Поттер Патриция. Договор с дьяволом

   Он никогда не узнает ее имени, потому что никогда не приблизится к ней. Все в нем протестовало против мысли использовать ее, предать. Но что, если это единственный способ спасти Дэйви?
   Когда он вошел в переполненный салун, все взгляды обратились на него. Некоторые по привычке тянулись к пистолетам, которых у них не было. Пробравшись к стойке, он увидел, что Хильдебранд, сидевший в дальнем углу салуна в обществе нескольких человек, жестом приглашает его присоединиться к ним.
   — Познакомься, — сказал Хильдебранд и назвал имена своих товарищей, некоторые из них Кейн слышал раньше.
   — Как вам нравится наш маленький городок? — спросил один из них.
   — Здесь интересно, — уклончиво ответил Кейн.
   — Надолго вы сюда?
   — На время, чтобы ищейки потеряли мой след.
   К нему бочком подобрался какой-то человек. Его щеку тоже прорезал шрам. Подняв руку к лицу, человек спросил:
   — А свой вы где получили?
   — На войне, — коротко сказал Кейн.
   Человек с разочарованным видом отошел от него. Кейн спросил себя, какой же, интересно, ответ он ожидал услышать. Он продолжил потихоньку потягивать виски, давая всем понять, что не хочет, чтобы к нему приставали с расспросами. Он чувствовал себя как волк среди койотов. У них, вероятно, сходное прошлое, даже какие-то общие интересы, но эта компания ему не нравилась.
   Все люди, вместе с которыми он провел последние несколько лет, в прошлом были из армии южан. На путь преступления их толкнула несправедливость. У одних янки отняли землю, у других — убили всех родных. После войны они вернулись на пепелище; земли, на которых поселились и работали их отцы, были захвачены разбогатевшими во время войны северянами. Они вынуждены были бороться с мексиканцами и индейцами, с засухами и наводнениями во имя осуществления своей маленькой мечты, во имя права жить на своей земле, возделывать ее и разводить скот. И за это право они боролись последние два года, так же как и предыдущие четыре долгих года на войне. Ставка в борьбе была та же, но расклад был для них еще хуже, чем раньше.
   Во всяком случае, он стал преступником по этой причине. А была ли какая-нибудь причина у Ната Томпсона?
   — Давай, Дьявол, — нарушил его размышления Хильдебранд. — Сыграй с нами в покер.
   Кейн кивнул и сел за столик вместе с Хильдебрандом и еще тремя. Паркера, Кайо и Карри, припомнил Кейн, разыскивали за ограбление банка, в ходе которого погибли двое детей. Кейн перетасовал колоду и начал сдавать.
   Играть они закончили спустя часа три. Кейн оказался в большом выигрыше, что не принесло ему симпатий остальных игроков. Карри в особенности совершенно не умел проигрывать и к тому же в покер играл из рук вон плохо. Он несколько раз выругался, а выходя из-за стола, опрокинул ногой стул.
   Хильдебранд пожал плечами. Они с Кейном остались за столиком вдвоем.
   — Ничего, переживет.
   Кейн налил своему собеседнику стакан виски из только что купленной им бутылки.
   — Он всегда так скверно играет?
   — Только когда слишком много выпьет.
   Что случалось нередко, подумал Кейн, судя по нездоровому цвету его лица.
   — А как насчет завтрашнего вечера? — спросил Хильдебранд. — Я хочу отыграться.
   — Ничего не имею против. Что здесь еще делать? — ответил Кейн. — Ты давно здесь?
   Хильдебранд вздохнул:
   — Месяц. Я уже почти совсем на мели. Пытаюсь собрать народ для одного дельца в банке. Ты как?
   — Может быть, — медленно произнес Кейн. — Правда, сейчас это довольно хлопотно. За мной весь Техас гоняется.
   — Я не про Техас.
   Кейн позволил себе выказать интерес, хотя и не сказал ничего, ожидая, пока его собеседник расскажет поподробнее.
