Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

   Плащ на фиг. Он только мешает при осмотре. Хотя… осмотр больного на лестнице… Терапевты обычно такого не практикуют. Повезло пацану, что я хирург. Зато делать операцию в таких условиях даже мне еще не приходилось. Но двинуть его с места – значит убить. Сломанные ребра, пробитые легкие, поврежденный позвоночник. И сине-багровый след через спину. Наискось. Будто толстой гибкой веткой приложило…
   Вот он, мой «рюкзак». Лежит, кровоточит.
   – Чем это его? – Смотрю на… Кранта. Словно он может знать.
   Знает. Отвечает:
   – Щупальцем.
   Продолжаю смотреть. А пальцы трогают спину Малька. Опухоль. Горячая. И быстро ползет вниз.
   – Я Ловчему руку отрубил. Левую. Он новую не успел отрастить, когда ты на него напал… господин. Коготь на щупальце у него был. С ядом.
   – А этот… умник меня, значится, прикрыл. Так?
   Кивнул Меченый, не Крант. А глаза у мужика даже не испуганные. Совсем никакие. Видел я его пару раз таким… Ладно, потом разберемся. Все после. Сначала пацан.
   – Яд, говоришь? А противоядие имеется?
   Крант качает головой. Меченый тоже молчит, только смотрит в никуда. Марла… подходит к нему. И на меня все время поглядывает. Настороженно.
   Блин! Чего они все так боятся?! Ножа? Так вот он, лежит на спине пацана и слегка вибрирует. Со стороны и незаметно совсем. Только пальцами можно чувствовать. И горячо им, пальцам. И на левой руке тоже.
   Это опухоль ткнулась в ладонь. А дальше не идет.
   Вот так мы тебя и сделаем!
   Ладонь ниже опухоли, прижать плотнее и двинуть вверх. Осторожно. Чтоб ничего не выскользнуло. А Нож – вниз. Еще осторожнее. Чтоб не зарезать пацана Двигаем, двигаем, двигаем…
   Вот и сошлись ладони.
   Но чем ближе к ране, тем труднее их двигать.
   Ну с ядом справились. Рана чистая. А чего делать с переломами? Позвоночник – это не хухры-мухры. Выживет пацан – парализованным останется. Ниже лопаток. И вряд ли мне «спасибо» скажет.
   Марла опять рядом. Стоит на коленях, нюхает рану, чего-то говорит. Не знаю я этого языка. Ни слова не понимаю. А вот Малек, похоже, сообразил. Шевелит пальцами, тянется рукой к шее. Своей. И дергает тонкую светлую цепочку. А та не рвется. Чуть толще нитки, а держится.
   Малек шепчет. Просит чего-то. На том же, незнакомом. Марла качает головой. И отвечает. Теперь уже на понятном всем.
   – Не могу.
   – Чего не можешь? Ну!
   Она смотрит на меня и молчит. Самое время играть в молчанку!
   – Да говори же, твою мать!
   Голос, похожий на карканье полузадушенной вороны. Это уже не Марла говорит, раненый:
   – Имя… дай Имя…
   – Какое имя?
   – У него нет Имени, – шепот. Едва слышный. Марла.
   – На фига ему…
   – Он не может измениться.
   – Чего не может?..
   – Залечить раны.
   Мне понятно насчет ран. И только.
   – Тогда дай ему это дурацкое имя! – Я уже ору. И меня трясет. Марла прижимается к перилам.
   – Не могу.
   – Господин… ты дай… – Сиплое карканье. Скрип несмазанного замка.
   – Имя? Какое, блин?..
   – Его Имя. Настоящее. Можешь узнать? – В голосе Марлы надежда проклевывается. Слабенькая. А вдруг смогу? Ведь сумел победить слугу Неназываемого. И с ядом справился. Так вдруг и…
   Марла отводит глаза, и я перестаю ее слышать. Или читать мысли. Хрен его знает, чего между нами только что произошло.
   Имя? Настоящее? Ага, как же. Только тем и занимаюсь, что имена придумываю. В свободное от работы время.
   Малек вывернул шею, и я увидел его лицо. Бледное. Потное. Из прокушенной губы бежит кровушка. Кожа под глазами дрожит, а сами глаза…
   Блин! Никогда такого не видел.
