Страница:
— Мальчишки есть мальчишки, — добродушно улыбнулась экономка. — С девочкой пока побудет кто-нибудь из наших горничных. Кейт, скажем... или Джейн. Ну а мальчики... Боб, на мой взгляд, крепкий парень...
— Положусь на вас, миссис Уотсон. Полностью вам доверяю.
Сбросив с плеч домашние проблемы, я отправилась решать другие, не менее важные.
Денек выдался на редкость славный. Порывы ветра с моря слегка развеяли дымные облака, и в небе над Лондоном местами даже проклюнулись голубые островки. Шаг мой был свободен и легок. Я с сожалением поглядывала на встречных дам: затянутые, словно в панцирь, в корсеты, они семенили на каблуках высотой в добрых пять дюймов, ежеминутно рискуя сломать себе шею. Бедные, бедные жертвы безвкусицы, навязанной обществом. Жертвы, однако, добровольные — такие же, скажем, как и неразумные индуски, которые покорно ныряли в могилу вслед за своим «хозяином и повелителем». Гуманный закон Британии положил конец этой варварской традиции. Какая жалость, что закон Британии недостаточно гуманен по отношению к моим соотечественницам...
Погрузившись в раздумья, я не замечала поспешного цоканья чьих-то каблучков, пока за спиной не раздался задыхающийся голос:
— Здравствуйте, миссис Эмерсон!
— Здравствуйте и до свидания, мисс Минтон. — Замедлить шаг я и не подумала. — Вам незачем меня преследовать. Мои сегодняшние планы читателям «Миррор» неинтересны.
— Пожалуйста, миссис Эмерсон... Остановитесь... на секундочку! Я за вами не поспеваю. Хотелось бы... извиниться.
Журналистке повезло. На Риджент-стрит нам пришлось затормозить, поскольку улица была запружена экипажами.
— Я вела себя отвратительно, — хватая ртом воздух, лепетала мисс Минтон. — Мне очень стыдно, честное слово. Но это он... он во всем виноват! Вы не представляете, как он меня раздражает!
Я проскочила дорогу перед омнибусом. Мисс Минтон — следом, едва не угодив под колеса.
— Речь, полагаю, о мистере О'Коннелле?
— Н-ну... да, о ком же еще. Хотя он ничем не хуже остальных. Мы живем в мире мужчин, миссис Эмерсон. Женщина, чтобы чего-то добиться, не должна уступать им в агрессивности.
— Но не должна и уподобляться им в грубости, мисс Минтон! Уж поверьте, можно добиться успеха в любой профессии — и при этом не уронить звания леди.
— Справедливые слова, миссис Эмерсон. Я и сама бы о вас лучше не сказала. Но таких, как вы, больше нет! Позвольте начистоту, миссис Эмерсон? С первой статьи о ваших приключениях в Египте я только на вас и равнялась. Даже за это дело взялась с надеждой на встречу с вами — моим кумиром, моим божеством!
— Гм-м... Что вам сказать, мисс Минтон... Не скрою, ваши устремления мне приятны, и я прекрасно понимаю, что журналистика — нелегкий хлеб для женщины.
— Значит, вы меня прощаете? — воскликнула девушка, прижав ладошки к груди.
— Прощать ближнего — долг каждого христианина, а я стараюсь следовать рекомендациям Священного Писания. Зла я на вас не держу, мисс Минтон, что, однако, не означает моего согласия с вами сотрудничать. В чем бы то ни было, и уж менее всего — в погоне за сенсациями.
— Это понятно... — пробормотала журналистка. — А вы не... э-э... Вы случайно не в Скотланд-Ярд идете?
Мне хватило одного взгляда на ее плутовскую улыбку, чтобы понять, куда ветер дует.
— Решили позабавиться за мой счет, мисс Минтон? Рада, что у вас нашелся повод для веселья. Правда, неудачный. Я иду в редакцию «Пост». Причем меня, заметьте, не интересует та из ваших колонок, где убитые горем лондонцы оставляют невнятные описания пропавших без вести родственников. Я ищу всего лишь прислугу. Затем я отправлюсь в Британский музей к мужу, где он работает... вовсе не над раздутым вами делом «мумии-убийцы», а всего лишь над собственной Историей Древнего Египта". Все, как видите, вполне прозаично. Помешать вам меня сопровождать не в моих силах, но предупреждаю — путь предстоит долгий и утомительный. Вы лишь зря потратите время.
Мисс Минтон округлила глаза:
— Неужели вы собираетесь добираться до Флит-стрит, а потом еще и до Блумбери пешком?
— Разумеется. Mens sana in corpore sano, мисс Минтон. Систематическая тренировка...
— О да, конечно! — с жаром согласилась моя юная собеседница. — И доказательство тому — ваш цветущий вид и стройная фигура! Надеюсь, вы не против, что я позволила себе комплимент...
— Нисколько.
И впрямь — с чего бы мне быть против? Славная девушка. И манеры приятные, когда она дает себе труд о них вспомнить. Возможно, Эмерсон был не так уж и не прав, настаивая на нашем сходстве...
— А ваш наряд! — восторженно продолжала мисс Минтон. — Какая прелесть! Практичный и в то же время красивый. Модный, но и удобный...
— Жаль, не могу вернуть комплимент, дорогая. Правда, платьице на вас миленькое. Теперь так носят? Рукава, похоже, стали еще шире («Уму непостижимо! Куда уж шире!»), а юбки, слава богу, короче... Надеюсь, вы не запутаетесь в этих оборках. И цвет вам к лицу... как его называют? Горчичный? Шафрановый? Вы бы все же застегнули пальтишко, мисс Минтон. Ветерок сегодня прохладный. Позвольте-ка я помогу. Ага! Так я и думала. Корсет непомерно затянут. Неудивительно, что вы задыхаетесь. — Мою краткую, но толковую речь о влиянии тугого корсета на внутренние органы юная леди выслушала с нескрываемым интересом.
— Поразительно, миссис Эмерсон! — не удержалась она от восторженного восклицания. — А вы согласились бы... вы не могли бы... Вы не позволите угостить вас чашкой чая? Жаль прерывать такую познавательную беседу...
Ну что мне оставалось делать? Отказаться? Неопытное создание могло лишиться единственного шанса оценить преимущества рациональной одежды. Прошу прощения, любезный читатель, но я никогда не упускаю возможности сохранить здоровье, а скорее всего, и жизнь своим невежественным сестрам.
