– О нет. Я получил место помощника настоятеля монастыря Во-ле-Серне лишь несколько недель назад, до недавнего времени я служил в Испании, секретарем при его преосвященстве папском нунции. Некоторое время назад он, к великому горю знавших его, скончался, да хранит Господь его душу. – Анри склонил голову и перекрестился.
«Путь от секретаря папского нунция до кельи в Богом забытом монастыре – скорее путь вниз, чем наверх. Во всяком случае, для человека светского, для дипломата. А для священника?..»
– И вы довольны переменами в своей судьбе? – поинтересовался Теодор.
– Это очень личный вопрос, шевалье, – тонко улыбнулся Анри. Заметив опустевший бокал собеседника, он взялся за бутылку. – А! Не выпить ли нам еще вина?
Глава 12
Глава 13
«Путь от секретаря папского нунция до кельи в Богом забытом монастыре – скорее путь вниз, чем наверх. Во всяком случае, для человека светского, для дипломата. А для священника?..»
– И вы довольны переменами в своей судьбе? – поинтересовался Теодор.
– Это очень личный вопрос, шевалье, – тонко улыбнулся Анри. Заметив опустевший бокал собеседника, он взялся за бутылку. – А! Не выпить ли нам еще вина?
Глава 12
Виллеру сидел в малой гостиной – эта комната ему нравилась, как и Камилле. От источника они вернулись еще до обеда, но с того времени не встречались. Был уже поздний час, но Теодор не спал: то ли ждал времени смены караулов, то ли бессонница мучила.
Камилла остановилась в дверях, кусая губы. Впрочем, вряд ли Теодор ее сейчас поцелует. Он читал, склонив голову над книгой. Волосы аккуратно увязаны в хвост, что Камилле не нравилось – она опять вспомнила, какие они на ощупь, но не подойдешь же и не сдернешь ленту... Все, хватит стоять безмолвным истуканом. Женщина кашлянула.
Теодор поднял голову и улыбнулся:
– Добрый вечер, сударыня.
В последнее время отношения между ними складывались как нельзя более удачно. Но ей хотелось большего.
– Добрый вечер, шевалье. – Она решительно прошла к своему креслу и села. Когда они возвращались из аббатства, Теодор был бледен и мрачен, но сейчас вроде ничего... Камилла не удержалась: – Отчего вы все еще не спите?
– Читаю. – Он помахал книгой. – Увлек сюжет.
– А, Шекспир. Да, вечная тема. – Камилла помолчала. – Теодор, я решила по поводу поездки по поместью. У меня к вам просьба.
Виллеру сразу стал похож на солдата – а вроде и не шевелился.
– Слушаю, сударыня.
«Господи, как же неприятна пустая официальность. Почему он не может вести себя как друг, услышав о просьбе? Я ведь не сказала – приказ...»
– Завтра я намеревалась выехать. Как я уже вам неоднократно говорила, обычно в марте я объезжаю свои земли, чтобы удостовериться лично, что все идет как надо. Я добросовестная хозяйка, знаете ли... Это займет дней пять или шесть. Вы вполне можете переложить свои повседневные обязанности по охране замка на господина Жюре, кажется, вы хорошо о нем отзывались.
– М-м-м... – Видимо, Теодор был не слишком в этом уверен.
– Это станет хорошей тренировкой для него, – продолжала уговаривать Камилла. Не хотелось, чтобы в поездке за ними тянулся хвост бдящих охранников. В разбойников, которые могут появиться в округе, госпожа де Ларди не слишком верила.
– Хорошо, – сдался Виллеру. – Я с удовольствием готов выехать завтра, сударыня.
– Отлично. – Камилла широко улыбнулась. Своего она добилась, а там будь что будет. – Не хотите ли выпить подогретого вина на ночь?
То ли по случаю прескверной погоды, то ли по причине еще какого досадного обстоятельства, но все в замке решили подольше поваляться в постелях. Все, кроме Виллеру: шевалье с присущей ему методичностью встал в половине шестого утра, привел себя в порядок и погнал охранников на ставшую традиционной тренировку. К чести Теодора нужно сказать, что никто из его людей даже не возмутился. Все понимали – так надо. После занятия им непременно дадут возможность как следует передохнуть и сытно позавтракать, а активные упражнения не позволят никому замерзнуть.
Камилла проспала, потому что забылась неспокойным сном только под утро. Всю ночь она провела попеременно у распятия, висящего на стене, за вышивкой и над книгой. Что читала – не помнила, ее мысли вновь и вновь возвращались ко вчерашнему разговору с Теодором. Она была уверена, что поступала правильно, и все же, все же...
Выехали они, когда время уже близилось к полудню. Камилла была рада снова оказаться на просторе, верхом – прежде она нечасто выезжала на прогулки.
– Вам еще не надоели окрестности Жируара, шевалье?
– Отнюдь. – Теодор жмурился на солнышке, как сытый кот. – Здесь дьявольски живописно. В последние годы я разучился обращать на это внимание, и вот сейчас привыкаю заново.
– Несколько пугающий опыт. За это я и не люблю войну, – созналась Камилла. Надо сказать ему об этом рано или поздно, так почему не сейчас? – Война не только отнимает у нас близких людей, она отнимает людей у них самих. Они видят только дым, кровь, туман над полем сражения, вражеские штандарты... Солнца они не видят, цветов, холмов. Мне кажется, на войне люди тупеют. Я не права?
– Отчасти правы. Однако многие считают войну настоящей жизнью.
– И вы?
– Для меня все по-другому. Настоящая жизнь – не только и не столько война, мадам.
– А что же это такое? – прищурилась Камилла.
– Любовь, – вырвалось у Виллеру, видимо, прежде, чем он успел как следует подумать. – В первую очередь, сударыня.
– Любовь? – Камилла пристально посмотрела на своего спутника. Она была ошарашена и изо всех сил старалась это скрыть. Она не думала, не мечтала, что он так ответит. Он все время такой... такой... – И как вы поняли это, Теодор? Когда вы выезжали на поле брани, смысл вашей жизни тоже был в любви? Или вы все-таки думали о битве?
– Я думал прежде всего о том, за кого и за что я бьюсь.
– За что же?
– За Францию, за великолепного герцога Энгиенского и за тот образ, что носил тогда в сердце.
– Образ! – Камилла воспользовалась возможностью прояснить этот вопрос раз и навсегда. – Марго. Вы до сих пор храните его в сердце?
– Нет, – Теодор покачал головой, – мне кажется, он растаял, но память о нем сохранилась. Я любил, я жил не зря.
– Боже, наверное, вы правы, – пробормотала Камилла. Неужели ее работа над собственными ошибками была не напрасной?
