Страница:
— Не знаю никакого лорда! — Она отшвырнула мою руку. — Уходи, Ситт Хаким. Мне тебя не победить. Глупо было и пытаться. Мне не известно оружие, которым ты владеешь, но оно сильнее моего. Уходи.
— Что ж, ладно. — Я поднялась с подушки. На восточное изящество не претендую; довольно и того, что мне вообще удалось встать на ноги, не потеряв равновесия. — Собственно, я и не рассчитывала, что вы доверитесь мне во время первой же встречи. Однако имейте в виду, что я в любую минуту готова протянуть вам руку помощи. Жизнь, которую вы ведете, вам не на пользу. Подумайте о том, чтобы перебраться в деревню. Нет ничего более утешительного для раненой души, чем покой и единение с природой.
Перекатившись на живот, египтянка спрятала лицо в ладонях. Что, по-видимому, означало конец аудиенции.
— Не забывайте о моем предложении, — повторила я уже у двери. — Обращайтесь в любое время.
— Ситт Хаким... — донесся до меня приглушенный глухой оклик. Айша не подняла головы от подушек.
— Да?
— Если я пошлю за вами, вы узнаете моего гонца. Если пошлю. Я ничего не обещаю.
— Хорошо. Буду ждать.
— Ситт?...
— Да?
— Я не видела Эмерсона много лет... до вчерашней ночи. Он никогда не приходил в этот дом.
— Вот как? Думаю, теперь он не заставит себя ждать.
Больше она меня не останавливала.
В Скотланд-Ярде Эмерсон сегодня точно побывал, в этом нет сомнений. Зная о моей предстоящей встрече с инспектором, он, видимо, дожидался, пока я выйду. Повремени он несколько минут — и визит остался бы в тайне. Ах, как это похоже на Эмерсона! Нетерпеливость — один из его главных недостатков.
Зуб за зуб, дорогой мой. Око за око. Ты молчишь о своих планах? Ну так и о моих не узнаешь. Но будь я проклята, если не докажу, что ты следуешь за мной по пятам. С какой целью — вот вопрос...
Мне не очень долго пришлось любоваться видом дома Айши из сквера. Через четверть часа один из сновавших туда-сюда экипажей остановился и с подножки спрыгнул профессор собственной персоной.
Едва оливковая горничная впустила посетителя, я наняла кеб и приказала кучеру ждать.
И что вы думаете? Актеры не обманули надежд единственного зрителя! Ясное дело, Айша сообщила о предыдущем визите. Эмерсон выскочил из дома как ошпаренный. Остановившись на крыльце, вытянул шею, сильно напомнив мне в этот миг его давнишнюю... гм... знакомую. Покрутил головой. Прищурился подозрительно. И ринулся через улицу в сквер. Последнее, что я увидела, приказав кучеру трогать, была весьма оригинальная сцена: знаменитый профессор археологии, набросившись на леди приблизительно моего роста и комплекции, пытался сорвать с нее шляпку, формой, цветом и размерами сильно напоминающую внушительный такой, солидный каминный совок для угля.
Да, но сказала ли она правду? Несчастная загубленная краса... если она и соврала, то у нее были для этого причины. Испытывала ли она ко мне ту же симпатию, что я к ней? У нас ведь так много общего... Эмерсон не в счет. Айша — сильная, волевая женщина, столкнувшаяся с такими страданиями и пережившая такие трудности, что даже мне остается лишь склонить перед ней голову. И в уме ей не откажешь... хотя одну промашку она все же совершила. Посмотрим, посмотрим... Не выудим ли мы из этой промашки что-нибудь существенное...
— Ну и ну. — Записка полетела на стол. — Мистер О'Коннелл в расстроенных чувствах. С чего бы это, хотелось бы знать? Он еще и не такие шутки с нами выкидывал. На войне, в любви и журналистике все средства хороши, Гаргори.
— Я позволил себе высказать что-то похожее мистеру О'Коннеллу, — расплылся дворецкий. — Хотя и не так красиво, мэм.
Эмерсон к чаю не вернулся. Подождав полчаса, я приказала накрыть на стол и позвать детей. Первыми спустились Перси и Виолетта. Оба чистенькие и наглаженные — приятно посмотреть. Кружевной наряд Виолетты, готовый треснуть по швам, напомнил мне о предстоящей лекции на тему «Влияние чрезмерного употребления сладостей на организм ребенка». Решив, по своему обыкновению, не откладывать дело в долгий ящик, я обрисовала Виолетте ее печальное будущее и под конец сообщила, что отныне больше одного куска торта за чаем она не получит. В один присест расправившись со своей порцией, она сделала попытку нытьем выбить из меня добавку, потерпела крах и отправилась дуться в угол.
Перси заявил, что «ввиду ограниченного количества бабочек в городе» (с кем поведешься, от того и наберешься; бедняжка уже усвоил стиль а-ля Рамсес) он хочет переключиться на жуков. Разглагольствовал он так долго и так нудно, что появлению Рамсеса я была рада как манне небесной... даже несмотря на тот прискорбный факт, что от моего сына несло какой-то химической дрянью, — видимо, той самой, что прожгла порядочные дыры на его новеньких брючках.
— Опыты над ушебти, мамочка... — сообщил сыночек, протягивая мне статуэтку, — доказали ее бесспорную подлинность. Древний состав, как известно, дает желтое пламя; современные же подделки...
— Верю тебе на слово, Рамсес. Я, собственно, и не сомневалась в подлинности ушебти.
— Интуиция тебя не подвела, мамочка, — глубокомысленно кивнул юный экспериментатор. — Тем не менее я счел целесообразным найти тому доказательство, поскольку количество царских ушебти, как известно, крайне ограниченно даже в музеях.
Перси заливисто рассмеялся:
— Ну и забавный же ты, братец. Столько всякой всячины помнишь! — Он одарил Рамсеса дружеским тычком. Мое чадо, разумеется, в долгу не осталось.
— Не деритесь, мальчики, — поспешила я вмешаться. — Рамсес, сядь рядом со мной. Верни ушебти, не дай бог разобьешь.
Рамсес повиновался, а мне пришлось украдкой отодвинуться — последствия химических опытов вблизи давали о себе знать еще сильнее.
— Так ты говоришь, что фигурка из царской гробницы. Я это, конечно, сразу поняла, но не успела прочитать имени.
— Мен-маат-Ре Сет Мер-эн-Пта, — без запинки выдал Рамсес. — Весьма любопытное совпадение, мамочка. Имя Сет для нас не ново.
— К сожалению, ты прав, Рамсес.
— Не полагаешь ли ты вероятным, что нам опять придется помериться силами с Гением Преступлений?
