Страница:
Ф р а у Ш у л ь ц. Смотрите, какие пряжки, какие кружева, перевитые галуном, какая чудная живая материя! Она как огонь под рукой.
Г о ф м а н. Принцесса в нем будет и правда принцессой, а не скромной крестницей сумасшедшего Дроссельмейера. Которого, к слову, играть буду я.
Ф р а у Ш у л ь ц. А, вы решились?
Г о ф м а н. Ну да. Форш для этого слишком умен. Пусть лучше держит свои хоругви. Мне же главное - не раскашляться. А дирижерская палочка всегда сойдет за волшебный жезл, разве не так?
Входит, шатаясь, Ш у л ь ц.
Ф р а у Ш у л ь ц (испуганно). Господи! что случилось?
Ш у л ь ц (упав в кресло и закрыв ладонью лицо). Жена, мы погибли! Принц лишил меня места!
Сцена вторая
Ф р а у Ш у л ь ц. Что ты натворил, Карл?
Ш у л ь ц. Я перепутал печати.
Г о ф м а н. Какие еще печати?
Ш у л ь ц. На двух указах. Один был праздничным воззванием к народу.
Г о ф м а н. И что же? Этого нельзя исправить?
Ш у л ь ц. Да нет, можно. Но принц накричал на меня. Он сказал, что я не ценю свою службу и делаю все кое-как.
Г о ф м а н. Гм. Мне он тоже говорил это.
Ш у л ь ц (подняв голову). Обо мне?
Г о ф м а н. Да.
Ш у л ь ц. Впрочем, раньше он уже меня предупреждал. Ему никогда не нравилось, как я работаю. А я сказал, что не потерплю, чтобы на меня кричали.
Ф р а у Ш у л ь ц. Нашел, с кем задираться!
Г о ф м а н (с любопытством). А он?
Ш у л ь ц. Он сказал, что с Нового года я могу искать себе новое место.
Ф р а у Ш у л ь ц. Хороший подарок к Рождеству.
Ш у л ь ц. Да.
Г о ф м а н. С Нового года! А до тех пор все остается в силе?
Ш у л ь ц. Вероятно. Я не знаю. Ведь у него нет другого секретаря... (В отчаянии.) Что же делать? Нам не на что будет жить!
Ф р а у Ш у л ь ц. Я тоже получаю оклад.
Ш у л ь ц. Разве мы впятером можем на это прокормиться? Я и так все время занимаю. Если бы не отец Вальдемар и господин Теодор... (Вдруг, с отчаянной решимостью.) Что ж, вернусь в театр. В конце концов я еще на что-то годен. (Вскакивает, достает из-за пазухи короткий нож.) Вот, господин Гофман, то, что вы просили.
Г о ф м а н (оживившись). А! Театральный кинжал!
Ш у л ь ц. Он самый. Лезвие уходит в ручку. Вот, глядите. (Показывает. Потом с горькой улыбкой приставляет нож себе к горлу.)
Г о ф м а н. Полно, Шульц. Я уверен, что вас никто не уволит.
Ш у л ь ц. Но принц сказал...
Г о ф м а н. Мало ли что сказал принц!
Ф р а у Ш у л ь ц. Как вы смело рассуждаете!
Г о ф м а н. Я рассуждаю здраво. Другого секретаря у принца действительно нет. Нет и кандидата на эту должность. Кроме, пожалуй, меня, но я откажусь, он это знает.
Ш у л ь ц (с надеждой). А вы откажетесь?
Ф р а у Ш у л ь ц. Не задавай глупых вопросов. Господину Теодору больше делать нечего, как только писать под диктовку его высочества.
Г о ф м а н. Именно. Во-вторых, так не увольняют. Прогони он вас сразу, с шумом, я бы в это поверил. А сейчас впереди бал. Потом именины принца. Потом Новый год. Настроение его высочества переменится еще много раз. И, наконец, в-третьих: не забывайте, сегодня у вас особая роль. Ведь вы же не откажетесь участвовать в моем...
Ш у л ь ц. ...в вашем заговоре?
Г о ф м а н (раздельно). В моем р о з ы г р ы ш е.
Ш у л ь ц. Разумеется, нет.
Г о ф м а н. Ну вот. А это тоже, вероятно, многое изменит. Так что нынешний случай, дорогой мой Шульц, следует расценивать лишь как воспитательный трюк со стороны его высочества.
Ш у л ь ц (воспрянув духом). Да, на него это похоже.
Г о ф м а н. А раз так, вы сами понимаете, вам просто не из чего волноваться.
Ш у л ь ц. Теперь, когда вы это говорите, я вижу, что я и впрямь излишне близко принял это к сердцу.
Г о ф м а н. Беда в том, что вы вообще очень мрачно глядите на мир. И принимаете всерьез и торжественно то, что часто есть не более как усмешка судьбы. А ведь вы актер.
Ш у л ь ц. Да, господин Теодор, вы правы. Моя трагедия в моей бездарности. Но я бездарен не на сцене, нет, я бездарен в жизни. А принц, напротив, возможно смутился бы, выйдя на подмостки. Но в жизни, в повседневной игре он непревзойденный мастер.
Г о ф м а н. Это глубокая мысль, господин Шульц.
Ш у л ь ц. Главное, так оно и есть в самом деле. Я иногда мечтаю о том, чтобы переиграть его. Но всякий раз ловлю себя после на простом подыгрывании ему: это роль статиста. Я жалкий безвольный человек. И порой мне кажется - странно сказать, господин Теодор, - кажется, что принц мстит мне за это. За мое ничтожество. Мстит, а в то же время меня любит. Ведь вы знаете, господин Гофман? он меня искренно любит. И любит за это же самое: за мое ничтожество. Не знаю, как это все может ужиться в одной душе. Но я чувствую, что вырвись я из-под его гнета - он будет доволен мной, хотя, конечно, тотчас растопчет, расколет, как орех. (Подбегает к Щелкунчику и дергает ручку. Кукла клацает зубами.) Вот так.
Г о ф м а н. Другими словами, дорогой Шульц, вы были бы непротив сразиться с принцем?
Ш у л ь ц. Сразиться? Но как? Он неуязвим.
Г о ф м а н. Что ж, об этом можно было бы помечтать на досуге.
Ш у л ь ц. Что вы, господин Теодор? Вы всерьез? Ведь он ваш друг.
Г о ф м а н. Он и вам не враг.
Ф р а у Ш у л ь ц. Карл, господин Гофман просто шутит. (В сторону.) Правда, опасно шутит.
Ш у л ь ц (возбужден). Сказать ли? (Склонившись к Гофману.) Эта месть принца и эта любовь... Иногда мне кажется, господин Теодор, что Господь Бог любит и казнит нас так же!
Г о ф м а н (изумленно). Эге-ге, милейший господин Шульц! Далеко же вы хватили! Да ведь это ересь; отец Вальдемар вас живо отправил бы на костер.
Ш у л ь ц. Отец Вальдемар! Он сам болтун, каких мало, уж он-то настоящий еретик.
Входит Ф о р ш. В руках у него собачий хвост.
Ф о р ш. Мир дому сему!
Г о ф м а н. А, святой отец! Вы как раз вовремя.
Сцена третья
Ф р а у Ш у л ь ц. Хотите бульону, ваше преподобие? Он еще горячий. (Шульцу, тихо.) Тебе тоже не повредит поесть, Карл.
Ф о р ш. Э... бульон?... э... нет. Я сыт. (Широко улыбаясь.) Благодарю вас, любезнейшая госпожа советница.
Ш у л ь ц (садится к столу, наливает себе, ест). Вы слыхали, святой отец? Его высочество отказал мне от места.
Ф о р ш. Кто же у него будет секретарем?
Г о ф м а н. Я вот тоже полюбопытствовал.
