Страница:
Он попытался представить себе ход ее мыслей. Она, конечно, догадается, что он поедет за ней, и постарается сделать все возможное, чтобы запутать его. Но как? Кейн знал, что она почти совсем не знает мир за пределами Логовища. У нее не было денег, еды и даже одеяла. Скорее всего, она будет двигаться как можно быстрее по направлению к Логовищу, но, так как она сама не очень-то хорошо знает дорогу, то наверняка будет придерживаться пути, по которому они уже ехали вместе.
Кейн попытался припомнить каждую скалу, каждый овраг, которые встречались им тогда. Насколько это было возможно, он ехал вдоль реки, а затем по их с Ники следам. Но, очевидно, она двигалась сейчас другим путем.
Что бы он сделал на месте Ники? Он бы продвигался параллельно известной дороге, несколькими милями в стороне, так чтобы были видны опознавательные знаки. Но справа или слева? Если он ошибется, то, несомненно, упустит ее. Но он имел одно преимущество: Ники была в отчаянии от того, что ее предали, и из-за этого могла плохо соображать, хотя и он был удручен своим поступком.
Кейн решил, что всю ночь будет ехать вдоль реки так быстро, как это возможно, а когда наконец след уйдет в сторону, он свернет направо и будет искать какие-нибудь следы лошадей. У него есть два дня, чтобы найти ее. Если он этого не сделает, Дэйви погибнет, а Ники всегда будет считать, что он использовал ее в своих корыстных интересах. Он не мог допустить этого.
* * *
…Вечером второго дня Ники решила пойти на риск — воспользоваться винтовкой. Она вконец обессилела. Хотя ее еще мутило при мысли о еде, она понимала, что дальше голодать нельзя.
Она остановилась у небольшого пруда и стала разглядывать следы животных. В любом случае кто-нибудь из них появится здесь к ночи. Она попила воды, умылась, затем нашла укромное место за кустами, надеясь, что ветер унесет ее запах в сторону от водопоя.
Она спокойной лежала, отгоняя от себя сон и думая о том, что сейчас для нее важнее всего пища. Наконец она услышала какой-то шорох. Она оглянулась, сожалея о том, что уже так темно. Что-то шевельнулось, она прицелилась и выстрелила. Выстрел, казалось, эхом отозвался по равнине. Движение прекратилось.
Ники осторожно подошла к своей жертве и наклонилась. Кролик. Он шевельнулся, и на мгновение девушка зажмурилась. Господи, как это ужасно. Она просто не выносила убийств. Еще один выстрел, и кролик затих.
Теперь огонь. У нее в кармане брюк было немного спичек — она переложила их туда из седельной сумки, когда хотела зажечь лампу в гостинице. Она собрала немного хвороста и пару веток. Затем она выпотрошила кролика и насадила тушку на импровизированный вертел.
Ники села к костру и стала наблюдать, как жир капает с мяса и шипит в пламени. Обычно подобный аромат вызывал у нее аппетит, но теперь она с трудом переносила его. Она никогда не была пьяной, но подозревала, что чувствует теперь нечто вроде опьянения. Она была как ватная, все плыло перед ее глазами.
Когда мясо поджарилось, она загасила костер, бросив в него немного земли, а затем затоптала его, чтобы не было тлеющих углей и дыма. Потом она поела, почти не чувствуя вкуса, и снова забралась в седло. Она не хотела долго оставаться там, где недавно горел костер и где, возможно, могли услышать ее выстрел.
Она поспит на рассвете в какой-нибудь ложбине, которых так много в этой местности.
Ники опустила голову на шею Молли. Она должна вернуться домой завтра поздно вечером. Что она скажет дяде? А Робину? Сможет ли она сама подписать смертный приговор Кейну? Но она должна им все рассказать, должна предупредить их.
Она подумает об этом завтра. Сейчас она просто не в состоянии думать, чувствовать. Нет, это не так. Она чувствует. Но ей очень хотелось бы не чувствовать ничего.
* * *
Кейн услышал выстрел, донесшийся откуда-то с севера, и пришпорил уставшую лошадь. Теперь он не мог не вспомнить своего Серого.
Уже светало, когда он обнаружил остатки костра. До этого он долго прочесывал окрестности и наконец увидел несколько стоящих рядом деревьев, которые, вероятнее всего, окружали небольшой водоем.
Пепел от костра уже остыл. Разглядывая небольшие по размерам отпечатки ног, он сделал вывод, что здесь, скорее всего, была Ники. По крайней мере, она жива. Он нашел несколько пуль и небольшую кость, может быть, кость кролика. Итак, ей кого-то удалось подстрелить. Слава богу. Его восхищение ее волей и выдержкой все возрастало.
Теперь надо найти ее следы. Он ужасно устал, но она, должно быть, устала еще больше. Он привык к бессонным ночам, ему частенько приходилось дремать в седле. Кейн старался не думать о чувствах, которые сейчас, должно быть, терзают девушку. Он не знал, что скажет ей, когда — если — найдет ее. Она теперь была для него безвозвратно потеряна! Каким же дураком он был, думая, что сможет одновременно спасти Дэйви и сохранить для себя Ники.
Теперь она может его только ненавидеть, и он не вправе осуждать ее за это. Возможно, она убьет его, и даже в этом случае ее нельзя винить. Но до того, как это случится, он должен объяснить ей, почему он так поступил. Она должна знать, что он не предавал ее и ее дядю ради денег или для спасения собственной жизни.
Хотя, возможно, здесь нет никакой разницы, подумал он. Ложь есть ложь, а измена — измена. Ничто не может их оправдать. Мысли о том, чего он лишился, разрывали ему душу. Он тосковал по чувству, которое, как он знал, никогда больше не придет к нему. Он тосковал по искренности и чистоте, которых больше не будет в его жизни.
Черт возьми, он не может позволить всему этому исчезнуть. Он должен спасти Дэйви и удалить из Логовища Робина и Ники до того, как там появятся полицейские. Он не знает, как это сделать, но, несомненно, он должен попытаться.
Слишком долго он позволял другим управлять его жизнью: сначала это был его отец, затем армия, позже начальство тюрьмы, затем северяне в Техасе, которые и толкнули его на преступления. Теперь вот Мастерс. Боже, как бы ему хотелось начать жизнь сначала — прямо сейчас. Он чертовски устал играть по правилам Мастерса. Пора с этим кончать.
Кейн напоил лошадь, затем занялся изучением следов и сделал вывод, что они ведут на север. Были видны следы только одной лошади, но не его Серого; он хорошо знал, как выглядят отпечатки его подков. Все-таки это наверняка следы Ники. Еще какое-то время он прошел пешком, чтобы удостовериться, что следы ведут в том же направлении, затем сел в седло и пустил лошадь галопом.
