Плотников Александр. Визитная карточка Флота

   - Очень долго, - улыбнулся Томп. - С тех самых пор, когда со стапеля сошел первый советский военный корабль. Ведь создавая сегодняшнее, думают о будущем. Лично я мечтал о таком корабле еще в сороковых годах, только тогда не по зубам была нам комплексная автоматика. Башенные приводы крутили вручную.
   - А какое, на ваш взгляд, самое слабое место у "Горделивого"?
   - Слабые места проектом не предусматривались! - рассмеялся конструктор. - Если хотите знать о трудностях, то мы долго бились над уменьшением парусности надстроек. И кое-что придумали! За это кое-что вы нас не раз еще поблагодарите, когда будете швартоваться в непогоду!
   - А управляемость на заднем ходу?
   - Не отличите от переднего хода.
   - А отыгрываемость на встречной волне?
   - До шести баллов будет стоять как вкопанный.
   - А защита гидроакустики?
   - Вы решили узнать все, товарищ командир, а всего мы сами пока еще не знаем, - внимательно глянул на Урманова конструктор. - Вот выведем корабль на ходовые испытания и вместе будем считать, чего больше, чего меньше проектного. Мы ведь тоже люди, а не боги...
   - Извините за назойливость, Георг Оскарович, - сообразив, что переборщил, сказал Урманов, подымаясь из-за стола. - Спасибо за чудесный чай, за полезную беседу.
   - Всегда буду рад видеть вас своим гостем, Сергей Прокофьевич, любезно попрощался Томп.
   Глава 5
   В Калининград Татьяна приехала под вечер. Последние километры пути простояла в коридоре вагона возле окна, настороженно приглядываясь к частым полустанкам с обязательной водонапорной башней из красного кирпича посреди островка похожих как близнецы двухэтажных домишек. Редким на этом ощетинившемся островерхими крышами островке был дом современной постройки, многоэтажный, с плоской кровлей, и казался он случайным гостем на чужом подворье.
   Настроение Татьянино было тревожным, порой она казнила себя за сумасбродство: какая еще из женщин может бросить на произвол судьбы малолетнего сынишку со стариком отцом и закатиться невесть куда, невесть зачем?.. В прежние времена таких, как она, возвращали по этапу.
   Всю ночь Татьяна промаялась без сна; в сине-призрачном свете ночника, под монотонный перестук колес, ее одолевали тревожные мысли. Как могла она оставить малолетнего сынишку со стариком отцом, а сама помчаться сломя голову невесть куда и зачем! Татьяна понимала, что это всего лишь начало ее страданий, а что будет потом, на палубе судна в морской пустыне?
   Наконец за окошком проплыли разбитые купола готических соборов, развалины домов, окруженные буйно разросшейся зеленью, и поезд втянулся под стеклянную, напоминающую соты из-за выбитых ячеек, крышу огромного мрачного вокзала. Давно собравшиеся соседи по купе заторопились к выходу, а Татьяна в душевном оцепенении опустилась на полку.
   - С приездом вас, Татьяна Ивановна! - В дверном проеме возник улыбающийся Борис Ролдугин. Был он одет в щегольской чесучовый костюм, на голове прилепилась крохотная кожаная эстонская кепочка с козырьком-клювом.
   - Здравствуйте, Борис Павлович, - не подняв глаз, ответила Татьяна.
   - Отчего такой минор? Кто посмел обидеть? - бесцеремонно затараторил штурман, оглядывая купе. Затем подхватил ее чемоданы, выставил в коридор. - Идемте, мотор ждет! - сказал он, трогая ее за локоть.
   Она с трудом поднялась и пошла впереди него. На платформе Ролдугин передал чемоданы услужливому носильщику, решительно взял Татьяну под руку. Она оперлась на его руку машинально, как опирается человек, потерявший равновесие, на первый подвернувшийся предмет.
   - Я вам выбил номерок в межрейсовой гостинице, - сообщил Борис. Приличный, угловой, соседи только с одной стороны...
   - Благодарю вас, - разжала губы Татьяна.
