Платов Леонид. Архипелаг Исчезающих Островов (Повести о Ветлугине - 1)

   Свинка, подрагивая хвостиком, с чрезвычайно озабоченным видом обежала площадку, остановилась у бассейна, наполненного водой, и взволнованно захрюкала.
   - Тоскует! Жить без них не может, - снова сказал Андрей, который, видимо, стал в зоопарке своим человеком.
   Пестрым комом выкатились из дверей львенок и тигренок. Потом сломя голову вылетела лисичка и принялась носиться по вольере, не обращая ни на кого внимания. Следом за лисенком неторопливой походкой вышел взрослый жесткошерстный терьер. Заметив его, свинка замолчала, а лисичка перестала носиться по вольере.
   - Гувернер! - пояснил Андрей. - Состоит при малышах в качестве воспитателя. В случае чего наводит порядок.
   Наконец, высоко подбрасывая угловатые зады, исподлобья озираясь по сторонам, смешным курцгалопом примчались медвежата. Их было трое: два бурых и один белый.
   - Вот она, вот она! - забормотали мне в оба уха Андрей и Лиза.
   Улика Косвенная была ниже ростом и более худая, чем ее бурые товарищи. Наверное, и силенок было поменьше. Но брала энергией и решительностью.
   Бесспорно, она первенствовала в этой бестолковой и шумной компании. Продолжавшие бороться львенок и тигренок почтительно уступили ей дорогу. Свинка кинулась к ней со всех ног и принялась рыльцем подталкивать к бассейну. Впрочем, Улику не надо было долго просить, особенно в такую жару. Оба бурых медвежонка уселись у края бассейна, в нерешительности поглядывая на веселых купальщиков.
   - Тон на площадке задает! - с гордостью сказал Андрей. - А иначе и быть не может. Вся остальная мелюзга родилась в зоопарке, а Улика все-таки нюхнула вольного воздуху. Догадался, где она родилась?
   - Ну асе, не тяни!
   - На Земле Ветлугина, вот где!
   - О!..
   Но тут лисичка остановилась против нас и приветственно завиляла хвостом. Волк в соседней клетке опрокинулся на спину и задрыгал лапами по-собачьи.
   Мы оглянулись. За нами стояла худенькая женщина.
   - Антонина Викентьевна, наконец-то!..
   Андрей познакомил нас:
   - Антонина Викентьевна Демина, заведующая отделом хищников.
   - Так и дежурите возле своей Улики? - спросила заведующая хищниками, кротко улыбаясь. - Могу, товарищ Звонков, сообщить заключение мое и моих коллег. Вы были правы. Улика родилась в январе этого года.
   Андрей победоносно оглядел нас. Лиза молчала, ожидая объяснений, я с лихорадочной поспешностью производил необходимые расчеты в уме.
   В начале января? "Ямал" был раздавлен плавучими льдами 17 апреля. На второй или третий день после этого, во время эвакуации команды, Андрей подобрал на льду осиротевшего медвежонка. Тому было от роду тогда, наверное, три - три с половиной месяца. Да, именно так, судя по внешнему виду.
   Все дело было в возрасте Улики, а также в расстоянии до ближайшего к месту аварии "Ямала", помимо Земли Ветлугина, клочка суши - острова Врангеля.
   - Ты прав, Андрей! - заорал я, забыв о том, что нахожусь в общественном месте. - Ей-богу, абсолютно прав!
   - А, уже подсчитал?
   Самцы белых медведей в отличие от бурых не впадают в спячку. Зимой спят лишь самки, причем в ожидании потомства устраиваются на ночлег с комфортом - обязательно на суше.
   В конце октября - начале ноября, когда начинаются заносы, медведица находит крутой склон, разрывает ямку в снегу и ложится там. Остальное доделывает за нее работящий ветер: подбрасывает с каждым днем все больше и больше снега. Образуется нечто вроде пещерки, уютное теплое логово.
