Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

   И мы пошли. Рядом. Сначала я девку вперед пустил, но ее походка вызывала у меня такой стойкий эффект, что пришлось срочно менять диспозицию.
   Двери у Ранула толстые. Такие и топором не сразу вскроешь. И стучать в них принято кулаком. Со всей дури. Или ногой. Если сапоги не жалко. Варварство, одним словом. Ни «глазка», ни звонка на входе нет. Про домофон и видео я вообще молчу. Потому и открывают дверь с мечом в руке. Мало ли кого принесла нелегкая.
   Все как в старом анекдоте. «За безопасность постояльцев и сохранность их вещей администрация не отвечает». Вот прочитал это приезжий и спрашивает: «А за что отвечает-то?» Ему и говорят, мол, за то, чтобы в двадцать три ноль-ноль все свет выключали. Для чего и рубильник особый имеется. Типа щелк – и во всем здании ночь.
   А в кабаке Ранула свет не экономят. Но и бесплатно свечи не выдают.
   Дверь открылась. Оружия у Меченого не было. Вместо него пальцы сжимали горло кувшина. Не такого уж маленького и, похоже, не совсем пустого.
   Вовремя успели.
   Меченый посмотрел на меня, потом на девку, опять на меня и кивнул:
   – Входите.
   Буркнул и повернулся спиной. Спиной ко мне! К вооруженному! А на самом кольчуги нет. И дверь открыта.
   Похоже, мужику жить надоело. С чего бы это?
 

8

 
   Мы устроились за столом. Второй кувшин допивали. Девка, как присела между стеной и кроватью, так в том углу и осталась. Я сначала поглядывал на нее, потом перестал. А Меченый словно забыл про свою «невесту». Все к кувшину прикладывался. В натуре, пил из горла! И захлебнуться не боялся. И только сам пил. Мне не предлагал. Хорошо, мой ужин подоспел. И ньюлт так в дверь барабанил, что я и с другого конца коридора услышал.
   Меченый аж в лице изменился, когда я жратву в номер занести приказал. В его номер. Мрачным он был, Меченый, а тут совсем никаким стал. Как на аукционе, когда бледного парнишу увидел. Потом, правда, резко порозовел. Это когда я жевать начал и ему предложил. А то не по-людски получалось, я жевать буду, а он нюхать. Так мужик сначала на меня, потом на девку глянул, опять на меня. И за меч свой схватился. Как за рукоять стоп-крана. Подержался немного, посверкал глазами, затем сел за стол и тоже жевать начал. Молча. «Спасибо» я от него так и не дождался.
   Ну, может, закон я какой нарушил, не совсем учтиво пригласил разделить трапезу или еще чего, но извиняться я не стал – так только хуже. Все равно что после каждого чиха говорить: «Звыняйтэ, цэ я ротом». Только внимание привлекать. Мол, считайте меня самым культурным. А какие счеты между друзьями?
   Меченый избытком воспитания не страдал: чавкал, облизал пальцы и нож, пару раз рыгнул в конце обеда, вернее, ужина. Потом посуду со стола сгреб и за дверь выставил. Как положено. А сам на меня посматривал. Вроде ждал, что я этой посудой займусь. Вместо него. Так у меня свой номер есть – там я хозяйничаю. А здесь пырсона женского полу имеется, мог ее припахать, если самому в облом. Так нет же – за стол не посадил, работой не нагрузил. Будто и нет девки в комнате.
   Ну мне в чужую семейную жизнь вмешиваться не с руки. Чужая семья, как другая страна. Со своими законами и закидонами. Есть страны, где хозяйка за стол не сядет, чтобы не оскорбить гостя. А кое-где, если хозяйки нет дома, то дальше порога тебя не пустят.
   На обратном пути Меченый зашел за ширму, пожурчал в усул. И опять к столу. Руки, понятное дело, мыть не стал. Негде вроде как. Да и не принято здесь такой ерундой заморачиваться. Это у меня маничка: мыться по два раза на день, если три нельзя. Вообще-то можно, но не всегда получается. То одно отвлекает, то другое: «то вилочку помою, то рюмочку сполосну». Шутка насчет вилочки: руками едят или с ножа. И пьют из крупной посуды. Если не в облом – из горла.