   — Канзас, — продолжал Хильдебранд. — Скотоводы сгоняют туда стада, а покупатели держат в тамошних банках кучу денег. Мне бы такой человек, как ты, пригодился.
   — А еще кто?
   В глазах Хильдебранда появилась настороженность.
   — Пока точно не знаю.
   — Я должен знать людей, с которыми иду на дело, — сказал Кейн. — Я не собираюсь без надобности рисковать. Когда ты найдешь других желающих, я решу, — он налил Хильдебранду еще стакан. — А далеко отсюда этот банк?
   — Это смотря куда ты скажешь Томпсону, чтобы тебя доставили. Дней десять-двенадцать быстрой езды от техасской границы.
   Никакого толку. Ну что ж, можно, наверное, и спросить:
   — А ты случайно не знаешь, где мы?
   Хильдебранд покачал головой:
   — Не знаю и знать не хочу. Так спокойнее.
   — У Томпсона неплохо идут дела.
   — Хотел бы я, чтобы у меня они так шли, черт побери. Никакого риска. А деньги текут рекой.
   — Я думаю, мне здесь быстро надоест, — сказал Кейн. — Без риска жить неинтересно.
   — Кстати, об интересном. Я видел, как ты говорил с Ники Томпсон.
   — Ники?
   — С племянницей Томпсона. Классная девчонка, но не нашего поля ягода. Это первое правило Томпсона. Когда я два года назад впервые здесь появился, один человек попытался ее поцеловать. Томпсон выпорол его до полусмерти. И я его с тех пор не видел и не слышал.
   — Я это запомню. — Кейн отхлебнул еще виски. Не следовало этого делать. Ему нужно иметь ясную голову. Но упоминание об этой девушке его взбудоражило. Ники. Подходящее имя.
   Он резко поднялся из-за стола, толкнув бутылки к Хильдебранду.
   — Допивай. Я пойду к Розите.
   Хильдебранд осклабился:
   — Спроси там Кару.
   Наверное, он так и сделает, подумал Кейн. Может, это все, что ему нужно, — снять физическое напряжение. Он направился к находившемуся рядом с салуном борделю, но остановился, увидев свет в окне каменного дома в конце улицы.
   Ники.
   К черту все. Ему нет никакого дела ни до нее, ни до того, что будет потом. Бормоча проклятия, он продолжил путь к Розите.
   * * *
   Значит, он, в конце концов, такой же, как все.
   Ники наблюдала из окна, и в ней бурлила ревность, хотя для этого не было никакой причины. Она не могла претендовать на Дьявола, да и не хотела. И все же было так больно думать, что он сейчас с одной из женщин Розиты.
   У мужчин есть определенные потребности, Ники это знала. Жена Энди, Хуанита, поведала ей кое-какие интимные секреты, и она слышала, что говорили мужчины, когда думали, что она их не слушает.
   Откроет ли она когда-нибудь эти секреты для себя? Разумеется, для этого ей нужно выбраться из Логовища.
   Чувствуя пустоту и одиночество, она зашла к Робину. Тот крепко спал. Рядом с ним на полу на самодельном ложе из тряпок лежал ястребенок. Робин уже успел окрестить его Дьяволом.
   Она забралась в свою постель, чувствуя себя очень несчастной, одинокой и покинутой. Почти так же она чувствовала себя в семь лет, когда умерла ее мать, а затем и отец. Ники понимала, что это глупо. Но все же внутри у нее все сжалось от жалости к себе. Непонятные желания томили ее, но она не знала, что это такое. Не могло же это быть из-за Кейна О'Брайена. Она никогда не полюбит мужчину вроде отца или дяди Томпсона. Она была к ним обоим нежно привязана и очень переживала, когда потеряла отца, а потеря дяди Ната причинит ей не меньше страданий. Но она не хочет жить их жизнью. Ники почувствовала у себя на щеке что-то мокрое и коснулась ее рукой. Слезы. Она не плакала с тех пор, как умер отец.
