Плотников Александр. Визитная карточка Флота

   - Значит, ты в головы своих матросов хочешь знания через ноги вбить?
   - Зато твоих ювелиров ноги не всегда твердо держат, - съехидничал Урманов.
   - Ох и зануда ты, Сергей. Потому и бабы с тобой не уживаются...
   Урманов резко повернулся и поспешил к выходу.
   - Обиделся, - кисло ухмыльнулся Павел. - Умный парень, но самолюбив, как прима-балерина.
   - Ум, труд и самолюбие делают обыкновенных людей великими, задумчиво произнес Томп.
   Урманов тем временем торопился к заводской проходной, то и дело поглядывая на часы. Ровно в десять он был на плацу, где в двухшереножном строю стоял весь экипаж "Горделивого".
   Раздалось протяжное "смир-рноо!", от строя отделился офицер и со вскинутой под козырек фуражки рукой подошел к командиру.
   - Товарищ капитан второго ранга! - прищелкнув каблуками, четко начал рапортовать он. - Экипаж ракетного крейсера "Горделивый" для строевого смотра построен. Старший помощник командира капитан третьего ранга Саркисов.
   Старпом сделал шаг в сторону, пропуская вперед командира, и повернулся кругом. Чуть приотстав, сопроводил Урманова к середине строя.
   - Здравствуйте, товарищи! - на одном дыхании выкрикнул Урманов.
   - Здравия... желаем... товарищ... капитан... второго... ранга! шестикратно пророкотали шеренги.
   Разрешив стоять "вольно", командир направился к правому, офицерскому флангу. Почти весь командный штат был укомплектован молодежью, на погонах которой поблескивали по две-три, реже по четыре звездочки. Урманов даже посетовал на такое положение в отделе кадров. "Молодость - это недостаток, который быстро проходит!" - успокоил его один из кадровиков. В деликатное положение поставило командира и назначение к нему старпомом Саркисова, закончившего академию в одной с ним группе. Все три учебных года слушатели были на одинаковом положении, называли друг друга в лучшем случае по имени-отчеству и, уж конечно, на "ты".
   Урманов шел вдоль строя, пожимая руки офицерам, и невольно вздрогнул, увидев перед собой лейтенанта Русакова. Тот стоял, понуро наклонив голову, в куцем и несвежем кителе, с разошедшимися складками на давно неглаженных брюках.
   "Прошастал, стервец, всю ночь и форму не привел в порядок, - сердито подумал командир. - Как же с ним поступить? Прогнать со смотра? Но ведь в строю стоят подчиненные Русакова... Не обратить внимания? Значит, бросить тень на собственный авторитет..." Он стоял в нерешительности, забыв даже подать руку офицеру, пока его не осенило:
   - Лейтенант Русаков, - сказал он ледяным тоном. - Прошу вас подменить дежурного по казарме и направить его сюда.
   - Есть подменить дежурного, - пряча усмешку, повторил приказание Игорь. Неторопливо вышел из строя и, не оглядываясь, зашагал прочь.
   Второй раз за это утро было испорчено настроение Урманова. Он с облегчением вспомнил о том, что отказался от приглашения Русаковых. Иначе ему пришлось бы встретиться со своим нерадивым подчиненным за одним столом. Игорь жил не в казарме, а на квартире у дяди.
   Когда строевой смотр закончился и команду повели на обед в столовую, Урманов задержал на минутку старшего помощника.
   - Иван Аркадьевич, - обратился он к Саркисову по имени-отчеству, как бывало в академии. - Ты проверял форму одежды офицеров?
   - Так точно, товарищ командир, - бодро подтвердил старпом, старательно выговаривая шипящие звуки. И все равно вместо "ч" у него получалось "сч", вместо "щ" выходило "шч".
   - И ты не обратил внимания на безобразный вид лейтенанта Русакова?
   - Почему не обратил? Я предложил ему переодеться, он сказал, что нет у него другого кителя.
