Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

   Понимал я девку. А она ведь не по-русски со мной говорила. И охранников понимал. А они по-другому слова закручивали. Не как Тощая. С ней попроще: не каждое слово, ясен пень, но смысл я улавливал, да и отвечал без запинки. А это уже полная фигня. Никогда я полиглотом не был. Мне русского, матерного и латыни за глаза хватало. А тут еще два языка выучил и не заметил когда.
   «Я такая затурканная, такая затурканная…»
   Может, про меня этот анекдот?
   Долго шевелить извилинами мне не дали: Тощей опять поболтать приспичило.
   – Почему?.. – Похоже, по второму кругу пошли. – Почему ты спас меня?
   – Работа у меня такая.
   – Ты Спасающий?.. – А в голосе у нее большое такое сомнение. Мне по этому поводу анекдот вспомнился: «Чая кипела?» – «Кипела, кипела!» – «Почему пара нету?» – «А пара за отдельную плату!» – Спасающий… с Ножом?
   И дался ей этот ножик!
   – Нож я только сегодня увидел. Вечером.
   – Ночью, – раздался шелест из темноты.
   – Пусть ночью. А днем я еще людей резал.
   – Резал?..
   – Ну лечил, один хрен!
   Блин, цепляется к словам. Русского языка, что ли, не понимает? И тут же вспомнил: не понимает. И я не только по-русски с ней говорю. Во дожил!..
   – Так ты лекарь?!
   Ну и чему так удивляться? Не первый и не последний небось.
   – Лекарь, лекарь. А тебе полечить чего-то надо? Так я могу.
   – Не надо… – Помолчав, она добавила: – И не можешь ты теперь.
   – Чего это «не могу»?
   – Исцелять. Ларт не может быть целителем. И лекарем ларт быть не может.
   – Это почему же?
   – Нож съедает мозг ларта! Нож становится хозяином ларта!
   Девка заговорила как запела.
   – Хозяином?! Съедает?! Ну это еще бабка надвое сказала!
   Вспомнил, что такое «ларт». Это его прикид я ношу.
   – Ты злишься?
   – Нет, это я радуюсь! Думаешь, по кайфу целыми днями в чужих потрохах ковыряться?
   А сам чуть не рычу. И на фига, спрашивается. В натуре, ведь не самая кайфовая у меня работа. Но в медики меня понесло, не в дворники, и потом работу не сменил, когда понюхал и увидел что к чему. Вот и не фиг злиться, и на девку орать тоже не фиг.
   – Ты злишься, – повторила она.
   – А что, нельзя?
   – Здесь? Не знаю. Нельзя, наверное.
   – Может, и быть здесь нельзя?
   Надеюсь, ей не видно моей усмешки.
   – Возможно.
   – Тогда чего мы сидим? Топать надо.
   – Надо.
   А сама ни с места! Во блин!..
   – Особого приглашения ждешь? – Молчит. Посидели, послушали тишину. Медитативное такое занятие. Успокаивает. Некоторых. – Так и будем молчать?
   – Ты обещал не мешать мне…
   – А я мешаю?!
   – … не мешать мне уйти.
   – Ну и?..
   – А сам шел за мной.
   – А разве я обещал не идти?
   – Нет, не…
   – Я, кажется, ясно сказал: это развлекалово не по мне и я хочу свалить. Сказал?
   – Я не…
   – Сказал! А подождала б минуту, вместе б пошли.
   – А… – она замямлила.
   – А ты меня в ловушку завела.
   – Нет! Это ты…
   Что-то зашуршало в темноте. Похоже, девка уже на ногах.
   – Слышь, красуля, ты говори, да не заговаривайся. А то за базар отвечать придется. Реально! Вот кто у нас первым шел? Ты! Перед кем решетка упала? Перед тобой! А я тут каким боком примазался? Ну-ка, ответь!
   – Это для тебя Пасть Нуйры открылась! Для тебя!
   – Ну здрасте вам через окно! Это почему же для меня?
   – Мы вошли там. И Нуйра не проснулась. Я уходила и…
   – И лафа закончилась.
   – Что?
   – Сколько вас было, спрашиваю.
   – Зачем тебе знать?
   Оказывается, и среди малолеток параноики бывают.