   Ники сердито вытерла лицо. Нет, она никогда не позволит себе увлечься таким человеком, как Дьявол.
   Кейн метался по комнате, вымещая свою ярость на всем, что попадалось под руку. Он не переставал проклинать Мастерса. Ему даже хотелось вернуться в тюремную камеру. Там не было необходимости выбора. Одно ожидание. Одна пустота.
   Он нашел у Розиты Кару и отвел ее в одну из задних комнат. Он с одобрением наблюдал, как она медленно и соблазнительно раздевается. Но, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, между ними встало другое лицо, нежное, как у феи, с большими карими глазами, большим ртом и серьезным взглядом.
   Он вдруг отстранился, чем вызвал у Кары недоумение.
   — Я что-нибудь не то сделала, сеньор? — спросила она.
   Она была хорошенькая, и ее улыбка говорила, что она довольна своей судьбой. Ее умелые руки расстегнули на нем рубашку и начали ласкать грудь. Он почувствовал, как тело его отвечает, но ум по какой-то причине оставался холоден. Почему-то занятие, всегда доставлявшее ему удовольствие, казалось теперь не правильным. Черт, что может быть в этом не правильного — он просто платит за любовь, вот и все.
   Он старался получить удовольствие. Старался изо всех сил. Ему нравились округлые формы Кары, хотя краешком сознания он сравнивал их со стройной грацией Ники Томпсон. В конце концов акт вышел поспешным и неуклюжим и совершенно его не удовлетворил. Он хотел, чтобы это поскорее закончилось. Дав Каре щедрое вознаграждение, он быстро ушел. И знал, что больше сюда не вернется.
   У него было такое чувство, словно кто-то просверлил в нем дыру, через которую вытекло все лучшее, что в нем было. И как его угораздило в это вляпаться?
   Ему нужно было наконец сделать правильный выбор в жизни. Но дело в том, что он уже не знал, что правильно, а что нет. Ему предстояло выбрать жизнь Дэйви или его смерть. Если бы он раньше знал, как это будет непросто. Все перемешалось, как в калейдоскопе, одна картинка сменялась совсем другой. Ему надо было выбрать одно из двух: либо предать своего лучшего друга, либо погубить эту хрупкую женщину, которая волновала его больше, чем он желал себе в том признаться.

5.

   Ники больше всего любила утро. Обычно она вставала на заре и ехала на прогулку. Почти все обитатели Логовища в это время спали; их стихией была темнота.
   У Ники было свое любимое место, холмик на западной окраине долины, откуда было видно, как восходит солнце и земля расцвечивается яркими красками. Здесь она могла остаться наедине со своими мыслями и все обдумать.
   По дороге в конюшню она не встретила ни души. Молли, как всегда, приветствовала ее ржанием. В это утро Ники решила обойтись без седла и уздечки и, взяв кобылу за повод, вывела ее из города.
   Кобыла, которой дали волю, радостно гарцевала. Темнота ночи уступила место первым лучам все еще скрывавшегося за горами солнца, а зарождавшийся в серой утренней дымке день обещал быть ясным. Легкий ветерок гнал по гладкой ткани ясного неба прозрачное кружево редких облаков.
   Объехав стороной то место, где она застрелила Янси, Ники направилась дальше вверх по ручью, где начинался подъем в горы. На скалах, пробиваясь сквозь камни, росли чахлые дубки и тополя, и девушка всегда испытывала к ним благодарность за то, что они мужественно продолжают борьбу за существование. Наверное, где-то здесь О'Брайен нашел ястребенка, потому что над стеной каньона парили ястребы. Интересно, которая из них мать, потерявшая своего птенца, и сожалеет ли она о потере. Эта мысль огорчила ее, разбудив все еще дремавшее внутри сладкое томление.
   Она не могла припомнить такого чудесного рассвета, и все-таки даже в это утро все казалось не правильным и неестественным.