А мисс Минтон между тем не унималась:
— Умоляю, миссис Эмерсон! Клянусь, что не займу у вас ни одной лишней минуты. Если позволите, объявление я занесу сама... меня в любом случае ждут на Флит-стрит... а вы сможете прямо отсюда отправиться к профессору в музей! Согласны? — Она кивнула на ближайшее кафе — приличного вида заведение, где столовались, как я слышала, многие из лондонских деловых дам. Хотелось бы, конечно, чтобы их было побольше — и заведений, и деловых дам.
Беседа удалась. Мы обсудили и моду, и женские права, и брак (против которого у меня нашлось немало аргументов; мой собственный положительный опыт замужества — скорее исключение, чем правило), и даже профессиональные проблемы журналистики. Однако главной моей целью было выпытать у мисс Минтон как можно больше о пресловутом деле «мумии-убийцы».
Журналистка согласилась с тем, что прежде всего следует определить личность таинственного «жреца». Его способность исчезать со сцены граничила со сверхъестественной, но только лишь потому, как верно подметила мисс Минтон, что до сих пор он никого особенно и не интересовал.
— Подумаешь, ненормальный! — цинично улыбнулась журналистка. — Таких психов целый Лондон! Но теперь...
— А что — теперь? Полиция, если я правильно поняла, не доверяет показаниям подвыпившего свидетеля, который якобы видел «жреца» на месте преступления.
— Так они говорят. Я лично думаю, что Скотланд-Ярд лукавит, чтобы не спугнуть «жреца». В любом случае для прессы он лакомый кусочек. Боже! Как бы мне хотелось разыскать его и сорвать маску! Вот это я понимаю — удача для журналиста! — Она блаженно закатила глаза.
— Похоже, кое-какой замысел у вас уже созрел, мисс Минтон. Позвольте поинтересоваться — не замешан ли в нем ваш приятель... сотрудник Британского музея?
— Юстас?!! — Девушка звонко расхохоталась. — Боже правый! Нет, конечно! Юстас все бы отдал, лишь бы заставить меня отказаться от дела и от журналистики вообще!
— Но вы используете его без зазрения совести. Стыдно, мисс Минтон. Играть на нежных чувствах молодого человека только для того, чтобы выудить из него... Одним словом — стыдно! А он был знаком с убитым?
— Да. Не знаю, вправе ли я... — Мисс Минтон не долго колебалась. Моя одобрительная улыбка ее обезоружила. — Говорят, смерть мистера Олдакра — потеря небольшая.
— Странное дело. Профессор сказал то же самое.
— Знаете, миссис Эмерсон... я с этим типом однажды встретилась... Когда готовила материал для первой статьи. Фу! — Девушка презрительно скривила розовый ротик. — Подонок, каких мало! Эдакий скользкий пройдоха с влажными руками... вы меня понимаете, миссис Эмерсон. А глазки-то так и шныряют! Оскорбиться вроде бы не за что, но чувствуешь себя голой. Лизоблюд чертов... извините, мэм. Вечно пресмыкался перед власть имущими, а жизнь вел такую, которую по своим средствам позволить себе не мог.
— Ага! В долги залез?
— Не то слово! В долгах как в шелках.
— В таком случае... его мог убить кто-то из кредиторов...
— Кредиторы не имеют привычки резать курицу, несущую золотые яйца, — учтиво возразила мисс Минтон. — И в долг давать не станут, если не уверены, что деньги вернутся. Наследства Олдакр не получал, а жалованье помощника хранителя — не бог весть что. Он не мог бы жить на широкую ногу...
— Шантаж? Вы к этому ведете, мисс Минтон?
— Именно. Согласитесь, миссис Эмерсон, версия логична. Доведенные до крайности, жертвы шантажа нередко избавляются от своих мучителей.
— Логична-то логична... Но ваша версия скорее поднимает вопросы, чем отвечает на них. Кого шантажировал Олдакр? Какое отношение имеет к этому «леопардовый жрец»? Мыслите вы разумно, мисс Минтон, отдаю вам должное... Вот только опыта у вас маловато. Позвольте заметить...
Через четверть часа мы распрощались.
— Желаю удачи, дорогая, — напоследок сказала я. — Буду счастлива видеть, что женщина преуспела там, где так называемый сильный пол потерпел крах.
— О, миссис Эмерсон! — загорелась журналистка. — Если вы и вправду так думаете...
Пришлось охладить ее репортерский пыл:
— Не рассчитывайте на мою помощь, мисс Минтон. Это дело меня не интересует. Да и времени нет. Нынешним летом у меня каждый день расписан. Работа над «Историей Египта» вместе с профессором, подготовка к публикации отчета о прошлом сезоне, участие в ежегодном собрании Общества охраны древнеегипетских памятников, где намечен мой доклад о последствиях затопления Черной пирамиды... да мало ли еще дел! Мне пора. Всего доброго, мисс Минтон.
Я дождалась, пока тоненькая фигурка не исчезла за поворотом, и только тогда продолжила путь... в сторону, противоположную Блумсбери. Иными словами — следом за мисс Минтон, по направлению к набережной Виктории и Стрэнду. Настроение у меня было преотличное. Еще бы! Ни разу не солгать — и при этом сбить журналистку со следа!
Поделом, Пибоди, как сказал бы мой муж. Самодовольство всегда наказуемо. Но кто бы разглядел лису под маской бесхитростного ягненка?
Кто угодно, только не такой открытый и чистосердечный человек, как я.
Глава 6
— Положусь на вас, миссис Уотсон. Полностью вам доверяю.
Сбросив с плеч домашние проблемы, я отправилась решать другие, не менее важные.
Денек выдался на редкость славный. Порывы ветра с моря слегка развеяли дымные облака, и в небе над Лондоном местами даже проклюнулись голубые островки. Шаг мой был свободен и легок. Я с сожалением поглядывала на встречных дам: затянутые, словно в панцирь, в корсеты, они семенили на каблуках высотой в добрых пять дюймов, ежеминутно рискуя сломать себе шею. Бедные, бедные жертвы безвкусицы, навязанной обществом. Жертвы, однако, добровольные — такие же, скажем, как и неразумные индуски, которые покорно ныряли в могилу вслед за своим «хозяином и повелителем». Гуманный закон Британии положил конец этой варварской традиции. Какая жалость, что закон Британии недостаточно гуманен по отношению к моим соотечественницам...
Погрузившись в раздумья, я не замечала поспешного цоканья чьих-то каблучков, пока за спиной не раздался задыхающийся голос:
— Здравствуйте, миссис Эмерсон!
— Здравствуйте и до свидания, мисс Минтон. — Замедлить шаг я и не подумала. — Вам незачем меня преследовать. Мои сегодняшние планы читателям «Миррор» неинтересны.
— Пожалуйста, миссис Эмерсон... Остановитесь... на секундочку! Я за вами не поспеваю. Хотелось бы... извиниться.