   – Не хочешь, не отвечай. Мне в общем-то и так понятно.
   – Что понятно?
   – На счет «четыре» ловушка сработала – вот что. Или на счет «пять». Знакомо.
   – Ты знал, что там Пасть, и не остановился?
   Девка, похоже, на середине коридора уже. А если там яма?.. Большая, круглая и… без света.
   – Знал?.. С чего это ты взяла?
   – Ты же сам сказал…
   – Я сказал, что штука знакомая. Приходилось встречать.
   – Здесь?
   – Нет. В… – Рассказывать долго, да и не хочется. – В другом месте. Далеко отсюда. Тогда девять человек прошло, а под десятым рвануло.
   – Что рвануло?
   Не понимает.
   «А для неграмотных поясняю: на третью и четвертую рейку». Вроде смешной анекдот был, а смеяться почему-то не хочется.
   – Что-что, ловушка сработала. Понятно?
   – Понятно. А с тем что?
   – С кем?
   – С тем, кто в ловушку попал? Ты его исцелил?
   – Ага, как же! В мешок его упаковали!
   – Зачем?
   – Затем. Не умею я мертвых исцелять! Понятно?
   Девка промолчала. Вздохнула только.
   Та-ак, поговорили. Прям вечер вопросов и ответов получился. И все вопросы в мои ворота. Твою ж мать, и так на душе муторно, а тут еще…
   Двенадцатым я тогда шел. Сколько лет пролетело, а иногда как вспомню, так вздрогну.
   Ладно, пора отлепляться от пола и двигать. А то задница к камню прирастет.
 

3

 
   – Стой! Туда я не пойду.
   Тощая останавливается и только потом поворачивается ко мне:
   – Почему?
   Я осматриваюсь. Кажется, все это уже было. И поход по туннелю, и светящаяся полоса, и перекресток четырех ходов. Все повторяется. Кажется. У меня нет уверенности, и потому я молчу. Нет гарантий, что это не бред. Гарантии только страховые компании обещают. А сколько у нас обещанного ждут? То-то же. Вот я и помалкиваю. Тощая стоит рядом и ждет. Мы с ней теперь сопопутчики, или сопутчики, связанные клятвой и разделившие путь. Что-то типа соратников, собутыльников, сотрапезников, соучастников и еще кого-то. А клятва древняя и нудная:
   «Не причинять вреда жизни или имуществу сопутчика… служить щитом и посохом… делить тяготы… не умышлять предательства…»
   И чего-то там еще. Короче, договор о сотрудничестве и ненападении. Время действия – путешествие. Потом хоть на запчасти своего попутчика разбери. И нарушением клятвы это не будет.
   Девка предложила, я не стал отказываться. Лучше пусть рядом идет, чем впереди или сзади. Это не паранойя с голубым уклоном, просто спокойнее мне так.
   «Если нет глаз на затылке, держи ушки на макушке, пистолет в руке, а попутчика на мушке».
   Лёва у нас спец по выживанию и глупых советов не дает.
   Тощая поглядывает на меня с повышенным вниманием. Типа я тебе верю. Пока вижу. Ну прям вторая Ларка.
   – Что там? – кивает на средний туннель.
   Туда она намылилась, когда я сказал свое «стой!».
   – Там?..
 
   Яма… круглая… каменная… глубокая… лестница в ней… спиралью… ступени… карниз… еще ступени, еще карниз… Спускаюсь к центру, к свету… каждый оборот все меньше… Узкий карниз… и – я падаю, лечу вниз… Свет притягивает… Из тела что-то уходит… то, что уходит во время сна, обморока или…
   Нет! Не хочу!
   Тощая стоит рядом, протягивает руку, но не трогает. И правильно делает. Не надо меня сейчас тревожить. Страшно мне. Ударить могу. Она понимает и опускает руку.
   – Что там? Ловушка? – тихо так, настороженно спросила. Вроде того больного, что спрашивает у врача: «У меня рак?» И меньше всего хочет услышать «да». Ответить Тощей «нет» я не могу. Только киваю.
   – Тоже срабатывает на счет «четыре»?
   Пялюсь на девку, будто совсем уж запредельное сказала она. Потом вспоминаю: сам же ее научил.
