Плонский Александр. Алгоритм невозможного

Земли осуществляет лишь законодательную власть, а исполнительная целиком
принадлежит глобальной автоматической системе управления? Она не поддается
нажиму. Мы можем лишь сформулировать критерий оптимальности, придав ему
статус закона. А уж решать задачу оптимизации, в том числе и по срокам, не
в нашей компетенции.
- И кто подготовит критерий оптимальности? - забеспокоился ученый. - Ведь
все зависит от того, как расставлены приоритеты!
- Кто подготовит? - переспросил Преземш. - Конечно ты, Павел. Раз уж это,
действительно, вопрос науки... Ты же и возглавишь жюри!
- Придется, - не скрывая удовлетворения, согласился Великий Физик. - Вот
видишь, стоит тебе захотеть...
- Подними галстук, Павел, - насмешливо сказал Седов. - Он тебе еще
пригодится... как аргумент в споре. Хотя, признаться, давно вышел из моды.
Ну-ну, не заводись! Кстати, название корабля уже придумал?
- Еще бы... Если не возражаешь, назовем его древним именем Земли -
"Гея"...


13. Бумеранг

В конкурсе, объявленном парламентом Земли, приняли участие сотни
профессионалов и любителей. Самые дерзкие проекты принадлежали именно
последним.
Норвежец Свен Ларсен, художник-космогонист, предложил использовать в
стартовом комплексе жерло действующего стратовулкана. В присущей ему
экспрессивной манере он изобразил момент старта: корабль, окутанный
багровыми клубами, погружается в вершинный кратер...
Эта картина представляла собой центральную часть триптиха.
На левой были изображены две обнявшиеся женщины.
Одна - пожилая, одетая во все черное, со скорбным, но как-то
по-особенному просветленным, лицом. Женщина-мать, знающая, что не перенесет
разлуки, и все же благословляющая дитя на подвиг.
Вторая - совсем юная, жизнерадостная, гордая за возлюбленного, уверенная,
что дождется его, и еще не представляющая, сколь тягостным будет ожидание.
Правая часть триптиха изображала интранавта, замершего на мгновение перед
тем, как закрыть за собой люк корабля. Он смотрит вниз, на подножье
вулкана, захлестнутое людским половодьем. Там, среди многих тысяч
провожающих, его любимые - ма ть и невеста. Суждено ли ему снова увидеть
их?
По мнению Ларсена, он предложил легчайший путь к центру Земли: вниз по
вулканическому каналу вплоть до самой мантии, а может быть, и значительно
глубже - траектория подсказана природой.
Сама по себе идея казалась привлекательной, но ее не подкрепляли ни
расчеты, ни конструкторские чертежи. Видимо, Ларсен счел все это
несущественными деталями.
Другие любительские проекты, свидетельствовавшие об остроумии,
изобретательности и свободном полете фантазии, но отнюдь не об инженерном
мастерстве их авторов, тоже не выдержали экспертизы.
Проекты профессионалов в большинстве были менее броскими, зато гораздо
более основательными. По предложению Великого Физика жюри конкурса одобрило
фундаментальную работу группы молодых инженеров и дизайнеров, руководимых
Эрнесто Бьянки - темпераме нтным и в то же время зрело мыслящим человеком
лет тридцати с пышной смоляной шевелюрой и неожиданными на смуглом
горбоносом лице голубыми глазами.