Журналистке повезло. На Риджент-стрит нам пришлось затормозить, поскольку улица была запружена экипажами.
— Я вела себя отвратительно, — хватая ртом воздух, лепетала мисс Минтон. — Мне очень стыдно, честное слово. Но это он... он во всем виноват! Вы не представляете, как он меня раздражает!
Я проскочила дорогу перед омнибусом. Мисс Минтон — следом, едва не угодив под колеса.
— Речь, полагаю, о мистере О'Коннелле?
— Н-ну... да, о ком же еще. Хотя он ничем не хуже остальных. Мы живем в мире мужчин, миссис Эмерсон. Женщина, чтобы чего-то добиться, не должна уступать им в агрессивности.
— Но не должна и уподобляться им в грубости, мисс Минтон! Уж поверьте, можно добиться успеха в любой профессии — и при этом не уронить звания леди.
— Справедливые слова, миссис Эмерсон. Я и сама бы о вас лучше не сказала. Но таких, как вы, больше нет! Позвольте начистоту, миссис Эмерсон? С первой статьи о ваших приключениях в Египте я только на вас и равнялась. Даже за это дело взялась с надеждой на встречу с вами — моим кумиром, моим божеством!
— Гм-м... Что вам сказать, мисс Минтон... Не скрою, ваши устремления мне приятны, и я прекрасно понимаю, что журналистика — нелегкий хлеб для женщины.
— Значит, вы меня прощаете? — воскликнула девушка, прижав ладошки к груди.
— Прощать ближнего — долг каждого христианина, а я стараюсь следовать рекомендациям Священного Писания. Зла я на вас не держу, мисс Минтон, что, однако, не означает моего согласия с вами сотрудничать. В чем бы то ни было, и уж менее всего — в погоне за сенсациями.
— Это понятно... — пробормотала журналистка. — А вы не... э-э... Вы случайно не в Скотланд-Ярд идете?
Мне хватило одного взгляда на ее плутовскую улыбку, чтобы понять, куда ветер дует.
— Решили позабавиться за мой счет, мисс Минтон? Рада, что у вас нашелся повод для веселья. Правда, неудачный. Я иду в редакцию «Пост». Причем меня, заметьте, не интересует та из ваших колонок, где убитые горем лондонцы оставляют невнятные описания пропавших без вести родственников. Я ищу всего лишь прислугу. Затем я отправлюсь в Британский музей к мужу, где он работает... вовсе не над раздутым вами делом «мумии-убийцы», а всего лишь над собственной Историей Древнего Египта". Все, как видите, вполне прозаично. Помешать вам меня сопровождать не в моих силах, но предупреждаю — путь предстоит долгий и утомительный. Вы лишь зря потратите время.
Мисс Минтон округлила глаза:
— Неужели вы собираетесь добираться до Флит-стрит, а потом еще и до Блумбери пешком?
— Разумеется. Mens sana in corpore sano, мисс Минтон. Систематическая тренировка...
— О да, конечно! — с жаром согласилась моя юная собеседница. — И доказательство тому — ваш цветущий вид и стройная фигура! Надеюсь, вы не против, что я позволила себе комплимент...
— Нисколько.
И впрямь — с чего бы мне быть против? Славная девушка. И манеры приятные, когда она дает себе труд о них вспомнить. Возможно, Эмерсон был не так уж и не прав, настаивая на нашем сходстве...
— А ваш наряд! — восторженно продолжала мисс Минтон. — Какая прелесть! Практичный и в то же время красивый. Модный, но и удобный...
— Жаль, не могу вернуть комплимент, дорогая. Правда, платьице на вас миленькое. Теперь так носят? Рукава, похоже, стали еще шире («Уму непостижимо! Куда уж шире!»), а юбки, слава богу, короче... Надеюсь, вы не запутаетесь в этих оборках. И цвет вам к лицу... как его называют? Горчичный? Шафрановый? Вы бы все же застегнули пальтишко, мисс Минтон. Ветерок сегодня прохладный. Позвольте-ка я помогу. Ага! Так я и думала. Корсет непомерно затянут. Неудивительно, что вы задыхаетесь. — Мою краткую, но толковую речь о влиянии тугого корсета на внутренние органы юная леди выслушала с нескрываемым интересом.
— Поразительно, миссис Эмерсон! — не удержалась она от восторженного восклицания. — А вы согласились бы... вы не могли бы... Вы не позволите угостить вас чашкой чая? Жаль прерывать такую познавательную беседу...
Ну что мне оставалось делать? Отказаться? Неопытное создание могло лишиться единственного шанса оценить преимущества рациональной одежды. Прошу прощения, любезный читатель, но я никогда не упускаю возможности сохранить здоровье, а скорее всего, и жизнь своим невежественным сестрам.
А мисс Минтон между тем не унималась:
— Умоляю, миссис Эмерсон! Клянусь, что не займу у вас ни одной лишней минуты. Если позволите, объявление я занесу сама... меня в любом случае ждут на Флит-стрит... а вы сможете прямо отсюда отправиться к профессору в музей! Согласны? — Она кивнула на ближайшее кафе — приличного вида заведение, где столовались, как я слышала, многие из лондонских деловых дам. Хотелось бы, конечно, чтобы их было побольше — и заведений, и деловых дам.
Беседа удалась. Мы обсудили и моду, и женские права, и брак (против которого у меня нашлось немало аргументов; мой собственный положительный опыт замужества — скорее исключение, чем правило), и даже профессиональные проблемы журналистики. Однако главной моей целью было выпытать у мисс Минтон как можно больше о пресловутом деле «мумии-убийцы».
Журналистка согласилась с тем, что прежде всего следует определить личность таинственного «жреца». Его способность исчезать со сцены граничила со сверхъестественной, но только лишь потому, как верно подметила мисс Минтон, что до сих пор он никого особенно и не интересовал.
— Подумаешь, ненормальный! — цинично улыбнулась журналистка. — Таких психов целый Лондон! Но теперь...
— А что — теперь? Полиция, если я правильно поняла, не доверяет показаниям подвыпившего свидетеля, который якобы видел «жреца» на месте преступления.
— Так они говорят. Я лично думаю, что Скотланд-Ярд лукавит, чтобы не спугнуть «жреца». В любом случае для прессы он лакомый кусочек. Боже! Как бы мне хотелось разыскать его и сорвать маску! Вот это я понимаю — удача для журналиста! — Она блаженно закатила глаза.
— Похоже, кое-какой замысел у вас уже созрел, мисс Минтон. Позвольте поинтересоваться — не замешан ли в нем ваш приятель... сотрудник Британского музея?