* * *
Бен Мастерс немного помедлил перед тем, как войти в домик миссис Калворти. У него с собой было немного денег. Он надеялся только на то, что этой суммы будет достаточно, чтобы убедить миссис Калворти подержать у себя ребенка еще несколько недель.
А что потом?
Он еще точно не знал. Сейчас он ни в чем не был уверен. Горе переполняло его сердце. Любое действие требовало величайших усилий воли. Он потерял Мери Мэй. Теперь он ни в коем случае не должен потерять Кейна О'Брайена. Он просто не может себе этого позволить.
Мери Мэй дала ему направление: Вичитийские горы.
Бен послал отряду телеграмму с приказом встретиться с ним в двадцати пяти милях к северу от Гудена. Прошел уже целый день с момента исчезновения О'Брайена. Произошло что-то очень плохое, иначе бы Кейн не позволил себе сбежать таким образом, особенно после того, как попросил отсрочку, явно не отказываясь от спасения друга.
Бен вздохнул. Отдав распоряжения относительно похорон Мери Мэй, он заставил себя переключиться на О'Брайена. Бог знает, чего ему это стоило, но он должен был что-то делать, и к тому же он ничем уже не мог помочь Мери Мэй, кроме как выполнить данное ей обещание.
Он зашел в отель О'Брайена и выяснил, что тот приехал вместе с мальчиком. Оба теперь исчезли. Мастерсу припомнился напряженный взгляд О'Брайена, когда тот оттолкнул его. Да, это была загадка, которую Бен не мог, но должен был разгадать. Интуиция подсказывала ему, что нужно немедленно ехать за О'Брайеном. Он не мог ждать и надеяться на то, что тот вернется.
Но сначала Бену нужно было повидаться с миссис Калворти. Иначе ребенок может попасть в какой-нибудь приют или еще черт знает куда.
Наконец он постучался. Миссис Калворти открыла дверь, и улыбка озарила ее лицо.
— Вы с миссис Гамильтон приехали забрать Сару Энн?
Холодея, будто он находился на Аляске в самый разгар зимы, Бен отрицательно покачал головой:
— У меня плохие новости. Где Сара Энн?
— Спит. — Улыбка покинула лицо миссис Калворти. — Заходите.
Бен неуклюже вошел в небольшую гостиную. Без Мери Мэй она казалась пустой. У него в ушах все еще звучал ее смех. И смех Сары Энн.
— Миссис Гамильтон убита, — сказал он.
Миссис Калворти побледнела.
— Она попросила… меня позаботиться о Саре Энн. Я должен уехать на неделю, может быть, на две. Я надеюсь, что вы сможете оставить девочку у себя на это время. Я вам заплачу.
— Бедная малышка! — воскликнула миссис Калворти. — Я думаю, что смогу отложить отъезд еще на две недели. Но что вы… будете делать?
Бен беспомощно пожал плечами:
— Не знаю. Что-нибудь придумаю.
— Вы сообщите ей о… матери?
Какое-то время Бен колебался.
— Дождитесь моего возвращения, не говорите ей пока ничего.
Он терпеть не мог откладывать неприятные вещи на потом, но теперь у него не было времени обдумать, как все это уладить. Кейн О'Брайен исчез, и у Бена появились дурные предчувствия.
Он достал из кармана несколько монет и передал их миссис Калворти.
— Двадцати долларов будет достаточно?
— Более чем, — ответила женщина. — Мне очень нравилась миссис Гамильтон. Я буду за нее молиться.
— Она оценит это, и я тоже.
— Будьте осторожны, мистер Смит. Этой маленькой девочке вы очень нужны.
Бен кивнул. Он не был уверен, что Саре Энн нужен именно он. Он не был уверен, что кому-нибудь нужен такой человек, как он. Ему придется изменить образ жизни, но он не был уверен, что ему это удастся. Возможно, он сможет найти где-нибудь другую миссис Калворти.
Но теперь у него не было времени решать. Он еще раз оглядел комнату, подумав о том, как Мери Мэй сидела здесь вместе с дочкой, вспомнил их улыбки. Слезы навернулись ему на глаза. Он не мог придумать, как сказать Саре Энн, что ее мама никогда больше не вернется. Но он также не мог просить об этом и миссис Калворти.
— Спасибо, — поблагодарил он. Секунду он стоял в нерешительности, затем передал ей письмо, которое написал в гостинице.
— Если я не вернусь через две недели, свяжитесь с этим господином. Он позаботится о девочке.
— Да поможет вам бог, — произнесла миссис Калворти, беря письмо.
— Я надеюсь на это, — с чувством произнес он, не столько ради себя, сколько ради Сары Энн и человека по имени Кейн О'Брайен.
* * *
На рассвете Ники немного передохнула. Утолив голод, она почти всю ночь скакала галопом, так как хотела как можно быстрее уехать от того места, где ей пришлось разжечь костер. Но теперь она должна была дать Молли отдохнуть.
Сейчас она знала, где находится. Карта ей больше не нужна. Она достала ее из кармана, сожгла и выбросила обрывки, решив, что они никому уже не смогут помочь.
Если Кейн найдет их, то поймет, что она никогда ему не доверяла. Но мысль об этом не принесла ей облегчения.
…Шесть часов спустя после того, как он нашел остатки костра Ники и ее ужина, Кейн обнаружил место, где она отдыхала, возможно, даже спала. Очертания ее тела отчетливо виднелись на земле. Еще он нашел нечто, напоминающее сожженную карту, по которой, видимо, можно было добраться до Логовища.
Итак, у нее с собой больше не было карты, и она не отдала ее ему.
Карта сгорела почти полностью — сохранился лишь небольшой фрагмент, изображавший окрестности Гудена. Интересно, оставила ли она обрывки карты, чтобы показать ему, что она у нее была, или же она не хотела, чтобы карта попала ему в руки, но так устала, что у нее не было сил убедиться, что карта сгорела полностью. В обоих случаях было очевидно, что она не доверяла ему. Странно и больно. Однако она была права.
Он потер лоб. Под бородой все лицо было покрыто потом. Она была ему больше не нужна. Сидя на месте ночлега Ники, ощущая запах ее тела, Кейн достал нож из сумки и с его помощью разрезал бороду на кусочки, поранившись при этом. Он почувствовал, как кровь заструилась по его щетине. Наконец-то он стал самим собой. К лучшему или худшему, но теперь он снова был Кейном О'Брайеном.
И Кейн О'Брайен устал ото лжи. Решив, что он больше не будет пешкой, он разработал собственный план. Сначала он должен разыскать Ники и рассказать ей всю правду. Затем он отправится в Логовище и, представ перед Натом Томпсоном, убедит его в необходимости немедленно отослать Ники и Робина. Он заставит Томпсона поверить в то, что вооруженный отряд уже в пути; этой угрозы должно хватить, чтобы заставить старика действовать.