Ф о р ш (рассеянно). Не думаю, чтобы это было возможно. Я только что видел принца...
Подходит к Щелкунчику, потом к платью, рассматривает их, вертя при этом в руках собачий хвост.
Г о ф м а н. Это часть вашего карнавального костюма?
Ф о р ш (обернувшись). Да, господин Амадей.
Г о ф м а н. Кого же вы намерены изображать?
Ф о р ш. Пса Дон Кихота.
Ш у л ь ц (удивлен). Разве у Дон Кихота был пес?
Г о ф м а н. Я всегда считал, что эту роль исполнял Санчо.
Ф о р ш. А как же собака Берганца? Вы, господин Амадей, похитили ее у Испании. И я бы хотел этим нарядом им ее вернуть... А так как действительным автором Берганцы был не кто иной, как божественный Сервантес, то слишком ли смело предположить, что говорящий пес некогда сопровождал хитроумного идальго? Кроме того, хвост подходит к рясе. (Демонстрирует.)
Г о ф м а н (смеясь). Кот Мурр и Мышиный Король у нас уже есть, а теперь будет и Берганца.
Ф о р ш. А кто играет кота и короля?
Г о ф м а н. Шульц и Лемке.
Ф о р ш. Господин первый министр согласен участвовать в маскараде?
Г о ф м а н. Предстоит его уговорить.
Ф о р ш. Ведь он стар.
Ф р а у Ш у л ь ц (ворчит). Он достаточно бодр, когда дело касается количества факелов или блюд на столе...
Г о ф м а н. Может быть, ему будет приятно побыть в короне, хоть и с мышиным хвостом.
Ф о р ш. Большинство людей неравнодушно к костюмам.
Г о ф м а н. Я слыхал, святой отец, что вы предлагали принцу нарядить всех его подданных поголовно в мундиры. Это правда?
Ф о р ш. Смотря по тому, что считать правдой, господин Амадей. Большинство и так ходит в мундирах всю жизнь, хотя этого не подозревает. Я только мечтал навести порядок в их платье.
Г о ф м а н. Занятные мечты.
Ф о р ш. Но только мечты, герр капельмейстер, никак не больше. Я даже не стремлюсь придать им видимость реальных фигур, как это, опять-таки, делают многие. (Обводит кругом рукой.)
Г о ф м а н. А кстати, святой отец, я все хотел спросить вас: почему? Ведь вы тоже писатель, сочинитель. Так о вас мне, по крайней мере, говорили. Откуда же такое смирение?
Ф о р ш. Этого требует мой сан. Вы знаете, господин Амадей, я верю, искренне верю, что у Господа есть такой большой молоток (разводит руками, показывая.) Им Он усмиряет упорное, упрямое животное - заносчивость. Он делает это, чтобы разбитый на куски человек отчаялся в своих силах, своей справедливости и своих делах. Тогда у него еще есть шанс. Этот покров (указывает на рясу) - знак полученного удара. Он пришелся впору и вовремя.
Г о ф м а н. Вот как! А что же делать человеку со своими кусками? Он может прийти в отчаяние.
Ф о р ш. Он не должен приходить в отчаяние. Он должен не давать им воли. Мудро править ими - как сюзерен своими вассалами. А для удобства что ж, хорошо бы обрядить их в мундиры, чтобы знать, где кто. Я это уже говорил.
Г о ф м а н. Так-так. Но принц, мне кажется, отнесся к этим мечтам иначе.
Ф о р ш. Принц - другое дело. Он прежде всего августейшее лицо.
Г о ф м а н. Надо думать, святой отец, вы не включаете коронованных особ в круг человечества, не так ли?
Ф о р ш (мягко). Нет. Я лишь отрицаю их принадлежность как граждан к тому государству, во главе которого они стоят.
Г о ф м а н. Боюсь, этот разговор может нас далеко завести, и все же: может быть, вы не откажетесь, ваше преподобие, изложить мне основные пункты ваших воззрений?
Ф р а у Ш у л ь ц. Вы полагаете, господин Гофман, что это сейчас будет кстати? Уже половина седьмого.
Г о ф м а н. Мы все равно должны дождаться Лемке.
Ф о р ш. Что ж, если кратко, то... э... э... мою теорию можно назвать философией трона.
Г о ф м а н. Вот как?
Ф о р ш. Ибо трон есть вершина возможностей смертного и одновременно символ власти иной, высшей. (Одушевившись.) Монархия оттого и истинная система, что сопряжена с абсолютным центром - человеком, который хотя и принадлежит человечеству, но стоит по праву крови над ним. Каждый хочет управлять судьбой, такова суть человека. Он никогда не согласится на меньшее. Это - поэма его души, самых темных и тайных ее глубин. Потому всем суждено стать достойными трона. Такова цель, и король - средство воспитания людей для нее.
Г о ф м а н. Иными словами, наша жизнь - только лишь подготовка? Так сказать, репетиция перед главной ролью?
Ф о р ш. Если вам угодно выражаться так.
Г о ф м а н. Но из чего вы заключили, святой отец, что трон - это удел всех?
Ф о р ш. Человек - отпрыск изначального рода королей. Но мало еще носящих на себе печать своего происхождения, равно как и след образа Божьего, который тоже ведь запечатлен в каждой душе.
Г о ф м а н. Я, напротив, полагал всегда, что природа, мать всего живого, не селит своих избранников во дворцах.
Ш у л ь ц согласно кивает.
Ф о р ш. Мы не так уж расходимся в мыслях, господин Амадей. Трон шанс достичь высшей ступени, но многие упускают этот шанс, не видят истинного его назначения.
Г о ф м а н. Ах вот как! А что же есть высшая ступень?
Ф о р ш. Высшая ступень? (Тихо, словно сообщает секрет, и без того, впрочем, очевидный.) Ну как же: создать свой мир. Стать Творцом. Это и есть цель поэмы. В конце будет Бог.
Ш у л ь ц (в сторону). Я ж говорил, что он еретик!
Г о ф м а н (вскочив). Браво! Я этого от вас и ждал, дорогой отец Вальдемар! Что за удивительная страна! Тут даже батюшки говорят, как профессора философии!
Ф о р ш. Я даже полагаю, господин Гофман, что это-то и есть рай. Бог - тот Бог, которому мы молимся здесь, - только лишь первый среди равных.
Г о ф м а н (хохоча). Изумительно! Но вот я - поэт и склонен думать, что давно уже заслужил преизрядную мызу в том мире фантазии, которого стану в конце концов творцом. Однако ж я не на троне. Король, вы говорите, не гражданин. А гражданин ли поэт?
Ф о р ш. На это я отвечать не стану. Но намекну. Ступень завершает лестницу. Лестница уходит в тьму. Эта тьма - время, тьма веков. И вот вы у верха. Остается одна ступень. Кто-то - возможно ваш друг - опередил вас. На шаг. А возможно отстал. Кто знает? Вокруг темно. Не подать ли ему руку?
Г о ф м а н. Вы говорите загадками, святой отец.
Ф о р ш. И еще. Кеплер считал не без оснований небесные тела способными к доброй воле - ведь они не бросают своих орбит. Но, писал он, вблизи двойных звезд планеты сходят с ума.
М и н и с т р (входя). А мне кажется, я сойду с ума от этого мороза! (Скидывает с плеч плащ и трет уши.) Господа, почему вы все еще здесь? В замке суета, ждут гостей. Через час начнется праздник. Принц в волнении, господа!
Сцена четвертая
Ф о р ш (хлопает себя по лбу). Ведь я за этим и шел! Да увлекся беседой.
М и н и с т р (неодобрительно). А между тем о вас тоже справлялись.
Ф о р ш. Иду! Бегу!
Направляется к двери.
Ф р а у Ш у л ь ц (ему вслед). Не забудьте свой хвост!