   - Кого это нас? Меня одного! - хохотнул он. - Я не старый учитель, а вы не школьница! Давайте, по праву давних знакомых, перейдем на "ты"? Хорошо?
   Татьяна молча кивнула. Ею овладело какое-то тупое безразличие, даже слова попутчика она воспринимала с трудом, как будто в полусне.
   Пожилой усатый таксист распахнул перед ними заднюю дверцу "Волги", принял от носильщика багаж, уселся на свое место и включил скорость.
   - Слушай, шеф, сделай кружок по Кутузовской, потом по Каштановой аллее, в общем, там, где поинтересней, - сказал ему Ролдугин.
   - Как будет угодно, - понимающе хмыкнул шофер.
   - Это самые зеленые улицы Калининграда, - пояснил Борис. - На Кутузовской, говорят, растет сто пород деревьев, как в ботаническом саду. И вообще в городе больше ста озер и прудов, уймища парков, летом он чертовски красив. Тебе Калининград понравится, вот увидишь!
   Он продолжал увлеченно рассказывать, но Татьяна не слушала, да и ничего не видела за боковым стеклом.
   - Пожалуйста, Борис Павлович, поедем в гостиницу, я устала с дороги, - вдруг попросила она, с трудом повернув голову на занемевшей шее.
   - Шеф, на площадь Победы, в межрейсовую! - скомандовал шоферу Ролдугин.
   Машина затормозила возле подъезда серого пятиэтажного здания, замыкающего просторную несимметричную площадь. Таксист следом за пассажирами внес в номер чемоданы.
   - Счастливого отдыха, - сказал он, пряча в карман деньги.
   - Ты и в самом деле сегодня отдыхай, а завтра утречком я отведу тебя на шип, - сказал Ролдугин.
   Едва за ним захлопнулась дверь, как Татьяной овладел приступ отчаяния. Страшили обклеенные бесцветными обоями стены, серое казенное покрывало на широкой деревянной кровати. Первой мыслью было схватить свои вещи и помчаться на вокзал за обратным билетом...
   - Борис! Борис! - закричала она, выглянув в коридор.
   - Что случилось? - встревоженно спросил мигом вернувшийся Ролдугин.
   - Прошу вас, не оставляйте меня сегодня одну...
   Он изумленно вскинул белесые брови, губы его тронула радостная улыбка.
   - В таком случае, давай закатимся в ресторан! Послушаем музыку и поужинаем, - предложил он.
   - Хорошо. Только побудьте минутку в коридоре, я быстро переоденусь.
   На двери ресторана "Нептун" висела табличка "Свободных мест нет", рядом со входом нетерпеливо топталась кучка молодых людей.
   - У меня заказано, - бросил им Борис, хозяйски постучав костяшками пальцев в толстое дверное стекло.
   - Прошу вас, - предупредительно посторонился швейцар. - Направо у стены свободный столик, - затворив дверь, подсказал он.
   Едва ли не половина людей в зале была одета в морские тужурки с шевронами, либо в синие куртки с узенькими погончиками. А загорелые, обветренные лица и громкие голоса выдавали даже переодетых марсофлотов.
   Ролдугин, придерживая за локоть, вел Татьяну по узкому проходу, кивком головы приветствуя знакомых.
   - С законным браком, штурманец! - хихикнул какой-то подвыпивший субъект.
   - Заткнись! - шикнул на него Борис, извинительно шепнув Татьяне: Один балбес из здешних бичей-прилипал...
   Столик оказался двухместным. Ролдугин выдвинул стул для Татьяны, сел напротив, небрежно смахнув трафаретку "Не обслуживается". Тут же к ним подлетел официант.
   - По полной схеме, Юра, - сказал ему Ролдугин, а Татьяна заметила про себя, что тут он держался совсем иначе, чем девять месяцев назад в Москве, в Центральном доме литераторов.
   Вскоре на столе появилась бутылка французского коньяка, кувшин с банановым соком, стало тесно от закусок.
   - Первую за встречу, - поднял налитую до краев рюмку Борис. - За очень радостную для меня встречу!