   - Тогда почему вы оставили его в строю? - непроизвольно перейдя на "вы", раздраженно воскликнул Урманов.
   - Как же можно, товарищ командир? Он же сын командующего нашей эскадрой контр-адмирала Русакова!
   - Прежде всего он наш с вами подчиненный, старпом! И требовать с него надо безо всяких скидок.
   - Понял, товарищ командир. На будущее учту.
   Поздним вечером в каюту Урманова заглянул капитан третьего ранга Валейшо.
   - Я не помешаю? - деликатно осведомился он.
   - Входите, Федор Семенович, безо всяких церемоний, - откликнулся Сергей.
   Валейшо присел на краешек куцего диванчика, притулившегося к стене неподалеку от рабочего стола.
   - С утра до ночи в заботах? - улыбнулся он, заметив стопку наставлений с многочисленными закладками.
   - Готовлю групповое упражнение с офицерами, - поднял голову от стола командир. - Хватит им заниматься мастеровщиной.
   - Мастеровщиной... - повторил последнее его слово замполит. - У вас это прозвучало как ругательство. А ведь на мастеровом люде вся наша промышленность держится, только называем мы его иначе - рабочим классом.
   - Против рабочего класса я ничего не имею, - зыркнул на него колючим взглядом Урманов. - Сам из мастерового клана вышел. Только подсобничать заводским рабочим наши матросы больше не будут.
   - А как же классовая солидарность, взаимовыручка? - снова улыбнулся Валейшо.
   - Не надо громких слов, Федор Семенович, ими из бомбомета не выстрелишь. Нам с вами, между прочим, надо постараться, чтобы матросы не только знали, но и умели применить в бою технику и оружие.
   - Вот в этом я с вами совершенно согласен, товарищ командир! Потому-то и нужна золотая середина между теорией и практикой... Впрочем, я зашел к вам по другому делу.
   - Слушаю вас внимательно.
   - На днях у нас выборы комсомольского комитета. Как вы смотрите на то, чтобы рекомендовать в секретари главного старшину Хлопова? По-моему, парень он серьезный, принципиальный.
   - А комсомольцы его поддержат?
   - Думаю, да. Он один из самых авторитетных старшин в экипаже.
   - Ну что ж, я не возражаю.
   - И еще, - замполит смущенно замялся, - один деликатный вопрос... Не могли бы вы потолковать с лейтенантом Русаковым? Я знаю, он вырос на ваших глазах и очень вас уважает...
   - О чем же мне с ним говорить?
   - С ним что-то странное происходит, друзей у него нет, ко всему безразличен, на службу приходит как на принудиловку...
   - Все это больше по вашей части, Федор Семенович, - пряча усмешку, сказал Урманов.
   - Пробовал, только ничего у меня не вышло, - бесхитростно ответил замполит.
   - Добро, я попытаюсь разговорить лейтенанта Русакова, - согласился Урманов, красноречиво поглядывая на палубные часы, висящие на стене. На языке вертелся банальный вопрос: не пора ли гостю домой, но Сергей вовремя спохватился, вспомнив семейную историю замполита. Три года назад Валейшо овдовел, остался с двумя сыновьями-погодками, старший ходил тогда в первый класс. Помаявшись один с детьми около полутора лет, Федор Семенович женился вторично, привел в дом супругу намного моложе себя. Говорят, жили они поначалу дружно, мачеха была внимательна к мальчишкам до тех пор, пока не родила дочку. Как часто бывает в таких случаях, собственное дитя заслонило ей весь белый свет, а сердце отца оказалось разорванным надвое... "Все мы мастаки по чужим душам, - косясь на застывшего в невеселой позе заместителя, размышлял Урманов. - Зато в своей не всегда можем разобраться..."
   - Может, перехватить для вас дежурную машину? - негромко осведомился он, чувствуя, что пауза слишком затянулась.