   Зрачок то круглый, то вытягивается в нитку, а радужка – то темно-серая, то красно-коричневая.
   – Имя!.. – просит Малек.
   А у меня язык затянуло. Намного ниже аппендикса. Кота он мне напомнил. Пацан. Молодого, домашнего. Побывавшего на настоящей кошачьей разборке. В первый раз. И ничего мне в голову не пришло, кроме Васьки. Ну не Мурчиком же пацана называть!
   А странно меняющиеся глаза тянули из меня Имя. Как здоровый зуб без наркоза. И я с трудом выдавил:
   – Ва-ас-с-с…
   А все остальное застряло в горле.
   Глаза окончательно изменились. Перестали быть человеческими. Цепочка лопнула, и рука пацана ударилась о ступеньку. Рядом с моей ногой.
   Не рука – лапа! С когтями…
   – Назад! – Это Марла. Мне. А я стою в полном обалдении. Даже не заметил, когда разогнулся и убрал руки от пациента.
   Вой. Или крик. Глубокие царапины на лестнице. Я пялюсь на них так, будто ничего интереснее в жизни не видел. И не увижу. Считаю царапины.
   «Раз…»
   Ко мне тянется Марла.
   «Два…»
   Ее пальцы сжимают мою рубаху выше пояса.
   «Три…»
   Я сижу на перилах.
   «Четыре…»
   Пацан катится вниз, переворачивается на спину. Его трясет, как в припадке, выгибает. Затылок и пятки на полу, а все остальное – дугой.
   – Скорее!
   Меня сдергивают с перил. Хватаюсь за Марлу, чтобы не упасть. А она с моим плащом в руке прыгает вниз по ступенькам. Даже ран своих не замечает. Четырех царапин ниже колена.
   – Накрываем его. Быстро!
   Воющий, дрожащий комок исчезает под плащом.
   – Зови его! Зови!!
   У меня нет слов, нет букв, нет даже мыслей. В голове пусто, как после уплаты налогов.
   – Зови! Он услышит…
   Плащ выгибается горбом. Ткань протыкают шипы. Ряд острых, тонких, раза в два тоньше моих пальцев.
   – Берегись!
   Марла отбрасывает мою ладонь. Через миг плащ там тоже пробит.
   – Зови! Не удержим!..
   Прижимает к полу край ткани, а что-то живое рычит, ворочается под плащом. Пытается выбраться. И на полу появляются царапины. Марла отдергивает руку. Палец в крови. Она смотрит на меня так, словно я это ее цапнул.
   Вспоминаю, что когда-то умел говорить.
   – Васс, Вас-с, Ва-ас, Ва-асс…
   Зову.
   Зову, мать его, а оно дергается! Зову, а оно не слышит!
   Смотрю на Марлу. Она шепчет тихонько:
   – Зови. В первый раз всегда трудно.
   Зову. Меняю интонацию. Будто кота хочу приманить. Молодого. Глупого. Что первый раз увидел настоящее дерево. Первый раз залез на него. И теперь смотрит с верхушки огромными круглыми глазами. А хозяин внизу такой маленький. Не похожий сам на себя. Только голос знакомый. Чуть-чуть.
   – Ва-асс, Ваа-сс-с…
   Плащ уже не дергается, а я все зову. Шепотом. Сиплым.
   Попить бы…
   – Ваа-сс-С…
   – Я слышу… миной… слышу…
   Марла вздыхает, разгибается.
   – Отпусти его. И поднимайся.
   Не знаю, когда я прилег на пол. Не заметил как-то. И сколько пролежал, не помню.
   Марла протягивает мне руку.
   Принимаю. Поднимаюсь. Качает, однако.
   – Бери его. И пошли к тебе.
   Смотрю вниз. Из-под плаща выбирается пацан. Ваасс-С. Такое его Имя. Тайное. Не для общего пользования.
   Пацан голый. Кожа блестит, как смазанная чем-то. На спине длинный тонкий шрам. Свежий. Бледно-розовый.
   Однако…
   – Не надо. – Раненый мотает лохматой головой. – Я сам пойду.
   – А сможешь?
   Марла улыбается. Грустно так. И совсем не насмешливо.
   – Смогу.
   Пытается встать с четверенек. Тыкается лицом в пол. Валится на бок. И не двигается больше.