   Чтобы заглушить щемящую грудь тоску, Татьяна одним глотком осушила рюмку, но даже не почувствовала крепости коньяка. Ролдугин тут же налил ей снова.
   - Вторую за тебя, Танюшка, за самого прекрасного врача во всем Балтийском пароходстве!
   И опять она выпила до дна, а чуть погодя все поплыло у нее перед глазами, растворилось в клубах табачного дыма, висевшего над столиками. Существо ее как бы расщепилось: словно со стороны смотрела она на себя, с усмешкой выслушивающую красноречивые признания собеседника.
   - Слушай, Борис, а кто такие бичи-прилипалы? - раскурив сигарету, спросила она.
   - Бездельники, норовящие кутнуть за чужой счет. По ошибке они разок сходили в море, а теперь разыгрывают из себя бывалых мариманов. Прилипнут к морячку, загулявшему после рейса, и крутятся возле него, пока не вытрясут... Но знаешь, Танюшка, среди них не бывает военных моряков. Все-таки военный флот дает не только физическую, но и моральную закалку.
   - Они, наверное, думают, что и я прилипла к тебе, - натянуто усмехнулась Татьяна.
   - Чего ты мелешь, Танюшка? - Ролдугин опрокинул бокал, у которого хрустнула тонкая ножка. - Пусть кто-то посмеет обидеть тебя! Вот и посуда разбилась на счастье...
   - Разве кто-нибудь знает, что такое счастье?
   - Я знаю, Танюшка! Нынче я самый счастливый человек в этом зале, в этом городе, на всей земле! Давай учудим, Танюшка, пойдем завтра в загс и распишемся!
   - Я уже один раз учудила, Борис...
   Они выпили третий тост "за тех, кто в море", и еще одна полная рюмка совершенно оглушила Татьяну...
   Проснулась она в ознобе. В распахнутое окно гостиничного номера врывался холодный утренний ветер, парусами надувая ситцевые занавески. Потянула с пола упавшее одеяло, и тут только различила чье-то дыхание за своей спиной. Борис спал, повернувшись лицом к стене, спал тихонечко, как ребенок. Только теперь поняла Татьяна, что ничего ей не пригрезилось, все было на самом деле...
   Татьяна поднялась, укрыла одеялом спящего Ролдугина, собрала с пола разбросанную одежду. Быстро натянув платье, торопливо поправила перед зеркалом прическу и потихоньку выбралась за дверь.
   На улице было не по-летнему свежо. Люди, торопившиеся на первые электрички, были одеты в плащи и куртки. Но Татьяна не стала возвращаться в гостиницу, срезала угол площади и углубилась в большой неухоженный сквер, весь исполосованный тропинками. Села на влажную скамью, съежившись, застыла словно в оцепенении. На душе было пакостно...
   Здесь, в сквере, и разыскал ее Ролдугин.
   - Ты с ума сошла, Танюшка! - ужаснулся он. Торопливо сдернул пиджак и укутал ее плечи. - Что случилось? Я тебя чем-то обидел? Но все, что я говорил вчера, я могу повторить сегодня: я люблю тебя, Таня!
   - Никто меня не обижал... - попыталась она улыбнуться непослушными, вздрагивающими губами.
   - Сейчас же идем обратно! Буфет уже открылся, буду тебя отпаивать горячим кофе!
   После завтрака Ролдугин вызвал такси по телефону. И Татьяна ничуть не удивилась, увидев за рулем вчерашнего шофера, бросившего на нее мимолетный проницательный взгляд. Она потеряла способность чему-нибудь удивляться.
   - В этот рейс мне не удалось устроить тебя вместе с собой, Танюша, обняв ее за плечи, негромко говорил Борис. - Но в следующий мы обязательно объединимся. У меня есть надежный кореш в кадрах.
   Она молча кивала в ответ, почти не вдумываясь в смысл его слов. Мысли ее были далеко...
   Ролдугин оформил ей пропуск, затем повел в глубь порта мимо огромных мастодонтов-кранов, огибая стоявшие на путях составы.