И все это будет почти правдой. Кейн очень бы удивился, если бы Мастерс не предпринял никаких действий. И Дэй-ви… О нем он тоже подумал. Он помнит каждое слово из своего разговора с Мастерсом.
— Я хочу помилования для Дэйви даже в том случае, если меня убьют.
— Возможно, мне удастся убедить губернатора… если мы найдем ваше тело.
— Постараюсь умереть там, где вы сможете меня найти.
Итак, Мастерс что-нибудь предпримет, когда обнаружит его тело. Кейн спровоцирует Томпсона на убийство за предательство, чтобы другим было неповадно, и Кейн надеялся, что его тело будет выброшено за пределы Логовища, чтобы все — и, даст бог, Мастерс — видели его. Он еще точно не знал, как достичь этой цели; он знал только, что ему это необходимо.
Это последнее, что он может сделать для Дэйви, единственный выход, чтобы исправить зло, причиненное Ники. Это единственный путь, с помощью которого можно достичь обеих целей. И, черт побери, Мастерс был прав — лучше пуля, чем веревка.
22.
Кейн попытался припомнить каждую скалу, каждый овраг, которые встречались им тогда. Насколько это было возможно, он ехал вдоль реки, а затем по их с Ники следам. Но, очевидно, она двигалась сейчас другим путем.
Что бы он сделал на месте Ники? Он бы продвигался параллельно известной дороге, несколькими милями в стороне, так чтобы были видны опознавательные знаки. Но справа или слева? Если он ошибется, то, несомненно, упустит ее. Но он имел одно преимущество: Ники была в отчаянии от того, что ее предали, и из-за этого могла плохо соображать, хотя и он был удручен своим поступком.
Кейн решил, что всю ночь будет ехать вдоль реки так быстро, как это возможно, а когда наконец след уйдет в сторону, он свернет направо и будет искать какие-нибудь следы лошадей. У него есть два дня, чтобы найти ее. Если он этого не сделает, Дэйви погибнет, а Ники всегда будет считать, что он использовал ее в своих корыстных интересах. Он не мог допустить этого.
* * *
…Вечером второго дня Ники решила пойти на риск — воспользоваться винтовкой. Она вконец обессилела. Хотя ее еще мутило при мысли о еде, она понимала, что дальше голодать нельзя.
Она остановилась у небольшого пруда и стала разглядывать следы животных. В любом случае кто-нибудь из них появится здесь к ночи. Она попила воды, умылась, затем нашла укромное место за кустами, надеясь, что ветер унесет ее запах в сторону от водопоя.
Она спокойной лежала, отгоняя от себя сон и думая о том, что сейчас для нее важнее всего пища. Наконец она услышала какой-то шорох. Она оглянулась, сожалея о том, что уже так темно. Что-то шевельнулось, она прицелилась и выстрелила. Выстрел, казалось, эхом отозвался по равнине. Движение прекратилось.
Ники осторожно подошла к своей жертве и наклонилась. Кролик. Он шевельнулся, и на мгновение девушка зажмурилась. Господи, как это ужасно. Она просто не выносила убийств. Еще один выстрел, и кролик затих.
Теперь огонь. У нее в кармане брюк было немного спичек — она переложила их туда из седельной сумки, когда хотела зажечь лампу в гостинице. Она собрала немного хвороста и пару веток. Затем она выпотрошила кролика и насадила тушку на импровизированный вертел.
Ники села к костру и стала наблюдать, как жир капает с мяса и шипит в пламени. Обычно подобный аромат вызывал у нее аппетит, но теперь она с трудом переносила его. Она никогда не была пьяной, но подозревала, что чувствует теперь нечто вроде опьянения. Она была как ватная, все плыло перед ее глазами.
Когда мясо поджарилось, она загасила костер, бросив в него немного земли, а затем затоптала его, чтобы не было тлеющих углей и дыма. Потом она поела, почти не чувствуя вкуса, и снова забралась в седло. Она не хотела долго оставаться там, где недавно горел костер и где, возможно, могли услышать ее выстрел.
Она поспит на рассвете в какой-нибудь ложбине, которых так много в этой местности.
Ники опустила голову на шею Молли. Она должна вернуться домой завтра поздно вечером. Что она скажет дяде? А Робину? Сможет ли она сама подписать смертный приговор Кейну? Но она должна им все рассказать, должна предупредить их.
Она подумает об этом завтра. Сейчас она просто не в состоянии думать, чувствовать. Нет, это не так. Она чувствует. Но ей очень хотелось бы не чувствовать ничего.
* * *
Кейн услышал выстрел, донесшийся откуда-то с севера, и пришпорил уставшую лошадь. Теперь он не мог не вспомнить своего Серого.
Уже светало, когда он обнаружил остатки костра. До этого он долго прочесывал окрестности и наконец увидел несколько стоящих рядом деревьев, которые, вероятнее всего, окружали небольшой водоем.
Пепел от костра уже остыл. Разглядывая небольшие по размерам отпечатки ног, он сделал вывод, что здесь, скорее всего, была Ники. По крайней мере, она жива. Он нашел несколько пуль и небольшую кость, может быть, кость кролика. Итак, ей кого-то удалось подстрелить. Слава богу. Его восхищение ее волей и выдержкой все возрастало.
Теперь надо найти ее следы. Он ужасно устал, но она, должно быть, устала еще больше. Он привык к бессонным ночам, ему частенько приходилось дремать в седле. Кейн старался не думать о чувствах, которые сейчас, должно быть, терзают девушку. Он не знал, что скажет ей, когда — если — найдет ее. Она теперь была для него безвозвратно потеряна! Каким же дураком он был, думая, что сможет одновременно спасти Дэйви и сохранить для себя Ники.
Теперь она может его только ненавидеть, и он не вправе осуждать ее за это. Возможно, она убьет его, и даже в этом случае ее нельзя винить. Но до того, как это случится, он должен объяснить ей, почему он так поступил. Она должна знать, что он не предавал ее и ее дядю ради денег или для спасения собственной жизни.
Хотя, возможно, здесь нет никакой разницы, подумал он. Ложь есть ложь, а измена — измена. Ничто не может их оправдать. Мысли о том, чего он лишился, разрывали ему душу. Он тосковал по чувству, которое, как он знал, никогда больше не придет к нему. Он тосковал по искренности и чистоте, которых больше не будет в его жизни.
Черт возьми, он не может позволить всему этому исчезнуть. Он должен спасти Дэйви и удалить из Логовища Робина и Ники до того, как там появятся полицейские. Он не знает, как это сделать, но, несомненно, он должен попытаться.