   Медведица спит всю зиму.
   Рожает она в январе - феврале. Медвежата являются на свет слепыми, с рукавицу величиной, и месяца два с половиной проводят в берлоге. Потом они делают свои первые шаги. Скатываются, сидя, со склона, как все малые ребята, пыхтя влезают, опять скатываются, а мамаша восседает рядом и наслаждается семейным счастьем.
   Лишь в конце марта - середине апреля она выводит свое потомство в "большой свет", то есть спускается на лед. С малышами, которые лишь недавно научились ходить, приходится двигаться не слишком быстро километров пятнадцать в день.
   - В этом-то и штука, Лиза! Только пятнадцать, от силы двадцать! принялся я торопливо объяснять. - А сколько миль до Врангеля? Триста пятьдесят. К семнадцатому апреля медведица с медвежатами никак не могла бы дойти от острова Врангеля до района аварии "Ямала". Слишком далеко! Значит, есть поблизости другой остров или группа островов. Там медведица и родила медвежат...
   - Да, Земля Ветлугина! - подтвердил Андрей. - Поэтому-то я и назвал медвежонка Уликой...
   Вот цепь умозаключений, логически связанных между собой. На одном конце цепи медвежонок Улика, подобранный в районе аварии "Ямала", на другом наша Земля!
   - Уленька, Уленька! - закричали дети.
   Встав на задние лапы, держа в передних полосатую кеглю, Улика вперевалочку прошлась мимо нас, с мокрой облипшей шерсткой после купания, тощенькая, но крепко сбитая, потешная, как ребенок, недавно научившийся ходить.
   - Из Улики уже в Уленьку перекрестили, - с улыбкой сказала Антонина Викентьевна. - За несколько дней всеобщей любимицей стала!..
   Лиза присела на корточки, маня разыгравшегося белого медвежонка.
   - Нет, вы на глазки-бусинки ее посмотрите! - потребовала она. Черненькие! И какие смышленые! Ведь все понимает, плутовка, а молчит. Ответь, Уленька: мы правильно о тебе говорим? Ты где родилась, а? На Земле Ветлугина?.. Ну же, скажи нам, скажи!..
   8. ЧЕЛОВЕК, КОТОРОМУ ЯСНО ВСЕ
   Посещение зоопарка подействовало на меня самым живительным образом. Черноглазая пушистая Улика была до чрезвычайности убедительна.
   Поэтому, когда мы с Андреем отправились на следующий день в библиотеку, я уже бестрепетной рукой развернул толстые комплекты советских и иностранных газет. Пусть себе пишут что хотят о наших фотоснимках остается еще не известный никому, не использованный пока довод, который сохраняется до поры до времени в одной из вольер Московского зоопарка!
   Впрочем, большинство советских корреспондентов почти не обратили внимания на фотографии, сделанные мною и Андреем над ледяной пустыней Восточно-Сибирского моря. Интересовали подробности спасения людей с "Ямала". Только вскользь было сказано в одной из статей:
   "Решена попутно проблема гипотетической Земли к северу от острова Врангеля, о существовании которой высказывались догадки до революции: полеты двух научных работников на самолетах, эвакуировавших команду "Ямала", с очевидностью показали, что Земли в этом районе нет..."
   Однако заграничная, главным образом американская, печать придала фотоснимкам больше значения. Их напыщенно именовали "беспристрастным рефери".
   "Фотографический аппарат был "беспристрастным рефери". Он рассудил людей, - заявляла "Манхэттен кроникл". - Земли в этом районе нет. Земли и не могло быть. Иначе ее нашел бы Текльтон. Глупо было сомневаться в этом".
   Расторопный корреспондент "Манхэттен кроникл" в Москве перетряхнул старые журнальные комплекты и вытащил на свет статью Петра Ариановича "О возможности нахождения острова или группы островов...". Мало того, он заинтересовался мною и Андреем и разведал наши биографии.