— Юстас?!! — Девушка звонко расхохоталась. — Боже правый! Нет, конечно! Юстас все бы отдал, лишь бы заставить меня отказаться от дела и от журналистики вообще!
— Но вы используете его без зазрения совести. Стыдно, мисс Минтон. Играть на нежных чувствах молодого человека только для того, чтобы выудить из него... Одним словом — стыдно! А он был знаком с убитым?
— Да. Не знаю, вправе ли я... — Мисс Минтон не долго колебалась. Моя одобрительная улыбка ее обезоружила. — Говорят, смерть мистера Олдакра — потеря небольшая.
— Странное дело. Профессор сказал то же самое.
— Знаете, миссис Эмерсон... я с этим типом однажды встретилась... Когда готовила материал для первой статьи. Фу! — Девушка презрительно скривила розовый ротик. — Подонок, каких мало! Эдакий скользкий пройдоха с влажными руками... вы меня понимаете, миссис Эмерсон. А глазки-то так и шныряют! Оскорбиться вроде бы не за что, но чувствуешь себя голой. Лизоблюд чертов... извините, мэм. Вечно пресмыкался перед власть имущими, а жизнь вел такую, которую по своим средствам позволить себе не мог.
— Ага! В долги залез?
— Не то слово! В долгах как в шелках.
— В таком случае... его мог убить кто-то из кредиторов...
— Кредиторы не имеют привычки резать курицу, несущую золотые яйца, — учтиво возразила мисс Минтон. — И в долг давать не станут, если не уверены, что деньги вернутся. Наследства Олдакр не получал, а жалованье помощника хранителя — не бог весть что. Он не мог бы жить на широкую ногу...
— Шантаж? Вы к этому ведете, мисс Минтон?
— Именно. Согласитесь, миссис Эмерсон, версия логична. Доведенные до крайности, жертвы шантажа нередко избавляются от своих мучителей.
— Логична-то логична... Но ваша версия скорее поднимает вопросы, чем отвечает на них. Кого шантажировал Олдакр? Какое отношение имеет к этому «леопардовый жрец»? Мыслите вы разумно, мисс Минтон, отдаю вам должное... Вот только опыта у вас маловато. Позвольте заметить...
Через четверть часа мы распрощались.
— Желаю удачи, дорогая, — напоследок сказала я. — Буду счастлива видеть, что женщина преуспела там, где так называемый сильный пол потерпел крах.
— О, миссис Эмерсон! — загорелась журналистка. — Если вы и вправду так думаете...
Пришлось охладить ее репортерский пыл:
— Не рассчитывайте на мою помощь, мисс Минтон. Это дело меня не интересует. Да и времени нет. Нынешним летом у меня каждый день расписан. Работа над «Историей Египта» вместе с профессором, подготовка к публикации отчета о прошлом сезоне, участие в ежегодном собрании Общества охраны древнеегипетских памятников, где намечен мой доклад о последствиях затопления Черной пирамиды... да мало ли еще дел! Мне пора. Всего доброго, мисс Минтон.
Я дождалась, пока тоненькая фигурка не исчезла за поворотом, и только тогда продолжила путь... в сторону, противоположную Блумсбери. Иными словами — следом за мисс Минтон, по направлению к набережной Виктории и Стрэнду. Настроение у меня было преотличное. Еще бы! Ни разу не солгать — и при этом сбить журналистку со следа!
Поделом, Пибоди, как сказал бы мой муж. Самодовольство всегда наказуемо. Но кто бы разглядел лису под маской бесхитростного ягненка?
Кто угодно, только не такой открытый и чистосердечный человек, как я.
Глава 6
Поскольку до сих пор моя детективная деятельность проходила на Ближнем Востоке, я не имела удовольствия посетить Скотланд-Ярд, хотя и разглядывала его с профессиональным интересом всякий раз, когда случалось бывать поблизости. Должна сразу отметить, что не согласна с критикой его архитектуры. Здание из красного кирпича с белой отделкой и закругленными углами прекрасно смотрится, напоминая замок в стиле барокко. Возможно, его облик и противоречит мрачному назначению — так что ж? Почему бы, спрошу я вас, тюрьмам, крепостям и прочим местам заключения не выглядеть привлекательно?
На собственном опыте убедившись в разгильдяйстве и бюрократизме египетской полиции, я была приятно удивлена расторопностью британской. Первый же дежурный констебль не только ответил на мой вопрос, но и провел меня к ответственному за дело об убийстве мистера Олдакра. Кабинет ответственного лица выглядел жутковато, хоть и выходил окнами на набережную Виктории. Занимали кабинет двое — личность в форме полицейского и тощая персона с длинным и морщинистым лицом мумии. Услышав мое имя, мумия выпрыгнула из кресла и поспешила навстречу.
— Миссис Эмерсон! Не стоит и спрашивать, та ли вы самая миссис Эмерсон! Не раз видел ваши фотографии в газетах. Рад, очень рад. Прошу вас, садитесь. Чашку чая?
— Не откажусь. — Разве не занятно взглянуть, чем потчуют в Скотланд-Ярде? Я села, предварительно смахнув с предложенного стула пыль, а констебль помчался исполнять распоряжение начальника.
— Позвольте представиться. Инспектор Кафф, — сообщила до крайности изнуренная персона, вернувшись на свое место за письменным столом. — А я, знаете ли, ждал вас, миссис Эмерсон. Ждал и даже надеялся, что вы гораздо раньше окажете честь своим присутствием.
Тонкие губы, несмотря на все усилия Каффа, так и не сложились в улыбку, но от уголков глаз разбежались очень даже симпатичные смешливые морщинки.
— Благодарю. И прошу прощения за задержку. Дела, инспектор. Домашние хлопоты, профессиональный долг... сами понимаете.
— Понимаю, мэм, понимаю. Как не понять. Но нельзя забывать и о своем долге перед британскими подданными, перед Скотланд-Ярдом. Ваш признанный талант детектива нужен нам всем, миссис Эмерсон!
— Ах, инспектор... Вы преувеличиваете...
— Не скромничайте, миссис Эмерсон. Мне все известно от одного общего знакомого и горячего поклонника вашего таланта. Помните мистера Блэкни Джонса, бывшего заместителя главы каирской полиции?
— Мистер Джонс?... Как же, как же! Отлично помню. Бывший, говорите? Он вернулся в Лондон?
— Год назад. Сейчас в отпуске. Вот, должно быть, расстроится, что вас не застал!
— Передайте от меня мистеру Джонсу самый сердечный привет. — Я сняла перчатки и устроилась поудобнее — насколько это возможно на жестком стуле. — Довольно комплиментов и досужих разговоров, инспектор. Перейдем к делу.