Доклад о победившем проекте вынесли на пленум Всемирной академии наук.
Голографический объем, по круговому периметру которого расселись
академики - наиболее компетентные представители главных направлений
мировой науки, заполнило объемное изображение массивного цилиндрического
тела: интракосмический корабль напоминал по форме древний летательный
аппарат - дирижабль.
- Длина около двухсот, диаметр пятьдесят метров, - давал пояс-нения на
безукоризненно правильном интеръязе Эрнесто. - Корпус из монолитной
тензовольфрамкерамики, придающей ему феноменальную способность
противостоять нагреву и давлению.
Внешне Бьянки был бесстрастен, однако гортанный голос молодого
конструктора временами подрагивал.
Следующее изображение представляло продольный разрез корабля.
- Вы видите, - продолжал Эрнесто, - что вдоль оси проходит канал,
заканчивающийся соплом. Канал термостоек, в его конически сужающейся
носовой части лазерная насадка, вот она крупным планом... Венец лазеров
создает поток фотонов такой плотности , что самые твердые и тугоплавкие
минералы под его воздействием превращаются в пар, отводимый через сопло и
создающий реактивную тягу.
- Накачка лазеров ядерная? - спросил Великий Физик, глядя на докладчика
в упор.
Вопрос был с подвохом. Ученый, внимательно изучивший проект, предвидел
ответ, но ему хотелось знать, как выйдет из щекотливого положения Бьянки.
- Совершенно верно, - не отводя глаз, ответил Эрнесто.
- Разве вам не известно, что в пределах Полярного круга ядерная
энергетика запрещена законом?
- Запрет не распространяется на космос!
Великий Физик сказал с притворной строгостью:
- Воспользовались формальным терминологическим сходством? Раз космос,
пусть и с приставкой "интра", то запрет не действует?
- Вы же сами, учитель, обосновали общность интракосмоса и внешнего
космоса, - с достоинством парировал, казалось бы, неотразимый удар Бьянки.
- И это на самом деле так. Без автономной энергетической установки не
обойтись ни в первой, ни во второй средах.
- А нельзя ли воспользоваться тепловой энергией недр? - вмешался один
из академиков.
- Увы, приходится - решать обратную задачу: исключить перегрев корабля.
- И какое же вы предлагаете решение? - поинтересовался Седов. - Ведь
абсолютная температура внешнего ядра, в жидкую фазу которого предстоит
погрузиться "Гее", превышает... - он взглянул на Великого Физика, ожидая
подсказки.
- Четыре тысячи градусов Кельвина...
- Вот-вот, свыше четырех тысяч! - повторил Преземш. - Какова же должна
быть тепловая защита?! Ведь даже вольфрам плавится при более низкой
температуре, не так ли?
- Обшивка корабля выполнена из термопарного рениевого сплава и
непрерывно охлаждается, благодаря эффекту Пельтье, током большой силы
от бортового ядерного реактора, - пояснил Эрнесто.
Седов поймал на себе насмешливый взгляд Великого Физика, как бы
говоривший: "надо было в свое время учить физику, друг мой Абрагам!"
- Ну а в твердых слоях? - продолжал допытываться Преземш.
- Лазерные излучатели выплавят туннель, стенки которого в результате
быстрого охлаждения затвердеют и покроются стекловидной коркой.
- А куда денется выплавленная порода?
Теперь уже заулыбались и другие академики: вопрос был дилетантским, но
из уважения к Преземшу никто не высказал этого вслух.
Эрнесто едва заметно пожал плечами.
- Она в виде струи паров пройдет по термостойкому каналу, за счет чего
и возникнет реактивная тяга. Разве я не говорил об этом?
Не позволив скомпрометировать друга, Великий Физик произнес назидательно:
- Ну и что? Наши предки не зря утверждали, что повторение - мать учения!
Осознав допущенную им бестактность, Бьянки на минуту смешался.
Седов же спросил, как ни в чем не бывало:
- А если стенки туннеля разрушатся?
- Это не страшно, - облегченно вздохнув, сказал Эрнесто. - Автоматически
включатся винтовые маршевые движители, сработает система стабилизации
курса...
- Хватит, пожалуй, - подвел черту Великий Физик. - Как председатель жюри,
могу заверить: предложенное вашему вниманию решение было рассмотрено нами
со всей тщательностью, расчеты проверены, наши рекомендации авторским
коллективом учтены. Словом, это лучшее из того, чем мы располагаем.
Доработки излишни.
После недолгих прений проект утвердили.