— Очень надеюсь, что нет. И настоятельно советую не упоминать его имени в присутствии папы.
— Предупреждение излишне, мамочка. От меня не могло укрыться, что любая ссылка на этого криминального типа вызывает у папочки ярость, не сравнимую с обычными проявлениями гнева. Не могу уяснить причину столь загадочного...
— Преступник сбежал — вот тебе и причина.
— Боюсь, мамочка, что ты не совсем...
— А ты не бойся. И не забивай голову тем, что тебя не касается. Мне вообще не хотелось бы... — я скосила глаза на Перси, — обсуждать эту тему.
Перси, судя по всему, пропустил наш разговор мимо ушей. Вынув из кармана какой-то блестящий предмет, он крутил его в руке, с довольной улыбкой поворачивая и так и этак, и явно не мог налюбоваться.
— Что это у тебя, Перси? Золотые часы? По-моему, ты еще мал для таких дорогих вещей. Напрасно твои родители позволили... Минуточку! Посмотри, Рамсес, как эти часы похожи на подарок мисс Дебенхэм!
Перси расплылся до ушей:
— Братец подарил их мне на день рождения, тетя Амелия.
Лицо братца, редко выдававшее его истинные чувства, застыло гипсовой маской. В свое время Рамсес восторгался часами, которые ему вручила Энид Дебенхэм, хотя я до поры до времени не позволила ему их носить. Интересно было бы узнать причину такого широкого жеста. В часах разочаровался? Или в самой Энид после ее замужества? Рамсес всегда считал, что мистер Фрейзер — не пара умнице Энид.
— Подарки друзей отдавать некрасиво, Рамсес.
Перси тут же протянул мне часы:
— Прошу прощения, тетя Амелия, не подумал. Вот. Возьмите. Я не хотел...
— Нет, Перси. Раз уж Рамсес их тебе подарил — они твои. Однако носить их тебе все равно еще рано. Я спрячу часы, а потом отдам твоей маме, договорились ?
— Конечно, тетя Амелия! Я сам собирался попросить вас об этом. Просто хотел сначала поиграть. Они такие красивые... а завтра ведь мой день рождения... — Он был явно расстроен, но очень старался не подавать виду.
— Я не знала... вернее, совсем забыла о твоем дне рождения, Перси. Нужно будет обязательно отметить. Чего бы тебе хотелось?
Виолетта в своем углу неожиданно подала признаки жизни:
— А если Перси дадут торт и еще много всего... мне можно съесть два куска? Или три?
— Посмотрим, — уклончиво ответила я. — Это праздник твоего брата, ему и решать, чем мы будем заниматься. Подумай, Перси, а завтра скажешь.
У Перси задрожали губы.
— Спасибо, тетя Амелия! Какая вы хорошая, добрая! Спасибо, спасибо, дорогая тетя Амелия! И тебе большое спасибо, братец... за подарок. — Он шлепнул кузена по плечу. Рамсес дал сдачи, и все трое, несмотря на ранний час, были немедленно отправлены по комнатам.
К ужину я решила переодеться... причем только для того, чтобы позлить Эмерсона, — как честный человек, не могу в этом не сознаться, читатель. Привыкнув к вольготным нравам нашего кентского дома, я постоянно забываю, что у аристократии принято блюсти распорядок, изобретенный, на мой взгляд, для удобства прислуги, а не хозяев. В спальню я поднялась в неурочный час, чем смертельно напугала одну из горничных.
Возившаяся с камином девушка пронзительно взвизгнула и как еж свернулась в клубок. Не успела я ее успокоить — а миссис Уотсон уже тут как тут. Сердилась-то она на меня, а попало, конечно, ни в чем не повинной горничной.
— К приходу миссис Эмерсон все должно быть готово! Быстро вниз, за горячей водой!
Девушка опрометью бросилась из комнаты.
— Не спешите, миссис Уотсон. Я просто пришла пораньше. А профессор не сказал, когда вернется?
— Нет, мадам, но я уверена, что скоро. Он всегда предупреждает, если задерживается к ужину. С горячей водой подождать до прихода профессора?
Наряду с иными современными «удобствами», приспособление для нагрева воды не оправдывало возложенных на него надежд и вечно выходило из строя. Помучавшись, Эвелина вернулась к старинному, но прекрасно себя зарекомендовавшему методу.
— Нет, миссис Уотсон, прикажите наливать сейчас же. — В ожидании ванны я устроилась перед камином, водрузив ноги на решетку. К вечеру припустил дождь и заметно похолодало.
Решено... Об Айше не скажу ни слова. Ни намека себе не позволю. Пусть сам поднимает эту тему...
Если совесть чиста, он непременно заведет разговор об Айше. В конце концов, повторяла я себе снова и снова, до брака мой муж имел право встречаться с кем угодно, где угодно и сколько угодно. А с тех пор ни разу... ни разу его преданность мне и вера в меня не пошатнулась — я это знала точно. Так велика была моя собственная вера в Эмерсона... да и возможностей у него, прямо скажем, было негусто. В Египте уж точно. Хотя если подумать...
Сколько раз Эмерсон уходил с Абдуллой в соседнюю деревню якобы повидаться с родней Абдуллы. Наш давний слуга и друг скорее позволил бы отрезать себе язык, чем предал Отца Проклятий.
В те годы, что мы провели в кентском поместье, дожидаясь, пока Рамсес подрастет, Эмерсон время от времени ездил по делам в Лондон и оставался там на день... на несколько дней. Читал лекции в университете, работал в библиотеке Британского музея. График свободный. Хочешь — поезжай домой, а хочешь... Одним словом, распоряжайся временем по своему усмотрению.
Из раздумий меня вырвал отвратительный скрежещущий звук, и я не сразу сообразила, что сама от отчаяния и злости скриплю зубами.
Спокойно, Амелия, спокойно. Не забывай о своем решении. Не смей оскорблять любимого, верного супруга подозрениями. Не смей вспоминать об Айше, пусть сам все расскажет. Почему бы и нет? Это было бы естественно. И напротив, в высшей степени неестественно для него было бы промолчать. Спешное утреннее бегство Эмерсона и долгое отсутствие не позволили нам обсудить события прошлого вечера и по сложившейся традиции поделиться впечатлениями, мнениями, версиями. Но ведь когда-нибудь этот долгожданный момент настанет... Вот тогда и всплывет имя Айши. Согласитесь, будет странно и крайне подозрительно, если Эмерсон обойдет эту тему молчанием.
Вышло довольно мило.
Дверь с треском (как обычно) распахнулась, любимый с порога бросился ко мне, вынул из кресла и прижал к груди.
— Прелестно выглядишь, Пибоди, — пророкотал он на ухо. — Платьице... новое, да? Тебе к лицу.
