- Жаль, что вы это понимаете умом, а не сердцем, - вздохнул он. - У нас с вами фатальное противоречие имен. Тать-яна - по-русски выходит "враг Яна"...
   - Неправда, Ян, мы же с вами добрые друзья, - улыбнулась она.
   - Да, конечно, - кисло согласился Ян.
   За завтраком в кают-компании "Новокуйбышевска" чувствовалось легкое оживление. Предстояла встреча с исследовательским судном "Витязь", для которого взяли из Владивостока почту. И хотя на старейшине научного флота ни у кого из новокуйбышевцев знакомых не было, рандеву ждали с интересом.
   - "Витязь" вместе с "Академиком Курчатовым" исследуют подводные хребты северо-западной части Индийского океана, - блеснул своей осведомленностью первый помощник.
   - А вы знаете, Кузьма Лукич, - повернулся к нему Ян Томп, - что в конце прошлого века первый русский "Витязь" тоже проводил исследования в этих местах? Между прочим, механиком на нем был эстонец.
   - Может, и Васька Дагамов тоже был твоим земляком? - фыркнул Юра Ковалев.
   - Васко да Гама был португальцем, - невозмутимо ответил Томп. - А к побережью Индии его корабли провел арабский лоцман Ахмед ибн-Маджид.
   - Ты у нас, Ян, ходячая энциклопедия! - развел руками Юра. - Тебе еще научиться букву "б" выговаривать, и можешь спокойно лекциями на коньяк зарабатывать.
   - Я пью только ром, да и то с чаем, а вот твой крестный отец Маркони макароны вермутом запивал...
   Татьяна успела привыкнуть к шутливым перепалкам в кают-компании, ей и самой не раз доставалось, особенно от языкастого радиста.
   - Вам телеграмма, тетя док, - громогласно объявлял Ковалев уже с порога. - От знаменитого романиста Бориса Кливерова, он же по паспорту Ролдугин. Между прочим, зафиксировано в журнале учета - шестая по счету!
   После такого объявления смущалась не только она, опускал глаза и Ян Томп, который в глубине души ревновал ее к Ролдугину. Борис ходил на линии Ленинград - Галифакс и регулярно поздравлял Татьяну со всеми праздниками.
   Часов в двенадцать "Витязь" вышел на связь.
   - "Новокуйбышевск", что везете для нас?
   - Мешок писем, два тюка газет.
   - Вот почитаем! А с полкило черного перца у вас не найдется? Наш кандей весь ухайдакал.
   - Чем можем - поможем! - пообещал Алмазов, на вахте которого начались радиопереговоры.
   - Пригласите к микрофону вашего помполита.
   - Первый помощник на связи, - ответил стоявший тут же Воротынцев.
   - Приветствует коллега. Может, сделаем ченч фильмами? У вас что есть?
   Воротынцев на память перечислил десятка полтора названий.
   - Тьфу ты! У нас половина тех же самых.
   - "Фанфана-Тюльпана" у вас случайно нет?
   - Есть! Только заездили ленту, рвется без конца.
   Договорились, что с "Витязя" придет на вельботе киномеханик, привезет мешок своих коробок, оформит меновую расписку.
   Вскоре на горизонте показалось белое судно с красной флюгаркой на трубе. Шлюпочная палуба на нем полна народу. Вывалили наверх и все свободные от вахты новокуйбышевцы.
   Оба судна легли в дрейф кабельтовых в двух друг от друга. На "Витязе" быстро и сноровисто спустили на воду большую моторную шлюпку - вельбот. Звонко татакая двигателем, он побежал к "Новокуйбышевску", таща за собой белый шлейф пены. Вскоре вельбот доверчиво ткнулся носом в площадку вооруженного с правого борта трапа.
   На палубу поднялись несколько человек, дочерна загорелых, в одинаковых зеленых шортах и белых полурукавках...
   - Привет торгашам! - сказал старший - один из штурманов "Витязя", молодой улыбчивый парень с облупившимся на солнце носом. - Чего и куда везете?