   - А вот и твой "Новокуйбышевск", - сказал он, указывая на застывший возле причала большущий сухогруз. Еще вчера, когда Татьяна услышала название своего судна, ей показалось оно знамением судьбы. В Куйбышеве остался бывший муж, а здесь начнется ее новая жизнь.
   Высокий борт "Новокуйбышевска" был выкрашен в черный цвет, с которым выгодно контрастировала белая надстройка. Судно стояло с полным грузом, легонькая волна омывала грузовую отметку.
   - Мировой шип! - оживленно говорил Татьяне Ролдугин. - Полуавтомат, экономическая скорость шестнадцать узлов! По сравнению с ним мой "Аральск" - старая калоша.
   Он легко вспрыгнул на покачнувшуюся нижнюю площадку трапа, подал руку Татьяне, широкие ступеньки чуть подрагивали под их ногами, позвякивали цепи, на которых был подвешен трап.
   - Принимайте пополнение, мореплаватели! - воскликнул Ролдугин, обращаясь к вахтенному матросу. - Кэп у себя?
   - Капитан на берегу, - ответил тот. - На борту старпом с помполитом.
   - Знакомься, парень, это ваш новый врач Татьяна Ивановна Юркевич.
   Вахтенный смущенно улыбнулся, поправил повязку на рукаве и назвался:
   - Гешка... Геннадий Некрылов, матрос.
   Он был среднего роста, неширок в плечах, но крепок. Из-под фуражки выбивалась кудрявая прядь темных волос. "Вряд ли этот будет когда-нибудь моим пациентом", - подумала Татьяна, протягивая матросу руку.
   Борис провел Татьяну в жилой коридор, костяшками пальцев стукнул в дверь каюты.
   - Прошу! - послышался изнутри высокий голос.
   За квадратным столом сидел пожилой человек с коротко подстриженными седеющими волосами, щеку наискось метил белесый шрам. Увидев на пороге женщину, он неторопливо, с достоинством поднялся, вышел ей навстречу.
   - Кузьма Лукич Воротынцев, первый помощник капитана, - назвался он. А вы наш врач? Татьяна Ивановна, если не ошибаюсь?
   От его пытливого со льдинкой взгляда Татьяне стало чуть не по себе, но она скрыла неловкость за любезной улыбкой.
   - Я самая, товарищ помполит.
   - О! - вскинул кустистую бровь Воротынцев. - Вы, оказывается, разбираетесь в судовых должностях.
   - Татьяна Ивановна из флотской семьи, - подал голос Ролдугин. - Отец у нее мичман, старший брат адмирал.
   - А вы, товарищ, тоже ко мне? - спросил его помполит.
   - Да нет, я вот только проводил к вам... - растерялся тот. - Я третий помощник с "Аральска". - И заторопился к выходу, сказав на ходу: - Я буду ждать тебя вечером возле проходной, Таня.
   - Он ваш родственник? - спросил помполит Татьяну.
   - Нет, просто давний знакомый.
   - Ваш или вашего мужа? - снова уколол ее взглядом Воротынцев.
   - Какое это имеет значение? - нервно передернулась в кресле Татьяна.
   - Большое, - невозмутимо ответил помполит. - На судне вас будет всего три женщины... Впрочем, даже не три, а две, повариха не в счет, ей уже за пятьдесят... Так вот, имейте в виду, к вам будут присматриваться. Каждое лыко, как говорится, вам в строку поставят.
   - Спасибо за предупреждение, товарищ помполит, учту.
   - А почему вы не носите обручальное кольцо?
   - Не хочу, потому и не ношу, - уже ожесточаясь, буркнула Татьяна.
   - Рекомендую надеть, чтобы не вызывать брожения мужских умов...
   - Простите, но я его оставила дома, в Москве. Можете сообщить об этом экипажу! - с вызовом сказала Татьяна.
   - Это не входит в мои обязанности, - по-прежнему спокойно-ледяным тоном ответил Воротынцев. - Ну что ж, - подытожил он, - времени для разговоров у нас с вами впереди предостаточно. Принимайте дела и имущество. Надеюсь, все в порядке, ваш предшественник был человеком аккуратным... Да, кстати, - остановил он Татьяну возле самой двери каюты, - возьмите-ка эту книжицу, почитаете на досуге. Она называется "Устав плавания на судах советского морского флота".