— Это не платье, дорогой, — отозвалась я, как только мне вернули способность говорить, — а домашний наряд для чая. Тот самый, в котором ты видел меня вчера, позавчера и еще несколько вечеров подряд. Я надеваю его потому... О-о, Эмерсон... Ты прав, это одна из причин, но есть и другие... Эмерсон...
Мне стоило нечеловеческих усилий отказаться от супружеских знаков внимания, которым покрой халатика весьма способствовал, но я все-таки выстояла! А чтобы не поддаться на лицемерные — именно лицемерные, уж поверьте любящей женщине, — ласки Эмерсона, даже отступила за кресло.
— Время позднее. Пора переодеваться к ужину. Вода едва теплая. Поторопись, иначе будешь купаться совсем в ледяной.
— Обойдусь, — мотнул головой Эмерсон. — Не стану переодеваться.
— Переоденешься.
— Нет.
— В таком случае я тоже заявлюсь к столу как есть. — Стыд и позор, скажете? И будете правы, любезный читатель. Вынуждена, однако, признаться, что в тот момент мне ну ни капельки не было стыдно. — Почему бы тебе не надеть тот великолепный смокинг, что я купила в Каире? Тот самый, который ты невзлюбил с первого взгляда? Помнишь, ты еще сказал, что в нем тебя увидят только на смертном одре?
— Смокинг?... — поперхнулся Эмерсон. — Ты на меня сердишься, Пибоди?
— Я?! Сержусь?! Дорогой мой, что за мысль! Кстати, феска в комплекте со смокингом тебе пойдет.
— Дьявольщина! А это обязательно, Пибоди? Распроклятая штуковина... кисточка вечно в рот лезет!
Гаргори пришел от смокинга в дикий восторг, чем слегка умерил профессорский гнев. Феска дворецкого и вовсе пленила; бросив на меня торжествующий взгляд, профессор сдернул «распроклятую штуковину» с макушки и вручил своему юному поклоннику.
— Довольно, Пибоди, — сказал он, когда сияющий Гаргори удалился со своим призом. — Поиграли в индейцев, и будет. Теперь давай начистоту. Что с тобой? Дети в буйство впали?
— Не больше обычного; спасибо, что поинтересовался. Виолетта дуется, поскольку я ограничила ее в сладком, зато Перси с Рамсесом, кажется, находят общий язык. Рамсес провел какие-то огнеопасные опыты и доказал подлинность статуэтки.
— Я так и знал, Пибоди.
— Я тоже.
Эмерсон принялся за брюссельскую капусту.
— От твоего досточтимого братца или хотя бы его супруги по-прежнему ни слова?
— Нет.
— Чертовски странно, не находишь? Казалось бы, дама должна была выразить благодарность и поинтересоваться детьми...
— Она нездорова. Возможно, доктор запретил любые волнения.
— Угу. А дорогой Джеймс благополучно поднял паруса и скрылся в неизвестном направлении, — буркнул Эмерсон. — Как тебя угораздило заполучить таких мерзких родственничков...
— Мои-то по крайней мере не прячутся от людей. (А следовало бы, откровенно говоря.) Тебе не приходило в голову, Эмерсон, что я не знакома ни с одним твоим родственником, кроме Уолтера? Мадам Эмерсон-старшая даже не соизволила приехать на нашу свадьбу.
— Считай, тебе здорово повезло. — Мой ненаглядный злобно набросился на отбивную. — Говорил же, Пибоди, что мать много лет назад выставила...
— Да, но так и не сказал почему.
Эмерсон швырнул вилку:
— Какого дьявола мы пустились в семейные воспоминания? Уходишь от разговора, Пибоди!
— Ты сам начал.
— Пибоди... дорогая моя Пибоди... — неожиданно нежно заворковал Эмерсон. — Бог с ними, с нашими распрокля... э-э... родственниками. Ты, да я, да Рамсес! Один за всех и все за одного, точно? Ну же! Лучше расскажи, как прошел день.
— М-м... Чуть не забыла. Ты разминулся с мистером О'Коннеллом. Я тоже. Он оставил записку.
— Знаю. Читал. — Эмерсон весело хмыкнул. — И на что он жалуется, понять не могу? Обскакал всех конкурентов премиленьким «дельцем зловещих статуэток». Ушебти у него, правда, превратились в... шушеру, что ли? А в остальном он превзошел себя. Кстати, ты знаешь, кто еще получил такие же посылки? Шестеро — Питри, Гриффит, директор музея...
— Разумеется, знаю. Статью в «Дейли йелл» я прочла прежде тебя. Однако по твоей милости О'Коннелла пропустил "дельце опиумного притона". Не думаю, что начальство его по головке погладит.
— Поделом. Будет знать, как злоупотреблять алкоголем и верить египтологам, дары приносящим.
Я зачерпнула ложку капусты. Эмерсон, ковыряясь в тарелке, исподтишка косился на меня.
— Поговорить о нашей проблеме не хочешь, Пибоди?
— Что это с тобой, Эмерсон? — со смешком поинтересовалась я. — Не ты ли твердил, что, во-первых, никакой проблемы вообще нет, а во-вторых, что мы тут совершенно ни при чем?
— Ничего подобного я не говорил! — возмутился Эмерсон, да так искренне, что ему поверил бы кто угодно, но только не я, поскольку слышала предыдущие заявления собственными ушами. — Проблема-то, конечно, есть... и немалая... Какого дьявола ему нужно, этому психу?... С тобой хотел обсудить. А насчет того, что мы тут ни при чем, — забыла, кто тебя взял ночью в притон?
— Очень мило с твоей стороны, Эмерсон.
— Еще как мило, Пибоди.
— Но взял-то ты меня только потому, что не мог остановить. Я бы все равно пошла, с тобой или без!
— Гм... — насупился Эмерсон. — Так хочешь поговорить или нет?
— Разумеется, хочу. Перейдем в библиотеку или здесь останемся, чтобы Гаргори мог к нам присоединиться?
Дворецкий, упустив соль моего тонкого сарказма, засиял как начищенный пенни. Брови профессора сошлись в одну линию.
— В библиотеку. Не возражаешь, Гаргори?
— Эмерсон... — процедила я, не разжимая губ.
— Да, Пибоди. Уже иду.
Ужасающая перемена! Ни тебе яростных протестов, ни грохота кулака по столу... Сама любезность, да и только. А я-то жду признания... Впрочем, надежда еще не потеряна. Пусть бы излил душу и бросился к моим ногам... Нет! Пусть бы лучше излил душу, а закончил тем, что это не мое распроклятое дело! Вот тогда мы на равных обмозговали бы проблему и поставили точку. Но первый шаг за Эмерсоном. Произнести роковое имя он должен сам.
