Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

   Не совсем так.
   Страшнее.
   Красивее.
   Дух захватывало от великолепия!
   Казалось, сердце не выдержит… Господи, за что мне все это?! И почему только мне? Можно и ближним отсыпать.
   Поделись халявою своей, и она к тебе не раз еще вернется!
   Вот по этому принципу я и решил действовать.
   Ближайшими ко мне оказались Малек и Крант. Но едва я заговорил о красоте облаков, как телохранитель поднялся – каким-то неуловимо-текучим движением – и сказал:
   – Началось! – И его негромкий в общем-то голос услышали почему-то все.
   Только что каждый занимался своим неотложным делом и вдруг, словно рубильником кто щелкнул: все дела откладываются на фиг, а все тела упаковываются в подстилки. Быстро, но без суеты. Миг – и я в полном обалдении смотрю на ряды аккуратных свертков и пытаюсь сообразить: к чему бы все это?..
   Малек мне помочь не может. Вместо него я вижу такой же аккуратный сверток. А вот Крант очень даже мне помогает. Без долгих объяснений закатывает меня в мою же собственную подстилку. Насильно. И прямо в моем же присутствии!
   Укол в шею – и я прекращаю трепыхаться.
   Классическая ситуация: телохранитель защищает вверенный объект и плевать он хочет, что сам объект потом скажет ему о методах защиты. До этого «потом» надо еще дожить.
   Дергаться я перестал, но отключиться полностью не получилось. Это как при анестезии. Не сразу доходит. Не скажу, что я получаю большой кайф от нее. Даже от местной. Когда будто бы все слышишь и двигаться можешь, да только облом шевелиться. И как-то по фигу, что с тобой делают. Попадались мне и такие клиенты, которым лошадиная доза анестезии требовалась, да и то ждать надо было. Чтоб по судам потом не таскали за жестокое обращение с больным.
   Яд Кранта действует как местный наркоз. А еще как мягкое успокаивающее. Мгновенного действия. Один укол – и ты смотришь на мир, как сквозь толстое пыльное стекло. Минуту смотришь, две, а потом и уборщицу позвать хочется. Или жалюзи опустить. Типа ни фига интересного все равно не видно. Да и слово такое «интересно» уже позабылось.
   Блин, а у норторской дряни есть привыкание? И после какого раза?
   Надо будет спросить. Потом. Когда языком мне шевелить не в облом станет.
   Конечно, объект в растительном состоянии легче охранять. Но с мертвыми еще меньше проблем. Сказать такое Кранту или сам догадается?
   И вообще, я человек или мешок с… ценным грузом?!
   На хрена мне эта защита?.. Я что, просил о таком? Или бабла отстегнул немерено за реально крутого телохранителя? Типа чтоб остальные человеки обделывались, глядя на него. Или тащусь я оттого, что меня все реально боятся? Так вот, ни фига подобного!..
   – Лежи! – шипит Крант.
   И никаких тебе «нутер» или «многоуважаемый». Чего это с ним сегодня? Где обычная вежливость и невозмутимость?
   Не сразу до меня доходит, что организм справился с «наркозом» и стал выпутываться из подстилки. Блин, что ж так долго-то?..
   – Лежу, лежу, – ворчу я в ответ и осторожно, одним глазом, осматриваю окрестности.
   Ровно столько, сколько можно увидеть в образовавшуюся щель.
   Полосатая попона и черно-белый бок поала. Шерсть шевелится и почему-то искрится. Как иней на солнце. За поалом тюки. За ними пара свертков. Узких и длинных. Левее еще свертки. И все. Остальное загораживает моя подстилка. С правого бока тоже свертки и тюки. Слишком много товара для такого каравана. А где же?..
   – Лежи! – У ближайшего свертка голос Кранта.
   – Ага, лежу…
   Тихо. Даже слишком. Где-то гроза. Но так далеко, что грома почти не слышно. Только молнии мелькают. Часто. И тогда стоянка ярко освещается. И тени, длинные и изломанные, бросаются в темноту. Боятся. Потом свет исчезает. И тени возвращаются. До следующей молнии. А над свертками с живой начинкой виднеется слабое сияние. Двух– или трехслойное. Напоминает любимые Ларкины коктейли. Интересно, такое только у людей или у всех жи…
   – Не смотри!