Через полгода (Преземш не подвел!) был построен первый в истории
интракосмический корабль.
Испытания начались буднично. Внимания публики они не привлекли: мало ли
что придумают ученые!
Пора "грандиозных свершений" прошла, люди натешились поворотами рек,
созданием новых морей и обезвоживанием старых, превращением гор в равнины,
а равнин в горы. Эти "детские болезни" человеческого могущества привели к
таким тяжелым последствиям, что не одно поколение было вынуждено терпеливо,
а иногда и с чувством отчаяния, восстанавливать баланс, некогда
существовавший в природе и столь бездумно нарушенный ее "покорителями".
Великому Физику пришлось долго убеждать экологов, что экспедиция в
интракосмос не нанесет вреда природе. Прогностическая модель, которую
разработал УМ, помогла сломить их сопротивление.
Корреспонденты не удостоили присутствием старт "Геи"-автомата: сенсации
не предвиделось. Помимо стартовой команды всего несколько человек, и среди
них Седов, Великий Физик, а также ко-мандир будущего экипажа Виктор Соль,
прибыли к назначенному часу на временный интрадром.
Наблюдая за приготовлениями к старту, Соль неодобрительно проронил:
- Не понимаю, к чему такая перестраховка? Послали бы сразу нас!
Покосившись на Седова, Великий Физик начал рассуждать о недопустимости
неоправданного риска и даже вспомнил еще одну из старинных поговорок, к
которым с недавних пор заимел пристрастие: "семь раз отмерь, один отрежь".
Соль хмуро слушал, всем своим видом выражая несогласие с этой, на его
взгляд, излишне осторожной, если не трусливой позицией.
А Великий Физик, войдя во вкус, рассуждал о фантастичности предстоящего
события, даже поименно перечислил писателей-фантастов прошлого,
отправлявших своих героев в глубь Земного шара, - начиная с Жюля Верна и
кончая Берроузом, автором романа "Тарзан в центре Земли".
- Читал? - спросил он под конец Соля.
- Не до чтения мне, - по-прежнему хмуро ответил тот.
Хмурый вид настолько не вязался с характером запредельного пилота, что по
контрасту вызвал у Великого Физика непроизвольную улыбку. Впрочем, эта
добрая улыбка, в свою очередь, могла бы показаться неестественной его
коллегам...
- Ну и напрасно. Тогда бы знал, что куда более смелые писательские
пророчества исполнились: и полет на Венеру...
- Подумаешь, - проворчал Соль.
- И даже твой запредел! Его ведь тоже впервые "придумали" фантасты. А
путешествия к центру Земли - до сих пор их не-превзойденный "рекорд". Ведь
интракосмос как был белым пятном на карте Знания, так им и остается! -
полемизируя с Виктором, воскликнул ученый. - Для чтения всегда должно
находиться время, - нравоучительным тоном добавил он, забыв, что сам не
принадлежит к любителям "чтива" и делает исключение лишь для высокой
поэзии, а фантастов "прорабатывал" в тщетной надежде обнаружить среди
плевел жемчужное зерно.
Тем временем "Гея"-автомат погрузилась в земную твердь, и за разговором
Великий Физик упустил момент, когда она исчезла с лица Земли.

А рано утром его поднял с постели Седов:
- "Гея" возвратилась!
- Как это возвратилась? - не понял спросонок ученый.
- Подобно бумерангу! Вышла из-под земли в том самом месте, откуда
стартовала.
- Такого не может быть! Чепуха какая-то!
В голосе Преземша прорезались властные нотки.
- Говоришь, чепуха? Так поезжай и разберись, что произошло!
- И поеду! И разберусь! - обиженно пробурчал Великий Физик.
Впервые в жизни он был обескуражен.
Дотошный осмотр "Геи", проведенный в его присутствии специалистами во
главе с Эрнесто Бьянки, вскоре установил причину случившегося: в программе
автопилота обнаружилась ошибка, которая и вызвала "эффект бумеранга".
Ошибку устранили, программу многократно проверили и перепроверили, однако
через несколько часов после повторного старта (ни Преземш, ни Великий Физик
на нем уже не присутствовали) "Гея" с непостижимым упрямством вернулась
вновь, как будто что-то выталкивало ее из земных недр.
И опять в программе нашли ту же ошибку, но теперь уже обвинить в ней
программистов было невозможно.
Когда "Гея" стартовала в третий раз, никто не сомневался в ее скором
возвращении. Так и случилось...
Кибердиагносты объяснили "эффект бумеранга" необнаруженным компьютерным
вирусом, который, якобы, начинает разрушать программу в процессе ее
выполнения, вирусологи с ними не согласились. Возникла затяжная дискуссия.
И тогда под давлением Великого Физика Преземш был вынужден согласиться
на экспедицию, но уломать медиков ученому не удалось...