   - Спасибо, Сергей Прокофьевич, - встрепенулся Валейшо. - Поздно уже, мои все спят. Переночую в лейтенантской каюте, там есть свободная койка.
   Когда Валейшо, пожелав спокойной ночи, ушел, Сергей быстро разделся и юркнул под одеяло. Но пожелание замполита не сбылось, долго еще лежал Урманов без сна, думая о своем.
   ...С Ниной он познакомился в одном из крымских санаториев. По вечерам, когда спадала жара, Сергей обычно приходил на волейбольную площадку. Он слыл хорошим игроком, его косые резаные удары никто не мог принять. Правда, для такого удара пас требовался особый: резкий и точный, а толковых разыгрывающих в команде Сергея не было, потому мяч нередко врезался в землю за чертой площадки.
   Но вот однажды на задней линии появилась высокая и стройная молодая женщина в капроновой сеточке, под которую были упрятаны пышные темные волосы. Сначала Сергей даже разозлился, увидев ее на месте своего мало-мальски способного партнера, но вскоре получил от нее такой точный пас, что мяч гвоздем врезался в угол площадки соперников. Вскоре они понимали друг друга с полувзгляда.
   - Вы из сборной страны? - кокетливо спросила она, когда матч был выигран с сухим счетом.
   - Увы, такой чести не удостоился, - в тон ей ответил Сергей, - но был чемпионом ВВМУЗов.
   - Чемпионом чего? - не поняла она.
   - Высших военно-морских учебных заведений, - пояснил он.
   - Так вы моряк?
   - Капитан-лейтенант флота российского Сергей Урманов к вашим услугам! - церемонно представился он. Тогда он носил звание, которым очень гордился и считал его самым красивым из всех существующих в армии и на флоте.
   - Нина Пайчадзе, аспирант, - сняв сеточку и рассыпав по плечам водопад волос, назвалась она.
   - У вас знаменитая спортивная фамилия! - улыбнулся Сергей. - Вы не сестра центрфорварда тбилисского "Динамо"?
   - Кажется, он мне приходится дальним родственником.
   - Но уж вы наверняка были чемпионкой Грузии!
   - Ошибаетесь, я родилась и выросла в Москве. Кстати, мама у меня русская.
   Видимо, она походила на мать. Овал лица был у нее славянским, нос без горбинки. Только восточная глубина карих глаз да волосы цвета воронова крыла свидетельствовали о примеси грузинской крови.
   После ужина Сергей пригласил новую знакомую на танцы. Когда он в белой флотской тужурке, а Нина в парчовом с блестками бальном платье появились на летней веранде курзала, им присудили приз как самой эффектной паре. До конца заезда они ни одного вечера не провели врозь.
   Свадьбу сыграли осенью в "Украине" - недавно открывшемся новом ресторане Севастополя. Поселились временно на квартире у отца Сергея, который только что вышел в отставку и очень томился одиночеством. Прокофий Нилыч души не чаял в невестке, открыто гордился ее красотой.
   Потом Сергей, в ту пору помощник командира эскадренного миноносца, ушел в длительное плавание и, оставшись один на один со своими мыслями, почувствовал, как наступает отрезвление... Он понял, что не было любви, а было только увлечение уже потому, что Нина не заслонила в его мыслях Татьяну...
   Когда он вернулся, в их отношениях не стало прежней искренней близости, а всегда веселая и жизнерадостная Нина заметно сникла. Сергей понимал, что долго так продолжаться не может.
   Они разошлись, не прожив вместе года, расстались без ссор, без взаимных обвинений, даже провели прощальный вечер в кафе, а назавтра Нина вернулась в Москву. Развода не оформляли, лишь после, несколько лет спустя, она написала Сергею, что встретила хорошего человека, и попросила письменного согласия на развод. Нина вышла за своего творческого руководителя - профессора, и Сергей от чистого сердца пожелал ей счастья.
   Глава 7
   Балтика встретила "Новокуйбышевск" приличным штормом. Короткие злые волны сначала только сотрясали судно, но постепенно раскачали его с борта на борт.