Она чувствовала себя так, будто много лет пряталась в каморке, опасаясь выйти в огромный мир, а потом пришел некто и вывел ее на солнце, на воздух, и вот она стоит, ошеломленная, босиком на земле, и это прекрасно.
Общество Камиллы, разумеется, было очень приятным. Сопровождать ее в поездке по многочисленным делам не доставляло Теодору ничего, кроме удовольствия и лишь малой толики беспокойства: вдруг он не сможет в одиночку защитить госпожу де Ларди или в Жируаре что-нибудь случится. Обязанности начальника охраны замка в его отсутствие исполнял Жюре, которому Виллеру достаточно доверял. Он не сомневался: если случится нечто экстраординарное, Арман ему доложит, а ориентироваться по ситуации Жюре умел.
Все имеет свойство заканчиваться – и дела Камиллы закончились тоже. В середине холодно-прозрачного мартовского дня Теодор и госпожа де Ларди вернулись в Жируар, как раз к обеду. За стол они сели втроем: конечно же заглянул на огонек аббат де Вильморен, дабы разделить с приехавшими трапезу. Прежде чем вкусить постный, но восхитительно вкусный обед, Теодор выслушал краткий доклад Жюре, который звучал как «докладывать нечего». Правда, при этом Арман сосредоточенно разглядывал верхнюю пуговицу на камзоле Теодора, стараясь не смотреть тому в глаза. Виллеру счел подобную застенчивость следствием тайных ночных свиданий Жюре с одной из поварих Камиллы. Он не поощрял подобное поведение, но все же не осуждал взаимную приязнь и предпочитал закрывать глаза на невинные прегрешения своих людей, потому Жюре был отпущен с миром.
Анри отчего-то казался замкнутым и отстраненным, на шутки Камиллы отвечал невпопад, смотрел в тарелку, но, судя по всему, видел там не овощи и рыбу, а нечто иное. Он поинтересовался поездкой Камиллы, едва ли услышал ответ, не доел сладкое и откланялся. Озадаченный Виллеру проводил молчаливого аббата до дверей, Анри рассеянно пожал ему руку и уехал, так и не объяснив ничего. Что ж, возможно, аббат всего лишь слегка прихворнул.
После ужина Камилла зазвала Теодора пить свой любимый чай, к которому он уже привык. Жируар начинал казаться ему домом – местом, где хорошо. И никакие неприятности не должны его здесь достать.
Аббат вновь говорил о том, что Людовик Тринадцатый умирает. Это не могло не волновать шевалье, как человека, который столько лет служил не себе, а стране и людям, делавшим историю. Будет ли смута после смерти короля? Сможет ли королева Анна при помощи итальянца удержать трон? Не начнут ли бунт обделенные властью принцы крови? И где в это время должен быть он, шевалье де Виллеру?
Вопросы, вопросы без ответов.
Вечером третьего дня Теодор, как обычно, отужинал в обществе госпожи де Ларди. Проверив посты, он пожелал Камилле, рано отправившейся к себе, спокойной ночи, поставил у ее дверей Жюре и пошел в свою комнату – там его поджидала книга, которую хозяйка замка рекомендовала ему всенепременно прочесть.
Он просидел над книгой почти час, но едва одолел три страницы. На душе отчего-то было неспокойно.
Возможно, потому что поднявшийся к ночи ветер уныло свистел за окнами, и завывания в нежилой башне наводили на мысль о сонме неупокоенных душ, решивших устроить бал с размахом.
Лучшим лекарством от ночной тоски была работа, а потому Виллеру накинул привычный черный камзол с серебром, прицепил к поясу шпагу и вышел из комнаты, намереваясь проверить посты – благо, близились полночь и смена караула. Нет, его люди наверняка не обжимаются со служанками по углам, но вдохновить их видом неусыпно следящего начальства не помешает.
Первым делом Виллеру дошел до апартаментов госпожи де Ларди – как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезает за углом ее служанка Адель. Значит, Камилла отпустила всех слуг и легла спать. Но стул, на котором должен был сидеть Жюре, пустовал. Что ж, наверное, Арман отлучился по естественной надобности и вскоре вернется, либо он обходит коридоры, что вероятнее. Ничего не случится за эту минуту. А пока можно самому посидеть на посту, с Теодора не убудет. Он уселся поудобнее, осмотрел коридор. Свечи, освещавшие его, горели редко, и здесь царил полумрак.
«Я – дракон, стерегущий прекрасную принцессу...»
Из какой детской игры всплыли эти слова, и когда она была, эта игра? Он уж и не помнил. Помнилось только свежее утро, капли росы на лепестках ромашек и крестьянская девочка Катрин с глазами сливового цвета...
Теодор напрягся раньше, чем понял, что услышал что-то подозрительное.
Скрип? В вечно скрипящем замке один шорох среди многих звуков не был неожиданным. Но Теодор, имевший отличный слух, понял: скрипят начищенные сапоги, причем обладатель их приближается со стороны нежилой части замка. Наверное, возвращается Жюре. Но с чего Арману таиться? Человек же в начищенных сапогах явно старался ступать бесшумно. В ту сторону ходят только слуги и охрана, там комната Адели, а посторонним, крадущимся как мыши, делать там нечего. Виллеру мгновенно прокрутил все варианты: Жюре, некий любовник Адели, заплутавший слуга или проникший в дом незнакомец, – решил, что первые три варианта ничем не грозят, и сосредоточился на последнем. Шпага вынималась из ножен почти бесшумно, Виллеру отступил чуть назад и растворился в тени за декоративной тумбой.
Спустя несколько мгновений человек показался из-за угла – так и есть, Теодор не ошибся. Это не кто-то из слуг, слугам незачем кутаться в широкие плащи и нацеплять маски. Незнакомец направлялся к двери Камиллы.
«Вот для этого меня и держат на службе».
Мир сделался четким и простым – так всегда бывало с Теодором, если опасность рядом. Когда ночному визитеру до дверей оставалось несколько метров, Виллеру шагнул ему навстречу. Говорить с ним, в принципе, было не о чем. Если ты пришел с хорошими намерениями, то нечего шастать в маске по коридорам. А если с плохими, то разговаривать надо с помощью стали.
Незнакомец остановился и, после секунды замешательства, тоже вынул шпагу. И, что примечательно, немедленно переложил ее в левую руку. Виллеру нехорошо прищурился: манипуляции незваного пришельца, который явно был правшой (шпага висела на левом боку), говорили лишь о том, что он знает, с кем ему предстоит сражаться. Предупрежден, однозначно. Это еще больше уверило Теодора в том, что перед ним – наемный убийца. А вот кому и зачем понадобилось убивать Камиллу – это можно будет выяснить позже.