В библиотеке мы устроились поближе к камину.
— Итак, Пибоди. Начнешь?
— Нет, благодарю, Эмерсон.
— М-да?... Что ж... К настоящему моменту — кто знает, что день грядущий нам готовит? — мы имеем три различные и внешне не связанные между собой группы. В первую входят все те, кто так или иначе имеет отношение к Британскому музею. Олдакр и ночной сторож; Уилсон и Бадж; египтологи, получившие ушебти в посылках. Вторая группа... э-э... позволю себе воспользоваться твоим определением — египетская ветвь.
Я ждала, затаив дыхание. Вот оно! Сейчас он перечислит... Ничуть не бывало. Эмерсон сделал вид, что поперхнулся; сделал вид, что прокашлялся. И продолжил:
— Наконец, третья группа — их беспутные светлости. Наша задача, как я ее себе представляю, — попытаться определить связи между двумя или всеми тремя группами.
Одобрения не дождется. Неопределенного кивка будет достаточно.
— Связь между проклятыми аристократишками и музеем очевидна: старый граф Ливерпуль подарил музею мумию, а Сент-Джон с юности увлекается археологией. Кроме того, Сент-Джон со своим обреченным протеже занимаются наркотиками, а значит, могут быть связаны и со второй группой. Вывод логичный, но не очевидный. В Лондоне десятки опиумных притонов, и большинство содержат выходцы из Китая и Индии. Где гарантия, что граф Ливерпуль достает наркотики у египтян?
— Гарантий нет, — холодно отозвалась я. — Но есть косвенные доказательства. Забыл реплику насчет «неверных собак»?
— Некоторые наши соотечественники не гнушаются посещением и даже, так сказать, опекой над подобными заведениями. Вчера ночью мы видели в притоне и англичан.
Англичан — да, но не только... Самое время Эмерсону произнести имя... Увы. Еще один шанс упущен.
— Выделить жреца в отдельную, четвертую группу мы не можем, поскольку он действует в одиночку. Есть ли связь между ним и тремя вышеназванными группами, или же это явление совершенно чуждое...
Я медленно, с достоинством поднялась с кресла:
— Не вижу смысла продолжать, Эмерсон. У нас слишком мало фактов, чтобы составить хоть какое-то приемлемое суждение, уж не говоря о том, чтобы строить теории. Меня ждет работа. Необходимо подготовить доклад для ежегодного заседания Общества охраны памятников Древнего Египта.
— А-а-а! — протянул Эмерсон. — Добавить к тому, что я сказал, нечего, Пибоди?
— Абсолютно. А тебе нечего мне больше сооб... сказать?
— Э-э... Нет, пожалуй.
— В таком случае, Эмерсон, займись своей «Историей», а я займусь докладом.
Профессор поплелся к столу, глянул на рукопись.
— Дьявольщина! — громом прокатилось по библиотеке.
— Что-то не так, дорогой?
— Не так?! Пропади... — Жуткая гримаса, до неузнаваемости перекосившая его лицо, по всей видимости, означала улыбку. — Ничего, дорогая моя Пибоди. Все в порядке.
О, читатель! У меня упало сердце, в горле застрял тошнотворный ком. Прежний Эмерсон заметался бы по комнате, как дикий зверь, попавший в клетку. Прежний Эмерсон разнес бы в щепки пару стульев, расколошматил чернильницу об стену, лишь бы донести до меня, что он думает о моей беспардонной, наглой, хамской попытке исправить его замечательную рукопись! Нынешнего Эмерсона я не узнавала... как будто видела впервые... Да что там! Я его презирала! Будь проклята эта благопристойность, рожденная чувством вины и страхом перед разоблачением.
Эмерсон уткнулся в рукопись. Сдавленный рык и беспрерывное содрогание мощных плеч — вот и все, что выдавало эмоции, которые он не смел излить на меня.
«Причины наводнений в Черной пирамиде...» Нет, не могу. Затопленная Черная пирамида наводила на воспоминания о самых страшных и самых нежных минутах, когда мы с Эмерсоном поклялись отойти в мир иной в объятиях друг друга, — разумеется, если не отыщется иной выход, а этот выход, как вам известно, нашелся.
Возможно, у меня дрожали губы и даже слезы подступали к глазам... но я не дала им волю, о нет! Я поклялась, что ни один вопрос, ни один упрек не сорвется с губ, которым ведомы лишь прикосновения мужа... Случались, конечно, и в моей жизни непростые моменты, но мне себя винить не в чем!
Моя работа не двигалась. Нужно отвлечься от тягостных мыслей. К примеру, переключиться на загадку Британского музея.
Хороший детектив должен прежде всего уметь разложить факты по полочкам. В прошлом я перепробовала немало способов, но все впустую. Не так-то просто упорядочить мысли высокоинтеллектуальной личности. Решив подойти с другого боку, я расчертила лист на две колонки, одну из которых озаглавила ВОПРОСЫ, а вторую — ИХ ВОЗМОЖНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ.
Первый вопрос, пока оставшийся без ответа, напрашивался сам собой и касался, разумеется, причин смерти ночного сторожа. На листке появилась запись:
1. Кто такая Айша? Где и каким образом с ней познакомился Эмерсон? Расспросить Айшу...
Что за черт! Придется начинать все сначала. Я зачеркнула две строчки.
Эмерсон поднял голову:
— У тебя перо скрипит, моя дорогая Пибоди. Нужно бы очинить.
— Ты очень внимателен, дорогой, благодарю. Итак...
ВОПРОСЫ И ВОЗМОЖНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ
1. Была ли смерть ночного сторожа вызвана естественными причинами?
Обратиться к министру внутренних дел с просьбой об эксгумации тела? (Знак вопроса появился не случайно. Я сильно сомневалась, чтобы наш министр, будучи всего лишь мужчиной, согласился с этим более чем разумным предложением без серьезных улик, которых у меня не было.)
— Что ж, ладно. — Я поднялась с подушки. На восточное изящество не претендую; довольно и того, что мне вообще удалось встать на ноги, не потеряв равновесия. — Собственно, я и не рассчитывала, что вы доверитесь мне во время первой же встречи. Однако имейте в виду, что я в любую минуту готова протянуть вам руку помощи. Жизнь, которую вы ведете, вам не на пользу. Подумайте о том, чтобы перебраться в деревню. Нет ничего более утешительного для раненой души, чем покой и единение с природой.
Перекатившись на живот, египтянка спрятала лицо в ладонях. Что, по-видимому, означало конец аудиенции.
— Не забывайте о моем предложении, — повторила я уже у двери. — Обращайтесь в любое время.