   Татьяна почувствовала, как тупая боль обручем сдавливает виски, противный липкий пот обволакивает тело. Когда вязкий комок подкатил к горлу, она вспомнила, что в аптечке есть аэрон, лекарство, снимающее нагрузку с вестибулярного аппарата. Татьяна полезла было в сейф с медикаментами, но в это время прострекотал телефонный звонок.
   - Как самочувствие, доктор? - услышала она в трубке резанувший ухо голос помполита. - Советую не ложиться, а переносить качку на ногах.
   - Спасибо, ночью я хорошо выспалась, - нашла в себе силы бодро ответить Татьяна. Едва успев положить трубку, ринулась к раковине умывальника. "Что же это делается, черт побери? - прополоскав рот, досадливо размышляла она. - Я же дочь и сестра моряков! Надо брать себя в руки".
   Так и не разорвав облатки, Татьяна положила аэрон обратно в сейф, решительно надела белый халат. Было время снимать пробу обеденного меню. При мысли о пище новый комок перехватил дыхание, усилием воли она протолкнула его и распахнула дверь лазарета.
   На камбузе в клубах пара несуетливо двигалась повариха, или, как ее по-флотски величали, кокша Варвара Акимовна Петрова, дородная женщина, широкоплечая, с крупными и сильными руками.
   - Не изловчилась зачерпнуть, плеснула на плиту, - охотно пояснила она, увидев врача. - Море чуток горбатое. Однако проба готова.
   Смотря на ее раскрасневшееся, невозмутимое лицо, Татьяна невольно представила себя такой, какой видела в зеркале несколько минут назад: бледно-зеленой, с рыбьими глазами. Словно разгадав ее мысли, Варвара Акимовна заговорила улыбчиво:
   - А ты молодец, Танюшка, не укачиваешься. Вон Лидка, наша буфетчица, плавает второй год, до сих пор в хороший шторм пластом лежит... И не обижайся на то, что тыкаю, я тут со всеми так, окромя Семена Ильича, капитана. Все остальные в сыновья мне гожи...
   - Ну а я - в дочери, - тоже попыталась улыбнуться Татьяна, но только судорожно дернула щекой.
   - И еще прими мой совет: ешь поболе, когда качает. На сытый желудок оно легче переносится. Даже если все из тебя, а ты взамен новую добавку!
   Татьяна открыла пробный судок. Наваристый дух вызвал у нее нервическую дрожь. Первую ложку борща проглотила с усилием, словно касторку, но все равно зачерпнула вторую и третью. Заставила себя съесть щепоть истомленного в жиру янтарного плова, запила его полстаканом компота.
   Сделав разрешительную запись в журнале, почувствовала, как неудержимо тянет ее наружу, на свежий воздух. Все равно, что там ее ждет - холод, ветер или дождь, лишь бы расправить стесненную грудь, освободить голову от тяжелого гнетущего дурмана.
   Татьяна почти бегом одолела коридор, но осилить запор задраенной по-штормовому тяжелой надстроечной двери не смогла. Опрометью бросилась назад, ворвалась в лазарет, схватив из шкафа кислородную подушку, жадно прильнула к загубнику. Ожогом полоснуло легкие, сразу полегчало, кислород подействовал на нее, как нашатырь на обморочного.
   Кто-то несмело постучал в дверь.
   - Войдите! - прохрипела она. Но ее не услышали, стук повторился.
   - Входите же! - разозлилась она на того, кто стоял за дверью.
   - Позвольте, товарищ доктор? - смущенно сказал Ян Томп, переступив порог. В руках он держал графин, наполненный розоватой жидкостью. - Вам нехорошо? - Еще больше растерялся он, увидев ее распростертой на медицинской кушетке. Звякнул горлышком графина о стакан, протянул его Татьяне, второпях плеснув ей на халат. - Выпейте, это газировка с клюквенным экстрактом. Очень помогает...