14. Канувшие бесследно


Наступил день старта. На интрадром, сооруженный в трехстах километрах от
Города Первых Космонавтов, вдали от молодых горных хребтов, в тектонически
спокойной зоне, отовсюду начали стекаться люди.
"Эффект бумеранга" привлек внимание к экспедиции. Пресыщенные научными
открытиями земляне поняли: на этот раз предстоит событие, по своей
значимости сопоставимое с запуском первого пилотируемого космического
корабля.
Церемонию проводов мог наблюдать каждый, где бы он ни находился, но
многие захотели в ней участвовать.
Прибыли Преземш и Великий Физик. Их приветствовали, не проявляя
любопытства, с достоинством, характерным для общества, в котором нет
раболепия перед властью, да и сама власть не имеет ничего общего с
элитарностью и вседозволенностью.
Великий Физик был грустен, хотя понимал, что решение медиков (врачи и
автоматы-целители вынесли приговор не сговариваясь) справедливо и путь к
центру Земли ему не осилить. Раньше он не замечал своей немощи, не придавал
значения возрасту. Мозг работ ал продуктивней, чем в молодости, память
могуче подкреплял УМ. А физические силы при его образе жизни затворника
казались чем-то второстепенным.
Сейчас же Великий Физик словно прозрел, и картина, представившаяся его
глазам, оказалась до ужаса неприглядной: он безнадежно состарился, и
произошло это как-то вдруг, точно несчастный случай, который невозможно
предвидеть!
С какой бы радостью поменял он все свои былые заслуги, алмазную
ветвь Нобелевского лауреата, дипломы и титулы на членство в экипаже
"Геи"!
Соль начал было рапортовать Преземшу, но Седов остановил его.
- Вот кому вы должны отдать рапорт, - указал он на Великого Физика.
- Не надо рапортов, - прижал руки к груди ученый. - Дай, я тебя обниму,
сынок! Счастья вам, родные мои. Я так мечтал быть с вами, но мне этого
не дано. Я стар и слаб... Вы не можете взять меня с собой, так возьмите
мою отеческую любовь!
Спустя час цилиндрическое тело "Геи" сползло со стапелей в чрево туннеля
и медленно скрылось под землей. Некоторое время был слышен затухающий гул
тормозных двигателей, затем над входным отверстием туннеля поднялось
вулканическое облако: интракосмический корабль вошел в твердь.
На сверхдлинных радиоволнах донеслись слова Соля:
- Все в порядке, не волнуйтесь за нас!
И пошел поток телеметрической информации...
Еще несколько дней поддерживалась мириаметровая связь, затем сигналы
потонули в шумах.

Минуло пять лет, десять, пятнадцать... "Гея" не вернулась. Безвестно
канули Виктор Соль и его товарищи - интранавты.
Программу интракосмических исследований свернули, как связанную с
неоправданным риском. Интрадром превратили в мемориальный комплекс. Над
замурованным входом в стартовый туннель воздвигли каменную "Гею" - памятник
трем отважным.
Великий Физик тяжело переживал гибель Соля и его товарищей:
"Один лишь я виноват во всем!"
Седов, как мог, утешал друга, но тот твердил:
- Я должен был разделить их судьбу!
Он забросил науку и часами просиживал в кресле, устремив взгляд в
пустоту.
В день открытия мемориального комплекса Абрагам, обеспокоенный
отсутствием Великого Физика на торжественной церемонии, поспешил навестить
его.
Преземша встретил врач.
- Как он? - встревоженно спросил Седов.
- К сожалению, плох.
- Так что же вы? Соберите консилиум, подключите целителей! Я вам должен
подсказывать?!
- Человека, который не хочет жить, не вылечишь, - устало сказал врач.
Высохший до костей, с лицом прозрачной восковой желтизны, съежился
Великий Физик в своем знаменитом кресле, которое сейчас не вибрировало:
видимо, даже незначительная тряска причиняла старику боль. Его совсем еще
недавно волнистые, тщательно причесанные фиолетово-седые волосы, как-то
вмиг поредев, свисали тусклыми прядями. Все тот же темно-серый костюм
казался непомерно большим, от его старомодной элегантности не осталось и
следа...
- Привет, Павел! - выдавил Седов.
Великий Физик с трудом повернул голову.
- Я... ухожу... друг мой...
- Не говори чепухи! Ты еще совершишь не одно открытие!
- Нет, Абрагам... Это конец... Так обидно уходить побежденным... Я
бросил вызов Всевышнему и наказан за гордыню...
- Ты же атеист!
- Да, я попрежнему не верю в Бога - библейского старца, стоящего над
природой... - едва шевеля губами, прошептал Великий Физик. - Всевышний...
это... материальная высшая сила за пределами человеческого разума...
Познать ее невозможно...
- Разве не тебе принадлежат слова: "невозможное невозможно"? - мягко
сказал Преземш.
Не расслышав, старик продолжал шептать:
- Я... пытался... стать вровень с ней... И вот... чем... кончилось...
Его шепот становился все неразборчивей, он задыхался.
- Ты напрасно казнишь себя, - склонился к нему Седов.
Но ученый уже не услышал этих слов.