   Поворачиваюсь на голос. А над нортором больше слоев. Сколько же их?.. Вдруг вижу багровый глаз с вертикальным зрачком, отражение молнии в нем и… становится темно.
   Руку, что дернула подстилку, я не заметил. Только почувствовал укол между бровями. И мне вдруг жутко захотелось спать. Ну и ладно, что я, грозы ни разу не видел? Переворачиваюсь на спину, закрываю глаза. Зачем? Все равно ничего не видно. Усмехаюсь темноте.
   Так с усмешкой и лечу сквозь тьму. А впереди меня ждет красно-оранжевая сеть.
 

7

 
   Свет. Знакомый голос.
   Не пойму я что-то своего сберегателя. То «спать была команда», то «не соблаговолит ли многоуважаемый нутер…» что-то там открыть и посмотреть. Можно подумать, один я зрячий остался. Всех остальных «повыочувало».
   Делать нечего – открываю и смотрю. А то с Кранта станется…
   Первое, что вижу, это озабоченную физиономию нортора. Вроде бы. Ведь с ним никогда не знаешь точно, думает он о моей безопасности или о своем пищеварении. К тому же «озабоченность» и Крант – два взаимно несовместимых понятия.
   Глаза у нортора опять обычные. Ни кошачьих зрачков, ни багрового мерцания. Все припрятано до худших времен. И для убеждения особо непонятливых.
   – Чего надобно? – Радости в моем голосе, как монет в дырявом кармане.
   Но Кранту глубоко по фигу, какой у меня голос и настроение. Он быстро и популярно объясняет, чего ему надобно от меня.
   Всего лишь выяснить, можно ли поднимать всех остальных.
   «Остальные», стало быть, все еще в упакованном состоянии. А я, значит, поднимайся и… Тоже мне, нашли добровольца. Но спрашивать: «почему именно я?», думаю, не стоит. Если бы кто другой мог сходить и выяснить, над ним Крант, скорее всего, и стоял бы. Получается, я единственный и весь из себя незаменимый? И почему это меня не радует?
   Подниматься в облом. Даже двигаться неохота. Будто всю ночь вагоны разгружал. С крупным и тяжелым грузом. Я поворачиваю голову и смотрю на небо. Бледно-серое. И никаких облаков. Но это там, где мне видно. Основную часть неба и равнины загораживает камень. Не знаю, из какой породы сделаны эти торчуны?
   Приходится выпутываться из подстилки и вставать.
   Качает, однако.
   Но помогать мне никто не собирается. А вот прогуляться со мной Крант, кажется, не против. Мол, куда меня, болезного, без охраны пускать.
   В таком вот «жизнерадостном» настроении я покидаю нашу стоянку. И тут же замечаю оплавленный штырь. Тот самый, возле которого Асс рассыпал свои бибки. И настроение у меня почему-то лучше не становится.
   И пейзаж под стать моему настроению. Равнина цвета детской неожиданности. На ней какие-то уродливые фиговины, будто этой «неожиданностью» измазанные. И небо уныло-серого цвета. На такое глянешь – напиться и забыться хочется. А протрезвеешь, сгрести всю эту срамоту – и в прачечную. Или в мусорный бак, если не захотят стирать.
   У горизонта небо совсем уж поганого оттенка: сизо-багровое в черно-желтых пятнах.
   Только глянул, и тут же шибануло в нос гниющей плотью и застарелым гноем. Да-а. Дохлое дело. Рану такого вида я бы не взялся лечить. Тут ампутация нужна. Да и то – никаких гарантий.
   Вспомнил, что я не в операционной, и чуть попустило. Но долго смотреть на это безобразие… я не настолько мазохист.
   Резко отвернулся и чуть не столкнулся с Крантом. Повезло, что у него реакция лучше. Если бы все только от меня зависело…
   – Нутер… – вежливый шепот за ухом.
   Смотреть на равнину – мало радости, и я переключился на единственный живой объект, который чего-то хочет от меня. Но Кранта слишком мало, чтобы спрятать за ним открытую рану неба. Остается только пялиться под ноги.