— С удовольствием, мэм. Чем могу помочь? О! Прошу прощения! Наверное, вы пришли предложить помощь мне?
— Надеюсь, смогу быть вам полезной, инспектор. В данный момент, однако, мне недостает информации. Будьте любезны изложить существо дела. И поконкретнее, со всеми деталями.
Мистер Кафф зашелся в кашле. К счастью, констебль как раз вернулся с двумя гигантскими кружками какой-то мутной жидкости. Одну из кружек я немедленно протянула инспектору:
— Вот, глотните, мистер Кафф.
— Благодарю, мэм... Это все распроклятый... тысяча извинений... лондонский туман. Можете идти, Дженкинс. Вы мне пока не нужны.
Как только за констеблем закрылась дверь, мистер Кафф откинулся на спинку кресла и обратил на меня серьезный взгляд.
— Что касается убийства, уважаемая миссис Эмерсон... боюсь, полиция знает не многим больше читающей лондонской публики. Самоубийство исключено: слишком велика сила удара, да и орудие убийства не найдено. Часы, кошелек и прочие ценности жертвы исчезли...
— Но истинный мотив — вовсе не ограбление! — не удержалась я.
— Абсолютно справедливо, миссис Эмерсон. Один из тех бродяг, что в последнее время расплодились на улицах Лондона, наткнулся на тело и обчистил карманы жертвы. Бродягу мы поймали, но... Не думаю, чтобы он был убийцей.
— Вы повторили общеизвестные факты, инспектор. А кое-что и утаили. О клочке бумаги, например. Том самом, что был зажат в скрюченных, окоченевших пальцах жертвы.
— Какой слог! — восхитился мистер Кафф. — Верно, мэм, записка была. У меня есть копия. — Он опустил ладонь на груду бумаг — одну из многих, сваленных на столе.
Если я где и встречала больший кавардак, чем у мистера Каффа, так только на столе многоуважаемого профессора Эмерсона. Но точно так же, как Эмерсон, инспектор знал, где что лежит. Нужный листок он выудил в мгновение ока.
— Прошу, миссис Эмерсон!
— Иероглифы выписаны правильно, — отметила я. — Но подобного текста в древнеегипетской литературе не существует. «Смерть на стремительных крыльях унесет того, кто осквернит мою могилу» — таков приблизительный перевод.
— Да, мэм. Так мне и перевели.
— Зачем же вы ко мне обратились? — Листок полетел на стол.
— Мне показалось, это вы ко мне обратились, мэм, — кротко возразил инспектор. — К тому же... один специалист хорошо, а два лучше. Мнение же такого известного в египтологии ученого, как вы, миссис Эмерсон, для нас особенно ценно. Не хотите ли взять копию с собой и показать профессору?
— Пожалуй. Но предупреждаю, инспектор, в общении с профессором вам придется проявить максимум такта. Впрочем, я не уверена, что мне удастся уговорить его вам помочь. К полиции он относится... м-м... слегка предвзято.
— Наслышан, наслышан, миссис Эмерсон.
Больше я ничего существенного из инспектора не вытянула. Полиция, как обычно, оказалась в тупике. Версию свидетеля о проплывающей по набережной фигуре в белых одеждах мистер Кафф отверг начисто:
— Разве это свидетель! Горький пьяница, миссис Эмерсон. Ему регулярно мерещатся всякие ужасы — змеи, драконы, гол... э-э... скажем, фривольно одетые дамочки.
— Понятно. А вам не приходило в голову, инспектор, что мы имеем дело со вторым Джеком-потрошителем?
— Н-нет, — протянул мистер Кафф. — Признаться, не приходило.
Под впечатлением от моих слов, он твердо обещал рассмотреть факты в свете этой теории.
— Непременно, миссис Эмерсон, непременно. Однако позвольте заметить, что это маловероятно. Если... упаси господи... в ближайшее время произойдет еще одно убийство... тогда конечно... Поживем — увидим, миссис Эмерсон. Таков наш с вами девиз. Поживем — увидим.
Расстались мы по-дружески, пожелав друг другу всяческих успехов. Милый джентльмен этот инспектор Кафф, размышляла я, шагая к выходу из Скотланд-Ярда. Но если он решил, что при помощи комплиментов и чашки кошмарного чая обвел меня вокруг пальца, то сильно ошибся. Ему известно гораздо больше тех крох, которыми он со мной поделился. Полицейский есть полицейский. Так же как и все остальные, не желает признавать за женщиной таланта детектива. Что ж. Поживем — увидим, инспектор Кафф!
На набережной я остановила кеб, потому что время поджимало, и очень скоро уже стояла на Рассел-стрит. Хотелось бы сказать, что при виде Британского музея я исполнилась гордостью за это средоточие знаний и археологических сокровищ. Очень хотелось бы... но ложь, как вы уже поняли, читатель, противна моей натуре. Сама по себе задумка была неплохой. Выполненное по образу и подобию греческих храмов, здание поначалу выглядело внушительно, но за тридцать с лишним лет лондонский смог окрасил его стены в унылый грязно-серый цвет. Ну а внутри... Музей всегда ломился от экспонатов, вот только относятся здесь к этим сокровищам с безобразной, совершенно непростительной халатностью. Чего стоят безграмотные надписи на стендах! А невежественные гиды, изо дня в день повторяющие те же ошибки посетителям! Женская рука — вот чего не хватает нашему музею. Если бы место мистера Баджа занимала дама...
Ни в читальне, ни в так называемом кабинете Эмерсона не было. А кто, собственно, рассчитывал найти профессора за работой? Из подсобного крыла я прямиком направилась в Египетскую галерею.
Зал мумий был наполнен до отказа. Разношерстная публика оказалась еще и многоязычной — помимо классического английского здесь звучал не только хинди, но и шотландский, йоркширский диалекты, которые с английским мало схожи. Светские дамы в шляпках и перчатках толкались среди простоватых торговцев и худосочных клерков в протертых на локтях пиджаках и брюках с пузырями на коленях. Кое-кто пришел с детьми. Не обошлось и без личностей, в которых любой с легкостью распознал бы репортеров; был даже фотограф — точнее, его нижняя часть, выглядывающая из-под черного чехла камеры. Со свойственной мне проницательностью я сделала очевидный вывод: в зале полным ходом шли приготовления к какому-то немаловажному событию.
Ни увидеть, ни тем более приблизиться к саркофагу зловредной мумии не было ни малейшей возможности. Работая локтями и ручкой своего незаменимого зонтика, я проложила путь через толпу... к статному румяному джентльмену в малиновом тюрбане, чья угольно-черная борода с порога привлекла мое внимание.