   "Удивительный сухарь, - размышляла Татьяна по пути в лазарет, - не человек, а бесчувственный робот. Без сердца, без печенки-селезенки... Хотя это может и к лучшему, нечему болеть. Попадись такой пациент, всю душу вывернет..."
   Лазарет оказался симпатичным трехсекционным помещением с небольшой, но просторной приемной, такой же уютной процедурной, со спальным отделением на четыре койки и санузлом. По сравнению с этим великолепием ее комнатушка-кабинет в районной поликлинике выглядела жалкой лачужкой. Два иллюминатора наполняли приемную ярким солнечным светом, сверкали белизной переборки, искрился никелем инструментарий в застекленных встроенных шкафах. У Татьяны даже настроение поднялось от подобного великолепия. Полюбовавшись своим хозяйством, она достала из ящика папку с документами, сорвала пломбу на сейфике с медикаментами и занялась подсчетом коробок, ампул и облаток.
   Стук в дверь заставил ее прерваться.
   В каюту, чуть согнувшись, вошел высоченный, под два метра ростом, мужчина в комсоставской тужурке. Черты его лица были под стать фигуре крупными и шероховатыми, словно голову его отлили в форме и забыли пошлифовать. И все-таки - Татьяна это отметила сразу - моряк был красив какой-то особой буйной, мужественной красотой.
   - Здравствуйте, дорогой доктор, - склонился перед ней неожиданный визитер.
   По тому, как мягко произносил он согласные звуки: "Трасвуйте таракой токтор", Татьяна догадалась, что перед нею прибалтиец.
   - Добрый день. Чем обязана?
   - Я отец. Значит, второй механик. Меня зовут Ян Томп.
   - Меня - Татьяной Ивановной. И много у вас детей?
   - Каких детей? Я холостой.
   - Но у отца должны быть дети.
   - А! В моем заведовании машина и вся ее обслуга. Какое у вас чудесное имя, доктор! "Онегин, я скрывать не стану, пезумно я люплю Татьяну!" неожиданно высоким тенорком пропел он, и забавный его выговор "пезумно я люплю" заставил ее улыбнуться.
   - И все-таки вы ко мне по делу? - погасив улыбку, спросила она.
   - Да, конечно. Я две ночи не сплю, доктор. Нету сна!
   - Такое бывает от переживаний. Наверное, вам трудно было расставаться с родными.
   - Мои родные только папа. Он далеко отсюда. У нас мужчины расстаются без переживаний.
   - Тогда виновата невеста.
   - Моя невеста ушла к другому. Еще не успев познакомиться со мной...
   - Давайте, я измерю вам кровяное давление, - сухо предложила Татьяна, чтобы не продолжать глупый разговор.
   - С удовольствием! - просиял Томп. Повесив на крюк тужурку, он закатал рукав рубашки, обнажив мускулистую, покрытую белесым пушком и мелкими родинками руку.
   Давление у него было как у космонавта, сто десять на семьдесят, а светлые голубоватого оттенка глаза хитровато поблескивали.
   - Сколько вам лет? - для приличия спросила Татьяна.
   - Много, доктор! Осенью будет тридцать один.
   - На каком боку спите?
   - На правом, доктор.
   - Перевернитесь на левый, обязательно заснете.
   - Да что там, доктор, я сплю как сурок. Просто я зашел познакомиться. Не браните меня, пожалуйста!
   И снова его "не праните" вызвало улыбку. Почувствовав ее расположение, Томп еще более осмелел:
   - Мой отец приказал мне жениться только на враче! Чтобы никогда не вызывать к нему "Скорую помощь"!
   - Где он живет, ваш папа? - машинально спросила Татьяна.
   - У самого синего моря. Он строит корабли...
   Услышав название города, Татьяна встрепенулась, выпалила обрадованно:
   - Так там же работает мой брат Павлик!
   - Павлик? А как его фамилия?
   - Русаков.