   Две пары сапог. Пыль такого же цвета, как и равнина. На почве – грубые шрамы, будто от сильных ожогов. «Веселенькое» местечко. Встретить бы того, кто его придумал… ампутировал бы воображалку на фиг! Вместе с головой. И денег бы за работу не взял.
   – Нутер…
   – Чего?
   – Банулма ушла?
   Смотрю на нортора. Он что, издевается надо мной?!
   На морде сберегателя почтительная невозмутимость.
   – Повтори, чего ты сказал!..
   Повторяет. Слово в слово. Не сразу, но до меня доходит. Иногда я бываю на редкость тупым. И сегодня, похоже, тот самый день.
   – Ушла. И надеюсь, больше не придет.
   – Придет, – «радует» меня Крант. – Начался сезон банулмы.
   – И долго он… длится?
   – Сезон.
   – Ага. Понятно.
   Хотя ни хрена мне не понятно, если честно. Но спросить, сколько дней в этом сезоне, не успеваю.
   – Повезло нам, что ты Видящий, – изрекает Крант.
   – А-а?..
   – Банулма в этом году раньше пришла.
   – Что ж Асс ее проморгал-то?
   – Ее не всем дано видеть. Даже из тех, кто зрит будущее.
   – Ага, будущее… Как же. Какое ж это будущее, если его изменить можно?! – фыркаю зло и насмешливо. Вот поругаться сейчас я очень даже не против. Или поспорить, на крайний случай.
   – Будущее нельзя изменить. Видящие только предупреждают об опасности. Как ты предупредил нас.
   – Ну да. А если в следующий раз у меня не получится?
   Блин, как же я не люблю слово «ответственность»! Еще больше, чем слово «должен».
   – У нас опытный Первоидущий, господин. Теперь он знает о начале сезона и будет осторожнее.
   – Выходит, он и об этом укрытии знал, и специально гнал нас сюда?..
   На этот вопрос я не получаю ответа, да и не ждал его, если честно. А с караванщиком нам реально повезло. Тертый мужик оказался. Поверил он моей болтовне или нет, не знаю, но действовать решил по принципу: лучше перебдеть, чтобы потом не было мучительно больно.
   А застань нас буря под открытым небом, никто не спасся бы.
   – Кто-то бы спасся, – поправляет меня Крант. – Из тех, кто знает, что делать. И кто делает, а не боится.
   А я смотрю на Кранта и пытаюсь понять: он мысли мои прочитал или я сам их озвучил, и не заметил.
   У горизонта полыхнула зарница. И я вдруг увидел… или вспомнил…
 
   Красно-оранжевая сеть дрожит под напором силы. Как отяжелевшая от росы паутина. Ветер трогает ее, и капля срывается вниз. Падает сверкая. Превращается в огромную ветвистую молнию. А внизу – люди и животные. Кто-то в ужасе бежит. Кто-то остается на месте. Замирает от страха. Или строит защитный контур. Кто-то отдает приказы. Им повинуются. Или не слышат их. Бегут. Сгорают… Еще капля огня срывается вниз…
 
   – Нутер?..
   С трудом прихожу в себя. Глаза пялятся на горизонт и не хотят закрываться. Хоть пальцами их придавливай!
   – Там туча, видишь?
   Крант смотрит сначала по сторонам, потом на меня и совсем уж в последнюю очередь туда, куда я показываю.
   – Не вижу, нутер, – не сразу отвечает он.
   – Но я же!..
   – Ты – Видящий. А я всего лишь сберегатель твоего тела.
   «Всего лишь». Ну-ну. Побольше таких «всего лишь», и лекари этого мира вымрут с голоду.
   – Твоя банулма ушла туда. И сейчас под ней караван. Кажется. Ты бы видел, что там…
   Мне все-таки удается закрыть глаза, и я чуть не падаю.
   – Тебе надо отдохнуть, нутер. Ты потратил много сил.
   – Ага.
   Разворачиваюсь и, как послушный мальчик, топаю к лежбищу. Пока Крант не решил, что меня нужно нести. Зрелище получилось бы то еще. А спорить с нортором… здоровья у меня не хватит. Особенно сейчас.
   – Ладно. Идем, поднимем нашу спящую команду. Ужинать пора.
   – Уже утро.