Ф о р ш. Да... Да...
Сует хвост под мышку, скрывается.
М и н и с т р (брюзгливо). Хвост!! Это плохо вяжется с его саном.
Г о ф м а н. Нет, он ему очень идет.
М и н и с т р. Так он что ж: тоже замешан в этой затее?
Г о ф м а н. Ни в коем случае, ваша милость. Он неподходящий для этого человек.
М и н и с т р (ворчит). Положим, я тоже неподходящий для этого человек. Я старый человек... (Видит костюм Щелкунчика.) А! это и есть ваш автомат, герр Гофман?
Г о ф м а н (подхватывает). ...который я решился создать на пользу и радость всем толковым людям, которые будут нынче на балу.
М и н и с т р. Ну, пользы особенной я тут покамест не вижу. (Дергает рычаг. Маска клацает.) Уф! Как паралитик. И вы желаете, чтобы я в него влез? Внутрь?
Г о ф м а н. Точно так, ваша милость.
М и н и с т р. Нет, увольте. Мне даже странно, как вы это могли мне предложить - в мои-то лета! Вы и сами уже не молодой человек, разрешите вам это заметить, герр Гофман. Откуда же такое легкомыслие?
Г о ф м а н (невинно). Просто я сказочник, герр Лемке.
М и н и с т р. Ну да. Сказочник. Для детишек. (Обернувшись.) Ваши дети в восторге, герр Шульц?
Ш у л ь ц. Да, господин министр. Жить с господином Гофманом под одной крышей большая радость.
М и н и с т р. Вот видите! А вы не хотели. Что я вам говорил! Мы, старики, всё, всё знаем...
Ф р а у Ш у л ь ц. Я одного не пойму: зачем герру Лемке лезть в маску Щелкунчика? Ведь это костюм принца?
Г о ф м а н и Ш у л ь ц значительно переглядываются.
Г о ф м а н. В этом и состоит заговор, милейшая фрау Шульц.
Ф р а у Ш у л ь ц. Заговор?
Г о ф м а н. Я хотел сказать - розыгрыш.
Ф р а у Ш у л ь ц. А принц будет кто же: Мышиный Король?
Ш у л ь ц. Нет, Мышиный Король буду я.
Ф р а у Ш у л ь ц. Но вы же говорили Форшу...
Г о ф м а н. Мы это нарочно ему сказали. Он не должен ничего знать. Принц будет Кот Мурр.
Ф р а у Ш у л ь ц (недовольно). Он не похож на кота. И разве он согласится?
Г о ф м а н. Положитесь на меня.
Ф р а у Ш у л ь ц (так же). В чем смысл всех этих переодеваний?
Г о ф м а н и Ш у л ь ц вновь переглядываются.
М и н и с т р. А ни в чем. Я не согласен оживлять это чудище.
Г о ф м а н. Я знал, что вы станете торговаться. И вот, чтобы вас смягчить... (Снимает со стены маску Щелкунчика и поворачивает другой стороной.) ... мы всё изнутри выложили нежнейшей ватой. Примерьте: она вам будет как раз впору.
М и н и с т р (действительно смягчен). Но почему именно я?
Г о ф м а н (вкрадчиво). А кто же? Шульц слишком худ. Форш высок, я дирижирую за пультом. Остаетесь вы.
М и н и с т р. Неужели меня не узн(ют? Ведь я прихрамываю. И потом голос...
Г о ф м а н. Вам почти не придется ходить. И вовсе не нужно говорить. Тем паче, что вата заглушит все звуки.
Ф р а у Ш у л ь ц. А принцесса?
Г о ф м а н. Ничего не знает. Она будет честно играть крестницу Дроссельмейера, милую Мари, в ожидании, когда Щелкунчик станет ее принцем.
Ш у л ь ц. А он им никогда не станет, потому что... (Прикусывает язык.)
Ф р а у Ш у л ь ц (подозрительно). Почему? Что вы там такое еще напридумывали?
Ш у л ь ц. Ничего особенного.
М и н и с т р (ворчливо). Ладно, ладно. Покажите ваш нож, Шульц. Все равно ведь это я подставлю под него грудь.
Ш у л ь ц подает ему театральный кинжал. М и н и с т р дергает туда-сюда лезвие.
Он все же немного острый...
Г о ф м а н (решившись). Милейшая Фрау Шульц! Поверьте мне, ничего страшного не готовится. Мы разыгрываем небольшую пьеску под названием "Ловушка для принца" или "Мышеловка". Пьеска старая, безопасная, из классического репертуара. Вся ее сила в неожиданности, во внезапной развязке.
Ф р а у Ш у л ь ц. Нет, господин Гофман, не нравится это мне. И откуда внезапность, раз принц во все посвящен?
Г о ф м а н (терпеливо). Он посвящен не во все.
Ф р а у Ш у л ь ц (качая головой). Бедная принцесса Лотта! Уж ей-то будет совсем страшно.
Г о ф м а н. Всего один миг. И это очищающий страх: греки называли его "катарсис".
М и н и с т р. Собственно, герр Гофман прав: их высочествам ничего не грозит. (Улыбается, показывает на свою грудь.) Только мне. Это меня ударят.
Г о ф м а н (оживившись). А! Так вы тоже считаете принца неуязвимым?
М и н и с т р (подозрительно). В каком смысле? Покушаться на него глупо, никто этого делать, конечно, не станет. Наследный принц - не мишень для убийцы. Все, что у него есть, - его титул. Совсем другое дело...
Г о ф м а н (быстро). Что?
М и н и с т р. Деньги. (Как бы нехотя.) Деньги - его слабое место. Если он богат. А наш принц богат.
Г о ф м а н. Но у него нельзя же их похитить... Или отобрать?
М и н и с т р. То есть на законных основаниях? Почему же, можно.
Г о ф м а н. А как?
М и н и с т р. Например, в случае его сумасшествия. Назначается опекунский совет...
Г о ф м а н. Разве в этом случае собственность не перейдет к наследникам?
М и н и с т р. Разумеется, может перейти. (Задумывается.) Гм-м... Ну, вот, скажем, в случае тяжкой болезни - тут, правда, требуется, наоборот, его здравая память - принц мог бы назначить опекунов своего имущества. И, насколько я знаю закон, ему было бы потом не так-то просто обжаловать это свое решение. Особенно, если составить все правильно... Тут бы вмешались вышестоящие власти. При нынешней политике они бы не упустили шанс. Конечно, кое-что бы он сохранил; но мануфактуры, здания, мосты... Впрочем, вы сами юрист, герр Гофман.
Г о ф м а н (задумчиво). Это было бы нечто вроде регентства...
М и н и с т р. Ну, не совсем. Однако наша маленькая абсолютная монархия сделалась бы монархией конституционной. Был бы совет... Парламент... Впрочем, о чем это мы? Уже поздно.
Оглядываются на Ш у л ь ц е в. Те слушают, затаив дыхание.
Да и к чему весь этот разговор! Пора во дворец. Держите, герр секретарь. (Отдает Шульцу нож.) А где остальное? Все эти тряпки?
Ф р а у Ш у л ь ц, вздыхая, выносит из-за кулис костюмы и маски Кота Мурра, Мышиного Короля, Дроссельмейера, какие-то плащи и черные полумаски. Все разбирают их без всякого порядка. Г о ф м а н снимает со стены наряд Щелкунчика, ф р а у Ш у л ь ц - платье для принцессы.
Ф р а у Ш у л ь ц. Переоденетесь здесь?
М и н и с т р. Нет уж, доедем до дворца. А то, пожалуй, лошади понесут, нас увидев.
Ш у л ь ц примеряет у зеркала кошачий и мышиный хвосты.
Ш у л ь ц. Этот лучше. (Показывает кошачий.)
Г о ф м а н. Вот и уступим его принцу.