   - В Ленинград, японское оборудование для какого-то завода, - ответил секонд Рудяков. - Жутко ценный груз, я из-за него дрожу как кролик, чуть не каждый день в трюма лазаю.
   - Не заливай! Сам недавно на купце плавал. Чего же это у вас собаки нет?
   - Наш кэп животину не любит.
   - Что это за шип без доброго пса? Хотите, щенка подарим? Наша Нельма в рейсе разродилась тремя шустрыми рыжиками.
   - А какой породы ваша Нельма? С родословной?
   - Что ты! Беспачпортная бродяга! Милейшая псина.
   - Нам в Хакодате японского пинчера предлагали.
   - Японский пинчер - крыса, а не собака.
   В вельбот снесли почту и мешок с кинофильмами. Кокша Варвара Акимовна от щедрот своих пожертвовала гостям жестяную банку перца, а в придачу еще ящик сингапурских огурцов, напоминающих вкусом перезрелую редиску.
   - Вот черт, едва не забыл, - спохватился штурман, - у меня же записка вашему врачу от нашего эскулапа. Кто у вас врач?
   - Стало быть, я, - выступила вперед Татьяна.
   - Погодите, я же вас видел в прошлом году на показе мод! - блеснул сахарными зубами гость. - Тогда вы были манекенщицей!
   - Тогда я была участковым врачом, - не приняла его комплимента Татьяна. - Давайте вашу записку.
   Коллега с "Витязя" просил поделиться таблетками активированного угля, который в основном шел не на медицинские надобности, а на борьбу с сыростью.
   - Милый доктор, а мне удружите какой-нибудь крем от загара, - жалобно глянул на нее штурман. - Иначе я вернусь домой без носа. Жена не признает...
   - Закрывайте его бумажкой, может, что-нибудь останется, посоветовала Татьяна, направляясь к себе в лазарет.
   Потом вельбот отвалил, подняли трап, и судно снова задрожало от работающей машины. Маленькое развлечение, нарушившее привычный и монотонный уклад жизни, закончилось.
   Подняв вельбот на борт, дал ход и "Витязь". Пожелав друг другу счастливого плавания, суда двинулась в разные стороны. Татьяна стояла у борта до тех пор, пока "Витязь" не превратился в маленькое белое пятнышко на горизонте, а потом и вовсе растворился в зыбком и жарком мареве.
   А Томи, оказывается, не терял времени даром. Воспользовавшись остановкой судна, он вооружился удочкой и на хлебные катышки поймал с кормы несколько больших невообразимо пестрых рыб. Теперь он вместе с Варварой Акимовной, буфетчицей Лидой и несколькими зеваками решал вопрос: съедобны эти морские попугаи или нет.
   - Я их жарить не буду, - заявила кокша. - Мне до пенсии совсем немного осталось. Хочу спокойно доработать.
   - Чучела бы из них сделать, - сказал один из матросов. Но рыбы прямо на глазах теряли свой красочный наряд, красные полосы становились грязно-зелеными, глянцевито-белые участки тушек серели, длинные плавники съеживались.
   - Хамелеоны какие-то, - брезгливо процедила Лида, не успевшая забыть школьного курса.
   Рыбы были выброшены в океан, и на них сразу же набросились две большие птицы - фрегаты, доказав экспертам, что попугаев-хамелеонов можно было съесть.
   Вечером, лежа в постели в остуженной кондиционером каюте, Татьяна долго не могла уснуть, а на рассвете проснулась с неприятным ощущением от прикосновения мокрых простыней. По утрам в каюте все отсыревало, даже переборки пускали "слезу", а палуба становилась мокрой от росы, словно ее окатили из шланга.
   Тропическая влажность подкинула ей работы. Здоровенный ячмень вызрел на глазу старшего помощника Алмазова, так что пришлось наложить ему повязку и он стал похож на пирата Билли Бонса из "Острова сокровищ".