   – Значит, еще и позавтракаем. Жрать хочу, словно дня два не ел! И спать… С чего бы это?
   – Все Видящие много едят. И много спят.
   – С таким режимом и растолстеть недолго.
   – Среди них нет толстых.
   – Уже хорошо. Но что-то не нравится мне эта работа.
   Останавливаюсь, и рука Кранта тут же мягко касается плеча.
   – Кто-то должен смотреть на банулму.
   Спасибо. Утешил. Утешитель ты мой! Не думал, что это тоже входит в работу телохранителя.
   Иду дальше… Ноги подгибаются. Глаза закрываются сами собой. За мной, надежный и заботливый, как медбрат из психушки, идет Крант. Готовый подхватить, удержать. Не-э, приятель, я на своих, я уже большой…
   – Смотреть на банулму? Ну да. За ней надо присматривать. А то встретишь ее в чистом поле…
   – Надеюсь, нутер, этого не случится.
   Если бы желания телохранителей сбывались, жизнь их клиентов стала бы очень скучной.
   Не знаю, сказал я это или только подумал.
   Кажется, я заснул раньше, чем добрался до подстилки.
 

8

 
   Второй караван мне не приснился. И не приглючился. Вот только путь к нему я постыдно продрых. Но самое интересное не пропустил. Наверно, у Пал Нилыча научился. Старик тоже мог все дежурство продремать, а серьезного больного везут – Нилыч свежий и бодрый, как пучок молодого салата.
   Вот и я проснулся аккурат перед поворотом Дороги. Караван только-только поравнялся с ней. Камни, кусты и ровная степь насколько хватает глаз. Тишь, благодать… птички поют, поалы фыркают, где-то железо брякает.
   Тут меня по затылку и хлопнули. А я лбом в шею поала сунулся.
   – Атас, наших бьют! – Я заорал не с перепугу. От неожиданности токмо. Но громче, чем надо бы.
 
   Как бежит испуганная лошадь, я видел. А на что способен поал, если его напугать, словами передать трудно. На нем сидеть в это время надо.
   Всего две секунды – и из середины каравана мы вырвались в начало. Я и мой пятнистый. Поравнялись с вожаком… А черный вожак – мужик серьезный. Ну пусть не мужик, а зверь, все равно. Он себя обгонять не позволяет. Иначе какой он тогда вожак?
   И черный прибавил ходу. Ни «стой!», ни «чтоб ты сдох на Мосту!» на него не действовали. Я-то своего зверя не тормозил, тут самому бы удержаться… Вот так и мчались они голова к голове, а за ними весь караван припустил. Там ведь у каждого свое место: попробуй отстань или обгони…
   И Дорога загудела под десятками лап!
   Так на засаду мы вылетели и, не сбавляя темпа, рванули вперед. Куда тут тормозить, когда педаль в полу, до упора!
   Снесли мы этот завал, как танк деревянный заборчик, а тех, кто стрелял в нас из засады, в Дорогу втоптали.
   Не сразу остановился живой и многоногий таран…
   А когда это случилось, мы с поалом были уже в середине второго каравана Битого грозой и добиваемого грабителями.
   Эти «рыцари ножа и топора» в сторону больших караванов только облизываются. Не с руки им наезжать на солидную охрану. А вот «подранка» или маленький караван могут и «задрать».
   Но увлеклись немного «работники большой дороги» – наш караван куснуть задумали. Марла им быстро втолковала, что не на тех они пасть разинули. И команду она хорошую подобрала. Профессионалов. А после профи не лечить – закапывать надо. Она, кстати, боевых зверюг с собой взяла: двух серых длиннолапых медведей, черную короткохвостую пантеру, тощего белого волка… Где Лапушка моя прятала их все это время?
   Потом я увидел Кранта. Он рассек побоище, как скальпель мягкую ткань, сдернул меня с поала, мгновенно сунул между тюками и перевернутой телегой. Тот, кто вез ее, недавно стал кучей горелого мяса.
   Пришлось смотреть бой не с высоты, а из-за Крантовой спины… Не такая уж она широкая у него, но… То плащ дергается, то сам нортор. Похоже, он решил завал из трупов перед нами сделать. И как он Малька в запале не зацепил?