— Ситт Хаким... — донесся до меня приглушенный глухой оклик. Айша не подняла головы от подушек.
— Да?
— Если я пошлю за вами, вы узнаете моего гонца. Если пошлю. Я ничего не обещаю.
— Хорошо. Буду ждать.
— Ситт?...
— Да?
— Я не видела Эмерсона много лет... до вчерашней ночи. Он никогда не приходил в этот дом.
— Вот как? Думаю, теперь он не заставит себя ждать.
Больше она меня не останавливала.
* * *
Покинув обитель несчастной заблудшей души, я пересекла Парк-лейн и устроилась на скамейке в скверике напротив. Когда же ты появишься, Эмерсон? И появишься ли вообще?... Вам признаюсь, любезный читатель, что моя прощальная реплика была данью гневу и желанию шокировать египтянку своей проницательностью. Чего уж скрывать — бывает, и меня захлестывают не слишком достойные эмоции. В остальном же, уверена, беседа с мадам была проведена на высшем уровне.В Скотланд-Ярде Эмерсон сегодня точно побывал, в этом нет сомнений. Зная о моей предстоящей встрече с инспектором, он, видимо, дожидался, пока я выйду. Повремени он несколько минут — и визит остался бы в тайне. Ах, как это похоже на Эмерсона! Нетерпеливость — один из его главных недостатков.
Зуб за зуб, дорогой мой. Око за око. Ты молчишь о своих планах? Ну так и о моих не узнаешь. Но будь я проклята, если не докажу, что ты следуешь за мной по пятам. С какой целью — вот вопрос...
Мне не очень долго пришлось любоваться видом дома Айши из сквера. Через четверть часа один из сновавших туда-сюда экипажей остановился и с подножки спрыгнул профессор собственной персоной.
Едва оливковая горничная впустила посетителя, я наняла кеб и приказала кучеру ждать.
И что вы думаете? Актеры не обманули надежд единственного зрителя! Ясное дело, Айша сообщила о предыдущем визите. Эмерсон выскочил из дома как ошпаренный. Остановившись на крыльце, вытянул шею, сильно напомнив мне в этот миг его давнишнюю... гм... знакомую. Покрутил головой. Прищурился подозрительно. И ринулся через улицу в сквер. Последнее, что я увидела, приказав кучеру трогать, была весьма оригинальная сцена: знаменитый профессор археологии, набросившись на леди приблизительно моего роста и комплекции, пытался сорвать с нее шляпку, формой, цветом и размерами сильно напоминающую внушительный такой, солидный каминный совок для угля.
* * *
Немыслимо передать на бумаге тот сумбур, что владел моей душой после беседы с Айшей... Если она сказала правду, то мне не с чем подступиться к Эмерсону. Вправе ли я обвинять мужа в том, что он делал, говорил или чувствовал до того достопамятного момента, когда вверился мне телом и душой, сердцем и помыслами?...Да, но сказала ли она правду? Несчастная загубленная краса... если она и соврала, то у нее были для этого причины. Испытывала ли она ко мне ту же симпатию, что я к ней? У нас ведь так много общего... Эмерсон не в счет. Айша — сильная, волевая женщина, столкнувшаяся с такими страданиями и пережившая такие трудности, что даже мне остается лишь склонить перед ней голову. И в уме ей не откажешь... хотя одну промашку она все же совершила. Посмотрим, посмотрим... Не выудим ли мы из этой промашки что-нибудь существенное...
* * *
Дома выяснилось, что я имела несчастье прозевать встречу с мистером О'Коннеллом. Ирландец не пожалел времени на ожидание, а если верить Гаргори, то и сил на скачки по гостиной и массу невнятных, но эмоциональных возгласов. Ушел он незадолго до моего возвращения, оставив записку. Адресованное лично мне, послание тем не менее касалось скорее Эмерсона.— Ну и ну. — Записка полетела на стол. — Мистер О'Коннелл в расстроенных чувствах. С чего бы это, хотелось бы знать? Он еще и не такие шутки с нами выкидывал. На войне, в любви и журналистике все средства хороши, Гаргори.
— Я позволил себе высказать что-то похожее мистеру О'Коннеллу, — расплылся дворецкий. — Хотя и не так красиво, мэм.
Эмерсон к чаю не вернулся. Подождав полчаса, я приказала накрыть на стол и позвать детей. Первыми спустились Перси и Виолетта. Оба чистенькие и наглаженные — приятно посмотреть. Кружевной наряд Виолетты, готовый треснуть по швам, напомнил мне о предстоящей лекции на тему «Влияние чрезмерного употребления сладостей на организм ребенка». Решив, по своему обыкновению, не откладывать дело в долгий ящик, я обрисовала Виолетте ее печальное будущее и под конец сообщила, что отныне больше одного куска торта за чаем она не получит. В один присест расправившись со своей порцией, она сделала попытку нытьем выбить из меня добавку, потерпела крах и отправилась дуться в угол.
Перси заявил, что «ввиду ограниченного количества бабочек в городе» (с кем поведешься, от того и наберешься; бедняжка уже усвоил стиль а-ля Рамсес) он хочет переключиться на жуков. Разглагольствовал он так долго и так нудно, что появлению Рамсеса я была рада как манне небесной... даже несмотря на тот прискорбный факт, что от моего сына несло какой-то химической дрянью, — видимо, той самой, что прожгла порядочные дыры на его новеньких брючках.
— Опыты над ушебти, мамочка... — сообщил сыночек, протягивая мне статуэтку, — доказали ее бесспорную подлинность. Древний состав, как известно, дает желтое пламя; современные же подделки...
— Верю тебе на слово, Рамсес. Я, собственно, и не сомневалась в подлинности ушебти.
— Интуиция тебя не подвела, мамочка, — глубокомысленно кивнул юный экспериментатор. — Тем не менее я счел целесообразным найти тому доказательство, поскольку количество царских ушебти, как известно, крайне ограниченно даже в музеях.
Перси заливисто рассмеялся:
— Ну и забавный же ты, братец. Столько всякой всячины помнишь! — Он одарил Рамсеса дружеским тычком. Мое чадо, разумеется, в долгу не осталось.
— Не деритесь, мальчики, — поспешила я вмешаться. — Рамсес, сядь рядом со мной. Верни ушебти, не дай бог разобьешь.
Рамсес повиновался, а мне пришлось украдкой отодвинуться — последствия химических опытов вблизи давали о себе знать еще сильнее.
— Так ты говоришь, что фигурка из царской гробницы. Я это, конечно, сразу поняла, но не успела прочитать имени.
— Мен-маат-Ре Сет Мер-эн-Пта, — без запинки выдал Рамсес. — Весьма любопытное совпадение, мамочка. Имя Сет для нас не ново.