   Быстро наклоняюсь. Так быстро, что темнеет в глазах, и я тоже падаю на колени.
   Наплевать! Сначала Малек. То есть… нет, все-таки Малек…
   Проверяю пульс, зрачковый рефлекс…
   – Спит. Представляешь?! Он заснул!
   – Так всегда бывает, – говорит Марла и резко оборачивается.
   Я тоже слышу скрип. Двери, кажется. Потом еще один скрип.
   – Забирай его и уходим. Скоро здесь будет много чужих.
   И как они терпели так долго? Любопытные, они в любом мире есть. И не дай бог, среди них репортер найдется, – такого напридумывает!..
   Заворачиваю Малька в плащ. Влажный. И чем-то пахнет. Странным. Иду к лестнице. А меня качает!
   Марла обняла за пояс. То ли держит, то ли ведет.
   – А где Меченый с Крантом?
   Смотрю на лестницу. Площадка пустая.
   – Я здесь, нутер.
   Крант стоит на любимом месте Ранула.
   – Крант, хорошо, что ты нашелся. Увидишь Ранула, скажи ему… Нет, не надо, я сам скажу. – Из-за нортора выглянул хозяин кабака. Внимательно так осмотрел помещение. Не иначе как убытки подсчитывает. А чего еще с такой озабоченной мордой делать? – Ранул, мы это… насорили у тебя немного… так ты это… не пускай пока никого. Меченый, ты где?
   – Я здесь… хозяин, – откуда-то сзади послышался голос Меченого.
   Оборачиваюсь – ведет в сторону…
   Спасибо, Лапушка поддержала.
   Мужик стоит над кучей тряпья и ворошит ее ногой. Кажется, полжизни назад эти шмотки кто-то носил.
   – Правильно, Меченый. Этот бардак надо прибрать.
   Мужик отрывается от своего занятия, смотрит на меня:
   – Слушаю и…
   – А если тебе понадобится помощь…
   – Она у меня будет.
   – Значит, договорились. И вот еще что, Ранул…
   Блин, как же я устал крутить головой. Надо бы зеркало какое приспособить. Как у мерса.
   – Приготовь пожевать чего-нибудь. Вкусного. Я скоро…
   – Да, многоуважаемый…
   – Надо идти. – Марла гладит меня по спине. – Ты, наверно, устал.
   Устал – это слабо сказано. Кажется, я начал спать еще на лестнице.
 

17

 
   И кто сказал, что смысл жизни часов в их тиканье? А если эти часы песочные? Или огненные… Что при помощи воска и фитиля работают.
   Вот я смотрю на свечу и полосы на ней считаю. Это сколько же пролежал я мордой в подушку?
   – Один круг, Пушистый.
   – Спасибо, Лапушка. Я сейчас…
   Но до этого «сейчас» еще полкруга сгорело. Даже когда я оторвался от подушки, сразу сползать с кровати не стал. Нашел дело поинтереснее. Пацана разглядывать, какой рядом лежит. Под моим же собственным плащом.
   Небольшая разница была между мальцом, что вышел из моего «люкса» этим утром – в одном только плаще, кстати, – и тем, на кого я теперь смотрел. Совсем небольшая…
   Года в два.
   Лет на шестнадцать Малек выглядел. По крайней мере, видимая его часть. Голова то есть. И плечо. Голое.
   Я приподнял плащ. Так-с, одеждой мы так и не озаботились. А сколько вопросов было: «Как одеться?.. А можно то или сё?..»
   Вот только у того, кто спрашивал, не было еще волос на груди. И размер грудной клетки был куда скромнее. И рельеф мышц другой. Да и сами бицепсы…
   – Марла, ты только глянь!.. И этого красавца я перепутал вчера с девкой. С ума спрыгнуть можно!..
   Марла и без моего приглашения смотрела на юнца. Очень внимательно. Даже принюхивалась вроде.
   – Затянул он с переломом. Сильно затянул. Удача не оставила…
   Я не дождался продолжения и спросил:
   – Кого не оставила?
   – Тебя.
   – А я тут при чем?
   – Нашел ему Имя. И помог. Чем дольше не выпускаешь Зверя, тем он сильнее. А справиться с таким Зверем, да еще в первый раз… Не каждому так улыбается удача.