   Она покорно стала цедить сквозь зубы пузырящийся кисловатый напиток, а Ян придерживал стакан широкой, как лопата, ладонью.
   - Мы в машине по два графина за вахту приканчиваем, - утешая ее, говорил механик. - Качка ведь на любого действует, только мы стараемся не обращать внимания.
   "Хорошо тебе "не обращать", такому здоровущему, - тоскливо думала Татьяна, страшась нового приступа морской болезни. - А тут жить не хочется..."
   - Я говорил с вахтенным штурманом, скоро мы повернем на другой курс, станем под волну, качать перестанет. Можно будет спокойно пообедать.
   - Можете, Ян, съесть и мою порцию, - криво усмехнулась Татьяна.
   - Мне и так положен двойной рацион, - негромко рассмеялся Ян. - Вы знаете, - оживился он, - у нас в мореходке были два - как это по-русски? два закадычных друга, фамилии у них Лаум и Зорин. Их прозвали барометром и вот такую частушку про них придумали:
   Лаум скис и чуть не плачет,
   Зорин весел, сладу нет,
   Значит, в море будет качка,
   За двоих умнет обед.
   Лаум радуется лихо,
   Зорин хмурится в тоске,
   Значит, в море станет тихо,
   Камбуз будет на замке.
   Смешно, правда? А теперь тот самый Зорин, который ел, работает в портнадзоре на берегу, а тот самый Лаум, который укачивался, плавает, как и я, вторым механиком в Латвийском пароходстве. Вы заметили иронию судьбы?..
   Татьяна слушала его забавный мягкий выговор, почти не осознавая смысла слов, почему-то ей становилось легче.
   Судно вдруг резко накренилось на один борт, мелкой дрожью заколотились переборки, тоненько дзенькнула пробка в графине.
   - Ага, вот и поворот! - обрадованно воскликнул Ян. - Теперь до самого Рюгена будем катить как по асфальту.
   Действительно, качка сразу же прекратилась, щеки Татьяны стали розоветь, она поднялась с тахты и благодарно улыбнулась Томпу.
   - Вы собирайтесь, доктор, а я минут через двадцать приглашу вас в кают-компанию, - сказал он, поднимаясь.
   Во главе широкого обеденного стола восседал капитан, худощавый по-юношески человек с жестким бобриком светло-русых волос, только внимательный взгляд мог заметить в них добрую примесь седины. Когда Татьяна представлялась ему, решила: капитану где-то около сорока, и поразилась, узнав, что тому уже за пятьдесят и тридцать из них отданы морю.
   По левую руку капитана возвышался первый помощник, широкий и плотный, шрам делал его лицо суровым, даже неприветливым, место справа от торца стола пустовало - старший помощник был на мостике, дальше сидел грузовой помощник - "секонд", как его называли на английский манер, Марк Борисович Рудяков, средней комплекции, с аспидными бровями, сходящимися над крупным бесформенным носом; напротив него "маркони" - начальник радиостанции Юра Ковалев, рыжеволосый паренек комсомольского возраста.
   Место врача было в середине стола на стороне помполита, Ян Томп сидел у противоположного конца.
   Когда Татьяна села, капитан подал знак, и буфетчица Лида, видная, но флегматичная девица, внесла фарфоровый ковчежец с борщом и поставила его возле капитана. Тот налил половником в свою тарелку и передвинул ковчежец к помполиту.
   Когда подошла очередь, Татьяна плеснула себе чуть-чуть, начала есть и пожалела о своей скромности. Казавшийся час назад касторкой борщ теперь был таким вкусным, что Татьяна с завистью покосилась на полные тарелки соседей. Зато плова она положила себе без стеснения.
   Подав компот, Лида включила вентиляторы, их лопасти чуть слышно зажужжали под подволоком.
   - Можно курить, с мест не сходить! - шутливо скомандовал капитан. На столешнице появились пачки сигарет, вспыхнули желтые язычки зажигалок. Татьяна тоже не удержалась от соблазна, закурила предложенную соседом "Яву".