   То, что мы учились у Петра Ариановича, придавало всему, в понимании корреспондента, привкус сенсации:
   "Ученики опровергают учителя!", "Конец арктической сказки", "Текльтон прав!"
   Брр! Противно!
   Я с раздражением отодвинул ворох иностранных газет и принялся просматривать "Вечерку". Что новенького в театрах столицы? Как жила-поживала без меня театральная Москва?
   - Махнем-ка в театр, Андрей? Рассеемся. А?
   Я перебросил ему "Вечерку". Он взглянул на четвертую страницу и изумленно присвистнул:
   - Смотри-ка: Союшкин объявился!
   Я перегнулся через плечо Андрея. Пониже театральных и повыше рекламные объявлений было напечатано:
   "Институт землеведения. 17.VI в 7:30 вечера в конференц-зале состоится обсуждение реферата тов. Союшкина К.К. "О так называемых гипотетических землях в Арктике в связи с последними исследованиями советских полярников".
   Союшкин? Весьегонский примерный пай-мальчик? Зубрила с первой парты?
   - А что нам сомневаться, гадать? - Андрей отодвинул стул. - Пойдем и убедимся. Когда обсуждение это? Сегодня в семь тридцать? Успеем.
   ...В конференц-зале было не очень много народу, но не так уж мало - как раз столько, сколько нужно для того, чтобы у докладчика, топтавшегося, наверное, где-нибудь в коридоре, тревожно екало сердце и холодело под ложечкой.
   Достойно улыбаясь и негромко переговариваясь, рассаживались за столом члены президиума. Два служителя с безучастными лицами повесили за кафедрой большую, во всю стену, карту Арктики. Раздался трезвон колокольчика. Внимание!
   К кафедре приблизился человек примерно моих лет. По виду он не был испуган или встревожен. Держался довольно уверенно, только чаще, чем нужно, поправлял хлипкое пенсне-клипс и даже вскидывал голову, чтобы оно не сползало с носа.
   Прямые, довольно длинные волосы его были зачесаны набок и блестели, словно на них навели глянец сапожной щеткой. Он был похож на морского льва в водоеме и гордо пофыркивал на публику из-за графина с водой.
   - Он? - шепнул я Андрею.
   - Как будто бы он! Хотя...
   В этом было что-то необычное, почти что из арабских волшебных сказок. Вода в графине, приготовленная для докладчика, замутилась, пошла кругами, и со дна вдруг выскочил чертик: поднялась остренькая - редька хвостом вверх - голова с зачесанными набок мокрыми волосами. Потом, поправив пенсне, она с достоинством огляделась по сторонам.
   Я не разобрал первых слов докладчика, так как был поглощен изучением его наружности. Затем до меня донеслось:
   - Нет больше "белых пятен" на Земле! Период открытий закончен... К тридцатым годам двадцатого столетия все открыл, взвесил, измерил человек. Мир обжит нами, мы знаем его теперь, как собственную свою квартиру...
   Андрей подтолкнул меня локтем:
   - Обрати внимание на редчайший экземпляр: человек, которому известно и ясно все.
   С удивлением смотрели мы на "редчайший экземпляр". Докладчик то и дело высвобождал манжеты из рукавов, как это делают фокусники. Манжеты мешали ему откладывать в сторону четвертушки бумаги с цитатами. Для цитат приготовлен был особый ящик. Еще тогда поразил меня этот жест. В нем было что-то птичье.
   От монотонно повторяющегося взмаха рук над кафедрой мельтешило в глазах.
   С глубокомысленным видом Союшкин перечислил: Землю Джиллиса, Землю Санникова, Землю сержанта Андреева. Все они, по его мнению, не существовали никогда и были, к сожалению, обманом зрения, арктическим миражем либо же грядами торосов, принятыми за землю.