   Кто заскучал по первобытной жизни? Гребите сюда!
   Еда закончилась, кувшин опустел, и я засобирался к себе. И тут Меченый меня удивил. Проводил до двери, подождал, когда я ее открою, и меч свой достал. Мне показал. Я испугаться не успел, как он под ноги оружие бросил. И сам рядом с ним прилег.
   – Ты че, мужик, мало выпил? – Я настолько обалдел, что ничего другого спросить не придумал.
   Невнятное бормотание в ответ.
   – Чего, чего? Погромче.
   – Возьми меня… – и опять чего-то невнятное. И как он может говорить, уткнувшись мордой в пол? Потом до меня дошла его «скромная» просьба.
   – Взять? Тебя? Ага. Как только меня растащит на извращения, так сразу и поимею тебя в виду. А пока поднимайся. А то неудобно как-то: я стою, ты лежишь. И возле двери при этом, не на кровати…
   Он поднялся, а железку свою на полу оставил. Похоже, не так уж сильно его мой отказ огорчил. Это не может не радовать.
   – Вот и хорошо, тогда я пошел восвояси.
   А то приперся, понимаешь ли, в гости. Во время брачной ночи. И не своей собственной – другим кайф ломаю. Повезло, хозяева добрые попались. Кое-кто мог бы всю мебель об меня обломать.
   – Не уходи! – Меченый вцепился в край двери, и покинуть наконец его комнату стало для меня проблемой. Силищи у него – как у медведя-шатуна. А всемирной скорби на роже столько, что всем постояльцам хватит.
   – Ну так и будем стоять?
   – Нет.
   – Тогда говори, чего надо, и дверь отпусти.
   – Ты можешь взять здесь все, что хочешь: ее, его, меня.
   Я не сразу сообразил, о чем он говорит. Потом посмотрел на девку, что большим зеленым тюком выглядывала из-за лежанки, глянул на меч – хорошее оружие, но не мое, потом на хозяина комнаты. Тут вообще без комментариев!
   – Мужик, с чего такое щедрое предложение? Внезапный приступ доброты случился или еще чего?
   Меченый шмыгнул носом и спросил:
   – Так что ты берешь?
   Блин, я что, на суахили с ним разговариваю?
   – Из того, что ты предложил?
   – Да.
   – Ничего.
   – Ты можешь взять ее.
   – Нет.
   – Его.
   На меч свой посмотрел.
   – Нет!
   – Мм… меня… – С «энтузиазмом» он это предложил. Вроде «бери», но лучше не надо.
   – Нет же! Ты что, языка человеческого не понимаешь? Мне ни фига от тебя не надо!
   – Тогда помоги мне умереть, а ее верни клану.
   Весь вечер мужик двигался так, словно засыпал на ходу, и вдруг проснулся! Поднял оружие, упер в меня рукоять, а острие себе в горло – все в одну секунду. Еще и на колени стать успел!
   Да, «весело» вечеруха началась, а заканчивается вообще «обхохочешься».
   – Стоп! Одному я уже помог! – Уперся рукой в лоб Меченого, а второй попытался оружие убрать. Отойти-то мне некуда, лопатками в косяк упираюсь, а в пузо меч давит. – «Стоять!» была команда! – Подействовало вроде как. – Слышь, мужик, я сегодня новый прикид надел, ты меня кровью не марай.
   А тут как раз «официант» появился. Типа посуду забрать. И на нашу «мелодраму» глаза выпучил. Так я его за винцом отослал. Рысью! А Меченого к столу повел. За жизнь поговорить.
   Выпьет, расслабится, глядишь, не таким шустрым будет. А то «помоги умереть…» А труп потом куда девать? А свидетельницу? И чего тут полагается за такую «помощь»?
   Еще посидели, поговорили.
   «Укушенным смертью» Меченый оказался. Так называют тех, кто нортору дорогу перейдет. А тот бледный парниша на аукционе и был нортором. Страшные враги из них получаются.
   И плевать, что не Меченый его стулом приласкал. Победитель всегда прав. И отвечает за все тоже он. Если найдется кто-то круче и к ответу потребует. Так что Меченый вроде как мертвец. Для всех. И для себя тоже. Ходит еще, дышит, но для него уже музыка играет и венки везут. Только для меня он живее всех живых.