М и н и с т р (прислушиваясь). Ого! В монастыре уже звонят к вечерне. Скорей!
Г о ф м а н. Ну так во дворец?
Ш у л ь ц (решительно). Во дворец!
Свет гаснет.
Сцена пятая
Сцена некоторое время темна. Слышны звуки настраиваемого оркестра. Скрипка задает тон, его подхватывает группа струнных, затем оркестр звучит tutti и замирает. Медленно, вереницей, из-за левой кулисы выходят ф р е й л и н ы со свечами в руках. Сцена озаряется живым огнем. Посреди сцены огромная елка с приставленными к ней со всех сторон лесенками. Ф р е й л и н ы подымаются по ступеням и оставляют свечи на ветвях. Начинают украшать елку. Выходит Г о ф - м а н в костюме Дроссельмейера: высокий колпак, разрисованный звездами, и такой же плащ. В руках дирижерская палочка. Останавливается у края сцены, слушает разговор ф р е й л и н. Они не замечают его.
1-я ф р е й л и н а. Гости уже съезжаются.
2-я ф р е й л и н а. Что это за гости! Ни герцог Микаэль, ни даже фон Альтман не захотели приехать к нам.
3-я ф р е й л и н а. Конечно! У них у самих бал.
1-я ф р е й л и н а. Наш бал лучше.
2-я ф р е й л и н а. Но у них богаче.
1-я ф р е й л и н а. Зато у нас распорядитель - капельмейстер Гофман.
4-я ф р е й л и н а. Это большая честь! Только сам-то он уже стар и женат.
3-я ф р е й л и н а. Много ты понимаешь. Он однажды так на меня посмотрел - не хуже принца.
1-я ф р е й л и н а (вздыхает). Ах, принц.
2-я ф р е й л и н а. Да, принц...
3-я ф р е й л и н а. Интересно, знает ли Лотта?
4-я ф р е й л и н а. Что? Что мы...
3-я ф р е й л и н а. Эльза, фи!
1-я ф р е й л и н а. Я думаю, что не знает.
2-я ф р е й л и н а. Я тоже.
4-я ф р е й л и н а. А как же могло быть иначе? Конечно, он ей не сообщал.
5-я ф р е й л и н а. Девочки, поскорее. А то сейчас начнется.
2-я ф р е й л и н а. Да чему ж начинаться? Гостей-то нет.
1-я ф р е й л и н а. Какой-то долговязый в маске уже внизу. И еще один, кажется, хромой.
2-я ф р е й л и н а. Вот с ним и натанцуешься вдоволь.
3-я ф р е й л и н а. Они все будут в масках. И в домино. Как узнать, где кто?
2-я ф р е й л и н а. Хромого-то найдешь сразу.
1-я ф р е й л и н а. А кто знает, как будет одет принц?
Г о ф м а н ( выступая из тьмы). Я знаю.
1-я ф р е й л и н а. Ай!
2-я ф р е й л и н а. Ох, я чуть не упала!
5-я ф р е й л и н а. Герр Гофман, мы уже заканчиваем.
Г о ф м а н. Я не Гофман, я Дроссельмейер. А мой племянник - заколдованный принц. Королева Мышей обратила его в Щелкунчика, и только та девушка, которая полюбит его безобразным, вернет ему прежний облик и власть. (1-й фрейлине.) Это будете вы, фройляйн?
2-я ф р е й л и н а. Конечно, она.
1-я ф р е й л и н а (кокетничая). Я еще не выбрала между дядюшкой и племянником!
3-я ф р е й л и н а. А когда начнется бал?
Г о ф м а н. Он почти начался. Миг - и я объявлю его.
4-я ф р е й л и н а. А где же гости?
Г о ф м а н. Милые девушки, зачем вам гости? Елка украшена, свечи горят. Спускайтесь - вот вам вальс.
Взмахивает палочкой, обернувшись к залу. Звучит вальс. Ф р е й л и н ы сбегают с лестниц. Вальсируют в одиночестве. С л у г и неслышно уносят лестницы прочь.
(вскинув обе руки, громко.) Бал!!!
Вспыхивает свет. По краям сцены крутятся фейерверки. С разных сторон гурьбой выходят г о с т и. Все в домино и разноцветных масках. Среди них К о т М у р р - маска скрывает все лицо - и Ф о р ш в сутане, с собачьим хвостом и собачьей мордой, надетой на лоб; его лицо открыто. Г о с т и подхватывают ф р е- й л и н, все танцуют. Г о ф м а н дирижирует, взглядывая по временам через плечо на сцену. Наконец вальс смолкает. Фейерверки гаснут. Толпа, разбившись на две половины, обступает ёлку, из-за которой выходят Щ е л к у н ч и к и п р и н ц е с- с а в красном бархатном платье. На глазах у ней полумаска. Г о ф м а н покидает рампу и вмешивается в толпу.
Сцена шестая
П р и н ц е с с а. Здравствуйте, господа! Спасибо вам за то, что вы пришли навестить нас в час наших испытаний. Минул год с тех пор, как злые чары Королевы Мышей поразили этого славного юношу (указывает на Щелкунчика), превратив его в бездушную куклу. Однако как раз сегодня, ровно в полночь, а возможно и раньше, кукла оживет и сразится с наследником Королевы, страшным Мышиным Королем, за право жить и быть разумным созданием. (Притрагивается к его шпаге.) Этот клинок способен рассеять вражескую ворожбу...
Ропот, общие разговоры, отдельные хлопки.
Х у д о й г о с т ь в п о л у м а с к е (в сторону). Ну и ахинея.
Т о л с т ы й г о с т ь в д о м и н о. Чего вы хотите? Принц угощает всех своим другом, как тортом. Он для того его и позвал.
Х у д о й г о с т ь. Как дирижер друг неплох. Но как сказочник - никуда не годится.
Т о л с т ы й г о с т ь. Зато слава у него громкая. Принц нуждается в громких именах. Ведь его государство величиной с табакерку.
Х у д о й г о с т ь. А кстати! Желаете табачку?
Т о л с т ы й г о с т ь. Благодарю вас. (Берет понюшку.)
П р и н ц е с с а (продолжает). Однако прежде чем чудо совершится, будут танцы, угощения, прохладительные и согревающие напитки...
Ф о р ш (внезапно выходит из толпы, подхватывает). ...а также испытание Щелкунчика. Ведь этот автомат специально создан для разумного увеселения собравшихся, прямая же его цель, как понятно всем, колоть орехи.
Показывает блюдо, на котором лежит горка камуфляжных орехов в золотых обертках.
Х у д о й г о с т ь. Это что еще за поп с хвостом?
Т о л с т ы й г о с т ь. Это Собака Берганца. Сочинения все того же Гофмана. Говорящий пес.
Х у д о й г о с т ь. А! Говорящий поп? Ну, в этом нет еще большого чуда.
Ф о р ш (продолжает). Господа и госпожи, дорогие гости! Перед вами орехи счастья. В каждом из них содержится предвозвещение вашей судьбы либо же указание на ваш характер. Ибо древние мудрецы говорили, что характер человека это и есть его судьба.
Х у д о й г о с т ь (подойдя к Форшу). И что же с ними делать?
Ф о р ш. Выберете орех, уважаемая Маска, и отдайте фройляйн Мари - я разумею принцессу. А там увидите сами.
Х у д о й г о с т ь берет верхний орех, подает п р и н ц е с с е.
П р и н ц е с с а (Форшу, с опаской). А он расколется, святой отец?
Ф о р ш. Всенепременно расколется. Он очень хрупкий.
П р и н ц е с с а вкладывает орех в зубы маски. Ф о р ш дергает рычаг. Маска клацает зубами, орех распадается на две части. В нем записка. Общий восторженный вскрик.