   Он привел ряд доказательств, правильно назвал вслед за тем Землю Петермана и Землю короля Оскара, которые явились только плодом воображения путешественников. Указка постукивала по карте, двигаясь по самому ее краю, с запада на восток. Медленно, но верно Союшкин подбирался к нашим островам в Восточно-Сибирском море, по своему обыкновению крадучись, бочком.
   Поколебавшись с минуту в воздухе, указка ткнулась в правый верхний угол Восточно-Сибирского моря. Так и есть! Добрался наконец.
   - Накануне мировой войны, - неторопливо продолжал Союшкин, - длинный список был пополнен. Появилась некая новая гипотетическая земля в Арктике, причем в отличие от остальных координаты ее были в точности определены. Помещаться она должна была бы вот здесь...
   Докладчик описал небрежный круг указкой на карте и усмехнулся. Кулаки сжались у меня сами собой от этой снисходительной усмешки!
   - Автор гипотезы, - доносилось с кафедры, - не был, однако, путешественником, никогда даже не заглядывал в такую даль, как Восточно-Сибирское море, которое, кстати сказать, наименее исследовано из всех полярных морей и чрезвычайно редко посещалось путешественниками. Всю жизнь свою новоявленный открыватель в кавычках просидел в одном из самых захолустных городов старой царской России, в Весьегонске. Об этом городе найдете упоминание у наших гениальных русских сатириков Гоголя и Щедрина.
   Далее Союшкин высмеял провинциального учителя географии, страдавшего манией величия, осмелившегося поднять руку на общепризнанный - мировой! авторитет Текльтона. Не смехотворны ли были его претензии считать себя чуть ли не "открывателем островов", призванным исправить "ошибку" Текльтона, хотя сам он, как известно, в Арктике никогда не бывал?
   - Лишь наша советская наука об Арктике, - тут голос оратора окреп и зазвенел, - лишь она смогла разрешить этот запутанный, темный вопрос. Менее месяца тому назад на помощь кораблю, терпевшему бедствие во льдах Восточно-Сибирского моря, ринулись краснозвездные самолеты. Во время эвакуации команды были совершены полеты и над районом мнимых островов сейчас уже можно с полной уверенностью сказать: не гипотетических, именно мнимых!.. Два гидролога, участники спасательной экспедиции, находившиеся на борту самолетов, попутно произвели со свойственной советским ученым добросовестностью серию фотографических снимков. И что же? Внизу не оказалось никаких, даже самых ничтожных, признаков Земли!..
   Докладчик поспешно отпил глоток воды из стакана и сделал особенно торжественный, видимо заключительный, взмах своими манжетами.
   - Итак, из перечня гипотетических, то есть предполагаемых, земель выброшена еще одна, последняя. Полеты советских исследователей над Восточно-Сибирским морем перечеркнули на карте буквы "с.с." "существование сомнительно" - заодно с сомнительной землей!
   Он сделал решительный, немного театральный жест в воздухе, точно крест-накрест перечеркивая тайну островов, и захлопнул папку.
   Раздались разрозненные хлопки.
   Я покосился на Андрея. Он сидел, глядя прямо перед собой, сжав губы.
   Докладчик сошел с трибуны и бочком двинулся к своему месту, обходя сидевших за столом, точно боясь, что кто-нибудь из членов президиума невзначай толкнет или подставит ножку.
   - Он?
   - Да уж теперь по всему видно, что он!
   С трудом взобравшись на кафедру, седенький, в желтой тюбетейке профессор с неразборчивой фамилией долго мямлил, шепелявил, сморкался и кашлял. Вывод его, сколько можно понять, был благоприятен для Союшкина. Старичок высоко оценил его усилия. Затем выступил еще кто-то и тоже похвалил. Но мы уже слушали вполуха, сблизив головы за стульями и переговариваясь заговорщическим шепотом.
   - Каков гусь, а? - возмущался Андрей. - Мы, значит, еще в пути были с тобой, еще выводов не опубликовали, а он уже готовился цитировать, скальпы снимать!
