Пол Фредерик. Походка пьяницы

   - Эй, Роджер! - заорал от стола сортировщик. - Работа стоит!
   Парень потер шею и пробормотал что-то совершенно невразумительное даже для себя самого. Нет, он собирался работать, потому что рыба не могла ждать.
   Работой сортировщика было отделить женские особи выловленного атлантического лосося от мужских. Лососи-самцы тут же посылались на быструю и беспардонную смерть. А вот женские - в брачный сезон - содержали в себе нечто гораздо более ценное, чтобы расходовать его понапрасну на рыбную муку и копченку. Здесь уже была работа Роджера - его и еще нескольких дюжин других рабочих, стоящих за другими столами. Первым делом следовало схватить трепещущую самку ха хвост и вышибить ей мозги, по возможности так, чтобы не забрызгать остальных. Вторым - схватить рыбину обеими руками, подставив ее брюхо партнеру, стоящему по другую сторону стола, который длинным и широким ножом вскрывал пузырь с икрой. (Довольно часто нож исчезал. Делом Роджера было не искать его снова). Потом быстрый поворот: икра вываливалась в одну сторону, выпотрошенная рыба летела в другую, и Роджер был готов хватать следующую рыбу. Иногда рыбина бешенно дергалась, на человека с воображением это действовало неприятно; даже самые тупые терпеть не могли эту работу. Роджер занимался ею уже четыре года.
   - Давай, Роджер! - снова заорал сортировщик. Парень непонимающе уставился на него. Впервые за годы своего труда он внезапно услыхал лляп, буммм, тррахх - вечные звуки рыбоперерабатывающего цеха. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, а потом побежал. До туалета он успел добраться, только вот рвать было нечем.
   Час спустя мать перепугалась, увидев его дома.
   - Что случилось?
   Парень попытался было объяснить все, что с ним произошло, но это требовало некоторых весьма трудных для него слов. Он ограничился лишь:
   - Мне нехорошо.
   Мать была обеспокоена. Роджер всегда отличался здоровьем. Сейчас, так, он выглядел неважно. Все было потому, что разрушение мозга затронуло теперь центр мышечной активности. Впрочем, Роджер был больным всю свою жизнь.
   - Отец прийдет где-то через час, - сказала мать, глядя на сына с сомнением, - но, видимо, я позвоню ему прямо сейчас. как ты думаешь, Роджер?
   Вопрос был задан чисто риторически: в свое время ей долго пришлось привыкать к тому, что ее сын вообще ни о чем не думает. Но тут он упал и со стоном попробовал выпрямиться. Шея невыносимо болела. Роджер вообще не был в состоянии осуждать какие-либо сложные проблемы. Единственное, чего ему хотелось, это лечь в постель, где под подушкой лежал привезенный Лосилью флаг, и он мог его гладить, прежде чем заснуть. Вот это ему нравилось. как мог, он объяснил это матери.
   А она была обеспокоена не на шутку.
   - Ты заболел. Давай лучше я позвоню в клинику. Они тебя положат.
   - Нет. Не надо этого делать. Их уже вызывали на работу. - Ужасно болело горло, а теперь он почувствовал, как его стала колотить дрожь. Мистер Гарни отвел меня к диа... диа...
   - Диагностикону, Роджер.
   - Да, и нще мне дали таблетки. - Он полез в карман и достал небольшую коробочку. - Одну я уже съел, и у меня еще осталось.
   Это не успокоило мать, но теперь она уже не так суетилась. Диагностические машины редко когда ошибались.
   - Это все холодная вода, в которой ты стоишь целый день, - бормотала она, помогая сыну добраться до его комнаты. - Я уже говорила тебе, Роджер. Ты должен потребовать работу получше. Раздельщиком или даже сортировщиком. а может ты вообще сможешь поменять место. Ты и так уже работаешь там четыре года.