П р и н ц е с с а (развернув записку, читает). Для Вас в теории Платона
Целебный кроется елей:
Хотя Вы пентюх неученый,
Г о ф м а н. Принцесса в нем будет и правда принцессой, а не скромной крестницей сумасшедшего Дроссельмейера. Которого, к слову, играть буду я.
Ф р а у Ш у л ь ц. А, вы решились?
Г о ф м а н. Ну да. Форш для этого слишком умен. Пусть лучше держит свои хоругви. Мне же главное - не раскашляться. А дирижерская палочка всегда сойдет за волшебный жезл, разве не так?
Входит, шатаясь, Ш у л ь ц.
Ф р а у Ш у л ь ц (испуганно). Господи! что случилось?
Ш у л ь ц (упав в кресло и закрыв ладонью лицо). Жена, мы погибли! Принц лишил меня места!
Сцена вторая
Ф р а у Ш у л ь ц. Что ты натворил, Карл?
Ш у л ь ц. Я перепутал печати.
Г о ф м а н. Какие еще печати?
Ш у л ь ц. На двух указах. Один был праздничным воззванием к народу.
Г о ф м а н. И что же? Этого нельзя исправить?
Ш у л ь ц. Да нет, можно. Но принц накричал на меня. Он сказал, что я не ценю свою службу и делаю все кое-как.
Г о ф м а н. Гм. Мне он тоже говорил это.
Ш у л ь ц (подняв голову). Обо мне?
Г о ф м а н. Да.
Ш у л ь ц. Впрочем, раньше он уже меня предупреждал. Ему никогда не нравилось, как я работаю. А я сказал, что не потерплю, чтобы на меня кричали.
Ф р а у Ш у л ь ц. Нашел, с кем задираться!
Г о ф м а н (с любопытством). А он?
Ш у л ь ц. Он сказал, что с Нового года я могу искать себе новое место.
Ф р а у Ш у л ь ц. Хороший подарок к Рождеству.
Ш у л ь ц. Да.
Г о ф м а н. С Нового года! А до тех пор все остается в силе?
Ш у л ь ц. Вероятно. Я не знаю. Ведь у него нет другого секретаря... (В отчаянии.) Что же делать? Нам не на что будет жить!
Ф р а у Ш у л ь ц. Я тоже получаю оклад.
Ш у л ь ц. Разве мы впятером можем на это прокормиться? Я и так все время занимаю. Если бы не отец Вальдемар и господин Теодор... (Вдруг, с отчаянной решимостью.) Что ж, вернусь в театр. В конце концов я еще на что-то годен. (Вскакивает, достает из-за пазухи короткий нож.) Вот, господин Гофман, то, что вы просили.
Г о ф м а н (оживившись). А! Театральный кинжал!
Ш у л ь ц. Он самый. Лезвие уходит в ручку. Вот, глядите. (Показывает. Потом с горькой улыбкой приставляет нож себе к горлу.)
Г о ф м а н. Полно, Шульц. Я уверен, что вас никто не уволит.
Ш у л ь ц. Но принц сказал...
Г о ф м а н. Мало ли что сказал принц!
Ф р а у Ш у л ь ц. Как вы смело рассуждаете!
Г о ф м а н. Я рассуждаю здраво. Другого секретаря у принца действительно нет. Нет и кандидата на эту должность. Кроме, пожалуй, меня, но я откажусь, он это знает.
Ш у л ь ц (с надеждой). А вы откажетесь?
Ф р а у Ш у л ь ц. Не задавай глупых вопросов. Господину Теодору больше делать нечего, как только писать под диктовку его высочества.
Г о ф м а н. Именно. Во-вторых, так не увольняют. Прогони он вас сразу, с шумом, я бы в это поверил. А сейчас впереди бал. Потом именины принца. Потом Новый год. Настроение его высочества переменится еще много раз. И, наконец, в-третьих: не забывайте, сегодня у вас особая роль. Ведь вы же не откажетесь участвовать в моем...
Ш у л ь ц. ...в вашем заговоре?
Г о ф м а н (раздельно). В моем р о з ы г р ы ш е.
Ш у л ь ц. Разумеется, нет.
Г о ф м а н. Ну вот. А это тоже, вероятно, многое изменит. Так что нынешний случай, дорогой мой Шульц, следует расценивать лишь как воспитательный трюк со стороны его высочества.
Ш у л ь ц (воспрянув духом). Да, на него это похоже.
Г о ф м а н. А раз так, вы сами понимаете, вам просто не из чего волноваться.
Ш у л ь ц. Теперь, когда вы это говорите, я вижу, что я и впрямь излишне близко принял это к сердцу.
Г о ф м а н. Беда в том, что вы вообще очень мрачно глядите на мир. И принимаете всерьез и торжественно то, что часто есть не более как усмешка судьбы. А ведь вы актер.
Ш у л ь ц. Да, господин Теодор, вы правы. Моя трагедия в моей бездарности. Но я бездарен не на сцене, нет, я бездарен в жизни. А принц, напротив, возможно смутился бы, выйдя на подмостки. Но в жизни, в повседневной игре он непревзойденный мастер.
Г о ф м а н. Это глубокая мысль, господин Шульц.
Ш у л ь ц. Главное, так оно и есть в самом деле. Я иногда мечтаю о том, чтобы переиграть его. Но всякий раз ловлю себя после на простом подыгрывании ему: это роль статиста. Я жалкий безвольный человек. И порой мне кажется - странно сказать, господин Теодор, - кажется, что принц мстит мне за это. За мое ничтожество. Мстит, а в то же время меня любит. Ведь вы знаете, господин Гофман? он меня искренно любит. И любит за это же самое: за мое ничтожество. Не знаю, как это все может ужиться в одной душе. Но я чувствую, что вырвись я из-под его гнета - он будет доволен мной, хотя, конечно, тотчас растопчет, расколет, как орех. (Подбегает к Щелкунчику и дергает ручку. Кукла клацает зубами.) Вот так.
Г о ф м а н. Другими словами, дорогой Шульц, вы были бы непротив сразиться с принцем?
Ш у л ь ц. Сразиться? Но как? Он неуязвим.
Г о ф м а н. Что ж, об этом можно было бы помечтать на досуге.
Ш у л ь ц. Что вы, господин Теодор? Вы всерьез? Ведь он ваш друг.
Г о ф м а н. Он и вам не враг.
Ф р а у Ш у л ь ц. Карл, господин Гофман просто шутит. (В сторону.) Правда, опасно шутит.
Ш у л ь ц (возбужден). Сказать ли? (Склонившись к Гофману.) Эта месть принца и эта любовь... Иногда мне кажется, господин Теодор, что Господь Бог любит и казнит нас так же!
Г о ф м а н (изумленно). Эге-ге, милейший господин Шульц! Далеко же вы хватили! Да ведь это ересь; отец Вальдемар вас живо отправил бы на костер.
Ш у л ь ц. Отец Вальдемар! Он сам болтун, каких мало, уж он-то настоящий еретик.
Входит Ф о р ш. В руках у него собачий хвост.
Ф о р ш. Мир дому сему!
Г о ф м а н. А, святой отец! Вы как раз вовремя.
Сцена третья
Ф р а у Ш у л ь ц. Хотите бульону, ваше преподобие? Он еще горячий. (Шульцу, тихо.) Тебе тоже не повредит поесть, Карл.
Ф о р ш. Э... бульон?... э... нет. Я сыт. (Широко улыбаясь.) Благодарю вас, любезнейшая госпожа советница.
Ш у л ь ц (садится к столу, наливает себе, ест). Вы слыхали, святой отец? Его высочество отказал мне от места.
Ф о р ш. Кто же у него будет секретарем?
Г о ф м а н. Я вот тоже полюбопытствовал.
Ф о р ш (рассеянно). Не думаю, чтобы это было возможно. Я только что видел принца...