   «Укушенный» может сразу умереть, а может сезон мучиться – это как его победитель захочет. Нортор еще не заходил к Меченому, но обязательно придет. Ни дверь, ни охрана его не остановят. Лучше принять смерть из рук друга, чем ту, что даст нортор. Прощение и милосердие ему не знакомо…
   Короче, содержательный такой разговор получился. Мужик говорил, я слушал. И подливал – ему в основном, – поговорили и кувшин допили.
   Не хотелось Меченому умирать должником. И не в двух квадратных тут дело – жизнь я ему спас! Вот и пытался мужик хоть как-то рассчитаться со мной. Чтоб не тянуть долг в следующую жизнь. Тогда уж с «процентами» отдавать придется.
   Пришлось мне пообещать ему потолковать с бледным. Он тоже со мной не рассчитался. За лечение. А раз здесь так строго с долгами, то… как у нас в объявлениях писали, торг уместен.
   Можно деньгами взять, можно услугой, а можно попросить, чтоб не обижал знакомого мне мужика. Со шрамом через всю морду, – дескать, слуга он мой. Дорогой и горячо любимый. А чтоб нас обманщиками не посчитали, я Меченому свой плащ дал. Вместо контракта. Он принял и вроде как обязанности слуги на себя возложил.
   Я не сразу и вспомнил, зачем этот плащ напялил, когда в гости шел. Кстати, на обратном пути он мне все равно не понадобится. Пропала моя озабоченность. Будто приснилась, приглючилась.
   Короче, успокоил я мужика как мог и домой потопал.
   Только вышел, а за дверью он – нортор. Стоит, смотрит на меня. То ли секунду стоит, то ли час. Пойми-разбери по бледной неподвижной роже.
   Возвращаться к Меченому я не стал. Без меня разберется, чем заняться этой ночью.
   – Ну чего стоишь? Идем, поговорим.
   И нортор пошел за мной.
 

9

 
   Кажется, я впал в прострацию. Усталый мужик домой обычно короткой дорогой идет, а я вот окружной. Хорошо хоть через окно не полез. Встреча с нортором здорово подействовала на мои мозги.
   В заведении Ранула самые дешевые комнаты рядом с лестницами располагаются. Те, что подороже – подальше. А «люкс» вообще в конце коридора. Чтоб лишний раз мимо двери не ходили, дорогих гостей не тревожили.
   Так сначала я пошел не в ту сторону. Спустился по ближайшей лестнице. Прогулялся по первому этажу. Встретил Ранула. Тот даже в лице изменился, когда увидел мой эскорт. «Это со мной», – кивнул я на длинного и направился к дальней лестнице. Встречные прям по стенам размазывались, чтоб мне места больше было. Если свернуть никуда не могли. (Блин, такая забота и уважение, что с ума спрыгнуть и загордиться!) Поднялся по лестнице. Протопал в дальний конец коридора. Все, кто хотел выйти, вдруг резко передумали. Остановился перед своей дверью. Приложил пятерню к опознающему знаку, что вместо замка здесь работает. Открыл дверь. Все. Я дома.
   Эта прогулка заняла у меня минут десять. А дойти до моего «люкса» можно было и за две минуты. Если думать башкой, а не тем, чего ниже ремня. Ногами, в смысле. Для бешеной собаки сто верст не крюк, а для замечтавшегося Лёхи – десять минут не время. Да и куда спешить, в наши-то годы?
   – Ну чего стоишь? Заходи, раз уж пришел. – Это я нортору.
   А не сказал бы, может, тот до утра бы на пороге топтался. Я не сразу вспомнил, что не один домой заявился. Длинный и бледный будто в тень мою превратился: болтается где-то за спиной, не слышно и почти не видно его. А тень, как известно, не принято в дом приглашать. Сама заходит. А мне вот очень вежливая «тень» попалась. Без приглашения не входит, без разрешения не говорит.
   Переступил он порог, быстро осмотрелся. Цепкий взгляд у моего гостя. Словно каждый предмет глазами пощупал. И знак на нем оставил. Типа проверено и неопасно.