Слишком долго он позволял другим управлять его жизнью: сначала это был его отец, затем армия, позже начальство тюрьмы, затем северяне в Техасе, которые и толкнули его на преступления. Теперь вот Мастерс. Боже, как бы ему хотелось начать жизнь сначала — прямо сейчас. Он чертовски устал играть по правилам Мастерса. Пора с этим кончать.
Кейн напоил лошадь, затем занялся изучением следов и сделал вывод, что они ведут на север. Были видны следы только одной лошади, но не его Серого; он хорошо знал, как выглядят отпечатки его подков. Все-таки это наверняка следы Ники. Еще какое-то время он прошел пешком, чтобы удостовериться, что следы ведут в том же направлении, затем сел в седло и пустил лошадь галопом.
* * *
Бен Мастерс немного помедлил перед тем, как войти в домик миссис Калворти. У него с собой было немного денег. Он надеялся только на то, что этой суммы будет достаточно, чтобы убедить миссис Калворти подержать у себя ребенка еще несколько недель.
А что потом?
Он еще точно не знал. Сейчас он ни в чем не был уверен. Горе переполняло его сердце. Любое действие требовало величайших усилий воли. Он потерял Мери Мэй. Теперь он ни в коем случае не должен потерять Кейна О'Брайена. Он просто не может себе этого позволить.
Мери Мэй дала ему направление: Вичитийские горы.
Бен послал отряду телеграмму с приказом встретиться с ним в двадцати пяти милях к северу от Гудена. Прошел уже целый день с момента исчезновения О'Брайена. Произошло что-то очень плохое, иначе бы Кейн не позволил себе сбежать таким образом, особенно после того, как попросил отсрочку, явно не отказываясь от спасения друга.
Бен вздохнул. Отдав распоряжения относительно похорон Мери Мэй, он заставил себя переключиться на О'Брайена. Бог знает, чего ему это стоило, но он должен был что-то делать, и к тому же он ничем уже не мог помочь Мери Мэй, кроме как выполнить данное ей обещание.
Он зашел в отель О'Брайена и выяснил, что тот приехал вместе с мальчиком. Оба теперь исчезли. Мастерсу припомнился напряженный взгляд О'Брайена, когда тот оттолкнул его. Да, это была загадка, которую Бен не мог, но должен был разгадать. Интуиция подсказывала ему, что нужно немедленно ехать за О'Брайеном. Он не мог ждать и надеяться на то, что тот вернется.
Но сначала Бену нужно было повидаться с миссис Калворти. Иначе ребенок может попасть в какой-нибудь приют или еще черт знает куда.
Наконец он постучался. Миссис Калворти открыла дверь, и улыбка озарила ее лицо.
— Вы с миссис Гамильтон приехали забрать Сару Энн?
Холодея, будто он находился на Аляске в самый разгар зимы, Бен отрицательно покачал головой:
— У меня плохие новости. Где Сара Энн?
— Спит. — Улыбка покинула лицо миссис Калворти. — Заходите.
Бен неуклюже вошел в небольшую гостиную. Без Мери Мэй она казалась пустой. У него в ушах все еще звучал ее смех. И смех Сары Энн.
— Миссис Гамильтон убита, — сказал он.
Миссис Калворти побледнела.
— Она попросила… меня позаботиться о Саре Энн. Я должен уехать на неделю, может быть, на две. Я надеюсь, что вы сможете оставить девочку у себя на это время. Я вам заплачу.
— Бедная малышка! — воскликнула миссис Калворти. — Я думаю, что смогу отложить отъезд еще на две недели. Но что вы… будете делать?
Бен беспомощно пожал плечами:
— Не знаю. Что-нибудь придумаю.
— Вы сообщите ей о… матери?
Какое-то время Бен колебался.
— Дождитесь моего возвращения, не говорите ей пока ничего.
Он терпеть не мог откладывать неприятные вещи на потом, но теперь у него не было времени обдумать, как все это уладить. Кейн О'Брайен исчез, и у Бена появились дурные предчувствия.
Он достал из кармана несколько монет и передал их миссис Калворти.
— Двадцати долларов будет достаточно?
— Более чем, — ответила женщина. — Мне очень нравилась миссис Гамильтон. Я буду за нее молиться.
— Она оценит это, и я тоже.
— Будьте осторожны, мистер Смит. Этой маленькой девочке вы очень нужны.
Бен кивнул. Он не был уверен, что Саре Энн нужен именно он. Он не был уверен, что кому-нибудь нужен такой человек, как он. Ему придется изменить образ жизни, но он не был уверен, что ему это удастся. Возможно, он сможет найти где-нибудь другую миссис Калворти.
Но теперь у него не было времени решать. Он еще раз оглядел комнату, подумав о том, как Мери Мэй сидела здесь вместе с дочкой, вспомнил их улыбки. Слезы навернулись ему на глаза. Он не мог придумать, как сказать Саре Энн, что ее мама никогда больше не вернется. Но он также не мог просить об этом и миссис Калворти.
— Спасибо, — поблагодарил он. Секунду он стоял в нерешительности, затем передал ей письмо, которое написал в гостинице.
— Если я не вернусь через две недели, свяжитесь с этим господином. Он позаботится о девочке.
— Да поможет вам бог, — произнесла миссис Калворти, беря письмо.
— Я надеюсь на это, — с чувством произнес он, не столько ради себя, сколько ради Сары Энн и человека по имени Кейн О'Брайен.
* * *
На рассвете Ники немного передохнула. Утолив голод, она почти всю ночь скакала галопом, так как хотела как можно быстрее уехать от того места, где ей пришлось разжечь костер. Но теперь она должна была дать Молли отдохнуть.
Сейчас она знала, где находится. Карта ей больше не нужна. Она достала ее из кармана, сожгла и выбросила обрывки, решив, что они никому уже не смогут помочь.
Если Кейн найдет их, то поймет, что она никогда ему не доверяла. Но мысль об этом не принесла ей облегчения.
…Шесть часов спустя после того, как он нашел остатки костра Ники и ее ужина, Кейн обнаружил место, где она отдыхала, возможно, даже спала. Очертания ее тела отчетливо виднелись на земле. Еще он нашел нечто, напоминающее сожженную карту, по которой, видимо, можно было добраться до Логовища.
Итак, у нее с собой больше не было карты, и она не отдала ее ему.
Карта сгорела почти полностью — сохранился лишь небольшой фрагмент, изображавший окрестности Гудена. Интересно, оставила ли она обрывки карты, чтобы показать ему, что она у нее была, или же она не хотела, чтобы карта попала ему в руки, но так устала, что у нее не было сил убедиться, что карта сгорела полностью. В обоих случаях было очевидно, что она не доверяла ему. Странно и больно. Однако она была права.