   Молли сразу поднялась на вершину. Соскочив на землю, Ники присела на трухлявое бревно, а кобыла принялась щипать травку. Из-за гор поднимался золотистый нимб рассвета. Еще минута, и солнце, коснувшись вершин, прогонит их сон.
   Она перевела дыхание. Сколько прекрасного скрывается, должно быть, за этими горами. Ники никогда до сих пор не задумывалась о том, как она одинока. Или, может быть, просто не желала себе в этом признаться.
   Появилось солнце, его лучи раскололись об острые края утесов на медные и серебряные пятна. Оглядевшись, девушка заметила, что вдоль стены каньона пробирается всадник. Хотя он был далеко от нее, она его сразу же узнала. В первую очередь по лошади серой масти — серых в Логовище было немного. И по манере всадника держаться в седле. Она издалека наблюдала за ним. Он, казалось, что-то искал. Выход? Но зачем? Он же заплатил целое состояние, чтобы попасть сюда.
   Расставленные на ключевых позициях часовые, вероятно, не видели человека, который двигался вдоль скалы, словно изучая горные породы. Ослепительное сияние утра померкло. Она еще несколько минут наблюдала за ним, а потом он повернулся, и металлическая окантовка его седла сверкнула на солнце. Затем он замер — не потому ли, подумала она, что заметил ее? Очевидно, да, потому что он повернул коня в ее сторону и неторопливым шагом направился к ней.
   Ники раздумывала, не вскочить ли ей на лошадь и не поскакать ли что есть духу обратно в поселок, чтобы не нарушать гармонию утреннего покоя. Она со всей ясностью осознала, что безоружна — она не взяла с собой ни ружья, ни даже маленького пистолета, но ноги у нее словно приросли к земле. Она только смотрела, как все отчетливее вырисовываются на фоне гор очертания его фигуры.
   Ники провела рукой по волосам, пытаясь их пригладить, одновременно осознавая тщетность своей попытки и презирая себя за желание выглядеть лучше. Это же преступник, который к тому же вчера ночью был у женщины легкого поведения. Хотела бы она, чтобы сердце ее не колотилось так сильно.
   Когда он приблизился, она не двинулась с места. Остановив своего серого, он легко соскочил с седла.
   Сняв шляпу, он слегка поклонился, точно так же, как при их первой встрече. Сердце у нее замерло, а затем пустилось вскачь.
   — Мисс Томпсон, — произнес он. — Мое почтение. Я думал, что сегодня утром мне никто, кроме птиц, не встретится.
   Ники с усилием заставила себя заговорить. В голосе ее невольно прозвучало обвинение:
   — Меня удивляет, что вы так рано встали после столь короткого сна.
   — Короткого? — удивился он.
   Ники закусила губу. Ей не хотелось, чтобы он думал, будто она за ним шпионит. Ведь она совершенно случайно выглянула в тот момент в окно.
   — По вечерам все ходят в салун и к Розите.
   — Правда? — спросил он, изобразив голосом легкое удивление.
   Ей захотелось дать ему пощечину. Но вместо этого она продолжала нападать:
   — Что это вы здесь делаете?
   — Я всегда рано встаю. Я осматривался. Хотел попробовать найти гнездо ястреба.
   — Зачем?
   Он поглядел ей прямо в глаза:
   — Чтобы чем-нибудь заняться, мисс Томпсон. А то мне здесь быстро наскучит.
   — Почему?
   Он вопросительно приподнял бровь.
   — Ведь всегда же есть Розита.
   — Вы уже во второй раз о ней говорите.
   — Я видела, как вы вчера туда заходили, — едко произнесла она. Она знала, что это неразумно. Говоря о Розите, она давала ему понять, что это задевает ее за живое. Но слова вырывались, как брызги из кипящего чайника.
   — Наверное, не один я хожу к Розите, — резонно возразил он.
   — Разумеется, нет, — чопорно произнесла она. — Просто мне интересно, почему вы так рано встали. Мой дядя не любит, когда гости пытаются что-то разнюхать.