   - Как вели себя новички? - задал общий вопрос комсоставу капитан.
   - Твое в машине укачались, - откликнулся со своего конца стола Ян Томп. - Кланялись обрезу...
   - "Твое" погоду на судне не делают, - шутливо передразнил второго механика капитан. - Пока был всего лишь штормик, настоящие шторма впереди... Новичков держите под контролем. - Капитан пригасил в пепельнице окурок, живо глянул на Татьяну. - Вы, я слышал, держались молодцом. Ну а первые пациенты уже были?
   Татьяна от неожиданности поперхнулась дымом, закашлялась, а Томп тут же пришел ей на помощь.
   - Первый пациент - я. Бессонница замучила, - простодушно выпалил он.
   За столом дружно хохотнули. Не смеялся один помполит, он вперил свой колючий взгляд во второго механика.
   - Кто же тогда храпел сегодня в твоей каюте? - лукаво прищурился грузовой помощник Рудяков. - Аж переборка вибрировала.
   - Это из него бессонница выходила, - довольный собственной остротой хихикнул Юра Ковалев.
   Но Томпа нелегко было смутить, он сидел монументально спокойный, неторопливо, мелкими глотками осушал третий стакан компота. Татьяна мысленно поблагодарила механика, вовремя подкинувшего ей спасательный круг.
   - По вашей части, Доктор, есть радиограмма из пароходства, дождавшись тишины, сказал капитан. - Велено продырявить наши дубленые шкуры. Какая-то прививка против тропической хвори.
   - Чур не я первый! - испуганно крякнул Ян, едва не опрокинув стакан; механик, это знали многие, панически боялся уколов.
   Кают-компанию снова охватило веселье.
   - Теперь Ян лазарет по верхней палубе станет обходить и про бессонницу забудет! - подначил кто-то.
   - Он как тот бегемот из мультфильма!
   - Вы, доктор, пожалуйста, разберитесь, что это за прививка, как она переносится народом, а уж потом беритесь за шприц, - серьезным, даже немного менторским тоном заговорил капитан. - Не оставьте мне судно без экипажа.
   "Что, они меня за легкомысленную фельдшерицу принимают? - обиженно думала Татьяна, теребя под Столом скатерть. - У меня высшее медицинское и семь лет практики... Илья даже на кандидатскую материал собирать заставлял..." Впервые за последнее время она вспомнила о муже, вспомнила мимолетно, как о свидетеле прожитых лет.
   - Хорошо, товарищ капитан, я разберусь, - негромко промолвила она.
   - И обязательно подготовьте информацию про эту самую болезнь, - подал голос до того упорно молчавший помполит. - Как она протекает, какие последствия после нее бывают. Чтобы ни у кого не осталось желания увильнуть от прививки. Выступите по трансляции, возможность я вам предоставлю.
   - Ясно, товарищ помполит, подготовлю.
   - И вообще не отсиживайтесь в лазарете как бычок под камнем, обласкал ее взглядом веселых голубых глаз капитан. - Ходите по судну, запоминайте, что для чего, авось пригодится! В порядке исключения можно даже заглядывать в ходовую рубку. - Капитан сделал паузу, оглядел сидящих за столом и уточнил: - Во время капитанской вахты.
   После обеда Татьяна проштудировала инструкцию по вакцинации против указанной в радиограмме болезни. Обещалось легкое недомогание без температуры, обычно переносимое на ногах. Зато сама болезнь грозила коварными осложнениями. На них-то и решила Татьяна обратить внимание экипажа.
   - Я готова выступить по трансляции, - сообщила она по телефону помполиту.
   - Как вам лучше: записаться на магнитофон или вести прямую передачу? - спросил Воротынцев.
   - Мне все равно.
   - Заикаться не будете?
   - Не буду, - решительно заявила Татьяна.