Он потер лоб. Под бородой все лицо было покрыто потом. Она была ему больше не нужна. Сидя на месте ночлега Ники, ощущая запах ее тела, Кейн достал нож из сумки и с его помощью разрезал бороду на кусочки, поранившись при этом. Он почувствовал, как кровь заструилась по его щетине. Наконец-то он стал самим собой. К лучшему или худшему, но теперь он снова был Кейном О'Брайеном.
И Кейн О'Брайен устал ото лжи. Решив, что он больше не будет пешкой, он разработал собственный план. Сначала он должен разыскать Ники и рассказать ей всю правду. Затем он отправится в Логовище и, представ перед Натом Томпсоном, убедит его в необходимости немедленно отослать Ники и Робина. Он заставит Томпсона поверить в то, что вооруженный отряд уже в пути; этой угрозы должно хватить, чтобы заставить старика действовать.
И все это будет почти правдой. Кейн очень бы удивился, если бы Мастерс не предпринял никаких действий. И Дэй-ви… О нем он тоже подумал. Он помнит каждое слово из своего разговора с Мастерсом.
— Я хочу помилования для Дэйви даже в том случае, если меня убьют.
— Возможно, мне удастся убедить губернатора… если мы найдем ваше тело.
— Постараюсь умереть там, где вы сможете меня найти.
Итак, Мастерс что-нибудь предпримет, когда обнаружит его тело. Кейн спровоцирует Томпсона на убийство за предательство, чтобы другим было неповадно, и Кейн надеялся, что его тело будет выброшено за пределы Логовища, чтобы все — и, даст бог, Мастерс — видели его. Он еще точно не знал, как достичь этой цели; он знал только, что ему это необходимо.
Это последнее, что он может сделать для Дэйви, единственный выход, чтобы исправить зло, причиненное Ники. Это единственный путь, с помощью которого можно достичь обеих целей. И, черт побери, Мастерс был прав — лучше пуля, чем веревка.
22.
По расчетам Ники, до Логовища осталось всего несколько часов езды. Она надеялась, что ей станет легче, но этого не произошло.
Что ей делать? Что сказать дяде? Необходимо сказать ему по крайней мере часть правды — Кейн знал теперь слишком много о Логовище.
Горячий ветер мгновенно осушал ее слезы. Грязь и пот мешали ей ощущать свое тело. Она чувствовала лишь усталость, голод и горе.
Глубоко вздохнув, Ники остановилась, затем соскользнула с лошади: она с трудом держалась на ногах. С морды лошади хлопьями падала пена, ей необходим был отдых. Ники пришлось вылить всю воду из фляги в шляпу и таким образом напоить Молли.
Краткий отдых не помог девушке. Она не хотела и думать о том, чтобы отложить возвращение из-за того, что еще не решила, как ей быть дальше.
Кейн предал ее. Она не должна чувствовать к нему ничего, кроме ненависти. И она, конечно же, ненавидит его. Но куда деваться от воспоминаний о его нежности, поцелуях, пылких объятиях?..
Обман, сплошной обман. Если бы ей не было так больно. Если бы эта боль усиливала ее гнев, а не смягчала его.
Ники вела Молли под уздцы, пока не обнаружила невысокий холм, откуда можно было оглядеть окрестности. Она села на землю и посмотрела в небо, на легкие волнистые облака. Солнце ярко светило, и девушка с радостью приняла его тепло, потому что в ее душе царил могильный холод. Она растянулась на земле, и вскоре ее глаза закрылись.
Она проснулась с чувством необъяснимого ужаса. Ей не сразу удалось сообразить, где она находится, но, казалось, весь воздух был насыщен опасностью.
— Ники?
Голос Кейна. Нежный, призывный. Снова волны боли пронзили ее. Ему удалось догнать ее, несмотря на все ее меры предосторожности. Рыдания вырвались из ее груди. Возможно, она хотела, чтобы он нашел ее.
— Ники?
Она медленно открыла глаза. Он стоял рядом. Теперь он был без бороды, на щеках отросла щетина. Во взгляде читалась настороженность, веселье, когда-то сквозившее в них, казалось, ушло навсегда.
Ее сердце бешено забилось, и какое-то мгновение она просто не могла дышать. Она хотела ударить его, высказать ему все, что она о нем думает, убить его, но не могла даже пошевелиться.
На его щеке дернулся мускул, и шрам стал еще более заметен. Шрам дьявола. Печать Каина. Почему она не тянется за винтовкой, лежащей совсем рядом? Почему она оцепенела?
Он нагнулся, и его рука потянулась к ее лицу. Она вздрогнула, отпрянув, как раненое животное. Он отдернул руку.
— Ты слышала, как я разговаривал с Мастерсом, да? — наконец спросил он.
Она все еще не могла произнести ни звука. Она боялась тех слов, которые могли вырваться у нее, если она начнет говорить. Выражение его лица изменилось, он осунулся и явно очень страдал. Она понимала, что он теперь чувствует. В ее душе что-то оборвалось, и теперь там была сплошная кровавая рана.
— Ты можешь меня выслушать?
— Нет, — не сразу ответила она, и слезы брызнули из ее глаз. Слезы, которые, как она думала, уже кончились. Она рыдала и не могла остановиться. Они лились как горный поток, шли из самой ее глубины, требовали выхода. Она свернулась калачиком на земле, тело ее вздрагивало, и она рыдала перед человеком, который совсем недавно так жестоко поступил с ней.
— Николь, — прошептал он дрогнувшим голосом, но все его слова казались ей сплошной ложью.
Его рука снова потянулась к ней, и она снова отпрянула.
— Не дотрагивайся до меня, — прошептала она, еще больше съежившись. Она много раз думала о том, что скажет ему, какие слова бросит ему в лицо, но теперь могла лишь сжаться в маленький дрожащий комочек.
Он подождал, пока ее рыдания не стихли. Ей все-таки удалось унять дрожь. Она попыталась вытереть слезы. Затем села и взглянула на него.
Он застыл, как мраморная глыба, но его глаза… Если бы она не знала, что все, что он делал, ложь, она бы сказала, что в его глазах стояли слезы.
Но это лишь отблеск заходящего солнца, решила она. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, совсем потерянной.
— Чего ты теперь хочешь? — горько спросила она. — Ты ведь, наверное, уже добился своего? — Она закрыла лицо руками, заново пережив его измену. — Я снова повела себя ужасно глупо.
Он начал молча шагать туда-сюда. Взад-вперед. Словно по камере, которую покинул с намерением предать людей, которые могут стать его друзьями и даже полюбить его.
Лицо Кейна было как гранит. Ни единого движения. Ни одной эмоции в глазах. Ей казалось, что она смотрит на кусок каменной глыбы.