   Он усмехнулся:
   — Да я ничего не разнюхиваю. Даже если бы я и пытался, у меня бы ничего не получилось.
   — Вы смеетесь надо мной, мистер О'Брайен?
   — Нет, мисс Томпсон, не смеюсь. Я просто пытаюсь оправдаться, а я это редко делаю. — В его голосе слышались жесткие нотки. — Крайне редко.
   Она кусала губы. Его манера вести разговор приводила ее в замешательство. То он был само очарование, а то через мгновение в его голосе слышалась угроза. И все же она чувствовала, что эта угроза к ней не относится. Ники поспешила переменить тему:
   — Я приезжаю сюда каждое утро.
   Он поглядел на восток, где солнце уже ярко освещало вершины гор:
   — Я могу понять, почему. Но это не опасно?
   Она подумала о Янси, а затем о Кейне О'Брайене. Он гораздо более опасен. Потому что правила этой игры были ей неизвестны. Она не умела флиртовать, и поэтому с языка у нее срывались всякие глупости. Ники трепетала при мысли о том, что он может р ней подумать.
   — Я могу за себя постоять, — возразила она.
   — Я это заметил. Но сегодня вы вроде бы не взяли с собой пистолета.
   — Взяла, — солгала она.
   Его глаза блуждали по ее фигуре. Ее словно обожгло изнутри. Не в силах выдержать его взгляда, она, спотыкаясь, отступила, и лицо ее залила краска.
   Он протянул руку, чтобы ее успокоить, и блуждавшая на его лице легкая улыбка сменилась озабоченным выражением:
   — Я не хотел…
   Ники побежала бы прочь, если бы не боялась снова споткнуться. Его рука дотронулась до ее плеча, пальцы в перчатке поднялись к ее щеке, слегка коснувшись ее.
   — Я не причиню вам зла, — тихо сказал он.
   Он отвел руку, и она почувствовала себя так, словно у нее отняли что-то очень важное. Она опустила глаза и увидела, что он снимает перчатку. Его обнаженные пальцы вновь коснулись ее щеки, и у нее дух захватило от внезапного острого чувства близости.
   Раньше до нее никогда не дотрагивались мужские руки. Она не знала, что они могут пробуждать подобные ощущения, что от одного лишь легкого прикосновения кровь может быстрее побежать по жилам, а тело — вспыхнуть, как в лихорадке. Она подняла голову, чтобы взглянуть на него. Его постоянная сардоническая полуулыбка неожиданно сделалась мягче.
   Ники подняла руку и осторожно коснулась неровного шрама.
   — Как это случилось? — шепотом спросила она.
   — Меня ранили штыком во время войны, — ответил он, отворачиваясь.
   Она поежилась, думая, как ему, должно быть, было больно.
   Рука внезапно упала.
   — Я и сам долго не мог к нему привыкнуть, — сказал он, и она вдруг поняла, что он решил, будто шрам вызвал у нее отвращение.
   — Я думаю, что он вас украшает.
   Он усмехнулся:
   — Такого мне никто еще не говорил.
   — Вы получили его в честном бою. Вы должны им гордиться, — выпалила Ники. В его глазах мелькнуло удивление, и она почувствовала себя девчонкой, а не взрослой девушкой. Он опять поднял бровь. Теперь он выглядел как настоящий дьявол. И все же страха она не испытывала.
   — Я с тех пор не сделал ничего, чем мог бы гордиться, мисс Томпсон.
   — Почему? — Глупо было задавать этот вопрос, тем более головорезу с такой скандальной репутацией, как у Дьявола. Но ей хотелось знать.
   — Гордиться нужно совсем не тем, что обычно считают предметом гордости, — сказал он, криво улыбнувшись. — Поверьте мне.
   — Почему вы пошли на войну?
   Перед глазами его внезапно упал занавес.
   — Наверное, мне самому этого никогда не понять, мисс Томпсон.