   Ячмени вскакивали у тех, кто нес вахту наверху, а "маслопупов", работающих в машине, мучили чирьи. И еще донимала людей нескончаемая и нудная, как комариный писк, вибрация корпуса, растрясающая каждую клеточку тела.
   Татьяна знала, что вибрация способна вызвать тяжелые нервные синдромы, и вела кое-какие наблюдения, пока для себя, чтобы потом заинтересовать ученых проблемой борьбы с влиянием вибрации на человеческий организм.
   Как-то она заговорила на эту тему с Яном Томном, механик охотно поддержал разговор.
   - Это одна из многих издержек технического прогресса, - сказал он. Моряки времен парусного флота не знали ни вибрации, ни одуряющей духоты котельных, ни масляных паров. Да и плавали они на деревянных кораблях, а не на глухих железных коробках, как мы. Конечно, мы придумали вентиляторы, воздуходувки, кондиционеры, кое-какую амортизацию - только вся эта техника не возвратила даже половины тех условий, в которых плавали экипажи парусников. Заметьте, Татьяна Ивановна, это уже по вашей части: на фрегатах и клиперах люди нередко оставались до глубокой старости, а у нас зачастую списывают по здоровью молодых. Таков уж закон равновесия в природе: выигрываешь в одном - обязательно потеряешь в другом...
   Томп продолжал удивлять ее разносторонностью своего кругозора. Когда они бродили с ним по улицам Сингапура, Ян рассказал ей, что в переводе с санскрита название города означает: "Рыба с львиной головой". Такая будто бы водилась в древности в здешних водах. Когда в начале VII века был основан Сингапур, он находился в гуще тропического леса, покрывавшего весь остров. Теперь от него осталась лишь крохотная частица - ботанический сад.
   Они побывали в этом чудесном уголке природы, который огромный город загнал в самый центр хитросплетения своих кварталов. Полтора часа они спасались там от палящих лучей беспощадного солнца под сомкнувшимися кронами вековых деревьев, слушали щебетание разноголосых птиц.
   - Здесь есть такие лесные патриархи, которые помнят - высадку англичан в 1819 году, - говорил Томп. - Властители морей сделали остров своей колонией. А первыми, еще за три века до англичан, Сингапур оккупировали голландцы. Во время второй мировой войны остров захватили японцы и беспощадно грабили его богатства. Лишь два года назад Сингапур стал независимой республикой...
   Порой в голову Татьяны приходила крамольная мысль о том, что Ян Томп занимает на судне совсем не ту должность, которая ему положена. Ему, а не Воротынцеву следовало быть помполитом.
   Глава 7
   К Босфору крейсер "Горделивый" подошел на зорьке. Старший помощник вызвал на ходовой мостик всех вахтенных офицеров, включая дублеров.
   - Не каждый раз форсируем проливную зону, - значительно произнес Саркисов перед строем заспанных лейтенантов.
   Игорь Русаков тоскливо смотрел на подсвеченный оранжевыми лучами восходящего солнца турецкий берег, возле которого на каменных грядах квасились пенные буруны, на белые столбики погашенных уже маяков и думал о том, как медленно ползут эти первые часы и дни плавания. Когда-то они стремительно покатятся обратно?
   - Кто мне доложит правила прохода черноморских проливов? - решил взбодрить нахохлившихся вахтенных старпом.
   Офицеры переглянулись, тихонько начали перешептываться, первым вызвался говорить старший лейтенант Исмагилов.
   - Слушаем вас, Олег Церенович.
   Комбат два стал перечислять параграфы Монтрейской международной конвенции, которые разрешают крупным кораблям типа "Горделивого" проходить проливы лишь в одиночку, в сопровождении двух кораблей охранения, обязательно в светлое время суток, со скоростью хода не более десяти узлов, а вблизи берегов - минимальной, позволяющей кораблю управляться...