   – А…
   – И Ритуал нарушили.
   – Какой?
   – Большая у тебя удача, Пушистый. На двоих хватило. Проси Хранителя, чтоб еще осталось…
   – Марла, о чем ты…
   Но меня не услышали. А если и слышали, то не реагировали.
   – Крант, приготовься.
   Мой оберегатель… кивнул. Подчинился вроде как.
   Это что же получается: он себе еще и хозяйку завел? Слугой двух «многоуважаемых» заделался? А как я с Марлой делить его буду? График составим или монетку бросать станем?
   Нортор остановился напротив Марлы, но по другую сторону кровати. Ну и чего они на таком расстоянии делать хотят?
   – Возьми его руку! – Это уже мне. Марла. И таким тоном, что только «Слушаюсь!» и «Рад стараться!» осталось сказать.
   К руке Кранта я тянуться не стал. Сообразил, что к чему. Сообразительным я бываю… Прям сам себе поражаюсь.
   – Не эту! Подожди!.. Видишь, что у него в руке?
   – Ну вижу.
   – Осторожно. Не прикасайся.
   – А чего будет?
   – Хорошо тебе не будет.
   – Ну ладно.
   Не очень-то и хотелось. Прикасаться.
   – Приложи его руку к горлу. Осторожнее берись. К его горлу – не к своему!
   Все указания Марлы я выполнил точно и аккуратно. Заодно и пульс пощупал – спит пациент.
   Широкое запястье у Малька оказалось. Утром поуже было. И кулак был меньше.
   Сжался до крепости камня, а меж пальцев цепочка проглядывает. Белая.
   Коснулась шеи Малька, и зашевелилась. Как живая. Потом выскользнула из кулака и вокруг запястья у него обмоталась. Вроде браслета. Сама все сделала, никто и пальцем ее не трогал.
   – Хорошо, – вздохнула Марла. Грустно так улыбнулась. – Но слуг ты себе подбираешь как никто. Из всех теней, многоглупый, ты отдал плащ… Крант, тебе слушать не обязательно.
   Я… не слушаю.
   – Тогда перестань скрипеть зубами.
   – Ты оскорбляешь… господина.
   – Ты своего господина хоть драгоценным, хоть сияющим называй. Мне все едино.
   – Он не может быть сияющим. Только жены норторов…
   – Крант! Я же сказала: мне все едино. Но твой нутер любит дразнить смерть.
   И Крант замолчал. Надолго, похоже.
   – Марла, Лапушка, ну чего я такого сделал?
   – Отдал ипше свой плащ.
   – Ипш не бывает! – вмешался Крант.
   – С чего ты взял?
   – Мне… сказали.
   – Кто?
   – Наставник. Раньше ипши были, потом их… нет их больше.
   – Тогда под плащом твоего нутера спит последний ипша.
   – Я не верю этому!
   – Я тоже не верю, что он последний.
   Мои гости глядели друг на друга, как два боевых пса перед боем. А я между ними. И только драки мне сейчас не хватает. Для полного счастья!
   – Лапушка, а что такое ипша?
   Теперь гости пялятся на меня. Как баран на свежеокрашенную дверь. С кодовым замком.
   – Увидишь, если удача от тебя отвернется. Тогда и сберегателю твоему танец со Смертью придется танцевать.
   Я повернулся к нортору. Тот недоверчиво смотрел то на спящего Малька, то на Марлу.
   – Он истинно ипша?
   – Крант, ты оскорбить меня хочешь?
   – Нет, Марла, не хочу.
   Две бойцовские собаки. Просто встретились. Не на ринге.
   – Полукровка он, – Марла вздохнула. – По отцу.
   – Он опасен?
   – Все Тени опасны. Ты сам это говорил.
   – Говорил. А этот?.. – Голос Кранта стал совсем уж тихим. Марла закрыла глаза и, кажется, заснула. Стоя. Я уже начал сползать с кровати, когда услышал голос. Марлы, не кровати:
   – Не доводи дело до поединка. Я не вижу, кто переживет его. – Так иногда разговаривают во сне. Или под гипнозом.
   – Но он всего лишь полукровка! – Крант обиделся?! Не-э, показалось, наверное.
   – По отцу! Не забывай! – Голос у Марлы уже нормальный и глаза открыты. – А еще он пережил перелом. Не на двадцатом сезоне – на тридцать втором!