После похорон Абрагам пришел в опустевший кабинет друга с мыслью, что
надо без промедления открыть здесь мемориал, пусть люди приобщатся к
атмосфере высокого творчества, сохранят в памяти вещественное окружение
Великого Физика, так ярко отражающее его индивидуальность...
Но теперь Седова охватило сомнение. Павел всю жизнь был равнодушен к
славе, чуждался популярности, ограждал свое "я" от бесцеремонного
разглядывания. Как бы он отнесся к этой затее, не счел бы ее
оскорбительной, не обозвал бы мемориал кунсткамерой? Ведь если рассудить,
Великий Физик не нуждается в увековечении, его уже увековечили сделанные им
открытия.
"Вот меня наверняка забудут... - кольнула мозг горькая мысль. - И никакие
мемориалы не спасли бы от забвения. Потому что не заслуживаю я того, чтобы
обременять собой память поколений. Останусь строкой в энциклопедии,
порядковым номером в длинном списке Преземшей..."
Седов долго еще ходил вдоль стеллажей, машинально трогал тисненные
золотом фолианты. Утомившись, сел в кресло. Оно послушно завибрировало,
слегка вытянулось, уютно облегло спину.
"Ему все равно, кто в нем сидит", - с неприязнью подумал Преземш.
Он попытался вообразить себя Великим Физиком, но так и не смог этого
сделать. Машинально включил УМ. Ничто не изменилось. Не прояснился мозг, не
снизошло вдохновение.
- Не желаешь меня признавать? - спросил Седов.
УМ не ответил...



Часть четвертая.

Начало начал

В начале было Слово...
Все сущее Бог создал Словом,
и без Него, и вне Его, -
ничто из сущего не существует.

Евангелие Иоанна


1. Экипаж

В кабину доносился свист лазерных излучателей. Собственно, cвистели не
сами излучатели, а генераторы накачки, возбуждаемые на звуковой частоте
энергией ядерного распада. Зато гораздо более мощный шум газовой струи не
был слышен: видимо, конструкторы не учли парадоксальную восприимчивость
человеческого слуха и, подавив большие децибелы, пренебрегли малыми. А со
временем приятный мелодический звук, вместо того, чтобы стать привычным,
начал надоедать и действовать все более раздражающе.
Соль даже вспомнил рассказ Великого Физика о существовавшей когда-то в
Китае казни: на обритую голову осужденного капала вода, и эти, казалось бы,
безобидные капельки постепенно доводили его до сумасшествия и мучительной
гибели.
Великий Физик... Как он рвался в экспедицию и как тяжело переживал
невозможность в ней участвовать...