   - Забежал по своему обыкновению вперед. Раздобыл где-то материалы...
   - Хотел украсить свой реферат самыми последними новинками...
   - Да это бы, понимаешь, еще полбеды! Но он напутал, извратил все!
   - Ну, вот что, - сказал Андрей, выпрямляясь. - Кто первым будет выступать: ты или я? Про Нобиле скажи ты и про Северную Землю, а я про Улику? Ладно? Про голубые льды не стоит. Если бы ты успел их сфотографировать...
   В президиум, перепархивая по рядам, полетела записка.
   Председательствующий поднялся с места и с улыбкой оглядел зал.
   - Приятная неожиданность, товарищи! - сказал он. - Среди нас находятся участники спасательной экспедиции, о которых упоминалось в докладе, товарищи... (он заглянул в записку) Ладыгин и Звонков. Первым желает выступить товарищ Ладыгин. Прошу!
   Впоследствии московский корреспондент "Манхэттен кроникл", присутствовавший, как выяснилось, на заседании, вышутил меня. Он написал, что оратор "напустил много туману в свое выступление".
   Это был каламбур, потому что я говорил именно о тумане.
   Что делать! Тумана в Арктике было в самом деле слишком много, но, как ни странно, это как раз и помогало уяснить положение.
   Я начал с того, что поблагодарил за характеристику, данную фотографиям.
   - В Америке их назвали "беспристрастным рефери". Пусть так. Рефери так рефери... Все ли участники обсуждения имеют на руках центральные газеты? Очень хорошо. Попрошу в таком случае обратить внимание на то, что всюду между ярко освещенными пространствами льда видны длинные полосы тумана. На фотографии номер один туман занимает почти треть снимка. На фотографии номер, четыре - не меньше половины. А это, как станет ясно из дальнейшего, имеет немаловажное значение.
   В зале хлопотливо зашелестели страницами.
   - Позволю себе, - продолжал я, - напомнить случай с Нобиле. В 1928 году его дирижабль пролетел всего в пятнадцати километрах от Северной Земли, и она осталась не замеченной в тумане. Ни Нобиле, ни спутники его не смогли увидеть внизу огромный архипелаг, несмотря на то, что координаты его были известны.
   Я рассказал о том, что в Америке нашлись скептики, которые воспользовались случаем печатно высказать подозрения в научной добросовестности Вилькицкого, за пятнадцать лет до полета Нобиле открывшего Северную Землю. Некоторые даже развязно сравнивали его с печальной памяти мистификатором доктором Куком.
   "Северной Земли нет", - так-таки напрямик утверждалось в приложении к американскому гидрографическому справочнику "Arctic Pilot".
   Смех в зале.
   - Не провожу пока аналогии, - продолжал я. - Просто говорю: вот что может наделать туман! Я бывал на мысе Челюскин. Северная Земля находилась от нас в каких-нибудь тридцати шести морских милях, по ту сторону пролива, однако видно ее было очень редко, лишь в исключительно ясную погоду. Говорят, из Сухуми бывают видны на горизонте горы Трапезунда. Но то Черное море, а это Арктика... Могу назвать еще людей, которые за туманом не видели Северной Земли, хотя до нее было рукой подать. Это штурман Челюскин, добравшийся до мыса сушей на собаках и продвинувшийся по льду еще на восемнадцать километров к северу; это Норденшельд, по описанию которого туман был так густ, что моряки, стоя на носу, не видели кормы судна. Норденшельд оставил Землю слева по борту, так же как и Нансен на "Фраме". И тот и другой не заподозрили ее существования. У мыса в начале двадцатого века зимовал наш отважный и настойчивый Толль, отправляясь на поиски Земли Санникова. Он гнался за химерой, а реальная Земля осталась незамеченной, неоткрытой, хотя, повторяю, до нее было всего тридцать шесть морских миль... Заколдованная Земля! И только перед экспедицией Вилькицкого наконец раздернулась завеса тумана...