— К сожалению, ты прав, Рамсес.
— Не полагаешь ли ты вероятным, что нам опять придется помериться силами с Гением Преступлений?
— Очень надеюсь, что нет. И настоятельно советую не упоминать его имени в присутствии папы.
— Предупреждение излишне, мамочка. От меня не могло укрыться, что любая ссылка на этого криминального типа вызывает у папочки ярость, не сравнимую с обычными проявлениями гнева. Не могу уяснить причину столь загадочного...
— Преступник сбежал — вот тебе и причина.
— Боюсь, мамочка, что ты не совсем...
— А ты не бойся. И не забивай голову тем, что тебя не касается. Мне вообще не хотелось бы... — я скосила глаза на Перси, — обсуждать эту тему.
Перси, судя по всему, пропустил наш разговор мимо ушей. Вынув из кармана какой-то блестящий предмет, он крутил его в руке, с довольной улыбкой поворачивая и так и этак, и явно не мог налюбоваться.
— Что это у тебя, Перси? Золотые часы? По-моему, ты еще мал для таких дорогих вещей. Напрасно твои родители позволили... Минуточку! Посмотри, Рамсес, как эти часы похожи на подарок мисс Дебенхэм!
Перси расплылся до ушей:
— Братец подарил их мне на день рождения, тетя Амелия.
Лицо братца, редко выдававшее его истинные чувства, застыло гипсовой маской. В свое время Рамсес восторгался часами, которые ему вручила Энид Дебенхэм, хотя я до поры до времени не позволила ему их носить. Интересно было бы узнать причину такого широкого жеста. В часах разочаровался? Или в самой Энид после ее замужества? Рамсес всегда считал, что мистер Фрейзер — не пара умнице Энид.
— Подарки друзей отдавать некрасиво, Рамсес.
Перси тут же протянул мне часы:
— Прошу прощения, тетя Амелия, не подумал. Вот. Возьмите. Я не хотел...
— Нет, Перси. Раз уж Рамсес их тебе подарил — они твои. Однако носить их тебе все равно еще рано. Я спрячу часы, а потом отдам твоей маме, договорились ?
— Конечно, тетя Амелия! Я сам собирался попросить вас об этом. Просто хотел сначала поиграть. Они такие красивые... а завтра ведь мой день рождения... — Он был явно расстроен, но очень старался не подавать виду.
— Я не знала... вернее, совсем забыла о твоем дне рождения, Перси. Нужно будет обязательно отметить. Чего бы тебе хотелось?
Виолетта в своем углу неожиданно подала признаки жизни:
— А если Перси дадут торт и еще много всего... мне можно съесть два куска? Или три?
— Посмотрим, — уклончиво ответила я. — Это праздник твоего брата, ему и решать, чем мы будем заниматься. Подумай, Перси, а завтра скажешь.
У Перси задрожали губы.
— Спасибо, тетя Амелия! Какая вы хорошая, добрая! Спасибо, спасибо, дорогая тетя Амелия! И тебе большое спасибо, братец... за подарок. — Он шлепнул кузена по плечу. Рамсес дал сдачи, и все трое, несмотря на ранний час, были немедленно отправлены по комнатам.
К ужину я решила переодеться... причем только для того, чтобы позлить Эмерсона, — как честный человек, не могу в этом не сознаться, читатель. Привыкнув к вольготным нравам нашего кентского дома, я постоянно забываю, что у аристократии принято блюсти распорядок, изобретенный, на мой взгляд, для удобства прислуги, а не хозяев. В спальню я поднялась в неурочный час, чем смертельно напугала одну из горничных.
Возившаяся с камином девушка пронзительно взвизгнула и как еж свернулась в клубок. Не успела я ее успокоить — а миссис Уотсон уже тут как тут. Сердилась-то она на меня, а попало, конечно, ни в чем не повинной горничной.
— К приходу миссис Эмерсон все должно быть готово! Быстро вниз, за горячей водой!
Девушка опрометью бросилась из комнаты.
— Не спешите, миссис Уотсон. Я просто пришла пораньше. А профессор не сказал, когда вернется?
— Нет, мадам, но я уверена, что скоро. Он всегда предупреждает, если задерживается к ужину. С горячей водой подождать до прихода профессора?
Наряду с иными современными «удобствами», приспособление для нагрева воды не оправдывало возложенных на него надежд и вечно выходило из строя. Помучавшись, Эвелина вернулась к старинному, но прекрасно себя зарекомендовавшему методу.
— Нет, миссис Уотсон, прикажите наливать сейчас же. — В ожидании ванны я устроилась перед камином, водрузив ноги на решетку. К вечеру припустил дождь и заметно похолодало.
Решено... Об Айше не скажу ни слова. Ни намека себе не позволю. Пусть сам поднимает эту тему...
Если совесть чиста, он непременно заведет разговор об Айше. В конце концов, повторяла я себе снова и снова, до брака мой муж имел право встречаться с кем угодно, где угодно и сколько угодно. А с тех пор ни разу... ни разу его преданность мне и вера в меня не пошатнулась — я это знала точно. Так велика была моя собственная вера в Эмерсона... да и возможностей у него, прямо скажем, было негусто. В Египте уж точно. Хотя если подумать...
Сколько раз Эмерсон уходил с Абдуллой в соседнюю деревню якобы повидаться с родней Абдуллы. Наш давний слуга и друг скорее позволил бы отрезать себе язык, чем предал Отца Проклятий.
В те годы, что мы провели в кентском поместье, дожидаясь, пока Рамсес подрастет, Эмерсон время от времени ездил по делам в Лондон и оставался там на день... на несколько дней. Читал лекции в университете, работал в библиотеке Британского музея. График свободный. Хочешь — поезжай домой, а хочешь... Одним словом, распоряжайся временем по своему усмотрению.
Из раздумий меня вырвал отвратительный скрежещущий звук, и я не сразу сообразила, что сама от отчаяния и злости скриплю зубами.
Спокойно, Амелия, спокойно. Не забывай о своем решении. Не смей оскорблять любимого, верного супруга подозрениями. Не смей вспоминать об Айше, пусть сам все расскажет. Почему бы и нет? Это было бы естественно. И напротив, в высшей степени неестественно для него было бы промолчать. Спешное утреннее бегство Эмерсона и долгое отсутствие не позволили нам обсудить события прошлого вечера и по сложившейся традиции поделиться впечатлениями, мнениями, версиями. Но ведь когда-нибудь этот долгожданный момент настанет... Вот тогда и всплывет имя Айши. Согласитесь, будет странно и крайне подозрительно, если Эмерсон обойдет эту тему молчанием.