   - Спокойной ночи, - совершенно не к месту пожелал Роджер, ведь был день. Он начал раздеваться, чувствуя себя чуточку лучше, по крайней мере психологически, потому что был в знакомой, уютной комнате со своей знакомой уютной кроватью и маленьким японским флагом, лежащим под подушкой. - Я буду спать, - сказал он матери, и та, наконец-то оставила его одного.
   Роджер свернулся калачиком под одеялом, установив перед тем реостат обогрева до отказа. Но для его трясущегося тела тепла все еще не хватало. Из-за страшной головной боли он почти ничего не видел.
   В клинике мистер Гарни терпеливо объяснял ему, зачем нужны таблетки. Они должны снять головную боль и дрожь, они дадут ему чувство спокойствия и позволят заснуть. Трясущимися руками Роджер достал еще одну таблетку из коробочки и проглотил ее.
   И она подействовала. Таблетки из клиники всегда действовали как надо. Головная боль стала терпимой, потом исчезла, стали стираться воспоминания; дрожь перестала бить его тело, и он погрузился в сон...
   Роджер чувствовал себя спокойно-срокойно. Он не мог видеть своего лица и не мог знать, что оно все горит; он понятия не имел, как резко подскочила температура. Он погружался в спасительный сон... со старинным, потрепанным флажком под щекой... как он делал это уже около трех недель, и больше уже никогда в своей жизни делать не будет.
   Повод, по которому Роджер не мог видеть своей сестры в аудитории был в том, что ее там и не было; она ожидала в маленькой комнате, предназначенной для переодевания Корнату. Он сам предложил ей это. "Тебе надо отдохнуть", настойчиво уговаривал он ее и пообещал, что позанимается с ней отдельно.
   На самом же деле у него были свои поводы избавиться от нее на время. Выйдя из здания, он написал Лосиль записку и вручил ее какому-то студенту, чтобы тот передал ее девушке.
   "Мне кое-что надо сделать. Меня не будет несколько часов. Обещаю, что со мной все будет в порядке. Не беспокойся."
   Еще до того, как записка добралась до девушки, Корна был уже на Мосту, направляясь в город.
   Нму не хотелось говорить Лосили о том, что он собирался делать. Странные сны становились все страшнее, к тому же к этому примешалось и нечто новое. В частности, он почти всегда ощущал похмелье. Дело в том, что он обнаружил, что пара стаканчиков на ночь делают его сон лучше, и Корнат быстро привык к этому.
   Но было еще кое-что, о чем он не мог говорить с Лосиль, потому что и она не говорила ему.
   Вагон монорельса доставил его в центр, на ярко освещенную, шумную и запруженную людьми станцию подземки. Корнат остановился возле телефонной будки, чтобы узнать адрес секс-описателя, Фарли, затем поспешил наверх, на улицу, подальше от шума и вони. Только это было ошибкой. На открытом пространстве грохот стал совершенно невыносимым, а воздух еще сильнее пропитанным всякой гадостью. Перед ним высились огромные кубы жилых зданий; маленькие трехколесные автомобильчики и громадные грузовики мчались по обоим уровням улицы. До офиса Фарли была всего лишь минута ходу, но даже одна эта минута была ужасной.
   Надпись на двери была такой же, как и на папке: С. Р. Ф А Р Л И К О Н С У Л Ь Т А Н Т
   Секретарша секс-описателя поглядела на Корната с сомнением, но в конце концов сообщила, что мистер Фарли сможет встретиться с Мастером Коратом даже без предварительной записи.
   Корнат уселся перед столом, отказался от предложенной сигареты и заявил прямо:
   - Я просмотрел записи, которые вы оставили у меня, Фарли. Они любопытны, хотя я и не думаю, что буду нуждаться в ваших услугах в будущем. Мне показалось, что я разобрался в системе значков, и догадался, что там имеются страницы с константами, с помощью которых вы пытаетесь описать персональные особенности, меня и моей жены.