— Я должен повидать твоего дядю.
— Я не поведу тебя, — мрачно сказала Ники. — Мне все равно, что ты сделаешь со мной.
Он встал перед ней на колени.
— Помоги мне, боже, — произнес он. — Ты ведь не думаешь, что я… — его голос задрожал.
— Ударишь меня? — спросила она и коротко рассмеялась. — А почему нет? Ты поступил гораздо хуже! Я бы предпочла, чтобы ты честно причинил мне боль. Ну, например, оружием. Или кулаками. Это было бы лучше, чем твои… сладкие речи.
Вдруг ее эмоции прорвались наружу. Она протянула руку и ударила его так сильно, как могла, даже сильнее, чем ожидала от себя. Он не уклонился от ее удара, не шевельнулся, и она увидела след своей руки у него на лице, капли крови, выступившие на губах.
Совершенно опустошенная, она отстранилась от него. Она ждала ответных действий. Но он продолжал стоять перед ней на коленях. Он был как статуя и не отрываясь продолжал смотреть на нее.
— Черт тебя возьми, — сказала она.
Он закрыл глаза, и левая его рука сжалась в кулак.
— Прости меня, — прошептал он. — Я так перед тобой виноват.
— И это ты говоришь после того, как получил свои проклятые деньги? — спросила она, и слезы снова брызнули из ее глаз. Она всхлипнула и отвернулась.
— Я никогда не лгал тебе, — тихо произнес он.
Она рассмеялась и поняла, что начинается истерика. Ее трясло от смеха и рыданий. Как можно одновременно так сильно любить и ненавидеть? Она посмотрела на его страдающее лицо и еще раз убедилась в том, что любит его. Ей захотелось дотронуться до его лица, разгладить жесткие линии вокруг его глаз и напряженно сжатых губ.
Он снова протянул к ней руку.
— Ники, я не говорил тебе правду, но и не лгал. Я также не лгал и о своих чувствах.
Небо за ним было кроваво-красным. В последних лучах заходящего солнца в его лице появилось что-то демоническое.
— Я доверяла тебе, — прошептала она.
Кейн наклонил голову, закрыл глаза, и глубокий стон вырвался из его груди. Ей очень захотелось поверить в то, что его страдания искренни. Но она не могла. Она больше никогда никому не сможет доверять. Особенно Кейну О'Брайену.
Ей снова захотелось причинить ему боль. Но не физическую, а такую же, какую он причинил ей.
— Где же твой друг? — спросила она. — Как далеко он? И какая была назначена цена? Знаешь ди, мой дядя дал бы больше, — она громко рассмеялась. — Из-за всего этого у тебя шрам? И именно поэтому ты искал более выгодную сделку? И что же ты собирался сделать со мной? Просто соблазнить?
Он не двигался, потом потянулся и взял ее руки в свои. Они были ледяные.
— Никогда не думай так, — сказал он, и ей показалось, что голос его дрогнул. — Господи, я ведь пытался тебя оставить в стороне от всего этого. Я пытался.
— Но я не позволила тебе, — возразила она. Теперь она понимала, что он был прав. Он в самом деле пытался предотвратить это. Это она соблазнила его. Она вела себя очень глупо.
— Нет, — сказал он, будто бы прочитав ее мысли. — Черт побери. Я… тоже очень этого хотел. Видит бог, я не должен был этого делать, но…
— Но тебе все еще нужна была карта, тебе необходимы эти последние несколько миль, чтобы получить свои грязные деньги, — закончила она его мысль. — Или же ты только хочешь попросить прощения? Или и то, и другое? За сколько ты продался?
Он пристально взглянул на нее.
— Я хочу, чтобы ты показала мне дорогу, — бесстрастно произнес он. — Полиция знает слишком много. Они уже совсем близко. Тебе и Робину необходимо уехать отсюда. Я должен заставить твоего дядю понять это.
— Где сейчас полицейский отряд? — хмуро спросила она.
— Черт возьми, это не отряд. Я видел, как ты умчалась из города, и понял, что ты что-то услышала. Я приехал сюда один. Но у твоего дяди осталось очень мало времени.
— Как ты нашел меня?
— Часть пути я знал. Потом услышал твои выстрелы, затем увидел следы.
— Лжец. Шпион. Какие еще у тебя есть таланты? Или ты всегда был ищейкой?
— Нет, — устало сказал Кейн. — Они собирались повесить меня.
— И ты решил спасти свою жизнь, сначала войдя к нам в доверие, а потом предав нас?
— Если бы это было так, то я, разумеется, принял бы предложение твоего дяди, — заметил он.
— Тогда что? Что они тебе предложили? — настойчиво продолжала расспрашивать Ники.
— А ты поверишь, если я скажу тебе?
— Нет, — ответила она. — Я не поверю ни одному твоему слову.
Она увидела, как дернулась его щека.
— Тогда все это не имеет никакого значения, не правда ли? — вздохнул он.
Но это имело значение. Она очень хотела, чтобы это имело значение, она должна была знать. Чего он так сильно мог желать, когда рисковал всем, включая… их отношения? Возможно, он лжет, скорее всего, это так… но все-таки она должна услышать это из его собственных уст.
— Да, не имеет… но я хочу знать, — продолжала настаивать она. — Я хочу знать, почему.
— Это связано с моим другом, — тихо сказал он. — С очень близким другом.
Она пристально посмотрела на него. Он уже упоминал раньше какого-то друга. Несколько раз. Она не могла спросить то, что хотела знать. Значит, он важнее аля тебя, чем я?
— Все из-за друга? — переспросила она, не в силах больше злиться на него. — А какие у тебя были планы относительно меня?
Какое-то время он смотрел на нее:
— Со мной нет никакого отряда. Но я подозреваю, что скоро он здесь будет. Они могут выследить меня так же, как я выследил тебя. Поэтому я должен повидаться с твоим дядей.
Она отвернулась:
— Он убьет тебя.
— Вполне вероятно.
— Тогда зачем?
— Я хочу, чтобы он отослал тебя и Робина.
— Нет, — она отвернулась.
Он схватил ее за плечи, затем крепко прижал ее к себе.
— Черт возьми, Ники, ты должна меня послушать.
Он достал револьвер и передал его ей:
— Возьми его себе, если хочешь. Но ты должна отвести меня в Логовище к Нату Томпсону.
В его голосе звучали умоляющие нотки, которых она никогда раньше не слышала. Он был таким хорошим. Очень, очень хорошим. Она почти поверила ему. Она очень хотела поверить ему. Ее боль бы уменьшилась, если бы она думала, что он защищал друга, а не себя. Но так ли это?
Наконец она поднялась, чувствуя ужасную слабость в ногах. Рыдания отняли у нее последние силы, которых и так не осталось после всего, что она пережила. Но она заставила себя взять револьвер и навела его на Кейна.