   Разборка получилась не слабая. Может, обиделись грабители, что их законной добычи лишают, а может, сделали неправильные расчеты. Конечно, два каравана больше, чем один, но и количество охраны соответствующее. Вот так сразу ее всю не положишь. Самим лечь можно. И больше не встать…
   Участвовать в стычке я не рвался. Не фехтовальщик я и не рубака. Реакция есть, «бойцыцких» навыков нету. А вот Малек прям исстрадался весь, так ему хотелось туда, где железом гремят. Все цепочку на руке теребил, да на меня посматривал. Умильно. Словно косточку выпрашивал.
   Крант только глянул на него и тут же повернулся так, чтоб пацана тоже видеть.
   – Осторожно, нутер, – сказал. – Зверь просыпается.
   Забеспокоился чего-то нортор…
   Да любого зверя надо иногда спускать с цепи. А то он и цепь порвет, и хозяина…
   – Давай сюда свою гибору. И иди гуляй, – это я Мальку сказал. Он уставился на меня. Недоверчиво. А зрачок уже овальный. – Не хочешь мне, отдай Кранту.
   – Я… Не… Возьму! – Крант оглянулся на меня и дернулся. Как от удара.
   И я понял – не возьмет. Ну вампиры в моем мире тоже за серебро не сильно хватались. Те, что в кино.
   – Ладно. Не можешь – не бери.
   Малек протянул цепочку мне. Она извивалась как живая.
   Да-а, брать такое голой рукой мне тоже вдруг расхотелось. Увязал в край шарфа.
   – Надеюсь, не потеряется.
   – Это нельзя потерять. И украсть нельзя. – Голос у Малька стал даже ниже, чем у Марлы. Не голос, а рык.
   – Иди. Но умирать не разрешаю.
   – Не умру, хозяин.
   – Тень трудно убить, – сообщил Крант.
   Я на секунду отвлекся, и Малек исчез. Только вещи его остались. У меня под ногами. Быстро глянул на правую руку. Ножа в ней не было. Уф! Прям камень с души…
   Не знаю, успел пацан поучаствовать в разборке или опоздал. Закончилась она скоро. Наверно, нашелся кто-то умный среди «работников дороги», сообразил, что лучше быть голодным, чем мертвым.
   Протрубили отход, выпустили несколько стрел, типа не идите за нами, и убрались. Прятаться вроде негде, а с Дороги сошли и как сквозь землю провалились. Тоже профи. Из потомственных грабителей караванов. Низкие, рыжие, худые. Не нашего ли Асса родственники?
   Крант, наверно, еще минуту держал меня в том закутке. А выпустил – я тут же Первоидущего увидел. Живого и целого. Но что-то мало радости на его лице наблюдалось. С чего бы это? И сам жив и другу помог…
   – Он мне не друг!
   – Враг, значит?
   – Он у меня жену увел!
   – Твою жену?..
   – Я хотел, чтобы она стала моей…
   – Но пришел этот красавец, и она ушла с ним.
   – Кто тебе сказал?! – Первоидущий дернулся, будто его укусили.
   – Никто. Сам догадался.
   Мужик резко успокоился. И голос на три тона понизил:
   – Прости, Многовидящий. Я забыл, кто ты.
   – Это все из-за нападения, Идущий Первым. Только из-за него. – Я тоже могу быть вежливым. Если захочу.
   – Ты видишь скрытое в моем сердце, многоуважаемый, – благоговейно шепнул караванщик. Ну вижу так вижу…
   – Не думаю, что все эти годы у тебя не было жены.
   – У меня были жены. И теперь есть.
   – Но все-таки ты помнишь ту. Первую.
   – Помню, Многовидящий.
   – И его не забыл.
   – Нет! – Караванщик сверкнул глазами, посмотрел в сторону. Там среди разбросанных тюков и мертвых животных бродил человек. В богатой, но испачканной кровью одежде.
   – А знаешь, Идущий, еще неизвестно, кому повезло. Вот смотри сам: за тобой большой богатый караван, а твой соперник – в убытке. А не уйди та жена с ним, может, ты так и остался бы поводырем последнего поала.
   – Кто тебе…
   – Каждый Идущий Первым был когда-то последним. – Ну блин, прям поговорками говорить начал.