   - Да, это чрезвычайно важно, - ответил Фарли. - Ваши, конечно же, не совсем полны, так как у меня не было возможности побеседовать с вами, но я просмотрел данные в вашей персональной карточке, в медкарточке и так далее.
   - Хорошо. А теперь я хочу задать вам вопрос.
   Корнат замялся. Самым простым было бы сказать: "Получается, и я догадываюсь об этом, что однажды я сделаю своей жене довольно-таки странное предложение." Это был простой путь, но он был неприятен Корнату. К тому же он включал в себя необходимость объяснения того, сколько уже странных и необъяснимых вещей он натворил, некоторые из них вообще были роковыми, особенно в моменты пробуждения.
   - Дайте-ка мне листок бумаги, - попросил он вместо этого и быстро написал ряд символов. Когда ты пользуешься символами "" и "^^&", данная проблема уже не представляется такой стеснительной. Корнат передал листок секс-описателю.
   - Что вы скажете об этом? Соответствует ли это вашему взгляду на нас?
   Фарли изучил написанное, его брови удивленно поднялись.
   - Ни в коем случае, - быстро сказал он. - Вам не следует думать об этом, да и она бы этого так не восприняла.
   - Могли бы вы сказать, что это дело спорное?
   - Мастер Корнат! Не надо пытаться использовать термины морали. Совместная сексуальная жизнь - это дело сугубо личное; а условности и мораль...
   - Мистер Фарли, пожалуйста. В терминах нашей морали - вы их так и представили в своем наброске - будет ли это спорным?
   Секс-описатель засмеялся:
   - Более чем, Мастер Корнат. Это было бы совершенно невозможным. Я знаю, что мои данные, конечно же, неполные, но подобные вещи не обсуждаются.
   Корнат сделал глубокий вдох.
   - Хорошо. - сказал он чуть погодя. - Все же предположим, что я сделал своей жене подобное предложение.
   Фарли забарабанил пальцами по крышке стола.
   - Я могу сказать, что тогда включаются другие возможности.
   - Какие же именно?
   - Вам следует попытаться избавиться от нее, - очень серьезно ответил Фарли.
   В двух кварталах, между офисом Фарли и станцией монорельса, Корнат увидал трех убитых. На верхнем уровне улицы турбогрузовик потерял управление, столкнулся с другой машиной и перелетел через ограду. Погиб водитель и двое прохожих.
   Для Корната, привыкшего к тихой академической жизни, это было шокирующим проявлением насилия, но, самое странное, это же позволило продержаться ему до самого конца дня. Собственная его жизнь быстро выходила из под его контроля как потерявший управление грузовик. Вам следует попытаться избавиться от нее.
   Корнат сел в свой поезд, с трудом воспринимая окружающее, с трудом соображая. Он не хотел избавляться от Лосили!
   Но, кроме того, он и себя не желал убивать, а ведь не было сомнений, что будут и следующие попытки. Все это было лишь частью целого, а в результате не могло быть сомнений: Он пытался покончить с собой любым возможным образом. Желая покончить с ним, сидящий внутри него самого убийца пытался покончить и с той частью его жизни, что внезапно стала так много для него значить, с его любовью к Лосили. И еще, думал он, когда Лосиль уйдет, Карл в могиле, а Эгерд перевелся - рядом с ним не будет никого, кто помог бы ему в те ужасные моменты полусна, что повторяются дважды в каждые двадцать четыре часа.
   Да он и дня не проживет.
   Корнат откинулся на спинку сидения и впервые почувствовал некую раздвоенность своего сознания. Одна его часть твердила осуждающе: "Да, хуже некуда".
   Другая же часть постоянно обследовала окружающее даже в моменты депрессии, знакомясь с массой неизвестных мужчин и женщин. Все они, похоже, выглядели уставшими и раздраженными, отвлеченно рассуждал Корнат, один или два вообще выглядели заболевшими. Корнату было интересно, знал ли кто-нибудь из них чувство беспомощности перед лицом самого коварного врага, перед лицом самого себя?