* * *
Эмерсон тешит себя иллюзией, что умеет ходить на цыпочках. На здоровье. Пусть себе остается при этом ошибочном мнении, но вам по секрету скажу, читатель, что на цыпочках мой благоверный производит шума не меньше, чем когда топает, ни о чем не заботясь. О возвращении супруга я узнала задолго до того, как увидела его в нашей спальне. Зашел он не сразу. Минут пять топтался под дверью, подыскивая, должно быть, наилучший вариант сближения. Ну а мне оставалось только ждать, что из этого выйдет.Вышло довольно мило.
Дверь с треском (как обычно) распахнулась, любимый с порога бросился ко мне, вынул из кресла и прижал к груди.
— Прелестно выглядишь, Пибоди, — пророкотал он на ухо. — Платьице... новое, да? Тебе к лицу.
— Это не платье, дорогой, — отозвалась я, как только мне вернули способность говорить, — а домашний наряд для чая. Тот самый, в котором ты видел меня вчера, позавчера и еще несколько вечеров подряд. Я надеваю его потому... О-о, Эмерсон... Ты прав, это одна из причин, но есть и другие... Эмерсон...
Мне стоило нечеловеческих усилий отказаться от супружеских знаков внимания, которым покрой халатика весьма способствовал, но я все-таки выстояла! А чтобы не поддаться на лицемерные — именно лицемерные, уж поверьте любящей женщине, — ласки Эмерсона, даже отступила за кресло.
— Время позднее. Пора переодеваться к ужину. Вода едва теплая. Поторопись, иначе будешь купаться совсем в ледяной.
— Обойдусь, — мотнул головой Эмерсон. — Не стану переодеваться.
— Переоденешься.
— Нет.
— В таком случае я тоже заявлюсь к столу как есть. — Стыд и позор, скажете? И будете правы, любезный читатель. Вынуждена, однако, признаться, что в тот момент мне ну ни капельки не было стыдно. — Почему бы тебе не надеть тот великолепный смокинг, что я купила в Каире? Тот самый, который ты невзлюбил с первого взгляда? Помнишь, ты еще сказал, что в нем тебя увидят только на смертном одре?
— Смокинг?... — поперхнулся Эмерсон. — Ты на меня сердишься, Пибоди?
— Я?! Сержусь?! Дорогой мой, что за мысль! Кстати, феска в комплекте со смокингом тебе пойдет.
— Дьявольщина! А это обязательно, Пибоди? Распроклятая штуковина... кисточка вечно в рот лезет!
Гаргори пришел от смокинга в дикий восторг, чем слегка умерил профессорский гнев. Феска дворецкого и вовсе пленила; бросив на меня торжествующий взгляд, профессор сдернул «распроклятую штуковину» с макушки и вручил своему юному поклоннику.
— Довольно, Пибоди, — сказал он, когда сияющий Гаргори удалился со своим призом. — Поиграли в индейцев, и будет. Теперь давай начистоту. Что с тобой? Дети в буйство впали?
— Не больше обычного; спасибо, что поинтересовался. Виолетта дуется, поскольку я ограничила ее в сладком, зато Перси с Рамсесом, кажется, находят общий язык. Рамсес провел какие-то огнеопасные опыты и доказал подлинность статуэтки.
— Я так и знал, Пибоди.
— Я тоже.
Эмерсон принялся за брюссельскую капусту.
— От твоего досточтимого братца или хотя бы его супруги по-прежнему ни слова?
— Нет.
— Чертовски странно, не находишь? Казалось бы, дама должна была выразить благодарность и поинтересоваться детьми...
— Она нездорова. Возможно, доктор запретил любые волнения.
— Угу. А дорогой Джеймс благополучно поднял паруса и скрылся в неизвестном направлении, — буркнул Эмерсон. — Как тебя угораздило заполучить таких мерзких родственничков...
— Мои-то по крайней мере не прячутся от людей. (А следовало бы, откровенно говоря.) Тебе не приходило в голову, Эмерсон, что я не знакома ни с одним твоим родственником, кроме Уолтера? Мадам Эмерсон-старшая даже не соизволила приехать на нашу свадьбу.
— Считай, тебе здорово повезло. — Мой ненаглядный злобно набросился на отбивную. — Говорил же, Пибоди, что мать много лет назад выставила...
— Да, но так и не сказал почему.
Эмерсон швырнул вилку:
— Какого дьявола мы пустились в семейные воспоминания? Уходишь от разговора, Пибоди!
— Ты сам начал.
— Пибоди... дорогая моя Пибоди... — неожиданно нежно заворковал Эмерсон. — Бог с ними, с нашими распрокля... э-э... родственниками. Ты, да я, да Рамсес! Один за всех и все за одного, точно? Ну же! Лучше расскажи, как прошел день.
— М-м... Чуть не забыла. Ты разминулся с мистером О'Коннеллом. Я тоже. Он оставил записку.
— Знаю. Читал. — Эмерсон весело хмыкнул. — И на что он жалуется, понять не могу? Обскакал всех конкурентов премиленьким «дельцем зловещих статуэток». Ушебти у него, правда, превратились в... шушеру, что ли? А в остальном он превзошел себя. Кстати, ты знаешь, кто еще получил такие же посылки? Шестеро — Питри, Гриффит, директор музея...
— Разумеется, знаю. Статью в «Дейли йелл» я прочла прежде тебя. Однако по твоей милости О'Коннелла пропустил "дельце опиумного притона". Не думаю, что начальство его по головке погладит.
— Поделом. Будет знать, как злоупотреблять алкоголем и верить египтологам, дары приносящим.
Я зачерпнула ложку капусты. Эмерсон, ковыряясь в тарелке, исподтишка косился на меня.
— Поговорить о нашей проблеме не хочешь, Пибоди?
— Что это с тобой, Эмерсон? — со смешком поинтересовалась я. — Не ты ли твердил, что, во-первых, никакой проблемы вообще нет, а во-вторых, что мы тут совершенно ни при чем?
— Ничего подобного я не говорил! — возмутился Эмерсон, да так искренне, что ему поверил бы кто угодно, но только не я, поскольку слышала предыдущие заявления собственными ушами. — Проблема-то, конечно, есть... и немалая... Какого дьявола ему нужно, этому психу?... С тобой хотел обсудить. А насчет того, что мы тут ни при чем, — забыла, кто тебя взял ночью в притон?
— Очень мило с твоей стороны, Эмерсон.
— Еще как мило, Пибоди.
— Но взял-то ты меня только потому, что не мог остановить. Я бы все равно пошла, с тобой или без!
— Гм... — насупился Эмерсон. — Так хочешь поговорить или нет?
— Разумеется, хочу. Перейдем в библиотеку или здесь останемся, чтобы Гаргори мог к нам присоединиться?