   – Ты прав. Ты видишь то, что скрыто от моего разума. Я никогда не думал так, когда вспоминал об уходе жены. И я не стал бы Первоидущим, если бы… Получается, я его должник? – Мужик побледнел.
   Странное отношение к долгам в этом мире. Страшно серьезное…
   – Думаю, ты уже отдал свой долг. Сегодня. В дороге всякое случается. На сей раз ты помог, в другой – тебе помогут.
   – И не испугаются проклятых стрел?..
   Ответить я не успел. Увидел Марлу. Лапушка добивала раненых. Наших раненых! И совсем легко…
   – Стоять! Марла! Отставить! – Она остановилась возле очередного обреченного. Это был охранник из недавно нанятых, раненный в руку. Всего лишь стрелой. Оба удивленно посмотрели на меня. – Не убивай его!
   Не думал, что я умею так быстро бегать. И прыгать. Через препятствия. Разной формы и высоты.
   – Не надо!..
   – Не буду.
   – Слава богу! Чего это на тебя нашло?
   – Только отрублю ему руку.
   – Чего?! Зачем?!!
   – Чтоб он жил. Стрела…
   – Да эту стрелу выдернул – и забыл!
   Странно, но охранник не возражал, когда ему собирались рубить руку, даже жгут выше раны накладывать начал, а от меня шарахнулся, едва я потянулся к стреле.
   – Ее нельзя трогать! – Это он одновременно с Марлой завопил.
   – Почему нельзя?
   Ну мне и показали «почему».
   Не знаю, кто придумал это оружие, но кто-то с избытком изощренной жестокости.
   Стрела небольшая, а доспехи пробивает. И говорят, что любые. Да еще наконечник колдовской у нее. Из белого металла. Как цепочка Малька. Дернешь такую стрелу, и наконечник останется в теле.
   Ну такими приколами и в нашем мире баловались. А в этом дальше пошли. Рассыпается наконечник. От рывка. И гангрена с летальным исходом гарантирована. А если не трогать стрелу, он все равно распадется. Только не сразу.
   Вот такие пирожки с котятами. А я, мол: «выдернул и забыл…» И без меня тут не дураки живут.
   – Нутер, я могу тебя попросить?
   – Проси.
   – Отруби мне руку.
   – И ты, Крант?! Вот дерьмо… – Это я сказал, когда оглянулся и руку Кранта увидел. Нортор тоже «поймал» стрелу. Толстую и короткую. Чуть ниже плеча.
   – Как же это ты так?..
   – Прости, нутер. Но я и одной рукой смогу…
   – Заткнись.
   Вдох-выдох. Носом вдох, ртом выдох. Спокойно, Лёха. Дерьмовая ситуация, но бывали и хуже.
   – Та-ак. Руку я рубить не стану. И на Марлу не смотри. Ей тоже не дам.
   Возражений не услышал.
   Вдох-выдох. Еще вдох, еще выдох.
   – Стрелу надо вырезать.
   – Не получится! – Информацию уже в три голоса мне сообщили.
   – Блин, почему не получится?! Вот кто из вас пробовал? Ты? Может, ты?..
   Оказалось, никто. Просто все это знают. И все.
   – Тогда я пробовать буду. Нет, не на тебе, Крант. И не на нем. На мертвых. Думаю, ради такого дела они простят меня.
   Ни мертвые, ни живые возражать не стали.
 
   Перевернутые автобусы и машины, мертвые и живые на асфальте… Плач, стон, истерический смех, растерянные люди с бледными, пустыми лицами… И среди всего этого ужаса – мужик в заляпанной кровью одежде. И с ножом в руке.
   Маньяк? Не-а. Врач. Без нужных ему инструментов.
   Как же он обрадовался моему походному чемоданчику! И мне.
   Эх, такого классного ассистента у меня в жизни не было! Понимал меня с полувзгляда, с полуслова… А когда все закончилось, оказалось, что и поговорить мы толком не можем. Обменялись только визитками и раскланялись. До лучших времен. Ни французского, ни японского я не знаю. А он по-русски ни в зуб ногой. Тогда. Ничего, когда я в гости к нему приехал, разговорным русским он уже владел. Слегка. А настоящий разговорный я ему поставил.