Первые дни прошли в нервном напряжении. Интранавтов ожидали и перегрузки
в подземном "полете", и невесомость в центре Земного шара, где силы
тяготения уравновешивают друг друга. Им предстояло испытать и многомесячную
изоляцию от общества, жизнь в замкнутом пространстве, без неба, солнца и
звезд... Но ко всему этому они были морально готовы. Причина нервозности
заключалась в другом. "Эффект бумеранга" - вот что лишало их душевного
равновесия. Вдруг и на этот раз "Гея" непостижимым образом будет выброшена
из земных недр?
Но прошла неделя, и ничего "нештатного" не произошло. И теперь, когда
опасения не оправдались, интранавтов охватила эйфория: в их памяти
зазвучали оркестры, приветственные речи и напутствия. Они заново испытали
сложную смесь чувств, владевших ими в день старта - приподнятости,
отрешенности от всего суетного, жертвенной щедрости...
Назавтра эти чувства уступили место тревожному ожиданию непредвиденного.
И вот снова рвущееся из груди ликование...
А потом начались будни, привычная до мелочей работа. И... тщательно
скрываемая глухая тоска по дому. Вечерами интранавты передавали из рук в
руки видеокристаллы с пейзажами Земли, не переставая удивляться: как можно
было не замечать этого великолепия, не поддаваться волшебству земных
ландшафтов?
Они заново знакомились друг с другом. Делились тем сокровенным, о чем
никогда бы не рассказали в обычной обстановке. К ним как будто возвратилось
детство, с его открытостью и жаждой общения.
Свободное время заполняли чтением, игрой в старинные "шарады", устраивали
незлобливые розыгрыши. Бортврач Серж Вивьен, смуглый, худощавый, с
независимым ершистым характером, обладатель баритона, который прапрадеды
назвали бы бархатным, брал в руки непременную яхонт-гитару, перебирал
струны, вслушиваясь в их звучание, затем начинал петь, - сначала негромко,
но уже вскоре во всю мощь своего великолепного голоса. И двое других
интранавтов зачарованно слушали.
Серж знал множество старых шансонов - непритязательных, с простенькой
мелодией и наивными словами. Там, на Земле, они давно вышли из моды и не
пользовались успехом у слушателей, которые отдавали должное голосу Вивьена,
но не одобряли его "отсталых" музыкальных вкусов. Однако на борту "Геи"
шансоны зазвучали по-новому. Они брали за душу именно своей
безыскусственностью, близостью к изначальным человеческим ценностям, не
замутненным изысками цивилизации.
Друзья иногда подпевали Сержу, вначале стесняясь своих далеко не
певческих голосов, но уже вскоре - раскованно, с удивлявшим их самих
упоением.
Право сформировать экипаж было предоставлено Солю. Он воспользовался им,
не пренебрегая советами психологов. И подобрал себе в товарищи людей,
совсем на него не похожих.

Серж Вивьен... Одновременно окончил с отличием медицинский факультет и
консерваторию, но, к огорчению меломанов, успевших оценить его уникальный
голос, отказался от оперной сцены, предпочтя скромную должность
бортврача-астронавта лаврам любимца публики.
- Это правда, что ты сделал операцию на сердце во время полета? -
поинтересовался Соль при первом знакомстве.
- Разве нельзя? - с нарочитым простодушием, скрывавшим вызов, в
свою очередь, спросил Серж.
- И был первым, кто решился на такую операцию в космосе? Говорят, тебя
даже внесли в книгу рекордов Гиннеса...
- Ну, внесли, - неохотно признался Вивьен.
- Я бы на твоем месте гордился, - сказал Соль. - Как-никак, книга эта
издается уже много столетий. Так что ты вошел в историю!
- Как вошел, так и выйду...
Перед стартом корреспонденты выпытывали у Сержа, что привело его на
"Гею".
- Ни разу не бывал в центре Земли, - ответил тот. - Хочу подышать
тамошним воздухом.
- И только?
- А разве этого мало?
- Но вы же врач! - не распознав иронии, возмутились корреспонденты.
- Буду счастлив, если в качестве такового окажусь не у дел!

Перси Перс, третий член экипажа, выглядел полной противопо-ложностью
Вивьена. Как многие люди, наделенные от природы богатырской силой, он был
простодушен и застенчив. Розовое и гладкое младенческое лицо, большие
спокойные руки, поросшие золотистыми волосками, льняная шевелюра редкой
красоты и пышности...
Поговорив с Перси, Соль уверился, что он добрый, компанейский парень.
Этого, конечно, было недостаточно, чтобы стать членом экипажа, но и
квалификация претендента оказалась наредкость подходящей.
Окончил университет. Потом, к всеобщему удивлению, оставил специальность
геосейсмолога и сделался астронавтом. Даже не мечтал попасть на "Гею"
(конкурс-то какой!). Но все же подал заявление. И случилось чудо:
единственное в своем роде сочетание профессий штурмана и геосейсмолога
склонило чашу весов в пользу Перси.

Тесты подтвердили психологическую совместимость трех интранавтов (не зря
утверждают, что противоположности сходятся!), и благословил их Великий
Физик, а Преземш лично напутствовал перед стартом...

Через месяц всех троих охватила уже не просто затаенная тоска по дому, а
ностальгия оглушительной силы. Такого чувства они не испытывали даже во
время гораздо более длительных космических полетов. Казалось, интрадром
остался не в трехстах километрах, а в неисчислимых парсеках от "Геи" или
вообще в каком-то параллельном мире.
Подумав об этом, Соль вспомнил, как Великий Физик вскользь упомянул, что
моделью параллельных миров может служить многоканальная линия импульсной
связи с временным уплотнением.
- Представь, сынок, - говорил он, - что время, в котором мы существуем,