Ночной визитер вскинул правую ладонь, будто собираясь что-то сказать, но если Теодор сделал первый шаг – остановить его было сложно.
Ни тот ни другой, впрочем, не спешили нападать, что отнюдь не свидетельствовало о чьей-то нерешительности. Скорее, наоборот: противники «прощупывали» защиту друг друга, определяли, у кого из них более крепкие нервы. Оба встали в позицию, одинаково свободно позволявшую и атаковать, и уйти в глухую оборону. Моральное право напасть первым было за Виллеру, он охранял покой и жизнь хозяйки замка, а незнакомец явно собирался посягнуть и на то, и на другое. Потому клинок в руке Теодора раньше сделал вроде бы неспешное, но очень точно рассчитанное движение. Подобные удары пропускают только совсем неопытные фехтовальщики или зазевавшиеся самоуверенные болваны, а противник не принадлежал ни к первым, ни ко вторым. Выпад был с легкостью отбит. В возникшей паузе незнакомец успел отбросить в сторону свой длинный плащ, и это не понравилось Виллеру еще больше. Либо соперник слишком уверен в своих силах, либо твердо знает, что его визави будет действовать только одной рукой, не прибегая к помощи кинжала.
Итальянская школа, приемами которой Теодор де Виллеру владел в совершенстве, позволяла вести силовой бой без применения второй шпаги или кинжала, а навязать противнику свою манеру гораздо безопасней, чем приспосабливаться к чужой. Так что незнакомцу не оставалось ничего другого, как принять предложенные условия, благо коридор был достаточно широк и почти пуст.
Тот, кто скрывал свое лицо под бархатной полумаской, уступал Виллеру в росте и силе, и клинок в его руке скорее приспособлен был под приемы испанской школы или французские увертки, при которых даже эфес держали иначе, так что незваному гостю, каким бы искусным фехтовальщиком он ни был, приходилось туго. Виллеру видел, что его противник медленно, но верно отступает к дверям Камиллы и с трудом выдерживает заданный ритм. Приложить еще немного усилий – и можно будет приколоть его к этим дверям, как бабочку.
Незнакомец и сам понимал, что положение его незавидное, а потому, ни секунды не задумываясь, виртуозно перебросил шпагу в правую руку, умудрившись при этом не открыться для удара Виллеру. Ритм боя мгновенно изменился, но, к некоторому удивлению Теодора, соперник продолжал обороняться, хотя имел все возможности перейти в атаку – со шпагой в правой руке он стал гораздо опаснее. Более того, он перешел на испанскую манеру боя – и Теодор ничего не мог с этим поделать, ибо его левая рука была еще недостаточно разработана для ведения атаки в этом стиле. Бой превращался в обмен ударами, каждый тщательно парировал чужие выпады. Виллеру тщетно пытался достать противника, тот делал все необходимое для обороны, но убивать Теодора не спешил. Забавляется? Подозрительно: наемный убийца не спешит заняться выполнением своих прямых обязанностей, а танцует смертельный менуэт, рискуя жизнью. Где, интересно, прохлаждается Жюре?.. Если незнакомец сумеет убить или тяжело ранить Теодора, некому будет встать между ним и госпожой де Ларди.
Виллеру устал и начал совершать ошибки. Пара самых глупых из них могла стоить ему жизни, но он по-прежнему был без единой царапины: бой продолжался. Как будто не дуэль насмерть, а тренировка в фехтовальном зале, зло подумал Теодор. Испанская манера отнимала много сил, а незнакомец его явно изматывал. Хочет красивого удара напоследок? Нехорошо, если труп Виллеру загородит дверь госпожи де Ларди, и Камилла не сможет выйти, когда захочет.
Позади раздалось хлопанье дверей, короткий женский вскрик, а мгновение спустя Теодора окатили очень, очень холодной водой. Незнакомцу тоже досталось: он поскользнулся в луже и свалился, умудрившись, вольно или невольно, сделать подножку Виллеру. Их лица оказались на одном уровне, и шевалье, не теряя ни мгновения, сорвал бархатную полумаску с противника.
На него смотрели синие глаза аббата де Вильморена.
Камилла остановилась в дверях, кусая губы. Впрочем, вряд ли Теодор ее сейчас поцелует. Он читал, склонив голову над книгой. Волосы аккуратно увязаны в хвост, что Камилле не нравилось – она опять вспомнила, какие они на ощупь, но не подойдешь же и не сдернешь ленту... Все, хватит стоять безмолвным истуканом. Женщина кашлянула.
Теодор поднял голову и улыбнулся:
– Добрый вечер, сударыня.
В последнее время отношения между ними складывались как нельзя более удачно. Но ей хотелось большего.
– Добрый вечер, шевалье. – Она решительно прошла к своему креслу и села. Когда они возвращались из аббатства, Теодор был бледен и мрачен, но сейчас вроде ничего... Камилла не удержалась: – Отчего вы все еще не спите?
– Читаю. – Он помахал книгой. – Увлек сюжет.
– А, Шекспир. Да, вечная тема. – Камилла помолчала. – Теодор, я решила по поводу поездки по поместью. У меня к вам просьба.
Виллеру сразу стал похож на солдата – а вроде и не шевелился.
– Слушаю, сударыня.
«Господи, как же неприятна пустая официальность. Почему он не может вести себя как друг, услышав о просьбе? Я ведь не сказала – приказ...»
– Завтра я намеревалась выехать. Как я уже вам неоднократно говорила, обычно в марте я объезжаю свои земли, чтобы удостовериться лично, что все идет как надо. Я добросовестная хозяйка, знаете ли... Это займет дней пять или шесть. Вы вполне можете переложить свои повседневные обязанности по охране замка на господина Жюре, кажется, вы хорошо о нем отзывались.
– М-м-м... – Видимо, Теодор был не слишком в этом уверен.
– Это станет хорошей тренировкой для него, – продолжала уговаривать Камилла. Не хотелось, чтобы в поездке за ними тянулся хвост бдящих охранников. В разбойников, которые могут появиться в округе, госпожа де Ларди не слишком верила.
– Хорошо, – сдался Виллеру. – Я с удовольствием готов выехать завтра, сударыня.
– Отлично. – Камилла широко улыбнулась. Своего она добилась, а там будь что будет. – Не хотите ли выпить подогретого вина на ночь?
То ли по случаю прескверной погоды, то ли по причине еще какого досадного обстоятельства, но все в замке решили подольше поваляться в постелях. Все, кроме Виллеру: шевалье с присущей ему методичностью встал в половине шестого утра, привел себя в порядок и погнал охранников на ставшую традиционной тренировку. К чести Теодора нужно сказать, что никто из его людей даже не возмутился. Все понимали – так надо. После занятия им непременно дадут возможность как следует передохнуть и сытно позавтракать, а активные упражнения не позволят никому замерзнуть.