   Но, после всего, допустим, что Мастер Карл был прав, совершенно неожиданно сказал сам себе Корнат.
   Эта мысль потрясла его. Она пришла совершенно внезапно, как будто когда-то давно он уже обдумывал ее, но потом забыл о ее существовании. Прав? Но в чем?
   Вагонный динамик пробормотал, что следующая остановка его. Корнат приготовился вставать, но мысль не отпускала. Прав?
   Корнат уже сомневался в том, что Мастер Карл и вправду пытался убить Сен Сира. Но все имеющиеся улики подтверждали это; полицейские обнаружили отпечатки пальцев Карла на топорище, да и какой смысл был им обманывать всех.
   Хорошо, предположим, что Карл и вправду взял оружие, чтобы раскроить старику череп. Верится с трудом! Но, если бы у него было... А если еще к тому же, Карл вовсе не был в состоянии необъяснимого бешенства...
   Тогда, говорил себе Корнат, спускаясь на лифте к основанию пилона Моста и глядя на знакомые здания Университета, тогда у него, возможно, был повод. Возможно, Сен Сира надо было убить.
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   Попадая в эти апартаменты, вы чувствовали себя так, будто попали под воду. Освещение было сине-зеленым, рефлексы неярко отражались от сине-зеленых стен. Паутина синих и зеленых линий покрывала одну из стен будто узор волн. Из стоящих на полу ящиков подымались искривленные ветви бледных растений, напоминая русалочьи заросли.
   Пеласгические 1 мотивы не были только лишь результатом действий заказного дизайнера; просто эти цвета более всего нравились Президенту Сен Сиру. Это была его резиденция. Не рабочий кабинет с дубовыми панелями и старинными доспехами; даже не "частная" приемная, где иногда развлекались члены высшего преподавательского состава. нет, эта комната предназначалась для очень и очень немногих.
   Четверо из таких немногих и находились здесь сейчас. Толстяк с дрожащими ручищами повернулся и сказал:
   - Когда?
   Потом сказал:
   - Вы хотите, чтобы были все мы?
   Потом:
   - Это работа для Джилсона.
   Сен Сир усмехнулся, а через какое-то время его телохранитель ответил:
   - Нет. Не я. Честно. Вы получаете от этого удовольствия больше, чем я.
   Женщина в платьице совершенно молодежного покроя раскрыла тонкие губы и неприятно, визгливо рассмеялась, но тут раздался стук в дверь.
   Джилсон, телохранитель, открыл ее и пропустил в комнату худую, молчаливую домоправительницу Сен Сира вместе с Мастером Корнатом.
   Сидящий в лазоревого цвета кресле Сен Сир поднял руку. Джилсон взял Корната за плечо и повел его дальше, в то время как домоправительница закрыла дверь за собой.
   - Мас-тер Кор-нат, - сказал Сен Сир своим странным, лишенным интонаций голосом. - Я ожи-даю вас.
   Женщина в молодежном платье без всякого на то повода визгливо расхохоталась, телохранитель осклабился, толстяк захихикал.
   Корнат чувствовал себя не в своей тарелке, разглядываясь по комнате, в которой никогда до сих пор не был. Здесь было холодно, на добрую дюжину градусов меньше, чем хотелось бы Корнату. Где-то фоном звучала музыка, но настолько тихо, что мелодию невозможно было разобрать. А еще все эти люди вокруг - они были какие-то странные.
   Он не обращал внимания на Джилсона, убийцу Мастера Карла, которого помнил по разбирательству обстоятельств смерти его друга. Перед ним мелькнул толстяк.
   - Сена-тор Дэйн, - сказал Сен Сир. - И мисс Мэй Кербс.
   Мисс Кербс и была той смеющейся дамой. Она двинулась к Корнату, похожая на молоденькую девочку на первой своей вечеринке.
