока никто не пострадал. Для музея в подобных представлениях тоже ничего хорошего нет.
— В этом ты прав, Эмерсон. Хотелось бы только узнать, при чем здесь процедура — малоприятная, между прочим, — раздевания Хенутмехит?
— Это же очевидно, Пибоди! Откроем саркофаг; прочитаем надписи на внутренней стороне крышки — если они там есть; обнажим, с позволения сказать, иссохшую плоть и жуткий оскал египетской леди. Уж тебе-то известно, Пибоди, что самые распрекрасные мумии красотой все равно не блещут. Вот вам и конец сказке о прелестной принцессе. А вдруг у нее половины зубов не хватает? Никаким романтическим чувствам не выдержать встречи с престарелой беззубой леди.