   - Добро, - кивнул Исмагилову старпом. - А теперь всем держать глаза на веревочках, мотать на ус особенности маневрирования Когда-нибудь сами поведете здесь корабли!
   Вахтенные, польщенные такой блестящей перспективой, заулыбались, один только Русаков равнодушно отнесся к этим словам.
   "Надеется влезть на мостик на папашином горбу", - неприязненно покосился на лейтенанта Саркисов.
   Поднялся с разрешения командира этажом выше - на сигнальный мостик и капитан медицинской службы Свирь, притулился возле Павла Русакова.
   - Ну что, доктор, - повернулся тот, - впечатляет заграница? Люди большие деньги дают, чтобы все это видеть, а нам с вами еще морские платят!
   - Впечатляет. Один путешественник назвал Стамбул слоеным пирогом из веков и народов, - ответил Свирь.
   - Здорово подмечено!
   И в самом деле, на берегах пролива поражало соседство замшелых и мрачных старинных крепостей с ультрасовременными стеклобетонными коробками, убогих лачуг - с роскошными дворцами.
   На одном из красивых особняков развевался алый советский флаг. Здесь разместилось наше консульство. Было видно, как с балкона приветливо махали руками. Свирь вспомнил, что где-то читал или слышал любопытную историю, связанную с этим домом. Будто бы строили его еще при Екатерине Второй и под фундамент насыпали целую баржу земли, привезенной из России, чтобы дипломаты всегда думали о своей стране.
   Ажурная белая башенка маяка на скале воскресила в памяти Свиря легенду о бесстрашном юноше Леандре, который по ночам вплавь пересекал Босфор, чтобы увидеть свою возлюбленную Геро. Однажды он дерзнул броситься в штормовые волны, но возле противоположного берега выбился из сил и утонул. А великий английский романтик Байрон назло судьбе повторил в непогоду путь Леандра и остался жив. Близкая смерть ждала его в другом месте...
   Сигнальщики дали офицерам один бинокль на двоих. По очереди наводили они окуляры на знаменитую Ая-Софию - стамбульскую мечеть, под которую много веков назад турки приспособили эллинский храм. Благородное, со строгими формами сооружение окружали минареты, как часовые с пиками, стерегущие прекрасную полонянку...
   Воду бороздило множество пестро раскрашенных парусных и моторных рыбацких фелюг, нервно вскрикивали паромы.
   Лавируя между ними, к "Горделивому" торопились два быстроходных прогулочных катера-лимузина. На их сверкающих краской палубах, даже на покатых крышах рубок стояли и сидели люди с кино- и фотоаппаратами.
   - Кто такие? - спросил Павел Русаков у старшины сигнальной вахты Хлопова.
   - Известно кто - натовская разведка.
   - Но катера под турецкими флагами! - удивленно воскликнул Свирь.
   - Они такие же турки, как мы с вами индусы, - усмехнулся комсорг. Раньше наши корабли встречал один такой катер, а теперь парочкой пожаловали.
   - Километры фотопленки переведут на нас, - сказал Свирь.
   - Да уж не пожалеют.
   Юркие лимузины разделились: один пересек курс почти возле самого форштевня ракетоносца и перешел на другой его борт. Люди на катерах торопливо нажимали спуски фотоаппаратов и кинокамер. Все они были в гражданском, фотоаппаратами с длинными трубами телевиков орудовали даже две женщины.
   Лимузины прошли от носа до кормы, потом круто развернулись в разные стороны и припустили прочь, по-собачьи виляя кормами.
   Расступились берега, и у бортов заплескались суматошные волны Мраморного моря. Низко летая над водой, охотились большие черноголовые чайки. На горизонте синими кляксами проступали Принцевы острова.
   Офицеры вернули сигнальщикам бинокль и спустились в кают-компанию перекусить. С удивлением обнаружили ее пустой, один лишь Валейшо неторопливо допивал компот.
   - Вы забыли, товарищи, что судовое время перевели на час вперед, пояснил он опоздавшим.