   - Ха! Павел Иванович Русаков! Мы же знакомы! Я его угощал поцелуем любимой женщины!
   - Чем угощали? - озадаченно переспросила Татьяна.
   - Так называется чай, заваренный особым способом, с ямайским ромом, Мой отец о вашим братом большие друзья!
   - Вот уж действительно мир тесен, - улыбнулась она.
   - Нет, нет! - закрутил головой Ян. - По-настоящему мир тесен только в океане. Вот там уж действительно увидишь все флаги мира.
   - Вы давно плаваете?
   - Всю жизнь! Помнить себя начал на корме рыбацкой лодки. Я ведь по рождению островитянин.
   - И я детство и всю молодость провела возле моря, а в настоящее плавание иду впервые...
   - Море вас примет, вот увидите! Море - оно живое. Оно тоже умеет ценить красоту.
   Остаток дня Татьяна находилась под приятным впечатлением знакомства с голубоглазым великаном. Что-то было в нем трогательное, несоразмерное с внешностью. Ей подумалось, что Ян напоминает кого-то другого, непонятого и забытого...
   В портовой проходной ее ждал Борис Ролдугин. Рядом с ним скучал таксист в форменной фуражке, на этот раз молодой парень с франтоватой ниточкой усов над верхней губой.
   - Заводи, шеф! - распорядился Борис, увидев Татьяну. - Ну как первые впечатления? - спросил он ее в машине.
   - Ничего, - ответила она.
   - С помпой тебе не повезло. Он из бывших шкрабов, говорят, был завучем в какой-то школе. Случайный человек на море, Странно получается: чтобы стать самым младшим - четвертым помощником на судне, надо пять лет протирать штаны в мореходке, а тут - прошел двухмесячные курсы или просто инструктаж в парткоме - и третий человек после капитана со старпомом. Неправильно это... Ну да ничего, тебе от него детей не рожать! - шутливо заключил он.
   - Знаешь что, Боря, - повернулась к нему Татьяна. - Ты позволишь мне побыть сегодня одной?
   Глава 6
   Урманов спускался по трапу в будущий боевой информационный центр, осторожно ставя ноги на заляпанные краской ступени. Неожиданно снизу донеслось пение. Звонкий женский голос выводил:
   Отпустили сто рублей
   На постройку кораблей...
   "Ишь ты, резвятся красны девицы", - усмехнулся Сергей, нарочно затопав яловыми сапожищами, чтобы услышали внизу. Действительно, песня сразу же оборвалась.
   В неуютном без иллюминаторов помещении при свете переносных ламп работали маляры. Слепящие лучи переносок ударили в глаза командиру, заставив на момент зажмуриться.
   - Душевно поете, девчата, - сказал он, поздоровавшись.
   - А мы сочетаем приятное с полезным, - ответила Снеговая, выходя на середину отсека.
   - Рад вас видеть, Ирина Петровна, - учтиво поклонился Сергей.
   - Мы вас, товарищ командир, тем более. Такие женихи на дороге не валяются, - картинно подбоченясь, ответила она.
   "А все-таки хороша, мерзавка", - любуясь ею, беззлобно подумал Урманов. Нет ничего удивительного, что охмурила она взбалмошного Игоря Русакова. Их часто видят вместе то в ресторане, то на танцевальной площадке городского парка.
   - Напрасно вы, товарищ командир, пригожих ребят нам в помощь не выделили, - продолжала балагурить Снеговая. - Давно бы уже и здесь, в БИЦе, и в посту управления монтажники вкалывали...
   - Вы-то себя не обделили, товарищ бригадир, - улыбнулся Сергей.
   - Я за всех своих подружек душой болею, - не замешкалась она с ответом. - Нам ведь до ваших лет в невестах ходить нельзя!
   - График работ вам известен? - чтобы пересилить неловкость, спросил Урманов.
   - Я на планерках мух не ловлю, - ответила Снеговая.
   - Ну добро, - скомкал разговор Урманов и затопал обратно по трапу. Снизу донесся дружный хохот, который окончательно разозлил Сергея.