   – Не-э. На счет «раз» это срабатывает. Раз – и тебя уже нет!
   – Ты есть, – не соглашается. – Ты не попал в ловушку.
   – Попал, – зачем-то спорю я. – Умер я в ней. Кажется.
   Узкая ладошка покачивается у меня перед грудью. Вверх, вниз, влево, вправо. Линии на ладони красные. Яркие. Даже в полумраке видно.
   – Ты не похож на мертвого. – А в голосе сомнение. Совсем немного, но я умею это слышать.
   – А на живого?
   – И на живого. Может, все ларты такие?
   – Может. Я не специалист по ним.
   – Я тоже.
   Помолчали.
   Стоим перед тремя тоннелями, выбираем. Блин, только камня не хватает, с надписью: «Направо пойдешь – битым будешь, прямо – по шее накостыляют, а налево свернешь – дома получишь. Твоя Василиса».
   Ни меня, ни Тощую Василиса не ждала, вот мы и свернули налево. Девка как-то унюхала, что левый ход вниз ведет. А я возьми и брякни, что вниз катиться легче. Так и выбрали.
   Идти оказалось нетрудно, только темно. Ну к темноте я быстро привык. А тишина настораживала. Словно не девка впереди, а привидение на антиграве. Хоть бы сказала чего-нибудь.
   Только подумал, Тощая тотчас заговорила, будто мысли мои прочитала.
   – А какая там ловушка?
   Лучше б она молчала. Нашла тоже тему для разговора…
   – Страшная, – выдыхаю гулким шепотом.
   – Расскажи.
   – А вдруг она услышит и сюда придет?
   Дурацкая, понятно, отмазка, но очень уж не хотелось о яме рассказывать.
   – Тогда не надо! – Она, похоже, купилась. – Лучше скажи, откуда узнал про ловушку.
   – А может, я сам в ней побывал?
   – Ты не похож на Воскресшего.
   – Откуда ты знаешь?
   Ничего умнее не придумал спросить.
   – Видела. Ты не такой.
   Ну дела!.. Тут, оказывается, и воскреснуть можно! Здорово. Или эта лафа не для всех?
   – Так откуда узнал? – повторяет Тощая.
   Вот привязалась!..
   – Приснилось мне. Вот откуда!
   При свете дня или под фонарем я бы такого не сказал. Но в темноте многое можно.
   – А-а… Тогда хорошо, – вздыхает моя попутчица и замолкает.
   – От чего это тебе хорошо?
   – Сну можно верить.
   Уверенно так сказала. Как отрезала. Похоже, здесь другое отношение к снам. Если то, чего со мной было, сон. Но уж лучше сон, чем реально! В таком реале пусть герои живут. Или самоубийцы. А мне и… Хотел сказать: «…и дома неплохо», но вдруг вспомнил, что дома меня чуть не поджарили. Мне лучше домой не торопиться. Здесь тоже пока хорошо. В темноте. Не стреляют… больше. И пока не убивают. А что еще нормальному мужику надо? Немножко света и жратвы не помешало бы. Но и без них…
   «Света», как говорится, пришла. Тонкой полосой справа. Знакомого бледно-желтого цвета.
   Мы с Тощей тут же – шире шаг. Даже этого интимного света хватало, чтобы пыль под ногами разглядеть и половину коридора. Моя попутчица отлепилась от стены и пошла рядом. Ноги у нее длинные, да и я не слишком широко шагаю. Не по проспекту все-таки идем… ясным солнечным днем. А темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…
   Во, блин, только стихоплетства мне не хватает. На трезвую голову и пустое брюхо я такого наплету – все человеконенавистники умрут от зависти.
   Разговор сдох. В темноте проклюнулся, а свет его безжалостно задавил. Так всегда бывает между малознакомыми.
   Шли молча. Ходьба само по себе медитативное занятие, а по пустыне… Стоп! Пустыня была во сне. А здесь коридор, я и Тощая. Ну еще пыль под ногами, что глушит шаги.
   Так беззвучно мы и шли. А нам никто не мешал. Словно мы единственные живые в этом коридоре, а может, и во всем этом по-дурацки построенном здании.