   - А мы как раз говорили о вас, - сказала она хриплым голосом, и Корната будто по голове ударили - он понял, что женщина эта совсем не подросток. Она напоминала женщину из Южной Америки, которую он повстречал во время Полевой Экспедиции. Внешность совпадала не совсем, но физическое состояние было мдентичным: лицо - маска черепа под толстым слоем косметики. Ей, дол^____________________________________________________________________ 1. - от имени пеласгов, народа, населявшего острова Эгейского моря, в искусстве которого часто имелись морские мотивы, изображения рыб и других морских животных - прим. перев. жно быть, лет пятьдесят, нет - семьдесят пять; да нет - гораздо старше. Корнату даже страшно было подумать о возрасте этой старухи, нарядившаяся будто хрупкая девственница.
   Только сейчас до Корната дошла вся гротескность этого представления друг друга. Он не мог оторвать от женщины взгляда. Говорили о нем? Но что говорили?
   - Мы знали о том, что вы придете сюда, приятель, - спокойно сказал Джилсон, убийца. - Вы считаете, будто это мы убили парня.
   - Парня?
   - Мастера Карла, - пояснил Джилсон.
   "У него был повод", - мелькнула мысль в голове Корната. Эта догадка пришла, когда он услыхал размеренный голос Джилсона, похожий на разговор Сен Сира.
   - Сади-тесь же, Мас-тер Кор-нат, - жестом указал Сен Сир.
   Женщина вежливо положила аквамариново-бирюзовую подушку на диван.
   - Я не хочу садиться.
   - Да нет, располагайтесь, пожалуйста. - Отливающее синевой лицо Сен Сира было сама вежливость.
   - Нехорошо, совсем нехорошо, молодой человек, - хрипел толстяк. - Мы вовсе не собираемся дурачить вас. Я имею в виду: вроде бы, зачем беспокоиться? Но он был для нас помехой. Каждый год, - жизнерадостно продолжал объяснять он, - нам попадается где-то с полдюжины подобных помех, иногда они похожи на вас, иногда - на него. Его беды начались после того, когда он полез за секретными материалами в библиотеке. Но, - сказал он, уже сурово, и помахав толстым пальцем, - эта информация засекречена не безосновательно.
   Корнат наконец-то уселся, потому что ноги его не держали. Все шло совершенно не так, как он ожидал; они вовсе и не отрицали произошедшего. Но признаваться в том, что Карла убили ради сохранения в секрете никому не нужных данных переписей? В этом не было ни капельки смысла!
   Блондинистая шлюшка опять визгливо расхохоталась.
   - Вы уж простите нашу мисс Кербс, - сказал толстяк. - Ей кажется смешным, как вы судите о том, имели ли наши действия смысл. Поверьте мне, молодой человек, имели.
   Корнат открыл, что он скрежещет зубами. Этот односторонний диалог; ответы, приходящие до того, как были заданы вопросы; эти странные, полупонятные намеки...
   Как будто они читают у него в мозгах.
   Как будто им была известна любая его мысль.
   Как будто они были... Но ведь это же невозможно! Нет, нет, - думал он. - Такого не может быть! Случай с Карлом доказывал это! Старый придурок.
   Корнат даже подскочил. Эта мысль прозвучала в его голове совершенно в той же тональности, что и хриплый голос толстяка, и тут он вспомнил, где видел подобные слова.
   Толстяк кивнул, его щеки тряслись будто полкрасстаявший студень.
   - Это мы экспонировали для него ту пленочку, - захихикал он. - Это была всего лишь шутка, но мы знали, что он будет уж мертв, чтобы беспокоиться ею. Имея под рукой анализ Вольгреновских аномалий, он мог бы догадаться. Весьма прискорбно, - добавил он сочувственно. - Ведь мы хотели помочь ему опубликовать ту самую работу, где он говорил о невозможности телепатии. И это ведь так, чистая правда! Для него. Но не для нас. И, к несчастью, мой юный друг, не для вас.