   В Мраморном море было пустынно. Изредка навстречу "Горделивому" шел какой-нибудь транспорт с замысловатой флюгаркой на дымовой трубе, салютовал флагом, если нес таковой на мачте или флагштоке. На крейсере снизили боеготовность, на вахту заступила одна боевая смена. Лейтенант Русаков дублировал вахтенного офицера.
   Он прохаживался по мостику, изредка косясь на подремывавшего в самолетном кресле командира.
   "Сколько в нем фальши, неискренности, - размышлял лейтенант. - Вот и сейчас только притворяется спящим, а сам ждет момента, чтобы подловить на какой-нибудь ошибке, одернуть... Как это отец, мудрый и проницательный мужик, до сих пор не раскусил Урманова? Когда поздравлял с назначением на "Горделивый", говорил на полном серьезе: "Учти, Игорь, ты будешь служить под началом одного из самых способных командиров. Набирайся от него ума-разума". Вот и набрался по самую макушку..."
   Урманов и в самом деле бодрствовал, делая вид, что дремлет, чтобы дать возможность ходовой вахте почувствовать вкус самостоятельности. Сойти с мостика до прохода проливной зоны он не мрг.
   - Воздушная цель, пеленг сто сорок, угол места двадцать пять, идет на нас! - доложили из боевого информационного центра. Урманов вскочил с кресла, резкими движениями размял затекшие ноги, скомандовал решительно:
   - Боевая тревога!
   Некоторое время спустя "Горделивый" ощетинился стволами счетверенных зенитных автоматов, даже пусковые установки ракет противовоздушной обороны развернулись в сторону неведомого пока "противника". Правда, подавать ракеты из погребов в этих водах не полагалось.
   Урманов вышел на крыло мостика, увидел подходящий с кормы на малой высоте самолет. Чуть в стороне от крейсера тот сделал горку, показав красные головки подвешенных под крыльями ракет, а также турецкие опознавательные знаки. Он чувствовал себя хозяином положения, потому не считал нужным скрывать оружие.
   "Проверяете нашу боеготовность, господа натовцы?" - мысленно усмехнулся Урманов, глядя вслед уходящему за горизонт ракетоносцу.
   Невольно подумалось об исконном русском бескорыстии и благородстве. Ведь когда-то висел на "вратах Цареграда" боевой щит вещего князя Олега, а в конце прошлого века русские войска были возле самых ворот Стамбула... Но не позарились на чужое добро. А разве не молодое Советское государство, истерзанное гражданской войной, интервенцией, голодом и разрухой, первым протянуло руку помощи новорожденной Турецкой республике? Жаль, что не все помнят сердечные слова благодарности, с которыми обратился к Владимиру Ильичу Ленину первый турецкий президент Мустафа Кемаль, прозванный Ататюрком - отцом турок...
   Слева на горизонте открылся остров Мармара, который дал название этому небольшому внутреннему морю. Испокон веков добывали на нем мрамор для храмов и мечетей, для императорских дворцов и султанских гаремов... И тут же Урманов подумал с благодарностью не о помпезном мраморе, а о белом инкерманском известняке, который помог поднять из руин город первой его любви - Севастополь. Видел Сергей, как пилили двуручными пилами белый известняк и желтоватый ракушечник, обтесывали и клали на фундаменты бывших обгорелых развалин. Так возрождались из руин прекрасные ансамбли проспектов и улиц, площадей и бульваров...
   Дали отбой боевой тревоги. На мостике снова появилась обычная ходовая вахта.
   - Лейтенант Русаков, - спросил вдруг командир, - напомните, какие военно-морские базы Турции расположены здесь, в Мраморном море?
   "Проснулся лев", - нехорошо подумал Игорь, а вслух перечислил порты Измитского залива.
   - А базы Средиземного моря?
   Русаков ответил и на этот вопрос.
   - Верно, - одобрительно кивнул Урманов. - Плюс еще полдесятка баз на Черноморском побережье. Как вы считаете, не многовато ли для государства с небольшим флотом?