Камилла проспала, потому что забылась неспокойным сном только под утро. Всю ночь она провела попеременно у распятия, висящего на стене, за вышивкой и над книгой. Что читала – не помнила, ее мысли вновь и вновь возвращались ко вчерашнему разговору с Теодором. Она была уверена, что поступала правильно, и все же, все же...
Выехали они, когда время уже близилось к полудню. Камилла была рада снова оказаться на просторе, верхом – прежде она нечасто выезжала на прогулки.
– Вам еще не надоели окрестности Жируара, шевалье?
– Отнюдь. – Теодор жмурился на солнышке, как сытый кот. – Здесь дьявольски живописно. В последние годы я разучился обращать на это внимание, и вот сейчас привыкаю заново.
– Несколько пугающий опыт. За это я и не люблю войну, – созналась Камилла. Надо сказать ему об этом рано или поздно, так почему не сейчас? – Война не только отнимает у нас близких людей, она отнимает людей у них самих. Они видят только дым, кровь, туман над полем сражения, вражеские штандарты... Солнца они не видят, цветов, холмов. Мне кажется, на войне люди тупеют. Я не права?
– Отчасти правы. Однако многие считают войну настоящей жизнью.
– И вы?
– Для меня все по-другому. Настоящая жизнь – не только и не столько война, мадам.
– А что же это такое? – прищурилась Камилла.
– Любовь, – вырвалось у Виллеру, видимо, прежде, чем он успел как следует подумать. – В первую очередь, сударыня.
– Любовь? – Камилла пристально посмотрела на своего спутника. Она была ошарашена и изо всех сил старалась это скрыть. Она не думала, не мечтала, что он так ответит. Он все время такой... такой... – И как вы поняли это, Теодор? Когда вы выезжали на поле брани, смысл вашей жизни тоже был в любви? Или вы все-таки думали о битве?
– Я думал прежде всего о том, за кого и за что я бьюсь.
– За что же?
– За Францию, за великолепного герцога Энгиенского и за тот образ, что носил тогда в сердце.
– Образ! – Камилла воспользовалась возможностью прояснить этот вопрос раз и навсегда. – Марго. Вы до сих пор храните его в сердце?
– Нет, – Теодор покачал головой, – мне кажется, он растаял, но память о нем сохранилась. Я любил, я жил не зря.
– Боже, наверное, вы правы, – пробормотала Камилла. Неужели ее работа над собственными ошибками была не напрасной?
Она чувствовала себя так, будто много лет пряталась в каморке, опасаясь выйти в огромный мир, а потом пришел некто и вывел ее на солнце, на воздух, и вот она стоит, ошеломленная, босиком на земле, и это прекрасно.
Общество Камиллы, разумеется, было очень приятным. Сопровождать ее в поездке по многочисленным делам не доставляло Теодору ничего, кроме удовольствия и лишь малой толики беспокойства: вдруг он не сможет в одиночку защитить госпожу де Ларди или в Жируаре что-нибудь случится. Обязанности начальника охраны замка в его отсутствие исполнял Жюре, которому Виллеру достаточно доверял. Он не сомневался: если случится нечто экстраординарное, Арман ему доложит, а ориентироваться по ситуации Жюре умел.
Все имеет свойство заканчиваться – и дела Камиллы закончились тоже. В середине холодно-прозрачного мартовского дня Теодор и госпожа де Ларди вернулись в Жируар, как раз к обеду. За стол они сели втроем: конечно же заглянул на огонек аббат де Вильморен, дабы разделить с приехавшими трапезу. Прежде чем вкусить постный, но восхитительно вкусный обед, Теодор выслушал краткий доклад Жюре, который звучал как «докладывать нечего». Правда, при этом Арман сосредоточенно разглядывал верхнюю пуговицу на камзоле Теодора, стараясь не смотреть тому в глаза. Виллеру счел подобную застенчивость следствием тайных ночных свиданий Жюре с одной из поварих Камиллы. Он не поощрял подобное поведение, но все же не осуждал взаимную приязнь и предпочитал закрывать глаза на невинные прегрешения своих людей, потому Жюре был отпущен с миром.
Анри отчего-то казался замкнутым и отстраненным, на шутки Камиллы отвечал невпопад, смотрел в тарелку, но, судя по всему, видел там не овощи и рыбу, а нечто иное. Он поинтересовался поездкой Камиллы, едва ли услышал ответ, не доел сладкое и откланялся. Озадаченный Виллеру проводил молчаливого аббата до дверей, Анри рассеянно пожал ему руку и уехал, так и не объяснив ничего. Что ж, возможно, аббат всего лишь слегка прихворнул.
После ужина Камилла зазвала Теодора пить свой любимый чай, к которому он уже привык. Жируар начинал казаться ему домом – местом, где хорошо. И никакие неприятности не должны его здесь достать.
Аббат вновь говорил о том, что Людовик Тринадцатый умирает. Это не могло не волновать шевалье, как человека, который столько лет служил не себе, а стране и людям, делавшим историю. Будет ли смута после смерти короля? Сможет ли королева Анна при помощи итальянца удержать трон? Не начнут ли бунт обделенные властью принцы крови? И где в это время должен быть он, шевалье де Виллеру?
Вопросы, вопросы без ответов.
Вечером третьего дня Теодор, как обычно, отужинал в обществе госпожи де Ларди. Проверив посты, он пожелал Камилле, рано отправившейся к себе, спокойной ночи, поставил у ее дверей Жюре и пошел в свою комнату – там его поджидала книга, которую хозяйка замка рекомендовала ему всенепременно прочесть.
Он просидел над книгой почти час, но едва одолел три страницы. На душе отчего-то было неспокойно.
Возможно, потому что поднявшийся к ночи ветер уныло свистел за окнами, и завывания в нежилой башне наводили на мысль о сонме неупокоенных душ, решивших устроить бал с размахом.
Лучшим лекарством от ночной тоски была работа, а потому Виллеру накинул привычный черный камзол с серебром, прицепил к поясу шпагу и вышел из комнаты, намереваясь проверить посты – благо, близились полночь и смена караула. Нет, его люди наверняка не обжимаются со служанками по углам, но вдохновить их видом неусыпно следящего начальства не помешает.