   Может, мой «люкс» и считается самым дорогим и шикарным в этом заведении, но я и лучше номера видел. Нортор, кажется, тоже. Только стол его мой заинтересовал. Вернее, то, чего на нем валялось. В «творческом» беспорядке.
   Я ведь начал писать, скорее по привычке. Какой это врач обходится без писанины? Половину рабочего времени она, проклятая, сжирает! А здесь от нечего делать записывать стал. Н-да, культурный голод замучил. Ни тебе телевизора, ни газеты. Так и буквы забыть можно. Вместе с родной речью. Вот и стал карябать чего-то вроде отчетов: как день прожил, чего интересного видел. Потом втянулся. Из скучающего лентяя в графомана на отдыхе превратился. Весь ежедневник исписал. Черт-те чем. Но так и не успокоился. Пальцы зудят, а писать уже нечем, да и не на чем. Пришлось к Ранулу обратиться. Тот аж заикаться стал от такой просьбы. Наверно, я-другой не озадачивал его подобными.
   Бумага здесь не самым дешевым товаром оказалась. Ну сезон в этом кабаке я жить не собирался, так что пару чистых свитков мог себе позволить. Не напрягаясь. И писчую палочку вместе с чернильным камнем. Забавные такие штуки. Палочка на заостренную сигару похожа, только тверже. А камень… ну камень и есть. Тяжелый, маслянисто-черный, в полкулака. И дырка в нем. Как пальцем вдавленная. Для воды предназначена. И для палочки. Налил, подождал, пока она воду впитает, и пиши себе. И час, и два, и три. Потом опять вода нужна. А облом за водой идти – плюнуть можно. На камень. И палочку смочить. Такое тоже сработает. Только чернила темнее станут.
   Вот на стол с моей писаниной гость и уставился. Внимательно. Вроде как прочитать попытался. Не разворачивая свиток.
   Блин, еще один любопытный! Его что, Машка прислала? Вместо себя… Чтоб я не расслаблялся.
   – Ты сюда молчать пришел?
   – Нет… – Глухой у нортора голос. Не часто он им пользуется.
   – Тогда говори, зачем я тебе понадобился?
   А то, что он возле двери Меченого отирался, так наплевать и забыть. За мной пошел, значит, ко мне. Я ведь не обязан все помнить, что целую вечность назад было. Для кого-то десять лет – «как вчера», а для другого через каждые пять минут – новый приступ склероза. И жизнь начинается с чистого листа Может, и я как тот другой…
   – У тебя есть имя? – Это я вежливым попытался выглядеть. Если уж гостя пригласил, то надо знакомиться и общение налаживать.
   – Есть. – И продолжения не следует. Так, кажется, в эту игру мы уже играли. С Машкой.
   – Ну и как мне тебя называть?
   – Как хочешь.
   – Ладно «как хочешь», говори, с чем пришел.
   А сам я на стуле устроился. Возле стола. Нортору, понятное дело, присесть не предложил. На кровати – рано, не такие уж мы близкие приятели, а другой стул у меня за ширмой остался. Да и быстрее разговор закругляется, ежели гость не будет рассаживаться. Ну нет у меня желания до утра болтать!
   – Я хочу попросить тебя… – и замолчал.
   – Ну так проси!
   – Возьми меня и дай свой плащ. – Блин, и этот тоже!
   Может, я не знаю чего? Может, сегодня день «взятия», и мне тоже нужно попросить кого-то?.. Ту же Марлу хотя бы. Уж она «возьмет» так возьмет! Мало никому не покажется.
   – А на фига тебе мой плащ? У тебя и свой есть.
   Правда, фасон и материал не в моем вкусе. Чего-то широкое, легкое, с неровно обрезанным краем. Как собаки рвали. Странно этот прикид на мужике смотрится. Сомнения возникают в его ориентации. Но говорить это нортору… чего-то мне не хотелось. У Ларки пеньюар из такой же ткани. И цвет точь-в-точь – «черный жемчуг» называется.