   – Так он почти…
   – Да! Когда он проснется, то не будет уже детенышем.
   – Он может не проснуться.
   – Да?..
   – Если нутер прикажет, то я…
   – А нутер прикажет? Ты прикажешь, Пушистый?
   – О чем это вы, оба-двое? С этого места, пожалуйста, подробнее.
   Я все-таки сполз с кровати и теперь пытался понять, отпускать мне ее спинку или еще немного подержаться.
   – Твой оберегатель считает, что твой спящий слуга опасен. Для него.
   – Не для меня! Для нутера!
   Все-таки подержимся еще. Пока пол не перестанет качаться.
   – Знаешь, Крант, думаю, от Малька я смогу защититься. – Марла фыркнула, но спорить не стала. – Если понадобится, смогу! А ты… слышал, чего сказала Марла? Не трогай пацана и все будет в порядке. Понял?
   – Да, нутер.
   – Вот и ладушки. А теперь… Кто-нибудь еще есть хочет? Или только я весь из себя такой голодный?
   – Я хочу, – не стала скромничать Марла.
   – Тогда пойдем вниз.
   – А сюда?..
   – Не-э, Лапушка, сюда нельзя. Разбудим Зверя, он опять нас без жратвы оставит.
   Марла улыбнулась. Не показывая зубов.
   – Он еще полночи спать будет. До Санута.
   – Все равно давай пройдемся, а?..
   Умеет Марла быстро и тихо открывать засов. Мне еще учиться и учиться.
   – Нутер, я могу с тобой поговорить? Без нее?
   – Прямо сейчас?
   – Да.
   Нортор так не двинулся с места. Будто пол возле кровати клеем намазан. И лицо у Кранта было такое, словно он утопится в моей джакке, если я откажу.
   Блин, и какой идиот говорил, что много слуг – это круто, легко и приятно?.. Его бы на мое место!
   – Марла, иди. Я догоню. – А сам дверь закрыл. На засов. Тихо у меня не получилось. Зато быстро.
 

18

 
   И почему это саблезубого тигра называют тигром? Белый он, без полос. И пушистый, как ангорский кот. И клыки у зверя не сабельные. С меч они длиной. Короткий.
   С такой зверушкой Крант когда-то общался. И ее клык при себе носил.
   А сегодня мне его попытался всучить.
   Мол, я нутера должен оберегать, а получилось, что нутер меня спас. Да еще два раза. Должник я теперь нутера. На три жизни вперед.
   Такую вот ерундень вбил себе в башку мой сберегатель.
   Ну грохнул я двух тиу, что возле нас с Крантом крутились. Попались они мне под Нож. Так это Ножу спасибо, а не мне. Еще одного серокожего Марла с Меченым завалили. Как – не видел. Занят тогда был. Очень. Но на тело потом глянул, мельком. Будто «кисой» оно драное было. Той самой, мечезубой. И правая рука на фиг отрублена. Вместе с плечом.
   Так что ж, Марлу с Меченым Кран тоже награждать станет? За отвагу типа.
   Спросил у него.
   Оказалось, не станет. Не за что.
   Меченый вроде как слугой моим считается. Значит, умирать не должен без моего приказа. А Марла… ее вообще эта драка никаким боком не касалась. Могла сидеть себе спокойно и обедать, пока мы играли в свою маленькую войну. Теперь вот мне решать надо: принимать ее помощь или посчитать нежелательным вмешательством и жуть как оскорбиться. Компенсацию там потребовать или на дуэль вызвать.
   Оригинальный, однако, подход к проблеме.
   А спасибо сказать и в щечку поцеловать – за слабость посчитают или за оскорбление действием?
   И с другим помощником как быть? Что сначала оставшихся тиу прикончил, а потом нас всех чуть на ремни не порезал. Тоже «благодарность перед строем» и «контрольный поцелуй в лобик»?..
   А Крант встал передо мной на колено и зуб кошачий протягивает. Будто не для него все это говорилось. Будто себя, любимого, мне послушать захотелось, вот и сотрясаю воздух.
   – Крант, для особо непонимающих повторяю: мне это и на фиг не нужно. Ты Белую Смерть завалил, тебе ее клык и носить.