— Я могу убить тебя.
— Я знаю.
Их глаза встретились. Его взгляд был таким глубоким, просто бездонным. Она подумала, что совсем не знает его.
— Почему я должна вести тебя туда?
— Если не ради себя, то хотя бы ради Робина. Я должен убедить твоего дядю отослать вас. Я не хочу… чтобы кого-нибудь из вас убили.
Она выпрямилась.
— Логовище — мой дом.
— Это пристанище убийц.
— А кто ты, Дьявол? Я читала объявления в газетах. — Она увидела, как что-то промелькнуло в его глазах, когда она произнесла его прозвище. Она взглянула на его лицо, на шрам, на вновь отросшую щетину, которая делала его лицо более жестким. Она увидела его настороженный взгляд, губы, которые когда-то ее целовали, а теперь стали чужими. Ее бросало то в жар, то в холод. Сердце молчало, хотя влюбленная женщина в ней все еще помнила вкус их поцелуев.
Что ей делать? Что сказать дяде? Необходимо сказать ему по крайней мере часть правды — Кейн знал теперь слишком много о Логовище.
Горячий ветер мгновенно осушал ее слезы. Грязь и пот мешали ей ощущать свое тело. Она чувствовала лишь усталость, голод и горе.
Глубоко вздохнув, Ники остановилась, затем соскользнула с лошади: она с трудом держалась на ногах. С морды лошади хлопьями падала пена, ей необходим был отдых. Ники пришлось вылить всю воду из фляги в шляпу и таким образом напоить Молли.
Краткий отдых не помог девушке. Она не хотела и думать о том, чтобы отложить возвращение из-за того, что еще не решила, как ей быть дальше.
Кейн предал ее. Она не должна чувствовать к нему ничего, кроме ненависти. И она, конечно же, ненавидит его. Но куда деваться от воспоминаний о его нежности, поцелуях, пылких объятиях?..
Обман, сплошной обман. Если бы ей не было так больно. Если бы эта боль усиливала ее гнев, а не смягчала его.
Ники вела Молли под уздцы, пока не обнаружила невысокий холм, откуда можно было оглядеть окрестности. Она села на землю и посмотрела в небо, на легкие волнистые облака. Солнце ярко светило, и девушка с радостью приняла его тепло, потому что в ее душе царил могильный холод. Она растянулась на земле, и вскоре ее глаза закрылись.
Она проснулась с чувством необъяснимого ужаса. Ей не сразу удалось сообразить, где она находится, но, казалось, весь воздух был насыщен опасностью.
— Ники?
Голос Кейна. Нежный, призывный. Снова волны боли пронзили ее. Ему удалось догнать ее, несмотря на все ее меры предосторожности. Рыдания вырвались из ее груди. Возможно, она хотела, чтобы он нашел ее.
— Ники?
Она медленно открыла глаза. Он стоял рядом. Теперь он был без бороды, на щеках отросла щетина. Во взгляде читалась настороженность, веселье, когда-то сквозившее в них, казалось, ушло навсегда.
Ее сердце бешено забилось, и какое-то мгновение она просто не могла дышать. Она хотела ударить его, высказать ему все, что она о нем думает, убить его, но не могла даже пошевелиться.
На его щеке дернулся мускул, и шрам стал еще более заметен. Шрам дьявола. Печать Каина. Почему она не тянется за винтовкой, лежащей совсем рядом? Почему она оцепенела?
Он нагнулся, и его рука потянулась к ее лицу. Она вздрогнула, отпрянув, как раненое животное. Он отдернул руку.
— Ты слышала, как я разговаривал с Мастерсом, да? — наконец спросил он.
Она все еще не могла произнести ни звука. Она боялась тех слов, которые могли вырваться у нее, если она начнет говорить. Выражение его лица изменилось, он осунулся и явно очень страдал. Она понимала, что он теперь чувствует. В ее душе что-то оборвалось, и теперь там была сплошная кровавая рана.
— Ты можешь меня выслушать?
— Нет, — не сразу ответила она, и слезы брызнули из ее глаз. Слезы, которые, как она думала, уже кончились. Она рыдала и не могла остановиться. Они лились как горный поток, шли из самой ее глубины, требовали выхода. Она свернулась калачиком на земле, тело ее вздрагивало, и она рыдала перед человеком, который совсем недавно так жестоко поступил с ней.
— Николь, — прошептал он дрогнувшим голосом, но все его слова казались ей сплошной ложью.
Его рука снова потянулась к ней, и она снова отпрянула.
— Не дотрагивайся до меня, — прошептала она, еще больше съежившись. Она много раз думала о том, что скажет ему, какие слова бросит ему в лицо, но теперь могла лишь сжаться в маленький дрожащий комочек.
Он подождал, пока ее рыдания не стихли. Ей все-таки удалось унять дрожь. Она попыталась вытереть слезы. Затем села и взглянула на него.
Он застыл, как мраморная глыба, но его глаза… Если бы она не знала, что все, что он делал, ложь, она бы сказала, что в его глазах стояли слезы.
Но это лишь отблеск заходящего солнца, решила она. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, совсем потерянной.
— Чего ты теперь хочешь? — горько спросила она. — Ты ведь, наверное, уже добился своего? — Она закрыла лицо руками, заново пережив его измену. — Я снова повела себя ужасно глупо.
Он начал молча шагать туда-сюда. Взад-вперед. Словно по камере, которую покинул с намерением предать людей, которые могут стать его друзьями и даже полюбить его.
Лицо Кейна было как гранит. Ни единого движения. Ни одной эмоции в глазах. Ей казалось, что она смотрит на кусок каменной глыбы.
— Я должен повидать твоего дядю.
— Я не поведу тебя, — мрачно сказала Ники. — Мне все равно, что ты сделаешь со мной.
Он встал перед ней на колени.
— Помоги мне, боже, — произнес он. — Ты ведь не думаешь, что я… — его голос задрожал.
— Ударишь меня? — спросила она и коротко рассмеялась. — А почему нет? Ты поступил гораздо хуже! Я бы предпочла, чтобы ты честно причинил мне боль. Ну, например, оружием. Или кулаками. Это было бы лучше, чем твои… сладкие речи.
Вдруг ее эмоции прорвались наружу. Она протянула руку и ударила его так сильно, как могла, даже сильнее, чем ожидала от себя. Он не уклонился от ее удара, не шевельнулся, и она увидела след своей руки у него на лице, капли крови, выступившие на губах.
Совершенно опустошенная, она отстранилась от него. Она ждала ответных действий. Но он продолжал стоять перед ней на коленях. Он был как статуя и не отрываясь продолжал смотреть на нее.