   – Да и нет у меня плаща… – На этом я пасть захлопнул. Дошло все-таки до меня. Сообразил, что к чему. Лучше уж поздно, чем совсем никак. Смотрел я в черные провалы глаз, а в башке вертелось: «Я отдал плащ Меченому… отдал плащ… отдал…»
   Ритуал здесь такой: слуга носит плащ господина. А если так, то должны быть и ритуальные слова. Напрасно я на Меченого грешил. На нортора этого. Не извращенцы они. Это у меня с головой чего-то не то. Простейшей вещи понять не могу. Вернее, двух…
   – Мне вот чего непонятно: зачем тебе служить у меня?
   Глаза нортора малость изменились. Будто тень промелькнула в них.
   Тени в темноте? Ну-ну. Кажется, у меня не только с головой проблемы, но и с воображением. Какая «темнота», блин? Светлые глаза у гостя, совсем светлые!
   Пока я мысленно делал себе «комплименты», он заговорил. Всего несколько слов произнес, но мне хватило.
   – Ладно, я понял, что норторы самые лучшие и самые дорогие телохранители. Гроза врагов своего господина и все такое. Но зачем тебе у меня служить?
   – Тебе не нужен сберегатель?
   Оказывается и нортора можно удивить.
   – Честно? Я как-то не думал об этом. Да и не так я богат, чтобы столько платить…
   – Мне ничего от тебя не надо.
   Ну да. «Халява», конечно, сладкое слово, но мне говорили, где бывает бесплатный сыр.
   – Ты хочешь служить без платы?
   – Да.
   – Зачем?
   – Чтобы оберегать тебя днем и ночью, чтобы…
   – Стоп! Это я уже слышал. И чего с этого буду иметь – понял. Ты мне скажи, зачем тебе это надо? Тебе. Понятно?
   Гость закрыл глаза. Помолчал. А когда нортор молчит и не смотрит, хочется убедиться, что он живой, а не галлюцинация. Умеют они это делать. Даже дышат через раз.
   – Смотри. – Он подошел, положил руку на стол. – Видишь? Я – урод!
   Рука как рука. Ничего особенного я не заметил. Тонкая, но сильная кисть, длинные пальцы. Форма и пропорции – в пределах нормы. И если это уродство, то что же тогда красота?
   – Видишь?
   Пальцы вцепились в край стола, и я увидел темную полосу на них. Чуть выше серых ногтей.
   Смотрю… до звона в ушах смотрю… И вот уже ногти не серые, а белые от напряжения. И не край стола они сжимают, а край каменной плиты. А вторая плита медленно поворачивается, чтобы упасть на эти пальцы и на их хозяина. И давит, давит на копье, что подпирает эту чертову плиту!
   – Говорил же тебе: брось топор! А ты вцепился в него, как в родного. А если бы я не удержал плиту? Отбило бы пальцы на фиг! Вместе с башкой твоей тупой.
   – Ты помнишь!
   Ногти скользят по столу, оставляют глубокие царапины. Н-да. А Ранул говорил, что это дерево даже нож не берет.
   – Помнишь!.. – Черные глаза заглядывают, кажется, в самое нутро, будят там давно уснувшее и забытое. И что-то глубоко внутри начинает болеть. Как старая рана на непогоду.
   – Ни хрена я не помню! Так, болтаю невесть чего.
   Гость недоверчиво улыбнулся. Бледными узкими губами.
   – Ты не помнишь – я помню. И они забыть не дадут.
   Опять шевелит рукой с темной полосой у ногтей. Потом сдергивает налобную повязку. Не волосы она придерживала. Волосы и без повязки нормально лежат. Под ней тоже полоса оказалась. Словно вторые брови парнише нарисовали. Только светлее. Забавный вид получился. Но смеяться над нортором… Вряд ли это полезно для здоровья. Хорошо, у меня подготовка та еще. Всякого повидал. И смешного, и совсем даже наоборот. Умею делать морду кирпичом и молчать. Когда надо.
   – Ладно, посмотрел я. Дальше чего?
   – Теперь ты понял, почему я пришел…
   И замолчал. Только руку со стола убрал.
   А я мысли его читать должен? Или догадываться? Да ни хрена подобного!
   – Или объясняй как тупому. Или вали на фиг! – Разозлил он меня. Так разозлил, что я забыл, какой он страшный и опасный.