   Не заметил я, когда полоса стала утончаться. Постепенно это происходило. Глаза привыкали, а мозги не уловили изменений. Вот когда свет совсем пропал, тогда и они очнулись: «Темно, однако!» – сообщили. А я и сам уже вижу, что темно. И что нитка света обрывается сзади. Метрах в двух.
   Посмотрел на Тощую. У нее глаза блеснули в темноте.
   – Давай к стене, – предложил.
   Она пристроилась за мной. Блин! Лучше бы как в прошлый раз. Чтобы она тропу прокладывала.
   Я пошел быстрее. Не люблю, когда за мной кто-то идет. Потом еще быстрее. И еще. Сзади слышалось дыхание. Тяжелое, горячее. Волосы на затылке шевельнулись. Воображалка тут же включилась и вместо тощей девки нарисовала жуткую зверюгу, что бродит темными коридорами и харчит заблудившихся туристов.
   Блин, с таким воображением надо дома сидеть и книжки писать!
   Еще прибавил шагу.
   «…Темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…»
   Реально ведь, на полусогнутых!
   Впереди резкий спуск. Будто с горы. Подниматься на такую с помощью рук пришлось бы.
   Потом я услышал шаги. Свои. И Тощей. И остановился.
   «Если уж пыль здесь не держится, то…»
   Додумать я не успел. Девка врезалась в меня.
   Испуганное «ой!» и «твою мать!» раздались одновременно – и пол вырвался у меня из-под ног.
   Зря я не пустил Тощую вперед, зря!
 

4

 
   Давно я катался на заднице. В мальковом возрасте еще. А тут вот впал в детство, а до старости лет – еще дважды по столько… Это если мне до девяноста дожить удастся. Кажется, тогда мужикам писец улыбается. Пушистый и серебристый.
   Хорошо хоть дружбаны моего позора не видят. Жизни б не дали. Только представить: Лёху Серого малолетки с ног сбивают! Стыдоба! Лёха на заднице спускается!.. Дважды позор. Ты б еще ноутбук подложил, – посоветовали бы…
   Я и подложил бы, будь он со мной.
   Ничего у меня не было. Подложить. Только меч. Повезло, хоть штаны на мне кожаные. Тряпка давно бы протерлась. А мне только ожога на заднице не хватает. И так сегодня не день, а сплошное развлекалово. Аттракцион для тех, кто устал от толпы и сидячей работы.
   Меня занесло на повороте, повалило на бок. Где-то сзади пискнула Тощая. Интересно, она на своих двоих спускается, или как и я? И чему здесь скользить, тоже интересно. Вроде по камню шли. А несет как с горки ледяной!
   Еще один поворот в темноте – меня приложило об стену так, что аж колено хрустнуло. То самое, больное. И понесло еще быстрее. Теперь уже на спине. Чуть круче – и спуск в свободное падение перешел бы. Даже думать не хочу, какая смертельная машинерия прячется впереди. На такой скорости любая железяка может дел наделать.
   Свет я увидел неожиданно. Ярче, чем тот, что в тоннеле. Зажмурился, моргнул, и вот уже меня вынесло на финишную прямую. А скорость конкретная… Как тормозить будем? Где комиссия по встрече?
   «Хочешь ходить – научись падать. Или освоишь инвалидную коляску».
   Такой вот прикольный плакатик наши физтерапевты соорудили. И рисунок соответствующий пришлепнули. Как глянешь на него, так и зарыдаешь. От умиления. Слабонервные шарахаются от этого «шедевра». Снять просят. А главному нравится. То еще у него чувство юмора. Как у строителей этого «аттракциона».
   «Хочешь ходить – научись падать…»
   Хочешь – не хочешь, а придется. Вряд ли на выходе медбригада дежурит.
   Последние секунды до финиша…
   Гора поднатужилась и родила… Лёху Серого.
   И приняли новорожденного «нежные» объятия куста.
   Костоправы мне не понадобились. Но вот одежка потолще не помешала бы.
   Скрестили ежа и ужа и получилось… тот самый куст и получился, который принял меня. Четырех-пятиметровые плети, где колючки длиннее листьев, а цветы пахнут так, что стае кошек хватит кайфануть.