Первым делом Виллеру дошел до апартаментов госпожи де Ларди – как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезает за углом ее служанка Адель. Значит, Камилла отпустила всех слуг и легла спать. Но стул, на котором должен был сидеть Жюре, пустовал. Что ж, наверное, Арман отлучился по естественной надобности и вскоре вернется, либо он обходит коридоры, что вероятнее. Ничего не случится за эту минуту. А пока можно самому посидеть на посту, с Теодора не убудет. Он уселся поудобнее, осмотрел коридор. Свечи, освещавшие его, горели редко, и здесь царил полумрак.
«Я – дракон, стерегущий прекрасную принцессу...»
Из какой детской игры всплыли эти слова, и когда она была, эта игра? Он уж и не помнил. Помнилось только свежее утро, капли росы на лепестках ромашек и крестьянская девочка Катрин с глазами сливового цвета...
Теодор напрягся раньше, чем понял, что услышал что-то подозрительное.
Скрип? В вечно скрипящем замке один шорох среди многих звуков не был неожиданным. Но Теодор, имевший отличный слух, понял: скрипят начищенные сапоги, причем обладатель их приближается со стороны нежилой части замка. Наверное, возвращается Жюре. Но с чего Арману таиться? Человек же в начищенных сапогах явно старался ступать бесшумно. В ту сторону ходят только слуги и охрана, там комната Адели, а посторонним, крадущимся как мыши, делать там нечего. Виллеру мгновенно прокрутил все варианты: Жюре, некий любовник Адели, заплутавший слуга или проникший в дом незнакомец, – решил, что первые три варианта ничем не грозят, и сосредоточился на последнем. Шпага вынималась из ножен почти бесшумно, Виллеру отступил чуть назад и растворился в тени за декоративной тумбой.
Спустя несколько мгновений человек показался из-за угла – так и есть, Теодор не ошибся. Это не кто-то из слуг, слугам незачем кутаться в широкие плащи и нацеплять маски. Незнакомец направлялся к двери Камиллы.
«Вот для этого меня и держат на службе».
Мир сделался четким и простым – так всегда бывало с Теодором, если опасность рядом. Когда ночному визитеру до дверей оставалось несколько метров, Виллеру шагнул ему навстречу. Говорить с ним, в принципе, было не о чем. Если ты пришел с хорошими намерениями, то нечего шастать в маске по коридорам. А если с плохими, то разговаривать надо с помощью стали.
Незнакомец остановился и, после секунды замешательства, тоже вынул шпагу. И, что примечательно, немедленно переложил ее в левую руку. Виллеру нехорошо прищурился: манипуляции незваного пришельца, который явно был правшой (шпага висела на левом боку), говорили лишь о том, что он знает, с кем ему предстоит сражаться. Предупрежден, однозначно. Это еще больше уверило Теодора в том, что перед ним – наемный убийца. А вот кому и зачем понадобилось убивать Камиллу – это можно будет выяснить позже.
Ночной визитер вскинул правую ладонь, будто собираясь что-то сказать, но если Теодор сделал первый шаг – остановить его было сложно.
Ни тот ни другой, впрочем, не спешили нападать, что отнюдь не свидетельствовало о чьей-то нерешительности. Скорее, наоборот: противники «прощупывали» защиту друг друга, определяли, у кого из них более крепкие нервы. Оба встали в позицию, одинаково свободно позволявшую и атаковать, и уйти в глухую оборону. Моральное право напасть первым было за Виллеру, он охранял покой и жизнь хозяйки замка, а незнакомец явно собирался посягнуть и на то, и на другое. Потому клинок в руке Теодора раньше сделал вроде бы неспешное, но очень точно рассчитанное движение. Подобные удары пропускают только совсем неопытные фехтовальщики или зазевавшиеся самоуверенные болваны, а противник не принадлежал ни к первым, ни ко вторым. Выпад был с легкостью отбит. В возникшей паузе незнакомец успел отбросить в сторону свой длинный плащ, и это не понравилось Виллеру еще больше. Либо соперник слишком уверен в своих силах, либо твердо знает, что его визави будет действовать только одной рукой, не прибегая к помощи кинжала.
Итальянская школа, приемами которой Теодор де Виллеру владел в совершенстве, позволяла вести силовой бой без применения второй шпаги или кинжала, а навязать противнику свою манеру гораздо безопасней, чем приспосабливаться к чужой. Так что незнакомцу не оставалось ничего другого, как принять предложенные условия, благо коридор был достаточно широк и почти пуст.
Тот, кто скрывал свое лицо под бархатной полумаской, уступал Виллеру в росте и силе, и клинок в его руке скорее приспособлен был под приемы испанской школы или французские увертки, при которых даже эфес держали иначе, так что незваному гостю, каким бы искусным фехтовальщиком он ни был, приходилось туго. Виллеру видел, что его противник медленно, но верно отступает к дверям Камиллы и с трудом выдерживает заданный ритм. Приложить еще немного усилий – и можно будет приколоть его к этим дверям, как бабочку.
Незнакомец и сам понимал, что положение его незавидное, а потому, ни секунды не задумываясь, виртуозно перебросил шпагу в правую руку, умудрившись при этом не открыться для удара Виллеру. Ритм боя мгновенно изменился, но, к некоторому удивлению Теодора, соперник продолжал обороняться, хотя имел все возможности перейти в атаку – со шпагой в правой руке он стал гораздо опаснее. Более того, он перешел на испанскую манеру боя – и Теодор ничего не мог с этим поделать, ибо его левая рука была еще недостаточно разработана для ведения атаки в этом стиле. Бой превращался в обмен ударами, каждый тщательно парировал чужие выпады. Виллеру тщетно пытался достать противника, тот делал все необходимое для обороны, но убивать Теодора не спешил. Забавляется? Подозрительно: наемный убийца не спешит заняться выполнением своих прямых обязанностей, а танцует смертельный менуэт, рискуя жизнью. Где, интересно, прохлаждается Жюре?.. Если незнакомец сумеет убить или тяжело ранить Теодора, некому будет встать между ним и госпожой де Ларди.
Виллеру устал и начал совершать ошибки. Пара самых глупых из них могла стоить ему жизни, но он по-прежнему был без единой царапины: бой продолжался. Как будто не дуэль насмерть, а тренировка в фехтовальном зале, зло подумал Теодор. Испанская манера отнимала много сил, а незнакомец его явно изматывал. Хочет красивого удара напоследок? Нехорошо, если труп Виллеру загородит дверь госпожи де Ларди, и Камилла не сможет выйти, когда захочет.
Позади раздалось хлопанье дверей, короткий женский вскрик, а мгновение спустя Теодора окатили очень, очень холодной водой. Незнакомцу тоже досталось: он поскользнулся в луже и свалился, умудрившись, вольно или невольно, сделать подножку Виллеру. Их лица оказались на одном уровне, и шевалье, не теряя ни мгновения, сорвал бархатную полумаску с противника.