Дворецкий, упустив соль моего тонкого сарказма, засиял как начищенный пенни. Брови профессора сошлись в одну линию.
— В библиотеку. Не возражаешь, Гаргори?
— Эмерсон... — процедила я, не разжимая губ.
— Да, Пибоди. Уже иду.
Ужасающая перемена! Ни тебе яростных протестов, ни грохота кулака по столу... Сама любезность, да и только. А я-то жду признания... Впрочем, надежда еще не потеряна. Пусть бы излил душу и бросился к моим ногам... Нет! Пусть бы лучше излил душу, а закончил тем, что это не мое распроклятое дело! Вот тогда мы на равных обмозговали бы проблему и поставили точку. Но первый шаг за Эмерсоном. Произнести роковое имя он должен сам.
В библиотеке мы устроились поближе к камину.
— Итак, Пибоди. Начнешь?
— Нет, благодарю, Эмерсон.
— М-да?... Что ж... К настоящему моменту — кто знает, что день грядущий нам готовит? — мы имеем три различные и внешне не связанные между собой группы. В первую входят все те, кто так или иначе имеет отношение к Британскому музею. Олдакр и ночной сторож; Уилсон и Бадж; египтологи, получившие ушебти в посылках. Вторая группа... э-э... позволю себе воспользоваться твоим определением — египетская ветвь.
Я ждала, затаив дыхание. Вот оно! Сейчас он перечислит... Ничуть не бывало. Эмерсон сделал вид, что поперхнулся; сделал вид, что прокашлялся. И продолжил:
— Наконец, третья группа — их беспутные светлости. Наша задача, как я ее себе представляю, — попытаться определить связи между двумя или всеми тремя группами.
Одобрения не дождется. Неопределенного кивка будет достаточно.
— Связь между проклятыми аристократишками и музеем очевидна: старый граф Ливерпуль подарил музею мумию, а Сент-Джон с юности увлекается археологией. Кроме того, Сент-Джон со своим обреченным протеже занимаются наркотиками, а значит, могут быть связаны и со второй группой. Вывод логичный, но не очевидный. В Лондоне десятки опиумных притонов, и большинство содержат выходцы из Китая и Индии. Где гарантия, что граф Ливерпуль достает наркотики у египтян?
— Гарантий нет, — холодно отозвалась я. — Но есть косвенные доказательства. Забыл реплику насчет «неверных собак»?
— Некоторые наши соотечественники не гнушаются посещением и даже, так сказать, опекой над подобными заведениями. Вчера ночью мы видели в притоне и англичан.
Англичан — да, но не только... Самое время Эмерсону произнести имя... Увы. Еще один шанс упущен.
— Выделить жреца в отдельную, четвертую группу мы не можем, поскольку он действует в одиночку. Есть ли связь между ним и тремя вышеназванными группами, или же это явление совершенно чуждое...
Я медленно, с достоинством поднялась с кресла:
— Не вижу смысла продолжать, Эмерсон. У нас слишком мало фактов, чтобы составить хоть какое-то приемлемое суждение, уж не говоря о том, чтобы строить теории. Меня ждет работа. Необходимо подготовить доклад для ежегодного заседания Общества охраны памятников Древнего Египта.
— А-а-а! — протянул Эмерсон. — Добавить к тому, что я сказал, нечего, Пибоди?
— Абсолютно. А тебе нечего мне больше сооб... сказать?
— Э-э... Нет, пожалуй.
— В таком случае, Эмерсон, займись своей «Историей», а я займусь докладом.
Профессор поплелся к столу, глянул на рукопись.
— Дьявольщина! — громом прокатилось по библиотеке.
— Что-то не так, дорогой?
— Не так?! Пропади... — Жуткая гримаса, до неузнаваемости перекосившая его лицо, по всей видимости, означала улыбку. — Ничего, дорогая моя Пибоди. Все в порядке.
О, читатель! У меня упало сердце, в горле застрял тошнотворный ком. Прежний Эмерсон заметался бы по комнате, как дикий зверь, попавший в клетку. Прежний Эмерсон разнес бы в щепки пару стульев, расколошматил чернильницу об стену, лишь бы донести до меня, что он думает о моей беспардонной, наглой, хамской попытке исправить его замечательную рукопись! Нынешнего Эмерсона я не узнавала... как будто видела впервые... Да что там! Я его презирала! Будь проклята эта благопристойность, рожденная чувством вины и страхом перед разоблачением.
Эмерсон уткнулся в рукопись. Сдавленный рык и беспрерывное содрогание мощных плеч — вот и все, что выдавало эмоции, которые он не смел излить на меня.
«Причины наводнений в Черной пирамиде...» Нет, не могу. Затопленная Черная пирамида наводила на воспоминания о самых страшных и самых нежных минутах, когда мы с Эмерсоном поклялись отойти в мир иной в объятиях друг друга, — разумеется, если не отыщется иной выход, а этот выход, как вам известно, нашелся.
Возможно, у меня дрожали губы и даже слезы подступали к глазам... но я не дала им волю, о нет! Я поклялась, что ни один вопрос, ни один упрек не сорвется с губ, которым ведомы лишь прикосновения мужа... Случались, конечно, и в моей жизни непростые моменты, но мне себя винить не в чем!
Моя работа не двигалась. Нужно отвлечься от тягостных мыслей. К примеру, переключиться на загадку Британского музея.
Хороший детектив должен прежде всего уметь разложить факты по полочкам. В прошлом я перепробовала немало способов, но все впустую. Не так-то просто упорядочить мысли высокоинтеллектуальной личности. Решив подойти с другого боку, я расчертила лист на две колонки, одну из которых озаглавила ВОПРОСЫ, а вторую — ИХ ВОЗМОЖНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ.
Первый вопрос, пока оставшийся без ответа, напрашивался сам собой и касался, разумеется, причин смерти ночного сторожа. На листке появилась запись:
1. Кто такая Айша? Где и каким образом с ней познакомился Эмерсон? Расспросить Айшу...
Что за черт! Придется начинать все сначала. Я зачеркнула две строчки.
Эмерсон поднял голову:
— У тебя перо скрипит, моя дорогая Пибоди. Нужно бы очинить.
— Ты очень внимателен, дорогой, благодарю. Итак...
ВОПРОСЫ И ВОЗМОЖНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ
1. Была ли смерть ночного сторожа вызвана естественными причинами?
Обратиться к министру внутренних дел с просьбой об эксгумации тела? (Знак вопроса появился не случайно. Я сильно сомневалась, чтобы наш министр, будучи всего лишь мужчиной, согласился с этим более чем разумным предложением без серьезных улик, которых у меня не было.)