   - Турция предоставляет свои порты натовцам.
   - Вот тут вы попали в самую точку, лейтенант. Командующий шестым американским флотом Уильям Мартин еще год назад заявлял: "Мы должны превратить Средиземное море в суверенное озеро НАТО и выдворить отсюда русских".
   - А все ли знают, как и когда американцы появились в Средиземном? продолжал разговор поднявшийся на мостик Валейшо. - В сорок втором году под предлогом высадки десанта в захваченной немцами части Северной Африки. И застряли до сегодняшнего дня. Понимают значение этого региона. Если раньше Балканы считали пороховой бочкой Европы, то теперь пороховым погребом всего мира становится Ближний Восток. Теперешние события это со всей явственностью доказали...
   - Я думаю, не зря они стянули сюда целую армаду: три авианосца, два крейсера, более десятка других кораблей, - сказал Урманов. - Знали, наверное, о готовящемся нападении Израиля на арабов и решили на всякий случай подстраховать Тель-Авив.
   - Египетское радио передавало о прямом участии американцев в боевых действиях на стороне израильтян.
   - Дело тут темное. Трудно понять, как удалось Израилю за шесть дней захватить весь Синайский полуостров...
   Широкой извилистой рекой поплыли назад Дарданеллы. Берега этого пролива не были такими живописными, как побережье Босфора: среди зеленой растительности здесь то и дело виднелись рыжие проплешины пустошей. На склонах пологих холмов пестрыми заплатками лепились селения с неизменными камышинками минаретов. Особенно пустынным выглядел Геллипольский полуостров - правый, европейский берег Дарданелл.
   Возле Чанаккале - самого узкого, чуть больше километра, колена пролива - капитан Свирь снова выбрался на сигнальный мостик. Увидел стены старинной крепости в форме сердца, форты береговой артиллерии с застывшими жерлами пушек, несколько пирсов, гребенками отходящих от берега, и возле них узкие сверху, приплюснутые, как рыбины, корпуса военных кораблей. На одном из них, видимо, сыграли тревогу, вдоль обоих бортов побежали люди.
   - Ишь ты, - опуская бинокль, усмехнулся старшина Хлопов, - как у нас бегут: в нос по правому борту, а в корму - по левому...
   - Как пояснялось в петровском уставе: "...дабы в суете лбами не сшибались", - сказал Свирь.
   За Чанаккале пролив снова пошел вширь, подул свежий морской ветерок, заполоскал два флага - советский и турецкий на мачте "Горделивого".
   - Что это за памятник, товарищ капитан? - спросил один из сигнальщиков, молодой матрос с румяным, похожим на девичье лицом. Справа, на крутом откосе берега, виднелась выложенная из камней фигура солдата, устремившегося в атаку.
   - Он напоминает о событиях, которые Уинстон Черчилль назвал черными днями своей жизни, - ответил Свирь. - Здесь в 1915 году турки разгромили союзный десант, высаженный по плану морского министра Великобритании, которым как раз и был в ту пору молодой Черчилль. Союзники потеряли тогда убитыми и ранеными больше полумиллиона человек. Благодаря этой победе позднее был свергнут султанский режим и образована республика...
   Впереди показалась большая колоннада на мысе Ильяс-баба, за ним уже начиналось Эгейское море.
   - Транспорт под французским флагом! - доложили на ходовой мостик сигнальщики. - Идет встречным курсом!
   - Приготовиться отсалютовать! - скомандовал вахтенный офицер.
   На траверзе "Горделивого" матрос на корме транспорта приспустил до половины трехцветное полотнище. Крейсер ответил тем же ритуалом.
   "Альдебаран", - прочитал Свирь латинские буквы названия судна. Альдебаран - яркая звезда родного русского неба...
   Глава 8
   Поздно вечером в каюту Татьяны робко поскреблись.