Подходит к Щелкунчику, потом к платью, рассматривает их, вертя при этом в руках собачий хвост.
Г о ф м а н. Это часть вашего карнавального костюма?
Ф о р ш (обернувшись). Да, господин Амадей.
Г о ф м а н. Кого же вы намерены изображать?
Ф о р ш. Пса Дон Кихота.
Ш у л ь ц (удивлен). Разве у Дон Кихота был пес?
Г о ф м а н. Я всегда считал, что эту роль исполнял Санчо.
Ф о р ш. А как же собака Берганца? Вы, господин Амадей, похитили ее у Испании. И я бы хотел этим нарядом им ее вернуть... А так как действительным автором Берганцы был не кто иной, как божественный Сервантес, то слишком ли смело предположить, что говорящий пес некогда сопровождал хитроумного идальго? Кроме того, хвост подходит к рясе. (Демонстрирует.)
Г о ф м а н (смеясь). Кот Мурр и Мышиный Король у нас уже есть, а теперь будет и Берганца.
Ф о р ш. А кто играет кота и короля?
Г о ф м а н. Шульц и Лемке.
Ф о р ш. Господин первый министр согласен участвовать в маскараде?
Г о ф м а н. Предстоит его уговорить.
Ф о р ш. Ведь он стар.
Ф р а у Ш у л ь ц (ворчит). Он достаточно бодр, когда дело касается количества факелов или блюд на столе...
Г о ф м а н. Может быть, ему будет приятно побыть в короне, хоть и с мышиным хвостом.
Ф о р ш. Большинство людей неравнодушно к костюмам.
Г о ф м а н. Я слыхал, святой отец, что вы предлагали принцу нарядить всех его подданных поголовно в мундиры. Это правда?
Ф о р ш. Смотря по тому, что считать правдой, господин Амадей. Большинство и так ходит в мундирах всю жизнь, хотя этого не подозревает. Я только мечтал навести порядок в их платье.
Г о ф м а н. Занятные мечты.
Ф о р ш. Но только мечты, герр капельмейстер, никак не больше. Я даже не стремлюсь придать им видимость реальных фигур, как это, опять-таки, делают многие. (Обводит кругом рукой.)
Г о ф м а н. А кстати, святой отец, я все хотел спросить вас: почему? Ведь вы тоже писатель, сочинитель. Так о вас мне, по крайней мере, говорили. Откуда же такое смирение?
Ф о р ш. Этого требует мой сан. Вы знаете, господин Амадей, я верю, искренне верю, что у Господа есть такой большой молоток (разводит руками, показывая.) Им Он усмиряет упорное, упрямое животное - заносчивость. Он делает это, чтобы разбитый на куски человек отчаялся в своих силах, своей справедливости и своих делах. Тогда у него еще есть шанс. Этот покров (указывает на рясу) - знак полученного удара. Он пришелся впору и вовремя.
Г о ф м а н. Вот как! А что же делать человеку со своими кусками? Он может прийти в отчаяние.
Ф о р ш. Он не должен приходить в отчаяние. Он должен не давать им воли. Мудро править ими - как сюзерен своими вассалами. А для удобства что ж, хорошо бы обрядить их в мундиры, чтобы знать, где кто. Я это уже говорил.
Г о ф м а н. Так-так. Но принц, мне кажется, отнесся к этим мечтам иначе.
Ф о р ш. Принц - другое дело. Он прежде всего августейшее лицо.
Г о ф м а н. Надо думать, святой отец, вы не включаете коронованных особ в круг человечества, не так ли?
Ф о р ш (мягко). Нет. Я лишь отрицаю их принадлежность как граждан к тому государству, во главе которого они стоят.
Г о ф м а н. Боюсь, этот разговор может нас далеко завести, и все же: может быть, вы не откажетесь, ваше преподобие, изложить мне основные пункты ваших воззрений?
Ф р а у Ш у л ь ц. Вы полагаете, господин Гофман, что это сейчас будет кстати? Уже половина седьмого.
Г о ф м а н. Мы все равно должны дождаться Лемке.
Ф о р ш. Что ж, если кратко, то... э... э... мою теорию можно назвать философией трона.
Г о ф м а н. Вот как?
Ф о р ш. Ибо трон есть вершина возможностей смертного и одновременно символ власти иной, высшей. (Одушевившись.) Монархия оттого и истинная система, что сопряжена с абсолютным центром - человеком, который хотя и принадлежит человечеству, но стоит по праву крови над ним. Каждый хочет управлять судьбой, такова суть человека. Он никогда не согласится на меньшее. Это - поэма его души, самых темных и тайных ее глубин. Потому всем суждено стать достойными трона. Такова цель, и король - средство воспитания людей для нее.
Г о ф м а н. Иными словами, наша жизнь - только лишь подготовка? Так сказать, репетиция перед главной ролью?
Ф о р ш. Если вам угодно выражаться так.
Г о ф м а н. Но из чего вы заключили, святой отец, что трон - это удел всех?
Ф о р ш. Человек - отпрыск изначального рода королей. Но мало еще носящих на себе печать своего происхождения, равно как и след образа Божьего, который тоже ведь запечатлен в каждой душе.
Г о ф м а н. Я, напротив, полагал всегда, что природа, мать всего живого, не селит своих избранников во дворцах.
Ш у л ь ц согласно кивает.
Ф о р ш. Мы не так уж расходимся в мыслях, господин Амадей. Трон шанс достичь высшей ступени, но многие упускают этот шанс, не видят истинного его назначения.
Г о ф м а н. Ах вот как! А что же есть высшая ступень?
Ф о р ш. Высшая ступень? (Тихо, словно сообщает секрет, и без того, впрочем, очевидный.) Ну как же: создать свой мир. Стать Творцом. Это и есть цель поэмы. В конце будет Бог.
Ш у л ь ц (в сторону). Я ж говорил, что он еретик!
Г о ф м а н (вскочив). Браво! Я этого от вас и ждал, дорогой отец Вальдемар! Что за удивительная страна! Тут даже батюшки говорят, как профессора философии!
Ф о р ш. Я даже полагаю, господин Гофман, что это-то и есть рай. Бог - тот Бог, которому мы молимся здесь, - только лишь первый среди равных.
Г о ф м а н (хохоча). Изумительно! Но вот я - поэт и склонен думать, что давно уже заслужил преизрядную мызу в том мире фантазии, которого стану в конце концов творцом. Однако ж я не на троне. Король, вы говорите, не гражданин. А гражданин ли поэт?
Ф о р ш. На это я отвечать не стану. Но намекну. Ступень завершает лестницу. Лестница уходит в тьму. Эта тьма - время, тьма веков. И вот вы у верха. Остается одна ступень. Кто-то - возможно ваш друг - опередил вас. На шаг. А возможно отстал. Кто знает? Вокруг темно. Не подать ли ему руку?
Г о ф м а н. Вы говорите загадками, святой отец.
Ф о р ш. И еще. Кеплер считал не без оснований небесные тела способными к доброй воле - ведь они не бросают своих орбит. Но, писал он, вблизи двойных звезд планеты сходят с ума.
М и н и с т р (входя). А мне кажется, я сойду с ума от этого мороза! (Скидывает с плеч плащ и трет уши.) Господа, почему вы все еще здесь? В замке суета, ждут гостей. Через час начнется праздник. Принц в волнении, господа!
Сцена четвертая
Ф о р ш (хлопает себя по лбу). Ведь я за этим и шел! Да увлекся беседой.
М и н и с т р (неодобрительно). А между тем о вас тоже справлялись.
Ф о р ш. Иду! Бегу!
Направляется к двери.
Ф р а у Ш у л ь ц (ему вслед). Не забудьте свой хвост!
Ф о р ш. Да... Да...
Сует хвост под мышку, скрывается.