   – Откуда ты знаешь про Белую?! – С колена он не встал, но в клык вцепился, как в спасательный круг. Двумя руками.
   – Приснилось мне, Крантушка. Знаешь, некоторые спят и сны видят. Интересные. Вот и со мной такое бывает. Иногда.
   Смех смехом, но насчет сна я не шутил. Хотя не знаю, можно ли это назвать сном. Секунду все длилось, не больше. Только глянул на клык – Кранта увидел, что с большой ангорской кошкой сражается. Мечезубой. Среди снега и льда. Испытание ему такое назначили. И две пары бровей у Кранта. Не носил он тогда повязки. Ученику не полагается.
   И сейчас не носит. Нечего стало Кранту под повязкой прятать.
   – Приснилось? Так ты сновидец?!
   Блин, ответ вопросом на вопрос считается наездом и наказывается по всей строгости…
   – Знаешь, Крант. Ты, конечно, нормальный мужик, и поболтать с тобой интересно, но давай вспомним, что у тебя есть хозяин. Которого не только оберегать, но и слушаться надо.
   Хотя бы иногда.
   Но эту мысль мы скромно замолчим. Мы, Лёха Непревзойденноскромный. Язык можно вывихнуть, если выговаривать.
   – Вспомнил? Тогда твой нутер тебя убедительно просит: подняться, убрать этот зуб туда, где ты его прятал, и сопроводить очень голодного хозяина вниз. Блин, я сегодня пропустил обед! Могу я теперь спокойно поужинать?!
   Странно, но мой ор подействовал. Крант встал, надел цепь с клыком на шею, убрал под одежду. И все это медленно, неохотно, явно напоказ. Смотри, мол, чего ради тебя мне приходится терпеть.
   – Кстати, Крант, ты есть хочешь? – Очень уж внимательный взгляд стал у нортора. – Что-то я не видел, когда ты ешь…
   – Нутер хочет увидеть меня за кормлением? – И опять эта дракульская улыбка.
   – Нет, пожалуй, не хочу. Но если ты голоден, то с этим надо чего-то делать.
   – Меня учили справляться с голодом.
   – Сидеть голодным и терпеть?
   – Или находить замену привычному корму.
   – Ага. А-а… никаких проблем у тебя не будет с этой заменой? Или у меня?
   – Нет.
   – Ну тогда пошли. Ранул нас наверно заждался. Да и Марла…
   Интересно, что скажет Марла?..
 

19

 
   Трудно удовлетворить обиженную женщину. Особенно если она зверем может стать. Большим, хищным и кусачим. Или говорит, что может.
   – Зачем ты мне это сказала?
   – Не спрятать ипшу под тонким покровом, – ответила. Вроде как поговоркой. Понять бы только, чего Лапушка сказала. И к чему.
   – Так ты ипша?
   – Нет. Я из Кугаров. – Замолчала, потерлась плечом об меня. – И я ошиблась, Пушистый. Я очень ошиблась, – в самое ухо шепнула, словно в чем неприличном призналась.
   – В чем ошиблась?..
   – Думала, он из наших. Только Закатных. Или из Песчаных. Они тоже с красной шерстью. Вот и попросила за него. Прости. До Перелома трудно определить истинного Зверя. Я не чарутти…
   Этот разговор о Мальке мы завели… в постели. У Марлы в комнате. Первый раз я оказался у нее.
   – Так ты тоже Тень?
   – А Крант тебе не сказал?
   – Нет.
   – Тень.
   – Или Мастер Теней?
   – Откуда узнал?!
   Трудно отвечать, когда на тебе лежит полтора центнера живого веса.
   – А если от Кранта? – хриплю и пытаюсь вздохнуть.
   – Он не знает.
   – Тогда угадал, – брякнул, что первое в башку пришло, и попал в точку.
   – Тебе многое удается, Пушистый, – сказала задумчиво и откинулась на спину.
   А я тем временем вентилирую легкие. Все-таки без груза намного легче дышится.
   Ситуация как в анекдоте: «…А ты была когда-нибудь с культуристом?» – «Ага. Ощущения такие, словно на тебя падает шкаф…»
   – Удается? Еще бы! Я же ларт.
   И меня опять вмяли в лежанку. А она у Марлы потверже моей будет.
   – Никогда не повторяй этого. Ты – не он!