На него смотрели синие глаза аббата де Вильморена.
Глава 13
Итут Анри выругался на испанском, да так, что даже Камилла, державшая пустой кувшин, покраснела, а Виллеру озадаченно произнес:
– Святой отец?..
Слова он, в принципе, знал, но таких замысловатых сочетаний никогда не слышал. Камилла тоже: раздался звон упавшего кувшина. Хорошо, что медный, иначе пришлось бы осколки собирать. Теодор оглянулся и встретился с госпожой де Ларди взглядом. Глаза у нее были круглые. В первый раз Виллеру видел хозяйку замка такой удивленной. Анри между тем поднялся, и Камилла, нахмурившись, шагнула к нему. Судя по всему, она только что принимала ванну, мелькнуло в голове у Теодора. Он отвернулся, дабы не созерцать в интригующей близости ножки Камиллы, и тоже встал, продолжая сжимать бесполезную полумаску. Все понятно.
Он был очень зол – на Вильморена, на госпожу де Ларди, на себя. На себя особенно: за то, что не заметил, как все вернулось на круги своя, а может быть, так всегда и было, просто он оглох и ослеп. И что теперь? Вызвать Вильморена на дуэль? По какому праву? Обделенного вниманием? Да и не хочется убивать аббата. Теодор поднял шпагу, вложил ее в ножны, не глядя на Камиллу. В коридоре появилось новое действующее лицо: растерянный Арман Жюре. Виллеру свирепо посмотрел на помощника, открыл рот, чтобы сказать ему все, что он про него думает – на французском он тоже знал очень много разных слов в необычных комбинациях. И закрыл: все-таки Камилла была здесь, рядом с вероломным аббатом, а Теодора в детстве учили, что ругаться при дамах нехорошо. «Я не какой-нибудь там... Вильморен», – мстительно подумал он и промолчал. Пока что.
– Итак, вы уже успели подраться, господа? – ехидно осведомилась Камилла, обозревая поле брани. – Надеюсь, без кровавых последствий? Дайте-ка я вас осмотрю, обоих. – Госпожа де Ларди бесцеремонно оглядела со всех сторон сначала Вильморена, а потом Виллеру, поправила ему волосы. Теодор мрачно терпел. Мимолетное прикосновение Камиллы, которого ему так хотелось, теперь казалось пыткой. – Ну надо же, ни царапины. Анри, я вас не узнаю.
– Я старался, – не менее мрачно изрек Вильморен.
– Какие молодцы! – преувеличенно восхищенно сказала Камилла. – А теперь чаю, господа?
Виллеру перестал обращать внимание на ее слова – вспомнил о том, что госпожа де Ларди весьма не одета. Ну ладно Вильморен, ну ладно он сам, но вот Жюре совершенно незачем пялиться на полуобнаженную хозяйку, пусть довольствуется поварихами.
– Вам не кажется, дамы и господа, что лучше продолжить дискуссию о смысле жизни в другом, более подходящем месте? – неожиданно озвучила его мысли Камилла. – Я приглашаю вас к себе.
Жюре, проявляя деликатность, стоял лицом к стенке, красный как рак, Камилла откровенно развлекалась (за что Теодор был готов убить ее), а сам Виллеру был настроен весьма решительно: как бы там ни было, без разговора никто спать не пойдет.
В коридоре появилась Адель, ахнула, хотела что-то сказать, но Виллеру не дал ей рта раскрыть: только дискуссий со слугами ему и не хватало.
– Барышня, бегом за тряпкой, вытрите лужу, а потом отправляйтесь к себе.
– Но откуда здесь лужа? – умудрилась ввернуть вопрос служанка.
– Это растаяли иллюзии, – усмехнулась Камилла.
Ее убийственное чувство юмора раздражало Теодора как никогда. И еще отчего-то было больно в груди и немного трудно дышать. А он ей доверял...
– Хватит, – решительно сказала госпожа де Ларди. – Идемте, господа... дуэлянты.
– Прошу прощения, имела место не дуэль, – процедил Теодор. Они с Вильмореном старательно не смотрели друг на друга.
– Теодор! – прикрикнула на него Камилла. – Мы выясним все, только зайдите. – Она указала ему на дверь, и он пошел куда сказано, успев по дороге прошипеть Арману, чтоб тот занял пост. Совсем поникший Жюре уселся на стул, и Теодор услышал, как Камилла утешающе заметила:
– Ничего, Арман, если он не убил вас сразу, то шанс еще есть.
Ответ Жюре пропал за закрывшейся дверью.
Камилла воспользовалась моментом, чтобы привести себя в надлежащий вид, и зашла за ширму, предварительно поинтересовавшись:
– Надеюсь, вы не подеретесь, стоит мне на минуту оставить вас, а, господа?
– Я не намерен был драться с самого начала! – Анри отстегнул шпагу с пояса и небрежно отбросил клинок в свободное кресло. За шпагой последовал тонкий длинный кинжал и два пистолета.
Виллеру ничего не сказал, но поступил точно так же: честно разоружился и сел в кресло. Будь его воля, он вовсе сломал бы свой клинок и выкинул обломки в окно. Отчаяние и боль, овладевшие им, оказались слишком сильны, чтобы преодолевать их молча, но устраивать показательные истерики при Камилле... Нет, это ниже его достоинства!
– Ну что ж... – госпожа де Ларди, выйдя из-за ширмы, понимающе кивнула. Белый шелковый пеньюар ниспадал красивыми складками. Воплощенная деликатность и ехидство – Виллеру никогда бы не подумал, что это может сочетаться в одной женщине.
– Вы что-то хотели рассказать нам, сударыня? – Теодор по-прежнему смотрел на свои пальцы.
– Я? Нет. А вот тебя, Анри, мне хотелось бы послушать. Таких выходок я от тебя не ожидала и полагаю, им должно найтись подходящее объяснение. Когда ты сегодня прислал мне записку, прося о поздней – и тайной! – встрече, я была удивлена. Рассказывай.
Теодор наконец поднял взгляд на Камиллу и поразился до глубины души. Хозяйка замка была сама на себя не похожа: напряженное, бледное лицо, но глаза горят решимостью, и еще в них сияет властная твердость и уверенность в себе. Камилла испытующе смотрела на Анри, и он, смутившись, развел руками.
– Я действительно виноват. Прежде всего, в том, что мы чуть не убили друг друга. У вас, шевалье, не существовало выбора: вы честно исполняли свой долг, в вашем поступке нет ни тени корысти и собственной выгоды. Вы защищали жизнь Камиллы, защищали на совесть, и клянусь вам, что я этого никогда не забуду. У меня тоже не существовало выбора, и я принял бой.