   Странно, но мой наезд восприняли как надо. Словно так с норторами и разговаривают. Или с этим, конкретно взятым.
   – Я твой должник… нутер. – А «нутер» звучит куда круче, чем миной. Но и проблем, думаю, больше.
   – Не помню я твоего долга!
   – Тебе и не нужно помнить, нутер. Я помню. И знаки на моем теле говорят.
   – И чего ж они такого говорят?
   – Я не отдал свой долг в прошлой жизни. А в этой родился уродом. И сберегателем.
   «Урод»? Ну-ну. У длинного явно занижена самооценка.
   – Зачем же… так… – Договорить мне не дали.
   – Чтобы отдать долг тебе.
   – А если не получится?
   – Тогда в следующей жизни я стану твоим рабом.
   – «Веселая» перспектива…
   Похоже, с чувством юмора у гостя тоже туго. С таким серьезным видом гнать такую пургу.
   – И кто тебе наговорил такого… этакого?..
   – Прорицатели. И Наставник.
   – И чего конкретно они тебе сказали?
   – Что я должен найти тебя и стать твоим сберегателем.
   – Н-да?.. Именно моим?
   – Я оберегал других. Сезон или Путь. Но постоянного Обещания не давал никому.
   Он это все торжественно так сказал! Типа я тебе не изменял, любимая, на мне был презерватив. Ну ладно…
   – Мне, стало быть, ты хочешь дать это… обещание.
   – Да.
   – Чтоб снять проклятие и все такое…
   – Да, нутер!
   – А если ты ошибся? Вдруг не я тебе нужен, а кто-то еще. Чего тогда?
   – Я знаю, ты мой нутер!
   – А я вот сомневаюсь.
   Легкий плащ заколыхался. Может, от ветра. Либо гость в этот момент заряжает гранатомет. Или делает себе харакири. Поди разгляди, чего творится под темной тканью.
   – Нутер, позволь мне коснуться твоей руки.
   – Зачем?
   – Ты сам все увидишь.
   – Ладно, касайся, только… нежно.
   И чуть не ляпнул: «ненавижу грубости, проти-и-ивный…» Нет, как-то не так действует на меня этот гость. Совсем не так.
   «Скромнее, Лёха, и серьезнее, – пришлось напомнить себе. – Меченый ведь не трусливая истеричка, а о смерти мечтал, чтоб только с нортором не встретиться. Из ничего такая репутация не возникает».
   Положил я руку на стол. Левую. Правой я привык Нож держать. И скальпель. Иногда.
   Длинный подошел, посмотрел на мою руку. Внимательно так, словно ничего похожего раньше не видел. Потом поднес свою. Осторожно так. Как к горячему. Подержал немного и прикоснулся. Пальцами.
   Грома и молний, искр, разрядов тока, трубного гласа и колебания тверди земной… – ничего этого не было.
   Только полоса на руке нортора стала бледнее. И на лбу сделалась почти незаметной.
   – Видишь? – выдохнул он.
   – Ну вижу.
   – Вижу и запоминаю… – Два эти ответа слились в один.
   – Какого?!
   Нож сам собой прыгнул мне в руку. Грохнулся тяжеленный стул. А длинный метнулся к открытому окну. И плащ грозовой тучей летел за ним.
   – Ты кто?
   – Зачем ты здесь?
   И опять два голоса смешались, наложились, как некачественная запись.
   Но ответили только на один вопрос. Не на мой.
   – Смотреть и запоминать.
   За окном, на карнизе, стоял еще один нортор. Вернее, одна. «Сестренка» моего гостя.
   – Ты не можешь сюда войти.
   – Кто меня остановит?
   – Я.
   Плащ длинного лег складками. Тяжелыми. Гранитными. А «сестренкин» трепетал крыльями летучей мыши. Маленькая семейная разборка. И я в ней явно лишний.
   – Ты не оберегатель его.
   – Он мой нутер.
   – Ты станешь защищать его?
   – От смерти и до смерти!
   Целая вечность тишины.
   Только б не испортить все. У кого-то торжественно-ответственный момент, а меня на смех растаскивает. По-нормальному я испугаться должен, а не давить в себе хихиканье. Но к нормальным норторы в окна не лазят. И в слуги не набиваются.