   – Но Машка…
   – Огненная? Она ошиблась. Запомни: ты – не он!
   – Точно?
   – Я знаю вкус этих тварей.
   – Так ты поэтому меня кусала? Проверяла?
   – Не только. – Марла фыркнула. Как кошка. И отпустила меня.
   Видел я как-то общение влюбленных кошек…
   – Тогда мне все с вами понятно, Мастер…
   – Не называй меня так, Пушистый. Не надо.
   Это не угроза. И не просьба. Предупреждение. Пока еще. Первое. И, скорее всего, последнее.
   – Ладно, Лапушка, не буду. Или так тоже не называть?
   – А так называй.
   Чем нормальный мужик занимается с бабой в постели? Спит? Тоже вариант. Я вот разговариваю. Все, чего мог, сделал, теперь вот отдыхаю. И ума-разума набираюсь.
   Тяжело в деревне без пулемета, а в незнакомой местности – без знаний об этой местности.
   «Туда нэ хады, там снэг в башка попадет… А туда хады – там баба сладкая живет…»
   Вот и набираюсь этих самых знаний, где и как могу.
   Как говорил незабвенный Пал Нилыч: «Живи и учись, чтоб делать глупости с умным выражением лица».
   С глупостями – никаких проблем. С умным выражением?.. Ну я стараюсь.
   – Лапушка, а чего это у Малька было?
   – Где?
   – Сначала на шее, потом в кулаке.
   – Ты и на шее видел? – Марла удивлена и не скрывает этого.
   – Видел. А не должен был?..
   – Мало кто может видеть. Даже снятую гибору. Особенно такую.
   – Какую?
   – Сильный чарутти ее делал. На сильного Зверя. Мне бы сразу догадаться…
   И Марла задумалась. Пришлось напомнить о себе. Любит Лапушка, когда ее гладят по спине.
   – Ну увидел я эту ерундень. Ну и ладно. Все равно ведь не понял, зачем она.
   – Чтоб Зверя удержать. Трудно это без гиборы.
   – Ага. А на шее почему?
   – Держать.
   – А на руке? Тоже держать?
   – Нет. На руке – хранить.
   – Кого хранить? И от кого?
   – Гибору хранить. Чтобы не потерять.
   – Ну…
   – Вот когда ты разрешишь Мальку подумать о детеныше, тогда он и наденет гибору ему.
   – На шею?
   – Да.
   – А у тебя она тоже есть?
   – Нет.
   – Почему?
   – Я не ипша. И не полукровка.
   – А чего Крант болтал, мол, ипш больше нет?..
   – Мало их осталось. Несмешанной крови.
   – Почему?
   – Говорят, норторы сильно охотились на них.
   – Как на зверей? Из-за меха?
   – Как на врагов. Очень опасных.
   – И?..
   – Многих убили. Но выжившие стали еще опаснее. Особенно для норторов.
   – А зачем им это надо?..
   – Кому?
   – Ипшам, норторам.
   – Говорят, древняя вражда между ними. И она древнее Мостов и Башен.
   – Чего древнее?..
   – Так говорят.
   Ясненько, о мостах и башнях в другой раз.
   – Лапушка, а…
   – Пушистый, ты ко мне лежать пришел и говорить?
   – Ну поговорить тоже можно.
   – Говорить хватит.
   – Почему?
   – Надоело.
   – Тогда встаем?
   – Стоя мне тоже нравится, – мурлыкнула Марла, прогибая спину.
   Неутомимая женщина!
 

20

 
   «День прошел, как миг пустой…»
   Кажется, так писал великий русский классик.
   За первым днем прошел второй, третий, пятый, а я все еще живу у Ранула.
   Утро после той разборки с тиу началось для меня с извинений. Сначала Малек извинялся, что не узнал в моем «восточном приятеле» Ловчего. Еще за то, что не выполнил весь мой приказ. ВЕСЬ! Кто и зачем выяснил, а съесть моего обидчика не успел. Тот Ловчим начал становиться…
   И какой только идиот отдает такие приказы?! Я?? Не помню что-то…
   После Малька я общался с Ранулом. Тот тоже: «Прошу многоуважаемого простить…» и все такое. И не за себя просил, за сына сестры. Тот, мол, предал меня, не защитил.