   Через полчаса она уже сидела возле трансляционной установки с нежным названием "Березка". Юра Ковалев, потряхивая рыжими кудрями, включил нужные тумблеры и подал ей микрофон.
   Стараясь отчетливо произносить каждое слово, Татьяна рассказала о происхождении болезни, ее эпидемическом характере, о том, что единственный способ предотвращения возможного заражения - прививка.
   - Особенно не рекомендую уклоняться от уколов мужчинам, - подчеркнула она в заключение, - ибо одно из самых распространенных осложнений - это угнетение половой функции, вплоть до полного бессилия...
   Едва она успела положить на место микрофон, как дверь рубки распахнулась, пропуская взъерошенного помполита.
   - Вы забываете, товарищ доктор, что находитесь на государственном судне, а не в интимной компании! - хрипло выпалил он.
   - О чем вы, товарищ помполит, я вас не понимаю?
   - Общесудовая трансляция предназначена вовсе не для того, чтобы разносить скабрезности!
   - Простите, но я всего-навсего прочла статью из "Краткого медицинского справочника". Издание вполне официальное, утвержденное Академией медицинских наук. Вот, посмотрите. - Татьяна протянула помполиту объемистый фолиант. Тот машинально полистал страницы и положил книгу на стол.
   - Это индивидуальное пособие врача, а не информационный бюллетень, и никто не разрешал вам цитировать его с такими подробностями.
   - Но ведь вы же сами просили меня проинформировать экипаж...
   - Давайте договоримся раз и навсегда, - перебил ее Воротынцев, прямых передач по трансляции вы больше делать не будете. Сперва на магнитофон, чтобы я мог прослушать пленку, а потом...
   Заскрежетал зуммер телефона. Юра Ковалев вынул из упругих креплений трубку, поднес к уху.
   - Это вас, доктор.
   - Эк вы нас по самому чувствительному месту! - услышала она веселый голос капитана. - Ну теперь держитесь: очередь на прививки будет через весь коридор!
   Татьяна невольно улыбнулась, жалея, что эти слова не слышит помполит.
   - На мостик у вас нет желания подняться? - продолжал капитан. Приглашаю. Обстановка самая благоприятная.
   - Спасибо, товарищ капитан. Непременно воспользуюсь вашим приглашением.
   - Так вы меня поняли, доктор? - почуяв неладное, поспешил закруглить разговор Воротынцев.
   - Я вас поняла. Думаю, что микрофон теперь мне понадобится не скоро.
   По окованному медными пластинами трапу Татьяна поднялась в ходовую рубку, казавшуюся полукруглой из-за выпуклых ветровых стекол впереди и по бокам. В просторном помещении было прохладно и тихо. Возле квадратной тумбы переминался с ноги на ногу матрос Гешка Некрылов. Татьяна кивнула ему, словно старому знакомому. Она поняла, что тумба - это рулевое устройство, а Гешка несет вахту возле него. Оглядевшись по сторонам, она догадалась о предназначении еще нескольких приборов, ведь ей неоднократно приходилось бывать на кораблях отца и старшего брата.
   - Это радиолокатор? - спросила Татьяна, подойдя к высокой колонке, прикрытой сверху резиновыми наглазниками.
   - Угу, - откликнулся матрос. - Навигационная станция кругового обзора.
   Татьяна прильнула к наглазникам и увидела зеленоватый экран, обрамленный сероватой каймой; по кругу бежала желтая линейка, расцвечивая экран серебристыми оспинками. Она сообразила, что кайма - это очертания ближнего к судну берега, а оспинки - попутные и встречные пароходы. Радиолокатор ей тоже показывали и объясняли суть его работы.
   До рези в глазах всматривалась она в белесое кружево побережья, словно в абстракции света и тени хотела разглядеть свой дом на Беломорской улице в Москве. Поймав себя на этой мысли, горько усмехнулась: нет больше у нее собственного угла, живет она у отца по временной прописке. Правда, говорят, у женщины дом там, где ее дети...