   — Ники, — поправила она. — Все зовут меня Ники. — Она знала, что не стоит поощрять такое сближение, но ей вдруг показалось, что они могут стать друзьями.
   — Ники?
   — Сокращенное от Николь. — Ники, затаив дыхание, ожидала его реакции. Николь — это имя для леди, а не для женщины, которая носит мужскую одежду и без колебания может всадить пулю в человека.
   Но он не рассмеялся.
   — А как мисс Николь Томпсон оказалась в Логовище? Почему она не замужем или не окружена толпой поклонников?
   Ники прикусила язычок. Она и так уже слишком много сказала. Жизнь ее дяди, так же как жизнь Робина и ее собственная, зависела от образа непогрешимого и непреклонного Ната Томпсона. Она не могла сказать ему, как сильно ей хотелось уехать отсюда и как часто она об этом думала.
   Она пожала плечами:
   — Дядя взял нас после того, как мой отец погиб. Мать умерла годом раньше при рождении Робина. Дядя Нат очень добр к нам.
   По его лицу пробежала какая-то тень. Она появилась и исчезла так быстро, что Ники не успела уловить выражения его лица. Но мускулы на его шее напряглись, и сам он весь как будто окаменел.
   — Вы не думаете, что вам здесь не место, что лучше было бы отправиться домой? — Эти слова прозвучали резко, как выстрел. Они больно ранили ее. Ники отвела взгляд, чтобы он не видел, не понял, как на нее подействовал его резкий тон. Она испытывала смущение, боль… и яростное желание нанести ответный удар.
   — Мой дом здесь, мистер О'Брайен. Мой дом и моя семья. Это вы явились сюда.
   — Я полагаю, что деньги делают мое появление здесь весьма желанным.
   В его глазах внезапно появился холод, от которого мурашки побежали по спине Ники. Как ей могла даже на минуту прийти в голову мысль, что он не такой, как все? Он же просто хамелеон, мужчина, который умеет использовать свое обаяние лучше, чем другие.
   — Не делают. Вы платите за безопасность, вот и все. За возможность продлить свою жизнь. Может, вы забыли, какие здесь правила?
   — Держаться от вас подальше? Это опять вмешательство судьбы. У меня и в мыслях не было, что я могу встретить вас.
   — Или еще кого-нибудь, — едко заметила она. — Интересно, что подумает мой дядя, когда узнает, что вы рыскали у стен каньона?
   — Не думал я, что сменил одну тюрьму на другую, — ответил он, сжав зубы. При этом шрам сделался отчетливее, от всего его облика повеяло опасностью. По его телу пробежала едва уловимая дрожь, будто он безуспешно пытался овладеть собой. — Но я сожалею, что нарушил ваше спокойствие.
   Однако в его тоне не было и тени сожаления. Он рассердился, и она не понимала, почему. У нее ведь было больше причин сердиться. Он и в самом деле нарушил ее покой. Заставил ее проявить к нему интерес, а теперь позволяет себе так с ней разговаривать.
   И что еще хуже, он заставил ее испытать такие ощущения, каких она не знала раньше. Она не хотела их испытывать — только не по отношению к нему, к преступнику. Любовь к преступнику убила ее мать, не позволила ей вызвать доктора, который, возможно, спас бы ее. И ее дядя, несмотря на все удобства, тоже находится здесь как в ссылке. И они с братом тоже.
   Она болезненно стремилась обрести почву под ногами, ждала, когда же кончится этот страх. Страх за дядю, за брата. Ей было страшно уехать из Логовища, единственного хорошо известного ей места на свете, и страшно оставаться здесь и никогда не узнать другой жизни. Раньше она всегда могла прогнать прочь свои страхи, но теперь они все чаще брали над ней верх.
   Ники выпрямилась, вызывающе подняла подбородок и пошла к своей лошади.
   — Я вам помогу, — сказал Кейн О'Брайен.
   Она не хотела, чтобы его руки снова касались ее. Ей не выдержать этого растворяющего ее ощущения, этой сладкой тянущей боли в животе.