   Лосиль проснулась от того что ей стало холодно, и, протянув руку, пошарила по постели. Корната не было.
   Она включила свет и посмотрела на ближайшие из целой батареи часы: час ночи.
   Она поднялась, посмотрела в окно, прислушалась возле двери, включила радиоприемник, потрясла коробочку внутриуниверситетского селектора, чтобы убедиться, что он работает; проверила, не отключен ли телефон; затем уселась на кровать и, в конце концов, тихо заплакала. Она была перепугана.
   Побуждение к совершению самоубийства никогда раньше не возникало у Корната, когда он был в полном сознании.
   Неужели теперь это было не так? А если это правило еще действует, по^ чему он ушел именно так?
   Радиоприемник зашептал, выплескивая поток новостей: забастовка в Гэри, штат Индиана; авария грузовой ракеты; триста случаев инфицирования вирусом Гамма в двенадцатичасовый период; катастрофическое столкновение атомного траулера со свайным поселком (она прислушалась, затем облегченно вздохнула) у берегов Гаити. И никакого упоминания о Корнате. Где он мог быть?
   Когда зазвонил телефон, она сразу же схватила трубку.
   Но это был не Корнат - грубый, быстрый голос занятого человека:
   - ...попросила меня позвонть. Она вместе с вашим братом. Вы можете приехать?
   - Это моя мать просила вас позвонить?
   Об этом я и говорю, - тон был нетерпеливым, - ваш брат серьезно болен, похоже, что через несколько часов он умрет. До свидания.
   Любовь приказывала ей - нет, останься, подожди Корната. Но ведь это мать просила ее позвонить! Лосиль быстро оделась.
   Она оставила точные инструкции ночному дежурному, что делать, когда не если - когда Корнат вернется: проследить, как он будет засыпать; дверь оставить открытой; проверять его каждые полчаса; быть с ним, когда он станет просыпаться.
   - Да, ма-ам, - сказал студент, а потом, по доброте душевной , добавил: - С ним все будет хорошо
   Будет ли? Лосиль мчалась по студенческому городку, пробуя отогнать от себя дурные мысли. На переправу она уже опоздала. Теперь ей нужно было подняться на Мост, поехать в город, а там уже спешить на вертолет до поселка.
   Медцентр был ярко освещен огнями множества светящихся окон. Любопытно - подумала она и помчалась дальше. Аборигены на своей площадке, окруженной решетками, и те не спали, что-то бормоча. Тоже странно.
   А вдруг дежурный забудет ее просьбы?
   Лосиль решила, что не забудет - это был один из студентов Корната. В любом случае, нужно было рисковать. Даже лучше, что ей пришлось уехать, потому что ожидание было невыносимым.
   Она шла мимо Резиденции Президента и даже не глянула на нее; ее не заинтересовало то, что там тоже светились окна, ведь это не имело отношения к ее собственным проблемам. Но в этом она ошибалась.
   Только войдя в медленно отъезжающий вагон монорельса, до нее дошло, куда она едет, и это потрясло ее. Роджер! Он умирает.
   Она заплакала, теперь уже из-за Роджера, из-за того, что Корнат исчез, заплакала над самой собой, но в вагоне не было никого, чтобы видеть это.
   В этот самый момент Корнат, со слезами на глазах, поднялся с пола.
   Над ним стоял Джилсон, терпиливый и добродушный, держа в руках дубинку, обмотанную мокрой тряпкой. Все тело Корната болело, болело так, как он и представить не мог.
   - Не надо меня больше бить, - бормотал он.
   - Возмож-но, и бу-дем, - изрек Сен Сир со своего сине-зеленого трона. - Нам это не нравиться, вы знаете. Но мы должны.