   - Вывод, вывод! - попросили из президиума.
   - А вывод прост: пока воздержаться от выводов! То, что мы не видели островов, не значит еще, что их нет. В нашем распоряжении слишком мало фактов. Гипотеза Ветлугина не поколеблена и ждет глубокой, всесторонней проверки.
   В зале царило молчание. Я уступил место Андрею.
   Он был краток, говорил отрывисто и сердито, косясь на Союшкина, сидевшего сбоку стола в непринужденной позе и покачивавшего ногой. Нога эта, видно, больше всего раздражала Андрея.
   - Остров, - начал он, - или группа островов, над которыми пролетали самолеты, могли быть погребены под снегом.
   - Ветлугин писал о высоких горах, - скромно вставил Союшкин.
   Андрей с ненавистью поглядел на его ногу.
   - Ветлугин не писал о горах, о них говорил землепроходец Веденей! Да, Землю Ветлугина легко было не заметить сверху, в особенности если перед тем выпал снег. Что касается корабля, тот не мог подойти вплотную к Земле. Часто острова на такой широте окаймлены неподвижным льдом. К островам, как видите, очень трудно подступиться как с моря, так и с воздуха. Поэтому в своих суждениях мы можем опираться пока лишь на отдельные косвенные улики...
   И он предъявил "косвенную улику" - снимок медвежонка в зоопарке. Снимок произвел впечатление на собрание. Все были ошеломлены: никто не ждал, не мог ждать, что так обернется обсуждение. Союшкин хвалил нас, а мы спорили с ним! Нам говорили: "Вы хорошо сделали, что доказали отсутствие Земли Ветлугина", а мы упрямо повторяли: "Проблема не решена. Земля Ветлугина есть, должна быть!.."
   И все же Андрея проводили аплодисментами. Правда, в президиуме, вежливо улыбаясь, хлопал один лишь Союшкин.
   Боже мой! И надо же, чтобы случилось именно так: Союшкин, подобно нам, занялся географией? Почему? Неужели только потому, что когда-то, пользуясь привилегиями первого ученика, он торжественно вносил за Петром Ариановичем географические карты в класс и развешивал их на доске?
   Медленно продвигаясь с толпой к выходу, я не утерпел и оглянулся. Зубрила с первой парты аккуратно укладывая в портфель свои бесчисленные заметочки и выписочки. Подле него, одобрительно кивая головами, топталось несколько человек, среди них и старичок в тюбетейке.
   Глаза Союшкина были скромно потуплены. Я понял: он, как всегда, получил высший балл!
   9. ПОКА ВРИО...
   У вешалки нас перехватила юркая личность в высоко подпоясанной гимнастерке, какие носят обычно завхозы или снабженцы.
   - Товарищ директор просят в кабинет, - сказала личность, подобострастно осклабясь.
   Отказаться было неудобно, тем более что до этого мы никогда не бывали в Институте землеведения.
   Суетливо двигая лопатками, посланец повел нас по коридорам и лестницам, в обход зала, пока мы не достигли наконец двери директорского кабинета.
   Они бесшумно распахнулись. Из-за огромного письменного стола навстречу нам поднимался Союшкин!
   - Рад очень! - так начал он, пока мы ошеломленно глядели на него. - Ну кто бы мог подумать, кто бы мог предположить... Вы знакомы? Профессор Черепихин! - Из кресла с легким полупоклоном привстал давешний старик в тюбетейке. - Член-корреспондент Академии наук! - многозначительно уточнил Союшкин. - А это, можно сказать, друзья детства! Однокорытники, вместе учились... Никогда не ожидал, никогда! В отчете фамилии указаны не были... Садитесь, милости прошу!
   Мы сели.
   - Поздравляю, - обратился я к Союшкину, старательно избегая местоимений. - Уже директор?
   Союшкин зарумянился.
   - Врио, - поправил он. - Только врио.