— Привет, Пибоди, — пробасил бородач. — Ты что здесь делаешь?
— Позволь и тебе задать тот же вопрос, Эмерсон.
— Я-то... Я-то увидел в газете объявление. Думаю, ты его тоже не пропустила, Пибоди? Мистер Бадж намерен осчастливить нас лекцией. Мои познания в египтологии, Пибоди, требуют постоянного совершенствования. Разве я мог прозевать такой уникальный шанс?
Едкий сарказм профессорского тона на бумаге передать невозможно.
— Твой глубочайший интерес к лекции мистера Баджа меня не удивляет, но к чему этот маскарад — вот вопрос. Борода слегка... гм... пышновата, тебе не кажется?
Эмерсон любовно огладил густую растительность. Когда-то, еще в дни нашего романтического знакомства, он носил почти такую же, а позже расстался с ней по моей просьбе. Скучает, наверное, бедняжка...
— Борода в самый раз, Пибоди. Не потерплю насмешек!
— И в мыслях не было. Ты не ответил на вопрос. От кого прячешься? От мистера Баджа?
— Да ладно тебе, Пибоди! — прорычал профессор. — Сама знаешь, что меня сюда привело... тебя, кстати, тоже. Наш неуловимый приятель в леопардовой шкуре как пить дать сегодня объявится. Столько народу! Пресса! Фотограф! Держу пари, он не устоит. Моя задача — поймать стервеца и положить конец всей этой ереси.
— Бог в помощь. Без бороды, уверена, ты бы не справился.
От очередной шпильки Эмерсона меня спас прокатившийся по залу шумок и явление мистера Баджа народу. Хранитель ценностей Британского музея шествовал в окружении охраны, которая немедленно расчистила пространство между легендарной мумией и камерой фотографа. Мистер Бадж ступил в центр и принял нужную позу; яркая вспышка, дымок... Исторический снимок сделан; благодарные потомки будут в восторге.
Правда, для этого фотографу придется как следует подретушировать запечатленный на снимке облик. Мистер Бадж, не достигший еще и сорока, выглядел гораздо старше. Позволю себе повторить слова нашего американского коллеги, одного из наиболее перспективных, по мнению Эмерсона, молодых египтологов: «Бадж? Толстый, рыхлый, несуразный. Пожимать ему руку — все равно что трясти рыбу за хвост». Прелестная характеристика, не правда ли?
Рыбьи глаза с подозрительным прищуром взирали на мир из-за толстых стекол очков. За свою деятельность Бадж заслужил уважение коллег, густо замешенное на неприязни. Уважение — за существенный вклад в музейную коллекцию; неприязнь — за подлые способы добычи экспонатов и неискоренимую страсть к плагиату. Подкуп, шантаж, элементарное воровство — эти эпизоды его гнусной деятельности не раз становились темой для сплетен среди востоковедов.
Надеюсь, читатель, у вас сложилось впечатление о человеке, который предстал перед нами с лекцией об истории мумифицирования в Древнем Египте.
Неимоверно нудной, должна признать, лекцией, щедро пересыпанной чужими цитатами и бахвальством о собственных, весьма сомнительных, достижениях. Публике, пришедшей в надежде послушать сказки о египетских принцессах и древних проклятиях, заумные разглагольствования лектора быстро наскучили. Дамы вновь зашушукались, дети затеяли возню под ногами...
— Сердце умершего подвергалось... — бубнил Бадж. — Эта процедура происходила...
Эмерсон в кои-то веки держал язык (или, скорее, жало) за зубами и не осыпал Баджа ядовитыми стрелами своего сарказма. Запустив пятерню в бороду, — видно, клей попался едкий, — профессор лишь стрелял глазами по сторонам. С его ростом это было несложно; мне же, к сожалению, оставалось только любоваться спинами слушателей. Правда, мистера О'Коннелла я разглядела даже в этой толпе — как ни прикрывал ирландец свои огненные лохмы кепкой, веснушки и небесная голубизна глаз его все равно выдали.
В двух шагах от О'Коннелла затаилось горчичное — или шафрановое? — облако с оборками. Похвально, мисс Минтон, похвально... Настойчивость и усердие необходимы в любой профессии. Юная леди могла бы, конечно, и поделиться со мной своими планами, но, с другой стороны, я тоже не была с ней до конца откровенной.
Бадж все вещал; публика внимала вполуха. Кто-то пробирался к выходу, кто-то присоединялся к толпе. В битком набитом зале было жарко, и с каждой минутой жара и духота усиливались. Стража привычно впала в столбняк, — вероятно, сберегая силы для охраны бесценной персоны после лекции.
Нечеловеческими усилиями, но мистеру Баджу удалось-таки распутать хитросплетения египетских похоронных ритуалов, и он приступил к описанию методов бальзамирования. Публика оживилась. Набившие оскомину цитаты из Геродота были выслушаны в благоговейном молчании. Кое-кто содрогнулся от ужаса.
— Первый и наиболее дорогостоящий способ заключался в извлечении мозга через носовые отверстия посредством железного щупа. Тело освобождалось от внутренностей, каковые затем опускались...
Проследить до конца эту малоприятную процедуру нам не удалось. Слушатели не сводили остекленевших взоров с лектора; Бадж красовался перед камерой... Каким образом в зале возник призрак в белых одеждах и леопардовой накидке, для меня, как и для всех остальных, осталось загадкой.
На собственном опыте убедившись в разгильдяйстве и бюрократизме египетской полиции, я была приятно удивлена расторопностью британской. Первый же дежурный констебль не только ответил на мой вопрос, но и провел меня к ответственному за дело об убийстве мистера Олдакра. Кабинет ответственного лица выглядел жутковато, хоть и выходил окнами на набережную Виктории. Занимали кабинет двое — личность в форме полицейского и тощая персона с длинным и морщинистым лицом мумии. Услышав мое имя, мумия выпрыгнула из кресла и поспешила навстречу.
— Миссис Эмерсон! Не стоит и спрашивать, та ли вы самая миссис Эмерсон! Не раз видел ваши фотографии в газетах. Рад, очень рад. Прошу вас, садитесь. Чашку чая?
— Не откажусь. — Разве не занятно взглянуть, чем потчуют в Скотланд-Ярде? Я села, предварительно смахнув с предложенного стула пыль, а констебль помчался исполнять распоряжение начальника.
— Позвольте представиться. Инспектор Кафф, — сообщила до крайности изнуренная персона, вернувшись на свое место за письменным столом. — А я, знаете ли, ждал вас, миссис Эмерсон. Ждал и даже надеялся, что вы гораздо раньше окажете честь своим присутствием.