   Только я выцарапался из этого «букета», как Тощая в него I попала. И тоже ногами вперед. Но лицо рукавом прикрыла. Повезло девке. Морда целее будет. Мою реально так ободрало. Хорошо, хоть глаза на месте остались. Могло и хуже быть. Девка, например, на башку свалиться. Тощая она-то тощая, но получить полсотни кило на кумпол – мало радости.
   А так стою себе в стороне, озираю пейзаж и учусь чужому матерному. Некоторые обороты я в натуре не догнал. Надо будет уточнить. Потом, когда она из куста выберется.
   Пейзаж чем-то Крым напоминает. Горный склон, трава, кусты. Ниже кусты в густые заросли переходят, еще ниже – деревья, чего-то хвойное, кажется. На таком расстоянии не разглядеть, да и прячутся деревья в чем-то вроде тумана.
   «Лайша» – само собой вспомнилось слово. Так эти деревья называются.
   Потом до меня дошло: «вспомнилось», как же! Не знал и забыл – это про меня, а забыл и вспомнил – это уже про кого-то другого.
   В башке паника и противный скулеж: «не так все, неправильно…»
   Пришлось наводить порядок. Мои мозги, а вытворяют хрен знает чего. И так муторно, а тут еще незапланированная истерика. А нормальный, казалось бы, мужик.
   Короче, отвернулся от деревьев с дурацким названием, закрыл глаза и стал дышать, как учили: вдох-выдох, тишина-покой, а вся суета сует мне и на фиг не нужна.
   Подышал. Попустило. Вроде. Открыл глаза и впал в ступор.
   Восход.
   Только глянул на него, и сразу захотелось прилечь и отрубиться. На час или два. А когда проснусь, чтоб все в порядке было. Нормально и привычно.
   Зеленое, как неспелое яблоко, солнце цепляется за горизонт. Еще одно, желтое и крупнее апельсина, наблюдается выше.
   Может, это и красиво. Может, и удобно даже. На одно типа туча наехала – второе на подхвате. Но мы на Земле не привыкли к таким излишествам. Нам, земляным жителям, и одного солнца вполне хватает.
   Посмотрел я на оба солнышка, внимательно так – рано утром это еще можно, – и что-то перегорело в душе. Окончательно. Я ведь до последней минуты надеялся, что на Земле я. Пусть в Африке, в Австралии, у черта на куличках, но на своей планете! Что кто-то из дружбанов поприкалываться решил. Или подарок ко дню рождения сделал…
   Блин! А ведь сегодня и впрямь у меня день рождения! Тридцатник стукнуло. Могли и организовать сюрприз по такому поводу. Но устроить круиз на другую планету – такое никто не потянет. Даже всем вместе слабо. Второе солнце Земле организовать?.. Это уж полная фигня! Такое только в фильмах бывает. Или в сказках. Для не самых мелких.
   Получается, Земля там, а Лёха Серый незнамо где. Пейзажем любуется. Поздравления нужны или хватит соболезнований?
   Еще раз глянул на восход: зеленое солнце отцепилось от горизонта, а на желтое уже и смотреть больно.
   Шуршание за спиной прекратилось, и я повернулся к светилам задом. Они не обиделись – светить не перестали.
   Тощая выбралась из куста. Растрепанная, с исцарапанными руками и щекой. И смотрит не на меня, а в сторону солнц. Они ей в глаза, а она не щурится. Глаза у нее желто-зеленые. Как у кошки. Что родилась и выросла на улице. Такие дикие киски редко идут на контакт. И собаки держатся от них подальше. Умные собаки, битые жизнью.
   Тощая пригладила рыжие, спутанные лохмы, вытащила из них листья и колючки, натянула на голову капюшон. И все это, делая вид, что меня рядом нет. Ни тебе «с добрым утром», ни «с днем рождения, Лёха». Ну про день рождения и сам я не сразу вспомнил, но пару слов-то сказать можно? А то пошла себе и…
   – Почему стоишь? Идти надо.
   Ну ладно, идти – так идти. Не для того мы выбирались, чтоб рядом с выходом привал устроить. И мы пошли вниз. Светло, тепло и мухи не кусают. Реально, нет мух и комаров! Лафа!