   Все повторяется. Только в другом мире. Здесь не ездят машины и не стреляют автоматы, но, черт побери, как же мне не хватает Кахэя!.. И инструментов моих не хватает. Лоханулся ты, Лёха, сильно лоханулся. К руке надо было чемоданчик пристегивать, а не в багажнике возить. Но кто ж знал…
   Только пятую стрелу я вытащил неповрежденной. И шестую. И седьмую. И восьмую… Эту уже из охранника. Живого. Потом занялся Крантом. А потом и остальными ранеными. Теми, которые решили рискнуть и не стали избавляться от стрел привычным способом. С последним я закончил уже на закате. Потом занялся резаными и рублеными ранами. И у своих, и у «чужих». В другом караване тоже был лекарь. Но он не пережил грозу. А я не постеснялся заглянуть в его походную сумку, что пережила своего хозяина. Убого, конечно, по части инструментов, но и за то, что нашлось, спасибо.
   Провозился с ранеными до зирта. Мне не мешали. И не торопили. А когда закончил, провели в шатер. Недалеко от Дороги. Там оба каравана организовали привал. Не в шатре, понятное дело, вокруг него.
   Мертвых хоронить не стали. Сожгли. Грабителей тоже. Только отдельно.
   Малек приготовил ужин. Вкусный. И он же принимал плату за лечение. Так Марла распорядилась. Но это я узнал уже утром. А вечером… заходила она ко мне, но я спал. Будить не стала. Посмотрела только и ушла. Перед Санутом я сам проснулся. Увидел кувшин с отоброй. Сначала хлебнул, потом вспомнил, что это такое. Забыла, значит, Лапушка. Или как повод встретиться оставила. Ладно, увидимся, отдам.
   Утром, возле моего шатра – уже моего, персонального! – стоял крупный рыжий поал. Солнечный, как тут говорят. Подарок от Первоидущего. Вместо моего беспородного. Что отличается повышенной пугливостью. Как и все дворняжки.
   Караванщик сказал, что мы меняем направление. Доведем Надыра сначала. Совсем, мол, недалеко идти.
   – Ты прав, Первоидущий. Добрые дела не бросают на половине. Не стоит давать грабителям второго шанса.
   – Не стоит. – Караванщик криво усмехнулся.
   – Или они из его селения? – дошло вдруг до меня.
   – Говорит, из соседнего.
   – Говорит? Ну-ну…
   Собеседник согласно хмыкнул.
   – Ладно. Решил проводить – проведем. Охраны нам хватит?
   – Хватит. Спасибо тебе, Многодобрый.
   – За что? А… понял. Думаю, там мы тоже не только «спасибо» получим.
   – Видящий ты, а я… – Караванщик не договорил, только улыбнулся скромно. Вроде бы.
   – А ты у нас заранее договорился. И с Надыром, и с колдуном нашим пошептался. Так?
   – Великий и Мудрый сказал, что нас ждет удача в той стороне.
   – Конечно, ждет! Раз он так сказал. Кстати, а Храм Асгара тоже в той стороне?
   – Говорят, в той.
   – Почему-то я так и думал.
   – Потому что ты Видящий.
   – Ну да…
   А наш «великий» и хитрож… елтый хочет в этот Храм попасть. И всех нас туда привести. Вот только с чего бы такая щедрость?.. Не ходят за сокровищами целой толпой. А если такое вдруг случается, то до дележки от силы двое доживают. Так что сомневаюсь я в доброте чьей-то душевной. Сильно сомневаюсь… Может, зря?
 

9

 
   С тех пор как Малек избавился от гиборы, он стал часто проситься на охоту. Я отпускаю. Удачливым он охотником оказался. И караван не задерживает. Уходит и приходит на своих двоих, не теряется, добычу приносит. Вот только не видно, чтоб ее стрелой или копьем брали. Даже живую как-то притащил. Отдал, правда, сначала Кранту, а потом мне приготовил. Вкусно! Язык проглотить можно. Из свежего мяса всегда вкусное чибо выходит. И сегодня живого козленка принес. Я его сразу забрал. Сам решил приготовить. Охотник я или где? А того, чего я хочу, здесь, похоже, не умеют готовить.