   На палубе под горячую руку ему подвернулся спящий в укромном уголке рабочий, судя по заплывшим глазам, с тяжкого похмелья. Сергей приказал выставить лодыря с корабля, а сам медведем вломился в диспетчерскую.
   - Давай поменяемся ролями, Серега! - парировал его наскоки Павел Русаков. - Ты корабль строй, а я стану порядки наводить. Что, не хочешь? Тогда хватит мелочиться. Разве можно в таком большом деле обойтись без изъяна? Да завтра этот самый Канарейкин на трезвую голову двойную норму выдаст. А уволю я его по твоему настоянию, ты мне на его рабочее место своего матроса поставить?
   - Не поставлю.
   - То-то же! А мне что прикажешь делать без Канарейкина? Он у меня сварщик-ювелир...
   - Да пойми ты, Павел, твои разгильдяи мою команду разлагают!
   - Вот ты своими-то побольше и занимайся. Да с помощников спрашивай построже. Вон сколько их у тебя ходит, и все с нашивками до локтей!
   Урманов и сам понимал, что погорячился. Он видел: мелкие неурядицы все-таки не влияют на общий ход строительно-монтажных работ. С каждой неделей "Горделивый", как копилка монетами, наполнялся новыми механизмами и устройствами. Зато и заводчан на нем прибавлялось. Появилось много смежников из субподрядных организаций, которые подчинялись главному строителю сугубо формально и таили от него многие фирменные секреты.
   - Вот и попробуй совладай с таким разношерстным народом! - огорченно вздыхал Павел. - Фирмачей полным-полно, а стрелочник по-прежнему один я...
   Правда, - и в этом командир имел возможность убедиться, - в налаживании отношений со смежниками главному строителю помогал ведущий конструктор Георг Томп, авторитет которого на всех уровнях был велик.
   Как-то раз, когда они утром, по обыкновению, сидели втроем в диспетчерской, Томп вынул из кармана почтовый конверт.
   - Письмо получил от Яна, - улыбнулся он. - Скоро они двинутся рейсом на Кубу. И знаете, Павел Иванович, кто идет у них судовым врачом? Ваша сестра Татьяна!
   Урманов невольно вздрогнул при этом сообщении и с удивлением глянул на Павла: "Неужели тот до сих пор не знал?"
   - Ударилась в бега от мужа, от родных... - сердито проворчал тот, давая понять, что разговор ему неприятен.
   Тогда Сергей сам предпринял обходной маневр.
   - На каком судне плавает ваш сын? - спросил он Томна.
   - На сухогрузе "Новокуйбышевск". Это полуавтомат нового типа. Пятитысячник финской постройки...
   - Экипаж на нем большой?
   - Полагаю, человек пятьдесят...
   - Наверное, сплошная молодежь?
   - Капитан на нем опытный, Семен Ильич Сорокин, старый балтиец. Я когда-то сдавал ему судно...
   - А женщин на таких судах много плавает? - продолжал выведывать Урманов.
   - Полагаю, не больше трех-четырех. Поварихи, буфетчица, дневальная, иногда врач, совсем редко маркони - значит радистка... Все-таки моряк профессия не женская.
   - Рейс будет долгим?
   - Сдадут генеральный груз в Гаване, забункеруются там сахаром и через Суэцкий канал пойдут в Находку. Так пишет Ян...
   Опытному моряку нетрудно было прикинуть в уме примерное время плавания. С учетом стоянок выходило больше полугода. Но Сергей понимал еще и то, какими долгими кажутся дни вдали от дома. Не зря же случаются в далеком океане такие парадоксы, когда после пересечения линии перемены дат можно угодить из дня нынешнего обратно в день вчерашний.
   - Слышь, Серега, - окликнул Урманова копавшийся в груде монтажных схем Павел. - Подбрось мне на сегодня десятка три гавриков. Люди позарез нужны!
   - Ни одного матроса. У нас строевые занятия.
   - Тебе что важнее, корабль побыстрее получить или подметки протереть?
   - Мне важно наладить организацию службы. Без нее твоей чудо-технике грош цена будет в море.