   Лафа скоро закончилась. Сотня-другая шагов – и мы побежали со всех ног. То, что я принял за туман, оказалось дымом. Лесной пожар это такая штука… По телику тоже круто смотрится, но в натуре… Блин, не хотел бы я пережить такое еще раз!
   Мы бежали. Тощая впереди, я за ней. По узкой ломоногой тропке. Козьей, не иначе. Среди кустов, потом деревьев, тех самых лайша. Вблизи они оказались высокими и тонкостволыми. Бежать было легко. С горы. И местность больше парк напоминала, чем лес. Да еще ветер в спину. Вот только дымом тянуло все сильнее.
   – Куда бежим, знаешь? – выдохнул-выкрикнул я в рыжий затылок. Капюшон давно свалился и подпрыгивал на спине.
   – К мосту! – И взмах правой рукой.
   Ну к мосту так к мосту. Я не против.
   Мелькают кусты, деревья, опять кусты. Вот дерево с тремя стволами, скрученными в жгут. Таких уродцев специально растят. Долгие годы. Украшение дома, типа. А это само выросло, вымахало в три обхвата!
   От дерева взяли еще правее. Теперь уже без тропинки. Прямиком через поляну, по какой-то траве и цветам. Бежать стало тяжелее. Не по стадиону все-таки… И с горы мы уже спустились.
   Впереди заросли кустов – помесь ежа и ужа, а Тощая и не думает сворачивать. Рыбкой ныряем под ветки – и вот она, тропа, выбитая звериными лапами. И мы, как звери, пробираемся на четвереньках. За кустами опять деревья. Высокие. За парком начался лес, за хвойными деревьями – лиственные. Дым, треск, жара. По верхушкам прыгает огонь. Вниз чего-то падает: то ли крупные шишки, то ли тушки мелких зверушек, обгоревшие до неузнаваемости. Мне не до ботаники с зоологией. Тут как бы свою тушку уберечь.
   Как мы бежали! Селезенка чуть не выскочила. Да еще корни под ногами и какие-то ямины. А Тощей они не помеха, вроде не бежит девка – скользит, просачивается сквозь заросли. Я-то себя реальным мужиком считал. Охотником, блин! Думал, все могу. Думал, что с моей подготовкой мне сам черт не страшен. Н-да… повезло, хоть рыбалкой не увлекался. Бег по пересеченной местности – это не для рыбака.
   Ветер ударил в лицо, и дым отнесло в сторону. Огонь где-то за нами и сбоку. А впереди поляна с огромным камнем. К нему жмутся кусты. Обхватывают ветками. Самый большой из них растет отдельно. Между ним и остальными – метра два свободного места. Тощая рванула туда и вдруг остановилась. Как на стену налетела. Я не успел так быстро затормозить. Вроде легко толкнул, а девка уже на четырех. Пока она поднималась, я разглядел эту «стену».
   Здоровый волчара черно-коричневого цвета, а глаза ярко-зеленые. И взгляд равнодушный. Сквозь нас. Кто хоть раз видел волка, с собакой его не спутает.
   Головой зверюга до плеча мне мог достать. И лапы у него толще моего запястья. Стоит, нос морщит. Зубы показывает. Предупреждает типа, что дальше нам ходу нету.
   Стоим. Не двигаемся. Серьезный зверь.
   Может, и подействует против него Нож. А может, и нет. Я его против человеков только применял.
   Треск и запах дыма, поляну затягивает белесой мутью. Ветер опять меняется. Скоро здесь будет жарко.
   Тощая смотрит на меня, на волка, облизывает губы. «Надо уходить», – шепчет. Ну это я и сам понял. Но ответить не успеваю.
   Что-то большое прыгает от камня.
   Еще один зверь. Мельче, светлее, с детенышем в пасти. Крупный детеныш, но пузо голое, и глаз только один открылся. Недели нет щенку.
   Еще прыжок, и вот уже оба волка рядом. Зеленоглазый следит за нами, а самка оставила детеныша и обратно в кусты вернулась. Малой заскулил, сунулся за ней. Волк прижал его лапой. Мол, жди здесь.
   Тощая дергает меня за руку. Я качаю головой.
   – Ждем здесь.