М и н и с т р (брюзгливо). Хвост!! Это плохо вяжется с его саном.
Г о ф м а н. Нет, он ему очень идет.
М и н и с т р. Так он что ж: тоже замешан в этой затее?
Г о ф м а н. Ни в коем случае, ваша милость. Он неподходящий для этого человек.
М и н и с т р (ворчит). Положим, я тоже неподходящий для этого человек. Я старый человек... (Видит костюм Щелкунчика.) А! это и есть ваш автомат, герр Гофман?
Г о ф м а н (подхватывает). ...который я решился создать на пользу и радость всем толковым людям, которые будут нынче на балу.
М и н и с т р. Ну, пользы особенной я тут покамест не вижу. (Дергает рычаг. Маска клацает.) Уф! Как паралитик. И вы желаете, чтобы я в него влез? Внутрь?
Г о ф м а н. Точно так, ваша милость.
М и н и с т р. Нет, увольте. Мне даже странно, как вы это могли мне предложить - в мои-то лета! Вы и сами уже не молодой человек, разрешите вам это заметить, герр Гофман. Откуда же такое легкомыслие?
Г о ф м а н (невинно). Просто я сказочник, герр Лемке.
М и н и с т р. Ну да. Сказочник. Для детишек. (Обернувшись.) Ваши дети в восторге, герр Шульц?
Ш у л ь ц. Да, господин министр. Жить с господином Гофманом под одной крышей большая радость.
М и н и с т р. Вот видите! А вы не хотели. Что я вам говорил! Мы, старики, всё, всё знаем...
Ф р а у Ш у л ь ц. Я одного не пойму: зачем герру Лемке лезть в маску Щелкунчика? Ведь это костюм принца?
Г о ф м а н и Ш у л ь ц значительно переглядываются.
Г о ф м а н. В этом и состоит заговор, милейшая фрау Шульц.
Ф р а у Ш у л ь ц. Заговор?
Г о ф м а н. Я хотел сказать - розыгрыш.
Ф р а у Ш у л ь ц. А принц будет кто же: Мышиный Король?
Ш у л ь ц. Нет, Мышиный Король буду я.
Ф р а у Ш у л ь ц. Но вы же говорили Форшу...
Г о ф м а н. Мы это нарочно ему сказали. Он не должен ничего знать. Принц будет Кот Мурр.
Ф р а у Ш у л ь ц (недовольно). Он не похож на кота. И разве он согласится?
Г о ф м а н. Положитесь на меня.
Ф р а у Ш у л ь ц (так же). В чем смысл всех этих переодеваний?
Г о ф м а н и Ш у л ь ц вновь переглядываются.
М и н и с т р. А ни в чем. Я не согласен оживлять это чудище.
Г о ф м а н. Я знал, что вы станете торговаться. И вот, чтобы вас смягчить... (Снимает со стены маску Щелкунчика и поворачивает другой стороной.) ... мы всё изнутри выложили нежнейшей ватой. Примерьте: она вам будет как раз впору.
М и н и с т р (действительно смягчен). Но почему именно я?
Г о ф м а н (вкрадчиво). А кто же? Шульц слишком худ. Форш высок, я дирижирую за пультом. Остаетесь вы.
М и н и с т р. Неужели меня не узн(ют? Ведь я прихрамываю. И потом голос...
Г о ф м а н. Вам почти не придется ходить. И вовсе не нужно говорить. Тем паче, что вата заглушит все звуки.
Ф р а у Ш у л ь ц. А принцесса?
Г о ф м а н. Ничего не знает. Она будет честно играть крестницу Дроссельмейера, милую Мари, в ожидании, когда Щелкунчик станет ее принцем.
Ш у л ь ц. А он им никогда не станет, потому что... (Прикусывает язык.)
Ф р а у Ш у л ь ц (подозрительно). Почему? Что вы там такое еще напридумывали?
Ш у л ь ц. Ничего особенного.
М и н и с т р (ворчливо). Ладно, ладно. Покажите ваш нож, Шульц. Все равно ведь это я подставлю под него грудь.
Ш у л ь ц подает ему театральный кинжал. М и н и с т р дергает туда-сюда лезвие.
Он все же немного острый...
Г о ф м а н (решившись). Милейшая Фрау Шульц! Поверьте мне, ничего страшного не готовится. Мы разыгрываем небольшую пьеску под названием "Ловушка для принца" или "Мышеловка". Пьеска старая, безопасная, из классического репертуара. Вся ее сила в неожиданности, во внезапной развязке.
Ф р а у Ш у л ь ц. Нет, господин Гофман, не нравится это мне. И откуда внезапность, раз принц во все посвящен?
Г о ф м а н (терпеливо). Он посвящен не во все.
Ф р а у Ш у л ь ц (качая головой). Бедная принцесса Лотта! Уж ей-то будет совсем страшно.
Г о ф м а н. Всего один миг. И это очищающий страх: греки называли его "катарсис".
М и н и с т р. Собственно, герр Гофман прав: их высочествам ничего не грозит. (Улыбается, показывает на свою грудь.) Только мне. Это меня ударят.
Г о ф м а н (оживившись). А! Так вы тоже считаете принца неуязвимым?
М и н и с т р (подозрительно). В каком смысле? Покушаться на него глупо, никто этого делать, конечно, не станет. Наследный принц - не мишень для убийцы. Все, что у него есть, - его титул. Совсем другое дело...
Г о ф м а н (быстро). Что?
М и н и с т р. Деньги. (Как бы нехотя.) Деньги - его слабое место. Если он богат. А наш принц богат.
Г о ф м а н. Но у него нельзя же их похитить... Или отобрать?
М и н и с т р. То есть на законных основаниях? Почему же, можно.
Г о ф м а н. А как?
М и н и с т р. Например, в случае его сумасшествия. Назначается опекунский совет...
Г о ф м а н. Разве в этом случае собственность не перейдет к наследникам?
М и н и с т р. Разумеется, может перейти. (Задумывается.) Гм-м... Ну, вот, скажем, в случае тяжкой болезни - тут, правда, требуется, наоборот, его здравая память - принц мог бы назначить опекунов своего имущества. И, насколько я знаю закон, ему было бы потом не так-то просто обжаловать это свое решение. Особенно, если составить все правильно... Тут бы вмешались вышестоящие власти. При нынешней политике они бы не упустили шанс. Конечно, кое-что бы он сохранил; но мануфактуры, здания, мосты... Впрочем, вы сами юрист, герр Гофман.
Г о ф м а н (задумчиво). Это было бы нечто вроде регентства...
М и н и с т р. Ну, не совсем. Однако наша маленькая абсолютная монархия сделалась бы монархией конституционной. Был бы совет... Парламент... Впрочем, о чем это мы? Уже поздно.
Оглядываются на Ш у л ь ц е в. Те слушают, затаив дыхание.
Да и к чему весь этот разговор! Пора во дворец. Держите, герр секретарь. (Отдает Шульцу нож.) А где остальное? Все эти тряпки?
Ф р а у Ш у л ь ц, вздыхая, выносит из-за кулис костюмы и маски Кота Мурра, Мышиного Короля, Дроссельмейера, какие-то плащи и черные полумаски. Все разбирают их без всякого порядка. Г о ф м а н снимает со стены наряд Щелкунчика, ф р а у Ш у л ь ц - платье для принцессы.
Ф р а у Ш у л ь ц. Переоденетесь здесь?
М и н и с т р. Нет уж, доедем до дворца. А то, пожалуй, лошади понесут, нас увидев.
Ш у л ь ц примеряет у зеркала кошачий и мышиный хвосты.
Ш у л ь ц. Этот лучше. (Показывает кошачий.)
Г о ф м а н. Вот и уступим его принцу.
М и н и с т р (прислушиваясь). Ого! В монастыре уже звонят к вечерне. Скорей!