   - Пока врио, - любезно перегнулся Черепихин.
   В то время что они пререкались с изысканной вежливостью, я присматривался к нашему бывшему первому ученику.
   Ну что ж! Лицо как лицо! И держался вполне прилично, был прост в обращении, говорил тихим, размеренным голосом. Только руки выдавали его внутреннее беспокойство - были в беспрестанном движении! Союшкин то и дело бесцельно переставлял письменный прибор на столе, хватался за пенсне, вынимал из бокового кармана гребешок, старательно поправлял свою разваливающуюся прическу.
   - Вероятно, вы предпочли бы встретиться иначе, - прошепелявил профессор, глядя на нас со стариковским благодушием. - Столько лет не видались и вдруг, даже не обменявшись рукопожатием, кинулись друг на друга, сразу же в драку, в драку!..
   Он дробно засмеялся.
   - Без драки не проживешь, - неопределенно сказал Андрей.
   Нам подали чай.
   - Но чего вы добиваетесь? - продолжал профессор, осторожно прихлебывая с ложечки. - Вы провели большую работу, стерли "белое пятно" с географической карты. Это признано всеми, даже за границей... Так почему же ставите под сомнение результаты своих наблюдений? Простите, не понимаю вас.
   Андрей только пожал плечами.
   - Мне думается, - снисходительно изрек Союшкин, - что мы с вами уже вышли из того возраста, когда верят в неоткрытые острова!
   Как будто бы он когда-либо верил в них, этот непонятный, удивительный человек, даже не читавший в детстве Майн Рида!..
   Союшкин вежливо наклонил голову, узнав, что Петр Арианович не вернулся из ссылки, потом перешел к теме, которая, видимо, занимала его больше остальных, - к самому себе, к своим успехам на жизненном пути.
   Оказывается, он учился в Ленинградском университете, был оставлен при кафедре, а в Москву переехал всего год назад.
   - Решили укрепить руководство Института землеведения, - сказал он, тонкой улыбкой давая понять, что сам, по скромности, не разделяет столь высокого мнения начальства о своей особе.
   Профессор в это время занимал разговором Андрея. Мой друг отделывался сердитым покашливанием. Взгляды, какие он бросал из своего угла на преуспевающего первого ученика, были так красноречивы, что я придумал какой-то предлог и поспешил увести Андрея из директорских чертогов.
   - Самое странное в нем то, что он не изменился, - сказал мой друг, когда мы сели в трамвай. - Все изменилось вокруг, а Союшкин не изменился. Удивительно!
   - Может, мы недостаточно знаем его? - осторожно предположил я.
   - Нет, не защищай. Зубрила и зубрила! А обратил внимание на его жесты?
   - Да. Слишком жестикулировал, по-моему. Как в немом кино.
   - Вот именно. Суетится, петушится. Я не доверяю таким людям.
   Некоторое время Андрей шагал безмолвно. Потом лицо его просветлело.
   - А помнишь, как мы тузили его на больших переменках? - спросил он.
   И это отрадное воспоминание детских лет так освежающе подействовало на моего друга, что он опять стал бодр и весел.
   10. ЗУБРИЛА СДИРАЕТ СЕМЬ ШКУР
   Мы недооценили нашего бывшего первого ученика. Вернее, недостаточно глубоко вдумались в его положение. А оно было щекотливым. Оно было таково, что Союшкин не мог, даже если бы и хотел, сложить оружие. Во что бы то ни стало должен был драться с нами, обороняться, нападать - и победить!
   Сами того не подозревая, мы затронули наиболее чувствительное его место: на глазах у всех сотрудников института - "возглавляемого им института" - посягнули на его директорский авторитет. Но ведь с прочностью авторитета связывались непосредственно и остальные успехи на жизненном поприще, как-то: высокий оклад, отдельная квартира, персональная машина и прочее.
   Положение осложнялось тем, что Союшкин был лишь "врио" ("пока врио!").