   – Тогда я ухожу, – сказала и исчезла. Растворилась, что называется, в ночи.
   – Нутер… – Нортор уже стоит передо мной. И когда он успел пройти полкомнаты? – …тебе нужен оберегающий.
   – Зачем?
   – Она может вернуться.
   – С какой это радости?
   – Ты ей понравился.
   – Блин, как я польщен! Но, знаешь, она не в моем вкусе, так что…
   – Это неважно.
   – Да-а?
   Оригинальные здесь, однако, порядки. Сначала Марла, потом эта. Ну против Марлы я ничего не имею, но бледная и длинная…
   – Я не хочу, чтобы вы умирали.
   Вообще-то я тоже не хочу. В самое ближайшее время у меня совсем другие планы…
   Стоп! А с какой это стати он ко мне на «вы» обращаться начал?.. Внезапный приступ вежливости или я чего-то недопонял?
   – Я себя и защитить могу. При случае.
   – Я вижу, нутер. – Он глянул на Нож в моей руке. – Но Лирха тоже умеет защищаться. И оберегать. Как я.
   – Ладно, договорились. Я ее не обижаю, если она ко мне не лезет.
   – Ей не понравится этот договор.
   – А мне…
   – Тебе нужен оберегатель.
   – Нужен так нужен… – Мне уже поднадоело спорить.
   Плащ взметнулся крыльями и сложился за спиной нортора. Он протянул ко мне руки. Не знаю, чего гость прятал под плащом, но теперь его руки были пустыми.
   – Возьми меня и дай мне свой плащ.
   Я смог выслушать эту бредятину без улыбки. Во второй раз даже самый смешной анекдот не таким смешным кажется.
   – В общем-то я не против. Насчет взять. Вот только с плащом проблемка. Я его уже отдал.
   – Сберегателю или слуге?
   – А есть какая-то разница?
   – Слуг может быть много. Оберегатель один.
   – Значит, слуге.
   – Кто он?
   – Меченый.
   Молчание. Нортору явно требовалось продолжение.
   – Он победил на аукционе. Худой, выше меня, со шрамом через всю морду.
   – Я видел его.
   – Надеюсь, никаких проблем не будет?
   – Он твой слуга.
   – Вот и ладушки. А утром я куплю новый плащ и тогда…
   – Не утром. Сейчас.
   – И где я сейчас плащ возьму? У тебя, что ли, одолжить?.. Дашь?
   – Нет!
   – Почему-то я так и думал.
   – Дай мне тот плащ, что на тебе сейчас.
   – Сейчас? Ну-ну…
   Посмотрел я на свою одежку: сапоги, штаны, пояс, рубашка, жилет на шнуровке, Нож в руке… Все еще держу. Разжал пальцы. До пола Нож не долетел. Что там еще? Ну шарф на шее. Без него ни один уважающий себя миной на люди не выходит. Вот, кажется, и все. А плаща нет. Ни короткого, летнего. Ни длинного, походного. И кто из нас дурак?
   Не спросил я этого, но очень уж внимательно посмотрел на гостя. У того на физиономии присутствовала стопроцентная невозмутимость.
   – Закрой глаза, нутер, и ты увидишь свой плащ.
   Издевается, гад? Ладно, будет ему воображаемый плащик. Сделаем.
   Зажмурился и пошевелил плечами. Удобно мне в этом «плаще» или как? Оказалось, вполне удобно. И не тот плащ на мне, что я Меченому отдал. Другой совсем. Тут таких не носят. Длинный, теплый, на белом меху. А сам ярко-красный. С большим белым воротником. И клочки белого меха по красному. Блин, и где я такой прикид подсмотрел? На бабский немного смахивает.
   Хотел открыть глаза, а нортор опять завел: «Возьми меня и дай…»
   – Сейчас дам, сейчас!
   Застежка у плаща не на плече, а под горлом оказалась. Здоровенная такая блямба из белого металла. Пока расстегнул ее, чуть ногти не обломал. Снял, подержал в руках – тяжелый! – и бросил на руки нортору. Как гардеробщице в театре.