Г о ф м а н. Ну так во дворец?
Ш у л ь ц (решительно). Во дворец!
Свет гаснет.
Сцена пятая
Сцена некоторое время темна. Слышны звуки настраиваемого оркестра. Скрипка задает тон, его подхватывает группа струнных, затем оркестр звучит tutti и замирает. Медленно, вереницей, из-за левой кулисы выходят ф р е й л и н ы со свечами в руках. Сцена озаряется живым огнем. Посреди сцены огромная елка с приставленными к ней со всех сторон лесенками. Ф р е й л и н ы подымаются по ступеням и оставляют свечи на ветвях. Начинают украшать елку. Выходит Г о ф - м а н в костюме Дроссельмейера: высокий колпак, разрисованный звездами, и такой же плащ. В руках дирижерская палочка. Останавливается у края сцены, слушает разговор ф р е й л и н. Они не замечают его.
1-я ф р е й л и н а. Гости уже съезжаются.
2-я ф р е й л и н а. Что это за гости! Ни герцог Микаэль, ни даже фон Альтман не захотели приехать к нам.
3-я ф р е й л и н а. Конечно! У них у самих бал.
1-я ф р е й л и н а. Наш бал лучше.
2-я ф р е й л и н а. Но у них богаче.
1-я ф р е й л и н а. Зато у нас распорядитель - капельмейстер Гофман.
4-я ф р е й л и н а. Это большая честь! Только сам-то он уже стар и женат.
3-я ф р е й л и н а. Много ты понимаешь. Он однажды так на меня посмотрел - не хуже принца.
1-я ф р е й л и н а (вздыхает). Ах, принц.
2-я ф р е й л и н а. Да, принц...
3-я ф р е й л и н а. Интересно, знает ли Лотта?
4-я ф р е й л и н а. Что? Что мы...
3-я ф р е й л и н а. Эльза, фи!
1-я ф р е й л и н а. Я думаю, что не знает.
2-я ф р е й л и н а. Я тоже.
4-я ф р е й л и н а. А как же могло быть иначе? Конечно, он ей не сообщал.
5-я ф р е й л и н а. Девочки, поскорее. А то сейчас начнется.
2-я ф р е й л и н а. Да чему ж начинаться? Гостей-то нет.
1-я ф р е й л и н а. Какой-то долговязый в маске уже внизу. И еще один, кажется, хромой.
2-я ф р е й л и н а. Вот с ним и натанцуешься вдоволь.
3-я ф р е й л и н а. Они все будут в масках. И в домино. Как узнать, где кто?
2-я ф р е й л и н а. Хромого-то найдешь сразу.
1-я ф р е й л и н а. А кто знает, как будет одет принц?
Г о ф м а н ( выступая из тьмы). Я знаю.
1-я ф р е й л и н а. Ай!
2-я ф р е й л и н а. Ох, я чуть не упала!
5-я ф р е й л и н а. Герр Гофман, мы уже заканчиваем.
Г о ф м а н. Я не Гофман, я Дроссельмейер. А мой племянник - заколдованный принц. Королева Мышей обратила его в Щелкунчика, и только та девушка, которая полюбит его безобразным, вернет ему прежний облик и власть. (1-й фрейлине.) Это будете вы, фройляйн?
2-я ф р е й л и н а. Конечно, она.
1-я ф р е й л и н а (кокетничая). Я еще не выбрала между дядюшкой и племянником!
3-я ф р е й л и н а. А когда начнется бал?
Г о ф м а н. Он почти начался. Миг - и я объявлю его.
4-я ф р е й л и н а. А где же гости?
Г о ф м а н. Милые девушки, зачем вам гости? Елка украшена, свечи горят. Спускайтесь - вот вам вальс.
Взмахивает палочкой, обернувшись к залу. Звучит вальс. Ф р е й л и н ы сбегают с лестниц. Вальсируют в одиночестве. С л у г и неслышно уносят лестницы прочь.
(вскинув обе руки, громко.) Бал!!!
Вспыхивает свет. По краям сцены крутятся фейерверки. С разных сторон гурьбой выходят г о с т и. Все в домино и разноцветных масках. Среди них К о т М у р р - маска скрывает все лицо - и Ф о р ш в сутане, с собачьим хвостом и собачьей мордой, надетой на лоб; его лицо открыто. Г о с т и подхватывают ф р е- й л и н, все танцуют. Г о ф м а н дирижирует, взглядывая по временам через плечо на сцену. Наконец вальс смолкает. Фейерверки гаснут. Толпа, разбившись на две половины, обступает ёлку, из-за которой выходят Щ е л к у н ч и к и п р и н ц е с- с а в красном бархатном платье. На глазах у ней полумаска. Г о ф м а н покидает рампу и вмешивается в толпу.
Сцена шестая
П р и н ц е с с а. Здравствуйте, господа! Спасибо вам за то, что вы пришли навестить нас в час наших испытаний. Минул год с тех пор, как злые чары Королевы Мышей поразили этого славного юношу (указывает на Щелкунчика), превратив его в бездушную куклу. Однако как раз сегодня, ровно в полночь, а возможно и раньше, кукла оживет и сразится с наследником Королевы, страшным Мышиным Королем, за право жить и быть разумным созданием. (Притрагивается к его шпаге.) Этот клинок способен рассеять вражескую ворожбу...
Ропот, общие разговоры, отдельные хлопки.
Х у д о й г о с т ь в п о л у м а с к е (в сторону). Ну и ахинея.
Т о л с т ы й г о с т ь в д о м и н о. Чего вы хотите? Принц угощает всех своим другом, как тортом. Он для того его и позвал.
Х у д о й г о с т ь. Как дирижер друг неплох. Но как сказочник - никуда не годится.
Т о л с т ы й г о с т ь. Зато слава у него громкая. Принц нуждается в громких именах. Ведь его государство величиной с табакерку.
Х у д о й г о с т ь. А кстати! Желаете табачку?
Т о л с т ы й г о с т ь. Благодарю вас. (Берет понюшку.)
П р и н ц е с с а (продолжает). Однако прежде чем чудо совершится, будут танцы, угощения, прохладительные и согревающие напитки...
Ф о р ш (внезапно выходит из толпы, подхватывает). ...а также испытание Щелкунчика. Ведь этот автомат специально создан для разумного увеселения собравшихся, прямая же его цель, как понятно всем, колоть орехи.
Показывает блюдо, на котором лежит горка камуфляжных орехов в золотых обертках.
Х у д о й г о с т ь. Это что еще за поп с хвостом?
Т о л с т ы й г о с т ь. Это Собака Берганца. Сочинения все того же Гофмана. Говорящий пес.
Х у д о й г о с т ь. А! Говорящий поп? Ну, в этом нет еще большого чуда.
Ф о р ш (продолжает). Господа и госпожи, дорогие гости! Перед вами орехи счастья. В каждом из них содержится предвозвещение вашей судьбы либо же указание на ваш характер. Ибо древние мудрецы говорили, что характер человека это и есть его судьба.
Х у д о й г о с т ь (подойдя к Форшу). И что же с ними делать?
Ф о р ш. Выберете орех, уважаемая Маска, и отдайте фройляйн Мари - я разумею принцессу. А там увидите сами.
Х у д о й г о с т ь берет верхний орех, подает п р и н ц е с с е.
П р и н ц е с с а (Форшу, с опаской). А он расколется, святой отец?
Ф о р ш. Всенепременно расколется. Он очень хрупкий.
П р и н ц е с с а вкладывает орех в зубы маски. Ф о р ш дергает рычаг. Маска клацает зубами, орех распадается на две части. В нем записка. Общий восторженный вскрик.
П р и н ц е с с а (развернув записку, читает). Для Вас в теории Платона
Целебный кроется елей:
Хотя Вы пентюх неученый,