— Черт тебя возьми, — сказала она.
Он закрыл глаза, и левая его рука сжалась в кулак.
— Прости меня, — прошептал он. — Я так перед тобой виноват.
— И это ты говоришь после того, как получил свои проклятые деньги? — спросила она, и слезы снова брызнули из ее глаз. Она всхлипнула и отвернулась.
— Я никогда не лгал тебе, — тихо произнес он.
Она рассмеялась и поняла, что начинается истерика. Ее трясло от смеха и рыданий. Как можно одновременно так сильно любить и ненавидеть? Она посмотрела на его страдающее лицо и еще раз убедилась в том, что любит его. Ей захотелось дотронуться до его лица, разгладить жесткие линии вокруг его глаз и напряженно сжатых губ.
Он снова протянул к ней руку.
— Ники, я не говорил тебе правду, но и не лгал. Я также не лгал и о своих чувствах.
Небо за ним было кроваво-красным. В последних лучах заходящего солнца в его лице появилось что-то демоническое.
— Я доверяла тебе, — прошептала она.
Кейн наклонил голову, закрыл глаза, и глубокий стон вырвался из его груди. Ей очень захотелось поверить в то, что его страдания искренни. Но она не могла. Она больше никогда никому не сможет доверять. Особенно Кейну О'Брайену.
Ей снова захотелось причинить ему боль. Но не физическую, а такую же, какую он причинил ей.
— Где же твой друг? — спросила она. — Как далеко он? И какая была назначена цена? Знаешь ди, мой дядя дал бы больше, — она громко рассмеялась. — Из-за всего этого у тебя шрам? И именно поэтому ты искал более выгодную сделку? И что же ты собирался сделать со мной? Просто соблазнить?
Он не двигался, потом потянулся и взял ее руки в свои. Они были ледяные.
— Никогда не думай так, — сказал он, и ей показалось, что голос его дрогнул. — Господи, я ведь пытался тебя оставить в стороне от всего этого. Я пытался.
— Но я не позволила тебе, — возразила она. Теперь она понимала, что он был прав. Он в самом деле пытался предотвратить это. Это она соблазнила его. Она вела себя очень глупо.
— Нет, — сказал он, будто бы прочитав ее мысли. — Черт побери. Я… тоже очень этого хотел. Видит бог, я не должен был этого делать, но…
— Но тебе все еще нужна была карта, тебе необходимы эти последние несколько миль, чтобы получить свои грязные деньги, — закончила она его мысль. — Или же ты только хочешь попросить прощения? Или и то, и другое? За сколько ты продался?
Он пристально взглянул на нее.
— Я хочу, чтобы ты показала мне дорогу, — бесстрастно произнес он. — Полиция знает слишком много. Они уже совсем близко. Тебе и Робину необходимо уехать отсюда. Я должен заставить твоего дядю понять это.
— Где сейчас полицейский отряд? — хмуро спросила она.
— Черт возьми, это не отряд. Я видел, как ты умчалась из города, и понял, что ты что-то услышала. Я приехал сюда один. Но у твоего дяди осталось очень мало времени.
— Как ты нашел меня?
— Часть пути я знал. Потом услышал твои выстрелы, затем увидел следы.
— Лжец. Шпион. Какие еще у тебя есть таланты? Или ты всегда был ищейкой?
— Нет, — устало сказал Кейн. — Они собирались повесить меня.
— И ты решил спасти свою жизнь, сначала войдя к нам в доверие, а потом предав нас?
— Если бы это было так, то я, разумеется, принял бы предложение твоего дяди, — заметил он.
— Тогда что? Что они тебе предложили? — настойчиво продолжала расспрашивать Ники.
— А ты поверишь, если я скажу тебе?
— Нет, — ответила она. — Я не поверю ни одному твоему слову.
Она увидела, как дернулась его щека.
— Тогда все это не имеет никакого значения, не правда ли? — вздохнул он.
Но это имело значение. Она очень хотела, чтобы это имело значение, она должна была знать. Чего он так сильно мог желать, когда рисковал всем, включая… их отношения? Возможно, он лжет, скорее всего, это так… но все-таки она должна услышать это из его собственных уст.
— Да, не имеет… но я хочу знать, — продолжала настаивать она. — Я хочу знать, почему.
— Это связано с моим другом, — тихо сказал он. — С очень близким другом.
Она пристально посмотрела на него. Он уже упоминал раньше какого-то друга. Несколько раз. Она не могла спросить то, что хотела знать. Значит, он важнее аля тебя, чем я?
— Все из-за друга? — переспросила она, не в силах больше злиться на него. — А какие у тебя были планы относительно меня?
Какое-то время он смотрел на нее:
— Со мной нет никакого отряда. Но я подозреваю, что скоро он здесь будет. Они могут выследить меня так же, как я выследил тебя. Поэтому я должен повидаться с твоим дядей.
Она отвернулась:
— Он убьет тебя.
— Вполне вероятно.
— Тогда зачем?
— Я хочу, чтобы он отослал тебя и Робина.
— Нет, — она отвернулась.
Он схватил ее за плечи, затем крепко прижал ее к себе.
— Черт возьми, Ники, ты должна меня послушать.
Он достал револьвер и передал его ей:
— Возьми его себе, если хочешь. Но ты должна отвести меня в Логовище к Нату Томпсону.
В его голосе звучали умоляющие нотки, которых она никогда раньше не слышала. Он был таким хорошим. Очень, очень хорошим. Она почти поверила ему. Она очень хотела поверить ему. Ее боль бы уменьшилась, если бы она думала, что он защищал друга, а не себя. Но так ли это?
Наконец она поднялась, чувствуя ужасную слабость в ногах. Рыдания отняли у нее последние силы, которых и так не осталось после всего, что она пережила. Но она заставила себя взять револьвер и навела его на Кейна.
— Я могу убить тебя.
— Я знаю.
Их глаза встретились. Его взгляд был таким глубоким, просто бездонным. Она подумала, что совсем не знает его.
— Почему я должна вести тебя туда?
— Если не ради себя, то хотя бы ради Робина. Я должен убедить твоего дядю отослать вас. Я не хочу… чтобы кого-нибудь из вас убили.
Она выпрямилась.
— Логовище — мой дом.
— Это пристанище убийц.
— А кто ты, Дьявол? Я читала объявления в газетах. — Она увидела, как что-то промелькнуло в его глазах, когда она произнесла его прозвище. Она взглянула на его лицо, на шрам, на вновь отросшую щетину, которая делала его лицо более жестким. Она увидела его настороженный взгляд, губы, которые когда-то ее целовали, а теперь стали чужими. Ее бросало то в жар, то в холод. Сердце молчало, хотя влюбленная женщина в ней все еще помнила вкус их поцелуев.