   - Входите, открыто! - откликнулась она, и через порог переступила буфетчица Лида. Застиранный ситцевый халатик плотно облегал ее бедра, на голове была завязанная рожками косынка.
   - Я вас не побеспокоила, Татьяна Ивановна? - виноватым тоном спросила она.
   - Нисколько, я еще не ложилась.
   - Вы знаете, я залетела, - стыдливо потупилась Лида. - Выручайте, тетя Танечка!
   - Что ты сделала? - не сразу поняла Татьяна, затем сообразила: - Ага, понятно. А давно?
   - Не знаю, третий месяц, наверно...
   - Раздевайся, я тебя посмотрю... Ну что ж, - убедившись, что буфетчица не ошиблась, сказала Татьяна. - Поздравляю тебя, где-то через полгодика ты станешь мамой.
   - Но я не хочу! - почти закричала Лида.
   - Как не хочешь? Разве ты не знала, отчего бывают дети? Тут уж, милочка моя, надо понимать, на что идешь. Или будущий отец отказывается на тебе жениться?
   - Он-то не отказывается, - вытирая лацканом халата слезы, лепетала Лида. - Только мне нет никакого резона за него выходить.
   - Не понимаю твоих рассуждений, - сухо заметила Татьяна. - Спать с ним у тебя резон был, а семью завести резона нету.
   - Да по глупости все это случилось, Татьяна Ивановна, если бы я знала, чем это кончится...
   - Тебя саму-то аист в клюве принес?..
   - Да нет же, я таблетки глотала, контрацептин и другие...
   - Кто же все-таки он, если не секрет?
   - Я вам сознаюсь, Татьяна Ивановна, только вы никому не рассказывайте... Ге-еш-ка Некрылов, - всхлипнув, выдавила из себя Лида.
   - Отличный парень. Чем он тебе не угодил?
   Лида досуха вытерла слезы, лицо ее вдруг стало злым и неприятным.
   - Что мне может дать этот Гешка? - рассудительно заговорила она. - Ни кола у него, ни двора. И что ж, мне с ним до старости на судах буфетчицей ходить? Постели менять, чаи по ночам на мостик подавать?
   - Есть еще, Лида, на свете вещь, которую зовут любовью...
   - Одной любовью сыт не будешь! - прищурила она подведенные синей тенью глаза. - Рай в шалаше был только в каменном веке! Вы небось за кого попало не вышли?
   - Я не вышла, - горько усмехнулась Татьяна. - Только я тебе, Лида, своей судьбы не пожелаю...
   - Что ж мне теперь делать? Может, вы мне чего-нибудь посоветуете? Уколы какие-нибудь или попить...
   - Поздновато ты, милая, спохватилась. Боюсь, что не помогут уже никакие снадобья. Требуется оперативное вмешательство.
   - Я согласна, Татьяна Ивановна! - обрадованно выпалила Лида.
   - Ты думаешь, это просто? К тому же я всего лишь терапевт.
   - Вас же в институте всему учили, тетя Танечка, миленькая!
   - Но я не имею права. Нужно специальное разрешение, - жестко отрезала Татьяна.
   - Татьяна Ивановна, я сильная, все перенесу на ногах! А вас отблагодарю, не сомневайтесь. В Сингапуре я такую кофточку купила, загляденье!
   - Вот что я тебе скажу, Лида. Ты подумай хорошенько, как тебе дальше жить. Если не передумаешь, дадим делу официальный ход.
   - Татьяна Ивановна, зачем же так? Вы же сами женщина!
   - Все, Лида. Ступай к себе, я устала, спать хочу.
   Обиженная буфетчица притворила за собой дверь, а Татьяна стала раздумывать, как же ей поступить. По судовым правилам она должна была поставить в известность о случившемся капитана и первого помощника. Но вопрос был таким деликатным, что Татьяна решила пока повременить, сначала переговорить с Гешкой Некрыловым.
   Утром она позвонила в его каюту, под видом медицинского осмотра пригласила рулевого в лазарет.