– У вас был выбор, – тихо сказал Теодор. – Явиться сюда без маски.
Анри порывисто вскинул голову, но движение руки Камиллы остановило его.
– Кажется, я начинаю понимать, что все не так просто. Во-первых, Анри не мог явиться сюда без маски, Теодор. Потому что он – священник, а я – незамужняя дама. На дворе – ночь, в такое время исповеди не принимают. Тем более что он даже не мой духовник.
– Вот именно! – Виллеру с горечью улыбнулся. – Духовное лицо, которое прокрадывается к незамужней даме под покровом темноты, скрыв свое лицо под маской. Духовное лицо, одетое в светское платье и лихо размахивающее шпагой...
Камилла покачала головой.
– Это правда, Теодор. Святая правда. Но правда также и то, что это самое духовное лицо всеми силами старалось сохранить вам жизнь. Я не намерена сравнивать ваши таланты в фехтовании, но мне кажется, что вы – игроки одного уровня, и друг друга стоите... Тем не менее я сказала «во-первых». Есть еще и «во-вторых». Из-за просьбы Анри я велела Жюре оставить свой пост на некоторое время...
Виллеру выразительно хмыкнул.
– Жюре ни в чем не виноват. Я прошу вас не применять по отношению к нему никаких карательных мер.
– Начальник охраны знает меньше, чем его заместитель? – Теодор нервничал и ничего не мог с собой поделать. – Хорошенькое дело!
– И опять-таки виновата я. Мне следовало сказать вам, – Камилла чуть запнулась. Теперь она выглядела виноватой. – Теодор, вы – мой друг, мой заступник, моя опора. Я поступила с вами нехорошо. Простите меня!
Он молча смотрел на нее.
– Все-таки мне нужно объясниться, Камилла, – вступил Анри. – Ужасно неловко вышло... и это еще мягко сказано. Я шел посоветоваться с тобой по поводу неких дел и людей, которых ты знаешь. Я... черт. – Вильморен расстроенно взглянул на Теодора. – Мы с вами так мало знакомы, шевалье.
Еще один удар под дых – этот человек тоже не хочет доверять ему тайны.
– Что ж... – Теодор поднялся. – Я думаю, говорить нам больше не о чем.
Две пары глаз взглянули на него в некотором смятении.
– Вы уходите? – тихо спросила Камилла.
– Ухожу, – Виллеру заставил себя улыбнуться. – Вряд ли вы будете рады, если я всю ночь просижу в вашей комнате, сударыня? Я не намерен вызывать аббата на дуэль, раз уж вы сами его пригласили, и он не злодей и убийца, а значит, делать мне здесь больше нечего. Пойду проверю посты – как выяснилось, это нужно делать, – не удержался он от ехидства. Камилла подошла к нему и зашептала:
– Простите, что умолчала о встрече. Если сможете.
– Надеюсь, что я по-прежнему ваш друг, сударыня, – слегка поклонился Теодор. – Я уже простил и забыл. Помните, я же служу вам, – он подчеркнул последние слова, что не ускользнуло от внимания Камиллы.
– Будьте уверены, я не забуду этого никогда. Дольше задерживаться было излишне. С Вильмореном Теодор не желал разговаривать. Он чувствовал себя опустошенным и одновременно натянутым, как струна, готовая порваться.
– Итак? – спросила Камилла, после того как за Теодором закрылась дверь. – Анри, ты хоть представляешь, насколько сейчас осложнил мне жизнь?
– Святой отец?..
Слова он, в принципе, знал, но таких замысловатых сочетаний никогда не слышал. Камилла тоже: раздался звон упавшего кувшина. Хорошо, что медный, иначе пришлось бы осколки собирать. Теодор оглянулся и встретился с госпожой де Ларди взглядом. Глаза у нее были круглые. В первый раз Виллеру видел хозяйку замка такой удивленной. Анри между тем поднялся, и Камилла, нахмурившись, шагнула к нему. Судя по всему, она только что принимала ванну, мелькнуло в голове у Теодора. Он отвернулся, дабы не созерцать в интригующей близости ножки Камиллы, и тоже встал, продолжая сжимать бесполезную полумаску. Все понятно.
Он был очень зол – на Вильморена, на госпожу де Ларди, на себя. На себя особенно: за то, что не заметил, как все вернулось на круги своя, а может быть, так всегда и было, просто он оглох и ослеп. И что теперь? Вызвать Вильморена на дуэль? По какому праву? Обделенного вниманием? Да и не хочется убивать аббата. Теодор поднял шпагу, вложил ее в ножны, не глядя на Камиллу. В коридоре появилось новое действующее лицо: растерянный Арман Жюре. Виллеру свирепо посмотрел на помощника, открыл рот, чтобы сказать ему все, что он про него думает – на французском он тоже знал очень много разных слов в необычных комбинациях. И закрыл: все-таки Камилла была здесь, рядом с вероломным аббатом, а Теодора в детстве учили, что ругаться при дамах нехорошо. «Я не какой-нибудь там... Вильморен», – мстительно подумал он и промолчал. Пока что.
– Итак, вы уже успели подраться, господа? – ехидно осведомилась Камилла, обозревая поле брани. – Надеюсь, без кровавых последствий? Дайте-ка я вас осмотрю, обоих. – Госпожа де Ларди бесцеремонно оглядела со всех сторон сначала Вильморена, а потом Виллеру, поправила ему волосы. Теодор мрачно терпел. Мимолетное прикосновение Камиллы, которого ему так хотелось, теперь казалось пыткой. – Ну надо же, ни царапины. Анри, я вас не узнаю.
– Я старался, – не менее мрачно изрек Вильморен.
– Какие молодцы! – преувеличенно восхищенно сказала Камилла. – А теперь чаю, господа?
Виллеру перестал обращать внимание на ее слова – вспомнил о том, что госпожа де Ларди весьма не одета. Ну ладно Вильморен, ну ладно он сам, но вот Жюре совершенно незачем пялиться на полуобнаженную хозяйку, пусть довольствуется поварихами.
– Вам не кажется, дамы и господа, что лучше продолжить дискуссию о смысле жизни в другом, более подходящем месте? – неожиданно озвучила его мысли Камилла. – Я приглашаю вас к себе.
Жюре, проявляя деликатность, стоял лицом к стенке, красный как рак, Камилла откровенно развлекалась (за что Теодор был готов убить ее), а сам Виллеру был настроен весьма решительно: как бы там ни было, без разговора никто спать не пойдет.
В коридоре появилась Адель, ахнула, хотела что-то сказать, но Виллеру не дал ей рта раскрыть: только дискуссий со слугами ему и не хватало.