   - Говори за себя, - осклабившись, сказал Джилсон; старуха-блондинка зашлась в скрипучем смехе. Они все переговаривались друг с другом, понял Корнат: но он мог слышать только лишь их слова, а ведь они шутили, обменивались комментариями... они развлекались на всю катушку, в то время как этот маньяк делал из него отбивную.
   - Поймите и наше положение Корнат, - пропыхтел толстый сенатор. - Мы не жестоки. Мы не убиваем вас, краткосрочников, просто так, из-за ничего. Но ведь мы и не люди, чтобы вы могли судить нас по человеческим законам... Ладно, Джильсон.
   Телохранитель отвел свою дубинку, и Корнат упал на подушку, предусмотрительно положенную блондинкой. Самым паршивым было то, что сенатор держал ружье. Поначалу, когда его били, Корнат еще как-то мог защищаться и уворачиваться, но теперь, когда Джилсон методично выбивал из него мозги, сенатор все время держал его на мушке. И все это время они продолжали болтать.
   Наконец Сен Сир медленно сказал:
   - Стоп.
   Время для следующего перерыва. Корната уже били пятый раз за шесть или семь часов, а между побоями приставали к нему:
   - Скажи-те, что вы поня-ли, Корнат.
   Дубинка заставляла его подчиняться.
   - Вы из организации, распространившейся по всему миру, - ответил послушно Корнат, - представляющей другой род людей. Это я понимаю. Вам нужно выжить, и вам не важно, выживем ли все мы, остальные. Пользуясь своими телепатическими способностями, вы можете приказать покончить с собой тем, у кого в скрытой, латентной форме имеется склонность к самоубийству... Бах.
   - В недо-раз-витой форме, - поправил Сен-Сир, в то время как Корнат с трудом пытался выпрямиться после удара.
   Он закашлялся и увидел пятно крови на руке. И повторил:
   - В недоразвитой форме. Как у меня.
   - Недоделанность, незавершенность мутаций, - хихикал сенатор, -безуспешная попытка какой-то части природы создать самое себя.
   - Да. Незавершенность мутацй, безуспешные попытки. Именно это мой случай, - повторил, как попугай, Корнат. - И... и еще вы способны многое внушить, если объект обладает... такой недоделанной способностью; вы можете управлять им, его мыслями, когда он еще не полностью проснулся.
   - Очень хорошо! - сказала блондинка. - Вы хороший ученик, Корнат. Но телепатия это всего лишь побочная способность. Знаете ли вы, что делает нас по-настоящему отличающимися от вас?
   Корнат отрицательно покачал головой и отпрянул от Джилсона.
   Телохранитель глянул на женщину, пожал плечами и сказал:
   - Да ладно уж. Я не ударю его. Валяй!
   - Отличающимися от вас, мой дорогой мальчик, нас делает наш возраст. Она визгливо рассмеялась. - Вот мне, к примеру, двести восемьдесят три года.
   После всего Корната покормили и дали отдохнуть.
   Хотя у него болела каждая клеточка тела, по нему это было трудно заметить, не зря на дубинку была намотана тряпка. А от этого Корнату становилось еще больнее. Если они не собирались оставлять следы, следовательно считали, что его увидят. А это, по крайней мере, означало, что они после убийства не выбросят его тело в море. Двести восемьдесят три года.
   Но она еще и не была самой старой из всей четверки. Моложе нее был только Джильсон, мальчик, которому сотня или что-то около того лет. Сенатор родился, когда Америка все еще была колонией Британии. Сен Сир был рожден во Франции времен де Голля.
   Ключ к этому был в засекреченных файлах библиотеки (вот если бы хоть раз увидеть их!). В аномалиях Вольгреновских распределений не было ошибки автора. Данные показывали недостаток в смертности. Некоторые люди не умирали. Статистически незаметная, за тысячи лет эта групка стала увеличмваться в количестве, особенно за последнии два-три века - после Листера, Пастера, Флеминга 1. Они были бессмертными - не потому, что их невозможно было убить или нанести смертельную рану, а потому, что они не умирали от старости.