Тонкие губы, несмотря на все усилия Каффа, так и не сложились в улыбку, но от уголков глаз разбежались очень даже симпатичные смешливые морщинки.
— Благодарю. И прошу прощения за задержку. Дела, инспектор. Домашние хлопоты, профессиональный долг... сами понимаете.
— Понимаю, мэм, понимаю. Как не понять. Но нельзя забывать и о своем долге перед британскими подданными, перед Скотланд-Ярдом. Ваш признанный талант детектива нужен нам всем, миссис Эмерсон!
— Ах, инспектор... Вы преувеличиваете...
— Не скромничайте, миссис Эмерсон. Мне все известно от одного общего знакомого и горячего поклонника вашего таланта. Помните мистера Блэкни Джонса, бывшего заместителя главы каирской полиции?
— Мистер Джонс?... Как же, как же! Отлично помню. Бывший, говорите? Он вернулся в Лондон?
— Год назад. Сейчас в отпуске. Вот, должно быть, расстроится, что вас не застал!
— Передайте от меня мистеру Джонсу самый сердечный привет. — Я сняла перчатки и устроилась поудобнее — насколько это возможно на жестком стуле. — Довольно комплиментов и досужих разговоров, инспектор. Перейдем к делу.
— С удовольствием, мэм. Чем могу помочь? О! Прошу прощения! Наверное, вы пришли предложить помощь мне?
— Надеюсь, смогу быть вам полезной, инспектор. В данный момент, однако, мне недостает информации. Будьте любезны изложить существо дела. И поконкретнее, со всеми деталями.
Мистер Кафф зашелся в кашле. К счастью, констебль как раз вернулся с двумя гигантскими кружками какой-то мутной жидкости. Одну из кружек я немедленно протянула инспектору:
— Вот, глотните, мистер Кафф.
— Благодарю, мэм... Это все распроклятый... тысяча извинений... лондонский туман. Можете идти, Дженкинс. Вы мне пока не нужны.
Как только за констеблем закрылась дверь, мистер Кафф откинулся на спинку кресла и обратил на меня серьезный взгляд.
— Что касается убийства, уважаемая миссис Эмерсон... боюсь, полиция знает не многим больше читающей лондонской публики. Самоубийство исключено: слишком велика сила удара, да и орудие убийства не найдено. Часы, кошелек и прочие ценности жертвы исчезли...
— Но истинный мотив — вовсе не ограбление! — не удержалась я.
— Абсолютно справедливо, миссис Эмерсон. Один из тех бродяг, что в последнее время расплодились на улицах Лондона, наткнулся на тело и обчистил карманы жертвы. Бродягу мы поймали, но... Не думаю, чтобы он был убийцей.
— Вы повторили общеизвестные факты, инспектор. А кое-что и утаили. О клочке бумаги, например. Том самом, что был зажат в скрюченных, окоченевших пальцах жертвы.
— Какой слог! — восхитился мистер Кафф. — Верно, мэм, записка была. У меня есть копия. — Он опустил ладонь на груду бумаг — одну из многих, сваленных на столе.
Если я где и встречала больший кавардак, чем у мистера Каффа, так только на столе многоуважаемого профессора Эмерсона. Но точно так же, как Эмерсон, инспектор знал, где что лежит. Нужный листок он выудил в мгновение ока.
— Прошу, миссис Эмерсон!
— Иероглифы выписаны правильно, — отметила я. — Но подобного текста в древнеегипетской литературе не существует. «Смерть на стремительных крыльях унесет того, кто осквернит мою могилу» — таков приблизительный перевод.
— Да, мэм. Так мне и перевели.
— Зачем же вы ко мне обратились? — Листок полетел на стол.
— Мне показалось, это вы ко мне обратились, мэм, — кротко возразил инспектор. — К тому же... один специалист хорошо, а два лучше. Мнение же такого известного в египтологии ученого, как вы, миссис Эмерсон, для нас особенно ценно. Не хотите ли взять копию с собой и показать профессору?
— Пожалуй. Но предупреждаю, инспектор, в общении с профессором вам придется проявить максимум такта. Впрочем, я не уверена, что мне удастся уговорить его вам помочь. К полиции он относится... м-м... слегка предвзято.
— Наслышан, наслышан, миссис Эмерсон.
Больше я ничего существенного из инспектора не вытянула. Полиция, как обычно, оказалась в тупике. Версию свидетеля о проплывающей по набережной фигуре в белых одеждах мистер Кафф отверг начисто:
— Разве это свидетель! Горький пьяница, миссис Эмерсон. Ему регулярно мерещатся всякие ужасы — змеи, драконы, гол... э-э... скажем, фривольно одетые дамочки.
— Понятно. А вам не приходило в голову, инспектор, что мы имеем дело со вторым Джеком-потрошителем?
— Н-нет, — протянул мистер Кафф. — Признаться, не приходило.
Под впечатлением от моих слов, он твердо обещал рассмотреть факты в свете этой теории.
— Непременно, миссис Эмерсон, непременно. Однако позвольте заметить, что это маловероятно. Если... упаси господи... в ближайшее время произойдет еще одно убийство... тогда конечно... Поживем — увидим, миссис Эмерсон. Таков наш с вами девиз. Поживем — увидим.
Расстались мы по-дружески, пожелав друг другу всяческих успехов. Милый джентльмен этот инспектор Кафф, размышляла я, шагая к выходу из Скотланд-Ярда. Но если он решил, что при помощи комплиментов и чашки кошмарного чая обвел меня вокруг пальца, то сильно ошибся. Ему известно гораздо больше тех крох, которыми он со мной поделился. Полицейский есть полицейский. Так же как и все остальные, не желает признавать за женщиной таланта детектива. Что ж. Поживем — увидим, инспектор Кафф!
На набережной я остановила кеб, потому что время поджимало, и очень скоро уже стояла на Рассел-стрит. Хотелось бы сказать, что при виде Британского музея я исполнилась гордостью за это средоточие знаний и археологических сокровищ. Очень хотелось бы... но ложь, как вы уже поняли, читатель, противна моей натуре. Сама по себе задумка была неплохой. Выполненное по образу и подобию греческих храмов, здание поначалу выглядело внушительно, но за тридцать с лишним лет лондонский смог окрасил его стены в унылый грязно-серый цвет. Ну а внутри... Музей всегда ломился от экспонатов, вот только относятся здесь к этим сокровищам с безобразной, совершенно непростительной халатностью. Чего стоят безграмотные надписи на стендах! А невежественные гиды, изо дня в день повторяющие те же ошибки посетителям! Женская рука — вот чего не хватает нашему музею. Если бы место мистера Баджа занимала дама...