– Барышня, бегом за тряпкой, вытрите лужу, а потом отправляйтесь к себе.
– Но откуда здесь лужа? – умудрилась ввернуть вопрос служанка.
– Это растаяли иллюзии, – усмехнулась Камилла.
Ее убийственное чувство юмора раздражало Теодора как никогда. И еще отчего-то было больно в груди и немного трудно дышать. А он ей доверял...
– Хватит, – решительно сказала госпожа де Ларди. – Идемте, господа... дуэлянты.
– Прошу прощения, имела место не дуэль, – процедил Теодор. Они с Вильмореном старательно не смотрели друг на друга.
– Теодор! – прикрикнула на него Камилла. – Мы выясним все, только зайдите. – Она указала ему на дверь, и он пошел куда сказано, успев по дороге прошипеть Арману, чтоб тот занял пост. Совсем поникший Жюре уселся на стул, и Теодор услышал, как Камилла утешающе заметила:
– Ничего, Арман, если он не убил вас сразу, то шанс еще есть.
Ответ Жюре пропал за закрывшейся дверью.
Камилла воспользовалась моментом, чтобы привести себя в надлежащий вид, и зашла за ширму, предварительно поинтересовавшись:
– Надеюсь, вы не подеретесь, стоит мне на минуту оставить вас, а, господа?
– Я не намерен был драться с самого начала! – Анри отстегнул шпагу с пояса и небрежно отбросил клинок в свободное кресло. За шпагой последовал тонкий длинный кинжал и два пистолета.
Виллеру ничего не сказал, но поступил точно так же: честно разоружился и сел в кресло. Будь его воля, он вовсе сломал бы свой клинок и выкинул обломки в окно. Отчаяние и боль, овладевшие им, оказались слишком сильны, чтобы преодолевать их молча, но устраивать показательные истерики при Камилле... Нет, это ниже его достоинства!
– Ну что ж... – госпожа де Ларди, выйдя из-за ширмы, понимающе кивнула. Белый шелковый пеньюар ниспадал красивыми складками. Воплощенная деликатность и ехидство – Виллеру никогда бы не подумал, что это может сочетаться в одной женщине.
– Вы что-то хотели рассказать нам, сударыня? – Теодор по-прежнему смотрел на свои пальцы.
– Я? Нет. А вот тебя, Анри, мне хотелось бы послушать. Таких выходок я от тебя не ожидала и полагаю, им должно найтись подходящее объяснение. Когда ты сегодня прислал мне записку, прося о поздней – и тайной! – встрече, я была удивлена. Рассказывай.
Теодор наконец поднял взгляд на Камиллу и поразился до глубины души. Хозяйка замка была сама на себя не похожа: напряженное, бледное лицо, но глаза горят решимостью, и еще в них сияет властная твердость и уверенность в себе. Камилла испытующе смотрела на Анри, и он, смутившись, развел руками.
– Я действительно виноват. Прежде всего, в том, что мы чуть не убили друг друга. У вас, шевалье, не существовало выбора: вы честно исполняли свой долг, в вашем поступке нет ни тени корысти и собственной выгоды. Вы защищали жизнь Камиллы, защищали на совесть, и клянусь вам, что я этого никогда не забуду. У меня тоже не существовало выбора, и я принял бой.
– У вас был выбор, – тихо сказал Теодор. – Явиться сюда без маски.
Анри порывисто вскинул голову, но движение руки Камиллы остановило его.
– Кажется, я начинаю понимать, что все не так просто. Во-первых, Анри не мог явиться сюда без маски, Теодор. Потому что он – священник, а я – незамужняя дама. На дворе – ночь, в такое время исповеди не принимают. Тем более что он даже не мой духовник.
– Вот именно! – Виллеру с горечью улыбнулся. – Духовное лицо, которое прокрадывается к незамужней даме под покровом темноты, скрыв свое лицо под маской. Духовное лицо, одетое в светское платье и лихо размахивающее шпагой...
Камилла покачала головой.
– Это правда, Теодор. Святая правда. Но правда также и то, что это самое духовное лицо всеми силами старалось сохранить вам жизнь. Я не намерена сравнивать ваши таланты в фехтовании, но мне кажется, что вы – игроки одного уровня, и друг друга стоите... Тем не менее я сказала «во-первых». Есть еще и «во-вторых». Из-за просьбы Анри я велела Жюре оставить свой пост на некоторое время...
Виллеру выразительно хмыкнул.
– Жюре ни в чем не виноват. Я прошу вас не применять по отношению к нему никаких карательных мер.
– Начальник охраны знает меньше, чем его заместитель? – Теодор нервничал и ничего не мог с собой поделать. – Хорошенькое дело!
– И опять-таки виновата я. Мне следовало сказать вам, – Камилла чуть запнулась. Теперь она выглядела виноватой. – Теодор, вы – мой друг, мой заступник, моя опора. Я поступила с вами нехорошо. Простите меня!
Он молча смотрел на нее.
– Все-таки мне нужно объясниться, Камилла, – вступил Анри. – Ужасно неловко вышло... и это еще мягко сказано. Я шел посоветоваться с тобой по поводу неких дел и людей, которых ты знаешь. Я... черт. – Вильморен расстроенно взглянул на Теодора. – Мы с вами так мало знакомы, шевалье.
Еще один удар под дых – этот человек тоже не хочет доверять ему тайны.
– Что ж... – Теодор поднялся. – Я думаю, говорить нам больше не о чем.
Две пары глаз взглянули на него в некотором смятении.
– Вы уходите? – тихо спросила Камилла.
– Ухожу, – Виллеру заставил себя улыбнуться. – Вряд ли вы будете рады, если я всю ночь просижу в вашей комнате, сударыня? Я не намерен вызывать аббата на дуэль, раз уж вы сами его пригласили, и он не злодей и убийца, а значит, делать мне здесь больше нечего. Пойду проверю посты – как выяснилось, это нужно делать, – не удержался он от ехидства. Камилла подошла к нему и зашептала:
– Простите, что умолчала о встрече. Если сможете.
– Надеюсь, что я по-прежнему ваш друг, сударыня, – слегка поклонился Теодор. – Я уже простил и забыл. Помните, я же служу вам, – он подчеркнул последние слова, что не ускользнуло от внимания Камиллы.
– Будьте уверены, я не забуду этого никогда. Дольше задерживаться было излишне. С Вильмореном Теодор не желал разговаривать. Он чувствовал себя опустошенным и одновременно натянутым, как струна, готовая порваться.
– Итак? – спросила Камилла, после того как за Теодором закрылась дверь. – Анри, ты хоть представляешь, насколько сейчас осложнил мне жизнь?