   Волк рычит. Может, голос мой не понравился. Или еще чего. Вдруг он резко прыгает. В сторону. И детеныша успевает подхватить. А на место детеныша падает деревцо. Горящее. Закрывает проход, ломает кусты возле камня. Листья на них чернеют, сворачиваются. Огонь прячется за вонючим дымом, потрескивает. Из кустов слышится вой-плач. Еще один – из-за горящего дерева.
   В руках Тощей комок плаща. Когда его сняла, зачем – не до того. Выхватываю, начинаю сбивать пламя. Оно пытается схватить меня за руки, дотянуться до живота.
   Повезло, что дерево тонкое, пламя ослабело на живой траве и листьях.
   – Ну давай же, давай!.. – ору, словно меня могут понять, помочь.
   Понимают.
   Сквозь дым и черные ветки проламывается волчица. В зубах еще один детеныш.
   Волк замолкает. Рано оплакивать, все пока живы.
   Самка смотрит на меня. Глаза у нее желто-коричневые, цвета гречишного меда. Не волчьи глаза. Не равнодушные. Стоит близко. Серьезная зверюга. На ладонь ниже самца. Таких крупных волков я еще не видел. Даже не знал, что такие бывают. Детеныш тоже крупный. С небольшую дворнягу. Но еще незрячий.
   Волк нетерпеливо рыкнул. Пора, мол. Он по ту сторону дерева, самка по эту. Между ними путаница дымящихся веток. Сбитый огонь собирается с силами, лижет кору, тонкие сучья. Дым становится гуще. Острый, сосновый. Такой же запах у костров, что горят после Нового года. Когда в окнах перестают мелькать огни гирлянд.
   Треск. Огонь отвоевал крупную ветку. Сейчас полыхнет.
   Самка прыгает к большому кусту. Под ним лаз.
   Девка полезла за мной, я лезу за волчицей. Когда выбрался, только хвост ее мелькнул.
   – Быстрее! – крикнул Тощей и рванул вперед.
   Дожидаться не стал. Догонит, не догонит – один черт, а упущу волков – все, финиш. Зверь – он чует, он выведет. Кратчайшей дорогой.
   Вспомнилась клятва путников – другого времени, блин, не нашлось! – и как-то само собой выкрикнулось:
   – Э-ге-гей, я здесь!
   И еще раз. И еще. Возле ручья уже.
   Тощая так и не догнала меня, а я так и не потерял своих волков. И не сменил их на другую живность, что мелькала впереди или рядом. Прыгал через овражки, бежал по старым, давно упавшим деревьям, огибал или проныривал сквозь кусты. Будто второе дыхание у меня открылось и глаза на ногах выросли – я перестал спотыкаться. Да и волки мои не так уж быстро бежали. Наверно, детеныши мешали. Короче, не отстал я от них.
   Возле ручья они задержались, понюхали воздух, вроде как посовещались. А потом взяли левее.
   Мне пришлось выхватывать девку из воды. Тормоза у нее не сработали на мокрой траве. Перед ручьем.
   Брызги до неба!
   И я, и она обсыхали уже на бегу. Жаль, в другом ручье искупаться не удалось.
   Ветер часто менялся. То в лоб, то в правую щеку. И тогда мы плакали и кашляли от дыма. Впереди мелькали волчьи хвосты и ляжки. Тощая только раз крикнула, что мост в другую сторону, а потом бежала молча. За волками. Не до разговоров нам было.
   Опять дымовая завеса. И деревья в дыму. Тонкие стволы, тоньше руки, – листьями не шелестят, значит, хвойные. Два метра вперед, три вверх – и уже ничего не видно. Направление держим то же, но как долго оно тем же останется?
   К счастью, ветер в лицо – и дым быстро редеет. Мы почти не сбились с курса. Волки взяли чуть левее, а прямо перед нами – горящее дерево. Дождалось зрителей и начало падать. Как в замедленной съемке. Ну прям знаменитый артист на сцене-поляне. Еще и руку-ветку к нам протянул. Горящую. Типа эпизод первый – зацените и не дышите…
   Волки пластаются по краю поляны. По границе травы и песка. Чистого, гладкого. С редкими пучками цветущей травы. Сочно-зеленой. Таким же ярким песком дорожки посыпали. Лет пятнадцать назад. На кладбище.