Ни в читальне, ни в так называемом кабинете Эмерсона не было. А кто, собственно, рассчитывал найти профессора за работой? Из подсобного крыла я прямиком направилась в Египетскую галерею.
Зал мумий был наполнен до отказа. Разношерстная публика оказалась еще и многоязычной — помимо классического английского здесь звучал не только хинди, но и шотландский, йоркширский диалекты, которые с английским мало схожи. Светские дамы в шляпках и перчатках толкались среди простоватых торговцев и худосочных клерков в протертых на локтях пиджаках и брюках с пузырями на коленях. Кое-кто пришел с детьми. Не обошлось и без личностей, в которых любой с легкостью распознал бы репортеров; был даже фотограф — точнее, его нижняя часть, выглядывающая из-под черного чехла камеры. Со свойственной мне проницательностью я сделала очевидный вывод: в зале полным ходом шли приготовления к какому-то немаловажному событию.
Ни увидеть, ни тем более приблизиться к саркофагу зловредной мумии не было ни малейшей возможности. Работая локтями и ручкой своего незаменимого зонтика, я проложила путь через толпу... к статному румяному джентльмену в малиновом тюрбане, чья угольно-черная борода с порога привлекла мое внимание.
— Привет, Пибоди, — пробасил бородач. — Ты что здесь делаешь?
— Позволь и тебе задать тот же вопрос, Эмерсон.
— Я-то... Я-то увидел в газете объявление. Думаю, ты его тоже не пропустила, Пибоди? Мистер Бадж намерен осчастливить нас лекцией. Мои познания в египтологии, Пибоди, требуют постоянного совершенствования. Разве я мог прозевать такой уникальный шанс?
Едкий сарказм профессорского тона на бумаге передать невозможно.
— Твой глубочайший интерес к лекции мистера Баджа меня не удивляет, но к чему этот маскарад — вот вопрос. Борода слегка... гм... пышновата, тебе не кажется?
Эмерсон любовно огладил густую растительность. Когда-то, еще в дни нашего романтического знакомства, он носил почти такую же, а позже расстался с ней по моей просьбе. Скучает, наверное, бедняжка...
— Борода в самый раз, Пибоди. Не потерплю насмешек!
— И в мыслях не было. Ты не ответил на вопрос. От кого прячешься? От мистера Баджа?
— Да ладно тебе, Пибоди! — прорычал профессор. — Сама знаешь, что меня сюда привело... тебя, кстати, тоже. Наш неуловимый приятель в леопардовой шкуре как пить дать сегодня объявится. Столько народу! Пресса! Фотограф! Держу пари, он не устоит. Моя задача — поймать стервеца и положить конец всей этой ереси.
— Бог в помощь. Без бороды, уверена, ты бы не справился.
От очередной шпильки Эмерсона меня спас прокатившийся по залу шумок и явление мистера Баджа народу. Хранитель ценностей Британского музея шествовал в окружении охраны, которая немедленно расчистила пространство между легендарной мумией и камерой фотографа. Мистер Бадж ступил в центр и принял нужную позу; яркая вспышка, дымок... Исторический снимок сделан; благодарные потомки будут в восторге.
Правда, для этого фотографу придется как следует подретушировать запечатленный на снимке облик. Мистер Бадж, не достигший еще и сорока, выглядел гораздо старше. Позволю себе повторить слова нашего американского коллеги, одного из наиболее перспективных, по мнению Эмерсона, молодых египтологов: «Бадж? Толстый, рыхлый, несуразный. Пожимать ему руку — все равно что трясти рыбу за хвост». Прелестная характеристика, не правда ли?
Рыбьи глаза с подозрительным прищуром взирали на мир из-за толстых стекол очков. За свою деятельность Бадж заслужил уважение коллег, густо замешенное на неприязни. Уважение — за существенный вклад в музейную коллекцию; неприязнь — за подлые способы добычи экспонатов и неискоренимую страсть к плагиату. Подкуп, шантаж, элементарное воровство — эти эпизоды его гнусной деятельности не раз становились темой для сплетен среди востоковедов.
Надеюсь, читатель, у вас сложилось впечатление о человеке, который предстал перед нами с лекцией об истории мумифицирования в Древнем Египте.
Неимоверно нудной, должна признать, лекцией, щедро пересыпанной чужими цитатами и бахвальством о собственных, весьма сомнительных, достижениях. Публике, пришедшей в надежде послушать сказки о египетских принцессах и древних проклятиях, заумные разглагольствования лектора быстро наскучили. Дамы вновь зашушукались, дети затеяли возню под ногами...
— Сердце умершего подвергалось... — бубнил Бадж. — Эта процедура происходила...
Эмерсон в кои-то веки держал язык (или, скорее, жало) за зубами и не осыпал Баджа ядовитыми стрелами своего сарказма. Запустив пятерню в бороду, — видно, клей попался едкий, — профессор лишь стрелял глазами по сторонам. С его ростом это было несложно; мне же, к сожалению, оставалось только любоваться спинами слушателей. Правда, мистера О'Коннелла я разглядела даже в этой толпе — как ни прикрывал ирландец свои огненные лохмы кепкой, веснушки и небесная голубизна глаз его все равно выдали.
В двух шагах от О'Коннелла затаилось горчичное — или шафрановое? — облако с оборками. Похвально, мисс Минтон, похвально... Настойчивость и усердие необходимы в любой профессии. Юная леди могла бы, конечно, и поделиться со мной своими планами, но, с другой стороны, я тоже не была с ней до конца откровенной.
Бадж все вещал; публика внимала вполуха. Кто-то пробирался к выходу, кто-то присоединялся к толпе. В битком набитом зале было жарко, и с каждой минутой жара и духота усиливались. Стража привычно впала в столбняк, — вероятно, сберегая силы для охраны бесценной персоны после лекции.
Нечеловеческими усилиями, но мистеру Баджу удалось-таки распутать хитросплетения египетских похоронных ритуалов, и он приступил к описанию методов бальзамирования. Публика оживилась. Набившие оскомину цитаты из Геродота были выслушаны в благоговейном молчании. Кое-кто содрогнулся от ужаса.
— Первый и наиболее дорогостоящий способ заключался в извлечении мозга через носовые отверстия посредством железного щупа. Тело освобождалось от внутренностей, каковые затем опускались...
Проследить до конца эту малоприятную процедуру нам не удалось. Слушатели не сводили остекленевших взоров с лектора; Бадж красовался перед камерой... Каким образом в зале возник призрак в белых одеждах и леопардовой накидке, для меня, как и для всех остальных, осталось загадкой.