   — Нет, — отрезала она и подвела Молли к бревну, на котором сидела, когда заметила его. Встав на бревно, Ники перекинула ногу через спину Молли. Она знала, что выглядит не очень изящно, но в ту минуту было важно другое — как можно быстрее скрыться. Не оглядываясь, она ударила Молли ногами в бока и почувствовала, как Кобыла протестующе дернулась и понесла. Ей как раз и требовалась дикая, безудержная скачка. Склонившись к шее Молли, Ники помчалась по склону холма.
   Первым побуждением Кейна было кинуться за ней вслед, но он тут же заметил, что она прекрасно справляется со своей лошадью. Тогда на смену испугу пришло восхищение. Он никогда раньше не видел, чтобы женщина была такой хорошей наездницей. Она сидела на Молли словно влитая. Он провожал ее глазами, пока она не исчезла из виду, оставив его в полном смятении.
   Не следовало ему к ней прикасаться. Но у нее был такой соблазнительный вид — в глазах горело любопытство, большой рот сложился в легкую удивленную улыбку, солнце покрыло волосы золотистой паутинкой. Это необычнейшее сочетание дерзости и невинности странным образом взволновало его. Когда он коснулся ее, то почувствовал, как она задрожала, и инстинктивно понял, что ни один мужчина никогда раньше до нее не дотрагивался. Она была словно розовый бутон — готовая раскрыться и в то же время хрупкая, ранимая, легко могла погибнуть от безжалостной грубости какого-нибудь негодяя.
   Он тяжело вздохнул, полностью ощущая себя именно таким негодяем. Ее честность и открытость больно ранили его, заставили отдернуть руку от нежной, как лепесток, щеки.
   Мой дядя взял нас, когда отпей, погиб, сказала она. Значит, они с братом оказались здесь не по своей воле. Но почему же она не уедет? Разве ей хорошо здесь живется?
   Не думай о ней. Думай о Дэйви, предостерег его холодный голос разума.
   Еще раз окинув взглядом стены каньона, Кейн сурово сжал челюсти. Пока что даже намека нет на лазейку. Как же он определит местонахождение Логовища, если не сможет выбраться наружу без повязки на глазах.
   Ники. Ники — вот ответ. Она должна знать, где они находятся. Не могла же она провести всю свою жизнь здесь. От мысли использовать ее Кейну становилось тошно. Но у него не было выбора — ведь речь шла о спасении человека, который был ему дороже родного брата.
   Ему не следовало возвращаться домой с войны. Он никогда не мог понять, почему он выжил, когда другие, лучшие, погибли. Пули пролетали мимо него, поражая тех, кто стоял рядом. Штык тоже не попал в цель — в его глотку, а всего лишь распорол ему щеку, и даже в лагере для военнопленных у янки он справился с болезнями, свалившими с ног других. Он уже начал думать, что родился в сорочке, но, когда возвратился в Техас, разбогатевшие во время войны северяне добрались до ранчо Дэйви. Черт, и даже тогда он ничего не имел против жизни в изгнании.
   Он сожалел только о том, что все глубже и глубже втягивал Дэйви в свои преступления.
   Он взобрался в седло. Интересно, расскажет ли Ники Томпсон своему дяде о том, что он здесь что-то вынюхивал. Кейн не удивился бы, узнай он, что Томпсону уже об этом известно. Кейн догадывался, что очень немногое из происходящего в этой долине могло ускользнуть от всевидящего ока Томпсона.
   Нат Томпсон исподлобья глядел на Митча Эверса. После недавнего инцидента с Янси он попросил Митча приглядеть за Ники.
   — Она встречалась с О'Брайеном? — спросил Томпсон, чуть заметно повысив голос.
   Эверс кивнул.
   — Я думаю, эта встреча произошла случайно.
   — Какого черта он там делал верхом на лошади в такое время?
   — Энди говорит, что Дьявол вообще много ездит верхом.